Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

– А зачем он тебе нужен? Прекрасно знаешь, за что взяли.

– Я совершенно не понимаю, в чем дело. И хочу знать, по какой причине я здесь нахожусь.

– По какой причине? Тебе прошлой весной Особое присутствие правительствующего сената что присудило? 5 лет каторги после того, как родишь. Ты уже не беременна, поэтому самое время отправиться подальше от приличных людей.

– По приказу Великого князя Михаила Николаевича и Его императорского величества, я была избавлена от такой необходимости.

– София Львовна, вы что несете? Чтобы Государь дал такое распоряжение касательно несостоявшейся бомбистки? Симулировать сумашествие у вас не получится, сейчас врачи на раз-два отличают действительно больных от симулянтов. Так что не надо волноваться, скоро этап в Забайкалье.

София еще поперепиралась с жандармом, но все это было бесполезно. Девушка решила надеяться на то, что следователь во всем разберется, иначе ситуация приняла бы совсем грустный оборот.

Петр Васильевич пришел на работу в полицейский участок.

– Разрешите доложить о проделанной за выходные работе. Арестовано двое бродяг по подозрению в разбоях. Поджог дома Игнатюковых – дело рук Геннадия Григорьева. В пятницу вечером была задержана девица Собольникова София Львовна, самым наинаглейшим образом уклоняющаяся от отправки на каторгу. Виктор Шалдаев, вор, который решил сотрудничать со следствием…

На последнем предложении Петр Васильевич поменялся в лице и жандарм не успел договорить.

– Идиот, ты в курсе, что наделал? За твоей Софией Львовной стоит Великая княжна Анастасия Романова, которая по каким-то непонятным причинам добилась оправдания этой девицы. Еще нам не хватало, чтобы за твою оплошность мне надавали по шапке. Быстро пошел за девицей, будем извиняться. Может быть, у нее не хватит сообразительности на нас жалобу написать.

Жандарм привел Софию в кабинет следователя.

– София Львовна, – начал он, – Как вы понимаете, ошибки в нашей работе неизбежны. Дело полиции – следить за порядком, поэтому поймите, что никто из нас не желал ничего дурного, а сотрудники просто выполняли свою работу и проявили немного больше бдительности, чем надо. Так что не серчайте.

Шокированная София вышла на улицу. У нее с трудом в голове укладывалось то, что произошло с ней в последние дни. Естественно, ни о какой жалобе не могло идти и речи: выбралась из полиции живой, здоровой и без очередной судимости – и уже хорошо.

В доме Бирюковых, куда София вернулась сразу после освобождения из участка, из головы девушки все равно не могло уйти все то, что произошло в полиции. А самое главное – как хорошо, что она случайно не сказала ничего лишнего, иначе так хорошо все бы не окончилось.

«Вот так, люди новые, половины информации не знают, а я за эти два дня вся испереживалась», – подумала София.

Решив, что она скажет Бирюковым, что никак не удалось поехать на выходные раньше понедельника, София направилась в дом. Все было по-прежнему. Обняв Юленьку, София расплакалась. Какой-то дальней частью своего сознания София понимала, что скоро она уже не увидит свою кровиночку. Загнав эту мысль в самый дальний угол своей головы, София решила вместе с дочерью прогуляться и встретиться с Алексеем.

Однако сразу уйти девушке не удалось. Георгий Сергеевич начал расспрашивать Софию о ее жизни в институте.

– Соня, а почему у тебя успеваемость так упала? Из единиц можно забор построить, – спросил он и, увидев удивление девушки, добавил, – Мне твой табель приходил. Классная дама прислала. Просила разобраться в ситуации.

– Понимаете, у меня почему-то совсем ничего в голову не лезет. Думаю о Юленьке, не могу учиться.

– Это все понятно, но все равно, ситуацию с оценками надо исправлять. Ты же можешь на экзамены не выйти и на второй год остаться.

– Я прекрасно все понимаю, однако, ничего сделать с собой не могу.

Лишь спустя некоторое время Софие удалось выйти из дома своего опекуна к Алексею.

София взяла свою дочь и направилась к своему любимому. Ее до сих пор немного потряхивало, события прошедших выходных не выходили из головы.

– Ну что, Соня, как дела? – спросил девушку Алексей.

– Плохо, – сказала София и пересказала ситуацию на выходных, – Настроения нет совсем.

– Оно и понятно. Главное, ты не переживай, все будет хорошо. Обошлось – и ладно.

Поговорив некоторое время, София вернулась к Бирюковым. Тем временем, Георгию Сергеевичу из своих источников стало известно, что произошло с ее подопечной на этих выходных.

– Соня, – сказал Георгий Сергеевич, – Мы с Марией Викторовной настаиваем, что ты должна написать жалобу. Неслыханное дело, невиновного человека почти трое суток в отделении продержать.

– Не стоит, все мы люди, каждый может ошибаться. И в отделении ошиблись. Понятно, что я ни в коем случае не могу их оправдывать, но связываться и тратить свои каникулы на такую волокиту не хочу, – ответила София.

Оставшись вдвоем, Георгий Сергеевич сказал своей жене:

– Ну что, сбываются мои самые худшие опасения. Соня не хочет писать жалобу не поэтому. Просто она в чем-то замешана и боится лишний раз связываться с нашей полицией.

– Ты уверен? Может быть, все не так страшно.

– К сожалению, уверен. Очень хочу ошибаться, но это маловероятно. Практически не сомневаюсь, что она с кем-то занимается распространением прокламаций. Если дело до суда дойдет – червонец обеспечен.

– В смысле? – удивилась Мария Викторовна.

– В смысле, на десять лет поедет куда-нибудь далеко, – ответил Георгий Сергеевич.

Он даже и не предполагал, что все гораздо печальнее и его подопечная поедет не в Забайкалье и не на десять лет.

София пошла в особняк Емельяновых к Алексею. Одним из планов на эти каникулы был разговор с Алексеем про беременность, девушке было интересно, как воспримет эту новость ее так называемый муж.

– Соня, поздравляю, очень рад за тебя и за нас,– сказал он, – Получается, ты теперь из активной борьбы уходишь?

– Почему? В декабре будет еще не очень большой срок, ничего мне не помешает принять полное участие в нашем деле. Так что планы совершенно не меняются.

– Как Гельфман планируешь действовать?

– Сплюнь. Это мой самый большой страх. Буду действовать как Соня Собольникова.

– Я не в этом смысле имел в виду. Как дела на учебе?

– Нормально. Все по-прежнему. Ничего не изменилось. Как у вас здесь? Как подготовка?

– Пока не двигаемся, еще рано. Нитроглицерин будем делать в ноябре. Так что учись пока спокойно.

Вдруг задумавшись, София решила рассказать Алексею о еще летнем разговоре с Георгием Сергеевичем, рассказать о котором у нее все не доходили руки. Девушка сказала, что Бирюковы знают, куда и с кем ездила София и недовольны этим известием.

Алексей был слегка шокирован данной новостью.

– Получается, Бирюковым все известно. Может быть, не совсем все, но какие-то подозрения имеются. Поэтому, прошу тебя, Соня, будь осторожна. Нам еще много чего надо будет сделать. Нельзя раньше времени попадаться полиции, – Алексей остановился, – Соня, ты чего плачешь?

– Юленьку жалко. Как она без матери расти будет? Сначала в Смольный уеду, потом еще дальше… Я второй год как сирота и с ужасом думаю, каково будет моей доченьке, знать, что ее мать где-то далеко и не может быть рядом с ней.

– Сонечка, ты успокойся. О худшем не думай. Кто сказал, что все обязательно закончится судом и каторгой?

– Никто. Но ты сам все сегодня видел. А еще мне сон плохой снился. И уже несколько раз. Будто я нахожусь в одиночке Трубецкого бастиона. Ты погиб, отец тоже, а я попала под высочайшую милость. Приходит время рожать, а ни акушерки, ни врача рядом нет. А потом я умираю.

– Забудь. В сны верят только старушки. Тем более, как может этот сон быть вещим, если твоего папы уже сколько времени нет с нами. А ты уже давненько родила.

– Хотела бы я верить, что все будет хорошо, но как-то тревожно на душе. И на учебу скоро, меня это совсем не радует. Но, если говорить откровенно, лучше на учебу, чем в Третье отделение.

– Да, учеба – дело нужное. Когда в институт отбываешь?

– Через неделю, – снова начала плакать София, – Не хочу в институт, не хочу ходить парами и вести себя прилично.

– Не расстраивайся, все к лучшему. Думай о том, что тебе осталось учиться всего год, а это совсем немного. И в этот год нам надо будет много чего сделать. Все только начинается!

– Да, все только начинается, – твердо сказала София, – Не надо раскисать, надо находить хорошее в любой ситуации. Кстати, что нового?

– Ничего. Все по-старому. Нитроглицерин сделали, все подготовили. Осталось только поехать в столицу. Может быть, тебе не стоит туда ехать?

– Почему не стоит? Стоит. Я тоже должна туда ехать, подстраховать тебя и Марию Емельянову.

– Как хочешь, дело твое. Кстати, как у тебя дела в институте? Давно что-то не спрашивал, а ты сама не говоришь.

– Не говорю, потому что хотя бы на каникулах вспоминать про него не хочу. Дела нормально, ругаюсь с учителями, получаю единицы, недавно устроила истерику классной даме, в общем, все хорошо.

– Нашла чем хвастаться. Веди себя прилично, а то выгонят еще. И оценки бы хоть немного исправила.

– А зачем? Главное – это дожить до декабря, живой, здоровой и на свободе. А там либо все изменится и институт в принципе закроют, либо мне будет просто не до учебы в Шлиссельбурге.

– Слушай, не надо о грустном. Расскажи лучше, как Юленька.

Разговор плавно перешел на другие темы. Эти дни каникул проходили гораздо лучше предыдущих.

Софии настолько не хотелось расставаться с Алексеем, что девушка решила те три дня, которые она провела в участке, провести в его обществе, приехав в институт позже начала учебы. Не сказав Алексею точную дату, когда начнется учеба, София просто пожила эти дни у него. Но рано или поздно, с любимым пришлось прощаться и София, совершенно не желая этого, была вынуждена вернуться в институт.

Проходя мимо комнаты мадам Пуф, девушка прибавила шаг, чтобы не попасться классной даме, однако, ей это не удалось.

– Здравствуйте, мадам, – сказала София и сделала книксен, как это было положено по уставу института. Видя, что Анна Игоревна весьма недовольна ситуацией, София снова начала закипать, – Мадам Пуф, а что вам не нравится? Я пришла в институт, прибыла на учебу, да, на три дня позже, но меня эти три дня в полиции ни за что продержали, все справедливо, на каникулах я была ровно неделю. Не должны же мои каникулы были сократиться из-за произвола нашей полиции? Я вернулась, не пьяная, табаком от меня не несет, что еще надо?

– Софья, пошли к начальнице, – услышала девушка и недовольно подумала, – «Опять к начальнице, опять слушать все эти глупые разговоры, сколько уже можно?»

София была на взводе от того, что она вдруг вспомнила, как не так давно, дней пять назад Георгий Сергеевич намекнул девушке, что в курсе, чем она занимается и припугнул полицией. Конечно, опекун совершенно не представлял, насколько все далеко зашло, и думал, что дело ограничивается сходками и агитацией, иначе бы увез девушку куда-нибудь подальше из Москвы. София тоже догадывалась, что ее, простым языком говоря, «берут на понт», но ссориться с людьми, которые ее приютили, не хотела. Девушка просто отшутилась, вопрос был исчерпан, но осадок в душе остался.

А теперь, после всей этой ситуации, на девушку напала необычайная злость и София сказала мадам Пуф:

– Да пошел этот институт к чертовой матери!

С этими словами девушка выбежала на улицу. Погуляв недолгое время по улицам, София слегка остыла, а потом поняла, что поступила неправильно. Однако возвращаться в институт в таком состоянии девушке совершенно не хотелось. Поэтому она решила заночевать в бане родительского дома. Хоть и было там неприбрано, необжито, девушку этот вариант вполне устроил. Ночевать у Емельяновых София побоялась, чтобы ее вдруг не арестовали, мало ли, вдруг уже полиция напала на след – по улице проходил филер и София боялась, что он может заметить что-то не то.

София знала, что опоздание на учебу уже на четыре дня вполне может вызвать недовольство полиции, не говоря уже о недовольстве начальства, но девушка решила, что пусть будет то, что должно быть.

Родительский дом София посещала иногда, просто посмотреть, «подышать тем воздухом», повспоминать маму и папу. И в этот раз, вдоволь насладившись приятными воспоминаниями, девушка наутро решила не ехать в столь ненавистный институт, а устроить себе снова «гастрономический тур» и развлечься, в то время, как ее подруги сидят на уроках.

Для начала София решила купить всяких вкусностей на рынке. Соленых огурцов, селедки, пирожков с ливером. Потом пошла на прогулку в парк. Съела леденец на палочке, вспомнила детство, покаталась на конке до Сокольников и обратно и почувствовала себя вполне счастливым человеком, которого наконец-то не напрягает токсикоз.

Но как часто бывает, за счастливыми моментами приходят неприятные. Утомившись после прогулки, София зашла в трактир. Да, контингент там был не самый приятный, зато хозяин пек довольно вкусные пирожки, которые София любила. Поев пирожков с квасом, София решила направиться в сторону Смольного. Но все ей испортил один посетитель, который принял институтку за девицу легкого поведения, тем самым испортив ей настроение.

София вышла из трактира довольно злая. Этот пьяный посетитель, разговор с Бирюковыми, снова идти в этот ненавистный институт… А тут еще Василий Гаврилович, сторож, спрашивает, чего это благородная девица возвращается с каникул так поздно? Сославшись на важные дела, София прошла в здание Смольного.

София вошла в здание Смольного. Девушка была очень зла.

«Сейчас начнутся расспросы, где я была, почему пропадала? Надоели все, видеть никого не могу», – подумала София.

И тут, как назло, София увидела мадам Пуф, идущую ей навстречу.

– Мадемуазель Собольникова, вы где пропадали все это время? – спросила ее немка.

– Я отдыхала. С такой учебой скоро на стену полезешь.

Немка еще что-то говорила, но Софию уже было не остановить, дали о себе знать все обиды недавних дней, усталость от производства нитроглицерина и ненависть к институту.

– Это не институт, это тюрьма какая-то. Почему я не могу ходить куда хочу и где хочу? И сколько хочу? Пропустила уроки – выучу в свободное время. А не выучу – глупее не стану от того, что не научусь отличать ямб от хорея. Я не обязана ходить парами, носить форму как у приютских девиц и жить по расписанию. Я не каторжанка, во всяком случае, пока, не знаю, что будет завтра, поэтому не обязана сидеть здесь в заключении. Устроили тут цирк, прямо противно.

София хотела пойти в дортуар, но ответная речь немки заставила ее остаться на месте. Девушка понимала, что разозлила ее своим поведением, но считала себя полностью правой – кто, если не она расскажет старшей классной даме, что систему обучения надо полностью менять?

– Софья, предлагаю вспомнить, с кем ты разговариваешь, – услышала девушка слова мадам Пуф, но решила плюнуть на них с высокой колокольни, – Если тебя не устраивают порядки института – пожалуйста, бери чернила и бумагу, пиши документ с просьбой об отчислении и я уверена, начальница отчислит тебя сразу же.

Однако Софию было уже не остановить, гормоны ударили в голову, поэтому девица сгоряча начала говорить все то, о чем думала в последнее время и что когда-либо хотела сказать.

– Я бы с радостью пошла. Но куда? Мне некуда идти. Неужели вы позволите себе выгнать на улицу сироту, да еще и беременную? Я даже на панель не смогу пойти, потому что в положении. Хотя там гораздо лучше, чем в институте, и жилье бесплатное, и питание, и мамка* более адекватная, чем вы.

Глаза мадам Пуф округлились, а София продолжала уже со слезами в голосе:

– Мой благодетель, Георгий Сергеевич, привел меня сюда практически с панели. Зря он это сделал. Лучше бы в приют отдал. Надоела такая жизнь, слов нет.

Далее София продолжила свой монолог, где самыми нецензурными оборотами описывала жизнь в институте, порядки, правила, и то, что ей на все это плевать. Заканчивалась речь яркой фразой:

– .баный бабай, как же ты меня за…ла, немецкая мымра!

В общем, у девушки была самая настоящая истерика и ей было абсолютно плевать, что будет дальше.

*сутенерша

Такой реакции мадам Пуф не ожидала. Поняв, что София так реагирует, потому что беременная, классная дама взяла девушку за руку и повела в лазарет.

– Успокойся, ты в положении, нельзя так на все реагировать, – весьма спокойно и даже по-матерински сказала Анна Игоревна, чем ввергла Софию в еще больший шок, – И не плачь, не надо.

Девушка вытерла слезы и спокойно пошла за классной дамой.

– Пусть побудет до завтрашнего утра здесь, успокоится, – услышала девушка реплику мадам Пуф, сказанную медсестре, и легла на кровать.

От крика и слез болела голова, было немного стыдно за все произошедшее. Пролежав в слезах пару часов, София подошла к медсестре и попросила ее накапать ей успокоительного.

Вскоре заснув, София проснулась только на следующее утро. Несмотря на то, что на часах уже было десять утра, за девушкой никто не пришел.

– Софья, и что на этот раз произошло? – спросил девушку врач.

– Истерику вчера устроила, классную даму матом послала, – ответила София, – Если вы не против, то я на учебу возвращаться не буду, пока за мной не придут.

В лазарете София провела еще три дня, за девушкой до сих пор никто не приходил.

– Ладно, Софья, хватит уже бездельничать, надо и на уроки ходить, – сказал девушке врач, – Ты ведь здорова, чего тебе в лазарете валяться? Беременность – это не болезнь, а состояние человека.

Решив, что ей стоит извиниться перед классной дамой, София пошла в комнату мадам Пуф.

– Мадам Пуф, я бы хотела извиниться за те слова, которые вам сказала, – произнесла София, – Я постараюсь, чтобы это больше не повторилось.

– Посмотрим, – ответила классная дама и София, успокоенная, вернулась в дортуар.

========== Покушение ==========

1 декабря 1886 года София, взяв справку, которую ей написала Эмилиана, пошла с ней к начальнице.

– Мадам, – сказала она, – Вот документ, который гласит о том, что у меня беременность протекает тяжело, что мне необходим отдых и некоторое лечение вне стен института. Поэтому я вас уведомляю о том, что мне необходимо отлучиться недели на две.

– Хорошо, Софья, – ответила начальница, – Езжайте.

Для начала девушка уехала в родительский дом, а потом, собравшись с мыслями, пошла к Алексею.

– Ну вот, Алеша, я готова, – ответила девушка, – Поехали.

Взяв бомбу и временно расставшись с Алексеем и Марией Емельяновой – было решено, на всякий случай, ехать в разных вагонах, София тяжело вздохнула и начала вспоминать Смольный.

На ум девушки пришел такой эпизод: София, желая позлить мадам Пуф, решила демонстративно закурить. Девушка понимала, что ей, беременной, курить нельзя, однако, поразвлечься ей хотелось.

После выходных Софии очень не хотелось возвращаться к привычному ритму институтской жизни, зато в голову пришла идея, что можно устроить. София купила в одной из лавок сигареты и решила поиграть с огнем, а именно – пошутить над классной дамой. Естественно, над Анной Игоревной, потому что огорчать мадам Муратову София не хотела.

«А немку не жалко», решила София, – «Ругается она забавно».

София присела на лавочку в вестибюле и зажгла от свечи сигарету. Курить София не планировала – и вредно для ребеночка, и вообще, не хотелось, а вот демонстративно посидеть таким образом – почему бы и нет?

Ждать пришлось довольно долго, тем более, что пришлось пару раз прятаться от мадам Муратовой – попадаться ей в планы Софии не входило. Но через некоторое время Софии улыбнулась удача, как она подумала. Анна Игоревна спускалась по лестнице и увидела вопиющую картину – сидит институтка и курит.

Увидев шокированный вид классной дамы, София сказала:

– Мадам Пуф, чему удивляетесь, прогресс не стоит на месте. Женщина равноправна с мужчиной, почему наш сторож, Валерий Гаврилович, может курить, а я нет? Несправедливо получается.

Увидев реакцию классной дамы, София сообразила, что, скорее всего, она зря решила так пошутить. Отчислят еще, а этого никак допускать нельзя.

«А потом как Анютка разоралась, как она меня за руку дернула и повела к начальнице, я даже пожалела, что так решила пошутить. А начальница долго вела беседы о том, что я неправа и отобрала передник. Странные они такие, отбирают передник, как будто считают, что мне стыдно должно стать. Неужели кому-то от этого было стыдно? Если уж на то пошло, без обеда остаться гораздо ощутимее, хотя тоже, можно потихоньку на кухне перекусить».

За воспоминаниями дорога до столицы прошла незаметно.

10 декабря София вышла из вагона поезда и направилась в назначенное место, о котором девушке говорил и Алексей, и Мария Емельянова. София знала, что сегодня они будут снова устраивать покушение, но не на императора, как планировалось ранее, а на N, и надеялась, что все получится. Посидев немного на квартире, а потом придя на назначенную точку, София стояла и волновалась.

«Хотя бы малютка не толкается, уже хорошо, мне хоть немного легче», – подумала София.

Когда появилась карета, Алексей бросил подошел ближе и бросил в карету пакет. Раздался взрыв. Сломалась ось экипажа, лошади с перепугу остановились как вкопанные. N вышел из кареты и перекрестился. Солдаты в этот момент были заняты поимкой Алексея, которого взрывной волной отбросило в сугроб. Чуть вдали стояла Мария Емельянова, готовая в нужный момент прийти на помощь.

«Рано крестишься, еще все только впереди», – подумала София и бросила вторую бомбу, приготовленную на всякий случай, вслед за ней бросила свою бомбу и Мария. Второй взрыв был смертельным для N, София же, вовремя успев отбежать, бежала без оглядки куда-то далеко.

Поняв, что покушение на N было совершено успешно. София, пробежав пару кварталов, остановилась. К счастью, никто из прохожих не обратил на нее внимания, и девушка скорее отправилась на квартиру адвоката Синицына, как и говорила Мария Емельянова. Алексей и Мария прибыли туда чуть раньше, поскольку их уже ждал экипаж, а София по счастливому стечению обстоятельств туда не попала.

Подходя к дому, София заметила неподалеку оттуда карету. Не черную полицейскую, а обычную. Но девушка все равно насторожилась. Как позже выяснилось, не зря. Понаблюдав недолгое время, она увидела, что ее любимого Алексея и бывшую пепиньерку солдаты самым бесцеремонным образом вывели из дома и посадили в тот самый экипаж.

«Бедный мой Алешенька, бедная Емельянова… Как же хорошо, что я сейчас не с вами. Простите меня, но мне надо в Москву как-то возвращаться».

София в спешном порядке поехала на конке в Стрельну, чтобы уже оттуда попасть в Москву.

Удачно добравшись до Стрельны, София села на поезд до Москвы. Ее до сих пор трясло, в голове не было ясности, мысли путались.

«Руки по локоть кровью замарала, не отмыть уже… Да что я говорю, все правильно было сделано. Только как там теперь мой Алешенька, один, без Сони? Прости меня, Алеша… Кстати, хорошо, что я не в институтском пальто поехала, сразу бы вычислили…»

Всю дорогу девушка плакала. Некоторые попутчики даже оборачивались на нее с сочувственными взглядами, мол, так жаль ей N и так переживает из-за этих проклятых террористов. Некоторые доброжелатели пытались успокоить девицу и утешить ее подобными фразами:

– Барышня, не волнуйтесь вы так. Злодея поймали, одну злодейку тоже. Осталось только третью найти. Никто от суда не уйдет, все пойдут вслед за Желябовым с Перовской.

От этих успокаивающих фраз Софию потряхивало еще больше, особенно, когда она подумала, что может быть.

«Народ совершенно не радуется. Ничего не изменилось. И тем ли путем мы шли?» – думала она, – «Нет, все было сделано правильно, со временем это будет четко видно…»

Приехав в Москву, София вернулась в материнский дом. В институт она должна была вернуться числа так 20-го декабря.

Алексея привезли в дом предварительного заключения на Шпалерной. На все вопросы Алексей давал только один ответ «Не знаю», «Не помню», «Не желаю отвечать». Сообщников выдавать он отказался наотрез.

Шли дни. На каждом допросе Алексей молчал. Говорить что-либо он не считал нужным, чтобы не пойти вразрез с возможными показаниями Марии Емельяновой. Но больше всего его заботило то, не выйдет ли полиция на след его невесты. София тоже не находила себе места в родительском доме, покупала свежие газеты и переживала за своего любимого человека.

«Анастасия Михайловна погибла при взрыве… Жаль, хорошая женщина была. Похлопотала за меня, судимость сняла. Ну да, попугала Архангельском, но дальше слов же ничего не пошло…» – думала София.

– Ну что, Алексей Юрьевич, в молчанку играть будем? – спросил Алексея следователь, – Кто еще принимал участие в покушении на N?

– Не помню. Память отшибло еще при взрыве, а ваши солдаты еще и усугубили положение.

– Какое отношение к делу имеет Мария Емельянова?

– Впервые слышу это имя.

– Что можете сказать о Софии Собольниковой и ее батюшке? – на всякий случай спросил следователь

– Без понятия, кто это за люди, – ответил Алексей, но его щеки слегка вспыхнули от этих имен.

«Неужели до Сониного участия докопались? А Лев Пантелеймонович вообще здесь причем?» – подумал Алексей.

– Не стоит упорствовать, облегчите свою душу признанием. Вы же прекрасно знаете этих людей, – продолжал настаивать следователь.

– Не знаю никого из тех, кого вы назвали. Впервые слышу эти имена, – стоял на своем Алексей.

10 декабря. Георгий Сергеевич Бирюков принес шокирующее известие: в столице N убили террористы, двое преступников найдены и находятся под следствием, а третья преступница как сквозь землю провалилась. И он, и Мария Викторовна сначала пребывали в некотором шоке. После чего Георгий Сергеевич сказал фразу, от которой сам же ужаснулся:

– А где сейчас Соня?

Повисло некоторое молчание. Спустя некоторое время Мария Викторовна предположила:

– Нет, не может быть. Соня в крайнем случае агитаторша. Член подпольной типографии.

– И все же, надо проверить. Завтра же с утра надо съездить в родительский дом Софьи. Для успокоения своей же души.

Однако, с утра поездку пришлось отложить – расковалась лошадь. Поэтому в родительский дом Бирюковы приехали только к вечеру. Там они нашли Софию, с грустным выражением лица сидящую за вышивкой.

– Сонечка, ты из-за чего так переживаешь, из-за вчерашних событий в столице? – удивился Георгий Сергеевич.

– Нет, уже вторую неделю плохо себя чувствую, чему мне радоваться? – ответила София.

– Может быть, тогда к нам поедешь?

– Нет, спасибо, не стоит. Я здесь сижу одна и мне хорошо.

Посидев с девушкой некоторое время, Бирюковы вернулись домой. Они вздохнули с облегчением – их воспитанница не принимала участия в столичных событиях.

В голове же Софии в эти дни была только одна мысль:

«Все, теперь точно конец коту Ваське. Все было сделано зря, жизнь совершенно не изменилась. Осталось только ждать, когда за мной приедут, в полиции снова заберут все ценные вещи, только на этот раз расписаться в их получении мне уже не придется»

На долгожданных каникулах, после приезда в Москву и совсем недолгой учебы в институте, София лежала на кровати и была погружена в размышления.

«Да, тогда все обошлось, а сейчас действительно, лежи и думай, как бы не помереть раньше времени… Ох, плохо то как… И какой мне Петербург, там же даже жить негде, не говоря уже о том, что на поезде кататься далеко не полезно, да и полиция меня ищет».

Отлежавшись, София вышла на улицу. Мальчик продавал свежие газеты. Девушка купила газету и вернулась в родительский дом. Прочитав первую же строчку, в глазах Софии потемнело. Она потихоньку добралась до кровати и снова легла. Придя в себе, девушка решила продолжить чтение.

«Так… Задержанные преступники молчат. Доподлинно известно, что третья преступница находится не в столице, ведется розыск… О, тут предполагаемый портрет есть».

София разглядела портрет. Выполнен он был так, что под образ этой девушки попало бы половина знакомых Софие девушек.

«Ну да, темные глаза, средний рост, темные волосы… Вряд ли этот портрет поможет им в поисках. Но в столицу точно соваться нельзя, а то что это я удумала, самой ехать навстречу проблемам…»

Отлежавшись, София поехала в дом своих опекунов – девушка соскучилась по дочери и догадывалась, что скоро вряд ли ее увидит.

Предновогодние дни. Украшается елка, все в предпраздничных хлопотах. София лежала в своей комнате наверху и не спускалась – не было настроения. Вдруг до ее ушей донесся разговор Бирюковых внизу.

– Мне кажется, та девица с портрета в газете похожа на Соню, – говорил Георгий Сергеевич, – Не стопроцентное попадание в образ, но что-то уловить можно.

– Зря ты на человека наговариваешь. Молодых женщин среднего роста с темными глазами и волосами по стране полным-полно. Куда Соне было ехать в ее состоянии, если она из комнаты практически не выходит – настолько плохо человеку.

– Может, после взрыва ей и плохо, мы же не знаем. Да, я очень хочу верить в лучшее, но сама же понимаешь, что скоро будем воспитывать двоих детей. Заберут скоро Соню.

– Плохо, чтобы дети росли без матери. Вон как Соня осталась без Катерины – сразу совершенно изменилась. И дальше начала меняться не в лучшую сторону. А тут с детства сиротами будут.

– Да, еще двоих детей тяжело поднимать будет. Но не в приют же отдавать, там вообще ничего хорошего не будет.

– Слушай, а почему ты так уверен, что Соню заберут? Может, она окончит Смольный и будет сама заниматься своими детьми. Может, даже за Сергея замуж выйдет.

– С Сергеем она окончательно рассталась. А то, что заберут, я вижу. Помнишь, вчера ходили все вместе в парк – как она от городового шарахнулась, который всего лишь хотел сказать, что она рукавицы на лавочке забыла.

– Помню. Но, может быть, это у нее от прошлых встреч с полицией осталось? Не любит теперь никого, кто мундир носит.

– Я очень хотел бы верить, что это так. Но, сказать по правде, пусть бы ее арестовывали не из нашего дома, чтобы слухов поменьше было. Кстати, вторая их выпускница, Елагина, с которой Соня вместе каникулы в участке проводила, уже дней десять, если не больше, как арестована.

Тем временем, София горько плакала наверху – если уж Бирюковы о чем-то догадываются, то охранка уже точно вышла на след. Арест – только дело времени.

Прошел Новый год. София проводила каникулы совершенно пассивно, не так как в прошлом году. Девушка практически целыми днями сидела дома и вышивала либо читала книги.

«Вот странно как все складывается. Прошлые новогодние каникулы я проводила в Петербурге. В эти каникулы я совсем никуда пойти не могу. И плохо себя чувствую, и с филером видеться не хочется. Вчера с Юленькой гуляли, так он практически в открытую на нас пялился. Так и хотелось подойти и сказать: не стесняйся, друг мой, подходи поближе. Да и в институт скоро. Этого тоже совершенно не хочется. А бросать учебу нельзя, сразу поползут слухи».