Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

– Знаешь, Саша, а ты прав, – ответила София, – К полиции я отношусь нейтрально. Это вот Третье отделение ненавижу, как ненавижу царизм как политический строй, а к синим мундирам отношусь вполне нормально. Они должны общество от бандитов охранять.

– Сказала государственная преступница первого разряда, – улыбнувшись, сказал Александр.

«А еще, ко всему прочему, человек с уголовной судимостью», – мысленно добавила София.

– Ну и что, что государственная преступница, государство, значит, такое, раз нас преступниками считает, – сказала девушка, – Я же не уголовница какая-нибудь, чтобы полицию не любить.

«Да, я не уголовница, не уголовница и все тут», – твердо сказала про себя София, хотя что-то в глубине души подсказывало девушке обратное, что она уже девять месяцев, как та, кем себя отказывается считать, – «Это Аленушка – пропащий человек, а я – не уголовница».

– Ну ладно, спор наш глупый, но ты была права. Нельзя нам вместе по улицам ходить, как бы этого не хотелось, – сказал Александр, – Приходи ко мне каждый день, буду тебя ждать.

– Обязательно приду, – пообещала София, – И перед возвращением в Смольный обязательно тебя навещу. Надо же будет попрощаться, кто знает, на сколько.

– Будем надеяться, что не навсегда, – сказал Александр.

В последующие дни София не раз и не два посещала особняк Емельяновых и вела долгие беседы с Александром. Девушке это доставляло огромную радость, и София чуть ли ни каждый день бегала к любимому. Девушка надеялась, что филер не видел ничего лишнего, чего ему знать не положено, и была права.

Несмотря на то, что София была хоть и под надзором, но с относительной свободой, в голову девушки даже не приходила идея о побеге. Во-первых, она будто смирилась с судьбой и не думала о том, чтобы снова переходить на нелегальное положение. Уж слишком тяжело это было в прошлый раз, быть Кожемякиной Софьей Ивановной. Во-вторых, от всех недавних переживаний, беременности, январского лечения головы травами у девушки будто путались мысли, она не могла думать на тему будущего. Поэтому благополучно отдохнув чуть больше месяца в доме опекуна, девушка в назначенный день вернулась в Смольный.

14 марта. София сидела в своем дортуаре и грустила. Девушке было тяжело от того, что она так долго могла видеть своих детей, а теперь не может их увидеть снова.

«Юленька, Феденька, как же я по вам скучаю», – думала девушка, – «В этом распроклятом Смольном всего с 10 марта, а кажется, будто я год здесь и не была в Москве у Бирюковых и не отдыхала».

Вдруг в голову Софии пришла одна вполне ожидаемая идея – сбежать из института, к детям. Посмотреть, как там они и вернуться.

Девушка быстро оделась и вышла через задний двор. Проворным, вполне привычным движением перелезла через забор, хотя срок беременности был немаленьким и направилась в сторону дома Бирюковых. Но практически сразу возле института Софию взяли под руки двое людей в штатском.

– Я же говорил, что наблюдать надо, и не ошибся, – сказал филер, – Ну что, София Львовна, куда это мы собрались?

– К детям, – ответила девушка, – Сами вы во всем виноваты, отправили меня на месяц к опекуну, растравили душу, я теперь по деткам скучаю.

– Сейчас все то же самое в участке расскажешь, – ответил филер, – Пошли.

В участке вопросы продолжились. София отвечала, что она соскучилась по детям, хотела их навестить, но не удалось – ее сразу же заметили филеры.

В объяснительной девушка повторила все то же самое.

«И что теперь будет?» – подумала София, – «А, будь что будет, все равно, надоело уже. Хоть Север, хоть дальше отсидка в Смольном, хоть другие варианты».

София огляделась по сторонам – жандармы что-то тихо обсуждали.

«Мне кости моют», – подумала девушка, – «Знать бы еще, что говорят. Да явно обсуждают, как поступать дальше, в Смольный возвращать или нет».

– Знаете, София Львовна, вот за такое вам бы до выпускного в участке находиться было бы неплохо. – сказал жандарм, – А потом уже ехать в ссылку. Да вот только из-за беременности, боюсь, начальство наше не одобрит такое решение. Поэтому считайте, что вам повезло. Сейчас вас проводят до института.

«Повезло, это ж надо было так сказать», – подумала София, – «Какая разница, где в неволе сидеть, не вижу отличий».

Девушка вернулась в Смольный институт. София неторопливо поднималась по лестнице и думала о том, что от нее ничего теперь не зависит, возят ее постоянно из участка в институт, однако, ничего не меняется. Вдали показалась мадам Пуф. Нетрудно догадаться, что своей отлучкой и возвращением девушка привлекла внимание своей классной дамы.

«Сейчас спрашивать меня начнет», – подумала София, – «Как же она мне надоела уже».

И действительно, девушка не ошиблась. Мадам Пуф спросила ее, где она пропадала так долго.

– Где я была? – удивленно переспросила девушка свою классную даму, – А где я могла быть? В участке была. Только хотела к детям сбежать, как взяли филеры меня под белы рученьки и в участок повезли. Продержали пару часиков, поговорили, что я разбиваю мифы об институтках, что они удивляются, как меня здесь терпят, что было бы лучше мне до выпускного посидеть в участке, да вот не даст никто на это разрешения.

«Вот бы сейчас с Катюхой что-нибудь Анютке учудить», – подумала девушка, – «Но Катя теперь у нас приличная, не будет ничего этакого творить… Сама удивляюсь, как такое может быть, Катюха – и не хулиганка, почти парфетка. Как будто подменили ее на фабрике. А одна я тоже не буду ничего устраивать, нет желания. Разве что матом нашей любимой Анютке сказать, чтобы не лезла ко мне с расспросами, и без нее тошно?».

С этими мыслями София от всей души выполнила свое желание. Девушка повторила именно ту немецкую фразу, которую услышала от Эмилианы в госпитале и, глядя на лицо классной дамы, еще раз удостоверилась в правоте слов подруги – таких выражений мадам Пуф не позволяла себе даже в минуты сильного душевного волнения.

Мария Игоревна совершенно случайно узнала, что София совершила из ряда вон выходящий поступок и довела немку до слез. Эта информация очень сильно разволновала женщину, и она решила сходить к мадам Пуф и как-то поддержать ее, а потом поговорить с Софией.

Мария вошла в комнату Софии.

– Мадемуазель Собольникова, вы вообще что, с ума сошли? Что себе позволяете? – сказала она.

Девушка очень сильно удивилась. До этого дня мадам Гуляева только пару раз была так разозлена и девушка не знала, как лучше реагировать, чтобы не раздувать ситуацию.

«Помолчу пока», – подумала София. Однако девушка вскоре передумала и, в ответ на очередные упреки, нецензурными словами предложила классной даме пойти подальше.

– Довела свою классную даму до слез и довольна? А сейчас меня пытаешься довести. Не получится, можешь не стараться. Я многое могу понять, но сегодняшнюю ситуацию – вряд ли. Просто так, взять и обматерить человека такими словами, которые не каждый извозчик говорит! Мадемуазель, вы остаетесь сегодня без ужина.

«С ума сошла, что ли? Я, вообще-то, беременная и больная», – подумала София и только хотела это озвучить, как вдруг услышала:

– Ты же беременная… Да ну вас всех, сами разбирайтесь, – сказала Мария Игоревна, – Чтобы хотя бы сейчас пошла и перед своей классной дамой извинилась. Смысл вот так, на ровном месте скандалы устраивать? Эмилиана, кстати, сейчас вообще, под парфетку косит. То ли с ума сошла после болезни, то ли хочет шокировать всех, то ли просто решила стать примером для всех, хотя я в это не верю. Хочешь шокировать институт – лучше тоже парфетку из себя строй. Уверена, глядя на Собольникову с идеальным поведением, народ будет за сердце хвататься.

Мария ушла, а София вдруг задумалась.

«Кстати, идея очень интересная, все же просто упадут, увидев эту картину», – подумала девушка и направилась в комнату мадам Пуф.

София шла по коридору к комнате мадам Пуф. Да, ей очень не хотелось сейчас туда идти, но фраза мадам Гуляевой, что ее идеальное поведение немало всех шокирует, заставило девушку принять это странное решение.

София постучала в дверь комнаты мадам Пуф, вошла и сказала:

– Анна Игоревна, простите меня, пожалуйста. Что поделать, два с половиной года дурного поведения дают о себе знать. Но я понимаю, так себя вести нельзя, это не просто неблагородно, но и недопустимо даже для обычных, простых людей. Да не смотрите на меня так, я с ума не сошла, хотя так может и показаться на первый взгляд, я вдруг осознала всю ошибочность своего поведения.

«Если сейчас психиатра позовет в институт, я не удивлюсь», – подумала София, – «Тогда пойду к Марии и скажу, что дурацкая у нее идея была. А если хотя бы проигнорирует, надо будет сходить к Гуляевой да тоже извиниться и поблагодарить за неплохой совет».

София вышла из комнаты мадам Пуф. Девушка была в совершенно противоречивых чувствах, она не ожидала, что все будет именно так.

«С ума что ли сошла Анютка? Сказала, что прощает и чтобы я шла подальше с глаз ее. Странно, однако, но мне же лучше», – подумала девушка.

София была практически в шоке. Девушка села на подоконник и начала смотреть в окно, чтобы успокоиться и привести свои мысли в порядок.

«Все, теперь моя совесть чиста, с Анюткой больше связываться не надо, надо теперь к Марии сходить. А то как-то нехорошо получилось, послала ее в дальнее пешее путешествие, вдруг обиделась?» – подумала София, – «А еще надо будет за совет ее поблагодарить, все-таки, неплохую идею мне подала».

Но какое-то легкое волнение мешало девушке пойти в комнату мадам Гуляевой, девушке было чуть ли ни стыдно за то, что она так поступила с человеком, который к ней хорошо относился, особенно, когда нужно было ее прикрывать в начале учебного года.

«Мария меня прикрывала, а я ее послала… Нехорошо-то как, обиделась явно на меня, и вполне обоснованно», – подумала девушка. Незаметно для себя за этими размышлениями София подошла к комнате Марии. Решив больше не раздумывать, София постучала в дверь, а чуть позже вошла туда.

– Мадам, я очень прошу простить меня за мое поведение, – сказала София.

Мария недоверчиво посмотрела на девушку и не могла понять, та действительно вдруг решила извиниться или просто начала следовать той линии поведения, что она же ей и предложила. Будто прочитав эти сомнения, София добавила:

– Мадам, спасибо большое вам за идею. Я действительно буду строить из себя парфетку, это людей действительно шокирует не меньше, а, возможно, и больше. А сейчас я искренне сожалею, что когда вы пришли ко мне в дортуар, я повела себя неправильно. Вы действительно ко мне всегда хорошо относились. С моей стороны было чистейшим свинством так говорить.

– Ладно, Софья, иди, – сказала шокированная Мария.

София вышла из комнаты и вернулась в дортуар.

«Все, с Марией вопрос решила, можно жить с чистой совестью спокойно дальше», – подумала девушка и присела на кровать, – «Теперь осталось решить, как вести себя с остальными, выстроить план дальнейших действий».

15 марта, после того, как София приняла для себя странное решение – строить из себя парфетку, девушка решила сходить на кухню.

– Здравствуйте, Мария Полуэктовна, – сказала София и сделала реверанс.

Кухарка перекрестилась, но видение не уходило.

«Неужели работа на кухне так вредна, что меня уже галлюцинации замучили?» – подумала она.

София рассмеялась.

– Ну и лицо у тебя, – сказала она, – Что, шуточка не понравилась? Как тебе обновленная версия Сони?

– Тьфу на тебя, Соня, – сказала кухарка, – Кто так шутит? Что вообще происходит, то Эмилиана приходила, так же была максимально вежлива, то худший кошмар кухни – Никонова пришла, вежливо поздоровалась и объявила о том, что она теперь приличная девица. Не пора ли мне уже врачу показаться?

– Ну что тебе сказать, со мной все понятно. Вторая классная дама сказала, что плохим поведением народ уже удивить трудно, а если я буду себя вести как парфетка, все будут за сердце хвататься. Никонова – знаешь, я не знаю толком, в чем дело. Будто подменили ее. Конечно, у меня есть такая версия, что она замуж вышла и вдруг резко так изменилась, но как-то странно это. Не говорит никому, почему решила измениться, как ни спрашиваешь.

– Может быть, надоело такой быть, – ответила Мария, – Допустим, вдруг одумалась и решила исправиться. А с Эмилианой что?

– Не знаю, что с Эмилианой, самой интересно. Тоже, наверное, решила народ шокировать, а, может, другая причина. Но я не в курсе совершенно, – сказала девушка, – Слушай, у меня только к тебе просьба, все это было сказано по большому секрету, ты не говори ничего никому, особенно, Пуф, не надо. Ну максимум можешь рассказать, как я тебя назвала по имени-отчеству и реверанс сделала.

– Хорошо, – согласилась кухарка, – Ты с какой целью пришла? Просто так, или дело есть?

– Да какое у меня может быть дело? – удивилась София, – Просто, заняться нечем. Могу чем-нибудь нетрудным помочь тебе.

– Ну почисть пока картошку, – предложила Мария, – Девочки сегодня будут есть перловку, а тебе, как беременной, я решила лучше картошку сделать. Все-таки, разнообразие.

========== И снова арест ==========

Незаметно наступил конец года и выпускной бал. 21 мая. Выпускной бал в Смольном институте благородных девиц. София немного волновалась: ей сейчас идти на выпускной бал и получать золотой шифр. Красивую безделушку, к которой она никогда в жизни не стремилась и которая ей никогда не пригодится.

София была на 8 месяце беременности, благодаря удачно сшитому платью, которое девице подарил Геннадий еще осенью, интересное положение девушки было практически незаметно. Но почему-то, совершенно без оснований на это, девушка думала и была практически уверена, что этого ребенка последний месяц она не доносит и родит раньше срока. Что было и неудивительно – София была нездорова после Петропавловской крепости, а две попытки простимулировать выкидыш не прошли бесследно.

«Вот так, вечнобеременная вечная институтка София Собольникова идет получать свой золотой шифр, который ей совершенно не нужен и не пригодится. Только хвастаться этим фактом можно будет и то, не все поймут и оценят его по-достоинству. Жаль, ни мама, ни папа этого не увидят. Хорошо, что хоть чувствую в этот раз себя хорошо, а не так, когда ждала Феденьку. Может быть, это потому, что девочка у меня будет?» – думала София.

Наконец, начали объявлять девиц, которые окончили институт с шифром.

– Собольникова София Львовна, – услышала девушка, и щеки ее слегка вспыхнули.

София подошла к Великому Князю и получила шифр. Щеки девушки горели, она была в полушоковом состоянии и в голове у нее не укладывались и не могли примириться друг с другом два факта: София Собольникова – государственная преступница, изначально приговоренная к высшей мере социальной защиты и София Собольникова – одна из лучших дочерей Отечества, во всяком случае, шифр полагалось выдавать именно таковым.

Девушке казалось, что в эти мгновения все смотрят только на нее и эти мысли были небезосновательны. Многие действительно недоуменно смотрели на Софию. Вскоре самые тяжелые минуты в жизни девушки, если брать в расчет последнее время, прошли, и София вернулась обратно в строй выпускниц, уже с Золотым шифром. Уже там София слегка успокоилась и начала наблюдать за церемонией дальше.

Вскоре торжественная часть была окончена, и начался бал. София понимала, что в зале в штатском есть жандармы, что по окончании бала ее заберут в участок, продержат до момента рождения ребенка, а потом отправят на Север, однако, девушка решила об этом не думать. София смотрела на танцующих одноклассниц, заметила, что Катерина Никонова в своем традиционном голубом платье с дракончиками куда-то вышла, а потом вдалеке раздалось что-то вроде взрыва.

«Ну хорошо, что я здесь, а то на меня бы это повесили», – подумала девушка, – «Решила Катюха устроить память о себе напоследок».

Однако не только одна Катюха решила устроить напоследок что-то запоминающееся.

«Анютка точно вздохнет с облегчением после нашего выпуска», – подумала София, глядя на Эмилиану, и решила присоединиться – девушке тоже захотелось под конец устроить что-то знаменательное.

Девушка присоединилась к подруге, которая начала петь провокационную революционную песню.

Жандармы, которые в этот момент были в Смольном, сразу же после выступления подошли к Софии и Эмилиане и арестовали их обеих.

– Соня, не переживай, скоро все будет хорошо, – услышала девушка и решила довериться подруге.

Узнав, что их привезли в Бутырку, София не стала ни о чем думать, девушка переживала лишь об одном: как она родит.

10 июня. Опытным сердцем София поняла: начались схватки, скоро рожать. То, что это были слегка преждевременные роды, не удивило девушку, она понимала, что такое вполне может быть. Она не здорова после полугодового заключения в Петропавловской крепости, организм ослаблен. Этот ребенок был наиболее нежданный и наименее желанный из всех троих детей. А тот факт, что прямо после выпускного девушку забрали жандармы и отвезли в Бутырку, ждать рождения ребенка, а потом отправить молодую, но уже закоренелую преступницу на поселение, особенно не радовал девушку. Так же Софию совершенно не радовало, что ее ждет седьмой судебный процесс и, возможно, еще один обвинительный приговор. Девушка не была до конца уверена в том, что полковник Софринский поможет ей и Эмилиане.

«Кошмар какой, седьмой приговор светит», – подумала София, тяжело вздохнула, подошла к зарешеченной двери и постучала туда.

– Чего тебе надо? – услышала она голос надзирателя.

– Врача мне надо. Скоро рожу.

– Нет врача, отойди.

– Медсестру позовите тогда.

– Отродясь медсестры здесь не было. Успокойся уже, не положено лясы точить с заключенными.

– Ну позовите уж кого-нибудь, вас же тоже женщина родила, имейте хоть каплю совести, – продолжала София, – Я вообще не понимаю, по какому праву здесь нахожусь. Я не заключенная, а всего лишь жду отправки на поселение.

– Жди. Постараюсь что-нибудь придумать.

В этот момент Софие совсем некстати вспомнился один сон, который ей снился еще когда девушка училась во втором классе Смольного. То, как девушка умирает при родах в одной из тюрем Москвы.

«Лишь бы он не стал вещим», – подумала она, – «А так, уж очень похож на теперешнюю ситуацию».

– Эми, – обратилась девушка к подруге, которая находилась в той же камере, – Помнишь, в Смольном, этой зимой вы на пару с доктором твердили, что я выкидыша не переживу. Так вот, что-то мне подсказывает, что и на роды это распространяется. Так что помру я, наверное, боюсь этого очень сильно. Так бы кесарево сделали, будь я на воле, а здесь никто этим заниматься не захочет. Даже врача позвать не могут. Так что, если врач так и не придет – придется тебе роды принимать. Ты же сестра милосердия, все-таки.

Через пару часов в камеру вошел врач. К этому времени София уже почти родила.

– Кто у меня? Мальчик, девочка? – спросила она врача.

– Девочка.

– Назовите ее Собольниковой Софией Львовной, в честь матери и дедушки. Может быть, она вырастет счастливее своей матери, – сказала София.

Девушке было очень плохо, она была практически без сознания. В этот момент у врача, который принимал роды, появилось сострадание к девушке.

– Ты, это, постарайся не помереть, а я что-нибудь придумаю, – сказал он.

Однако девушка никак не восприняла слова врача и вскоре провалилась в беспамятство.

София пришла в себя через два дня, в каком-то незнакомом помещении.

«Вот не зря я еще зимой Эми говорила, что как я буду рожать, если так организм ослаблен», – подумала девушка, – «А где это я?»

– О, очнулась, – вдруг сказала какая-то женщина в углу, – Почти два дня пролежала без сознания.

– А где я? – удивилась София.

– Какая разница где, на воле ты, – ответила женщина, – В общем, слушай. Ты, София Собольникова, по всем документам умерла два дня назад при родах. Врач тебя тайком вывез сюда. Сейчас пройдет неделька, окрепнешь, и давай, дуй за границу. Паспорт готов, а в России тебе оставаться нельзя. Естественно, если на Север не хочешь.

Удивленная София не знала, как реагировать, хотя, конечно, она была безмерно рада всему происходящему.

– А ребенок где? – спросила она.

– Елизавета Романова себе забрала. Ты же ей письмо писала, – ответила женщина, – Все передали, и ребенка, и письмо, и то, что ты дочь назвала Собольниковой Софией Львовной. Имя материно, отчество дедушкино.

«Да, отчество дедушкино», – подумала София, – «Потому что имя отца никто толком не знает, да и просто, в знак уважения, хороший человек был».

– Прямо себе решила ребенка взять? – удивилась София и, получив утвердительный ответ, сказала, – Надо же, какой человек хороший. Я просила пристроить куда-нибудь, чтобы не в первый попавшийся приют пошла, а она решила себе оставить.

Прошло около недели. София, держа в руках паспорт на имя Яковлевой Евдокии Семеновны, поблагодарила ту женщину, что привела ее в чувство, передала через нее благодарность тому самому врачу, который все это организовал, и села в поезд, чтобы уехать в Швейцарию.

«Пошла Соня по тятенькиным стопам… И по идеологии, и даже по организации жизни. Якобы умерла, а добрые люди выходили и за границу отправили. Посмотрим, что меня там ждет», – думала София и смотрела в окно поезда.

========== В Швейцарию и обратно ==========

В начале июля 1888 года София, или Яковлева Евдокия Семеновна, окончательно обосновалась в Швейцарии. Девушка решила пожить пока что за границей, скрываясь от неизбежной ссылки в Неноксу и, возможно, еще одного приговора из-за той самой песни на выпускном балу.

Жизнь Софии была донельзя размеренна и однообразна – девушка ходила на работу в контору, возвращалась обратно, повсюду слышала нерусскую речь и тосковала по Родине.

Девушка попыталась устроить свою личную жизнь, надеясь, что это хоть как-то скрасит ее тоску и заставит пустить корни в Швейцарии, однако, это ей никак не удавалось.

«В России, будто, сами мужики ко мне липли, а здесь… Никто со мной не знакомится, а сама я знакомиться не умею».

В июне 1889 года, совершенно глупо прожив год на чужбине, София решила пойти в местный бар. София прошла к одному из дальних столиков и совершенно случайно задела официанта, который нес пиво одному из посетителей.

– Простите, фройляйн, – сказал официант, пролив бокал на девушку.

– Простите, – примерно одновременно с ним сказала София, – И мне тоже, пива принесите.

Просидев с этим бокалом пива до самого закрытия бара, София скучала, тосковала по России и думала о том, что пора бы и уезжать.

– Фройляйн, мы закрываемся, – будто очнулась София от голоса официанта, быстро допила пиво, расплатилась за него и вышла на улицу.

На улице, сидя на лавочке, девушка все так же грустила и смотрела куда-то вдаль.

– Фройляйн, вы почему такая грустная? – спросил официант, уже уходя домой с работы, – Неужели из-за этого инцидента?

– Нет, – грустно ответила София, – По мужу скучаю.

Вспомнив Алексея, девушка заплакала.

– И надолго вы с ним расстались? – спросил официант Софию.

– Надолго, – ответила девушка, – Умер он.

– Соболезную, – сказал официант.

София, тем временем, вспомнила, как в институте она однажды ходила к ясновидящей, которая жила в заброшенном доме неподалеку, чтобы узнать о своем будущем.

«– Здравствуйте, Ефимия Родионовна, – сказала София, застав женщину где-то в саду, – Я вам принесла немного гостинцев. Простите мою наглость, но хочется немного заглянуть в свое будущее.

София достала пирожки, принесенные из кухни института.

– Скоро вы покинете институт. Но этот уход не принесет вам радости, как если бы вы выпустились. Будет суд. Будет неожиданная встреча. Я не хочу больше говорить.

– Вы, верно, устали? Может быть, я зайду позже?

– Нет, я не к тому. Зачем вам знать будущее? Живите лучше спокойно.

– Наша цель будет достигнута?

– Да. Но дальше все пойдет не по плану. Ничего не изменится в стране. Лет на тридцать точно.

– А сколько мне жить осталось? Хочется провести время с максимальной пользой. Я увижу то самое новое будущее?

– Так и проводите его с пользой. Я не могу сейчас назвать дату вашей смерти, я это не вижу.

София попрощалась с ясновидящей, поблагодарила ее и вышла. Девица была в полной уверенности в том, что она не захотела ей что-то сказать.

“Высшей меры не будет. Несовершеннолетняя, беременная. А все остальное – ерунда, мелочи. Переживу как-нибудь”, – подумала София.»

«И ведь действительно, тогда, совсем скоро, меня жандармы арестовали из института и отдали под суд о покушении на N, я встретила своего отца, пусть не ждала этого и мне вполне светила высшая мера», – подумала София и вдруг сказала, – Как вас зовут?

– Рудольф, – представился молодой человек, – А вас?

– Евдокия, – ответила София, – Не хотите ли погулять с дамой?

Услышав согласие, девушка обрадовалась, что взяла инициативу в свои руки.

С Рудольфом София и гуляла, и ходила по паркам и театрам, несколько месяцев. Однако молодой человек, по мнению девушки, не подходил ей в мужья совершенно.

«Глупый, жадноватый какой-то», – думала София, – «О российских революционерах плохо отзывается, считает их преступниками. Да зачем он мне такой нужен?»

Решив, что мимолетное увлечение должно оставаться таковым, пока последние чувства не заел быт, София рассталась со своим ухажером.

Рудольф не пытался вернуть расположение Софии и девушка была рада этому. Спустя месяцы она вспоминала уже только хорошее о нем и забыла те отрицательные черты, которые привели к размолвке.

Примерно в сентябре поняв, что она беременна, София не стала ничего говорить Рудольфу.

«Все равно я скоро в Россию уеду, правда, беременным нежелательно ездить на поезде, но после родов я обязательно вернусь на Родину», – думала девушка, – «Зачем только говорить Рудольфу, что у него будет сын или дочь».

5 мая 1890 года родилась дочь Софии – Екатерина. Увидев в городской больнице девочку с озорными глазками, София сразу вспомнила главную хулиганку Смольного Катерину Никонову и решила назвать свою дочь именно так.

Поняв, что путешествие в Россию с ребенком – задача не самая простая, девушка решила отложить этот вопрос хотя бы до того момента, когда Кате исполнится годик. София жила с дочерью как обычно, периодически снимала деньги с родительского счета, пока что не работала. Вдруг, возвращаясь домой из магазина после бессонной ночи, София не заметила экипаж, который двигался в утреннем тумане. Девушка вместе с дочерью попали под извозчика.

– Фрау, вы как? – раздался голос подоспевшего полицейского.

София с трудом встала и сказала:

– Вроде бы, ничего не сломала, хотя отшибла себе все знатно… А как Катенька?

Увидев рядом уже мертвую дочь, София заплакала в голос.

– Катюшка, ну как же я без тебя!

Похоронив дочь, девушка на следующий же день собралась и уехала в Россию.

«Пусть меня лучше на родной земле посадят, чем я буду здесь жить одна, среди чужих людей, и переживать от этого», – думала София, вытирала слезы и ехала на Родину.

Вернувшись в Москву, девушка решила, что жить в Смольном и работать пепиньеркой для нее будет самым лучшим вариантом. Конечно, София переживала, что ее снова там могут вычислить, но девушка решила, что попытаться стоит.

Устроившись на работу в Смольный, София решила, что будет, в основном, заниматься подпольной работой, снова готовить взрыв императорской кареты, а девицам будет позволять все, что им только заблагорассудится – пусть хоть какая-то польза для воспитанниц института от нее будет.

1890 год. Собольникова София Львовна к этому моменту успела перебраться за границу, в Швейцарию, родить там ребенка от человека, внешне похожего на первую любовь девушки – Ивана, подлечить вновь обострившуюся чахотку, затосковать по Родине.

«Как же в Россию хочется вернуться», – думала София, – «Не могу за границей жить, тут все чужое, а там все родное, с детства знакомое. Пусть меня посадят, но сидеть буду на родине. Я здесь чужая, совсем. А так, может быть, приговор еще смягчат. Чахотку я подлечила, вроде все успокоилось, в Крым ехать не надо уже. Главное, сейчас границу перейти, незаметно, не попасться, это самое сложное. Россию с собой за границу не увезешь и не создашь там».

В Швейцарии, переходя улицу вместе с дочерью, девушка попала под извозчика. София легко травмировалась сама, однако, младенец не выжил. Окончательно поняв, что ее за границей не держит ничего, ведь отец ребенка был мимолетным чувством девушки и даже не знал о рождении дочери и больше не общался с ее матерью, София вернулась в Москву.

«Мама всегда переживала, чтобы я от нее не заразилась чахоткой. Так нет, от нее я не заразилась, а в Петропавловке процесс начался, все обострилось. Видать, инфицированная с детства была, от мамы», – думала девушка, – «Сложилась бы жизнь спокойно, наверное, до старости жила бы, не думая об этом, а так лечиться приходится».

«Ну вот, снова на нелегальном положении», – думала София, возвращаясь в Россию летом 1890 года – «А что поделать, в Архангельск в ссылку я всегда успею».

Вернувшаяся в Россию Яковлева Евдокия Семеновна уже имела на руках паспорт и практически полностью вжилась в свою роль. Называться еще раз Софией девушка не решилась, чтобы не вызывать подозрений. Так же, практически сразу, по возращению, девушка съездила в одну из сельских школ, пожертвовала небольшую сумму денег на ремонт здания и попросила принять у нее экзамены. Таким образом, вскоре у девушки оказался аттестат на имя Яковлевой Евдокии Семеновны с хорошими оценками. Знания девушка не успела утратить, несмотря на то, что с момента окончания учебы прошло достаточное количество времени.

«И стоило мне в Смольном так мучиться?» – подумала девушка, держа на руках аттестат практически со всеми пятерками – в школах обучались по пятибалльной шкале, в отличие от Смольного, – «Пять рублей денег, три дня времени, пару часов позора на экзаменах и аттестат с хорошими оценками у меня в руках. Можно было бы Смольный бросить еще во втором классе, под предлогом беременности, Бирюковы бы поворчали и успокоились. И давным-давно бы уже получила этот документ и не мучилась бы так в этом проклятом институте».

Но девушка не догадывалась, что на этом ее отношения со Смольным не окончены.

Смирившись с тем, что она уже больше никогда не увидит своих детей, София решила начать жизнь заново. Больше не желая выходить замуж, девушка решила, что место пепиньерки в Смольном подойдет ей больше всего – и бесплатное жилье, и питание, и жалованье, и некая гарантия безопасности – к служителям института полиция приглядывалась в последнюю очередь. Проработав некоторое время в институте, девушка со временем завела себе, а позже развила вторую жизнь. Появился паспорт на имя Повещенко Ирины Анатольевны, постепенно девушка организовала нелегальный террористический кружок, который занимал все ее свободное время. Несмотря на то, что девушка все равно ненавидела институт, она так и не решались съехать на квартиру. Но это не мешало ей параллельно со службой в институте держать конспиративную квартиру, организовывать явки и подрабатывать на кафедре химии в университете, чтобы были деньги. Такая жизнь нравилась Софии и разбавляла скуку от службы пепиньеркой. К воспитанницам София относилась холодно, никак на них не реагировала, но позволяла такую свободу, что девицам это нравилось, и они охотно прощали ей все ее странности.