Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

«Вот как же обидно», – подумала София, – «В лицо меня почти вся московская полиция знает, увидели, сходящую с поезда, и сразу в участок привели».

– Возможно, в качестве исключения, я бы вам и выписал разрешение на поездку, – сказал Петр Васильевич, – Да, в столицу вам поездки не положены, но именно в этом случае я бы вошел в положение.

Петр Васильевич задумался, а потом сказал:

– Нарушение режима вам в личное дело записывать не буду, но если вы вдруг сейчас подумаете, что вам все можно и еще куда-то поедете без разрешения, то условия отбытия ссылки я вам поменяю. Естественно, не в вашу пользу.

В странных чувствах София вышла из участка. Девушка была рада, что все обошлось, но тяжелое чувство не покидало. А мысли об Алексее окончательно добивали Софию.

– Васенька, я приехала, – сказала София мужу, войдя в дом, – Сейчас маленько отдохну с дороги и все тебе расскажу.

========== И проблемы, и улучшения ==========

Пятнадцатое января 1892 года. Юля Собольникова, пяти с половиной лет от роду, подошла к Марии Викторовне.

– Мама, – сказала она, – Мне такой странный сон приснился.

Для своего возраста девочка была очень развита: и хорошо болтала, хоть одна, хоть со своим братиком Федей, и очень бегло читала, и решала легкие примеры, – в общем, Бирюковых никто бы не смогу упрекнуть в том, что они не занимаются детьми.

– Никакого Смольного, никакого кадетского корпуса, сами будем заниматься детьми, пока есть силы, – говорила шестьдесятвосьмилетняя Мария Викторовна своему мужу-ровеснику, – Будем просить Бога, чтобы пожить подольше, чтобы детей вырастить. Потому что, говоря откровенно, я не уверена, что Софья надолго на воле задержалась, конечно, если что – она детей заберет обратно, но зачем только мучить их? А потом куда, если мать на каторгу поедет, в детский дом? А так будут учиться дома, сдадут экзамены за среднюю школу, в университет поступят… Вот знаешь, я за то, чтобы и Юля, и Федя учились, нельзя руководствоваться принципом, что девочке школы хватит, а дальше можно и замуж выходить, сейчас уже время не то пошло, женщине тоже профессия нужна.

Георгий Сергеевич был согласен с этой точкой зрения и не спорил с женой.

– Что тебе приснилось, доченька? – спросила Юлю Мария Викторовна, – Опять бабайка?

– Нет, мама, – сказала Юля, – Мне ты снилась и папа. Только все было совершенно не так, как сейчас.

– А как все было? – спросила Мария Викторовна.

– Ты была очень-очень молодая, лет семнадцать, – сказала Юля, – И папе тоже было немногим больше лет, чем тебе. У тебя были черные волосы, у папы – русые…

Чем больше Мария Викторовна слушала это описание, тем сильнее у нее вставали волосы дыбом – картина была очень похожа на описание Софии и Алексея Леонова. Решив списать все на богатую фантазию Юли, Мария Викторовна вдруг услышала шокирующий вопрос:

– Мама, а почему у нас фамилии разные? У меня одна, а у вас с папой другая?

Мария Викторовна впала в некоторое недоумение, как вдруг в разговор вступил Георгий Сергеевич.

– Юля, просто у тебя есть еще одна мама, и папа еще один есть, вот они тебе и приснились, – сказал он.

– Как интересно! – сказала Юля, а потом снова увлеклась игрушками.

– Надо же, запомнила… – тихо сказала Мария Викторовна, глядя на Юлю и Федю, которые запускали железную дорогу.

– Все равно бы все узнали, а если бы сами не спросили – добрые люди бы рассказали, – сказал Георгий Сергеевич.

– С Соней знакомить будем? – спросила Мария Викторовна мужа.

– Если попросит – познакомим, – ответил Георгий Сергеевич.

Несколько дней об этом разговоре никто не вспоминал, как вдруг семнадцатого января Юля подошла к Марии Викторовне с вопросом.

– Мама, а когда мы ко второй маме поедем? – спросила она.

– Если хочешь – можем и сегодня, – ответила Мария Викторовна.

– Ура! – воскликнула Юля, – Федя, мы ко второй маме в гости поедем!

София и Василий были дома, когда раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросила девушка.

– Соня, мы к вам в гости, – сказала Мария Викторовна.

От вида детей у Софии защемило сердце. Сказав мужу, чтобы он отвел детей в комнату и чем-нибудь занял их, девушка спросила Бирюковых:

– Что случилось?

Узнав все, София сказала:

– Если надо – к себе с радостью заберу, но вы же не за этим приехали.

– Да, Соня, мы просто по просьбе Юли приехали, – сказала Мария Викторовна, – А что будет дальше – посмотрим. Просто понятно же, что мы не вечные, но и, если уж говорить честно, где гарантия, что ты надолго на свободе. Так что пусть будет как будет.

Согласившись с этими доводами, София прошла в комнату.

– А где наш второй папа? – спросила Юля.

Вытерев слезы, София ответила:

– На небе второй папа, помаши ему ручкой. Хочешь с дядей Васей поиграть во что-нибудь?

Оставив детей на мужа, София вышла на кухню и снова заплакала.

– Понятно, что если будут спрашивать, кем я работаю, вы ответите. А вот если про отца начнут расспрашивать? Понятно, Ваня был учителем, а Алеша… Не будете же вы говорить, что Алеша был профессиональным революционером.

– А кем Алеша работал последний раз? – спросила Мария Викторовна Софию.

– В столицу уехал на заработки из деревни, был рабочим на фабрике, но недолго, – ответила девушка.

– Да ладно, Соня, успокойся, может быть, и не будут дети больше ничего спрашивать, – сказал Георгий Сергеевич Софии.

Когда через несколько часов Бирюковы с детьми ушли домой, София перестала себя сдерживать и снова начала плакать.

– Соня, а почему ты так сильно расстроилась? – спросил жену Василий, – Ты их отцов так любила?

– Да, Васенька, – сказала София, – Ты не подумай, я тебя очень люблю, но вот в то время… Ваня, первая любовь, помолвка в шестнадцать лет, планы на будущее. Алеша, самая сильная любовь моей жизни, мечты о свадьбе, которая невозможна – он на нелегальном положении. Ты же видел, как они на родителей своих похожи, что одна, что второй… У одной глазки черненькие, у второго волосы русые. И лицо, прямо копия отца.

Снова заплакав, София подумала о том, что она вообще идиотка, раз обсуждает с нынешним мужем своих бывших и вообще, непонятно, как Василий это терпит.

«Одна надежда на то, что Вася – благородный человек, не попрекает меня моим прошлым», – подумала София и снова пустилась в слезы.

– Сонечка, успокойся, тебе волноваться нельзя, снова может плохо быть, а ты в положении, – начал успокаивать Василий жену.

Девушка понимала, что все эти слезы до добра не доведут, однако, не смогла себя остановить. В памяти Софии всплыл Алексей и она начала реветь пуще прежнего.

– С Алешенькой любовь до гроба была, с Сашенькой вообще, чуть ли ни в прямом смысле… – тихо сказала София, – Оба под трибунал пошли и обоих к стенке поставили, только Соня в корсете была. Вот так иногда подумаешь, а не лучше было бы, если бы я сняла тот корсет, зная, что больше ничего полезного обществу сделать не смогу… Только студентов химии обучать.

– Соня, ты чего говоришь? – спросил Василий жену, слыша ее какое-то бормотание, – Я не слышу.

«И хорошо, что не слышал», – подумала София и сказала, – Говорю, наверное, надо валерьянку принимать, я сама так не успокоюсь, а снова угрозы выкидыша совершенно не хочется.

Когда Василий ушел на кухню за валерьянкой, София сама себе сказала:

– Живешь так, вроде все хорошо, любящий муж, готов для жены ночью встать и в аптеку сбегать, если надо, а по сути – только небо коптишь своим бессмысленным существованием. А что я могу сделать, даже если была бы не одна, даже если был бы кто-то в напарниках? Бомбу в царя бросить? Так это дело бесполезное, сама убедилась. Террором, как бедная Зоинька заниматься, тоже бесполезно. Глупая это затея. Рабочих просвещать? Не знаю, может быть, это и перспективно, но я не уверена. Или, все-таки, Мария Михайловна была права, собирать и бросать бомбы не бесполезно? А просто это даст эффект в отсроченном будущем? Так доживу ли я до него? Не доживу. Хоть в тюрьме, хоть на каторге с затихшей чахоткой и ранением легкого делать нечего, сразу сдохнешь. Получается, мне любой приговор будет высшей мерой, только слегка отсроченной во времени. Одно дело, моя бедная мамочка прожила пятьдесят восемь лет, с чахоткой, но с постоянной медицинской помощью, а другое дело – в застенках, там долго не протянешь и без чахотки… Бедная Зоя, что же ей светит, в семнадцать лет поехать на каторгу на двадцать лет. Вот и решай тут, что тебе важнее, пожить самой или сделать лучше народу. Вроде раньше ответ был очевиден, народ на первом месте, а сейчас что-то и сдохнуть не сильно хочется, и пожить охота…

Услышав шаги мужа, который возвращался с кухни, София замолкла и, поблагодарив Василия, выпила валерьянку.

Сначала София подумала о своих детях, что они уже удовлетворили свое любопытство и вряд ли еще раз захотят ее видеть. А потом девушке стало все тяжелее и тяжелее думать, мысли, будто, не слушались ее и, подремав с полчаса, София проснулась уже без этих рассуждений.

Когда София вернулась домой, девушка была готова практически к любой реакции своего мужа, Василия. София бы не удивилась, если бы он ее начал ругать или упрекать, тем более, что понимала, что была далеко не права, хоть и некоторые ее действия были вполне объяснимы обстоятельствами. Однако Василий сидел, слегка расстроенный, а потом, подумав, сказал:

– Прими валерьянки, чтобы не волноваться, и поехали в университет.

– В приказе об увольнении, что ли, расписаться? – спросила София.

– Нет, завкафедрой просил передать, что он хочет с тобой поговорить, – ответил Василий, – Сама же понимаешь, о чем речь пойдет. Зарплату за две недели не выплатят, потому что тебя заменяли, возможно, отчитывать будет за то, что произошло.

– Васенька, да все это ерунда, а если ты из-за зарплаты переживаешь, то я заказов на шитье возьму, и заплатят мне больше, чем за эти две недели в университете, ты, главное, не волнуйся, – сказала София и обняла супруга.

– Соня, я уже говорил, моей зарплаты хватит, чтобы ты вообще не работала, я переживаю, чтобы тебе потом, после этих разговоров, плохо снова не было, – ответил Василий.

На всякий случай приняв валерьянки, София и Василий приехали в университет.

– Я на кафедру не пойду, в коридоре погуляю, – сказал Василий, и София пошла дальше одна.

– София Львовна, я думаю, вы уже поняли, что за эти две недели вам зарплату не начислили, – сказал завкафедрой, – Ваши часы провели другие люди, поэтому другим людям за них и заплатили.

– Я поняла, – сказала София.

– Что касается эпизода на приеме… Знаете, София Львовна, я прекрасно понимаю, что с вашей биографией бояться испортить репутацию – это смешно, поэтому ничего подобного говорить человеку, который имеет не одну судимость, я не буду, но давайте пойдем по другой логике. Вам, политической, как говорят в некоторых кругах, несчастной мученице сатрапского режима, разве не обидно было бы пройти по уголовному делу?

– Не от меня это зависело, – сказала София, – Но не вам говорить о мучениках сатрапского режима, если вы придерживаетесь более традиционных взглядов.

– София Львовна, я подход к вам найти хочу. Потому что просто так взять и отругать беременную женщину, пусть даже которая мне в дочери годится, я не могу. Какой месяц?

– Пятый, – ответила София.

– Вот видите, уже скоро в отпуск уходить пора. Не будете же вы до последних дней беременности ходить на работу. Не боялись того, что в положении устраивать драки – опасно для ребенка, а родить за решеткой – тоже не слишком полезно для здоровья.

– Дважды рожала в тюрьме, что в Петропавловке, что в Бутырке. Причем в Бутырке даже врача, по сути, не было, пришел слишком поздно. И до сих пор живая, – ответила София.

– Вы не понимаете или придуриваетесь? – начал возмущаться заведующий кафедрой, – Я вам одно – вы мне другое. Вам что, для полной коллекции, уголовной судимости не хватает? Как мне еще свою мысль более понятно объяснить?

– Для полной коллекции у меня уже есть уголовная судимость за захват заложников, той же Аленушки в Петропавловке, – сказала София, – Поэтому знаете, мне уже все равно.

Видя, что София на взводе, завкафедрой начал другую тактику. Все-таки, он хотел довести разговор до конца, а не бросать его на полумысли.

– София Львовна, давайте чаю попьем, – сказал он.

За это время София более-менее успокоилась и поняла, что нужно вести себя потише, а то можно всех довести и быть уволенной по статье, благо, поводов для этого хватало.

– Мадам Юдина, – сказал завкафедрой, убирая в сторону грязную чашку, – Скажите уже откровенно, вам же не нужна еще одна судимость, это была глупость, ваша некоторая несдержанность, вызванная обстоятельствами. Вы же поймите, не ударили бы вы свою оппонентку головой о батарею, вы бы имели все аргументы пойти в суд и хотя бы гражданским иском с нее денег за моральный вред получить.

– Да, вы правы, – ответила София, – Но я встречное заявление на этого человека написала, потом дело закрыли за примирением сторон. Конечно, если оно снова откроется, я и гражданский иск подам к ней, но знаете, не хотелось бы этого человека видеть больше никогда.

Во время дальнейшей беседы София пообещала, что больше никогда не будет позволять себе подобных опрометчивых поступков и что она понимает, что потребовалось много усилий, чтобы не раздувать скандал на кафедре.

Попрощавшись с завкафедрой, София пошла к мужу.

– О чем он тебя так долго спрашивал? – спросил Василий жену.

Девушка пересказала все, а потом сказала:

– Вопросы, что ли, ко мне были?

– Да, приходили тут некоторые студенты, родственники их, возмущались, кто работает в императорском университете, требовали по статье тебя уволить, – сказал Василий, – Завкафедрой стоял на своем: хороших специалистов мало, а здесь, на своей кафедре, он хозяин и ему решать, кому работать, а кому нет, поэтому всех отправлял обратно.

– Хоть что-то радует, – вздохнула София.

Двадцатого января София сидела дома и была в пресквернейшем настроении. Девушка была под впечатлением от того, что провела две недели в полицейском участке и с некоторым страхом ждала того, что может произойти дальше, относительно ситуации с Аленой Колынцевой.

Вдруг раздался стук в дверь. Решив, что это неожиданно пришел Вася, София, не спрашивая, открыла дверь. Каково же было удивление девушки, когда она увидела какого-то незнакомого мужчину.

– Вы по какому вопросу? – спросила София мужчину.

– София Львовна, не хотите ли вы в столицу съездить? – спросил он сразу в лоб девушку.

– Зачем? – удивленно ответила София, – И кто вы такой?

– София Львовна, меньше будете знать – меньше скажете при возможном задержании, – сказал он девушке.

Поняв, что это, возможно, какие-то новые Ангелы, которые возникли в Москве на месте старых, София догадалась, что от нее требуется. Какая-то неожиданно возникшая злоба на режим, который явно приведет к тому, что она получит судимость из-за Алены, снова увела девушку от мыслей о счастливой семейной жизни к мыслям и воспоминаниям об Алексее, об отце, а Саше, о мести.

– Что именно от меня нужно и сколько за это обещаете? – спросила девушка.

– Проконсультировать по технической части покушения, поучаствовать самой во всем этом, – услышала София в ответ, – Оплата такая же, как и летом.

– Когда? – спросила девушка.

– Если есть возможность, то сегодня же, – раздалось в ответ, – Вы не волнуйтесь, что невыездная, это много времени не займет. Сегодня выезжаете, завтра все на месте и вечером обратно в Москву. Вашего отсутствия в полутора суток вряд ли кто-то заметит.

– Жандармы увидят, как я выходила из поезда и все, здравствуй, участок. Меня в лицо половина полиции Москвы знает, если не вся.

– А чтобы этого не произошло, вы выходите не на конечной, а за одну остановку до нее, а оттуда вас довезут наши люди, до города.

– Плохая идея, – ответила София, – Так проводник точно заметит кого-то подозрительного, кто единственный из вагона вышел до Москвы, и, если его будут допрашивать, сразу это упомянет в своих показаниях. Надо рисковать и ехать до конечной.

– Как хотите, – раздалось в ответ.

Написав записку мужу, что девушка поехала в гости к подругам по Смольному с ночевкой, София быстро собралась и пошла за этим человеком.

– А мужа предупреждать не будете? – спросил он девушку.

– Нет, – ответила София, – Муж уехал в командировку на четыре дня в столицу, обмениваться опытом, так что вернуться не должен. И, надеюсь, я его в столице не встречу, иначе это будет глупо выглядеть.

– Да не встретите, вам там долго ничего делать не придется, – сказал человек.

После того, как София получила на руки уведомление, что на ее счет пришли новые деньги, девушка согласно кивнула, и они с неизвестным поехали на вокзал.

София не боялась того, что едет с незнакомцем, девушка понимала, что ее просто решили взять как довольно опытного человека. Единственное, чего боялась девушка, так это того, что можно было при желании отследить, что на счет Софии поступили новые деньги, но девушка решила, что этим никто заниматься не будет.

В столице, куда наутро приехала София, девушку сразу повели в какое-то помещение. Девушка была готова объяснить, как правильно метать бомбу, как вдруг услышала неожиданную реплику:

– Планы изменились, метать бомбу – слишком приметно, будет подкоп. Так что, мадам, вы зря приехали.

– Не зря, сейчас мадам проконсультирует по технической стороне вопроса, – услышала девушка и сказала, – Я подкопами никогда не занималась, но именно по тому, как собирать бомбу, могу проконсультировать.

Через пару часов все было собрано и заложено. София вместе с какими-то незнакомыми ей людьми пошла на улицу, в безопасное место.

Тогда, когда это и ожидалось, по улице проехала карета императрицы. София недоуменно спросила человека:

– А почему не царя выслеживали? – спросила девушка.

– Руководство так посчитало, – услышала София, – Решили, что это логичнее.

– Странная у них логика, – ответила девушка.

Но вдруг произошло то, чего никто не ждал. Карета почти проехала место подкопа, и взрыв раздался тогда, когда уже было поздно.

– Ну что, товарищи, поздравляю вас с очередным неудачным покушением и надвигающимися репрессиями, – сказала София, – Надо было метать бомбу, это надежнее, чем всякие подкопы. Если помните, в 80-е годы, я еще тогда политикой не интересовалась, рано было, да и семья была полная, в столице тоже подкоп делали, бесполезно это.

Глядя на то, что у кареты развалилась задняя часть, однако, никто из ездоков не пострадал, София сказала:

– Да, и деньги вы на ветер выбросили, и своей свободой рискуете. И я, дура, влипла. Обошлось бы все хоть, я лично ничего не делала, только консультировала.

– Надо ехать, – сказал человек, – Вот видите, в этом и плюсы подкопа, несмотря на неудачу и обилие жандармов, никто нас не арестовал, все обошлось.

Обратно все ехали в разных вагонах. София надеялась, что ее не поймают в Москве на вокзале и снова не повезут в участок, однако, судьба посчитала иначе.

Софию, выходящую из поезда, заметили сотрудники полиции и сразу посадили в полицейскую карету и отвезли девушку в участок. София надеялась, что все обойдется и радовалась, что билет ей подельники брали двойной. От Петербурга в Бологое и от Бологого до Москвы.

– София Львовна, – сказал девушке в участке Петр Васильевич, выслушав ее объяснения, что она ездила в гости к родственникам, – Знаете, по вам видно, что вы рано сиротой остались. Отцовской руки вам не хватает. Были бы вы моей дочерью, знаете, не посмотрел бы ни на возраст, далеко не детский, ни на беременность, зажал бы голову между ног и всыпал бы вам хорошенько, раз к двадцати трем годам ума так и не прибавилось.

– А благодаря кому все это? – парировала София, – Благодаря царской власти я без отца осталась. Знаете, пока я жила в семье, все было и хорошо, а потом началось: Смольный, полиция… Вот захотелось мне в гости поехать в Бологое, я и поехала, даже билетик сохранила, что действительно в Бологое ездила, а не куда-то в другое место. А что хотите, какое государство, такое и воспитание, меня с семнадцати лет государство воспитывало. Плоды этого воспитания вы сами видите.

– Язык у вас длинный, меры не чувствуете, – сказал Петр Васильевич Софии и обратился к офицеру, – Мадам ссыльная, устав о ссыльных позволяет. Организуй ей десяток розог, раз она режим соблюдать не желает.

– Я беременна, – сказала София, – Не имеете права.

– В уставе по поводу беременности ни слова не написано, – сказал Петр Васильевич, – Значит, закон разрешает. Вы это, София Львовна, поспорьте тут побольше, а я вам условия отбытия ссылки изменю, будете раз в неделю в участок ходить, отмечаться. Тут знаете, в столице взрыв был, можно вас и арестовать по подозрению во взрыве, просто, на всякий случай, да оснований нет.

Порадовавшись, что Петр Васильевич не догадывается о том, что София была в столице, а считает, что она действительно ездила в Бологое, девушка замолчала. Молча сходив вместе с офицером в другое помещение, и молча вернувшись в кабинет Петра Васильевича, София услышала следующую фразу:

– Расписывайтесь в нарушении режима, в ответственности за это, в том, что я с вами провел воспитательную беседу. А если еще одно нарушение режима будет, в ближайший месяц, в централ пойдете. Все понятно?

– Все, – ответила София.

Выйдя из полицейского участка, девушка и была счастлива, что никто не заподозрил то, что она была в столице, и заплакала от обиды и досады от всего произошедшего.

«Елагина на моем третьем году обучения в Смольном говорила, что перед жандармами жакета не снимет, руки на себя наложит, а мне что остается?… Только забыть все, что произошло и не афишировать все. Вот тут уж действительно, сама не разболтаю – никто не узнает», – подумала София, – «Да, тятенька, не думал ты, что с Соней в участке могут поступить как с какой-то бродягой, и Соня об этом не думала…»

Решив, что мужу она не скажет вообще ничего из того, что произошло в последние дни, София с легким волнением подошла к дому. Маячок в виде соломинки на двери остался нетронутым, отсюда девушка сделала вывод, что к дому никто не подходил. Открыв дверь, девушка увидела, что записка мужу осталась нетронутой, поэтому точно поняв, что муж все еще в столице, София сожгла записку.

Прислушавшись к ребенку и поняв, что сын или дочь не проявляет особенного недовольства из-за событий последних двух суток, София с облегчением вздохнула и решила, что ничего особенно страшного не произошло, в столице ее никто не видел, да и она не совершила ничего уж сильно противозаконного.

«Я только проконсультировала, консультацию доказать будет невозможно», – подумала девушка, – «Васеньке ничего не скажу. А что касается участка… Переживу. Да, унизили меня там, сравняли с какой-то бродяжкой… Но зато хотя бы никто не подумал, что я в столице была, так что легко я отделалась еще».

Конечно, на душе у девушки было тоскливо, однако, София решила, что пусть лучше так, чем в участке бы узнали, что она была в столице.

На следующий день, встав с утра в не самом лучшем настроении – практически каждое движение напоминало девушке о вчерашних событиях в участке, София начала готовить завтрак. Вдруг раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросила София.

– Вася, – раздалось в ответ.

– Васенька, как я рада, что ты пришел, – обрадованно сказала девушка и бросилась на шею к мужу.

– Представляешь, Сонь, что в столице-то было! – сказал Василий, – Какие-то идиоты подкоп делали, покушение на императрицу было, к счастью, все обошлось.

– Да вообще дебилы, – ответила София, – Недоумки какие-то.

Решив, что она никогда и ни за что не скажет своему мужу, что этих недоумков она консультировала, а потом попала в полицию в Москве за нарушение режима, София сказала Василию:

– Вася, пошли завтракать, я как раз кашу сварила, чайник поставила. Как же я по тебе скучала, слов нет!

София накрыла на стол.

– Ну что, как в столице все у тебя прошло? – спросила девушка мужа.

– Хорошо, – ответил Василий, – Было очень интересно, обмен опытом, методиками преподавания. Жаль, что тебя туда не позвали.

– Да, жалко, – ответила София, – Но я ведь все равно невыездная, мне бы не разрешила полиция выезд, а тайком Осип Евдокимович бы не выпустил.

– Да, тайком ездить – не вариант, мало ли, как бы в участке на это отреагировали, а вдруг бы в централ забрали? – сказал Василий, – Кстати, можешь спать спокойно, тебя бы не взяли по другой причине – приглашали только тех, кто занимает более-менее ведущие посты в университете, а я случайно попал – лишнее место было.

– Повезло, – улыбнулась София, – Да, похоже, если я еще раз тайком куда-то съезжу, в ближайшие недели, точно в централ заберут.

Решив, что нужно уточнить свою мысль, чтобы у мужа не возникло ненужных вопросов, девушка сказала:

– С Аленой стычка была, потом в декабре я тайком ездила в столицу… Терпение Петра Васильевича тоже ведь не резиновое, на прочность проверять не стоит.

– Согласен, – сказал Василий, – К тебе и так в участке хорошо относятся, я бы сказал, как к дочери.

«Правильно, нечего Васе лишнего знать», – решила София, – «Он только расстроится, что жена влезла не туда, куда следовало, разочаруется еще во мне. Да и, как сказал тот самый человек, меньше будет знать – меньше скажет на возможном допросе. Хотя что я говорю, какой допрос, все обойдется. Те люди меня сдать не должны, да и вообще, я только проконсультировала, сама ничего не делала, может быть, я вообще как репетитор туда ездила, не зная о цели визита».

– Сонь, ты чего задумалась? – спросил жену Василий, – Садись, посиди со мной, чаю попей.

– Да не знаю, скучно без тебя было, вот что-то и задумалась, что как хорошо, что в принципе тебя встретила, – сказала София, – А чаю я не хочу, только что сама позавтракала, знала бы – тебя бы подождала.

«Ага, хорошо, что сама успела стоя позавтракать, пока Васеньки не было», – подумала девушка, – «Вроде бы и не сильно вчера досталось, могло и хуже быть, а все равно, и не сядешь нормально, и на спине теперь спать не могу».

Однако если на завтраке этот вопрос был более-менее замят, то на обеде Василий заметил, что его жена никак не желает садиться.

– Соня, да что с тобой? – спросил Василий, – Ты чего меня кормишь, а сама не ешь?

– Соскучилась по тебе, – ответила девушка, – Хочу сначала тебя накормить, сама потом есть буду.

– Сонь, скажи правду, я вижу, что есть другая причина, – сказал Василий, – Садись, рассказывай.

Решив, что скрывать дальше ситуацию будет тяжело, девушка осторожно села на стул и сказала:

– Вчера гуляла по улицам, скучно было. Поскользнулась на льду, с размаху упала на пятую точку, к счастью, ничего себе не сломала, не стрясла, но вот отшибла себе все знатно. Поэтому лишний раз садиться не хочу, чтобы не напрягать себя.

Увидев, что глаза жены как-то лихорадочно бегают, Василий сказал:

– Если кто-то другой спросит, легенда неплохая. А своему мужу говори правду, как есть.

«Проницательный, не соврешь даже. И про Бологое даже не соврешь, тоже вычислишь наверняка», – подумала девушка и решила рассказать ту же самую версию, что и в полиции, только чуть-чуть усовершенствованную, – Да, Вася, ты человек проницательный, угадал. В общем, я вчера решила в Клин съездить, так воспоминания накатили, мы с мамочкой и тятенькой туда иногда ездили, на природу, красота! Ну съездила, посмотрела, повспоминала, все равно же скучно было без тебя, одной дома сидеть. А потом, когда я приехала уже на вокзал в Москву, меня полиция заметила, что я за пределы города выезжала. И все, привезли в участок, к Петру Васильевичу, поругались мы там с ним маленько, мне обидно стало, сказала, что хотелось мне за город съездить – я и поехала, а он распорядился мне десять розог дать за нарушение установленного режима отбытия ссылки. Я еще возмущалась так, вроде, я беременная, а он сказал, что в законе прямого запрета нет, что я сама виновата, незачем было режим нарушать. Пугал, что режим изменит, буду я еженедельно в участке отмечаться, но, к счастью, не стал ничего менять. Знаешь, Вась, обидно-то как, мамочка с тятенькой свою Соню как розу в оранжерее держали, слова грубого не говорили, а потом, как умерли они, все пошло наперекосяк. Знаешь, Вася, это впервые я на себе испытала все прелести быть ссыльной, до этого даже после своего самого первого покушения со мной исключительно корректно обращались, чего не сказать ни про Елагину, ни про Демину, им так не везло, как мне.

– Сонь, так ну не садись, раз тебе больно, – сказал Василий, – Через пару дней пройдет. Главное, что ребеночек не возмущается хотя бы. И хорошо, что на тебя взрыв в столице не повесили, хотя могли бы, придрались бы, что ты из столицы возвращалась и все.

– Да, малюточка хотя бы не возмущается, это уже хорошо, – сказала София, – Ты прав, хорошо, что не стали привязываться ко мне насчет столицы, что все хотя бы так обошлось.

– Теперь, Сонь, тебе точно нужно режим не нарушать, – сказал Василий, – Хотя бы первое время. Потому что если тебя за нарушения режима в централ заберут, это будет обидно. Да, понятно, что и вчера обидно было, но ничего уже не поделать.

Еще немного поговорив, Василий предложил жене:

– Соня, давай пойдем погулять? Ты беременная, тебе свежий воздух нужен. Походим по парку, посидим на лавочках, если сможешь, не сможешь – просто походим.

– Чего это, не смогу, смогу, – с улыбкой ответила София, – Ничего страшного, подумаешь, трагедия, да завтра-послезавтра уже и не вспомню, что в участке было. Сегодня как-нибудь переморгаюсь, а до завтра все и пройдет.

Вскоре София и Василий вышли из дома и пошли в парк.

Каково же было удивление Софии, когда через некоторое время она узнала, что ее вызывают снова в полицейский участок.

– Мадам, – сказал Петр Васильевич, – Ваша оппонентка категорически против закрытия уголовного дела, требует довести его до суда. Оснований воспрепятствовать этому у меня нет. Поэтому предлагаю вам найти адвоката, обсудить с ним ваши дальнейшие действия. А что касается вашего встречного заявления, конечно, оно может вам помочь, но не думаю, что слишком. Если уж на то пошло, вы ей вред средней тяжести причинили, а она на вас просто накинулась. Еще раз повторю, не ударили бы вы ее головой о батарею, дело можно было бы как-то закрыть, а так…

В расстроенных чувствах София пошла домой. Девушка не знала, кто есть в Москве из более-менее грамотных адвокатов, да и тратить деньги на адвоката девушке было жаль.

Вдруг София вспомнила о том, что Мария Гуляева практикует юридические консультации. Решив, что можно обратиться к ней, девушка пошла в Смольный.

Не встретившись в институте ни с кем, кого бы ей не хотелось видеть, а особенно, с мадам Пуф, София сказала мадам Гуляевой: