Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– В чем дело? – недоуменно спросила София.

– Одетой спать не положено, – услышала она.

Раздевшись, девушка провалилась в беспробудный сон до следующего утра.

Наступило 11 мая. София, как обычно встала, заправила кровать, начала завтракать, но отвлеклась. Девушка почувствовала что-то не то. Решив, что это или ложная тревога, как некоторое время назад, или очередной привет от рассудка, который уже давно куда-то поехал, девушка решила не обращать на это внимание. Однако, когда вскоре отошли воды, София поняла: родит она сегодня.

«По-хорошему, в больницу должны перевести», – подумала девушка и постучала в дверь. Открылась форточка.

– Я скоро рожу, меня в больницу надо перевести.

– Давай лучше сразу в санаторий, – услышала София в ответ.

– Можно и в санаторий, но я этого не просила, – ответила девушка и с удивлением увидела, что форточка закрылась.

София постучала туда еще пару раз, но ответа не было. Вздохнув, девушка решила повторить свои переговоры чуть позже, однако, минут через пятнадцать дверь открылась и в камеру вошел жандарм.

– Начальник дал добро, пошли в лазарет.

«Страхуются, наверное, чтобы я снова не сбежала», – подумала София, – «Логичнее было бы в больницу перевести, там и врач, и медсестры, и другие больные, будет с кем переговорить, а то что здесь, все то же самое, та же камера, только для больных, и доктор сидит в помещении по соседству».

Еще одной причиной, чтобы рожать именно в больнице, было то, что девушка помнила один не очень давнишний случай.

«Только бы прошло все нормально, а не как с Гельфман», – подумала София, – «Хотя в прошлом году никто меня в больницу не возил, Бирюковы врача домой позвали, а вместо акушерки соседка пришла. И все нормально прошло. Будем надеяться, и в этот раз все так же будет».

К вечеру София родила второго ребенка, мальчика. Девушка решила назвать его Федором.

«Ну вот, оставила Соня после себя не только поступки, но и двух чудесных детей от двух самых любимых моих мужчин, которых уже нет на этом свете. Юлия Ивановна и Федор Алексеевич Собольниковы».

София была уже полностью морально готова к тому, что скоро поедет на Ладогу. Однако, девушка никак не могла свыкнуться с мыслью, что больше не увидит своих детей.

«Может быть, со временем все изменится. Приговор еще раз поменяют, придут новые вести. Может, в Сибирь или Архангельскую губернию на поселение отправят. В конце концов, не могут же вот так просто взять и забыть о моем существовании навсегда. Главное, надо надеяться, тогда все будет хорошо», – думала София, – «Хотя когда я теперь деток своих увижу… Наверное, никогда. Даже если в Сибирь отправят, дети останутся у Бирюковых, во всяком случае, пока не вырастут»

========== Рождение ребенка ==========

12 мая.

Надежды на то, что после рождения ребенка София попадет в больницу и будет там общаться с людьми, не оправдались. Девушку просто перевели в другую камеру, в крыло, где был расположен лазарет.

«Грустно все это», – подумала София, – «Однако, я хоть не одна. Пока не одна. Наверное, в ближайший месяц ребеночек будет со мной».

Девушка посмотрела на спящего малыша.

«Феденька… Как раз, девочка и мальчик, погодки, что еще надо? Жила бы сейчас в родительском доме, бросила бы к чертовой матери институт, окончила бы какую-нибудь школу заочно, ну чтобы аттестат мне написали, и все… Можно было бы жить тихо, мирно и спокойно, ну, может быть, папка бы со временем нашелся, тогда бы еще и третья малютка появилась», – подумала София, – «Забавно так получается, брат и сестра, с разными отчествами, но с одной, дедушкиной фамилией».

Девушка посмотрела в зарешеченное окно и подумала:

«Одна радость, что и Феденьку Бирюковы забрать смогут. А то совсем плохо бы вышло, брата с сестрой разлучили, одна в семье, второй в приюте…»

В камеру вошел врач.

– Ну что, какие жалобы? – спросил он.

– Крыша периодически едет, – ответила София, – Недели две назад случай был, потом дня три назад… Если первый раз все быстро обратно прошло, то во второй раз я гораздо дольше отходила.

– А от меня что вы хотите? Помочь в психушку перевести? Не думаю, что там лучше будет, чем здесь.

– Нет, в психушку не надо. Мне бы травки какие-нибудь, чтобы совсем с катушек не съехать…

– Нет таких травок и не существует. И лекарств тоже нет. Может, конечно, в будущем и появятся, но явно не сейчас. Поэтому предлагаю эту тему больше не трогать. А по другим вопросам жалобы есть?

– О чем вы спрашиваете – нет, все нормально. Может быть, все-таки в больницу меня переведут? Там люди, общение, в общем, сами понимаете, а здесь, боюсь, у меня снова в голове что-нибудь перемкнет.

– Перемкнет – значит, в Кащенко поедешь, – врач увидел страх в глазах девушки и добавил, – А чтобы не перемкнуло, за ребенком ухаживай, ты уже не одна.

«Да, Феденька, пока что мы с тобой вдвоем здесь», – подумала София, – «Вспомнить бы еще, как пеленать правильно, а то за год что-то подзабыла…»

13 мая.

После утреннего обхода София в больничной камере занималась ребенком. Девушка хотела максимально полезно провести это время, которое ей было дано на общение с сыном.

«Жаль, он не запомнит меня», – подумала София, перепеленывая ребенка, – «Наверное, будет считать Марию Викторовну своей мамой. Хотя, думаю, оно и к лучшему… А потом Бирюковы моим деткам все расскажут и они буду знать, как все было на самом деле».

Девушка положила сына в кроватку и села на постель.

«Полежать что ли? Здесь это днем разрешается. Вот всегда так, возможность появляется, когда это уже и не надо, хотя можно пока и отдохнуть…» – подумала девушка.

Вдруг София услышала тихий разговор за стенкой. Прислушавшись, девушка поняла – жандармы в коридоре обсуждали последние события.

– Я же тебе говорю, кроме мирского суда есть еще и высшие силы. Емельяновой приговор поменяли – так она сама на себя руки наложила. И эта долго не протянет. В очередной раз крыша поедет, споткнется и разобьет себе голову. А все потому, что не надо было лезть, куда не следует.

– А что все-таки с Емельяновой случилось, не выяснили?

– Откуда я знаю, да и, если честно, не очень-то и интересно.

Услышав это, София не могла прийти в себя от шока.

«Емельяновой тоже больше нет… Одна Соня осталась, совсем одна. Виталий с Инной в Забайкалье, Эми на Сахалине… Ну и смысл мне жить дальше, если говорить откровенно. Разве что ждать и надеяться, что освобожусь, вернусь к деткам. Хотя что-то маловероятно это», – подумала девушка. Вдруг взгляд Софии перешел на сына.

«Да ты мой маленький, и как я без тебя буду?» – подумала София, – «Или уже засунуть все свои амбиции подальше и написать мадам Елизавете? Выдавить из себя эти треклятые строчки в стиле, как мне следователь предлагал написать после прошлого суда? Вроде «совесть была омрачена туманом», «горько каюсь»… Ага, прям так горько каюсь, что аж слов не хватает. Нельзя так поступать, если чувство собственного достоинства уже утеряно, то надо хотя бы не предавать память тятеньки с Алешей. Боюсь, психану я однажды, не сдержусь, напишу что-нибудь подобное, а потом жалеть всю жизнь буду».

София еще раз посмотрела на сына.

«Нет, я прямо не могу, сердце разрывается от мысли, что двое малюток сиротами расти будут… Или написать уже, наступить себе на горло. Может быть, тогда куда-нибудь в глушь на поселение отправят, а я заберу туда своих деток и буду там жить вместе с ними», – девушка задумалась, – «Ага, ладно, самой уехать на край географии, так еще и детей обречь на заведомо незавидное будущее с трехлетней школой в соседней деревне и фельдшером за тридцать верст. В Москве им явно лучше будет».

София легла на кровать и заплакала. Маленько успокоившись, девушка решила:

«Все, нельзя сейчас думать на эти темы, нельзя принимать каких-то важных решений. Как говорил Алексей, это гормоны после родов играют. Вот через несколько месяцев, ближе к осени, можно будет и решить для себя, как лучше поступать».

София успокоилась этой мыслью, как вдруг к ней пришла новая, расстроившая девушку сильнее прежнего:

«А из Шлиссельбурга будет возможность всякие прошения писать? Или уже все, дорога закрыта и надо сейчас определяться? Нет, не может такого быть, на Высочайшее имя должна быть возможность писать. В конце концов, у меня много времени есть на то, чтобы подумать и решить, главное, не поддаваться порыву».

14 мая.

На следующее утро София никак не могла решить, к правильным ли выводам она пришла вчера. Мысли начали крутиться в голове с новой силой.

«А, может быть, наоборот, надо сейчас все писать, под эмоцию, чтобы потом не жалеть?» – решила девушка.

Через пару часов рассуждений, София взялась за перо и бумагу, чтобы написать письмо одной довольно влиятельной женщине из Москвы, но которая была родственницей погибшего N.

«Здравствуйте, мадам», – написала она и сразу задумалась:

«Нет, это обращение, если бы я просто письмо писала. А я же документ составляю. Наверное, надо писать прошение, с шапкой по правому краю, правильным оформлением, в общем, все как положено».

Но и на этой версии София застряла надолго.

«Прошу принять во внимание мое раскаяние», – написала девушка и зачеркнула.

«Какое тут раскаяние, писать заведомо что попало, нет, я так не могу», – решила София и порвала этот лист.

«Да что же это такое, написать не могу ничего…» – подумала она, – «Может, в свободной форме лучше написать?»

София взяла в руки первый лист и прочла самую первую строчку, что уже успела написать.

«И что дальше? Не буду же я писать как бабе Ане «передаю пламенный привет из самого сердца столицы»? А ничего другого в голову не идет», – девушка отложила лист и задумалась, – «А что я вообще хочу написать то?»

Через полчаса мучений родился следующий текст:

«Здравствуйте, мадам. Не уверена, что имею право писать вам, но не могу не сделать это. Прошу войти в мое положение. Насколько вам известно, у меня уже есть старшая дочь, а недавно родился сын. У меня сердце разрывается от мысли, что они будут расти сиротами. Очень прошу вас как-то принять участие в моей судьбе, выход на поселение в отдаленных районах нашей страны был бы лучшим выходом из положения. И я бы осталась далеко от цивилизованного общества, и детки были бы при матери. Поэтому обращаюсь к вам и надеюсь на лучший исход событий».

Перечитав письмо, София отдала его жандармам с просьбой отправить. Утомившись, девушка легла на кровать.

Немного подремав, София открыла глаза и решила продолжить отдых с открытыми глазами. Вдруг ее внимание привлек громкий смех из коридора.

– Нет, ты только прочти вот эту фразу. Вообще, верх юмора, такого даже в анекдотах не найдешь, – смеясь, сказал один из жандармов.

– Да, веселая фразочка. А как тебе «выход на поселение в отдаленных районах нашей страны был бы лучшим выходом из положения»? Конечно, захотела на поселение выйти. А переезд в санаторий в Крыму был бы еще более удачным решением. Вот дура, совсем не думает, что пишет.

– Что хочешь, полоумная она.

«Письмо мое разбирают по фразам», – подумала София.

Совсем скоро в камеру Софии вошел жандарм.

– Слушай ты, террористка. Такого отборного юмора я даже у Чехова что-то не читал. Мы это письмо никуда отправлять не будем, а повесим на стенку в рамочку, чтобы все могли его читать и смеяться. Нет, ну это только придумать надо было, про выход на поселение. Хочешь писать – пиши официальное прошение с нормальными формулировками.

«Ну что, не отправили – значит, не судьба. Тем более, знак сверху, что надо не выпендриваться, не предавать память близких мне людей, а просто надеяться на лучшее. Как раз, мне еще есть время на подумать, все тщательно обдумаю и решу, стоит ли писать официальное прошение», – решила София.

15 мая.

Софии не сиделось спокойно на месте. Уложив сына спать, девушка решила попытать счастья и постучать по водосточной трубе.

«За одной стенкой доктор, за другой – пустая камера, а вот снизу кто-то точно должен быть», – подумала она.

София, выбрав момент, когда жандармы отвлеклись и сели играть в карты, постучала по водосточной трубе. Удача улыбнулась девушке, она смогла переговорить еще с одним политическим. Совсем скоро девушка уже изливала душу практически незнакомому человеку. Конечно, сначала девушка ограничивалась более-менее общими фразами, вроде «родила двух сирот», «проклятая система во всем виновата», а потом разговорилась и начала рассказывать о том, что у нее начала ехать крыша и она уже практически готова написать прошение о помиловании, только не уверена в том, что она права.

– Слушай, посоветуй мне, писать или нет? Уже третий день не могу решить, а мысль крепко в голову вошла, выбить никак не могу.

– Не могу советовать, не знаю, – ответил человек, – Хочешь, письмо Елагиной отправим, потайными путями, пусть она посоветует что-нибудь.

– Так она же на Сахалине, пока туда письмо дойдет, да и дойдет ли, – удивилась София.

– Сбежала по дороге, сейчас снова в Москве, в террористки подалась, – услышала девушка.

София попросила некоторое время для того, чтоб подумать, что именно она попросит отправить, а потом сообщить ответ.

«Не может быть, Эми в Москве… Хоть одна живая душа осталась», – подумала девушка сквозь слезы и начала думать, что бы спросить.

Спустя некоторое время один из мальчишек передал Эмилиане письмо.

«Анна, молока у нас много, девать некуда, хоть в умывальник заливай, тратим куда ни попадя. Может, купишь пару литров?»

Автор надеялся, что этой фразой он намекнет Эмилиане на то, что письмо стоит прогреть и прочитать второе послание.

Второе письмо гласило:

«Дорогая Э., недавно узнала о том, что ты снова в Москве. Нужен совет врача и товарища по борьбе. Слетаю с катушек, мысли о детях все усугубляют. Боюсь скоро уехать в Кащенко. Постоянно думаю, не написать ли прошение о помиловании, но не могу пойти против принципов и предать тятеньку и Алексея. От этого крыша едет еще быстрее. Прошу, найди способ и ответь мне что-нибудь. С.С-ва.»

После того, как послание через десятые руки было отправлено, София более-менее успокоилась и пообещала себе не предпринимать никаких решений, пока не будет получен ответ.

– Ну что, Феденька, подождем, не будем никуда торопиться, торопиться нам некуда, правильно? – обратилась София к сыну, – Скоро увезут тебя, как же мне будет тебя не хватать….

16 мая.

Казалось, с утра все было как обычно. Врач уже не приходил, а София просто осталась наедине с ребенком в больничной камере.

«Как сказал врач, я здесь пробуду примерно до конца июня. Потом Феденьку забирают Бирюковы, меня возвращают обратно в камеру и в ближайшие дни отправляют на Ладогу…»

Незаметно для себя, София начала думать о неизбежном будущем, мысли шли все дальше и дальше и все накручивали девушку. В конце концов, София подбежала к двери и начала туда стучать.

– Дверь откройте, мне домой надо! – прокричала она.

На шум пришел врач и открыл дверь.

– Чего разоралась, ребенка сейчас разбудишь, – сказал он.

– Да не разбужу, он крепко спит! – прокричала снова София, – Мне домой надо, не могу уже здесь находиться.

На всякий случай врач взял Федю, вынес к себе в кабинет и закрыл за Софией дверь.

«Похоже, действительно что-то делать надо», – подумал он и обратился к одному из жандармов:

– Значит, не в первый раз она так?

– Если бы. Не знаю, уже и в какой раз шум поднимает.

– А как вы ее утихомиривали? – продолжал доктор.

– Да всяко разно. Первый раз в карцер водили, второй раз – в подсобку, потом в подвал. В общем, замотались таскать ее. И, самое главное, приведешь ее куда-нибудь – сразу замолкает. Ну или почти сразу.

– Значит, на смену обстановки реагирует… – задумался врач, – Нет, каждый раз куда-то таскать – не вариант, надо что-то делать.

Доктор снова вошел в камеру к Софии.

– Вот пока ты тут в дверь стучала, через окно залезли цыгане и твоего ребенка украли, – сказал он.

София огляделась по сторонам и действительно не увидела сына.

– Как украли? Не может быть! – воскликнула девушка. Потом задумалась и сказала, – Постойте, у меня, конечно, немного не все уже дома, но не могли никакие цыгане сюда пройти. Куда же вы Феденьку унесли?

– Куда надо, туда и унесли. Страшно с тобой оставлять, мало ли, что случайно сделаешь? Такими темпами вообще не увидишь сына, заберут его раньше времени.

– Постойте, не надо так делать, я без него вообще одна останусь, – попросила София.

– Хорошо, – сказал врач и вернул девушке ребенка.

София очень обрадовалась.

– Похоже, ты была права несколько дней назад, – сказал доктор, – Будешь травы пить, валерьянку, там, пустырничек, ну и прочее. Если не поможет – лично пойду к коменданту, пусть в психушку переводит.

17 мая.

Травы постепенно дали свой результат. София стала более спокойной, было лень о чем-то думать. Большую часть времени София проводила с сыном.

«Вот все сейчас хорошо, только спать постоянно хочется», – думала девушка, – «Надо будет врачу об этом сказать».

– Может быть, дозировку снизить, – предложила София, – Спать постоянно хочется, лень о чем-то думать.

– Как раз, все идет по плану, – сказал врач, – Ни о чем не думаешь – не будешь себя накручивать по пустякам.

«Может быть, это и действительно так», – решила София, – «Сейчас хоть гораздо легче стало».

Поулыбавшись своему сыну и помахав носовым платком, свернутым в виде куклы и отдаленно ее напоминающим, София взгрустнула:

– Ох, Феденька, жалко, мамка твоя не увидит, как ты переворачиваешься, ползаешь, ходишь… Ну вот что же это за такое, несправедливо то как, – девушка посмотрела на ребенка, который начал засыпать, – Ну что, спать будешь? Тогда и мамка тоже подремает маленько, ничего не делала, а устала.

София легла на кровать и заснула.

Дни шли своим чередом, и София постепенно потеряла им счет. Девушка действительно проводила почти все время во сне, поэтому врач сначала снизил дозировку трав, а потом решил вообще их отменить. Девушка тратила то время, которое было не во сне, на сына и перестукивание.

В один из дней, когда травы уже были полностью отменены, София подумала:

«Как будто пьяная неделю провела. Такие ощущения, будто пила, не просыхая, а сейчас наконец-то протрезвела. Я, конечно, запойно никогда не бухала, но по рассказам все именно так и есть».

– Какое сегодня число? – спросила девушка доктора.

– 24 мая.

– Неделю почти не помню, – сказала София, – Спала, сыном занималась…

«И с тем мужиком перестукивалась», – мысленно проговорила она.

На следующий день София получила ответ от Эмилианы.

«Милая С., крепись. Действуй по совету уже покойной Ем.: фантазируй, хотя бы разговаривай сама с собой или с ребенком, если все прошло благополучно. Чтобы не сел у тебя голос, читай вслух книги. Что касается помилования, то не думай даже о нем, мы не сдаемся,как бы плохо нам не было. Может помочь тебе способ прикинуться помешанной, из Кащенко мы можем тебя освободить, а вот из Петропавловки никак. Жаль твоих детишек. Очень надеюсь, что мы встретимся. Люблю, целую Э.Е-на»

Девушка прочитала его со слезами.

«Да, к счастью все прошло благополучно, можно не самой с собой разговаривать, а с Феденькой», – подумала София, – «Правильно все говорит Эми, взгляд со стороны всегда полезен, дурные мысли у меня в голове, нельзя даже думать о таком, а я чуть было письмо мадам Елизавете не отправила…»

«Вот только интересно, что бы говорила она в моем положении…» – подумала девушка, – «Дура, что я говорю, пусть никогда она в моем положении не окажется.»

– Нет, Эми, помешанной прикидываться я не буду, – тихо, по совету подруги вслух сказала София, – Я тут недельку под травками провела – уже так наспалась, что теперь ночью нормально спать не могу, бессонница мучит, а из Кащенко пока вы меня освободите – уже ничего не надо будет. Кукушечка окончательно съедет.

После обеда Софии в голову пришла мысль: надо во что бы то ни стало уничтожить то письмо, что она писала не так давно, чтобы никто его больше не прочитал. Девушка подошла к двери и постучала туда.

– Что на этот раз? – раздался голос жандарма.

– Верните мне письмо, что я писала мадам Елизавете, – сказала девушка.

– Зачем же его возвращать? Так мы его на стенку возле твоей камеры повесили, чтобы все проходили мимо и смеялись. Хочешь покажу?

Жандарм вывел Софию в коридор и показал письмо, висящее рядом с дверью.

– Да вы что себе такое позволяете? – воскликнула девушка, сорвала письмо и порвала его на мелкие клочки.

– Снова прогуляться куда-нибудь захотела? – сказал жандарм, – Надоело сидеть на одном месте? Ну хорошо, пошли.

Жандарм попытался повести девушку за руку, но она уперлась и стояла неизменно на своем месте. Жестом подозвав своего напарника, охранники потащили девушку под руки.

– Да что же вы себе позволяете? У меня там ребенок остался, я – кормящая мать, – крикнула София.

– А ты что себе позволяешь? Забыла, где находишься? Ничего страшного, молоко сцедишь, медсестра ребенка покормит, – сказал жандарм.

– Кстати, твое письмо уже во все записные книжки жандармов переписано, такой отборный юмор не пропадет, так что зря ты его со стены сорвала, – сказал другой жандарм.

София сидела в карцере уже второй день. Девушка была до сих пор зла на жандармов, что они так с ней поступили и вывесили письмо на всеобщее обозрение. Однако, в глубине души она была рада, что это письмо не дошло до своего адресата.

«Хотя бы до мадам Елизаветы это письмо не дошло, уже хорошо», – подумала София, – «Ну что, Эми, а я чуть было не сдалась. Но я обещаю, такое больше никогда не повторится».

Девушка посмотрела на дверь: она стояла неподвижно и не планировала открываться.

«Держат меня здесь, а мне с сыном сейчас находиться надо… Может, вернут уже меня обратно?» – подумала девушка, – «Хотя, если выбирать, оставить письмо на том самом месте или попасть сюда, то я лучше здесь отсижу, сколько придется, чем вот так позориться своими записульками… Головой надо было думать, когда это письмо писала».

По совету Эмилианы, София начала вполголоса разговаривать сама с собой, чтобы жандармы этого не слышали.

– Вот правда, Сонечка, ну что это за детский сад? Все эти письма, прошения… Ты же еще на могиле своего тятеньки, когда давала обещание продолжить дело, да и в дальнейшем, в разговорах с Алексеем все понимала. Знала прекрасно, какой приговор будет. Ну да, маленько не к тому себя около года себя готовила, надо было настраиваться на заключение в одиночке. Но все в твоих руках, можешь потихоньку настраиваться, готовиться, до этапа около месяца…

Девушка присела на табурет.

«Да, перемкнуло маленько, слабинку дала, о детях задумалась – и все, полезли нехорошие мысли, ручки к бумаге потянулись, хорошо, хоть вовремя остановилась, порвала то самое прошение, да и письмо жандармы не отправили», – подумала София, – «Спасибо большое, Эми, хоть напомнила мне прописные истины, а то я что-то совсем не о том задумываться стала».

Немного походив взад-вперед, София решила:

«Все, хватит, надо держать себя в руках. Постараюсь все свободное время заниматься сыном, общаться с ним и иногда перестукиваться. И без того времени мало, нельзя тратить его на жандармов и всякую ерунду, уедет скоро от меня Феденька.»

Девушка подошла к двери и постучала в нее.

– Даю честное слово бывшей смолянки, что отныне буду заниматься исключительно сыном, а вас беспокоить не буду, разумеется, если смогу и не перемкнет в голове что-нибудь. Верните меня к ребенку.

В коридоре раздался громкий смех.

– Слушай, ты же записываешь за ней выражения, допиши туда «честное слово бывшей смолянки», забавно, – сказал жандарм напарнику.

– Сейчас запишу, – сквозь смех сказал он, – Ну что, пошли бывшую смолянку, а по совместительству преступницу и мать двоих детей обратно возвращать.

«Значит, сейчас вернут обратно», – подумала София, – «Ой, Феденька, соскучилась же я по тебе…»

Открылась дверь и один из жандармов сказал:

– Вот слушай, давно ты так меня не смешила. Возвращаем обратно только за то, что настроение до вечера нам подняла.

– Ну все, смолянка, возвращайся в свой дортуар, – смеясь, сказал по возвращении обратно девушке второй жандарм.

Когда Софии вернули ребенка, девушка уже занималась только им, даже не обращая внимания на реплики, которые раздавались в коридоре – фраза про «честное слово бывшей смолянки» быстро разлетелась по всем жандармам.

– Феденька, ну как ты без меня два дня был, скучал, наверное? – говорила София, – Все, не волнуйся, мамка обещает постараться больше не лезть к этим чудикам, так что до конца июня мы точно не расстанемся.

Фраза, оброненная Софией про «бывшую смолянку» быстро облетела крепость и вскоре девушка из «террористки» превратилась в «бывшую смолянку». Девушке было абсолютно все равно, как ее за глаза называют жандармы, она ценила каждый день, проведенный с сыном, и старалась не схватываться в перепалке с жандармами.

27 мая девушка вдруг увидела на полу какой-то клочок бумаги.

«Я не могла его обронить, неужели записку кто-то подбросил?» – подумала она, – «От кого же?»

Девушка развернула листок. Мелким почерком там было написано следующее:

«С., то, что призналась в организации покушения на сатрапа – правильно, умничка. Надо было еще не открещиваться от взрыва А.Мих.Р-ой. Второе пожизненное вряд ли помешает, а доброе дело сделаешь. Ошибку не поздно исправить. PS: камера и жандармы – не гарантия безопасности.»

Первым желанием Софии было разорвать и выбросить, а еще лучше сжечь этот листок, так как текст, мягко говоря, там был бредовым. Однако, чуть подумав, девушка решила изучить его более внимательно чуть позже.

«Так… С. – это явно я. Послание анонимное. С анонимами общаться не намерена, пусть сначала представляются…» – думала София, – «Сатрап – это наверняка N, А.Мих. – Ася, по буквам подходит…»

Девушка еще раз посмотрела на листок.

«Да еще ты мне будешь указывать, что мне помешает, а что не помешает. Представляться сначала надо, хотя бы полунамеком. Я лично ни с кем не связана, то есть, те, с кем я была связана, уже в ином мире, поэтому пошел ты в дальнее путешествие, как говорят в народе.»

Вдруг София вспомнила, как некоторое время назад к ней все время ходили посетители и допытывались о всяких разных вещах, половину из которых девушка не понимала.

«Поди, эта записочка связана с теми событиями…» – вдруг пришло в голову Софии, – «Да нигде здесь нет гарантии безопасности, а указывать мне, что делать, тебе, анонимчик, никто права не давал».

Совершенно незаметно в голове Софии всплыла реплика коменданта, который приходил к ней в начале мая.

«Если вспомните что-нибудь еще, не стесняйтесь, сообщайте охране, я приду. Или можете записочку передать.»

– Ну хорошо, выполним твою просьбу, – подумала София, подошла к двери и постучала.

– Ну что тебе еще надо, только вчера в камеру вернули, – раздался недовольный голос жандарма, – Слушай, вот если в этот раз ты зря меня от игры в карты отвлекла, обещаю, как положено, пойдешь на шесть суток в карцер, и плевать, что ты кормящая мать.

– Нет, я по делу. Мне бы с комендантом переговорить, – ответила девушка.

– Низко замахиваешься, предлагаю сразу аудиенцию повыше брать. Вон, Зимний не так далеко, может, лучше туда попросишься.

– В начале мая меня таскали по допросам, все выясняли на тему заказчика взрыва, ну и так далее, так вот, я тут вспомнила немного.

– Долго вспоминала что-то, – ответил жандарм и добавил, – Сейчас, передам твое желание, если комендант посчитает нужным – сводим на беседу.

– Значит, говоришь, что Собольникова вдруг вспомнила, кто заказчик взрыва? – удивленно спросил комендант жандарма.

– Утверждает, что вспомнила.

– Чудесно. Приводите ее туда, куда прошлый раз, побеседуем.

«Должны на разговор сводить», – думала София, смотря на ту самую бумажку, – «В конце концов, это им надо, а не мне. Мне уже разницы никакой».

Девушка положила записку за пазуху и стала ждать.

«А я хотела сжечь ее. Вот правильно, сначала делаю, потом думаю, нельзя так поступать», – подумала она. Вскоре открылась форточка и девушка услышала:

– Руки.

«Сейчас поведут», – подумала София и подошла к двери, – «Надеюсь, не зря я решила поговорить».

Вскоре София уже пересказывала обо всех событиях коменданту крепости. Как она случайно увидела записку, как прочла и сначала ничего не поняла, как потом обиделась, что какие-то анонимы указывают ей, что делать.

– Верной дорогой идете, София Львовна, – сказал комендант, рассматривая послание, – Эту бумагу я заберу, приобщим к делу. Я, разумеется, ничего обещать не могу, но вот эта информация тянет минимум на еще один пересмотр приговора и замена вечной каторги на пятнадцатилетнюю. Вот если бы вы еще человека помогли выявить, который эту записку писал, то можно было бы уже и об Архангельской губернии рассуждать. Намек понятен?

– Намек то понятен, только я еще раз говорю, я никого не знаю, в свое время руководствовалась исключительно своими убеждениями, и никого четвертого, кроме нас с Леоновым и Емельяновой, не было. Поэтому с удовольствием бы сказала, кто подбросил эту записку, но просто не владею информацией.

– Если еще что-то вспомните – сразу же сообщайте, – сказал комендант.

К вечеру София узнала, что с завтрашнего дня ей с ребенком положена часовая прогулка, в отсутствии остальных заключенных. Девушка же по-прежнему не понимала ничего, однако, была довольна своим новым положением.

========== И еще один приговор ==========

28 мая София, как обычно, сидела и читала книги. Федор мирно спал, а девушка восьмой раз начинала читать Евгения Онегина. Эта книга уже успела поднадоесть девушке, однако, «Повести Белкина» уже были прочитаны раз на пятнадцать. Так как выбора не оставалось, София снова читала про историю Татьяны и Онегина.

«Оба идиоты какие-то», – подумала София, – «Одна, расстроившись, что ее любимый под венец не позвал, вышла замуж за старика, а второй просто взял и упустил вполне неплохую девушку. Правильно, надо об этом книги писать, чтобы девушки читали и не делали таких ошибок».

Вдруг дверь в камеру открылась, вошли жандармы и врач.

«В чем дело?» – подумала София.

– София Львовна, как себя чувствуете? – спросил он.

– Все хорошо, – удивленно ответила девушка, откладывая книгу.

– Какие-то жалобы есть? Голова не кружится?

– Нет, все хорошо.

– Дайте руку, пульс посчитаю.

Удивленная София протянула руку. Примерно через минуту врач отпустил ее и обратился к жандармам:

– Все нормально, сейчас приду.

Врач вышел, а София недоуменно наблюдала за происходящим.

«Что происходит? Спрашивал, как самочувствие, пульс считал. Потом ушел куда-то», – подумала девушка, – «Только жути нагоняют что-то, уже и не знаешь, о чем думать. Может, жандарм сейчас возьмет и скажет: «Вышло недоразумение, высшую меру вам отменили ошибочно, собирайтесь, священник ждет в коридоре». Да нет, это вряд ли, не может такого быть… Прокурора с комендантом ведь нет», – мысли молнией пронеслись в голове Софии, – «Да не тяни ты уже, говори, а то я еще такого напридумываю, что плохо с сердцем будет», – девушка постаралась выбросить из головы все мысли, однако, они лезли туда с новой силой, – «Уже пару недель, как родила, можно вообще всего ожидать. А вдруг этап сейчас?… Да и вообще, чего ради жандармы бы вместе с врачом приходили…»