Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Из затянувшейся задумчивости Софию вывел жандарм.

– Это тебе, читай, – сказал он и протянул девушке бумагу, – Постарайся снова умом не тронуться, подвал пока занят.

Постаравшись унять непонятно откуда взявшееся волнение, София взяла документ и начала чтение.

«Постановление… <…> N февраля 1887 года Собольникова София Львовна была признана виновной <…> высшая мера наказания была заменена вечной каторгой <…> постановил: Собольниковой Софии Львовне вечную каторгу в Шлиссельбургской крепости заменить на срочную (15 лет), с последующим выходом на поселение в селе Нёнокса Архангельской губернии…»

София сидела у стола и смотрела пустым взглядом в документ.

– Чего не радуешься, вообще счастливая, повезло тебе. Сейчас врач по такому случаю спиртика маленько принесет. Только ребенка сегодня вечером не корми, а то отравится.

Жандарм вышел, а в камеру вошел врач.

– На, пей, – сказал он и протянул девушке стакан. Увидев замешательство, добавил, – Ребенку на вечер коровьего молока разведем.

Все так же смотря в пустоту, София взяла стакан, выпила спирт, закусила хлебом, что лежал рядом на блюдечке.

– А теперь спать ложись, – услышала она.

«Ну спать так спать, хотя день еще», – мало что понимая от шока, подумала София и легла на постель. Тем временем, врач забрал Федю и вышел из камеры.

На следующее утро София проснулась в непонятном состоянии с блуждающими по голове мыслям.

«Как? Почему?» – думала девушка, – «За какую-то записку вот так все быстро провернули…»

В камеру вошел врач.

– Какое сегодня число? – спросил он.

– 29 мая, – ответила девушка.

– Что вчера было, помнишь?

– Да.

– Ну и что же вчера было?

– Сначала принесли постановление о замене приговора, потом – спирт, потом я спать легла, но не заснула, пролежала в полудреме до вечера, потом без сна – до середины ночи, заснула под утро.

– Вроде все нормально, – сказал сам себе врач, принес обратно Федю девушке и сказал, – Все, занимайся дальше ребенком.

Когда врач ушел, София снова погрузилась в свои мысли.

«А если бы я сожгла ту записку… Так и сидела бы, отбывала вечную каторгу… А так хоть какая-то минимальная надежда есть. Детки уже подрастут, если захотят – в Архангельск приедут. Может быть, потом можно будет обратно куда-нибудь вернуться, естественно, не в Москву, а в ту же Калугу…» – думала девушка.

Тем временем, ребенок проснулся и начал плакать.

– Да ты мой маленький, забыла совсем мамка, тебя давно уже перепеленывать пора… – сказала София, – Ну ты тоже войди в положение, такое Соня вчера узнала, что еще долго переваривать в себе придется…

30 мая.

София с трудом приходила в себя после известия о том, что приговор ей еще раз изменен.

«До чего же все странно, как будто все это не со мной происходит, а какое-то странное представление в театре смотрю», – думала София, – «Два месяца назад была практически на сто процентов уверена, что к этому моменту меня уже в живых не будет, а сейчас вот такие новости…»

Девушка прилегла на кровать.

«А в Смольном, наверное, уже выпускной бал прошел…» – подумала София, – «Наверное, шифр бы получила, безделушка-то красивая, можно вместо брошки носить. А в голодный год продать, например», – София улыбнулась, – «Сейчас же можно точно сказать – выйду я в 34 года, ужас какой… А потом из Архангельска пока получу разрешение выехать, сколько времени пройдет…»

София открыла глаза и взглянула в окно.

– Да и вообще, где гарантия, что я до тех же 34 лет доживу… Нет никакой гарантии. Тут не знаешь, что будет завтра, а ты, Соня, на такое далекое будущее замахнулась, – тихо сказала девушка, – Вот правда, кстати, легче с собой в третьем лице разговаривать, значительно легче…

Девушка перевернулась на бок, а потом встала. Походив немного по камере, София снова села на табурет.

– А вот окажись сейчас на свободе, я бы и не знала, что делать, – тихо сказала она, – Товарищей практически не осталось, «Народной воли» тоже нет, про эсеров не знаю ничего, социал-демократы – вообще ни о чем. Самой что-то организовывать – долго, тяжело, опасно, да и нет способностей. Одна надежда на то, что Эми что-нибудь бы рассказала, как обстоят дела в Москве, ввела бы в курс дела…

София посмотрела на сына:

– Вот как же хорошо, что пока ты со мной, Феденька, – сказала девушка, – Можно с тобой поболтать маленько. А то все то да потому, одно и то же в голове крутится…

31 мая.

София снова лежала на кровати и думала о том, что произошло совсем недавно: допросах в начале месяца, записке и разговоре с комендантом, замене приговора. У девушки никак все это не укладывалось в голове, ведь она была практически уверена, что никого четвертого не может быть в той истории. Вдруг девушке вспомнился один разговор с Алексеем в прошлом мае.

[начало воспоминания]

– Ты лучше расскажи, когда к делу приступать будем? – спросила София Алексея.

– Сразу, как придет указание сверху. Я больше не хочу быть в свободном плавании, пусть руководят те, у кого это лучше получается. В Петербурге уже досыта наруководился.

– Главное, ты не забудь сказать мне, когда я смогу быть вам полезна. Я обещала своему отцу помочь вам и я это сделаю.

[конец воспоминания]

«Значит, был кто-то еще… А я взяла и забыла тот эпизод. Так мало того, что забыла, еще и признание написала. Совсем дура», – подумала девушка.

Вдруг девушка вспомнила еще один эпизод.

[начало воспоминания]

– Алеша, дорогой, я тут недавно узнала про покушение на NN. Скажи честно, ты принимал в этом участие? – спросила София.

– Нет, Соня. Не вижу в этом смысла и совершенно не поддерживаю этих людей. Это какие-то другие, недалекие люди, которые не понимают, что ничего от этого не будет, а только обозляют полицию против нас.

[конец воспоминания]

«Значит, точно мы не одни были…» – подумала девушка, – «Вот бы с Алексеем сейчас на эту тему поговорить, да возможности такой нет.»

София посмотрела в окно.

«А толку с того, что я узнала бы, кто организатор? Все равно, сама же была всеми руками за этот взрыв. Так что ничего не изменится от того, что если бы я что-то узнала».

1 июня

София сидела в камере и глупым образом пялилась в окно. Из этого окна вид был гораздо лучше, нежели из той камеры, в которую девушку сначала определили, или из угловой, куда перевели впоследствии.

«Вот отсюда вообще хороший вид открывается», – подумала она, – «Мне нравится. И деревья видны, и какие-то другие здания, и птицы на рябине сидят».

Вспомнив пару песен о птицах и потихоньку спев их сыну, София снова начала читать.

«Скоро уже вообще все эти долбаные стихи наизусть выучу», – подумала она, – «Была бы хоть хорошая поэзия, а тут вообще что попало».

Девушка начала шепотом декламировать одно из стихотворений Пушкина, которое ей запомнилось.

Блеща средь полей широких,

Вон он льется!.. Здравствуй, Дон!

От сынов твоих далеких

Я привез тебе поклон.

«Ну вот что за ерунда?» – подумала София, – «Солнце русской поэзии, а пишет что попало. Вот то ли дело этот стих. Давно его знаю, и сейчас случайно вспомнила… Про моего бедного Алешеньку подходит».

Пали все лучшие… В землю зарытые,

В месте пустынном безвестно легли!

Кости, ничьею слезой не омытые,

Руки чужие в могилу снесли…

Нет ни крестов, ни оград, и могильная

Надпись об имени славном молчит…

Выросла травка, былинка бессильная,

Долу склонилась – и тайну хранит…

Были свидетелем волны кипучие,

Гневно вздымаются, берег грызут…

Но и они, эти волны могучие,

Родине весточку вдаль не снесут!

Окончив чтение, София заплакала.

«Правильно, все лучшие пали, а Соня, как вариант похуже, осталась… Скоро поедет тоже к кипучим волнам на Ладожское озеро…»

Решив отвлечься, София пролистала другой сборник стихов Пушкина.

«Вот точно такой же, только если в прошлом была вырвана одна страничка, то тут их просто склеили. Интересно, что там прячется?» – подумала девушка и аккуратно разъединила листки.

«К Чаадаеву», – прочла девушка.

Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман,

Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;

«А вот это хороший стих», – подумала София, – «Не зря страничку заклеили… Действительно, все надежды на лучшее взяли и испарились, как утренний туман».

Девушка продолжила чтение. Окончив читать, София вытерла вновь набежавшие слезы и шепотом сказала:

– Нет, все это брехня, сказки для утешения. Звезда пленительного счастья не взойдет, Россия ото сна не вспрянет. И хоть тятенька говорил, что у меня есть все шансы увидеть новый мир, похоже, я его не увижу. А ты, Феденька, – девушка обратилась к сыну, – Надеюсь, доживешь до этого момента.

2 июня проходило так же, как и все предыдущие дни. Различия были незначительные. Однако, тишину в больничной камере нарушил шум открывающейся двери.

«Что произошло?» – подумала София.

В камеру вошел жандарм и поставил на стол девушке бумагу и чернильницу.

– Скоро этап, поэтому остается последняя возможность написать прошение, заявление или еще что-нибудь. Письма писать уже нельзя. Ты сразу не отказывайся, посиди, подумай, – сказал он и вышел.

«Нет, прошение писать не буду», – решила София, – «Спасибо, Эми, в чувство меня вернула, мозги обратно вправились, так что теперь я с ужасом думаю, что чуть было не написала его».

Вдруг в голову Софии снова пришли воспоминания, надо которыми она размышляла пару дней назад – о том, как Алексей говорил о каких-то указаниях, которые могли прийти сверху относительно взрыва.

«А вот это можно написать», – подумала София, – «А то совсем дурная, взяла на себя то, чего не было, ладно, уже хоть после суда»

«В дополнение к моему письменному признанию от 1 мая 1887 года заявляю, что та информация была написана мною по глупости, необдуманно и вследствие моего плохого состояния памяти. Я, Собольникова София Львовна, действительно поддерживала подготовку к взрыву и принимала непосредственное участие в его организации, подготавливала реактивы, однако, недавно вспомнила, что в разговорах с Алексеем Леоновым мелькали фразы вроде «указание сверху», «другие люди», которым я в свое время не придала значения. Поэтому я ни в коем случае не отрицаю, что принимала активное участие в подготовке покушения на N, но не имею права говорить, что была единоличным организатором».

Поставив внизу дату и подпись, София несколько раз перечитала документ, пришла к выводу, что он вполне удачный и максимально поясняет ее позицию и отдала его жандарму.

Вскоре эту бумагу уже читал комендант.

«Совсем дура эта Собольникова», – подумал он, – «Люди, наоборот, на мертвых все максимально сваливают, чтобы самим чистенькими выйти, а она еще раз пишет о том, что была одним из организаторов взрыва. Путевки на тот свет себе размножает».

Этот документ, так же как и предыдущее признание, был убран подальше под сукно, чтобы не ворошить еще раз прошлое.

3 июня.

С самого утра София находила в некотором беспокойстве. На этот раз в голову девушки пришла мысль, как сбежать на свободу. Девушка перебирала поочередно все варианты и отметала их один за другим.

«Во время прогулки сбежать невозможно… По коридорам тоже, наверное, невозможно… Да и вообще, как я в коридор смогу попасть…» – размышляла София, – «Да, наверное, отсюда никак выйти нельзя».

Девушка в беспокойстве ходила туда-сюда по камере, чем привлекла к себе внимание жандарма.

– Чего ходишь? – услышала она, – Что, опять что-то в голове поехало?

От этой реплики София остановилась как вкопанная.

«Да, в голове уже начало что-то ехать… Спасибо тебе, мужик, хоть притормозил меня», – подумала девушка и села на табурет.

«Да, пятнадцать лет – не вечная каторга, но все же, на свободу прямо сейчас попасть было бы совсем неплохо», – подумала София, – «Вот только как я туда попаду… И как я с малюткой буду прятаться…»

Девушка посмотрела на сына и прошептала:

– Допустим, Феденька, я тебя к Бирюковым подброшу. Ты уж прости свою мамку за такие мысли, но месяцем раньше – месяцем позже… Разницы никакой. Но вот как мы с тобой в Москву доберемся? Без денег и документов? Ладно, я и на товарняке подъехать смогу, а тебе каково будет? Холодно, ветер, так что вариант не самый удачный…

София продолжила размышления вслух:

– А других вариантов вообще нет… Ну ладно, Феденька, оставила бы я тебя здесь, передали бы тебя Бирюковым, но как бы я на волю попала? Никак, наверное…

Решив больше не думать на эту тему, чтобы в голове снова что-нибудь не перемкнуло, София решила снова углубиться в чтение.

4 июня.

Этот день был совершенно обыкновенным, казалось, ничего нового не могло уже произойти. София с утра, как обычно, занялась ребенком, а потом, окончив все свои дела, села за чтение. Однако, почитать девушке не удалось.

Сначала София услышала звук открывающейся двери.

«Доктор в это время на обход не ходит, жандармы, если что, открывают форточку, чтобы поговорить. Кого-то принесло», – подумала девушка.

Буквально через пару секунд София увидела, что в камеру заходит Наталья Репнина, ее бывшая одноклассница. София была очень шокирована этим событием и не знала, как можно реагировать на это неожиданное появление.

«Что ей от меня надо?» – подумала София, – «И как ее вообще сюда пропустили?»

– Да, ты права, увидеть тебя здесь и сейчас я не ожидала, – сказала девушка, – Даже интересно. как тебя сюда пропустили, хотя это ладно, чего только не бывает, поэтому даже спрашивать не буду.

Услышав вопросы Наташи, София слегка смутилась. Девушке был не особенно приятен этот разговор и визит, однако, она решила ответить на все вопросы – посетители не так часто приходят, нужно пользоваться этой возможностью

– Спасибо, чувствую себя нормально, – ответила София, – Правда, в голове иногда что-то перемыкает и крыша будто едет, но это не так часто, можно потерпеть. С ребенком все хорошо. Растет, радует меня. За гостинцы спасибо большое.

Услышав вопрос про организаторов, София несколько замялась, она не знала, что отвечать. Врать ей не хотелось, а правду она толком и не знала.

“Не думаю, что ее подослал комендант, чтобы все выяснить, наверное, просто интересно”, – подумала девушка и ответила:

– Да, я действительно была организатором. Но не единственным, о чем и написала в еще одном документе пару дней назад. Даже могу процитировать по памяти, еще забыть не успела. Слушай.

“Я, Собольникова София Львовна, действительно поддерживала подготовку к взрыву и принимала непосредственное участие в его организации, подготавливала реактивы, однако, недавно вспомнила, что в разговорах с Алексеем Леоновым мелькали фразы вроде «указание сверху», «другие люди», которым я в свое время не придала значения.”

А почему написала только о себе – потому что не вспомнила, что был кто-то другой. Была уверена, что кроме нас троих никого там участия не принимало. Но, как известно, Алексея нет с нами уже четыре месяца, кстати, если будет желание, можешь в церковь заехать, свечку об упокоении поставить, а то у меня такой возможности нет. Марии Емельяновой тоже уже нет в живых. Жаль человека, и зачем она так поступила?

Услышав то, что Эми сейчас в институте, София не поверила своим ушам:

“Эми – пепиньерка?” – пронеслось в голове девушки, – “Быть такого не может. Не побоялась ведь, что ее раскроют. Хотя решение правильное, к служащим института полиция мало приглядывается, надо только начальницу опасаться и, особенно, Анютку.”

– Да ты что, – сказала София, – Новость, конечно, радостная, но настолько шокирующая… Даже и не знаю, что можно сказать. И надолго она решила остаться в Смольном? Спасибо большое, Наташа, за заботу, однако, ничего больше я добавить тебе не могу. Алексей не упоминал имен, а я и не спрашивала. Мне это было совершенно неинтересно. А вот к “Боевой дружине”, как ты ее назвала, я совершенно не имею никакого отношения. То – эсеры, а я народоволка. Ну, точнее, бывшая народоволка, потому что мы с Алексеем и Емельяновой прошлой весной решили отсоединиться от “Народной воли”. Почему – не знаю. Емельянова говорила, что какие-то взгляды не совпадают. Этим вопросом я тоже особенно не интересовалась, была нацелена на конкретный результат, а как называется наш кружок – дело десятое. “Боевая дружина”, может быть, и не имеет своей целью убийство Романовых, однако, еще раз повторюсь, я не эсерка и не стоит меня к ним причислять. В конце концов, я своему покойному отцу на его могиле обещала продолжить его дело, а отец мой как раз был не последним человеком в “Народной воле”.

Услышав, что Наташа поддерживает “Боевую дружину”, София удивилась, однако не стала комментировать этот факт.

“У каждого свои тараканы в голове, я не знаю, что это за организация, поэтому не вправе делать выводы”, – решила девушка.

Вскоре София продолжила:

– Кстати, приходить тебе или нет – решай сама. Конечно, мне это приятно, разнообразие, однако, я тоже понимаю, каждый раз сюда ездить и добиваться свидания – дело несколько проблематичное. Да и скоро меня увезут в Шлиссельбург, так что тебе даже напрягаться не придется, чтобы ездить сюда.

5 июня

Проснувшись с утра, София решила наконец-то нормально поговорить, то есть поперестукиваться с тем самым человеком, который ей рассказал, что Эмилиана Елагина в Москве. Уже несколько дней девушка просто приветствовала его короткими фразами, боясь привлечь к себе внимание жандармов, однако, сегодня София решила, пользуясь тем, что караул наиболее адекватный, наконец-то поговорить вдоволь.

– Ты до сих пор здесь? – услышала София, – А я думал, что в больничном крыле так долго никого не держат.

– Да, я здесь, – ответила девушка, – И буду, наверное, еще недели две. А что хочешь, с ребенком все-таки нахожусь.

– Ничего я не хочу, просто удивляюсь. Кстати, мне недавно новость очень интересная пришла, хотел тебе рассказать, да боюсь, что нельзя. У тебя же психика слабая, вдруг снова что-нибудь перемкнет? Не хочется такую ответственность на себя брать.

– Слушай, раз ты начал, то говори уже. Не перемкнет. А если вдруг что-то и произойдет, то вскоре отпустит. Я же теперь от любопытства на стенки полезу.

– Ладно, тогда расскажу. Так вот, Эмилиана Елагина, на которой висит шесть убийств, мало того, что до сих пор смогла остаться на свободе, так еще и по приемам ходит. 30 мая была в светском обществе.

– На Елагиной шесть убийств? – не поверила ушам София, – Может, однофамилица какая? Не верю.

– Нет, не однофамилица, а та самая девушка, которой мы письмо писали. Так вот, на том самом приеме Эмилиана подошла к Великому князю, попросила амнистию для себя и всех остальных, а ей было в этом отказано.

– Да, новость, мягко говоря, шокирующая. Однако, спасибо за известие.

После разговора София задумалась:

«Не может быть… На Эми шесть убийств. Эми подошла к Великому князю просить амнистию… Может быть, это уже бред начался и мне лечиться пора? И не с каким мужиком я не перестукивалась, а сама все себе придумала?»

На вечернем обходе София сказала врачу:

– Доктор, по-моему, у меня в голове окончательно что-то сдвинулось. В голове одна бредовая идея сидит и никак не хочет уходить.

– И о чем же она? – спросил девушку врач.

– Да так, навязчивое воспоминание, будто в Смольном мы на заднем дворе кроликов разводили. Но я же понимаю, что такого в принципе быть не может. А кажется, будто оно так и было, – соврала София.

«Не буду же я ему правду пересказывать, а эта мысль вполне равноценна», – решила девушка.

– Ну приходит воспоминание и приходит, главное, что у вас критика к состоянию есть. Не обращайте на это внимания, – ответил доктор.

«Ладно, постараюсь не обращать на это внимания», – решила София, – «А вдруг следующая бредовая идея будет еще страшнее?»

6 июня.

С утра София решила снова поперестукиваться.

– Ну что, как здоровье, как самочувствие? – услышала девушка.

– Слушай, мне вчера такой идиотский сон приснился, будто ты мне про Елагину рассказывал, – ответила София и кратко пересказала все.

– Это не сон был, а правда, – услышала девушка в ответ.

– Значит, действительно правда? Да, как в жизни все бывает…

Разговор плавно перешел на другие темы.

«Надо же, а я чуть было не рассказала все доктору», – подумала София, – «Вот радость бы какая была, сама того не ведая сдала бы подругу».

Вскоре был обход.

– Ну что, София Львовна, как самочувствие? – спросил доктор.

– Все нормально. Кстати, я что-то вчера вам лишнего наговорила, сегодня ночью вспомнила, что кроликов разводила мать на заднем дворе нашего дома, а причем тут Смольный – не знаю.

– Меньше обращайте на все это внимания, – услышала девушка в ответ, – Оказалось ваше животноводство правдой – хорошо, не оказалось бы – тоже ничего страшного. Не о том вы думаете, на такие мелочи не стоит обращать внимания. С ребенком лучше пообщайтесь.

После ухода врача, София снова погрузилась в мысли.

«Да, ситуация у меня веселая… Не поймешь, где правда, а где – бред больного воображения. Ну не могу я поверить во все то, что сказал мне тот мужик, и как все это понимать, правда это или нет?» – подумала девушка, – «Ладно, прислушаюсь к совету доктора, надо заниматься Феденькой».

7 июня.

Ничего нового это день Софии не принес. Девушка, как обычно, читала книги и занималась сыном. Отложив книгу, София вдруг задумалась:

«Вот как интересно жизнь складывается…» – подумала София, – «Буквально совсем недавно, прошлой осенью я, помнится, лежала одна в лазарете и так же не могла выносить окружающую обстановку. Лежала, потихоньку дурела от происходящего, потом по коридорам гулять пошла, к мадам Скобелевой зашла, цирк у нее в кабинете устроила… А тут никуда не выйдешь и цирк не устроишь».

София даже не предполагала, что в Москве пять дней назад ее фамилия была вписана в список для амнистии.

«Ну что, Сонечка, настраивайся помаленьку на Шлиссельбург, ехать уже скоро», – думала девушка, – «Вот только книг там уже не будет. И посетителей, даже редких, не будет. Все, конец».

Девушка легла на постель. Сквозь легкую полудрему она услышала, будто жандармы переговариваются в коридоре:

– Смотри, копию письма сюда повесим, как тебе?

– Вообще хорошо, пусть висит. То сорвала – новое сделали.

«Как… Они копию моего письма решили на стенку повесить?» – пронеслось в голове Софии.

Первой мыслью девушки было желание подбежать к двери, заставить жандармов ее выпустить в коридор и сорвать это письмо. Однако, сразу после этого София вспомнила, что за этот эпизод ее в который раз водили в полуподвал, а расставаться с ребенком снова она не хотела.

И, будто в подтверждение своих слов, София услышала голоса жандармов:

– А если и это сорвет – новое повесим. Все не посрывает.

– Если и это сорвет, я ее лично в карцер отправлю, и пусть начальник потом со мной хоть что делает. Надоела уже мне, слов нет.

«Да, подтверждают мои мысли полностью», – подумала девушка, – «Что ж поделать, пес с вами, творите что хотите. Придется смириться».

София подошла к двери, чтобы, возможно, услышать еще что-нибудь новенькое. Однако, по ту сторону двери была тишина. Вдруг неожиданно открылась форточка, и София услышала реплику:

– Что, подслушиваешь? – усмехнулся жандарм, – Надеюсь, все слышала. Письмо повесили на стенку, если сорвешь – пожалеешь, и никакое «честное слово бывшей смолянки» не спасет. Все поняла?

София решила не отвечать.

– Молчишь? И правильно, молчи, – услышала девушка и увидела, что закрывается форточка.

«Ну вот что за народ, уже четыре месяца мне нервы портят», – подумала девушка, – «Надо держаться и не связываться с ними».

========== Инцидент ==========

8 июня.

София проснулась среди ночи от какой-то резкой боли в ноге.

«Еще этого мне не хватало», – подумала она, – «И с какого перепуга у меня нога разболелась?»

Девушка попыталась заснуть, но у нее это не получалось. София хотела уже стучать в стенку, чтобы позвать врача, как вспомнила, что ночью его здесь быть не может, а медсестра ей вряд ли чем-то поможет.

«Странно, и чего это у меня все так разболелось», – подумала София, – «Ну да, я вчера об угол табуретки ударилась, но что в этом такого страшного, обычный рабочий момент».

Вдруг девушка вспомнила, что во время побега в конце апреля солдаты, чтобы ее остановить, как раз стреляли в эту ногу.

«Так вроде бы ранка поджила, все пришло в норму», – подумала София, – «Может, во сне еще что-то зацепила?»

Девушка решила подождать до утра, однако, заснуть у нее уже не получилось. Утром, не дожидаясь обхода, София постучала в дверь и попросила, чтобы к ней пришел врач.

– София Львовна, вот все у вас не как у людей, – проворчал доктор и внимательно осмотрел ногу девушки, – То крыша едет, то беременная сбегаете, то панику из-за ноги подняли… Сами же сказали, что вчера о табурет ударились, можно подумать, до этого никогда не ударялись.

– Ни за что в жизни не поверю, чтобы я из-за обычного ушиба полночи не спала, – сказала София, – Я не знаю, в чем дело, вам виднее, может инфекция попала, когда солдаты стреляли, может кусок пули остался…

– Так это та самая рана, получается, – задумался врач, – Хорошо, сейчас прощупаю вокруг раны.

Однако, это у него не получилось, София начала чуть ли ни кричать от боли.

– Поаккуратнее, пожалуйста, – попросила София и на глазах у нее выступили слезы.

– Похоже, София Львовна, вы правы были, – сказал врач, – Вот только непонятно, как столько времени проходили с такой ногой и не обращали на это внимания.

– Конечно, и тянуло немного, и болело, но я думала, что это остаточное от того, что пулей зацепило, – ответила София.

– Потерпеть сейчас придется, София Львовна, – сказал врач, – Ну не засыпать же вам под хлороформом из-за ноги?

– А, может быть, что-то еще можно придумать? – с надеждой спросила София. Девушка представила себе, как все может проходить и не на шутку испугалась.

– Если хлорэтил остался, то можно будет им попробовать, – сказал доктор, – В общем, пойдемте в кабинет, там разберемся.

На счастье Софии, хлорэтил остался, и врач смог обезболить им ногу девушки.

– Все, сейчас смотришь только на потолок и не подглядываешь, – сказал он.

«Боится, чтобы мне плохо не стало», – подумала девушка, – «Хорошо, не буду никуда смотреть».

– Глаза тоже не закрывай, хорошо, – услышала она.

Спустя некоторое время врач снова обратился к девушке:

– Ну вот, теперь все нормально. А то чуть было до заражения крови не довела. Ребенка сиротой вполне могла оставить. Неужели не видела, что нога не в порядке?

– Сегодня ночью только поняла, – ответила София, – А ребенок и без того сиротой расти будет.

– До вечера здесь полежишь, под наблюдением, – сказал врач, – Ночью, если вдруг сильно плохо будет, не стесняйся, медсестру зови. Я жандармов предупредил.

«Так что, еще и плохо может быть?» – подумала девушка, – «Чудесная перспективка намечается».

9 июня

Наутро в камеру Софии пришел врач.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Честно говоря, плохо, – ответила София, – Нога болела, спать не могла.

– Пройдемте снова в кабинет, посмотрю на всякий случай, вдруг что-то не так пошло, – сказал врач.

Девушка осторожно дошла до кабинета. По дороге София увидела копию своего письма мадам Елизавете. Забыв о том, что ее беспокоит нога, девушка сорвала это письмо со стены и порвала на мелкие кусочки.

– Я тебя предупреждал, пожалеешь, – сказал жандарм Софии, – Или вместе с ногой память тебе отшибло?

– Тише, успокойтесь, я ее на перевязку веду, – сказал врач.

– Вот и вправду везучая, из любой ситуации выкрутится, – сказал жандарм, – Ладно, ты иди, а мы новую копию сейчас повесим.

София решила не обращать на них внимания.

– Доктор, у меня вправду сильно нога болит, а вы ее сейчас трогать будете, – уже в кабинете сказала София врачу, – Может быть, снова ее обезболить. Я бы хоть поспала.

– Хорошо, – сказал врач.

Прошло некоторое время. София лежала и настраивала себя на то, что не стоит срывать еще одну копию письма со стены, когда ее отведут обратно.

– Нет, рана заживает вполне нормально, так что ждите. Скоро все окончательно пройдет, – услышала девушка, – Ну, в принципе, могу еще крепкого сладкого чая заварить, а то вы бледная какая-то.

10 июня.

София была очень рада: врач отметил, что в заживлении ее ноги есть положительная динамика и скоро все окончательно будет хорошо. Однако, девушку начал беспокоить следующий вопрос: когда будет этап.

«Нога уже практически здорова. По женской части тоже все нормально. Ребенка скоро заберут. Значит, скоро должны будут вернуть обратно в камеру, а уже оттуда перевезти в Шлиссельбург», – подумала София, – «Ох, как же не хочется туда, книг ведь уже не будет».

На одно мгновение в голову пришла мысль: а не последовать ли ей совету Эмилианы и не симулировать сумасшествие.

«Допустим, простучать тому мужику, чтобы он отправил весточку Эми, самой начать симулировать безумие, потом меня переводят в Кащенко, а из Кащенко уже освобождает Эмилиана», – подумала София.

Однако вскоре девушка пришла к выводу, что этот вариант неудачен и с ним лучше распрощаться.

«Во-первых, я когда-то слышала, что ссимулировать сумасшествие невозможно. Сразу вычислят. А если не вычислят, значит, у тебя в голове уже что-то не то и действительно лечиться пора. А, во-вторых, что-то мне страшно. Больные будут вокруг неадекватные, врач какие-нибудь травки тоже пропишет, что ничего потом не захочется… Нет, лучше пусть все идет как идет», – решила девушка.

– Феденька, да ты мой маленький, хочешь, мама тебе расскажет сказку? Про то, как дедушка, мама, папа, а также еще несколько человек хотели как лучше, а получилось как всегда? Согласен? Ну ладно, слушай…

Жила-была приличная девочка Соня… А еще у нее были мама и папа. А потом мама умерла, папа тоже по ряду обстоятельств пропал из ее жизни, Соня попала в Смольный институт, а потом собрала бомбу для царя… – девушка задумалась, – Нет, это какая-то неправильная сказка. Закончилась плохо. Давай лучше про Колобка расскажу, хотя его тоже в конце лиса съела… Ну вот что за такое, даже рассказать нечего. Колобка съели, теремок развалился, приличная девочка Соня на каторгу залетела… Так что пусть тебе Мария Викторовна сказки рассказывает, а я пока лучше расскажу, как нитроглицерин варить… Вдруг в жизни пригодится?

11 июня

С самого утра девушка не могла сидеть спокойно на месте: София вспоминала своего первого ребенка – Юленьку.

«Как же она там, бедненькая без меня…» – думала девушка, – «Наверное, уже и забыла свою мамку. И Феденька скоро меня забудет. Хотя, может быть, это и к лучшему, переживать не будут».

– Юленька, доченька, – тихо начала разговаривать сама с собой София, – А ведь с тобой мне дольше времени довелось понянчиться, чем с Феденькой. Три месяца, пока каникулы были, да и на выходных в институте… А с тобой, маленький мой, совсем скоро расставаться придется. Как же жалко.

София взяла ребенка на руки.