Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Услышав ответ Эмилианы, София добавила:

– За тобой трибунал приглядывает, а за мной – жандармы. Тоже хорошего мало. Так бы уже сбежала на недельку к детям, а так приходят каждую неделю и мало того, что меня контролируют, у Анютки спрашивают, как я себя веду. А она, естественно, расписывает все в красках и в деталях. Так что если сбегу куда-нибудь надолго, потом проблемы не разгребу. А отчислять меня не отчислят, как ты сказала, по высочайшему повелению мы тут, да и мадам начальница не так давно говорила, что не отчислит меня да и все. Как ни старайся.

Девушка села на кровать.

– Ну да, повеселиться можно. Смотри, ты только на жандарма в юбке не наскочи, а то закончится наш праздник, едва начавшись.

Эмилиана вернулась быстро. Увидев колбасу и рюмки, София сказала:

– Да, а сейчас у нас все будет как в лучших домах на лучших приемах.

Тосты продолжались долго. Подумав, София сказала:

– Знаешь, Эми, а я шифр хочу. Мне, разумеется, он не нужен, пользы от него не вижу, однако, пусть хоть что-то мне будет от Смольного, в котором я три года мучилась, не только аттестат.

К двум часам ночи колбаса была съедена, наливка выпита, сигареты скурены.

– Ой, Эми, я с пола, наверное, не встану, а ты как? – спросила подругу София, однако, в ответ услышала пение. Девушка присоединилась к подруге. Потом негромко затянула, “смело, друзья, не теряйте” и остальные песни.

Докурив последнюю папироску, София разлила остатки наливки по рюмкам и сказала:

– Да, выпьем за нас, благородных девиц, будущее России. Чем больше будет таких благородных девиц, тем быстрее наступит наше светлое будущее. Эми, как же я надеюсь на то, что когда наши дочери пойдут учиться, элитными школами будут считаться другие заведения. Хотя это я погорячилась, так быстро все не произойдет. Ну пусть хотя бы наши внучки будут учиться по другой системе, без изучения этого дурацкого этикета, языков, и прочего, – София затушила окурок и попыталась помочь подруге встать, однако, не смогла это сделать.

– Да ладно, Эми, зачем тебе по ночам ходить, еще на Пуф нарвешься, – сказала она, – У меня ночуй, хоть комната маленькая, но нам двоим места хватит.

Тут же, прямо на полу, обе девушки заснули.

Уже давно пробило шесть утра. В соседнем дортуаре выпускницы встали и начали одеваться, а в “Московском филиале Петропавловки” выпускницы спали крепким сном. Чуть вдали аккуратной горкой лежали окурки, рядом стояли пустые бутылки, на тумбочке отдыхали рюмки, которые надо было вернуть на кухню. Совсем скоро должна была открыться дверь и войти кто-то, кто разбудил бы девиц.

Наступило утро 19 ноября. София все спала, рядом так же спала Эми.

Девушка даже не заметила, как открылась входная дверь в ее комнатку и вошла мадам Пуф. Раздалась немецкая возмущенная речь.

“А вот и белочка пришла”, – подумала София, – “Откуда здесь может Анютка появиться? Она считает ниже своего достоинства в этой комнате появляться. И вправду, говорят же, что при белой горячке появляется все то, к чему ты привык в обыденной жизни и что пугает или раздражает больше всего”.

Девушка с трудом открыла глаза и сразу же их закрыла, не получалось, веки сразу падали обратно. Чуть-чуть приподняв веки, София решила растолкать Эмилиану, которая до сих пор спала.

– Эми, наверное, уже утро скоро, – сказала девушка, – Поднимайся, иди в свой дортуар, а то немецкая ведьма тебя потеряет. Кстати, по-моему, ко мне белочка пришла, голос Анюткин мерещится…

София, наконец, смогла разлепить глаза и посмотрела в сторону двери.

– Ну вот, о чем я и говорила, белочка пришла, – сказала София Эмилиане, увидев мадам Пуф, – Все, опять крыша поехала.

Девушка глупо посмотрела по сторонам.

– Сгинь, нечистая сила, – сказала София, потом закрыла глаза и снова их открыла. Видение не уходило и немецкая речь тоже продолжала звучать, – Все, допилась до белочки, а как все хорошо начиналось… Амнистию праздновали…

Девушка даже не могла себе представить, что мадам Пуф ей не привиделась, немецкая речь тоже не была галлюцинацией, а своими словами она делала только хуже и не оставляла надежды оправдаться.

Недовольство Эми совершенно не удивило Софию, ведь она поняла, что девушка еще толком не проснулась. София попыталась встать с кровати, чтобы выглянуть в коридор и понять, который час, однако, закачалась и упала обратно.

“Да какая разница, сколько времени, плевать, будь что будет”, – подумала девушка.

Голова сильно болела, глаза закрывались.

– Спи, Эми, мне кошмар приснился, – подумав, сказала София и упала дальше на кровать, продолжать свой сон.

“Может быть, сейчас просплюсь и Анютка исчезнет”, – подумала девушка, – “Это ж только надо было такому присниться…”

– Прикинь, Эми, мне старая ведьма приснилась, хорошо, что она, а не кто-то похуже, – засыпая, сказала София.

Катерина была необычайно удивлена, узнав, что из-за проделки с Софьей попало только ей. Однако девица была намерена держать свое слово и ничем не выдала вторую соучастницу.

Конечно, девица пыталась оправдаться, сказать, что это не она, что институт большой и такую глупость мог совершить хоть кто, но мадам Пуф девицу не слушала.

Оставшись одна, запертая на ключ, Катерина была уже готова извиниться прямо сейчас, однако, девица не представляла, как это можно сделать.

Катюшка начала стучать в дверь.

– Душечка, передай Пуф, что я хочу извиниться, – сказала она одной из одноклассниц.

В ответ девица услышала, что из-за ночного эпизода с Софьей немка очень зла, поэтому дополнительно раздражать ее вестями о Катерине, девица не готова.

– Ну скажи ей это через полчаса, что я буду здесь сидеть? – сказала Катерина и осталась одна в надежде, что ее скоро откроют.

Через некоторое время София поняла, что мадам Пуф ей не приснилась, это не ночной кошмар и не белая горячка, отчего девушке стало только хуже.

“Вот же я залетела…” – подумала София, – “Что же теперь будет”.

Не обращая внимания на все реплики немки, София сидела и молчала. Однако известие о том, что отныне ее будут выпускать из комнаты только на уроки, девушка вообще расстроилась.

“Не буду сейчас комментировать ничего, не буду немку злить”, – подумала София, – “В конце концов, она скоро остынет, тогда можно будет разговаривать. На крайний случай к Маман пойду. Да и вообще, эти замки легко шпилькой открываются, так что проблемы нет никакой”.

Девушка легла на постель и решила проспаться – в голове до сих пор было шумно.

На следующий день после кутежа в Софьиной комнате и известия о том, что отныне девушка будет закрыта на ключ, София сидела в своем чулане и грустила. Ей было обидно от того, что все обернулось именно таким образом.

“Ну вот неужели они реально думают, что мне хочется в этом институте находиться? Понятно, Анютка ненавидит меня, но зачем делать условия особенно невыносимыми?” – думала девушка.

София подошла к двери и легонько ее толкнула. На ее удивление, дверь открылась.

“Пойду гулять по институту, покурю заодно”, – решила София, – «А я уже думала, что шпилькой придется двери открывать».

Девушка потихоньку пошла в бельевую. В голове более-менее прояснилось, а хмель выветрился из головы.

«Хоть полегче стало», – подумала она, – «И полегче от того, что напились с Эми, и полегче от того, что голова после этой ночи болеть перестала. Надо будет Эми навестить, спросить, все ли нормально, не подкинула ли проблем ей баба Нюра».

Девушка открыла окно и закурила.

– Софья, – девушка вдруг услышала голос позади себя.

«Еще одна проблема», – подумала девушка, однако, бросать сигарету не стала.

– Софья, что у вас с мадам Пуф произошло? – спросила девушку Мария Игоревна, – Почему, как я узнала, ты теперь вообще взаперти жить будешь? Да докуривай ты, ладно уже, потом ответишь.

– Мадам, этой ночью мы с мадемуазель Елагиной праздновали амнистию. Думаю, больше объяснять не надо. Мадам Пуф увидела наше с Эми состояние с утра и разозлилась.

– Как она разозлилась, я видела, – сказала Мария Игоревна, – Хорошо, я поговорю с ней, постараюсь убедить, чтобы тебя не закрывали. Хотя ты и без этого нашла способ выйти.

– Я была бы вам очень благодарна, мадам, – сказала София, все так же держа сигарету за спиной.

– Надеюсь, я смогу убедить мадам Пуф, – сказала Мария, – Софья, да что ты руку прячешь, докуривай уже, ладно, что поделать.

Женщина вышла в коридор.

«Будем надеяться, ей повезет», – подумала София и, докурив, решила навестить Эмилиану.

Девушка поднялась в дортуар.

– Эми, тебе хоть от Анютки не сильно попало? – спросила она, – Ты только прикинь, эта немецкая мымра сказала, что отныне я в своем дортуаре под замком жить буду, чтобы по институту не разгуливать. Хорошо, хоть мадам Гуляева пообещала убедить Анютку в том, что она не права. Знаешь, ей я доверяю, можно надеяться.

Девушка присела на кровать Эмилианы.

– Посижу тут с вами немного, а потом к себе пойду. Скучно все-таки одной, а заняться толком нечем.

Услышав, что подруга получила пощечину от мадам Пуф, да еще и такой силы, что позавидовали бы жандармы, София сказала:

– Ну что сказать, Эми, грустно, конечно, что Анютка руки свои распускает, но, к сожалению, это не в новинку, давно еще она так поступала, ничего не поделать.

Мария Игоревна подошла к комнате мадам Пуф. Женщина на мгновение задержалась, эта привычка у нее осталась со времен обучения в институте, а потом постучала в дверь. После отклика Мария вошла внутрь.

– Мадам Пуф, мне кажется, вы слишком жестоко обошлись с Софьей, – сказала Мария, – Я все понимаю, да, она чего только не совершила, но за свои поступки она ответила перед судом. Ее поведение далеко от допустимого, это я тоже понимаю. Но зачем же создавать совершенно невыносимые условия человеку, пусть даже и оступившемуся? Здесь не Петропавловская крепость, зачем держать человека под замком?

Услышав ряд возражений против своей точки зрения, Мария продолжила:

– С тем, что поведение мадемуазель Собольниковой далеко от удовлетворительного, я даже спорить не буду, – сказала женщина, – Но я не верю, что от таких мер Софья дополнительно не озлобится. Все-таки, она мать двоих детей, мне по этой причине ее жаль, – сказала Мария, пытаясь хоть как-то обосновать свою точку зрения, – Мадам Пуф, я надеюсь, вы поступите мудро и переступите через свои обиды.

Спустя полчаса Мария сходила в комнату к Софье.

– В общем, как я могу сделать вывод, мадам Пуф тебя откроет. Ну, может быть, не сегодня, но в ближайшее время. Так что не волнуйся.

– Спасибо, мадам, – сказала девушка.

– Рано еще, – ответила Мария, – Курить лучше бросай, а то попадешься еще и с этим – точно проблемы не разгребешь.

София чувствовала себя ничуть не лучше Эми. Девушку периодически тошнило, было душно.

Спросив у подруги, что это может быть такое, София услышала предположение, что это разжижение мозгов на фоне обучения в институте. С таким вердиктом девушка согласилась и перестала обращать внимания на неприятные симптомы.

Услышав, что к ней посетительница, София аккуратно спустилась вниз. Девушка не догадывалась, кто это может быть, поэтому шла, даже допуская такую мысль, что пепиньерка ошиблась и посетители не к ней, а к кому-то другому.

Увидев Наталью Репнину, беседующую с Эми, София удивилась – чего это ей захотелось навестить ее. Потом девушка вспомнила, что Наташа приезжала к ней в Петропавловку и перестала удивляться.

“Наверное, вопросы какие-то остались”, – подумала она.

Услышав вопрос, как дела, София кратко ответила:

– Средне дела. К детям не отпускают, из института не отчисляют, несмотря на все мои стремления. Выходить за пределы института запрещено, а если по каким-то обстоятельствам непреодолимой силы я должна буду это сделать, то будет необходимо сразу уведомить об этом полицию. Недавно с Эми напились, амнистию праздновали, потом Анютка пришла. Ну, в общем, ничего необычного.

Услышав, что Наташа предлагает сходить им на прогулку, девушка ответила:

– Маман уехала, вместо начальницы Пуф. Которая вряд ли меня отпустит. Потому что не положено, и потому что не любит меня. Но никто не помешает мне сходить на прогулку просто так, без ее разрешения. Все равно, не отчислят, а если отчислят – мне же легче будет. Надо будет только на обратном пути в полицию зайти, сказать, что я гулять ходила. Чтобы все по правилам было. А то еще жандарма пришлют, как сказали мне синие мундиры, когда в институт привозили, надеются они на мое благоразумие, иначе личную охрану, как Саше, в прошлом году приставят. Только у Саши охрана была по ее воле и несколько другого характера.

Услышав вопрос про Архангельск, девушка вздохнула. Ей было неприятно об этом вспоминать, однако, она сказала:

– Наташа, не ты одна навещала меня в Петропавловке. Вот только если ты навещала из лучших побуждений, то мадемуазель Колынцева пришла, чтобы посмеяться над моим положением. В общем, в голове, которая и без того периодически давала сбои, что-то перемкнуло и я заложницу захватила, в надежде выбраться из Петропавловки. Не получилось. В общем, пока я сидела свои шесть суток в карцере, Аленушке высокопоставленные родственники помогли суд по-быстрому провести. В общем, судья дал полгода, спасибо и на этом. По закону пять лет могли присудить. Свои полгода я отсидела, поэтому вышла на свободу. А Архангельская губерния – это приятное дополнение к приговору. Так что амнистия тут ни при чем. Она на цареубийство распространяется, а не на уголовное дело.

– Етишкин арбалет! Соня, не надо так пугать, я подумала. что наша немецкая мымра пожаловала, – услышала София.

– Ну что же ты так пугаешься, это свои, – улыбнулась девушка, – А насчет того, что в позапрошлом году я была примерной смолянкой, это сильно сказано. Конечно, прямо образец для подражания, беременная второклассница, которая все время норовит сбежать. Однако это лучший образец Собольниковой, нежели сейчас.

Услышав, что Эмилиана собралась писать записку от имени генерала Елагина, София засомневалась – а вдруг их вычислят?

– А вдруг Анютка проверит, в полиции мы были или нет? Например, решит прогуляться до участка и проверить, действительно ли приходили эти девицы? Или будет спрашивать, о чем нас спрашивали, – девушка чуть задумалась, а потом добавила, – Не вычислит, ей это не надо. А если будет спрашивать, скажу, что тайна следствия, не имею права разглашать.

Услышав реплику Натальи про то, что и к мадам Пуф можно найти подход, София рассмеялась в голос:

– Наташа, не в нашем случае, – сказала София, – Меня Анютка просто ненавидит и это взаимно. Подход может найти Накашидзе, Волкова, да та же Никонова, в конце концов, но никак не я. Никонова чего только не делала, однако, личной комнаты она пока не добилась.

София замолчала, а потом продолжила:

– Приговор надо обжаловать, я к этому давненько склоняюсь, но вот не поздно ли? Сейчас вряд ли можно доказать то, что я была не в себе, а тогда психиатр меня не осматривал. Но я обязательно попробую добиться пересмотра дела.

Реплика Эми слегка удивила девушку.

– Разумеется, на прогулку идем, вот только Анютка умалишенная она, или нет, но может чуть позже, или вообще, через пару дней в участок сходить. Кстати, в прошлом ноябре, после каникул, она туда сходила, выяснить в чем дело, почему я с каникул задержалась и вообще, какое отношение к ним имею, так жандармы ей все рассказали. И что было, и чего не было, – ответила София.

Уже на улице София узнала, что к Эмилиане подходил жандарм. Девушка слегка испугалась, но решила, что это не повод возвращаться в институт.

– По улице хоть погуляем, – сказала она, – Я тут думаю, может, в участок не заходить? Откуда жандармы узнают, что я погулять ходила? Филера не приставили, а узнать, кто именно идет в форме – это еще надо постараться.

========== Нежеланная беременность ==========

25 ноября. Третий приемный день с тех пор, как София уже против своей воли поселилась в Смольном институте.

Как обычно, встретившись с жандармами и расписавшись в том, что девушка не нарушала предписанный режим, София вернулась обратно в дортуар. Она была рада, что та самая прогулка осталась незамеченной и была очень довольна тем, что сообразила не заходить в полицию и не сообщать им об этом – зачем лишняя информация жандармам? Девушке с самого утра было плохо, но причину своего плохого самочувствия она понять не могла, а рассказывать об этом Геннадию ей не хотелось.

«Зачем зря человека волновать?» – думала София, – «Наверное, это от нервов, переживаний. Само пройдет в ближайшее время».

Какое-то непонятное состояние полуусталости длилось уже вторую неделю, и девушка полагала, что это – последствия всего того, что она пережила в недавнее время. Чтобы успокоить свои нервы, София решила курить, уже не скрываясь. Мария Гуляева закрывала глаза на то, что девушка бегает на чердак или в бельевую, и никак не реагировала на эти события. София же решила, что если ее отчислят за курение – это будет только хорошо, а если не отчислят – ей же лучше, твори что хочешь.

День близился к своему завершению. София, которую с утра тошнило не переставая, лежала на кровати и старалась ни о чем не думать. Вдруг она увидела, что ее снова зовет дежурная – пришел посетитель.

«Жандармы что-то забыли?» – подумала девушка, – «Надо же, даже не заставляют меня к ним в участок ездить, сами приезжают, будто, я какая-то особо важная персона».

София пришла в вестибюль. Увидев, там Георгия Сергеевича Бирюкова, девушка хотела, было, броситься бежать обратно, но усилием воли заставила себя подойти к посетителю.

– Добрый день, – сказала девушка.

– Здравствуй, Софья, – сказал Георгий Сергеевич, – Соня, я о твоем нынешнем положении все знаю, поэтому ничего говорить не буду. Пришел навестить тебя, чтобы хоть одно знакомое лицо ты могла увидеть.

Софии было неимоверно стыдно все это слушать, однако, она молча продолжила сидеть.

– Возьми, вот тебе полтора рубля на всякие вкусности. Да, тебе из института выходить нельзя, но ты можешь попросить кого-нибудь из девочек купить тебе что-нибудь. Дети твои здоровы, все с ними в порядке. Я, конечно, попытаюсь получить разрешение, чтобы ты зимние каникулы провела у нас дома, с детьми, но сама понимаешь, что это может не получиться.

– Спасибо большое, – с трудом выдавила из себя девушка.

– Соня, я что хочу уточнить, ты решила пойти дорогой отца? – вдруг спросил Георгий Сергеевич.

– Да, – все так же тихо сказала София.

– Ну что сказать, твой выбор, хотя я еще раз могу сказать, что ты не права. Сама же знаешь, что с твоим отцом было дальше.

– Да, знаю, – ответила София, – А еще, временами, я так жить дальше не хочу. Если, по состоянию на сегодняшний день, моя биография окончательно испорчена, то я хочу хоть чего-то добиться на том пути, который для себя выбрала.

– Видать, рано тебя из Петропавловки выпустили, – в сердцах сказал Георгий Сергеевич, – Соня, ты, конечно, прости за такие слова, но на Нерчинские рудники бы тебе поехать. Помыла бы золото лет так пять, может, по-другому бы заговорила, образумилась бы наконец. Но это так, мысли вслух, сама понимаешь, что амнистия вступила в законную силу, да даже если бы и не вступила, я бы все равно о таком ходатайствовать бы не стал.

– Да ничего страшного, я понимаю, почему вы так думаете, – ответила София, – Не волнуйтесь, у меня здесь условия еще похуже, чем в Петропавловке. Начальница с классной дамой постарались, даже отдельную комнату мне определили. Чтобы на остальных девочек плохо не влияла.

Поговорив еще немного, Георгий Сергеевич ушел. А на душе девушки стало еще тоскливее, она захотела к своим детям и начала думать, когда бы можно было к ним сбежать.

Наступили выходные, которые не принесли Софии никакой радости. Девица скучала, слонялась по коридорам, а большую часть времени проводила в лазарете у Геннадия. Чтобы снизить подозрения, всем она говорила, что хочет научиться основам профессии сестры милосердия и поэтому старается чаще быть в лазарете.

– Геннадий, а ты уверен, что та самая Американская мануфактура дает стопроцентную гарантию? – осторожно начала разговор София.

– Ну сто процентов не может дать никто, но девяносто девять – вполне возможно. А к чему ты это спрашиваешь?

– Понимаешь, тут у меня сомнения некоторые возникли… Хотя ладно, не будем об этом.

– Нет, Сонечка, раз начала – говори все до конца. Какие сомнения? Регулы пропали?

– Да, – сказала София и опустила глаза. Потом подумала с минуту и добавила, – Знаешь, я хочу быть честной с тобой до конца. Тут один случай был…

С этими словами София рассказала эпизод в полиции и то, что ей предложил Сергей.

– Ты уж прости, но другого выхода у меня не было. А теперь обращаюсь к тебе как к доктору: может, травку дашь? Чтобы выпил – и все. Ну сам понимаешь.

– Соня, вероятно, ты с ума сошла. Откуда такие травки в институте благородных девиц? Это какое-то средневековое варварство, травки пить. А потом от кровотечения умереть нет желания?

– Хорошо, я все поняла. Слушай, ты же врач, вас в институте учили много чему, ты грамотнее бабок… – девушка замялась и умолкла.

– Спасибо на этом, – пошутил Геннадий, – Так что же ты молчишь, говори. А то я спать ночь не буду, догадки придумывая.

– Слушай, если бабка может маленько подшаманить и решить мою проблему, то я прошу тебя как дипломированного доктора, помоги мне. Ну ты понимаешь, можно же не обязательно травку пить, а другие способы есть.

– София Львовна, вы умолкайте, иначе я ваши рассуждения классной даме поведаю, пусть работу с вами проведет о недопустимости таких речей. Ваша задача сейчас – думать, как вы будете свое положение скрывать и что с ребенком по окончании института делать будете, с собой его в ссылку брать, или новых родителей искать, а не всякой ересью страдать. Кажется, у вас скоро ужин, возвращайтесь в дортуар.

– Какие новые родители? – сказала София, – Бирюковым третьего младенца воспитывать уже тяжело будет, а вы, Геннадий Григорьевич, как я поняла, тоже не горите желанием взять на воспитание ребенка, у которого отец неизвестен. Поэтому придется с собой брать, за тридевять земель от нормальной жизни. Ладно, не буду вас задерживать, пойду в дортуар.

После ужина София снова пришла в лазарет.

– Что-то произошло, мадемуазель Собольникова? – спросил ее доктор, – Вам нездоровится?

– Геннадий, ты не сердись, я все поняла. Всё, все неправильные мысли из головы выброшены, тема закрыта навсегда. В конце концов, ребенка Бирюковым подброшу или матери Алексея. Пожалуйста, не обижайся на меня.

– Хорошо, больше не будем вспоминать об этом. А насчет ребенка – не волнуйся, что-нибудь придумаем. У тебя какие планы на жизнь после института?

– Честно говоря, никаких. Потому что не от меня все зависеть будет. Наверное, в ссылку на Север поеду. Или сбегу, но тогда ясно дело, что в Москве оставаться будет нельзя, надо куда-нибудь уезжать. Только бежать за границу, наверное, это самый лучший вариант.

– Со временем, что-нибудь выяснится. Ты, главное, не волнуйся.

– Надеюсь. Ладно, уже поздно, пойду в дортуар, пока наша баба Нюра меня не хватилась.

Однако, сразу после разговора с Геннадием, в голову Софии пришла небанальная идея – рассказать мадам Пуф, что она в положении.

«Может быть, хотя бы это заставит ее накапать мадам Елизавете на мозги и меня наконец-то отчислят», – подумала София.

Слегка поколебавшись, София постучала в дверь мадам Пуф.

– Разрешите, мадам, – сказала София и сделала книксен, – Мадам, я хотела сказать, что я беременна, поэтому прошу меня отчислить из института. Я думаю, мое аморальное поведение не может служить хорошим примером остальным девочкам и мне не место среди благородных девиц.

София замолчала в ожидании реакции классной дамы, которая явно была в шоке от этой новости.

Однако реакция мадам Пуф удивила Софию – та совершенно не поверила девушке:

– И как не стыдно Вам, mademoiselle, так открыто и нагло лгать мне прямо в глаза? Ви считайт, что я слепа и ничего не вижу? Прекратите наговаривайт на себя. Вы покинете это здание как только окончите обучение, как того требует приказ, и ни минутой ранее!

– Не верите, мадам? Хорошо, я прямо сейчас пойду в лазарет, и пусть доктор подтвердит мои слова, – сказала девушка.

В лазарете София обратилась к Геннадию:

– Добрый вечер, – сказала она и сделала книксен, – Господин доктор, я очень прошу вас осмотреть меня и подтвердить, что я действительно беременна, а то классная дама мне отказывается верить на слово.

У Геннадия полезли глаза на лоб от такого заявления.

– Что на этот раз ты устроила? – шепотом спросил он Софию.

– Исключения добиваюсь, – так же шепотом ответила она.

– Совсем на голову больная, – услышала девушка в ответ.

Однако спустя некоторое время он подтвердил слова девушки.

– Да, действительно, мадемуазель Собольникова в положении.

– Что я вам и говорила, да, я в положении и прошу отчислить меня отсюда по этой причине, – сказала ободренная София.

Однако буквально через несколько дней София начала сомневаться в правильности своего поступка.

«Ну не хочу я этого ребенка, так не должно было быть, это какая-то ошибка», – подумала девушка. Решив, что все религиозные предрассудки на тему «грешно – не грешно» надо отбросить, София решилась. Девушка с трудом нашла нужные вещества, смешала их и, отбросив последние колебания, выпила полученную смесь.

«Когда начнутся схватки, Эми позову, попрошу помочь», – подумала девушка.

Однако желаемый результат никак не наступал. Да и София мало понимала в медицине, поэтому не знала, что от того, что она приняла, преждевременные роды уж точно не начнутся. Девушка сидела, ждала, однако, не чувствовала совершенно ничего. Чуть позже Софии стало плохо, начала кружиться голова, темнеть в глазах, не переставала проявляться тошнота.

«Что-то пошло не так», – подумала София, подошла к Эмилиане и тихо сказала ей:

– Прошу как сестру милосердия, проконсультируй. К Геннадию, доктору нашему, стыдно с таким идти.

Выйдя в коридор, София сказала:

– Этого ребенка я совершенно не хотела. Не знаю, кто отец, то ли Геннадий, к которому у меня чувств толком нет, просто, приятно с ним общаться, но не более того, то ли кто-то из жандармов, что было бы еще хуже. Да, этой осенью я много мужчин перебрала, с этим уже ничего не поделать. В общем, я один раствор приняла, однако, вместо преждевременных родов что-то мне плохо. Тошнит, голова болит, в глазах все плывет, даже тебя почти не вижу. Сама понимаешь, выйти живой и полуздоровой из Петропавловки, а потом умереть в Смольном, это обидно. Тебе виднее, что сейчас делать. Но в лазарет не надо, все то же самое рассказывать Геннадию я просто не вынесу.

София опустилась на лавочку, больше не было сил стоять. Буквально через пару минут глаза девушки непроизвольно закрылись, и она упала на пол.

25 ноября.

– Соня! Ты совсем уже полоумная стала. Быстро, сейчас же, говори,что ты в этот раствор добавила?!Идиотка! – сквозь пелену в глазах и шум в ушах услышала София.

– Какие знакомые реплики, такое чувство, что баба Нюра вместо тебя пришла, – сказала девушка, – Да много что я туда добавила, и траву, и порошок развела.

София уточнила, что именно она приняла.

– А идиотка я давно. Еще с такого момента, когда решила прятаться в августе в Смольном. Так что это тоже не новость, – с трудом произнесла София.

София пришла в себя в лазарете.

“Сейчас с Геннадием объясняться придется, вообще бы этого не хотелось”, – подумала София.

Девушка честно приняла все, что ей давали и единственное, о чем думала, так это о том, беременная она до сих пор или уже нет?

Девушка слушала Эмилиану и параллельно думала:

“Ну вот, сейчас Эми рассказывает мне, насколько я неправа, потом Геннадий начнет, потом, если слухи до Пуф дойдут, она придет. Ну, может быть, Пуф не придет, посчитает, что ко мне приходить необязательно…”

– Лучше мне, Эми, – ответила София, – Спасибо тебе, вовремя помогла. Геннадий Григорьевич, вам тоже спасибо, – сказала девушка доктору, который стоял чуть в отдалении, – А что мне было делать, если другие способы недоступны?

Услышав, что ей вообще ничего нельзя, потому что организм ослаблен, девушка вдруг задумалась:

– Раз так, то где гарантия, что я при родах не помру? Организм ослаблен, а осталось уже не так много времени. Сама понимаешь, от учебы в Смольном здоровье не восстанавливается, а куда-нибудь меня никто отсюда не выпустит. А так, да, раз ребеночек так за жизнь цепляется, делать нечего, не мне это решать. Не надо было с жандармами себе ничего такого позволять, да и с ним, – девушка показала на доктора, – Тоже можно было только чаи гонять.

София еще раз задумалась, а потом добавила:

– Эми, ты же сама нездорова. По тебе видно. Легла бы в лазарет, полечилась бы хоть. На уроки бы не ходила. А то посмотришь на тебя, прямо страшно становится. То жандармы в участке признание выбить пытались, то Анютка не так давно решила эстафету подхватить. А так подлечилась бы хоть немного.

Выпив чай, София начала засыпать.

– Да, ты права, Эми, будь что будет, не буду задумываться о будущем. А то плохо от этих мыслей становится, – сказала девушка.

София проснулась через пару часов. С трудом открыв глаза, девушка увидела, что к ней подходит доктор.

– Софья, ну неужели ты не поняла, что тебе нельзя было? И нездорова, и вообще, опоздай я на полчаса, ты бы уже не проснулась.

– Начнем с того, что ты мне ничего этого не объяснил, – сказала София, – Ты что говорил? Что Пуф сдашь, если я не умолкну, и чтобы я думала, что мне дальше делать.

– Соня, а Пуф все равно рассказать придется. Потому что тебе надо будет хоть несколько дней здесь полежать, отдохнуть, сил набраться, да и вообще, понаблюдать за твоим состоянием. Хотя… Вашей классной даме такие подробности знать необязательно. Можно просто сказать, что ты нездорова.

– Делай как хочешь, мне все равно. Можешь и все от начала до конца Анютке рассказать. Вряд ли отчислит, но мало ли, надежда умирает последней.

– Ладно, не задумывайся об этом, скажу, что тебе просто сильно плохо было, – ответил Геннадий и обратился к медицинской сестре, – Мадемуазель, передайте мадемуазель Елагиной, что больная проснулась, она просила, чтобы ей об этом сообщили.

Вскоре София увидела, что к ней пришла Эми.

– Как самочувствие? – спросила она.

– Среднее, если не сказать, что плохое. В голове шумит, слабость, живот тянет… В общем, лежу и думаю, а может, повезет все-таки? Не зря траванулась? – ответила девушка, – А срок и я могу сказать практически точно – 6-7 недель. Потому что и с доктором, и с жандармами все было практически в одно время, в середине октября. Да понятно, что теперь, как из лазарета выйду, и с курением завязать придется, и с алкоголем, и с волнениями, насколько это будет возможно. Да не смеши ты меня, у плиты она встанет, хорошо кухарка ко мне относится, всегда помогала, а с тех пор, как Анютка постаралась и я питаться стала отдельно от остальных, на кухне, вообще чуть ли ни персонально мне готовит. Жалеет, наверное, что я вынуждена питаться отдельно от остальных. А мне, честно говоря, и легче от этого, даже больше нравится.