Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

«И от меня, наверное, не лучше пахнет», – про себя подумала женщина.

Вскоре они уже вошли в институт.

– За ночь проспишься, к утру все нормально будет, – сказала Мария Игоревна, отправляя девушку в комнату.

«И мне тоже спать пора», – подумала женщина, вошла в комнату и легла спать.

Утром третьего января София проснулась от сильной боли в пояснице.

«Вот зря, наверное, я на явку сходила», – подумала девушка, – «Опять плохо мне. Знала бы Эми, как я провела эти дни, руки бы мне оборвала и права была бы. А поделом мне, зачем было так не беречь себя?»

Поняв, что без врача здесь не обойтись, София пошла в лазарет.

«Совсем недавно из лазарета выписали, а теперь снова, наверное, положат», – подумала девушка.

– Соня, что на этот раз случилось? – спросил девушку Геннадий.

– Сходила Новый год праздновать. Только ты не афишируй этот факт, ладно? – попросила София, – Сегодня утром проснулась от того, что поясница сильно болит. Боюсь, как бы снова угрозы выкидыша не было.

– Ума у тебя меньше, чем у карася, – в сердцах сказал Геннадий, узнав, как проводила праздники София, – Слушай меня внимательно, я поговорю с вашей классной дамой, до конца учебного года в лазарете жить будешь. Зато хотя бы под наблюдением, раз классная дама за тобой не следит совершенно.

– Давай ты не будешь делать поспешных выводов, – сказала София, – Здесь скучно.

– Зато там, в твоей комнате, так весело, что потом тебе плохо становится. Ладно, посмотрим по самочувствию, но хотя бы пару дней полежать здесь придется.

София легла на одну из кроватей и уснула.

Пятого января Геннадий выписал Софию из лазарета под честное слово, что она будет беречься, постарается не волноваться и периодически будет приходить и показываться. Девушка все это пообещала и вернулась в свою комнату. Однако вскоре София узнала, что к ней пришли жандармы.

– Ну что, София Львовна, надеюсь, и на праздниках вы были благоразумны и никуда из института не выходили? – сказал один из них, протягивая девушке бумагу, чтобы она ее подписала.

– Разумеется, не выходила. Кто бы меня отпустил? – сказала София, вспомнив, что Мария Игоревна очень сильно просила не говорить никому о походе на Новый год, объясняя это тем, что проблемы могут возникнуть не только у Софии, но и у нее.

«За тобой, кажется, филер не следит, но все равно, нужно быть аккуратной», – вспомнила девушка слова Марии.

– А еще должен вам сказать, София Львовна, что повезло вам очень сильно. Это я про случай с миссис Глюксенбург, – добавил жандарм, – Не смотря на то, что и дело заводили, и суд быстро провели, за тот эпизод вам ничего толком не будет. Просто срок ссылки решили четко определить. На десять лет поедете, в Неноксу, Архангельской губернии, на поселение, без права переписки. Так что можете радоваться, что так легко отделались. Могли бы и на Сахалин отправиться.

София была в полном шоке. Во-первых, такой огромный срок ссылки. Во-вторых, суд снова провели без ее участия, хотя, в этот раз, от ее участия ничего и не зависело.

«Пятый суд…» – думала девушка, – «Четвертый обвинительный приговор к 19 годам… Детей теперь увижу, когда они станут совсем взрослыми… Как же жаль, что мне матерью так и не удалось стать по-настоящему… И эту малютку придется куда-нибудь пристроить, не повезу же я ее туда, где вообще нет ни медицины, ни образования… Трое детей, а все по чужим людям будут. Кукушка я, а не мать, хотя другого выхода не была. Бедные детки, может, вырастут хоть счастливыми и не будут свою непутевую мамку вспоминать…»

– Что задумались, София Львовна, – сказал жандарм, увидев замешательство девушки, – Раньше надо было думать, когда петь выходили.

– А о своем выступлении я и не жалею, – ответила девушка, – Это я так, слегка о будущем подумала.

«Это же мне тридцать лет будет, когда я с Севера вернусь… Если вернусь…» – пронеслось в голове Софии, – «А что, Мария Михайловна вернулась же с Сахалина примерно в таком же возрасте, смогла найти себе дело и заняться им».

Когда жандармы ушли, София решила сходить в лазарет, сообщить Геннадию, что избежать волнений в ее ситуации нельзя.

– Соня, что случилось, почему ты вся бледная и тебя колотит? – спросил девушку врач, как только она вошла в лазарет.

София пересказала то, что узнала совсем недавно. В ответ Геннадий протянул девушке стакан с какой-то жидкостью.

– Что это? – спросила она.

– Пей. Трава успокоительная, а то сейчас опять разволнуешься и ребенка своего так и не выносишь. Бедная малютка. Доходить бы тебе как-нибудь хотя бы до восьми месяцев, – Геннадий посмотрел на девушку и добавил, – Чего стоишь, пей траву и ложись спать. Не жалко ребенка – пожалей себя, тебе самой еще восстанавливаться надо после Петропавловки.

Девушка молча выпила то, что было в стакане, и легла на кровать.

– До конца каникул точно в лазарете пробудешь, надо хоть немного восстановиться, а то роды не переживешь, – сказал Геннадий.

На следующий день, 6 января, Софии стало значительно лучше. Девушка почувствовала себя хорошо и начала просить Геннадия выписать ее из лазарета.

– Нет, Сонечка, нельзя так, – ответил Геннадий, – Последнее время все идет по одной и той же схеме: поплохело – отлежалась денек в лазарете – вышла – что-то произошло – опять поплохело. Ты здесь остаешься минимум до 12 января, до конца каникул. А что тебе в своей комнате делать? Только сидеть одной и все. Все равно из дортуара большинство девочек разъехалось.

– А мне не о чем с ними разговаривать, – ответила София, – Хорошо, говоришь остаться здесь, значит, останусь. Просто сам понимаешь, надоело мне уже здесь обитать. За все годы учебы я здесь, наверное, провела столько же времени, сколько и в дортуаре.

– Тебе, после полугода в Петропавловке и дебюта чахотки, по-хорошему надо вообще на море ехать, отдыхать, – сказал Геннадий.

– А я и без того после окончания учебы на море поеду, – пошутила София, – На северное море. Заботятся жандармы о моем здоровье, сразу видно.

– Спать давай ложись, – сказал девушке Геннадий, – А как поспишь – на улицу можешь сходить, во дворе посидеть, свежим воздухом подышать. Сегодня погода хорошая, не холодно.

========== В лазарете ==========

8 января, на следующий день после Рождества, София все равно находилась в лазарете. Девушка чувствовала себя более-менее хорошо, но все равно Геннадий ее не выписывал.

– К мадемуазель Собольниковой жандармы пришли, – сказала пепиньерка, – Пусть она спустится ненадолго.

– Чтобы я потом опять с ней мучился, – сказал Геннадий, – Пусть жандармы в лазарет пройдут, может, мягче в выражениях будут.

Пепиньерка ушла, а Геннадий обратился к Софии:

– Не волнуйся, что бы ни сказали и не принимай ничего близко к сердцу.

Вскоре к Софии пришли жандармы.

– Знаете, София Львовна, это хорошо, что вы лежите, не упадете от нашей новости, – сказал жандарм, – В общем, за ту самую вашу песню на балу, вам три года на Сахалине присудили. А что, вполне логично, оскорбить так Императора нашего, Самодержца Российского, при таком количестве народа.

– Шестой приговор, – прошептала София, – Тятенька, как хорошо, что ты этого уже не узнаешь, – сказала девушка и заплакала.

– Да, София Львовна, не думаю, что ваш отец одобрил бы такую деятельность дочери, – сказал жандарм, – А чего не интересуетесь, поселение на Сахалине или каторжные работы, или тюрьма?

– А потому что все равно мне, – сказала София, – Ну так что именно мне присудили?

– Полгода в Александровской тюрьме, а потом выход на поселение на Сахалине.

– А потом еще семь лет в Неноксе, – сказала София, – Решили что ли мне экскурсию устроить по отдаленным местам России?

– Сами же себе проблемы устраиваете, София Львовна, – сказал жандарм, – Ладно, лечитесь, отдыхайте, хорошее здоровье вам еще пригодится. Климат на острове плохой.

Оставшись одна, София позвала Геннадия.

– Ты прости, что тебя гоняю туда-сюда, но сам же просил не вставать, – обратилась к нему девушка, – Как думаешь, сразу капельки пить, не дожидаясь болей, или подождем?

– Сразу пей, – сказал Геннадий, – Флакон на тумбочке, стакан там же. А что произошло?

– Жандармы сказали, что за песню на балу мне дали полгода в Александровской тюрьме, а потом два с половиной года на поселении, – сказала София и снова заплакала, – С ворами и убийцами.

– Соня, успокойся, не надо так волноваться, – сказал Геннадий, – Еще все может сто раз измениться, а так ты только себе и малютке хуже делаешь.

– Не могу не волноваться, – сказала девушка и продолжила свои слезы.

– Да что же это за такое мне на голову на третий год службы в институте упало? И за что? – тихо сказал Геннадий, – На, Соня, выпей вот это, заснешь сейчас, – сказал доктор, протягивая девушке стакан.

«А то неизвестно, до чего сейчас снова доплачешься», – подумал он.

9 января Софии стало гораздо легче, и она начала просить разрешение у Геннадия вернуться в свою комнату.

– Какая тебе своя комната? Для начала, вспомни, что ты еще сильно не здорова. Потом не стоит забывать, что тебе постоянное наблюдение нужно, лекарства вовремя принимать. Ну и если уж на то пошло, то сама начальница института говорила, чтобы ты оставалась в лазарете, и я ее полностью поддерживаю.

– Скучно здесь, я на стенки скоро полезу, – ответила девушка, – Получается, я все каникулы в лазарете провела, в то время как вчера девочки, кто остался в Смольном на каникулы, на улицу выходили.

– А в своей комнате будешь чем заниматься? Тем же самым. Так что лежи здесь, – ответил доктор, – И тебя все равно бы на улицу не взяли. Жандармы каждую неделю за твоей росписью приходят, что ты никуда не выходила, а ваша классная дама на откровенный подлог никогда не пойдет. Сразу сдаст тебя, что ты выходила на улицу.

Поняв, что разговор бесполезен, София замолчала. Однако еще одна мысль пришла в голову к девушке, и она не смогла ею не поделиться.

– Смотри, как ты думаешь, хорошо это или плохо, что меня от уроков освободили? Конечно, с одной стороны, я рада, что не придется больше ходить на уроки, но они хотя бы время мое занимали. А сейчас я вообще себя буду чувствовать как в Петропавловке, заперта в четырех стенах и не могу выйти никуда.

– Ничего страшного, – ответил Геннадий, – Будешь книжки читать, ко мне в гости приходить, на кухню. К тебе там всегда хорошо относились.

– Это я понимаю, но только подумай, каково мне сейчас, знать, что с амнистией все не окончилось, а впереди еще столько… Полгода в Смольном, полгода на Сахалине в тюрьме, потом поселение на Сахалине, потом поселение в Неноксе… Я не могу об этом думать, но не думать тоже не могу.

– Соня, успокойся, не накручивай себя, – сказал Геннадий, – Ляг, полежи.

София послушно легла, но успокоиться у нее не получилось. Капли в флаконе снова кончились, а начинать новый девушка не хотела.

«Сигаретку бы сейчас», – подумала София, – «Вот только где я ее найду, да и нельзя мне, в моем положении…»

Ближе к вечеру, пока Геннадия не было, София смогла найти в институте сигарету. Не сказать, чтобы девушку так уж тянуло курить, но она не могла не воспользоваться удачным случаем. София подошла к окну, открыла его, зажгла сигарету, как вдруг вошел Геннадий.

– И ты говоришь, что тебя можно без присмотра оставлять, – сказал он, подошел к Софии, забрал сигарету и затушил, – Да у тебя же от беременности и гормонов уже давно мозги расплавились и в пюре превратились. Ты же себе отчет через раз отдаешь в том, что можно делать, а что нельзя. Даже забудем тот факт, что ты летом в деревне лежала и практически помирала от чахотки. Ты беременная, причем протекает все тяжело из-за того, что перед этим ты подорвала здоровье в Петропавловке, а потом еще и чуть не отравилась. Даже не будем вспоминать, как вы с Эмилианой праздновали амнистию и как ты развлекалась на Новый год в городе. И еще, для полного счастья, ты покурить решила. Где гарантия, что ребеночек здоровый родится?

– Ты такой странный, когда жандармы меня волнуют – это, значит, плохо. А сам разошелся – это в порядке вещей, – ответила София.

– Ложись в постель, а то действительно у тебя одни волнения, – сказал Геннадий, – Мадемуазель, – обратился он к сестре милосердия, – Когда меня нет в лазарете, следите, пожалуйста, за вот этой больной, чтобы она поменьше вставала и никуда по институту не ходила.

На следующий день, 10 января, к Софии снова пришли жандармы.

– София Львовна, а не ведьма ли вы часом? – начал свой разговор жандарм. Увидев, недоумение девушки, он добавил, – Государь ваш приговор не утвердил. Сказал, что хоть его терпение и не безгранично, но на Сахалин вы не поедете. Так что все остается по предыдущему варианту, ссылка в Неноксе на 10 лет без права переписки.

Когда жандармы ушли, София сказала Геннадию.

– Ну вот, ты прав оказался. На Сахалин я не поеду, приговор мне не утвердили.

– Я же говорил, что еще все сто раз может измениться, – ответил Геннадий.

София в состоянии полупомутненного разума от всех этих новостей легла на кровать. Геннадий этого не заметил и вышел по своим делам.

«Черт знает что в жизни творится…» – подумала София, – «Приговор, отмена приговора, эта нелепая беременность… Не могла я тогда, когда чуть было все не решилось, подождать еще немного. Нет, испугалась, Геннадия позвала… Может, сейчас мне повезет?»

София подошла к медицинскому шкафчику, открыла ключом одну из полок и осмотрелась…

«Вот это точно мне поможет», – подумала девушка, выпила почти весь флакон препарата и легла на кровать.

«Никому ничего говорить не буду», – решила София, – «Сами не заметят, а я буду молчать. Скоро все встанет на свои места. Да, грешно, ребеночек уже большенький, но уж лучше так, чем больной родится».

Сознание девушки постепенно куда-то уходило, и она проваливалась в беспамятство.

София пришла в себя совершенно неожиданно. Она находится в другой, дальней комнате, а рядом Геннадий.

Увидев, что девушка пришла в себя, он сказал:

– Возвращаюсь, значит, в лазарет. Ты лежишь, глаза закрыты. Думаю, хорошо, пусть спит. Смотрю, ты бледная какая-то, начинаю беспокоиться, а не началось ли кровотечение. Потом вижу валяющийся замок на полу, открытый шкаф и выпитый флакон. Подхожу к тебе, начинаю будить. Ноль реакции. Дыхания не слышно. Щупаю пульс – практически нет. Давление тоже почти на нуле.

– А дальше что было? – спросила София.

– Все то же самое, как в тот раз, когда Эмилиана меня к тебе позвала. То самое лекарство, потом сюда тебя перенес.

– А зачем? – спросила София, попыталась подняться, но не смогла – навалилась жуткая слабость.

– Подальше от людских глаз, – уклончиво ответил Геннадий, – Ты лежи, не стоит вставать.

Увидев немой вопрос в глазах девушки, врач ответил:

– Да, ты до сих пор беременная. Успокоилась бы уже. Так и отравиться недолго. А вернулся бы я чуть позже – мог бы и не успеть откачать, с твоим-то здоровьем. Еще от первого отравления в норму не пришла, а еще раз попыталась. У меня вообще такое впечатление, что ребеночек здоровее тебя. Как бы не померла ты в июне, когда рожать будешь.

София никак не среагировала на эти реплики. Девушка лежала на кровати и смотрела в потолок. Мысли путались, она никак не понимала, как же это так, вроде бы вторая попытка, а до сих пор неудачная.

Примерно минут через пятнадцать в комнату вошел еще один незнакомый мужчина.

– Здравствуйте, Петр Владиславович, – сказал Геннадий, – Вот больная.

– Мадам, так расскажите же, с какой целью вы оба раза пытались выкидыш спровоцировать? – спросил он.

– Первый раз, потому что ребенка не хотела. Второй раз причина та же самая и, хоть уже жалко было, срок не самый маленький, еще и потому, что не хотела, чтобы ребенок больной рождался, – ответила София.

– А зачем же вы что первый раз, что, особенно, второй приняли такой препарат, что сами чуть было на тот свет не отправились.

– Я не сильна в медицине, а те знания, которые у меня были, подсказывали, что это только на плод подействует, а не на меня.

После небольшого диалога и уточнений, мужчины вышли в соседнюю комнату, оставив девушку одну.

– Не волнуйтесь, Геннадий Григорьевич, по моей отрасли медицины она здорова, в больницу ее переправлять не надо, – сказал Петр Владиславович, – Конечно, я понимаю ваше волнение, мало ли что, но в доме скорби ей делать нечего.

– Это очень хорошо, – ответил Геннадий.

Тем временем, София все поняла.

– Психиатра ко мне приводил, – сказала она, – И поэтому в эту комнату перенес.

– Да, приводил, – ответил Геннадий, – А что я должен делать, если ты уже второй раз травануться пытаешься?

– Сам же понимаешь, почему я так делаю, – ответила София.

– И вот поэтому тоже решил тебя специалисту показать. Как он сказал, надо курс травы пропить, тогда все более-менее нормально будет.

Тем временем, София снова попыталась подняться, но не смогла это сделать.

– Соня, не стоит, лежи здесь, – сказал Геннадий, – Пожалей себя, доверься мне, все обязательно будет хорошо. Со временем.

Прошло несколько дней. 12 января должны были начаться занятия, но София даже не могла встать с постели. У девушки была жуткая слабость, не было сил даже приподняться. Периодически начинала снова болеть поясница.

София лежала и плакала. Девушка понимала, что сделала себе только хуже и очень сильно переживала из-за этого.

«Даже встать не могу». – думала она, – «И что мне теперь делать?»

То лечение, которое принимала девушка по совету психиатра, давало результат. София успокоилась и перестала так мечтать о том, чтобы ее беременность прекратилась. Девушка стала меньше думать о будущем и о предстоящей ссылке. Но Софию все равно очень сильно расстраивало то, что она даже не может прогуляться по коридору, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу.

В один из дней Мария Игоревна решила навестить Софию.

– Соня, как ты себя чувствуешь? – спросила она девушку.

– Плохо, – ответила София, – Встать не могу, слабость, такое чувство, что пошевелишься – и уже поясница болеть начинает. Зря я второй раз решила попытаться от ребенка избавиться.

– Соня, зачем так не жалеть себя? – сказала Мария, – Тебе плохо, ребенку сейчас тоже плохо, и в чем суть была твоих действий?

– Не знаю, – ответила девушка, – Самое обидное, что и плакать мне нельзя, как начинаю – сразу поясницу тянет.

Катерина Никонова тоже приходила навещать свою подругу. Девица принесла Софии пару книг и рассказала последние новости.

– Я очень здорово пошутила над географом, выпустив ему на стол тараканов, потом разыграла математика…Потом устроила на уроке немецкого такое представление, что пришедшая позже баба Нюра долго материлась по-немецки, так что наша фрау даже уши закрыла, и обещала, что переселит меня навсегда в твою комнату.

София слушала подругу и улыбалась, хоть что-то радостное было в ее жизни.

Наконец, числа двадцатого января девушке стало гораздо легче, и она смогла вернуться к прежней жизни. София вернулась в свою комнату и решила вернуться к учебе. Пусть девушка не посещала больше занятия, но экзамены надо было как-то сдавать. Заваливать их умышленно, как в прошлые разы, София не планировала. Пусть в аттестате будут не все единицы, а хоть немного приличных отметок. Поэтому девушка решила, что ей необходимо хоть немного почитать учебники, чтобы догнать то, что уже успели пройти без нее.

«Да, я все это в прошлом году проходила, но половину не помню», – думала девушка, – «О другом думала, ждала, когда меня жандармы заберут».

21 января.

София сидела в своей комнате и пыталась догнать программу. И, если по биологии у нее это получилось, то литература никак не давалась девушке. София вспоминала, как в конце второго класса она решила запустить этот предмет, ее ругала мадам Муратова, ставила низкие оценки.

«Один раз после уроков в классе оставила читать книги и отвечать на вопросы, потом, уже на следующий год, к доске поставила, когда я не подготовилась и начала уверенно бред нести. А потом пришел Чехов и тоже особенного энтузиазма у меня не вызвал…» – думала девушка, – «Оставить, что ли, литературу на потом, попробовать поучить пока математику?»

Перечитав и освежив в памяти пару тем по математике, София решила сходить в лазарет.

«Все равно Геннадий мне говорил приходить к нему дважды в день, за лекарствами и просто так», – подумала девушка.

– Как себя чувствуешь? – спросил Геннадий Софию.

– Средне, – ответила девушка, – Устаю сильно, сегодня после обеда спать завалилась, пока девочки были на уроках. Все-таки, хорошо, что меня от них освободили. Хоть отдыхать можно. А экзамены как сдам, так и сдам. Специально заваливать не буду, но и сильно готовиться – тоже.

– Раз ты все равно не учишься, а месяцы до лета отсиживаешь, может, тебе хотя бы в госпитале полежать? Здоровье поправить, обстановку сменить, да и контроля меньше будет.

– Я не против, – ответила София, – Но вот только никто туда не отпустит. Скажут, есть лазарет, вот и лежи там.

– Это да, ты права, – ответил Геннадий, – Ты, наверное, от скуки уже все книги перечитала в библиотеке.

– Да, перечитала. Нет, чтобы учебники читать, легкое чтиво предпочитаю. А что, жизнь сейчас у меня не сама плохая: спи сколько хочешь, на уроки не ходи, если надо – на кухне всегда вторую порцию дадут. Жаль, что в город выходить нельзя, но это не самый худший вариант. Знать бы еще, что будет дальше, на Севере…

– А об этом не стоит думать, – сказал Геннадий, – Может, ты на Север еще и не поедешь.

23 января. После долгих размышлений София все-таки решила подать кассационную жалобу на приговор по уголовному делу. Девушка считала, что в тот момент она была в невменяемом состоянии, поэтому ни о каком обвинительном приговоре не может быть и речи.

Дождавшись ближайшего приемного дня, София обратилась к жандармам, ее навещавшим:

– Господа, я бы хотела проехать с вами в отделение полиции и написать кассационную жалобу. Я считаю, что тот приговор был незаконен, я была в помутненном состоянии рассудка и не могла контролировать свои действия.

– Ишь, чего придумала, – сказал жандарм, выслушав девушку, – А зачем ехать куда-то? Пиши прямо здесь свою кассацию, отвезем, куда надо.

Софию такой вариант устраивал, поэтому девушка быстро написала необходимый документ и отдала его жандармам.

– А что делать мне дальше? – спросила она.

– Жди, – услышала София, – Как только появятся вести, приедем.

Прошло несколько дней. В ближайший понедельник к Софии подошла пепиньерка и сказала, что ее ждут внизу жандармы. Девушка радостно направилась туда.

– Ну что, София Львовна, поехали, – сказал один из них.

– Куда? – спросила девушка.

– В психиатрическую больницу, на обследование.

От этой новости София слегка заволновалась, после чего выдохнула и сказала:

– Хорошо, поехали. Скажите это известие мадам Пуф сами, пусть она порадуется, что меня в институте не будет.

Однако девушке все равно пришлось переговорить с мадам Пуф, так как она уже спускалась в вестибюль. Наверное, неожиданные посетители в неприемный день заинтересовали ее.

– Мадам, – сказала София, – Эти господа меня забирают на некоторое время на обследование в психиатрическую больницу. Надеюсь, вы не против.

По лицу классной дамы девушка поняла, что она, наверное, рада этому факту. Хоть немного отдохнет без Софии.

«Наверное, думает сейчас, чтобы меня закрыли там навсегда и не выпустили больше», – подумала София, – «А вот не дождешься, баба Нюра, приеду я обратно, никуда не денусь».

Вскоре девушка собралась и выехала вместе в жандармами в сторону психиатрической больницы.

В больнице девушку сразу определили в отдельную палату, что ее обрадовало.

«Хоть никого рядом не будет, отдохну», – подумала она. Переодевшись в сорочку, девушка легла в постель и намеревалась поспать. Однако вскоре ее уже разбудил врач.

– София Львовна, вы сюда спать приехали или на обследование? – спросил он девушку.

– Ой, простите, устала маленько после института, – ответила она.

Начался разговор. Врач расспрашивал девушку о ее детстве, юности, жизни без матери, учебе в институте. София честно все рассказала, не забыв рассказать о том, что в Петропавловской крепости у нее периодически ехала крыша, что на первом году обучения в институте, узнав о гибели Ивана, она чуть было не порезала вены, так как очень хотела разбить стеклянный шкаф с препаратами, пока лежала в лазарете, но чудом сдержалась. Не утаила тот момент, что не так давно дважды пыталась простимулировать выкидыш и чуть было не отравилась. В деталях описала тот факт, как все в той же Петропавловке порвала простынь на ленты и хотела совершить суицид, но случайно заглянувший в глазок жандарм вошел в камеру и воспрепятствовал девушке. София рассказала, как врач из тюремной больницы хотел перевести ее в Кащенко, что именно она чувствовала в тот день, когда увидела Алену Колынцеву в крепости.

Врач все внимательно слушал, записывал, а потом сказал, что девушка здесь останется на неделю, чтобы за ней могли наблюдать медсестры. София с радостью согласилась.

Неделя пролетела быстро. Девушку все вполне устраивало, периодически приходил врач и задавал уточняющие вопросы, которые его интересовали, медсестры не надоедали своим присутствием, а наблюдали за всем через стеклянную стенку. София отдыхала, чувствовала себя на курорте, если можно было так выразиться. Девушку все устраивало, питание нравилось гораздо больше, чем в институте, а еще, за дополнительные деньги, медсестры по просьбе девушки покупали ей на рынке пирожки и селедку.

Но такой радужной жизни скоро пришел конец. Через неделю девушку вернули обратно в Смольный.

Вернувшись в Смольный, София расстроилась. Опять надо учиться, никто не купит селедки или пирожков с ливером, а о мадам Пуф девушка даже думать не хотела, так ей не хотелось видеть свою классную даму. В ближайший приемный день девушка обратилась к жандармам с вопросом, как двигается рассмотрение ее дела.

– Ну что, нечем тебя порадовать, – сказал один из них, – Врач написал заключение, что у тебя было временное психическое расстройство, не исключающее вменяемости, поэтому приговор не может быть пересмотрен. Здорова ты. Не получилось ничего ссимулировать.

– И, кстати, судья учел этот момент, поэтому дал всего полгода, а не гораздо больше, как имел полное право, – добавил второй жандарм.

– Я вообще-то не симулировать пыталась, а доказать, что в Петропавловке была не в себе, – расстроенно ответила София, – Ну что теперь поделать, после выпуска на Север поеду. Не знаете, что в таком случае закон говорит про беременных?

– И когда ты успела? – сказал жандарм, – Значит, если большой срок будет, подождем, пока родишь, а потом либо с ребенком езжай, либо в приют оформим, а как вернешься – заберешь.

– Когда надо, тогда и успела, – ответила София и расстроилась. Ее попытка избежать ссылки с треском провалилась.

Однако вскоре, уже 1 февраля, девушку ждало радостное известие.

– Слушай, тут не все так просто, – сказал один жандарм, – Тебе тот самый психиатр еще рекомендацию написал. Месяцок отдохнуть в тишине и покое. Тебе есть, куда уехать?

– Есть, – ответила София, – В родительский дом.

«Ключи все там же, ключ от дома в бане, ключ от бани под крыльцом дома», – подумала она.

– К опекуну бы, – прокомментировал второй жандарм, – Чтобы за тобой присматривал.

– А, может быть, лучше в родительский дом? – спросила София, – Совершенно не хочется к опекуну, стыдно им в глаза смотреть, к детям опять привяжусь, тяжело будет расставаться и мне, и им. Старшенькая Юличка уже много чего понимает.

– Нет, надо, чтобы кто-нибудь за тобой присматривал, – ответил жандарм, – Может, не в Москве родственники есть?

«Можно было бы к Марии Ивановне поехать, вроде, пока еще не сильно заметно, что я беременная, вопросов задавать не будет», – подумала девушка, – «Вот только тяжело на поезде добираться будет, а потом еще километров шесть пешком идти, не дойду».

– Нет, кроме опекуна у меня никого нет, – ответила София.

– Значит, к нему и поедешь. Месяц отдыхаешь, делаешь, что хочешь, разумеется, в разумных пределах, потом возвращаешься обратно на учебу. Отмечаться в участке не надо.

– Филера, значит, приставите, – сказала девушка.

– Не столь важно, – ушел от комментария жандарм, – Сейчас говоришь своей классной даме, что уезжаешь и спускайся обратно.

София пошла к мадам Пуф.

– Мадам, мне пришло заключение психиатра, что мне необходимо месяц отдохнуть вне института. Развеяться, так сказать, после Петропавловки и ее Московского филиала, что вы помогли устроить в Смольном. Поэтому я вас уведомляю, что приеду через месяц. Надеюсь, вы не против, – сказала она.

Вскоре девушка уже ехала к Бирюковым.

Первая встреча с Бирюковыми прошла хоть и напряженно, но вполне нормально. София поздоровалась с опекуном и Марией Викторовной и поняла, что к ней относятся вполне доброжелательно, хотя до сих пор не могут забыть события прошлого декабря.

– Сонечка, чувствуй себя как дома, вот тебе деньги на мелкие расходы, – сказала Мария Викторовна, – Например, в лавку сходить, на конке покататься. Только у меня просьба, дети мамой меня называют, ты не переубеждай их. Все равно же в Архангельск одна поедешь.

– Хорошо, – сказала София, – Я прекрасно вас понимаю.

Время в доме Бирюковых проходило спокойно для Софии. Девушка наблюдала за детьми, которые не очень хотели с ней общаться или идти к ней на руки, иногда с ними играла, но большую часть времени проводила в прогулках по улице или сидением дома. Девушке было приятно наблюдать за своими детьми, но ее слегка коробило то, что для них она – посторонний наблюдатель, и иначе, чем «тетей» они ее не считают.

«А вернусь из Неноксы – вообще не захотят со мной общаться», – подумала София, – «Как же я ждала появления и Юлички, и Феденьки… А вот к этом младенцу я вообще ничего не чувствую. Пять месяцев уже, шевелится иногда, а мне по барабану… Хорошо, хоть Бирюковы беременность не заметили, иначе разговоры бы лишние появились».

Пользуясь вновь обретенной, пусть и ограниченной, но свободой, София решила сходить к госпиталь навестить Эмилиану. Девушка вышла из дома и, поскольку денег у нее было достаточно, решила не идти пешком, а поехать на конке.

Ехать девушка решила на верхней площадке – там обдувало ветерком и был более интересный вид, нежели снизу. Поднявшись, София присела на лавочку и увидела, что за ней поднимается очень знакомый человек.

«Точно, филера приставили, кто бы сомневался», – подумала девушка и сказала:

– Добрый день!

В ответ не было ничего сказано.

– Я решила на конке покататься, погода хорошая, – добавила девушка, – А потом в больничку зайду, врачу покажусь.

Человек ничего не отвечал.

– Какие планы дальше, я еще не знаю. Может быть, в парк поеду, на каруселях кататься, может быть, не поеду. Кстати, ничего особо интересного у меня не запланировано, так что можете домой идти отдыхать, – сказала София и подумала: