Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

– Соня, вы не волнуйтесь, подавайте кассацию, делайте упор на то, что беременная и про малолетство свое не забывайте, – попыталась успокоить девушку Юлия.

«Ага, не волнуйся, как тут не волноваться, когда вероятность вернуться в Москву стремится к нулю», – подумала София.

Наконец, был оглашен приговор:

– <…> Собольникову Софию Львовну, 17 лет, признать виновной в участии в подпольном революционном кружке и, учитывая смягчающие обстоятельства в виду ее малолетства и беременности, приговорить к пяти годам каторжных работ… <…>

«Ничего себе!» – подумала София, – «Вот так ни за что ни про что наши суды невиновных людей в Забайкалье отправляют! Да, прав был мой отец, бардак у нас в стране творится… Хорошо, что не в Шлиссельбург, оттуда точно дороги обратно нет. Да еще говорят, что решения особого присутствия правительствующего Сената обжалованию не подлежат… Ну что, значит, будем писать прошение о помиловании. Вообще, бред какой-то. Вот так, ни за что, ни про что, за чай и разговоры и в Читу на пять лет!» – не унималась София в своих мыслях уже снова в доме предварительного заключения на Шпалерной.

В тот же день София изъявила желание подать прошение о помиловании, так как кассацию на решения особого присутствия правительствующего Сената подавать было не положено. Следователь выдал девушке образец. От формулировок в этом документе Софие чуть было не стало плохо.

«Что? Я такое писать не буду! Какое еще «горькое раскаяние овладело мной»? «Понимая ошибочность этой деятельности», «совершенно утратил сознание исторических прав и обязанностей», «совесть была омрачена туманом»? «Нет для меня прощения», «не для оправдания пишу, а взываю к милости»? Я так унижаться не буду. Уж лучше в Забайкалье на 5 лет!» – пронеслось в голове девушки.

– Спасибо большое, – сказала София, – Я что-то погорячилась, ничего писать не буду.

– И сейчас раскаяться и признать вину не хочешь? – услышала она в ответ.

– Еще раз повторяю, я ни в чем не виновата. Забайкалье так Забайкалье, спасибо, что не на барже вверх по Неве до Шлиссельбурга. Ничего страшного, и вне европейской части России люди живут, там тоже Российская земля.

– Вот дура, ее на каторгу отправляют, а она радуется. Пиши прошение, потом сто раз пожалеешь, что заупрямилась.

– Не буду я ничего писать, еще раз говорю, я погорячилась, когда сказала, что хочу такое написать. Не догадывалась, что такой документ из себя представляет. Когда этап?

– Когда родишь. Еще не хватало, чтобы это произошло где-нибудь в вагоне. А ребенок в приют пойдет. Ну, или если твой опекун захочет, то может к себе забрать.

София вернулась в камеру. Мысль о том, что в Забайкалье она поедет одна, без ребенка, ее расстроила гораздо больше, чем обвинительный приговор. Уж какой нежданной эта малютка не была, но София очень ждала появления его или ее на свет.

На следующий день, 20 февраля, София все так же находилась в доме предварительного заключения на Шпалерной и смотрела в окно. Девушка сидела и думала, все ли было сделано правильно в последнее время и есть ли то, о чем она жалеет.

«Да, все было сделано правильно. Я не сделала ничего, о чем бы могла пожалеть. Все поступки были продиктованы исключительно совестью или внутренними убеждениями. А приговор – исключительно на совести суда. На это я повлиять никак не могла».

София вспомнила Ваню, родителей.

«Интересно, поддержал бы меня отец, узнав, что я делаю? Наверное, сказал бы, что зря я была неосторожна. Ну тут уже ничего не поделать, все приходит с опытом, а его у меня совсем немного. Теперь же надо просто смириться с ситуацией и жить дальше. Не только в Москве люди живут, привыкну».

Прошло три дня, на дворе 23 февраля. София сидела на койке, смотрела в решетчатое окно на заснеженные пейзажи и вспоминала своих подруг по институту, классных дам и начальницу института.

«Скажи мне кто-нибудь две недели назад, что я больше не вернусь в институт – я бы не поверила. А теперь сижу здесь как не пойми кто и жду не пойми чего».

Вдруг дверь в камеру отворилась, вошел жандарм и сказал:

– Ну что, София Львовна, радуйтесь, вам пришло помилование!

– Так я же не подавала прошения! – воскликнула София.

– Я просто передаю то, что мне сказали. Ввиду малолетства и беременности каторгу вам заменили на ссылку под надзор полиции обратно в Москву. Будете еженедельно отмечаться в участке, нарушите порядок – поедете на пять лет в Забайкалье. Так что готовьтесь к возвращению.

Жандарм вышел. София не знала, как реагировать на подобное известие.

«Нет, конечно, спорить не буду, лучше в Москву, чем по этапу. Но как я Бирюковым в глаза буду смотреть? Надо будет как-нибудь вернуться в родительский дом, разгребу помаленьку снег и буду обживать избушку», – подумала она.

25 февраля жандармы привели Софию в дом Бирюковых. Эта поездка из Петербурга в Москву была немного легче предыдущей, хотя бы потому, что девушка возвращалась не в Столыпинском вагоне, а обычном, разве что сопровождали ее два служителя закона, что привлекало к себе огромное внимание. Пассажиры косились на необычную компанию, а некоторые даже приходили специально посмотреть на это, как будто везли не обычную молодую женщину 17 лет, а какого-то невиданного зверька. Девушка долго и в красках представляла себе предстоящую встречу с опекуном и думала, что именно скажет при встрече, но так и не смогла подобрать слова, которые по ее мнению были бы уместны.

Уже в Москве жандармы вывели Софию из вагона, посадили в заранее приготовленную карету, как будто ждали важную персону, довезли до самого дома опекуна и сдали с рук на руки Георгию Сергеевичу. Бирюковы, похоже, были в курсе всех событий, поэтому ни о чем не спрашивали девушку и ничего ей не говорили, дав возможность маленько прийти в себя.

Сказать, что София была в совершенном шоке от всего происходящего – значит, ничего не сказать. Первое время девушка практически ни с кем ни о чем не разговаривала и даже не было сил плакать. Через некоторое время София все-таки смогла от души прореветься, после чего ей стало гораздо легче.

«Как мне дальше жить?» – думала София, сидя в своем уголке в мезонине, – «Нельзя сидеть на шее у Бирюковых, надо искать работу. А кто меня сейчас возьмет без образования, политически неблагонадежную и в положении? Правильно, никто. Ладно, подожду немного, если никаких идей в голову не придет, попрошу Георгия Сергеевича устроить куда-нибудь на работу»

Спустя некоторое время все-таки произошло то, чего так боялась София: Георгий Сергеевич спросил ее, что же случилось на самом деле. Девушка честно рассказала все, как было, начиная с черной кареты за окном, которую она случайно увидела, сидя в классе и недоумевала, за кем она приехала, и заканчивая приездом в Москву.

– Соня, самое главное, ты не волнуйся, – сказал ей Георгий Сергеевич, – Все будет хорошо. Постарайся забыть все, что произошло. В мае спокойно родишь ребенка, а ближе к осени съездим в какую-нибудь школу, наверное, в селе, подальше отсюда, я договорюсь, чтобы у тебя приняли экзамены и выдали документ об образовании. А потом устроишься работать учительницей, или кем ты там хотела быть, я уж не помню.

Можно сказать, что у Софии с плеч упала гора. Она долго благодарила своего опекуна, а потом поняла, что можно быть спокойной, все обязательно будет хорошо.

Однако все было не так, как думала София. Буквально к вечеру этого же дня из института в дом Бирюковых приехала одна из пепиньерок и просила передать слова начальницы института о том, что в институт уже приезжала полиция, настойчиво попросила принять девушку для учебы обратно, чтобы она не поддалась тлетворному влиянию в гимназии или вечерней школе, поэтому, если опекун не слишком против, то он может привозить свою подопечную обратно на учебу.

Однако Георгий Сергеевич знал, что София в положении, поэтому решил поехать с девушкой в институт вместе, чтобы переговорить с начальницей.

– Мадам, – начал мужчина, – Я не против, чтобы София училась в институте, я только за, но вот только моя подопечная в положении. Возможно ли, чтобы она в положении обучалась в этих стенах?

Сначала начальница удивилась, а потом, вспомнив визит полиции, сказала:

– Пусть учится.

Вернувшись к Софии, Георгий Сергеевич сказал:

– Все, Соня, тебя готовы взять обратно, насколько я понимаю, тебе подкорректируют учебный план, чтобы ты могла не ходить на танцы, так что веди себя прилично и учись хорошо.

Огорченная девушка пошла в дортуар. София была рада видеть подруг, однако, ей было очень горько от того, что она снова в этих стенах, а не в доме опекуна, только, на этот раз, еще и полиция не на ее стороне, они ее отправили сюда учиться, а переубедить полицию было бы в разы сложнее, нежели Георгия Сергеевича.

Не сказать, что девушка была счастлива от мысли, что вернется обратно в институт. Конечно, она немного скучала по подругам, но, вернувшись в Москву, учиться там ей хотелось гораздо меньше, чем сидя в одиночной камере в столице на Шпалерной улице. А после того, как Георгий Сергеевич был готов помочь ей окончить сельскую школу, возвращаться снова в стены Смольного желания практически не было. Но София не была готова огорчить еще больше своего опекуна, поэтому не стала ничего говорить. Да и перспектива еженедельно отмечаться в участке и бояться, что тебя заберут в Забайкалье, не радовала девушку. В институте же от этого она была бы избавлена.

«Да, как ты ни крути, права была Мария Емельянова, пепиньерка бывшая и революционерка, когда говорила, что нам ни в коем случае нельзя покидать институт, будь то увольнение или отчисление. Тогда ее слова про то, что мне грозит поселение, я не восприняла всерьез. Интересно, а где она сейчас сама?» – подумала София.

В понедельник с утра девушка с новыми мыслями и надеждами приступила к учебе.

========== У Бирюковых ==========

Прошло несколько дней учебы. София не знала, что в Москву приехала сестра Марии Емельяновой – Анастасия Михайловна Емельянова, Великая княжна, поэтому немало удивилась, когда ее сняли с одного из уроков и вызвали в музыкальный класс на разговор.

Во время этого разговора какая-то незнакомая женщина подробно расспрашивала Софию о событиях, произошедших в Петербурге. Девушка, не зная, с кем разговаривает и понимая, что трепать языком нельзя, была максимально осторожна и просто сказала, что в столице она отдыхала на каникулах, да, проходила не раз и не два по той улице, где была явка преступников, но все исключительно потому, что на этой улице был магазин, где торговали очень вкусными и довольно дешевыми пирожками.

«Вот бы тех пирожков сейчас», – задумчиво подумала София, – «И селедочки… А не этой каши, которую мы каждый день едим».

Вдруг услышав, что она разговаривала с Великой княжной и что они сейчас же поедут в полицейский участок, София немало удивилась, а потом решила, что судьба все-таки услышала ее просьбы и прислала такой подарок.

Приехав к полицейскому участку, София услышала, что это – редкий шанс, который ей выпал, что теперь ей нужно забыть все места, куда ее могут пригласить сослуживцы отца и вообще, о прежней жизни надо забыть, иначе десятилетняя каторга ей гарантирована, а ребенок останется без матери. София слушала Асю, кивала головой, соглашалась с каждым ее словом и решила, что больше никуда ни на какие явки не пойдет.

Внимательно выслушав Асю, София задумалась. В голове девушки в этот момент было много мыслей: и страх за свое будущее, оставить ребенка без матери, и беспокойство о том, как бы Ася не узнала о переписке с Алексеем и то, что она ему наобещала, вроде всяческой помощи и содействию в его делах, в общем, девушка не понимала, что ей дальше делать.

“Подожду недельку, две, пусть в голове и душе все уляжется, а там видно будет, как правильно поступать. Вот только как я с Алексеем теперь буду общаться, с ним же так интересно…” – подумала она.

София вспомнила, как Алексей увидел ее не так давно на прогулке в Смольном, как пробирался в институтский сад через Неглинку, как долго общался с девушкой, как он понравился Софии еще в столице, как ей будет не хватать любимого, который занял в ее душе достойное место взамен Вани. Решив, что сейчас она не сможет адекватно рассуждать, София решила подождать хотя бы некоторое время, а пока не задумываться на эту тему.

– Спасибо большое, мадам, – ответила София, – Обещаю, я вас не подведу. Можете не волноваться.

Однако в участке, несмотря на то, что Ася предупредила Софию, чтобы она ничему не удивлялась, девушку начало трясти.

– А чего это София Львовна не отмечалась в участке ни разу, хотя прибыла в Москву уже давненько? – раздался голос жандарма, – София Львовна, вы арестованы.

Однако услышав, что приказом Великого князя Михаила Николаевича, София Львовна Собольникова освобождена от наказания, наложенного судом, жандарм побледнел, а потом взял дело Софии и написал на нем, что оно закрыто.

Когда София вышла из участка, девушку трясло. София была в полнейшем шоке от того, что произошло, поэтому лишь снова смогла поблагодарить Анастасию Михайловну и, собравшись с духом, пошла снова в Смольный.

«Все, больше никаких кружков, никаких общений с Алексеем на политические темы, никаких визитов в особняк Емельяновых для дебатов и собраний кружка», – думала София, – «Второй раз мне так может не повезти».

Но решимости Софии хватило ненадолго, прекратить общения с Алексеем девушка не могла. София хоть и до сих пор не поддерживала путь террора, не могла отказаться от своего любимого или предать память отца. И вот настали долгожданные выходные. Уже вовсю пахло весной, несмотря на то, что стояло всего лишь 4 марта.

София эти выходные проводила в доме Бирюковых. Ну как сказать – проводила, как обычно, девушка решила много ходить и гулять. А еще ей очень хотелось встретиться с Алексеем и поговорить в неформальной обстановке, хотя перспектива снова по-глупому попасться немного пугала девушку.

София прошлась по улицам. Во время этой прогулки девушка заметила, что один человек в штатском за ней усиленно приглядывает.

«Надо же, какой важной персоной меня посчитали, что даже филера приставили. Теперь надо вообще аккуратной быть», – подумала девушка и пошла в сквер. Спустя некоторое время «хвост» отпал, видимо, филер подумал, что институтка вырвалась на выходные на свободу и теперь гуляет по улицам Москвы.

Когда уже стемнело, София решила все-таки рискнуть и направилась по тому адресу, который ей сказал не так давно Алексей.

София прошла несколько улиц и убедилась в том, что «хвоста» за ней нет. Тогда девушка свернула в нужный переулок и вошла в дом. Постучала условленным стуком, и дверь ей открыл Алексей.

– Здравствуй, Соня, я очень рад тебя видеть! Даже не ожидал, что ты так вот сразу придешь ко мне.

– Сейчас я на выходных, поэтому вполне могу сходить в гости. Ну что нового?

– Нового ничего нет. Кружка какого-то тоже нет. Все сейчас в настолько труднодоступных уголках страны, что трудно описать словами. Есть пара человек, а остальных не знаю, можно ли их иметь в виду. Еще есть какой-то другой то ли кружок, то ли что, но мы с ними вообще не контактируем, взгляды разные. Но это так, лирическое отступление, тебя можно считать своей?

– Да, можно. После последнего ареста я несколько изменила свои взгляды. Страшно конечно все это, но другого выхода нет. По слухам, за границей о каком-то марксизме говорят, но что это такое и насколько может быть осуществимо – не знаю.

– Ну ты не волнуйся, еще надо все обдумать, разработать, единомышленников найти. Так что спокойно учись, родить как раз успеешь, а ближе к лету уже будет виднее, что делать.

Молодые люди проговорили некоторое время, а потом София вернулась к Бирюковым – мало ли что, не хватало еще, чтобы полиция застала ее в таком месте и в такой компании.

Второй день выходных проходил у Софии гораздо спокойнее. Девушка немного погуляла, а потом сидела дома и наводила порядок в своих вещах. Параллельно с этим у нее в голове крутилась одна мысль: правильно ли она поступает, согласившись помогать Алексею.

«Как же трудно ответить на этот вопрос», – думала девушка, – «Даже посоветоваться не с кем. С одной стороны, я совершенно не готова к тому, что задумал Алексей. С другой стороны, возможно, другого выхода нет, не могут же все вокруг заблуждаться, включая моего отца, значит, я чего-то недопонимаю. А с третьей стороны, просто страшно. Если охранка что-либо узнает, ничего хорошего не будет совершенно точно. Даже не знаю, как правильно поступить. И Бирюковых подводить своим будущим возможным арестом жалко, люди поступили великодушно, приютили, а я их заставлю волноваться».

Близился вечер, София наконец-то навела порядок в своих вещах, лишние вещи из института, вроде свадебного платья и туфель, она увезла к Бирюковым. Девушка окинула взглядом комнату и думала, чем бы ей теперь заняться. Вдруг ее осенила чудесная идея: можно сказать Бирюковым, что она пойдет пешком в Смольный, а сама забежит поболтать к Алексею – уж очень его общество понравилось девушке, а потом вернется в институт.

София попрощалась с Бирюковыми и направилась на явку.

«Совсем меня жизнь ничему не учит», – думала она, – «Вдруг охранке уже все известно и там засада? Да нет, нельзя так всего бояться и только накручивать себя, все будет хорошо. Надо только более осторожной быть».

Убедившись, что за ней никто не следит, София вошла в дом к Алексею.

– Добрый вечер. Вот, решила попрощаться с тобой, выходные заканчиваются, мне пора на учебу.

– Очень приятно тебя снова видеть. Знаешь, что я подумал, давай лучше переписываться, это гораздо безопаснее.

– Хорошо, а как это можно осуществить?

– Смотри, вы каждый день выходите на прогулку в сад. Там есть укромный уголочек, возле забора, густые деревья. В одном из них есть дупло. Туда и будем письма друг другу класть. Только пиши иносказательно, чтобы если кто-то чужой прочитает письмо, не понял ничего.

София согласилась. Алексей проводил Софию до института, показал то самое дерево и дупло. София попрощалась со своим знакомым и направилась в дортуар.

Сразу, как только наступили выходные, София скорее уехала из института на волю. На дворе была суббота, 7 апреля.

“Наверное, Бирюковы уже из церкви вернулись”, – подумала София, – “Хотя, чтобы наверняка не застать пустой дом, сначала схожу к Алексею”.

Девушка была обеспокоена тем, что писем от Алексея не было уже давно. Поэтому, несмотря на то, что ее просили не ходить на квартиру своего друга, девушка все-таки решила сходить туда.

Но, немного подумав, она решила сначала переодеться, чтобы не привлекать лишнее внимание своей институтской формой.

Бирюковы были уже дома. София переоделась, немного перекусила и сказала Георгию Сергеевичу, что уходит к подругам, возможно, с ночевкой.

– Ладно, если к подругам, а если опять на явку? Ей же вроде последний приговор отменили, так надо вести себя соответственно, а то как бы еще во что-нибудь не вляпалась. Но не посадишь же ее под замок, уже взрослый человек, пусть сама решает, – услышала София голос Георгия Сергеевича

– Так то да, но какие явки на сносях? Я думаю, она все-таки к подругам пошла, ведь с ними она постоянно в институте, а мы ей – как ни крути, довольно чужие люди, – ответила Мария Викторовна.

София пришла в квартиру Алексея. Однако, она оказалась пуста, на стук никто не отвечал. Тогда девушка вспомнила, что, скорее всего, он в особняке Емельяновых.

– Здравствуй, Алексей, я так по тебе соскучилась! – сказала София, – И писем от тебя нет.

– Сонечка, я же просил, не надо сюда ходить, здесь может быть опасно, – ответил Алексей, – Как видишь, с квартиры своей ушел, здесь прячусь. И письма я не пишу, чтобы не было лишних улик, которые бы обернулись против нас, ведь всяко в жизни бывает.

– Это да. Алеша, знал бы ты, как я по тебе скучала. – София немного замялась, – Я тебя очень люблю. Может быть, уже пора оформить наши отношения?

– Как, Сонечка? У меня документы поддельные, да и зачем торопиться? Еще вся жизнь впереди.

– Это да, торопиться не надо. Но и во грехе жить тоже не очень правильно.

– В каком грехе? В том, что мы с тобой посидели вместе и пообнимались? Мне нельзя особенно много появляться в общественных местах, ведь если меня заметят жандармы – поеду отбывать свою вечную каторгу на Ладожское озеро.

– Это да. Но ведь в церкви никакие документы не нужны. Можем вообще съездить в село, там тебя никто не знает. Ты не волнуйся, деньги у меня есть, на дорогу хватит.

– Не в деньгах дело. Представь самую страшную ситуацию: спустя какое-то время меня случайно опознают и арестовывают. Ты потом встречаешь хорошего человека и готова связать с ним жизнь. Но это невозможно, ты уже замужем. А если захочешь получить развод – сразу станет известно, что общалась с тем, кого искала полиция и становишься если не соучастницей, то неблагонадежным лицом. Да и четвертый брак невозможен, кстати, третий брак тоже не особенно благославляется. Может, не стоит спешить?

– Да, наверное, не стоит. Но ты же не будешь против, если я с тобой пробуду до завтра? Посидим, поговорим.

– Я то не против, но вдруг полиция нагрянет? Сама знаешь, живем как на пороховой бочке.

– Не боюсь, с тобой мне ничего не страшно.

София провела с Алексеем все выходные. Молодые люди сидели, разговаривали, общались. С ним девушке было так же хорошо, как и с Ваней.

“Вот как судьба складывается, люблю государственного преступника, сама тоже политическая, дважды судимая дура в свои 17 лет… Ну это ладно, главное, что не уголовница. Уголовницей быть стыдно, а политической – ничего страшного. Как хорошо, что мама ничего не знает, а то совсем стыдно было бы. Хотя как раз, жизнь моя резко поменялась как раз со смертью матери, а после последней встречи с отцом – тем более. Надеюсь, что я стою на правильном пути, иначе было бы совсем грустно и страшно…” – думала девушка.

В воскресенье вечером София попрощалась с Алексеем, зашла к Бирюковым, чтобы переодеться обратно в форму и вернулась в институт – место, из которого она освободится только чуть больше, чем через год, а преждевременное освобождение не сулит ничего хорошего. Девушка вздохнула и вошла в здание.

26 апреля София приехала в дом Бирюковых. Девушка поздоровалась с хозяевами, а потом пошла наверх, в свою комнату.

“Вот вроде бы хорошо, что еще можно только желать? Полная свобода, ходи где хочешь, гуляй где хочешь, ну, правда, устаю я быстро, но это вполне поправимо, не буду ходить на дальние расстояния”.

Девушка обратилась к будущему ребенку:

– Ну что, малютка, где ты только ни был вместе с мамкой, и в институте, и в товарняках зайцем катался, потому что твоя мамка деньги на поезд в столицу жалела, и в полиции был, и на явках. Вот было бы здорово, если бы ты вырос уже в другой стране и смог оценить плоды трудов своей матери и товарищей, которые успели сделать гораздо больше. А теперь будем спокойно отдыхать здесь, это заслуженный отдых от всего, что произошло. Жаль только, что свою бабушку с дедушкой ты уже не увидишь.

София решила отдохнуть некоторое время, а потом как-нибудь сходить проведать Алексея. Надо же знать, как продвигаются дела у товарищей по партии.

София вспомнила, как буквально несколько дней назад она чувствовала, что ей тяжело учиться из-за немалого срока беременности. Сначала девушка пошла в лазарет, попросить врача подержать ее до родов там, а потом, через пару дней, по совету все того же врача, София пошла к начальнице, просить ее отпустить на каникулы раньше срока.

«– Так, значит, Софья, врач рекомендует вам уже отдыхать дома? – спросила начальница девушку.

– Да, мадам, – ответила София.

– Хорошо, тогда к следующему сентябрю жду вас в институте, – ответила начальница».

«Ну и вот, я ее поблагодарила и скорее поехала к Бирюковым, чтобы у них отдыхать», – подумала София, – «Да, теперь мне уже ничем заниматься не стоит, надо просто спокойно ждать рождения ребеночка».

Проснувшись на утро следующего дня, София не смогла усидеть на месте. Девушке было совершенно странным сидеть дома без движения, когда наконец-то она обрела долгожданную свободу и вырвалась из института.

– Сонечка, может не стоит куда-то идти? Еще не хватало родить где-нибудь посреди улицы, – сказала девушке Мария Викторовна.

– Вы что, не беспокойтесь, доктор говорит, еще недели две-три точно у меня в запасе. Как же можно сидеть дома, когда на дворе такая чудесная погода! – ответила девушка и направилась в город.

Немного погуляв по городу, София пошла в особняк Емельяновых, где жил Алексей. Немного поговорив обо всем на свете, София спросила любимого, как он пришел к подобной жизни и взглядам.

– Хорошо, Соня, раз тебе интересно, расскажу, – с улыбкой ответил Алексей. Немного задумавшись, молодой человек продолжил, – Я родился недалеко от Твери, в деревне. Жили мы бедно, мама, тятя и нас восемь ребятишек. Ну, по правде говоря, детей было больше, двое умерли в младенчестве и несколько, даже не знаю сколько именно, родились мертвыми. Мама на эту тему особенно не распространялась, предпочитала не говорить.

В 16 лет мне настолько осточертела эта деревня, что я решил рвануть в город. Там и денег можно было подзаработать, и мамке в деревню что-нибудь отправить. И, как это обычно бывает, на заводе и познакомился с революционными идеями и вступил в “Народную волю”. Агитаторы к нам частенько приходили, смогли убедить в правоте своих идей.

А потом все закружилось и завертелось. Зимой мы готовили покушение на императора, но его раскрыла охранка. Суд особо не церемонился, дали высшую меру социальной защиты. Ну что поделать, приготовился к вечности. А тут как гром среди ясного неба: “Величайшая милость, жизнь вам дарована, вечная каторга в Шлиссельбурге”. Это при всем при том, что я никаких прошений не писал.

Но тут мне улыбнулась удача, смог сбежать из полицейской кареты в тот момент, когда нас должны были из столицы на Ладогу отправить. Долго добирался до Москвы, теперь сижу здесь. Знала бы ты, как мне обидно, что я ничего совсем не делаю, а только отсиживаюсь. Руки уже горят желанием начать активные действия.

– Да, Алеша, сложная история, – сказала София, – А у меня все гораздо прозаичнее. Отца расстреляли как врага народа, а на меня всех собак пытаются периодически свесить. Так что знаешь, иногда я думаю, что не зря все это делается, а для того, чтобы я поняла, что мой бедный тятенька был прав и мне нужно продолжить его дело.

– Возможно и так, – задумчиво сказал Алексей, – Все возможно в нашей жизни…

28 апреля София решила немного прогуляться по Москве. Душа просила свободы, ведь девица 8 месяцев практически без перерывов провела, как она выражалась, в тюрьме – другим словом институт София не называла.

Девушка поехала гулять в Сокольники – девушка очень любила этот парк и часто проводила в детстве там время с отцом и матерью. Погуляв в парке достаточное время, София решила вернуться домой, к Бирюковым.

Вдруг к ней подошел городовой. Внутри у Софии все перевернулось. Она сразу вспомнила рассказы Алексея про облаву на Сухаревке и в Сокольниках. Как девушка заметила, чуть поодаль стояли полицейские.

“Что делать? Бежать? Я далеко не убегу, и сразу привлеку к себе внимание. Остаться на месте? А вдруг арестуют. Хотя за что? Я ни в чем не замешана. Хотя кому я это говорю, сколько раз я попадала в истории ни за что ни про что. Ох, будь что будет”.

– Мадам, – обратился к Софии городовой, – В парке потерялся мальчик, лет пяти, невысокий, черненький, вы его не видели?

– Нет, я никого не видела, – ответила девушка.

– Честь имею, – сказал городовой и пошел опрашивать других прохожих.

Пройдя буквально пару шагов, София заплакала навзрыд.

“Да что же это за такое? Почему я должна всех бояться? Городовых, полиции, дворников… Еще ничего сделать не успела, а шарахаюсь ото всех как пугливый котенок. Ну что же это за жизнь? Я не хочу так жизнь, не хочу никого бояться. Но от своих взглядов все равно не откажусь. Надеюсь, скоро настанет такая жизнь, в которой все станет так, о чем говорил мой отец, Алексей и прочие”.

Потихоньку успокоившись, девушка дошла до остановки конки. Ходить долго пешком ей уже было тяжело, поэтому София решила проехаться на трамвайчике.

29 апреля София проснулась утром и начала усиленно придумывать, чем бы ей заняться сегодня. Сидеть без дела ей не хотелось, а идей о том, куда пойти, не было.

Девица со скучающим видом спустилась вниз из своей комнаты.

– Как дела, Соня? – услышала она голос Марии Викторовны.

– Спасибо, все хорошо.

– Соня, пойми меня правильно. Я никогда не была против твоих прогулок, но не стоит сейчас так много ходить. Мало ли, что может быть, лучше поберегись.

– Мария Викторовна, вы не волнуйтесь, мне просто тяжело сидеть дома без дела. А так похожу по парку, погуляю.

Сумев успокоить хозяйку, София вышла на улицу.

“Чем же мне сегодня заняться? Наверное, схожу на кладбище, навещу могилки мамочки, Вани…” С такими мыслями девушка направилась на Доргомиловское кладбище.

Ехать на конке девушка не хотела, так как боялась растрястись, поэтому она шла пешком. Дорога была не очень близкая, поэтому девица пару раз останавливалась посидеть на лавочке и отдохнуть. Проходя мимо красивой клумбы, София решила срезать с нее немного цветов – не идти же на кладбище с пустыми руками. Но удача не улыбнулась девушке, ее заметил дворник.

– Ишь ты, чего захотела, цветов срезать. Да где же это слыхано, чтобы женщина с собой нож носила? Али бандитка какая? Ты чему своего ребенка научишь, когда он родится?

Перепираться с дворником у Софии не было настроения, поэтому она решила просто уйти. Цветов же девушка нарвала в поле – там они уж точно были бесхозными.

Навестив могилки матери и Вани, София решила вернуться домой. Вдруг на выходе ее окликнул сторож:

– Мадам, подойдите сюда!

София недоуменно остановилась, так как слово “мадам” по отношению к ней было весьма непривычным. Увидев замешательство девицы, сторож повторил:

– Да, я именно к вам обращаюсь. Подойдите на секундочку.

София подошла к сторожке.

– Мадам, я вас довольно плохо помню, но вы не дочь Льва Собольникова?

– Да, это я. А что вы хотели?

– Мадам, вероятно, вам интересно, где похоронили вашего отца?

– Да, я была бы очень благодарна, если бы вы мне показали это место.

– Поймите меня правильно, я очень рискую, ведь мне велели молчать. Надеюсь, вы будете держать язык за зубами и не разболтаете это никому. Ну и отблагодарить деньгами не помешало бы.

– Если покажете – двухгривенного не пожалею, – ответила София.

Сторож отвел девицу на дальний угол кладбища и подвел к одной из могил, на которой ничего, кроме деревянного креста, не было.