Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

«Марксисты постепенно подготовят рабочих, а тем временем наш кружок организует взрыв Александра Третьего. В этот раз ошибки будут учтены и исправлены», – думала София.

Впервые переступать порог Смольного института под видом Яковлевой Евдокии Семеновны Софии было слегка страшно. Мало ли, вдруг ее узнают? Однако девушка волновалась зря. София с облегчением узнала, что начальница института сменилась, новая начальница, естественно, не может ее узнать, поэтому единственное, кого надо было опасаться девушке – это мадам Пуф. Особенно важно ей было прятать свои руки. София прекрасно понимала, что второй раз мадам Пуф не поверит в сказку о том, что девушка пыталась порезать вены, тем более, что она это уже когда-то слышала. За границей София обошла немало врачей с просьбой посоветовать, как убрать эти шрамы, но все они сходились во мнении, что ничего поделать нельзя. И действительно, краснота со временем прошла, а синяя полоска от машинного масла, попавшего под кожу, никуда не уходила.

– Мадам, я вам могу только предложить найти человека и сделать татуировки на запястьях, – предложил один врач, – Других вариантов не вижу.

– Ага, спасибо, чтобы все думали, что я каторжанка, – ответила София.

– Я все понимаю, фабрика, несчастный случай, машинное масло, но ничего поделать не могу, – говорил и первый врач, и второй, и пятый.

В конце концов, София пришла к выводу, что ничего уже поделать нельзя и можно только смириться с этим.

Девушка присела на кровать и начала вспоминать жизнь за границей: все было однообразно. Работа на телеграфе – возвращение домой. Девушка скучала по России и не могла найти другого выхода, кроме как вернуться туда. Решив, что пусть ее посадят за решетку, но это будет на Родине, София приняла решение вернуться в Москву. Девушка до конца не была уверена, что Софринский провел по документам ее освобождение окончательно, поэтому решила особенно не светиться, мало ли что. А еще в планах Софии было организовать свой, собственный кружок. Поэтому она периодически встречалась с Александром и обговаривала необходимые детали.

«Ну что же, мне надо быть теперь предельно осторожной», – иногда думала София, смотря на свою жизнь, – «Если вдруг полиция заберет за что-то – уже не выйду, это точно».

За эти годы девушка научилась осторожности и уже не совершала таких глупых поступков, что могла совершить пять лет назад.

«Да, Соня образца 1885 года и нынешняя Евдокия Семеновна – совершенно разные люди. И это хорошо», – подумала девушка.

В один из дней София решила сходить к ясновидящей Ефимии. Собрав гостинцы, девушка пошла в заброшенный дом возле института.

– Здравствуйте, Ефимия Родионовна, – сказала она, – Будьте так добры, расскажите мне, что будет дальше.

– А то вы сами не знаете, – вздохнула ясновидящая.

«Наверное, замотали ее уже посетители, вот и не хочет говорить», – подумала София и сказала:

– Ну хотя бы приблизительно, что будет лет так через десять? Я своих детей увижу?

– Нет, снова побыть их матерью уже не придется. Через десять лет я не вижу ничего, все темным-темно.

«Снова, что ли, не хочет ничего говорить», – решила София и добавила:

– Ну хотя бы скажите, я ведь не в крепости от чахотки помру?

Ясновидящая, как показалось Софии, даже рассмеялась краем губ:

– Нет, не от чахотки, это совершенно точно. Я вижу солдат и кирпичную стену.

София слегка побледнела, потом пришла в себя и задала еще один вопрос:

– А я увижу то самое новое будущее?

– Нет. Дети увидят. И могу сказать с уверенностью, второй дочери оно явно не понравится.

«Вот дура, а я – то не подумала, отдала ребенка на воспитание мадам Елизавете. Но откуда же я знала, что она малютку себе оставит, а не в хорошие руки отдаст», – подумала София.

– Большое вам спасибо, Ефимия Родионовна, – сказала София и пошла обратно на квартиру.

«Военно-полевой суд, значит. Меньше, чем через десять лет…» – подумала девушка, – «Значит, все задуманное удастся и можно не волноваться – все точно будет хорошо».

В одну из ночей София никак не могла заснуть. После рабочего дня девушка легла на кровать, немного поспала и вдруг проснулась. Сон прошел. София посмотрела на часы – всего лишь десять вечера. В принципе, можно было сходить в дортуар, посмотреть, спят ли воспитанницы и, если что, попугать их приходом классной дамы, но девушка решила этого не делать – пусть живут как хотят.

«Конечно, лучше всего мне жилось в отдельной комнате. Анютка думала, что хуже мне делает, а мне только лучше было. Живи как хочешь, никто не мешает», – подумала София.

Вдруг девушка начала вспоминать недавний поход к ясновидящей. Софию снова начало слегка потряхивать, но не от страха, а от того, что она начала осознавать: то, что они запланировали – сбудется.

«Неужели и правда повезет? Так же, как и с Александром с двумя палочками после имени? Все задуманное сбудется?» – думала София. Незаметно для себя девушка заснула.

София даже не сразу поняла, что ей снится сон. Даже не сон, а обрывки сна – жандармы ее выводят из Смольного, снова черная карета, так знакомая девушке, она обнимает Александра в тюремном дворике.

Вдруг София проснулась.

«Еще один полувещий сон, примерно как с рождением Софьюшки-младшей в Бутырке», – подумала София, – «А, может быть, просто кошмар приснился, хотя слишком много совпадений: и предсказание Ефимии Родионовны, и сон этот… Ладно, будь что будет, сама же на этот путь ступила и менять ничего не хочу».

Девушка встала с кровати, зажгла свечу и села за стол.

«Что называется, пусть Эми, если ей так хочется, шпионит в пользу Германии, а я не могу так. Не готова Родину свою предавать, не тому меня мама учила. И тятенька тоже не тому учил», – подумала София, – «А я очень надеюсь, что то, что мы с Сашенькой решили осуществить, принесет свои плоды и это будет не напрасным».

Сентябрь подходил к своему завершению. Жизнь Софии была тихой и мирной. Девушка спокойно работала в Смольном, по выходным проводила собрания кружка, а после отказалась от этой идеи – единомышленников было найти сложно и дело это было опасным, поэтому София с Александром решили, что они все смогут сделать вдвоем. Было запланировано постепенно изготавливать нитроглицерин в подпольной лаборатории, изучать, когда в Москве будет тот самый Александр с тремя палочками после имени. После длительного и бурного обсуждения было принято решение, что в столицу в этот раз они не поедут, это опасно. Тем более, что прошла информация, что Император, возможно, будет в Москве весной. София не до конца была уверена в подлинности этой информации, но не могла отказываться от этой идеи. На крайний случай было решено поехать потом в столицу, что было бы весьма опасным – Александр на нелегальном положении, София тоже не была уверена в том, что ее не заберут в ссылку, да даже если бы и не забрали, все равно, внимание полиции она бы к себе привлекла. Да и столичные жандармы были куда более активны, нежели их московские коллеги.

Временами София вспоминала Эмилиану, девушке было интересно знать, где она и что с ней происходит. София догадывалась, что практически наверняка она тоже умерла по документам, поэтому не знала, как можно ее искать, даже если очень захотелось бы.

Еще девушка периодически скучала по своим детям, Юлии и Федору. Но София боялась пойти к Бирюковым, кто знает, а вдруг бы они известили полицию о том, что София жива, да и девушка не была уверена в том, что смогла бы оставить своих детей, вдруг материнский инстинкт бы резко взял верх, и она осталась бы с ними. София понимала, что для нее сейчас приоритетнее другое, то, что они готовят с Александром, как бы ни хотелось заняться первыми двумя детьми. Судьба третьего ребенка, дочери, которую она зачем-то, думая, что умирает, назвала Софией Львовной, мало интересовала девушку. София знала, что ее дочь в надежных руках, будет накормлена и одета, а остальное мало интересовало девушку. Периодически проскальзывала мысль, что практически наверняка к этому ребенку будут относиться так же хорошо, как и к Алене-Пустозвончику, что еще более убеждало девушку в том, что она поступила совершенно правильно и убедило девушку в том, что не стоит даже случайно и изредка думать о том, как бы увидеть этого ребенка. Гораздо больше София переживала по поводу четвертого ребенка, третьей дочери, которая младенцем погибла за границей. Иногда девушка думала, что если бы так не произошло, она бы поселилась в особняк Емельяновых с дочерью, воспитывала бы ее, жила бы с Александром семьей.

За сентябрь произошло два события, которые и обрадовали девушку, и напугали.

На второй неделе сентября София, вдруг вспомнив прежние привычки, решила покурить. Девушка открыла окно и высунулась в него. Дверь же она забыла закрыть. Мария Гуляева в этот момент вошла в комнату Софии, женщина хотела ее известить, что график дежурства слегка изменяется по ряду обстоятельств. София, увидев, что в комнату входит Мария, быстро завела руку с сигаретой за спину, чем напомнила женщине ситуацию приблизительно трехлетней давности.

– Софья, – с изумлением выдохнула Мария, – Живая.

Вдруг поняв всю странность ситуации, Мария добавила:

– Когда куришь, дверь хотя бы запирай, а если бы не я зашла?

София не знала, как реагировать, потому что боялась, что это известие станет достоянием широкой общественности.

– Мадам, вы ошиблись, меня зовут Евдокия, – сказала девушка.

– Да не скажу я никогда никому, что это ты, – ответила Мария, – Соня, рассказывай, что произошло с того момента, как тебя с выпускного жандармы забрали.

София кратко пересказала свою биографию, как была за границей, а потом решила вернуться. Мария внимательно слушала девушку, а потом спросила тот вопрос, который не давал ей покоя в последние несколько минут:

– Соня, каковы планы на будущее? Снова в институте прячешься?

Решив не скрывать ничего, ведь девушка знала, что Мария не выдаст ее, София ответила:

– Да, мадам. Снова прячусь в институте и основала уже свой кружок.

– Может быть, не стоило? – спросила Мария, – Один раз от высшей меры пронесло, может, не стоит еще раз рисковать?

– Стоит, мадам, – ответила девушка, – Делать нечего, биография поломана еще лет пять назад, ну уж три с половиной года точно, дело тятеньки само себя не закончит, нужно достигать своей цели.

Немного поспорив о том, что эти методы борьбы неправильные, Мария вернулась обратно, напомнив девушке, чтобы она старалась не попадаться на глаза мадам Пуф.

«Да, теперь главное Анютке не попасться», – подумала София, – «Для полного счастья только этого мне не хватало, выгонит она меня отсюда сразу, если полиции не сдаст. Она ведь меня и с длинными волосами помнит, и стриженую, так что вычислить меня будет весьма легко».

Но удача улыбалась девушке, с мадам Пуф она практически не встречалась, а если встречалась, то не привлекала к себе никакого внимания. С другими работниками института девушка не пересекалась тем более.

Однажды, работая на кухне, София немного порезала палец. Это побудило девушку сходить в лазарет, чтобы обработать порез.

София подошла к доктору, объяснила ситуацию и сказала, что справится сама, без его помощи. Девушка протянула руку, чтобы взять с полки йод и увидела, как удивленно смотрит на нее врач.

– Софья, – услышала девушка и поняла, почему Геннадий Григорьевич ее узнал. Слегка оголилось запястье, и стал виден шрам.

После рассказа о том, как прошли эти годы, Геннадий сказал девушке:

– Из врачебного интереса исхожу, пожалуйста, покажи руки. Интересно же знать, как все теперь, зажило или нет?

– Все зажило, – сказала девушка, закатывая рукав, – А вот синяя полоска никак не хочет сходить. Все заграничные врачи в голос твердили, это на всю оставшуюся жизнь, особая примета.

– Ну ничего не поделать, я тем более помочь не могу, – ответил Геннадий. Услышав вопрос девушки, как дела, как семья, он ответил:

– Дела хорошо, женился два года назад, детки родились. А твои дети как сейчас?

– Старшие у Бирюковых, младшая у бывшей начальницы, четвертый ребеночек, доченька, за границей родилась и там же похоронена, – ответила София.

Поговорив некоторое время с Геннадием, София вернулась в свою комнату. Она еще раз убедилась в том, что узнать ее – довольно просто, поэтому решила стараться изо всех сил, чтобы кроме Марии и Геннадия ее никто не узнал.

Ноябрь 1890.

Редкий вечер София засыпала, не пролежав час-полтора, погрузившись в воспоминания. Девушке не хватало прежней жизни. Даже не той, когда она была воспитанницей института благородных девиц гарпией Софией Собольниковой, а той, когда она была любимицей мамы и папы, девочкой Сонечкой.

София часто прокручивала перед сном воспоминания из своей той, самой прежней жизни, которая была наиболее радостна для нее и которая окончилась навсегда пять лет назад.

– Соня, пошли заниматься, уже время, – слышится голос матери, Екатерины.

– Иду, мама, – отвечает София.

– Что у нас по плану? История? – говорит Екатерина, – Кажется, прошлый раз мы с тобой на восстании декабристов остановились.

– Да, – подтверждает София.

Мать с дочерью читают книгу, а после чего обсуждают прочитанное.

– Глупый шаг, совершенно необдуманный поступок, который привел к таким грустным, хотя и вполне логичным и правильным последствиям, – говорит Екатерина.

– Я не понимаю, а зачем было такое устраивать? – удивляется София, – Зачем вообще Конституция нужна? И без нее неплохо живем.

– Девочки, вы полностью правы, глупость полная, – раздается голос отца, который еще не успел побывать на дне жизни в Средней Азии и увидеть все своими глазами, – Некоторым же не живется спокойно.

Спустя час урок истории окончен.

– Давайте музицировать, – говорит Екатерина и садится за фортепиано. На весь дом слышится музыка Чайковского, пьесы, потом романсы, которые поются всей семьей.

После вечернего чаепития на веранде, семья возвращается в дом. София идет в свою комнату читать какую-нибудь книгу, вроде приключений или легкой любовной лирики, родители мирно беседуют в гостиной и что-нибудь обсуждают и вспоминают.

«Узнала бы мамочка, что Соня бомбу собрала и в царскую карету бросила – в гробу бы перевернулась», – плача, подумала София, – «Бедная мамочка… Знала бы ты, что двое деток Сони живут у чужих людей, от третьего ребенка твоя доченька дважды пыталась избавиться, да все не получалось, когда ты двадцать три года в браке забеременнеть не могла… Знала бы ты, что Соня не просто без венчания с мужчиной в постель ложилась, а еще и от жандармов откупалась подобным образом… Да от разрыва сердца умерла бы в тот же миг, творческая натура, пусть даже и не желающая терпеть порядка, но высоких нравственных качеств».

Перевернув подушку к лицу другой стороной, так как эта была уже напрочь мокрой от слез, София начала думать дальше.

«Знал бы тятенька, что Соня второй раз была в положении не в браке… Не узнал, к счастью, и не узнает уже. И Мария Ивановна вряд ли узнает, что мы с Алешенькой не венчаны были. А тятенька, наверное, узнав обо всем об этом расстроился бы сильно. Может быть, даже ругать бы начал, хотя что он, что мамочка, голоса на Соню не повышали. Помнится, мы с Ваней однажды на диванчике в губы целовались, так тятенька потом говорил, что неприлично так поступать приличной девице, которая знает чувство собственного достоинства, и шутя потом говорил, что в комнате меня закроет и больше не выпустит, пока не одумаюсь. А тут… Отец третьего ребенка толком неизвестен, хотя по срокам можно сделать какие-то догадки насчет Сергея…»

София встала, подошла к окну и начала вспоминать дальше.

«А как хорошо мама шила, какие платья у меня были…» – подумала девушка, – «Многие спрашивали, к какой портнихе вы ходите, так нравились фасоны и подбор тканей. А мамочка говорила, что сама все шьет. Вот руки были золотые у человека… И ведь к модистке она практически не ходила, сама себе белье шила. А вот я этим похвастаться не могу, и шить умею средне, и белье не могу себе делать. После недавних родов грудь стала больше, приходится корсет носить, пусть даже не затягивая, а сделать я его не могу, пришлось немаленькую сумму отдать. Хотя зачем мне эти ленточки и красивые цвета, все равно раздеваться не перед кем, никто не увидит. А Александра я так редко вижу, что не столь важно, в чем я одета, лишь бы увидеть его… Хорошо, что Геннадий тогда просветил меня на тему вопросов зачатия детей, а то рожала бы каждый год по ребенку, это неплохо, но сейчас это ни к месту совершенно. Новых сирот выпускать в большую жизнь. Да и вообще, то что Геннадий мне рассказал, надо в обязательном порядке всем рассказывать, чтобы знаний в голове побольше было. Такое и в семье лишним не будет, знания вообще редко лишними бывают… А то бегать потом по бабкам грешно, да и опасно, я дважды чуть было насмерть не отравилась.»

Маленько успокоившись, София легла спать. Девушка довольно быстро заснула, хотя понимала, что подобные размышления вряд ли ее отпустят и завтра, и послезавтра, и через месяц.

Очередной вечер. София легла в постель, но заснуть девушка не могла снова. Опять нахлынули потоком воспоминания.

Последний день рождения Софии, который праздновался семьей в полном составе, это шестнадцатилетние девушки.

Софию с раннего утра поздравили родители и вручили подарки. Развернув обертку, девушка увидела, что ей подарили книгу, платье и несколько лент разных цветов. София очень обрадовалась подаркам и была полностью счастлива. Чуть позже пришел Ваня, поздравил девушку и подарил тоже книгу. Посидев с немногочисленными гостями за праздничным столом, семья поехала в Сокольники.

«А прошлый мой день рождения как прошел?» – думала София, – «Накрыла стол в комнате на троих, представила, что справа от меня сидит Ванечка, а слева – Алешенька, поревела немного, а потом поехала в центр города, гулять, одна… Везде немецкая речь звучит, все так незнакомо. А я иду, вытираю слезы и вспоминаю, как одна женщина, мамочка моя родная, меня научила говорить по-немецки, а вторая, Анютка, – материться».

Дальше София начала вспоминать другой, не менее счастливый момент – свадьбу с Ваней.

«Не поленился он, принес к Смольному платье и туфли, со священником договорился, обвенчались мы, долго гуляли, а потом Анютка, которая ехала откуда-то на извозчике, меня увидела и в институт вернула. А потом что? Потом, с остальными моими дорогими людьми я так и не дошла до церкви, хотя очень хотелось. Нет, плохое это воспоминание, не буду об этом думать», – сказала сама себе София.

Будто по заказу девушки, картинка в голове сменилась. Перед глазами Софии встала ее помолвка с Иваном.

«Вот мне шестнадцать лет, только что день рождения прошел. Стою у себя в комнате перед зеркалом в нарядном-пренарядном платье, мамочка его своими руками шила. Красивая прическа, локоны лентами перевиты. Даже не верится, что это я, такая нарядная… Потом приходит Ваня. Дается обещание о том, что как только он окончит школу юнкеров, то женится на мне», – София вздохнула, – «А как в жизни все вышло… В школу он не попал, пошел работать учителем, а под конец попал под извозчика, оставив свою Сонечку вдовой в 17 лет… Ну правда потом жизнь подкорректировала ситуацию, сделав из Сонечки-вдовы – Сонечку-разведенку с тремя прицепами, потому что Соня – девочка отзывчивая и согласилась оформить фиктивный брак с Виталием… Это ж кто у меня был-то… Ваня, Виталий, фиктивный мой муж, Алешенька, Геннадий, жандарм Сергей, потом про тех двух жандармов вспоминать даже не хочу, Сашенька… Да, можно смело ворота дегтем мазать, а еще эта женщина в Смольном воспитательницей служит».

Эта мысль развеселила Софию, девушка перестала мучиться от воспоминаний и вскоре заснула.

В очередной вечер, когда София, утомленная после рабочего дня, ложилась в постель и снова погружалась в воспоминания, девушка начала вспоминать одну ситуацию, которая произошла не так давно, но оставила значительный след в душе девушки.

В свой выходной София, вдоволь наговорившись с Александром, возвращалась в Смольный. Но так как времени было достаточно, а возвращаться в «тюрьму, в которой девушка пряталась от ссылки», девушка решила погулять по улицам. Это нравилось Софии еще с того момента, когда на те же каникулы она, еще будучи смолянкой, возвращалась в дом Бирюковых. София шла, вспоминала, как они разговаривали с Александром, как решили до весны не собирать кружок, а потом, когда настанет время, все сделать вдвоем.

«И будь что будет потом, хоть ссылка, хоть тюрьма, хоть трибунал», – подумала София, – «Ну трибунала точно не должно быть, я не военнообязанная, Саша тоже, а гражданский суд пусть решает что хочет. Лишь бы все удалось… Лишь бы тятенькино дело завершить. Жандармы сейчас, вроде бы, активность свою снизили, но чем-нибудь заниматься еще рано, надо поберечься, выждать».

Вдруг девушка увидела впереди довольно знакомую компанию: пожилого мужчину, пожилую женщину и двух детей, мальчика и девочки приблизительно трех и четырех лет. Сердце Софии забилось, больше всего хотелось подойти поближе и присмотреться, не Бирюковы ли это. София прибавила шаг и вдруг поскользнулась на льду.

Звук от падения был довольно громким, поэтому компания обернулась. Увидев знакомые лица, София вдруг упала в обморок.

Георгий Сергеевич подошел к девушке и начал приводить ее в чувство.

– Барышня, давайте, поднимайтесь, – сказал он.

София открыла глаза. Вдруг Георгий Сергеевич увидел знакомые черты, но не придал этому большого значения – ведь София якобы умерла при родах.

Девушка начала подниматься, одна варежка слетела с ее рук. София потянулась за рукавичкой, и обнажился шрам на запястье.

– Софья, – сказал он и растерялся, – Пошли домой, поговорим.

В доме Бирюковых София, за чашкой чая, рассказала, что работает пепиньеркой в Смольном, очень хочет видеть детей, мечтает о том, чтобы их забрать, но не может на это решиться – в противном случае она лишится места, а другого варианта, чтобы жить, не сильно скрываясь, но не попасться полиции, она не видит.

– Я очень вас прошу, пожалуйста, не говорите никому, что вы меня видели. – сказала София, – Я работаю и живу в Смольном, под другим именем, скучаю без деток, но пока не могу их забрать. Да и они ведь уже к вам привыкли. Надеюсь, если до лета что-нибудь придумаю, то смогу решить этот вопрос.

Немного поговорив с Бирюковыми, София вернулась в Смольный. Девушка не знала, что когда она ушла, между опекуном и его женой произошел разговор примерно следующего содержания:

– Соня очередное что-то задумала, по ней видно.

– Почему же ты так решил? Может, просто на Север ехать не хочет?

– Нет, к сожалению, я уверен, что она что-то очередное пытается осуществить. Получится, окончится удачно – детей заберет, нет – подчинится судьбе.

София, которая все это не могла слышать, вернулась в Смольный и несколько дней ходила грустная – девушка была расстроена от того, что она не может забрать своих детей и жить с ними.

И теперь, лежа в кровати, София думала о том, что она скучает по детям.

«Юленька, Феденька, вот бы мне вас забрать», – подумала София, – «Как бы я хотела жить с вами, вместе, а не раздельно. Пока вы окончательно свою мамку не забыли. Да забыли вы, сколько времени прошло…»

Девушка вытерла слезы и пустилась дальше в размышления:

«А весной или все окончится хорошо, или Соня даже не сможет думать о том, чтобы забрать своих деток», – подумала София, – «Третью дочь, Софью Львовну, Романова воспитает и выведет в люди и без моего участия, а вот по Юленьке с Феденькой я безумно скучаю. Да и той, последней малютки, мне не хватает. Надеюсь, Георгий Сергеевич с Марией Викторовной смогут дать деткам все то, что их непутевая мамка не смогла дать… Бедные мои детки, практически с рождения сиротами стали…»

Заснула девушка нескоро, перевспоминав и перебрав в памяти огромное количество воспоминаний о своих детях.

========== Последние дни ==========

В середине декабря девушка, в один из своих выходных, сходила снова в особняк Емельяновых к Александру, долго с ним говорила, обсуждала ситуацию, а потом вернулась в Смольный.

Девушка закрыла дверь в свою комнату, села за стол и начала рассматривать кольца, которые никогда не снимала и которые до сих пор были у нее на руках. Серебряное обручальное кольцо от Ивана, кольцо из непонятного материала, по-видимому, медное, от Алексея, еще одно простое кольцо, которое девушке передал Александр, найдя его в особняке Емельяновых, в той комнате, где последнее время жил Алексей.

«Алешенька носил это колечко, а сейчас его носит Соня», – подумала девушка.

София не боялась, что ее могут вычислить из-за этих колец. Да, она носила их и когда была институткой, но вряд ли кто-то так внимательно обращал на нее внимание. Ведь девушка жила не в дортуаре, а в отдельной комнате, мало кому могла примелькаться этой привычкой. А сейчас, некоторым особо любопытным лицам, София объясняла, что носит так много колец просто, потому что ей так хочется.

Девушка еще раз посмотрела на свои руки, на кольца, на запястья со шрамами.

«Вот куда я свои особые приметы дену?» – подумала София, – «Да никуда, никак от них не избавиться».

Вздохнув, девушка достала из тайника пачку сигарет и закурила.

«Как же я по Марии Ивановне скучаю, боюсь, не увижу ее больше никогда», – подумала София, – «Она знает, что я два с половиной года назад якобы умерла, Фаиночка ей растрезвонила. Никогда не любила эту каторжаночку, да и не узнала бы сроду той информации, если бы девочки случайно не обсуждали, а я не услышала. Чего только в этих сплетнях не услышишь, что надо, и что не надо…»

Докурив, София вдруг подумала об одном, весьма важном моменте, который не оставлял ее равнодушным.

«Надеюсь, я не беременна», – подумала девушка, – «Иначе в мае, месяце так на шестом, с бомбой бегать будет уже тяжеловато».

Будто испугавшись этой мысли, София спешно добавила, сказав сама себе:

– Нет, этого быть не может. Я теперь грамотная, в медицине хоть немного разбираюсь, спасибо Геннадию. Не должна быть в положении, да и я бы уже это почувствовала, если что.

Девушка вдруг подумала о своих детях, Юленьке и Феде, вдохнула и взяла вторую сигарету.

«Вроде систематически не курю, а чуть что – руки тянутся», – подумала София, – «Хорошо, хоть я пепиньерка сейчас, своя комната, можно делать что хочешь. А то тогда приходилось по чердакам прятаться или к Эми в комнату бегать. Интересно, где Эми сейчас? Как бы ее найти… Да никак, она сто процентов по документам мертва уже года два, а иных способов поиска я вообще не вижу и не могу увидеть. За границей, наверное, это я не смогла оставаться вдали от России, вернулась, а Эми, наверное, живет там себе нормально и не печалится о том, как бы полиция случайно тайник с нитроглицерином не нашла и не пошла раскручивать эту цепочку».

Подошел к концу очередной день работы Софии в Смольном институте. Девушка вернулась после трудового дня к себе в комнату. Ее раздражало в институте абсолютно все: стены, порядки, наивные воспитанницы с неразвитым кругозором, пепиньерки, мечтающие подняться по карьерной лестнице, классные дамы, озадаченные вопросами дисциплины, начальница…

Девушка понимала, что она чужая в этих стенах, и оставалась в стенах Смольного только ради того, чтобы обеспечить себе безопасность, ведь в Москве такое ей не мог гарантировать никто. София периодически сдерживала себя, чтобы не бросить службу в институте к чертовой матери, устроиться на работу с такой же или еще большей зарплатой и жить себе счастливо. Девушка понимала, что в сознании обычного человека телеграфистка, секретарь или служащая вполне могут быть политически неблагонадежными, а вот пепиньерка из Смольного – нет.

«Какой-то я уж очень эмоциональной стала», – подумала София, пытаясь успокоить некоторое волнение, – «Совсем скоро все свершится, все подготовлено, теперь ждем нужного момента…»

Девушка слегка сомневалась, правильно ли они поступают, но, в конце концов, пришла к выводу, что тот путь, на который она ступила лет пять назад – единственно верный, а то, что после взрыва 1886 года ничего не изменилось, можно исправить.

«Тогда люди еще не были готовы к переменам, а сейчас, надеюсь, будут готовы», – подумала София, – «Прошло достаточно времени, самое время действовать. Осталось дождаться того момента, когда Александр с тремя палочками после имени будет в Москве».

София вздохнула.

«Да, покойная Мария Михайловна говорила, что глупо верить в скорый результат, что пройдет немалое количество времени, прежде чем что-то изменится, но надо действовать, ждать и надеяться», – подумала девушка и вытерла слезы, – «Ох, Мария, ну зачем же вы так поступили? До амнистии около полугода оставалось. Мне сейчас и посоветоваться не с кем, кроме Саши. Понятно, у Алешеньки шансов не было никаких, но вот у Емельяновой были же… Хотя что я говорю, легко сейчас говорить, а тем летом и я чуть было руки на себя не наложила, хорошо, жандармы вовремя пришли».

Прокрутив в голове воспоминания, связанные с Петропавловской крепостью, девушка вдруг задумалась.

«Вот сказал бы кто моей мамочке десять лет назад, что Соня в свои 22 года будет иметь два обвинительных приговора, а судиться ей придется бесчисленное количество раз… Да не поверила бы она, а тому человеку, который бы это сказал, предложила у врача провериться. А вон как жизнь повернулась…» – девушка присела за стол и начала водить по нему пальцем, будто что-то считая, – «Ничего, Соня, совсем скоро осталось, ждать совершенно недолго… Скоро, совсем скоро или все изменится, или все изменится, но не в мою пользу. Будет снова небо в клеточку и жандармы вокруг… Или, как рецидивистке, присудят как в прошлый раз и приговор менять не будут. Дмитрий вряд ли захочет помогать, тем более, что в прошлый раз, как говорила Эми, его еле заставили написать эту амнистию, то в этот раз точно ничего не получится…»

Вдруг девушка встала из-за стола и тихо, но вслух сказала:

– Нет, все получится, все обязательно получится. Либо произойдут изменения, которых мы ждали, либо за границу уеду еще раз.

«Ага, за границу уедешь, а потом будешь плакать и говорить, что лучше сидеть в России, чем жить на свободе в Европе», – вдруг подумала София и так же мысленно добавила, – «Все обязательно будет хорошо, все получится, поэтому не стоит думать заранее о неудачах».

В один из дней София, устав от всего, шла по коридору института. Девушке было плохо, она решила присесть и немного отдохнуть. Девушка забралась с ногами на подоконник, забыв, что так не положено делать никому: ни воспитанницам, ни, тем более, пепиньеркам, слегка задрала рукава платья и погрузилась в полудрему.