Текст книги "От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Девушка согласна кивнула:

– Хорошо, договорились, если что – сразу тебе сообщу. Надеюсь, твои страхи не подтвердятся, потому что в прошлый раз у меня все гораздо хуже протекало, с обмороками, с сильным токсикозом, а сейчас вроде бы все более-менее нормально.

Услышав реплику о том, что положение нужно сохранять в тайне, София сказала:

– Эми, а вот тут ты опоздала. Анютка знает о моем положении. Я ей это рассказала в надежде на то, что она меня отчислит. Но не получилось. Сначала не поверила, а после того, как Геннадий меня осмотрел и подтвердил все, изумилась, конечно, но все равно сказала, что учиться я буду столько, сколько положено и об отчислении не может быть и речи. Приказ свыше был. Можно подумать, я не знаю, – усмехнулась девушка, – И на Север меня жандармы забирать отказались, говорят, сиди здесь, учись, не положено раньше срока уезжать куда-то. Так что все против меня. Ни выкидыша, ни исключения.

София вздохнула.

– Пойти потанцевать, что ли? – сказала она и торопливо добавила, – Да шучу я, шучу, будь что будет… Было бы чему завидовать, Эми, ты хотя бы всех своих мужчин по именам знаешь. А я у того жандарма даже имя не спросила, не интересно было…

День близился к вечеру. И, хотя для Софии перестало иметь значение время, девушка снова заснула. Но на этот раз ее сон длился недолго. Вдали девушка услышала весьма знакомую походку и поняла, что в лазарет на этот раз идет мадам Пуф. Так как разговаривать Софии ни с кем не хотелось, девушка решила притвориться спящей.

Вскоре мадам Пуф с доктором ушли за ширму, что позволило Софии расслабиться и прислушаться к разговору.

«Вот дурак этот Геннадий, все рассказал… Прямо от начала и до конца, начиная с того момента, как я еще тогда просила его посодействовать в моей проблеме», – подумала София, – «Ну и ладно, рассказал – мне же лучше. Выкручиваться не придется».

Дальнейшие события мало интересовали девушку и она заснула.

Прошло несколько дней. София узнала, что в лазарете она будет находиться до начала декабря, раньше ее никто оттуда не выпустит. С одной стороны, девушку это вполне устраивало, однако, София расстраивалась от того, что практически все время она была одна. Отношения с Геннадием все больше переходили в разряд дружеских, что и радовало девушку, и огорчало ее.

«С Геннадием – это не чувства были, а так, порыв», – думала она, – «Да и вообще, будущего у нас нет, так что и надеяться не на что».

Случайно София узнала от медицинской сестры, что Геннадий планирует вскоре жениться. Девушка решила поговорить с ним об этом.

– Знаешь, Геннадий, я тебе хотела сказать… – София умолкла, – В общем, хорошо, что ты жениться решил. У нас с тобой будущего не было бы, так, наверное, оба в какой-то момент встретились, приятно провели время и расстались. А так я все равно бы на Север поехала после института.

Геннадий согласился с такими утверждениями, а девушка решила, что отчество у этого ребенка будет дедушкино – все равно, уже не выяснить, кто именно отец.

«Эми говорила, начнет ребеночек толкаться – сразу чувства хоть какие-то к нему появятся», – подумала София, – «Не знаю, не знаю… Вот правда, кто малютку воспитывать будет то? Ну не могу я его или ее в приют отдать, а с собой забирать – тоже вариант не лучший… То, что Бирюковы вряд ли заберут – это я уверена, тяжело им уже будет.»

София лежала и скучала. Девушке очень не рекомендовалось вставать, и она честно выполняла предписания врача.

«Буду носить, сколько положено», – улыбнувшись, повторила София слова Эми, – «Как же скучно… Казалось бы, в «дортуаре» я тоже одна, но там хотя бы веселее. Можно к девочкам сходить».

Мысли Софии, казалось, были услышаны. К ней пришла Мария Игоревна.

– Софья, как себя чувствуешь? – спросила она девушку.

– Средне, – ответила София, – Слабость, поясница болит все время…

«Знать бы еще, как много она знает про мою ситуацию», – подумала девушка, – «И как много можно рассказывать».

– Софья, я знаю, что на самом деле ты лежишь в лазарете не потому, что плохо себя чувствуешь, а потому что три дня назад… – Мария замолчала, пытаясь подобрать выражение, а потом добавила, – Ну ты сама знаешь, что было. Сонь, ну чем же тебе третий ребенок-то помешал? Мало того, что ты в самые первые недели беременности умудрилась и напиться как сапожник, и курить как паровоз, так бедной малютке еще и такое пережить… Что ж ты об этом не подумала?

– Ага, а потом эту малютку возьмет государство на воспитание, и все прелести откроются перед ним или ней в полном объеме, – сказала София, – Хотя нет, не возьмет, я так не смогу поступить. Придется не одной на Север ехать…

– Сонь, а как много мадам Пуф знает о ситуации? И о недавних событиях, и о твоем положении? – спросила Мария.

– О моем положении она все знает. Потому что я ей это сказала в надежде, что отчислят. Не отчислили. А о том, что произошло, доктор тоже рассказал. Так что, наверное, скоро весь институт знать об этом будет. Ну и плевать, пусть знают. Мадам, а вы откуда узнали обо всем?

– Случайно увидела, как Эмилиана за доктором побежала, – сказала Мария, – Ладно, не буду тебя утомлять, отдыхай, выздоравливай.

Декабрь уже вовсю вступил в свои права, а София до сих пор лежала в лазарете. Девушка хоть и чувствовала себя вполне неплохо, но доктор решил перестраховаться.

– Геннадий, а когда ты меня из лазарета выпишешь? – спросила однажды София.

– Знаешь, Соня, по-хорошему, тебе бы вообще, до конца учебного года в лазарете под наблюдением пробыть. А что, на уроки будешь ходить, а так – под постоянным наблюдением. Мало того, что ты после Петропавловки не здорова, организм ослаблен, так ты еще и своими руками себе хуже сделала. Чуть было не отравилась.

– Неужели не выпишешь до Рождественского бала? И на Новый год я здесь останусь?

– Не знаю, не будем вперед забегать, – сказал Геннадий, – Ты чего ходишь все да ходишь, лежать тебе больше надо. Сама говорила, что поясница болит, не переставая.

– Ну говорила, и что с того? Не могу я лежать постоянно, скучно. Хоть бы кто-нибудь из дортуара пришел, а не приходят. Видать, не горят желанием общаться с неблагородной девицей. А Эми сама болеет, хотя признаваться в этом не хочет.

– Ладно, Соня, ложись уже, – сказал Геннадий.

София легла обратно в постель.

«Вот только бы мои планы не сорвались», – подумала София, – «Я ведь петь буду на Рождественском балу, романс. Учительница музыки разрешила»

Девушка улыбнулась от этой мысли.

«Вот как все в жизни бывает, в прошлом декабре бомбу метала, а в этом – романс петь буду. Забавно».

Вдруг Софии пришла в голову мысль – сбегать в особняк Емельяновых и хоть немного поговорить с Александром. София встала с постели, открыла окно.

«Как во втором классе, вылезу через пожарную лестницу», – подумала она, – «Вот только надо будет одеться. Все-таки, зима на дворе, в одной сорочке не убежишь».

Закрыв окно, чтобы не привлекать к себе внимания, София пошла за одеждой. Однако практически сразу раздалась сильная боль.

«Некстати это», – подумала девушка, – «Ладно, не пойду никуда. А то еще на улице прихватит. Ну что же это такое, угроза выкидыша уже вторую неделю, а ни в одну, ни в другую сторону дело не двигается. Аж противно. Уже бы в какую-нибудь сторону решалось все».

Однако спазм никак не проходил, боль все усиливалась.

«Ну вот давай уже, ситуация, решайся скорее», – подумала девушка, – «Я этого уже вторую неделю жду».

Но терпение изменило Софии, девушка не выдержала и позвала доктора.

– Соня, будешь с кровати вставать – бинтами тебя привяжу, как в психушке, – сказал он и крикнул сестре милосердия, – Мадемуазель, принесите пузырь со льдом.

– Софья, еще раз повторяю, организм ослаблен, ты выкидыша можешь не пережить. Оно тебе надо?

София лежала, плакала, девушке было страшно и впервые ей стало жаль этого ребенка.

– Может, еще сохранить можно? – спросила она.

– Посмотрим, – ответил Геннадий, – Чтобы вообще, ни под каким предлогом больше не вставала, поняла?

София тихо кивнула.

– Мадемуазель, – обратился Геннадий к сестре милосердия, – Я вас очень прошу этой ночью следить за больной, чтобы она не вставала, и давайте ей эти лекарства. Я в карточке все подробно расписал.

– Геннадий, – позвала София доктора, – Посиди со мной полчасика, страшно одной оставаться.

– Так я же и так в соседней комнате, ты не одна, – ответил Геннадий, но остался с девушкой.

– Как думаешь, обойдется? – с надеждой спросила София.

– Смотря на что ты надеешься, – ответил Геннадий, – Сохранить есть вероятность.

– Да, я на это и надеюсь, – сказала София, – Жалко ребеночка, все-таки, своя кровинка.

– Ага, значит, сейчас жалко, а неделю назад было не жалко.

– Да, ошибалась я, – сказала София, – Может, обойдется?

– Обойдется, будем на это надеяться, – ответил Геннадий, – Главное, лежи, не вставай и все принимай, что я в карточке расписал.

Вскоре София осталась одна и надеялась на то, что все будет хорошо. И действительно, в ближайшие дни состояние девушки начало улучшаться.

29 декабря, ночь перед Рождественским балом.

София не могла уснуть. Девушка была в каком-то беспокойстве, тревоге. София ложилась в постель, потом вставала, зажигала свечу, смотрела на нее, потом даже решила прогуляться по институту.

Набросив на себя кофту, девушка вышла в коридор. Было темно и тихо, никаких звуков. Наверное, все уже заснули. Легкие шажочки девушки давали небольшое, но вполне слышимое эхо, поэтому София решила присесть на один из подоконников, а не ходить куда-то, чтобы ненароком не разбудить никого. Взобравшись с ногами на подоконник, София сидела, смотрела на луну, вспоминала, как немногим больше года назад она окончательно определила свою судьбу и свой путь, бросив бомбу.

«А сейчас я буду продолжать свою борьбу, дело своего тятеньки, только слегка иначе», – подумала девушка.

Сидеть на подоконнике было очень хорошо, но все-таки София боялась, что кто-нибудь пройдет по коридору, увидит ее нарушение режима и не пустит ее на бал. Перспектива не попасть на бал в любом другом случае ничуть не огорчила бы Софию, подобные мероприятия она не слишком любила, а в теперешнем положении ей нельзя было ни танцевать, ни перенапрягаться. Но мысль о том, что она может быть лишена возможности петь перед гостями и, возможно, императором, заставила девушку вернуться в свой мини-дортуар.

«Плохо, что у меня в комнате окна нет», – подумала София, – «Так бы сидела себе и сидела спокойно».

Около часа ночи София еще раз попыталась заснуть, но не могла – девушка сильно волновалась.

«Кажется, год назад я увереннее себя чувствовала, чем сейчас», – подумала София, – «Надо выспаться, нужно хорошо завтра себя чувствовать».

Девушка открыла тумбочку. Сразу в руку попался флакон с успокоительными каплями.

«Геннадий говорил, чтобы я их принимала сразу, как только разволнуюсь или если вдруг бессонница нападет», – подумала София, – «Однако, вдруг завтра я после них буду плохо себя чувствовать? Сон нападет?»

Девушка легла обратно и попыталась заснуть. Но все это было безрезультатно. Сначала она вспоминала прошедший год.

«Вот, бросила Соня бомбу и определила себе будущее. Сначала все было так, как и должно было быть. Суд, Петропавловка, отсрочка приговора. А вот потом, как будто судьба во все вмешалась… Второй шанс дала, чтобы окончить то, что не окончено… Первая смена приговора, вторая, амнистия. Если бы не Аленушка, то уже свободной бы стала. Может, конечно, и в Смольный меня все равно вернули бы, но уже после выпуска я была бы сама себе хозяйка. А так еще Ненокса мне осталась, последняя ступень на этом пути. Или не последняя, кто знает, что дальше будет?»

Потом воспоминания прекратили наваливаться, и девушка просто лежала в кровати и не могла ни о чем думать.

«Или принять уже эти капельки? А то не высплюсь и завтра с тяжелой головой ходить буду», – подумала девушка, налила в стакан воды и накапала туда успокоительное.

«Завтрашний день бы пережить, а дальше только легче будет… Поеду свободная на все четыре стороны…» – думала София, засыпая.

========== Перед Новогодними каникулами ==========

И вот настал долгожданный рождественский бал. Все его ждали по разным причинам. Кто-то хотел потанцевать, кто-то – увидеться с родителями или любимым, Катерина Никонова хотела похулиганить, а София ждала его с нетерпением. Девушка придумала такой план, который просто грел ей душу. Однако она ни с кем им не делилась, чтобы ничего случайно не сорвалось.

«Говорят, император будет на балу, это просто хорошо», – думала девушка, – «Надеюсь, меня отчислят наконец-то».

Выпускницы начали собираться и готовиться к предстоящему балу. София тоже готовилась. Девушка надела платье, которое ей купил Геннадий, и сделала красивую прическу.

– Соня, и как тебе удалось убедить нашу учительницу по музыке, чтобы именно ты пела для наших гостей на балу? – спросила Катерина Никонова.

– Не знаю, Катя, просто повезло мне, – ответила София, – А что, у меня голос хороший, романс Алябьева тоже хороший, все должно получиться.

Девушка уже была в том самом темно-синем платье, которое ей купил Геннадий. Несмотря на то, что отношения между девушкой и доктором сходили на нет, София была очень благодарна ему за этот подарок. Красивое темно-синее платье на шнуровке, свободного размера, которое налезло бы и на выпускной, а благодаря фасону не подчеркивало бы большой срок беременности, практически без рукавов, с красивым декольте… В общем, больше вариант для замужней дамы, которая идет на светский прием, а не для институтки. София решила не закрывать перчатками свои руки и не замазывать их ничем – девушка совершенно не стеснялась того, что творилось у нее на запястьях.

«А что, пусть видят, мне стыдиться нечего», – думала она, – «Ну не замазывать же мне этот ужас, никакого крема не хватит, да и где я его возьму».

Посмотрев на Катерину Никонову, которая была в легком голубом платье из китайского шелка с милыми дракончиками, София улыбнулась.

«Вот тоже, небанальное платье, будем мы выделяться на фоне остальных», – подумала девушка, – «Ну и, вообще, у Эми тоже платье темное, а остальные как под копирку – в светлых простых платьях идут».

И вот начался бал. Сначала все было обычно, танец выпускного класса, танцы, шалости Катерины Никоновой.

– Катя, говорю тебе по большому секрету. Не хулигань сильно и не пропусти мое пение. Тебе понравится, – шепотом сказала девушке София.

– Да я обязательно тебя послушаю, люблю романсы. Особенно, когда их кто-то поет, а не я, – ответила ничего не подозревающая Катерина, – Еще же время немного есть, успею разлить чернила в дортуаре второго класса. А так план выполнен: входная дверь в институт на ключ закрыта, вот смеху будет, когда народ обратно домой засобирается и выйти не сможет, дверь в комнату Маман полностью испачкана углем, в комнате Анютки дохлая крыса на подушке лежит…

– Крыса – это хорошо, – задумчиво сказала София, не слушая того, что говорит Катерина, а говорила девица немало и шалостей уже успела сделать тоже немало, – Вот только я волнуюсь что-то…

«Чувствую себя примерно так же, как в тот день, когда бомбу метала», – подумала она, – «А что, недаром говорят, что слово можно приравнять к бомбе, если правильно его подобрать. Надеюсь, я все правильно подобрала… Только бы отчислили, а не проблемы бы с Анюткой огребла. Да отчислят, просто обязаны, вряд ли такое можно замять…»

– Сонь, не волнуйся, ты очень хорошо поешь, – успокоила девушку Катерина, – У тебя все получится.

– Спасибо, Катюша, – ответила София, – Могу дать практически гарантию, что тебе за всех твоих крыс и запертые двери не попадет. Не до того будет…

Катерина не поняла этой реплики, и уже вскоре девушки пошли в бальный зал. Уже скоро должны были объявить Софию. Девушка стояла, а руки у нее дрожали.

«По-моему, в том декабре мне проще было», – думала она, – «Алешенька был рядом, Емельянова… И свидетелей почти не было. А здесь полный зал народу…»

И вот, раздался голос, огласивший, что София Собольникова сейчас исполнит роман Алябьева «Незабудочка».

«Глупая музыка, незамысловатый текст», – подумала София и, вздохнув, вышла на середину зала. Сделав реверанс, девушка случайно бросила взгляд на мадам Елизавету.

«Должна будет отчислить, я очень на это надеюсь», – подумала София и начала пение. Как показалось девушке, начальница института в глубине души догадывалась, что София не просто так решила петь романс на балу, а учительница музыки по своей наивности этого не поняла.

София начала пение:

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Но мы подымем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу.

На бой кровавый,

Святой и правый

Марш, марш вперед,

Рабочий народ.

Мрёт в наши дни с голодухи рабочий,

Станем ли, братья, мы дольше молчать?

Наших сподвижников юные очи

Может ли вид эшафота пугать?

В битве великой не сгинут бесследно

Павшие с честью во имя идей.

Их имена с нашей песней победной

Станут священны мильонам людей.

Нам ненавистны тиранов короны,

Цепи народа-страдальца мы чтим.

Кровью народной залитые троны

Кровью мы наших врагов обагрим!

Смерть беспощадная всем супостатам!

Всем паразитам трудящихся масс!

Мщенье и смерть всем царям-плутократам!

Близок победы торжественный час.

В гробовой тишине София сделала еще один реверанс и вернулась обратно. Потом девушка незаметно вышла из бальной залы в вестибюль, села на диванчик и, от избытка эмоций, начала плакать.

«Все, сейчас совсем скоро стану полностью свободной, уеду наконец-то из этого проклятого института, надо только маленько подождать. Совсем недолго», – подумала девушка, – «Сейчас, наверное, выйдет Анютка, разорется, а потом к мадам начальнице разговаривать поведут. А, может быть, и не поведут, просто скажут, чтобы собирала вещи и валила отсюда подальше».

Буквально через минуту София увидела, что к ней подходит пара людей в штатском. Приглядевшись, София увидела, что это жандармы, которых она до этого видела не раз и не два.

– София Львовна, давайте сейчас отойдем и поговорим, – услышала девушка.

«Ну все, сейчас в участок повезут», – подумала она, – «Интересно, что за этот эпизод припаять мне можно? Наверное, какую-нибудь статью можно приделать… Может, я перегнула немного? Да нет, не перегнула, ради такого эффекта можно и потерпеть неудобства. Но вот я, по своей наивности, совершенно забыла, что тут наши дорогие синемундирники в штатском будут, думала, без них обойдется».

– София Львовна, ну и расскажите цель своего выступления, – сказал один из жандармов.

– Отчисления добиться. Ну и выразить свое мнение на тему нашей власти, – ответила девушка.

– Все с вами понятно, – ответил жандарм, – Не меняются люди, а если меняются, то в худшую сторону. Не так давно, помнится, вы хотели раньше времени в Неноксу поехать. Так вот, могу дать практически гарантию, что вы поедете, только не в Неноксу на поселение, а на Сахалин в тюрьму.

– Да без проблем, – сказала София, – Зато и удовольствие получила, и из Смольного уеду.

– Ума палата, – сказал один из жандармов, увидел, что к девушке направляется мадам Пуф и добавил, – Ну ладно, если будут какие-то новости, мы вас известим. Не будем мешать вам разговаривать с классной дамой.

Однако мадам Пуф не собиралась разговаривать с Софией, а просто шла, чтобы увести ее с глаз долой, подальше от приличных людей.

Тем временем, София уже успокоилась, вытерла слезы и посмотрела по сторонам. Где-то вдалеке Мария Игоревна успокаивала мадам Пуф.

«Мария Анютку успокаивает, ну что, хорошо, что не сразу ко мне она побежала», – думала София, как вдруг увидела Алену. Колокольчика, Пустозвончика, а еще, с недавнего времени, миссис Глюксенбург.

«Еще эту нечисть сюда принесло», – подумала София.

– Вот только прости меня, ты настоящая дура, потому что пренебрегаешь той добротой, которую оказала тебе мама, – услышала София.

В этот момент девушка снова начала заводиться. Ее раздражало то, что какая-то Алена начала комментировать ее выступление. Поэтому девушке очень захотелось ответить ей так, чтобы максимально задеть.

– Да что ты такое говоришь, любовница принца заморского. Если бы тебя мадам Елизавета в свое время к себе не пристроила, то мыкалась бы со своей дорогой Натальей и не факт, что жива бы осталась.

София увидела, что эта реплика очень не понравилась Алене. Но то, что она вдруг решила наступить ей на ногу, совершенно шокировало девушку.

– Да ты что творишь, совсем мозги при взрыве отшибло? Бедный Роман, пострадал из-за какой-то профурсетки, взяла и погубила жизнь такому хорошему человеку.

С этими словами София изо всей силы толкнула Алену за плечи.

– Здесь тебе не Петропавловка, никто не придет, потому что это никому не нужно, все на балу развлекаются,– бросила София.

– Ненавижу тебя! Уйди и оставь меня в покое! Оставь меня, говорю тебе, не подходи ни на шаг! – вдруг услышала София и почувствовала удар в живот. Нецензурно выругавшись, девушка увидела, что к ней подходит мадам Пуф.

– Софья оставь её, тебе сегодня одного номера было мало, есче захотелось выступить? – услышала девушка.

– Да ни за что и никогда, дура, полоумная, в живот меня ударила, хотя если после этого у меня выкидыш будет то вполне вероятно, что я мадемуазель Колынцевой потом коробку конфет пришлю в благодарность, – проиронизировала София.

Буквально через минуту девушка увидела, что к ней подходит пара людей в штатском. Приглядевшись, София увидела, что это жандармы, которых она до этого видела не раз и не два.

– София Львовна, давайте сейчас отойдем и поговорим, – услышала девушка.

«Ну все, сейчас в участок повезут», – подумала она, – «Интересно, что за этот эпизод припаять мне можно? Наверное, какую-нибудь статью можно приделать… Может, я перегнула немного? Да нет, не перегнула, ради такого эффекта можно и потерпеть неудобства. Но вот я, по своей наивности, совершенно забыла, что тут наши дорогие синемундирники в штатском будут, думала, без них обойдется».

– София Львовна, ну и расскажите цель своего выступления, – сказал один из жандармов.

– Отчисления добиться. Ну и выразить свое мнение на тему нашей власти, – ответила девушка.

– Все с вами понятно, – ответил жандарм, – Не меняются люди, а если меняются, то в худшую сторону. Не так давно, помнится, вы хотели раньше времени в Неноксу поехать. Так вот, могу дать практически гарантию, что вы поедете, только не в Неноксу на поселение, а на Сахалин в тюрьму.

– Да без проблем, – сказала София, – Зато и удовольствие получила, и из Смольного уеду.

– Ума палата, – сказал один из жандармов, увидел, что к девушке направляется мадам Пуф и добавил, – Ну ладно, если будут какие-то новости, мы вас известим. Не будем мешать вам разговаривать с классной дамой.

Однако мадам Пуф не собиралась разговаривать с Софией, а просто собиралась увести ее с глаз долой, подальше от приличных людей.

Но и в этот раз все было не так просто. То ли от волнения, то ли от всех переживаний у девушки начало тянуть в пояснице. Слегка испугавшись, София обратилась к мадам Пуф:

– Мадам, мне очень плохо, тянет поясницу, боюсь, что опять угроза выкидыша начинается. Мне бы в лазарет, к врачу.

Вскоре София оказалась в лазарете.

– Ну что, Софья, ты почему не бережешься? – сказал девушке Геннадий, – Это что за такая ежегодная традиция, устраивать драку с Колынцевой?

– Так получилось, – ответила девушка, – Да и традиция не столько ежегодная, сколько еще и полугодовая. Я же в июне, если ты помнишь, в Петропавловке такое устроила…

– Помню я, как забудешь такое? – ответил Геннадий, – Теперь говори правду, что именно беспокоит. Преувеличиваешь, чтобы помягче к тебе относились, или действительно все очень плохо?

– Ну преувеличила слегка, – ответила София, – Но все равно, поясницу тянет, боли начались.

– Тогда чего стоишь, ложись и вставать не вздумай. Сейчас опять начнем, капельки, трава, полный покой. И чтобы не вставала ни под каким предлогом, – сказал Геннадий, – Вот скажи ты мне, зачем нужно было месяц назад всякую отраву пить, чтобы сейчас после каждого волнения угрозу снимать?

– Ребеночка не хотела, – ответила девушка, – И сейчас не особо хочу, но как-то жалко уже.

София немного полежала, а потом воскликнула:

– Слушай, вот я дура… А вдруг меня сейчас не отчислят? Вроде, жалко, больная, куда ее, не на улицу же… Надо было лучше потерпеть, тогда шансов на отчисление было бы больше.

– Все о своем отчислении думаешь? – спросил Геннадий, – Успокоилась бы уже. Если хочешь, то могу поспособствовать, чтобы ты из лазарета до выпускного бала не вышла, припишу тебе пару строчек и диагноз сочиню чуть страшнее, чем на самом деле. И все, не будет тебе ни уроков, ни вашей классной дамы…

– Я тогда от скуки здесь помру, не стоит, – ответила София, – А за идею спасибо.

«Лишь бы с Аленушкой все обошлось, не было бы еще одного уголовного дела, а то она может так», – подумала София.

Близился Новый год. Многие девицы разъехались по домам. София осталась одна. К этому моменту ее уже выписали из лазарета, однако, радостнее от этого девушке не стало. София не представляла, каково ей будет встречать Новый год в нелюбимом институте, да еще и одной. Эмилиана была в госпитале, Катерина Никонова каким-то чудом умудрилась снова уехать якобы к родственникам, а на самом деле к Яше.

«Осталась Соня совсем одна», – думала девушка, – «Ну о чем я буду разговаривать с этими немногочисленными кисейными барышнями? Стихи на французском языке читать?»

Еще девушку расстраивало то, что она не смогла уехать на каникулы к Бирюковым – Георгию Сергеевичу не было дано такого разрешения, о чем он известил девушку. А еще слегка ее упрекнул, мол, если бы не эпизод на балу, может, что-то и могло бы получиться, а теперь вообще шансы равны нулю.

Внезапно София увидела, что к ней в комнату вошла Мария Игоревна.

– Соня, слушай меня внимательно, – обратилась она к девушке, – В принципе, я могу тебя взять с собой вне института Новый год праздновать. Под свою ответственность. Но только помни, с моей стороны это немалый риск, поэтому чтобы без всяких номеров и представлений.

София очень удивилась. Она не ожидала, что все может именно так выйти. Мария Игоревна со своей же стороны хотела и как-то скрасить Новый год для девушки, и перевести ее энергию в более мирное русло, познакомив с марксизмом.

«Все равно же она не успокоится, так пусть хотя бы направит свою энергию в более полезное русло», – думала женщина.

– Софья, если ты не хочешь, я за собой не тяну, – сказала Мария, – В общем, на явке будет праздник Нового года. Да, на явке марксистского кружка, – добавила она, увидев слегка удивленные глаза девушки, – Поэтому у меня к тебе некоторые пожелания или просьбы, не знаю, как точнее назвать. Во-первых, если кто будет спрашивать, была ты у друзей моих родителей, которые остались в Москве. Как только выйдем за ворота института, из «мадам» я сразу превращаюсь либо в Марию, либо в Марию Игоревну на крайний случай. Очень прошу не позорить меня институтскими замашками, хотя, зная тебя, в этом я могу быть совершенно уверена, что не подведешь. И еще, очень прошу не отлучаться никуда без моего ведома, мне тебя еще в институт возвращать. Надеюсь, все понятно.

– Спасибо большое, мадам, – сказала София, – Я все сделаю, как скажете, только помогите мне из института выйти.

– У тебя платье есть? Не бальное, а обычное. – спросила девушку Мария, – Потому что не в форме же тебе идти.

– К сожалению, все платья остались у Бирюковых, им же вещи после моего ареста отдали, – сказала София, – Есть простое крестьянское платье, которое мне одна женщина отдала как милостыню, когда я из-под стражи сбегала.

– Ну что поделать, его надевай, – ответила Мария, – Не сильно празднично, но ничего не поделать.

Вскоре София уже была одета в то самое платье.

– Сонь, поправь прическу, – сказала Мария. Потом догадалась, что девушка ее не поняла и сказала, – Не стоит с косой и бантиком идти, не тот круг. Или бантик убирай, или шишку сделай.

«Кстати да, совсем забыла, как в люди выходить надо», – подумала София и быстро исправила прическу. Вскоре она и Мария вышли из стен института.

Через полчаса Мария и София пришли на явку марксистов.

– Здравствуйте, дорогие мои, – сказала Мария, – А я вот не одна пришла.

– Хвост притащила за собой? – улыбнулся Иван, намекая на филера.

– Нет, воспитанницу из Смольного, – ответила женщина, – А что она, будет сидеть одна на Новый год и скучать.

– Софья, – вдруг сказал Виктор, присмотревшись к девушке, – А что же вас, Сонечка, в наш кружок принесло? Взгляды не совпадают, наверное. Я, конечно, не против, но не будет ли вам скучно здесь?

– Не будет, – сказала София, – Уж всяко лучше, чем в институте оставаться.

– Тогда не стесняйтесь, проходите, – ответил Виктор, – Чувствуйте себя свободно, как будто среди своих товарищей.

Девушка разделась и села к остальным.

– Сейчас еще немного подождем, Александр должен прийти, а то скучно ему одному тоже праздник встречать, – сказал Иван, – И тогда начнем праздновать.

– Вот будет чудесно, если полиция придет и всех разом накроет, – пошутил Виктор, – Такой улов попадется…

– Не смешные у тебя шутки, – сказала Мария, – Полиция тоже праздновать у себя по домам будет, так что успокойся.

– Софья, а что у вас с руками? – спросил Иван, – Болят, наверное?

– Кандалы неудачно сняла, когда сбегала, – ответила девушка, – Сейчас вроде бы не так сильно болят, а раньше, особенно летом, прямо спать не могла. Давайте не будем о грустном, праздник же.

– Хорошо, – ответил Иван.

Вскоре пришел Александр и праздник начался.

В самом начале застолья все сидели за столом, разговаривали, обсуждали планы на будущее, пели песни. Потом Александр, взяв бутылку шампанского, позвал Софию на кухню. Девушка с радостью пошла за ним.

– Маш, смотри, твоя воспитанница с мужчиной на кухне закрылась, – пошутил Виктор.

– Во-первых, я здесь не при исполнении, а во-вторых, она не из моего класса, – ответила Мария, – А так ничего, что я с вами двоими здесь сижу? Тоже не совсем правильно с точки зрения светского этикета.

Посмеявшись над этой шуткой, разговоры продолжились.

Вечером второго января Мария с Софией возвращались в Смольный институт.

– Мадам Пуф, в принципе, безразлично, где ты была и что делала, – сказала женщина Софии, – Поэтому просто иди в свою комнату, а если что – говори, что была вместе со мной в гостях, как я тебя и предупреждала. И еще, из комнаты пока не выходи, а то несет от тебя, как от ликероводочного завода, дыхнешь еще на кого-нибудь случайно. Бедный твой ребенок, и чего ты так его не жалеешь, – добавила она.