Текст книги "Семья поневоле (СИ)"

Автор книги: Mad Santa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

Оседлав метлу, я взмыл в небо, держа подмышкой один из школьных потрепанных кваффлов. Со всей яростью, которая кипела внутри, я принялся закидывать мячами кольца, почти всякий раз попадая в цель, пробуя броски обеими руками, с разворотов, на разной скорости, высоте и даже из крутого пике. Конечно, забить так много мне удалось лишь потому, что моя тренировка проходила без Охранника, но прежде чем учиться обыгрывать соперника при броске, надо уметь выполнять сами эти броски, так что и такие занятия могли мне помочь. К тому же любая тренировка была полезна просто как средство поддерживать себя в форме.

Когда я пролетал над гриффиндорскими трибунами, мне показалось, что там кто-то сидел, на одном из задних рядов, но я не придал этому значения. Если кто-то из красно-золотых шпионит за моей тренировкой, то все равно ничего полезного для себя не увидит. А к глазению на меня я за долгие годы уже привык и относился совершенно спокойно. Какое мне дело до очередной фанатки?

Кожа уже горела от бьющего в лицо воздуха, по ощущениям я летал не меньше двух часов, развивая такую скорость, которую даже не на каждом матче удавалось продемонстрировать, не то что на тренировках. Не думал, что Молния на такое способна. С трудом разжав застывшие вокруг древка затекшие пальцы, я вскинул метлу на плечо и на негнущихся ногах поплелся в раздевалку, чувствуя, что физически я полностью измотан. Зато в голове осталась только одна мысль – как бы добраться до душа, и это меня абсолютно устраивало. Такого тупого состояния, когда ни на что вокруг не обращаешь внимания, и ни о чем не думается, я и добивался, мучая себя этой садистской тренировкой.

7. Северус

Я начал занятия Окклюменцией с Поттером. Будто бы можно было подобрать для этого более неблагоприятное время. Дамблдор как знал, что именно сегодня я буду страстно желать только одного – закрыться в своем кабинете и никого не видеть, ни одной живой души, и ни с кем не разговаривать. Поэтому самый отвратительный гриффиндорец с несносным характером и манией лезть, куда не просят, был приглашен ко мне директором именно в этот вечер. И все в нем было не так – начиная от красных, а не зеленых полосок на форменной одежде, бледной кожи и зеленых глаз вместо темного шоколада, и оканчивая совершенным отсутствием манер, вкуса и любви ко мне. Последнее, впрочем, меня только радовало, ибо я к Поттеру не испытывал ни одного теплого чувства, внезапно поймав себя на мысли, что только что так пренебрежительно отозвался о тех самых зеленых глазах, которые все эти годы так напоминали мне Лили, заставляя еще сильнее ненавидеть ее сына – того, за кого она отдала свою жизнь, и потому ее у меня не стало. Теперь я спокойно смотрел в них, понимая, что ничего внутри не отзывается – умерло и рассыпалось прахом. Но лишь для того, чтобы одно неразделенное и мучительное чувство заменило другое, разделенное, и оттого еще более мучительное для обоих, потому что вместе нам все равно не быть.

Все воспоминания о Забини я слил в Омут Памяти первым делом. Уж лучше пусть Поттер увидит очередной позорный момент из моей юности, чем это. То, что даже я сам не хотел вспоминать – слишком болезненно яркими были ощущения, стоило только подумать о Блейзе.

Не выгнать гриффиндорца куда подальше мне стоило огромных усилий – он как всегда не проявлял никаких способностей к контролю над разумом, но зато продолжал хамить и дерзить, всем своим видом выражая недовольство по поводу наших занятий.

– Думаете, я хочу тратить свое время на бесполезные занятия, результата от которых не будет? Вы слишком бездарны, Поттер, чтобы у вас что-то получилось быстро, и слишком ленивы, так что я сомневаюсь, что что-либо получится вообще. В Окклюменции главное – контроль и выдержка, а вы не можете контролировать даже свои эмоции, по вашему лицу можно читать ваши мысли, как в раскрытой книге. Темному Лорду даже Легилименцию применять не понадобится. Для чего вы тут тратите и мое, и свое время, мистер Поттер?

В ответ я услышал только что-то невнятное, что, впрочем, и ожидал услышать. Что он старается изо всех сил, как может, а я ему не помогаю и только отчитываю. Как будто бы я стал тратить свое драгоценное время, только чтобы поиздеваться над ним. Да кем он себя возомнил?!

Зато в одном это занятие пошло мне на пользу – бледнея от ярости на Поттера, проводя этот бессмысленный урок, я смог не думать о Забини хотя бы несколько часов. Вплоть до того момента, пока я не собрался спать.

8. Блейз

Теплая вода стекала по телу, разбиваясь на множество тоненьких струй, ласкающих кожу, отдающих ей свое тепло. Я стоял в кабинке, закрыв глаза и запрокинув голову, подставляя лицо этому искусственному дождю. Сколько уже прошло времени, я не знал, да и не хотел знать. Разомлевшее от усталости и горячего душа тело снова требовало того, чего не получало уже несколько недель. И на что я настроился было вчера вечером, но в результате так ничего и не было. Скользнув ладонью по мокрому животу, я закусил губу в предвкушении, выгибаясь уже от первых прикосновений к чувствительной коже. Кто, как не я, знает, что именно мне больше всего нравится? Только он…

Я еще сильнее зажмурился, всхлипывая, когда перед глазами возникла слишком яркая картинка. Профессор, облизывающий губы, убирая волосы за уши. Сжав пальцы сильнее, я ускорил темп, чувствуя, что еще немного, и я наконец-то смогу избавиться от напряжения, которое копилось во мне так много дней, но тут я услышал… Кто-то чихнул.

Резко открыв глаза, я развернулся к проходу между кабинками и ненадолго опешил, удивленно приподнимая бровь. А потом ухмыльнулся:

– Финниган?

От разбирающего меня смеха я с трудом мог сохранять более-менее серьезное выражение лица. Гриффиндорец покраснел до кончиков ушей, смотрел куда-то вбок и начал пятиться к двери.

– Я Гарри искал…

– Это слизеринская раздевалка.

– Э… я уже понял, что перепутал…

– Только вот Поттера на поле не было, и ты прекрасно мог это видеть, пока наблюдал за мной последний час.

– Я не…

– Стоять! – Неожиданно сам для себя скомандовал я, когда этот фарс начал выводить меня из себя. Финниган замер как вкопанный в нескольких шагах от двери, наконец-то подняв на меня глаза.

– Ты не для того стоял сейчас тут и пялился на меня, чтоб просто уйти, не так ли, Шеймус? Или гриффиндорцы все же трусливее, чем о них принято думать?

Парень покраснел еще сильнее, неуверенно делая пару шагов в обратном направлении.

– Ну да, я наблюдал за тобой, – тихо, но твердо сообщил он.

– И как ты оцениваешь то, что увидел? – Я оперся правой рукой о стенку кабинки и наклонил голову, с усмешкой разглядывая гриффиндорца.

– Забини, ну ты и нарцисс, – фыркнул он, впрочем, не переставая на меня пялиться, и его выражение лица было красноречивее всяких слов. – Будто ты не знаешь, что всем нравишься.

Я поманил парня пальцем, вынуждая подойти еще ближе, а когда тот оказался рядом, схватил его за галстук, притягивая сильнее.

– Я хочу узнать, нравлюсь ли я тебе, Финниган, – прошептал я, наклонившись к его уху, а потом, схватив за плечи, втащил парня к себе под душ. Он тут же дернулся, намереваясь выскочить, и выдал поток непечатных ругательств, но я навалился на него, припечатывая к стенке и не давая уйти, и вскоре тот перестал вырываться, в считанные секунды промокнув насквозь. Теперь он только шумно сопел мне в шею, не шевелясь, но через мгновенье пальцы, замершие на моих плечах в тщетных попытках оттолкнуть, пришли в движение, скользя по коже вниз. Я просунул колено ему между ног, вжимаясь еще плотнее, но мокрая набрякшая ткань лишь неприятно царапала чувствительную кожу. Так что, недолго думая, я начал стаскивать с красного под цвета его факультета парня одежду. Тот принялся мне помогать, и вскоре тоже остался полностью обнаженным. Я снова прижал его к стене, чтобы ощутить всей поверхностью тела чужое тепло, кожа к коже, – только так я мог чувствовать, что не один, только так мне не было холодно. Наклонившись, я впился зубами в его шею, вырывая болезненный стон, заставляющий ухмыляться от удовольствия, в то время как его пальцы царапали мне спину, словно он сам не понимал, чего хочет – доставить мне удовольствие или причинить боль. Зато я очень хорошо знал, чего я хочу, и почему позволил Финнигану остаться.

Опустив ладони ему на плечи, я слегка надавил, и он послушно опустился на колени, ненадолго заглянув мне в глаза, а я только кивнул, не в состоянии произнести ни слова. Если закрыть глаза и представить себе… если не знать, что это не те губы, ведь разницы почти не чувствуется… почти, но не совсем. Мерлин, так он точно не умеет, – я громко застонал, неожиданно сам для себя, зарываясь пальцами в пшеничные волосы. Слишком резко откинув голову, я ударился затылком о стенку душевой, но даже не обратил на это внимания, полностью поглощенный богатством новых ощущений. Даже Милли не делала это так… А чтобы парень… Воздуха не хватало, и я давно уже судорожно вдыхал ртом, как выброшенная на берег рыба, не успевая отплевываться от попадающей в рот воды, но мысль о том, что можно всего лишь повернуть кран, даже не приходила мне в голову. Три. Два. Один. И мир вокруг меня перевернулся, заставляя сползать по стене, не в силах стоять на внезапно ослабевших ногах, так что я вцепился в плечи поднимающегося с пола гриффиндорца, чтобы он не дал мне упасть.

9. Северус

Я вызвал Забини утром следующего дня. Он появился на пороге моего кабинета в назначенное время, как всегда безупречно одетый, и его надменное лицо ничего не выражало, кроме вселенских масштабов скуки. Вроде как сделал мне одолжение, что пришел, раз уж заняться было все равно нечем. Попросив его сесть на стул, я принялся объяснять:

– Легилименция – это искусство проникать в разум другого человека, видеть то, о чем он думает, и как результат – возможность манипулировать сознанием, посылая ложные образы. Темный Лорд владеет этим искусством в совершенстве, а я считаю, что при всей нашей преданности ему мысли – это частная территория, проникать на которую нельзя позволять никому. И Окклюменция – единственный способ противостоять подобному вторжению.

Мальчишка не перебивал и даже не пытался спорить. Иногда казалось, что он внимательно слушает, впитывая каждое мое слово, как он всегда делал это раньше, но через миг я замечал блуждающий, рассеянный взгляд и осознавал, что ему глубоко безразлично все то, что я пытался до него донести, хотя здравый смысл подсказывал, что он притворяется. Жутко, до боли в пальцах хотелось стукнуть кулаком по столу, заорать, чтобы он слушал внимательнее, но я понимал, что мальчишка только этого и ждет, пытаясь вывести меня из себя, и не мог доставить ему такого удовольствия. Сдерживаясь, я рассказывал монотонным и спокойным голосом о том, каким образом нужно очистить свое сознание, поставить ментальный блок, защищаясь от вторжения, и какие при этом испытываешь ощущения.

Когда дело дошло до первого практического занятия… Вот тут у меня окончательно начали сдавать нервы. Мы оба знали, что с первого раза поставить блок у него не выйдет, а значит я увижу что-то из его воспоминаний, и скорее всего это причинит мне боль. Сразу представилось, что он думает о нас с ним, и напоминать об этом друг другу, понимая, что больше ничего не будет… Это жестоко. Я не хотел бы видеть это, а он не хотел бы показывать свою слабость, я уверен.

Забини перестал выглядеть надменно скучающим – теперь он пристально смотрел на меня, и от былого равнодушия не осталось и следа. Его пальцы мелко подрагивали, и он непроизвольно прикусывал побледневшие губы, не контролируя себя, собираясь, но не решаясь что-то сказать. Мои собственные ладони вспотели, и палочка, зажатая в кулаке, слегка проскальзывала, когда я поднял ее перед собой.

– Легилименс! – Прошептал я одними губами, понимая неизбежность этой тренировки, и в следующую же секунду меня словно окатили ледяной водой – настолько я не ожидал увидеть то, что предстало перед глазами. Я почти сразу прервал контакт, глубоко вдыхая, словно мне не хватает воздуха, и удивленно глядя на мальчишку. Тот покрылся испариной и, не решаясь поднять на меня взгляд, пробормотал куда-то в пол:

– Может, не стоит этого делать? Я просто уйду…

Мне хотелось согласиться, потому что смотреть снова было бы выше моих сил, потому что не обо мне Забини все это время думал, как я в глубине души надеялся. И не с моим участием эпизоды вспоминал. Щеки горели не то от ярости и ревности, не то от смущения после увиденной сцены, но я заставил себя спокойно произнести:

– Твое обучение важнее всего остального, так что сосредоточься, если не хочешь, чтобы я еще что-то увидел.

10. Блейз

Если б я знал, что Снейпу на следующий день взбредет в голову обучать меня Окклюменции, послал бы Финнигана к дементорам. Но тогда, чувствуя, как мир, переворачиваясь, уходит из-под ног, оставляя внутри меня сосущую пустоту, я судорожно искал, чем заполнить ее, и провести время с гриффиндорцем казалось не такой уж плохой идеей. Но теперь, пока профессор рассказывал, как будет копаться в моей голове, я быстро перебирал в уме всевозможные отговорки, почему он не должен этого делать, но ничего толкового придумать так и не смог, и он перешел к практике, произнеся заклинание как приговор. Себе ли, мне ли, или нашим скончавшимся позавчера отношениям? Так или иначе, но, сколько бы я ни пытался подумать о лунных тельцах, перед глазами всплывал только мокрый гриффиндорец, поднимающийся с колен и помогающий мне устоять на ногах. А потом он схватился за мой кулон, очевидно, чтобы притянуть меня к себе для поцелуя, но я накрыл его ладонь своей с коротким и отрывистым «Не трогай». Не знаю, понял ли Снейп, почему я это сказал…

Но прервать занятие отказался, и я с ужасом ждал второй попытки, зная теперь, как это бывает, и потому еще больше боясь. Раньше я думал, что при Легилименции человек просто узнает какие-то твои мысли, воспоминания… Как-то узнает, и все тут, о механизме я не задумывался. Но все оказалось намного хуже – воспоминания словно оживали, и мы оба окунались в них, смотря, как будто сейчас находились там. Он – со стороны, а я – в качестве главного героя. Все это было настолько ярко, настолько реалистично, словно заново переживаешь каждое мгновение, и если утром я уже почти не помнил подробностей того, что было вечером, то Легилименция снова заставила меня увидеть каждую мышцу на узкой спине, каждый изгиб худого тела, по которому сбегали капли теплой воды, послушно растекающиеся под пальцами.

Легилименс, и я словно вновь хватаю за плечо собирающегося уйти гриффиндорца, который решил, что я его использовал и оттолкнул, отказавшись целоваться. Шепчу на ухо, специально слегка касаясь его языком, пока ладонь скользит по безволосой груди, не давая ему сбежать: «я тебя еще не отблагодарил».

Закрыв лицо руками, я метнулся в сторону, силясь поставить блок, но Снейп и сам прервался, дыша еще тяжелее. Сердце в груди ухало пойманным сниджетом, а в глазах начало темнеть, и я оперся спиной на полку с банками, в которых плавали различные экспонаты. Профессор молчал, пытаясь придти в себя, и я тоже пользовался этой паузой, как мог, гоняя самые асексуальные и омерзительные мысли, но стоило ему снова поднять палочку…

Легилименс… Перед глазами секунду все плывет, и вот я снова стою под душем, разворачивая Финнигана к себе задом, и внутри что-то замирает от предвкушения. Да, я давно хотел, но Снейпа не решался попросить, и тем более изменить ему… И вот теперь я наконец делаю это… После недолгой подготовки осторожно вхожу в упирающегося ладонями в стенку кабинки гриффиндорца, прижимаясь грудью к его спине, легонько прикусывая зубами плечо. Начинаю осторожно двигаться, придерживая его за бедра, чувствуя, как внутри жарко и тесно, и каждая клеточка тела трепещет от новых ощущений, и сладкой карамелью по коже растекается удовольствие…

– Хватит! – услышал я откуда-то издалека свой собственный крик, осознавая, что снова нахожусь в подсобке кабинета Снейпа, и сразу вспомнилось, как однажды после урока именно тут мы занимались сексом. Рука сама потянулась к лицу, стирая фантомные капли водопроводной воды, словно не желая принять тот факт, что я не в душевой квиддичной раздевалки. Мне должно было быть стыдно, что я изменил ему? Нет, профессор со мной порвал, и я больше ничего не был ему должен. Стыдно, что он увидел меня трахающимся? Тоже нет – он видел и более неприличные сцены с моим участием, и сам заставлял меня вытворять вещи и похлеще… Так или иначе, но вопреки доводам разума щеки горели от стыда. Видимо потому, что я обещал себе быть с ним хладнокровным и сдержанным, не пуская больше в свой внутренний мир, а в результате он получил доступ к моим мыслям и чувствам, а я сам стоял перед ним, не зная, как унять дрожь возбуждения, и головокружение с каждой секундой только усиливалось, давя начинающейся мигренью на виски.

11. Северус

Я его хотел. Даже когда он просто сидел напротив со скучающим взглядом. Но теперь, наблюдая, как мальчишку колотит нервная дрожь, и он непроизвольно отворачивается, чтобы скрыть свое состояние, я тоже почувствовал, что не выдерживаю. Одна часть меня сходила с ума, увидев, что и дня не прошло после нашего расставания, а он уже переспал с другим, и страстно желала причинить ему боль, показать, как мне самому невыносимо. Но другая не винила его, осознавая, что клин клином вышибают, и если он и решился на секс с другим парнем так быстро, то только чтобы забыть меня, а значит Блейз страдает, и ему уже плохо и больно, и я достаточно его наказал.

А тело звенело, как натянутая струна. После увиденного пульс моментально подскочил до немыслимых высот, и воображение мгновенно подкинуло картины, как мы с мальчишкой в свое время развлекались в душе. Белая пена на темной коже и его тонкие пальцы, убирающие прилипшие мокрые волосы с моего лица. Все во мне отчаянно рвалось сгрести его в охапку, так же развернуть к стенке и продемонстрировать, что больше никто, кроме меня, прав на него не имеет. Отметить поцелуем, словно клеймом собственности, каждый участок смуглой кожи, кусаясь и тут же зализывая боль языком. И я знал, что сейчас он позволит, разрешит все, что угодно, но здравый смысл не дал мне притронуться к беззащитному в своем возбуждении мальчишке, и я обреченно прошептал:

– Завтра в то же время…

И вздрогнул от того, как за выбежавшим из кабинета Забини оглушительно захлопнулась дверь.

Салазар, дай мне сил пережить этот учебный год. Еще несколько месяцев до лета, и все. Никаких детей и никакого дополнительного Зельеварения и Легилименции. Никакого… Мерлин! В Хогвартсе я хотя бы вижу мальчишку только на занятиях, а если женюсь на Норе и поселюсь у них в доме… Он же будет перед глазами постоянно, как вечный соблазн и немой укор моей совести. Северус, во что ты вляпался, и как собираешься выкручиваться? Отправишь пасынка в какой-нибудь далекий университет в лучших традициях злобных мачех из сказок? Только бы не видеть… И вовсе не потому, что ненавидишь, а наоборот…

Я настаивал на том, чтобы сыграть свадьбу как можно быстрее, но Нора возразила, что не успеет подготовиться и все организовать. Нечего было и мечтать о скромной и тихой церемонии. Восьмая свадьба Онории Забини по определению не может быть незначительной и обойтись без размаха. Одних журналистов будет человек сто, можно было и не сомневаться. И мне придется участвовать во всем этом фарсе, и более того – играть главную роль.

А еще одной причиной оттягивания заключения брака она назвала своего сына. Нужно время, чтобы Блейз свыкся с этой мыслью. Хотя последний раз, когда она видела нас вместе, мы нормально общались. А при тех отношениях, что у нас установились сейчас, отложить свадьбу можно навечно – не думаю, что он когда-либо смирится и успокоится. И не хотел бы я попасть под горячую руку своей невесте, когда она узнает о нашей с мальчишкой ссоре. И самое главное – придумать, как объяснить ей причину… И заставить Блейза поддержать эту версию лжи.

12. Блейз

– Блейз, что с тобой опять происходит? – Малфой появился в дверях спальни неожиданно и, закрыв дверь, встал напротив моей кровати, сложив руки на груди. – Ты достал меня уже своей хандрой, сегодня же воскресенье!

Я вытащил голову из-под одеяла и повернулся на бок, махнув рукой. Но друг не отстал, усаживаясь на мою постель и грубо хватая меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.

– Я не хочу разговаривать, Драко.

– А я хочу! – Недовольно выдал Малфой, тормоша меня и стаскивая одеяло. – Или рассказываешь, что случилось, или перестаешь хандрить и возвращаешь мне назад едкого и самодовольного Блейза Забини вместо этого киселя.

Я не знал, что делать. Говорить с Драко о Северусе я не мог. Но держать все это в себе – тоже. Скрывая свои переживания, я ощущал себя так, словно в этом мире я был один, и довериться не имел возможности совершенно никому. От внезапно нахлынувшего одиночества хотелось избавиться, но я слишком хорошо помнил, как пытался сделать это вчера, и что получилось в результате сегодня. Больше никаких забвений в чужих объятиях. Теперь – только дружеская помощь и похлопывание по плечу, а не случайный секс со случайным партнером. Но все-таки мы уже взрослые люди, оба совершеннолетние, и мы очень хорошо понимали, чего хотели. И что за этим ничего не последует – все останется как раньше. Он из Гриффиндора, я из Слизерина, поэтому единственное чувство, которое может быть между нами – неприязнь. И сексуальное влечение тут не играет никакой роли. Надеюсь, он это понимает. А если нет – ему же хуже.

– Ладно, ты прав, – я нехотя приподнялся на локте, оказываясь ближе к Малфою, чтобы точно нас никто не мог услышать. Хотя в комнате и без того не было ни души. – В общем, моя первая любовь оказалась недолгой, и сейчас я вот так вот, жалея себя и лежа бревном, переживаю разрыв. Не знаю, как это обычно бывает, у меня такого не было никогда, но люди как-то справляются с подобным. Значит, и я смогу и скоро буду в норме, правда.

Поняв, что, стоило мне открыть рот, и я уже болтаю без умолку, я смущенно замолчал. Отчего-то я боялся, что Драко, вечно холодный и надменный, засмеет меня со всем этим амурным бредом и глупыми переживаниями, но он оставался спокойным и сосредоточенным.

– Теперь, я так понимаю, ты точно мне не расскажешь, кто же это был? – Я покачал головой, подтверждая его догадку, и друг улыбнулся. – Ну ясно, теперь ни к чему. Просто забудем об этом, пройденный этап в твоей жизни. Может, забудешь и не сразу, но научишься с этим жить и запрятать свою боль глубоко-глубоко, чтоб она не мешала тебе веселиться и быть собой. Ты справишься.

Потрепав меня по голове, Малфой неожиданно поднялся и вышел, больше не оглядываясь. В чем причина, я так и не понял. Сам хотел поговорить, и вдруг свалил, стоило мне разоткровенничаться. К дементорам его вместе с его заморочками, – разозлившись, я швырнул подушку в сторону его кровати, но не попал и сшиб что-то с тумбочки. Встав и одевшись, я тоже вышел из спальни, понимая наконец, что затворничество – вовсе не выход и не решение проблем.

========== 19. Пасха ==========

1. Северус

Время шло, и конец учебного года неумолимо приближался, со всеми вытекающими последствиями. Дамблдор скоро должен был умереть – проклятье вот-вот могло затронуть уже грудь и шею, что означало бы неминуемую кончину. Директор соизволил наконец посвятить меня в свои планы и рассказать о крестражах, но облегчения это знание мне не принесло. Ведь найти Чашу Хаффлпафф я так и не сумел. Даже и близко не продвинулся в этом направлении. Как и Поттер в Окклюменции. Не знаю, что я делал не так, но у гриффиндорца не выходило закрывать от меня свой разум, и эти занятия не приносили никакой пользы – только изводили нас обоих.

Забини же, напротив, поразительно легко усваивал науку. Привык держать все в себе и обманывать, и это дается без труда и с разумом? Может быть, это особенность учеников Слизерина, ибо из них получилось большинство великих специалистов по менталистике. Так или иначе, но мальчишка, видимо, перестав волноваться из-за Финнигана – за первые несколько занятий я увидел все, что мог, и скрывать стало нечего – начал чувствовать себя увереннее, и тут же не замедлили появиться первые успехи. А к середине второй недели он уже закрывался регулярно, когда бы я ни попытался его подловить. Правда, стоило копнуть глубже, и его хрупкий щит лопался, как мыльный пузырь, но в любом заклятии главное – отточить технику, а сила заклинания будет сама расти со временем и опытом. Практика, практика и еще раз практика – без нее теория бесполезна. Сколько бы книг ты ни прочел, пока сам не попробуешь сварить свое первое зелье, пока не взмахнешь палочкой, повторяя магическую формулировку, не настроишь свой разум на нужный лад – колдовство не сработает.

Темный Лорд вчера посвятил в ряды Упивающихся смертью несколько ребят из выпуска двухлетней давности. В субботу, чтобы все могли присутствовать и понаблюдать за этим действом. Хорошо, что ему хватило такта не назначать мероприятие на следующие выходные, когда нормальные семьи будут отмечать пасху. Себя к членам нормальных семей я никогда не причислял, да и семьи у меня уже давно не было… Но впервые за долгие годы я был приглашен на этот праздник.

Утром Хогвартс опустел – все ученики разъехались на каникулы. Нора ждала, что я приеду с Блейзом, но пришлось сообщить ей письмом, что я не смогу. Задержусь на сутки. Объяснять про мероприятие Темного Лорда я не стал. Пусть думает, что у меня дела в школе. Хоть я и знал, что рано или поздно ей придется впустить в свою жизнь все, что связано с деятельностью Упивающихся смертью, но если в моих силах было оттягивать этот момент как можно дольше, то я намеревался делать все возможное.

В поместье Забини я прибыл утром в воскресенье – пользоваться камином не стал, аппарировав к воротам. Наверное, прогулка по аллее до дома была средством выкроить еще несколько минут до того момента, как придется увидеть мальчишку. Я был уверен, что за те сутки, что он дома, Нора уже успела рассказать ему о наших матримониальных планах. И я не мог себе представить, что сейчас творится за дверями особняка – штиль или буря? Замерев на крыльце, я несколько секунд собирался с мыслями, прежде чем заставил себя постучать в дверь.

2. Блейз

Сюрприза не выйдет, – злорадствовал я, наблюдая попытки матери начать издалека разговор о ее свадьбе со Снейпом. Как бы она ни пыталась подвести меня к теме, я поворачивал разговор в другое русло, не давая ей рассказать мне об этом важном событии в ее жизни. Не хотел этого слышать. И надо было как-то выплеснуть злость. Если б не эта игра в дурачка, который не понимает, что ему хотят сказать, я б наверное уже бил посуду и орал, что не допущу этой проклятой свадьбы. А так – просто вел приличную беседу и улыбался, до судорог в мышцах. Этому мама превосходно обучила меня с детства – уметь делать хорошую мину при любой игре. Я бы наверное даже дементорам смог улыбнуться. Ну как не быть милым с теми, кто испытывает желание тебя поцеловать?

Усмехнувшись, я серьезно посмотрел на мать, которая уже выглядела обеспокоенной моим состоянием. За обедом и за ужином мне еще удавалось менять тему непринужденно, но к завтраку все мои уловки уже исчерпались, и она не могла не понять, что я кривляюсь специально. Ронять сахарницу пятый раз, когда она хочет произнести слово «свадьба» – уже явный перебор. Особенно для человека, который никогда не славился неуклюжестью.

– Блейз, чего ты добиваешься? – Спросила она, пристально глядя мне в глаза, пока Джолли в очередной раз убирала последствия моей преднамеренной неаккуратности. Я сцепил пальцы в замок, не отводя от нее взгляда.

– Ничего. Просто смешно. – Заметив непонимание на ее лице, пояснил, чуть наклоняя в снисходительном жесте голову. – Весь этот спектакль, мама. Как ты улыбаешься, подбираешь слова, пытаясь щадить мои чувства… Нет бы просто сказать все, как есть. А ты целые сутки уже хочешь преподнести мне свою новость как-то по-особенному. Если считаешь, что я отнесусь к данному известию плохо, то зачем тогда было все это затевать? А раз затеяла, то мое отношение ничего не значит, никак не влияет и не играет абсолютно никакой роли! Тогда какое тебе дело до того, как я отреагирую? Чего ради ты пытаешься что-то там смягчить, если на меня тебе плевать?! – Я вскочил из-за стола, резко отодвинув от себя тарелку, и начал расхаживать по столовой. – Твоя дурацкая свадьба важнее того, что я чувствую!

– Блейз… – раскаленным металлом прошлось по нервам собственное имя, как может только голос матери, тихонько певшей, качая твою колыбель. И вся решимость, все желание спорить, навязывать свое мнение, кричать на нее куда-то испарились. Не мог я злиться на нее, что она с ним. Даже если б она увела его у меня, не смог бы я ее обвинить. И тем более, если все было наоборот, и это я пытался влезть в их отношения, за что и поплатился. Винить можно было только себя, что надеялся, верил, позволил этому зайти так далеко. Снейп не дурак и не будет портить себе жизнь, связываясь с ребенком, и тем более с мальчишкой. Если бы кто узнал – ему конец. Вся репутация полетела бы квинтолапу под хвост, и уж точно попечительский совет Хогвартса не захотел бы, чтоб такой человек учил их детей. Никто не будет смотреть, что я уже давно совершеннолетний. Мало ли, когда у нас все это началось. Встречается с учеником – сразу педофил, гей и извращенец. Для преподавателя ничего хуже и не придумаешь. Гораздо лучше ему наконец-то жениться и остановить волну слухов о своем затворническом образе жизни.

Я подошел к матери, сидящей на стуле, и опустился перед ней на пол, укладывая голову на ее колени. Длинные пальцы тут же прошлись по моим волосам, а я обхватил обеими руками ее ноги, прикрытые шелковой юбкой, и прижался щекой к гладкой ткани, закрывая глаза.

– Мам, прости меня…

3. Онория

Я не могла понять, что происходит с моим сыном. То он обнимает Северуса, как близкого человека, в Больничном крыле, то снова ведет себя так, будто Снейп – его заклятый враг. Я с самого начала года наблюдала за их отношениями, но так и не смогла понять, что происходит. Все, что я знала – Блейз очень уважает своего преподавателя и доверяет его мнению, но временами словно на что-то обижается, а потому начинает срывать на нем злость. Что его могло обижать, мне в голову не приходило. Единственное объяснение – наши с Северусом отношения и банальная ревность сына. Но все не могло быть так просто…