Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)
Теперь происшествие: во время одной из многочисленных демонстраций у посольства страны A в стране B из здания посольства открыли огонь, ранив нескольких демонстрантов и убив полицейского, охранявшего посольство. Что будет дальше и какие действия являются ожидаемыми для обеих сторон?
Комната вокруг похожа на... а никак не скажешь, на что она похожа. Стены белые, пол белый, потолок белый, окон нет, ковров нет, свет сверху тоже белый, ненатуральный. Столы белые. Технику приносить запрещено. Надеть на всех белые халаты и будет... нет, не операционная. Препараторская. Берем сушеную действительность и препарируем.
Фарид, в общем, не жалел, что пошел на углубленный курс. Во-первых, чем больше дипломов и значков, тем лучше характеристика. Во-вторых, на двухгодичке Штааль практическую политологию не читал, это только для посвященных. Но то в общем, а в частности перед каждым занятием, на занятии и сразу после него Фариду хотелось бросить все и потратить три вечера в неделю с другой общественной пользой – записаться в патруль, в спортивные инструкторы или в социальную помощь. Задачки у него не решались, впрочем, как и у большинства, но когда дело доходило до правильного ответа, каждый раз получалось, что мир битком набит непредсказуемыми дураками, и дураки эти правят миром, в том числе и буквально, и сам он дурак, потому что ищет логику и закономерности там, где легче ткнуть пальцем в небо. Чань-политология какая-то.
Кстати, а ведь хотел же попробовать...
– Фарид?– отзывается на поднятую руку шеф. Отец за спиной перестает булькать и всфыркивать, становится очень тихо.
Значит, освобождаем сознание от всего и несем что попало.
– Страна A объявила действия своего персонала чистой самообороной от превосходящих толп оппозиционеров, джиннов и ифритов, вторгшихся на ее территорию во главе с полицейским, одержимым непосредственно Иблисом. Одновременно она заявила, что полицейский был убит провокаторами из числа оппозиционеров, а огня с территории посольства не вели. И потребовала у страны В извинений за инцидент.
Группа – двенадцать человек – хохочет на разные голоса.
Шеф укоризненно смотрит мимо, за плечо, и скучным голосом говорит:
– Что вы там не сдали, телефон?
Почему не сдал? Сдал же. Это что же он хочет сказать?
– Я настолько по... правильно реконструировал, Валентин-бей?
– Иблиса не было. – неодобрительно морщится шеф. – И вообще вы чрезмерно склонны к украшательству.
– Не скажите, – смеется Мехди. – Обвиняли же Ахмадинеджада в колдовстве. И не его одного.
– Я же сказал, что диктатура там светская. Кстати, Фарид, как вы пришли к таким выводам?
Не рассказывать же вслух при всех, что и не приходил – разве что спинным мозгом. А просто нес то, что первым на язык подворачивалось. Нет, совсем не хочется рассказывать... в кои-то веки вся группа смотрит так, будто перед ними человек. Ну в крайнем случае, камень говорящий. Но говорящий же.
– Честно признаться, Валентин-бей, я уцепился за словосочетание "третьего мира". Решил, что Советский Союз тогда еще существовал. И что страна B могла очень бояться, что ценный ресурс уйдет туда, а страна A – знать об этом страхе. А потом я выбрал самый глупый и вредный в предложенных обстоятельствах вариант, а потом умножил его на два. И думал, не умножить ли на три.
Шеф вздыхает, кивает...
– Неплохо. Спасибо, Фарид. Кстати, не проясните ли остальным, почему Советский Союз, сам являясь поставщиком данного ресурса, был конкурентом страны B, а не страны A?
Фарид открыл рот, закрыл и вздохнул. Сегодня просто на редкость пакостный день. Лучше бы уж и не проверял свою удачу – ясно же, что она хромая и бодливая.
– Я вас понимаю, вопрос нетривиальный и в университете вас этому не учили... Садитесь, Фарид, спасибо, все равно неплохо. Есть идеи?
– Это нефть, Валентин-бей?– спрашивает Асаф, тоже четный, кругленький человек лет сорока – родич замминистра сельского хозяйства... и зачем Штаалю сельское хозяйство?– Да? Ну тогда причин много будет. Ломать нефтяную политику, кому нужно, когда нужно. Покупать что-то на деньги, о которых не видно, что они твои. Влиять на соседей. Политические движения прикармливать, те, что у тебя прямо не возьмут.
– Отлично! – Ну вот, подумал Фарид, мне бы и в голову не пришло, что Союз будет нефть покупать, а не продавать. Все-таки безнадежное дело. – Кто готов сказать, что сделала страна В?
– Выставила посольство A? – без разрешения ляпнул Фарид
Отец за спиной кашлянул.
– Вы сегодня удивительно догадливы, – уже без улыбки сказал Штааль. – Еще одно-другое нарушение распорядка, и вы приблизитесь к уровню стран B и A.
Ну вот... опять обидели. И отец кудахчет как дельфин. Видно, страна В – какая-нибудь Франция, если не Штаты. Хотя эти бы не высылали, эти бы сразу с бомбежки начали.
– Может быть, кто-нибудь скажет мне, почему именно этой реакции и следовало ожидать от страны В?
– Скажите пожалуйста, господин лектор, а могут ли слушатели задавать вопросы?
О. Отцу надоело сидеть и слушать.
– Могут, – радостно улыбается шеф, – и всегда могли. Что бы вы хотели спросить... или, скорее, о чем бы вы спросили, если бы присутствовали здесь?
– Какого пола был полицейский?
– Вы знали… – кивает шеф.
– По правде сказать, знал, но не сразу связал, давно все-таки было.
– Тогда поясните для остальных – и следующий вопрос задаете вы.
– Полицейский был женщиной, патрульной. Страна В – Великобритания.
Ого. Аудитория охает и кивает. Уличная патрульная, в Англии – значит, ничего серьезней дубинки при ней не было. В переводе на наш язык «убили безоружную женщину, пытавшуюся их защитить». Тут спасибо нужно сказать, что только выслали, а не сразу начали долбать. Мы бы на их месте...
– В Лондоне памятная доска стоит на том месте, где ее застрелили, – поясняет отец. – А что до вопроса... что бы у вас этакое спросить-то, нескучное?
Ну папа. Без предупреждения заехал за Фаридом на курсы, без разрешения пробрался на семинар, уговорил шефа, а теперь еще и будет вторым лектором. Жалко, что на затылке глаз нет, а то повернешься, и сразу скажут «не вертись». Хором. Все равно приятно, конечно. Чтобы отец, да не оказался в центре внимания, и не с какой ерундой, а потому что знает и не такое…
– Дано, – сказал отец, восставая как птица феникс и как птица рух восставая, весь черный, белый и синий, – Дано: военно-морские силы страны, как вы говорите, C, случайно – причем действительно случайно – сбили гражданский аэробус страны D. Отношения между C и D в то время были хуже чем плохими, но C принесла извинения. Страна же D не была готова ими удовлетвориться, но не могла заявить об этом открыто, потому как сотрясением воздуха дело бы и закончилось, а терять лицо не хотелось. Поэтому страна D негласно разместила заказ на аналогичное происшествие с самолетом страны C.
Класс начал переглядываться. С одной стороны, всем понятно, кровь за кровь. С другой, если бы страна D заказала тот корабль, с которого пальнули, все было бы как-то логичнее. А то мало ли кто может лететь таким самолетом.
– Заказ, – взмахнул руками отец, – приняла страна F. Затем она передала его дальше и в результате он оказался у той самой страны A, которая выполнила его с дополнительным блеском. Самолет, – пояснил отец, – не просто упал, он упал на деревню. Началось расследование. Шло оно два года и выявило источник заказа, посредника и исполнителя. Вопрос на 10 баллов – кто пострадал в результате? Вопрос на 30 баллов – почему? Вопрос на 50 баллов – через какую из 17 секретных служб страны F прошел заказ?
Шеф воссиял, просто как реклама на витрине. Кажется, за два с лишним года работы Фарид его таким довольным не видел. Вот, значит, что он любит – хитрые загадки. Ну папа, просто джинн какой-то. Или кто там эту… несмеющуюся царскую дочь развеселил?
Угадывать бесполезно – ничего даже в памяти не шевелится. Если у одной страны семнадцать служб, то это даже не Туран, у нас столько нет пока еще, у нас их – ну да, десяток наберется. Значит, дело давнее. Нет, не вспоминается.
В классе разнобой – спорят, сколько секретных служб было тогда в Великобритании – и что именно считать за тогда – и сходятся на том, что как ни считай, а 17 не получишь. Приходят к выводу, что если страна C – это Штаты, да переместит их Аллах при жизни туда, куда они пойдут после смерти, то страной D может быть только Иран. Тогда страной F, ставшей посредником, может оказаться кто-то из соседей – но конечно не Ирак и не Израиль, тем более, что 17 им тоже не подходит. Если страна A та же самая, что в прошлом примере – то Ливия. И даже случай такой, вроде бы был у них, с самолетом. Вот оно значит что. И самолет был – американский.
Щелк. В комнате как светлее стало. Как в аквариуме с пираньями, когда большой кусок мяса внутрь к рыбкам ушел и больше свет не загораживает... а кровь растворилась.
С Ливией сделали что? Разбомбили, потому что ее каждые 10-15 лет бомбили, развлечение у них было такое. Еще кого-то бомбили? Ирак – но в тот раз не за это. А больше никого. Почему?
А страну F не тронули, потому что невыгодно было. Наверное. У нас и у атлантистов топливо разное, как спирт и бензин. Нашим честь, им выгода. На прошлом занятии вся группа чуть с ума не сошла, отыскивая «общий знаменатель» между этими двумя понятиями – ну нет же ничего общего, нет же? Оказалось, есть: престиж. У воина и купца – разный, но суть одна. Значит, проклятым Штатам нужно было поддержать свой престиж и не упустить выгоду, значит, со страной F были на тот момент общие деловые интересы, которые превыше всего. Интересно, а патологоанатомам их работа нравится? Тут вот вроде бы и любопытно, и противно как-то. Воистину, Аллах сотворил человека из грязи, а американца – из грязи в свинарнике.
А страну D почему не бомбили? Только из-за страны F? Ведь такой повод. Или не повод – аэробус-то американцы первыми сбили? Так то они и случайно, а это враги и намеренно. И где вы видели у атлантистов совесть? Интерес нужно искать. А что его искать – кто Ирак упоминал? Вот и интерес, общий. Они иракцев тогда из Кувейта большой коалицией выселяли. Значит, страна F – в союзниках. И скорее всего это Сирия. И с Ираном связываться не время. Вот вам и ответ.
А вот какая служба... Тут вышел затор, да такой, что наступила в классе тишина – мысли кончились.
Пятьдесят баллов – это десятая часть суммы, необходимой для сдачи экзамена «по совокупности успехов». Шеф возражать не стал, хотя сам больше двадцати пяти, и только за полный и точный ответ, не давал. Значит, отец просто издевается. Ответа, наверное, вообще нет, в принципе. Даже по логике задачи – ну кто же на память знает эти семнадцать служб?
– Мне пятьдесят баллов. Неизвестно. Они сами запутались.
– Вы очень честный молодой человек... – заключает Штааль. Значит, и правда запутались. – Даже слишком честный, я бы сказал. 40 из 50, потому что изначально правду кто-то все же знал – а потом реорганизации, отставки, слияния, деления, неумение вести отчетность, нежелание вести отчетность. И через несколько лет, когда они попытались найти, как и через кого это делалось, чтобы спрятать концы в воду, оказалось, что прятать нечего, потому что нет ни тех людей, ни тех подразделений, ни тех концов, ни той воды. Поблагодарите… официально отсутствующего здесь господина замминистра за прекрасный пример. Ответ на первую задачу подготовьте к следующему семинару. Занятие окончено.
А кто поверил, что Валентин-бей забудет про задачу, тот сам себе дурак – и еще больший дурак тот, кто думает, что сейчас удастся улизнуть от отца и заняться своим делом. Если только после полуночи получится. Что за день такой? Ладно, по дороге хоть про задачу спрошу, что там такого забавного-то.
И вот смешно – в комнате все время казалось, что снаружи – день. И солнечно, и даже спать не хотелось. А на улице – поздний вечер.
2030 год, Пакистан, окрестности города Харан
Покупать кирпичи – нужно быть очень богатым или очень ленивым. А если ты ни то, ни другое, а пристройку к дому делать нужно, да такую, чтобы в ней люди могли жить, а не только скотина, то ничего не остается, находи время, освобождай яму, замешивай глину. Раньше под это дело пели, от начала и до конца – крепкие люди были предки, но на приятное пение под таким солнцем Ахмада не хватало, племянника его, которому и понадобилась комната – тоже. И ясно это было заранее. Так что теперь с задней веранды на двух полуголых, топчущихся в яме, смотрел мутным глазом старый кухонный телевизор, а из него вещал капризами антенны большой человек Наваб Акбар Хан.
– Кто они такие, спросите вы? Кто они такие, называющие себя ревнителями веры, очистителями ее от скверны нововведений, кто они такие, клянущиеся, что блюдут чистоту? Можно ли им верить? Нет и трижды нет! Кто они такие, убивающие своих братьев? Кто они такие, называющие других неверными и отступниками? Они – сектанты! Когда они говорят о вере, о чистоте и возвращении к истокам, они лгут! Власть – вот все, что им нужно!
– Ну да, ну да, – раздраженно кивает Ахмад. – Тебе она не нужна будто. Была бы не нужна, ты сидел бы в своем университете в Египте, а здесь бы людям в уши не орал. Власть всем нужна, кто что-нибудь делать хочет. И всем, кто хочет жить и ничего не делать. А кто сколько братьев убил, не тебе с ними считаться, осел египетский, – заявляет он дрожащему изображению, – потому что твоим подарков не принеси, так быстро обнаружится, что ты и сам ваххабит и даже тетка твоя покойная ваххабитка, и трактор твой, и вся деревня...
– Кто они такие? Какими путями следуют? Они говорят, что пришли вернуть нас к истинному пониманию шариата, но что это за понимание? Когда им нужно доказать, что черное – это белое, они говорят, что наследуют Ибн Таймие, но разве не его ханбалитские богословы заключили в тюрьму как раз за нововведения и непокорность? Тогда они говорят, что и вовсе не принадлежат ни к одному мазхабу – но о каком истинном понимании шариата тогда идет речь? И опять же, они лгут, ибо они – ваххабиты, называющие себя салафитами, – это мазхаб, но сектантский, ложный, искусственный, которому нет и не было места в настоящем Исламе! Пророк, мир ему и благословение Аллаха, сказал: «Гибель этого мира менее значительна для Аллаха, чем…»… что? Чем пролитие крови мусульманина! Они режут мусульман и называют это чем? Джихадом на пути Аллаха. Это распространение нечестия!
– Он думает, – вставляет Ахмад, продолжая чвякать глиной, – что тут никто, кроме него и его египтян, читать не умеет. Еще бы, столько школ разогнал... не то преподают. Ты правду скажи, да?
– Но дядя, – говорит Сабир, осторожно так говорит, то ли потому что перечить старшему опасается, то ли дышать тяжело, – ведь и правда... преподают. Про возвращение к истокам, про то, что поклонение надлежит одному Аллаху, а если через кого другого обращаются, даже через самого Пророка, то они язычники и кровь их дозволена. И честь и имущество.
– Да ублюдки они, кто так учит – но где тогда разница? Эти говорят – дозволено, те говорят – дозволено... Гнать поганцев из школ, а школы закрывать нечего.
– Кто они такие? Чему они учат? Не они ли говорят, что всякий, кто состоит в союзе с тиранией – отступник и может быть убит? А что они называют «тагута», тиранией? Любую власть, которая не склоняется перед ними! Что они называют союзом? Любое соблюдение законов и получение благ от государства! Не они ли говорят, что любой, кто получает пенсию или детское пособие – повинен в неверии и вероотступничестве? Не они ли говорят, что этого достаточно, чтобы убивать вас? Они действуют через ложь, страх и невежество! Не они ли взрывают школы? Аллах, Всемогущ Он и Велик, говорит: «Если же кто-либо убьет верующего преднамеренно, то возмездием ему будет Геенна, в которой он пребудет вечно. Аллах разгневается на него, проклянет его и приготовит ему великие мучения» – вот что ждет их! Почему они не идут в Боснию? Почему они не ведут джихад там, где угнетают наших братьев? Почему они не воюют с неверными, разрушающими мечети? Зачем? Если ради веры, то они не знают нашей веры! Если ради власти или кто-то нанял их, то Аллах знает их дела!
– Знает, знает... только слава Аллаху, что Джамали у нас президент, да продлит Аллах его дни. Он тебя, может, терпит, потому что ты не талиб. Только я тебе скажу, Акбар Хан, – Ахмад тычет пальцем в телевизор, – ты б лучше был самую малость побольше талибом, то бишь, крал и врал поменьше и напраслины меньше на людей возводил, чтобы крови их доискаться – дольше прожил бы. А то если аль-Рахман, не тот который Творец, а тот который талиб, тебя не взорвет, так президент тебя посадит, пяти лет не пройдет, я тебе говорю.
Вальтер Фогель, личный секретарь
– Ну и как кольценосец? – поинтересовался Бреннер, когда Вальтер поднялся из кинозала в апартаменты.
– Да ничего, смотреть можно. Я, правда, так и не понял, с чего вдруг они решили, что это пропаганда? Стороны света переставлены и всё? Это даже не смешно. Тут именно что техническая цивилизация против ушибленных на голову традиционалистов-мистиков. Ну, по сюжету они и настоящие маги до кучи, но что это меняет? Соотнести с тем же «Властелином Колец» невозможно. Какая там полемика после этого?
– Да причём здесь полемика, особенно на этом уровне? – Бреннер зевнул и поудобнее устроился в кресле. – Как создатели фильма замотивировали это перед начальством – дело десятое. Дали деньги на актеров и технику – и на том спасибо. Меня другое впечатлило… Там ведь, по большому счёту, нет столкновения цивилизаций. То есть, о судьбах мира герои думают, когда у них свободное время бывает, но ведь не это каждый раз решает дело. Их там несколько человек, которые верны друг другу, а врагу противостоят не по причине глобального метафизического конфликта, а потому что им конкретное воплощение его в земную жизнь не по нутру. С души воротит. И вот они по этому признаку собираются, а потом всю эту мировую, чтоб её, гармонию, пускают коту под хвост. Чтобы неповадно было той гармонии через людей переступать. Вот тут у них, кстати, и получилась отчасти полемика с первоисточником. Отчасти, опять же, потому что там у Толкина много чего… А те, кто нынешнюю евразийскую державу строят, это же очередные приверженцы мировой гармонии, не к ночи будь помянуты. В общем, и ты Абрам, прав, и ты, Хаим. Только не в той области, где оба считают себя правыми.
– Надо же, – Вальтер покосился на бреннеровский терминал, где на паузе мерцал ещё какой-то фильм. Может, и пресловутый «Улей», который как раз снимался европейцами и, кажется, против туранцев. Как «Последний кольценосец», только наоборот. А, может, и израильский «Дом осуждённых», который по аннотации производил впечатление чумы, призываемой на все окрестные дома. Пойти, что ли? Только где на это время взять? Ещё сводка прогнозов по конференции не дочитана… Но не удержался, заметил:
– Может, мне надо было что-нибудь посерьёзнее посмотреть? Если ты из боевика, который вполне заслуженно попал на последнее место, такие мысли вытягиваешь, интересно, что ты из остального извлечёшь?
– Мысли – они в голове, – рассмеялся Бреннер и звучно постучал себя по лбу. – Кто там? Подожди, я сам открою… От деятелей культуры не требуется, чтобы они были мыслителями. Это от нас требуется, когда мы их творения воспринимаем. Они что-то там улавливают, как автор «Осуждённых»… кстати, почитай как-нибудь книгу, знаю, что современников не любишь и обычно заслуженно, но тут есть смысл. А потом передают это в доступном нам виде. У них-то всё обычно уходит в чутьё и создание образов, на мысли сил не остаётся. У нас такой отмазки нет, увы.
– А что, не бывает авторов, у которых не только образы, но и мысли?
– Бывают, но редко. Когда я только приехал в Россию, мне Осокин дал несколько романов Достоевского и велел прочитать. «Для языковой практики», как он выразился. А потом уже, когда я всё прочитал, сказал, что ждал одного из двух: либо я пойму, что такое Россия, либо плюну и уеду к себе обратно. Такая мысль была, честно говоря. Но уж больно мне тогда возвращаться не хотелось, а потом ты приехал. Так вот – Достоевский словно гранату в подземный ход бросает, а оттуда летит… ну, всё, что было в пещере, то и летит. Бурит тоннель в подсознание и взрывает его изнутри. А когда я через несколько лет спустя читал его журналистские статьи, мне просто не по себе было. Не мог поверить, что этот человек в состоянии прочитать «Подростка» или «Бесов», не то, что написать их. Так что я с тех пор от писателей и других деятелей искусства стараюсь много не ждать, чтобы не разочаровываться лишний раз.
Магрибец: Давайте я начну с аналогии. Вы когда-нибудь видели старинное золочение? Сравнивали с современным?
Освобожденная Женщина Турана: Допустим.
Магрибец: Разницу заметили?
Освобожденная Женщина Турана: В целом, современное менее интересно.
Магрибец: Неинтересно, потому что однообразно. Современное – листовое ли, напыленное ли, – одинаково блестит и сверкает во все стороны. А когда стену или мебель работали старые мастера, по полименту, ссылка на термин внутри, они на такую элементарную вещь как ножка стула клали этот полимент в семь слоев, не меньше, и каждый второй слой полировали – а где-то не полировали, оставляли матовым или даже неровным. И это – то, что живет невидимым под поверхностью, влияло на то, как ляжет золото. Блеск каждый раз получался разным – его варьировали под узор. Это было искусство, а не демонстрация богатства.
Но для того, чтобы золочение стало искусством, нужны эти слои охры, глины, мыла, воска, китового жира и гнилого яичного белка.
Так же и с Тураном. Блеск видно из-за гор, но в чем его смысл? Они все никак не решат, что им снится – халифат при Аббасидах, Оттоманская Порта, Британская Империя или Советский Союз. И во всех случаях не помнят или не знают, как правильно класть оттенки.
Освобожденная Женщина Турана: Я понимаю, о чем вы говорите, но я боюсь, что ваш пример подводит вас. Современное неинтересно, но функционально. Оно использует золото не из-за красоты, а по традиции, как знак и сигнал, или – что случается все чаще – из-за его физико-химических качеств. Да и неинтересность относительна. Протяните аналогию дальше во времени и скажите мне, через сколько лет «туранская работа по листу» станет предметом восхищения антикваров и искусствоведов?
Инфопортал «Восточный экспресс»
Фарид аль-Сольх, старший сын Рафика аль-Сольха
Отцу шофер положен и машина положена, и вертолет положен, бледная министерская стрекоза, потому что времени добираться самому у него нет и водить самому времени нет, по дороге он работает. МИД свой парк само до ума доводит, пассажирские подлокотники все в разъемах. В детстве Фарид удивлялся, что не все машины такие, а только наша. Машина. Воск, электронная пыль, запах какой-то штуки, которой обрабатывают кожу. Звук остается снаружи. Огни плывут в стороны и навстречу. Дом.
Он любил приходить домой в любое время, но больше всего вместе с отцом, когда навстречу вылетали все обитатели: обе отцовские жены, младшие дети, слуги, собаки и кошки. Минут через десять кишение во внутреннем дворе рассасывалось – малышня назад по постелям, Ахеда и Октавия во главе прислуги шествовали в столовую, туда же отправлялось и зверье, словно нарочно петляя под ногами. Болтовня, новости, щебет женщин, отцовский баритон, запах свежего хлеба, риса, индийских пряностей, воска, дерева, благовоний и невесть чего еще.
– Бедный мальчик, – хором сказали женщины при виде Фарида. – Наверное, с утра так и не ел?
Бедный мальчик задумался, потом кивнул. Вместо обеда он смотрел «Улей», потом опаздывал на курсы, действительно, получается...
– Какой ужас!
И конечно же, ты сам не замечаешь, как перед тобой оказывается небольшая горячая лепешка, присыпанная зирой и мелко толченым орехом, и еще чем-то, потому что до обеда еще минут пять, а мальчик, бедный мальчик, должен поесть немедленно, и, когда ты отрываешь первый кусок, запах свежего хлеба достигает небес... а вкус не достигает рта, потому что кусок перехватывает проходящий мимо отец – и ты еще минуту вспоминаешь, как там назывались те скверные, которые таскали у преследуемых ими пищу изо рта, а потом все же лезешь в телефон проверить, а лепешки к тому времени уже нет, она внутри...
– Гарпий мужского рода не бывает, – говорит отец.
– А размножаются они как? – спросил Фарид, и пока отец сочинял ответный ход, решил воспользоваться своим положением: – Над чем ты так смеялся на семинаре?
– С любопытными молодыми людьми они размножаются, – буркнул отец. Пинг-понг. – А семинар ваш Семерых Спящих рассмешит. – Отец закатил глаза к небу и процитировал: – Маленькое, бедное, малонаселенное островное государство, большой близкорасположенный агрессивный континентальный сосед. В прибрежных водах обнаруживается нефть. Какой закон, принятый законодательным органом острова, позволил им избежать войны и сохранить за собой более 40% новых нефтяных полей?
Вокруг перестали щебетать. Слушали.
– Остальные кому достались? – почти сразу спросила Ахеда.
– Соседу, кому же еще, – ответила Октавия, потом сказала что-то старшей на ухо, та понимающе покачала головой.
Даже женщины в нашем доме знают правильный ответ, подумал Фарид, а я?
– Наверное, отдали крупному концессионеру, создали госкорпорацию?
– Нет, – улыбнулся отец. – Не помогло бы. Сосед там был такой, что сначала заглотил бы все и еще хвостик, а с концессионерами как-нибудь договорился бы. Способ они нашли другой и ни гроша на него не потратили.
– Сдаюсь, – сказал Фарид. – Ну пап, ну я же все равно по ключевым словам найду, это невозможно догадаться, это знать надо!
– Они создали фонд развития, которому отписали большую часть будущих нефтяных доходов. Распоряжаться этим фондом должен был особый совет, – отец выговаривал слова, как мясо с палочки обкусывал. Раз, два, рот полон сока, а хочется уже следующий кусочек... – из представителей всех партий. И только подавляющим большинством голосов. А деньги фонд должен был держать в банке...
– Не может быть... – выдохнул Фарид.
– Федеральный Резервный Банк Нью-Йорка. У вас всегда задачи из международной политики?
– В основном, – пожал плечами Фарид. – Мы спрашивали, есть такие про нас, а Валентин-бей сказал, что хватит с него жалоб на очернение истории, современность он очернять не станет.
– Это он прав, – клюнул воздух отец, – современность нашу дополнительно очернять не надо. И вообще он, наверное, прав... а то приходят из университетов, ищут всюду смысл – и начинаются теории заговоров.
– Я теперь думаю, может этих сирийских... хорошо им гореть, не шайтан под руку толкал?
– А кто, спрашивается?
– Сам подумай. Представь, что эта их ядерная дрянь прилетела бы не куда прилетела – прямо по горе, а туда, куда они собирались – чуть западнее, только на город, причем, конечно, на еврейскую часть. Чистенький тактический заряд, никакого особого заражения. Турция тогда выступила бы так сразу? Нет, подумали бы еще – там отношения тогда были хуже некуда... хотя и с Сирией они были такие же. В общем, думали бы. И даже если бы полезли – разве Египет бы позволил, промолчал бы? Ты помнишь, какая сволочь там тогда сидела, тьфу, не помнишь. Им самое счастье было бы – попробовать сбросить евреев в море, показали бы своим людям, что они что-то делают.
– Ну?
– Ну а евреи так и позволили бы, да?
– Сколько тех евреев.
– Сколько есть, все жуткие сволочи – и у них же тоже в запасе было и есть, и в основном грязное. Так что в тот же день уже Дамаск и Асуанская плотина говорят «привет», если не хуже. А потом Штаты.
– Так Штаты тех сирийцев и...
– Ну ты головой-то думай когда-никогда. Если бы оно упало, куда запустили – там могила, откуда сын Марьям встал, в полукилометре. Штаты б не смогли этого так оставить, даже если б у них было такое желание – ну ты представь, что атлантистские свиные ублюдки Каабу разбомбили, что бы было? Они этого и потом сделать не рискнули, когда уже в небе хозяйничали, как хотели. А тут... понимаешь, что началось бы?
А так, смотри – попали прямо по мечети Скалы, да восстановит ее Аллах. Их быстро все вместе задавили. Войны насмерть не случилось, фалястыни даже потом земли получили, им от Сирии и Иордании прирезали.
– Но началась же война. Хотя, как подумаешь...
– Началась да не тогда, не так и не та, и если бы война весь мусор не вынесла, где б мы сейчас были? Вот и скажи мне, кто их под руку толкнул?
Мишель де Сенс, расшифровка записи, сделанной в кафе «Улыбка», 12 января 2039
Жиль Ренье, официальный глава делегации Евросоюза
Рука, возникшая из кресла, подхватила с пластиковой тарелки ломтик говядины, потом высунулась снова, прибрала еще листик салата. Мясо было сочным, вкусным. Жирным. Человек удовлетворенно причмокнул.
Открыл и развесил вокруг себя прозрачные полотнища документов. Отщипнул кусок пресной тонкой лепешки, пропитанной мясным соком. Нежданное добавление к составу европейской делегации нужно было заесть чем-нибудь, способным отбить неприятный привкус, образовавшийся после того, как в самолете его догнало известие об этом самом добавлении.
Орешки соленые. Изменение в расписании круглых столов, явно подогнанное под сюрприз – и, удивительное дело, уже согласованное с туранской стороной. Орешки в пряном соусе. Орешки сладкие. Отчет собственной службы наблюдательной комиссии Евросоюза, режим "секретно – однократное открытие". Сырные шарики. Пакет скоропалительно исправленных документов с самого верха. Чипсы. Пакет индийской макаронной закуски с пометками на трех языках – "халяль", "кошер" и "постное". Жевательный мармелад, почему-то без пометок.
Господин Ренье оглядел стол, усеянный пакетами, пакетиками и обрывками упаковки, покосился на урну под столом и, стыдливо краснея перед самим собой, полез во внутренний карман пиджака. Посмотрел, прищурившись, на мелкие буквы по краю упаковки. Очки нужно было менять, в последний год зрение опять заметно ухудшилось, линзы он не переносил, а третью операцию врачи категорически не рекомендовали. Разобрал, хотя под веками стало противно жечь: rixolatumab. Глотнул сразу три капсулы и понадеялся на то, что маленькие и резвые антитела успеют поймать и обезвредить все продукты распада дешевых закусок, которыми господин Ренье набил свой желудок. Должны успеть.
Если этого не произойдет, он, ох, как стыдно, позвонит врачу. Медицинскую группу европейская делегация привезла с собой и, слава восточным обычаям, туранской стороне не пришло в голову истолковать это как оскорбление. Конечно же, важные люди путешествуют со своими собственными информационными системами, охраной и госпиталем, как же иначе-то? Он позвонит Бино, Бино придет, ничего не скажет, только посмотрит внимательно, как на тяжелобольного, не физически, а душевно, потом вызовет своих, займется очисткой и к утру Ренье будет зелен и свеж, и готов участвовать в любых кознях. Все равно в первый день ничего не произойдет. Ренье надеялся, что и на второй, и на третий... но надежды эти только что раскололись как зеркало троллей – и зеркальные осколки уже летят. На кого попадет, тот и бросит гранату в пороховой погреб.
