Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Штааль, вынырнувший в коридор, практически навстречу, выглядел так, будто у него тоже кто-то только что "возник", и не один, а с компанией. Но Амару, кажется обрадовался, новостям не очень огорчился, кивнул. Сказал:
– Вынимайте из них рапорт, составляйте общий список и берите по нему всех поголовно. Начинайте прямо сейчас.
– В каком смысле берите? – нельзя было не переспросить, не в тех чинах ходили люди в предварительном списке.
– В самом прямом. В смысле ареста. И минимальной дипломатичности в процессе. Бронежилет не забудьте надеть, в прошлый раз забыли.
– Какие-нибудь распоряжения?
– Да. Начинайте со своего кандидата! – это уже через плечо, на ходу, почти с другой стороны коридора.
Системщики люди воздержанные, подумал Амар, невольно произнося вслух похабную присказку о совокуплении гадюки и жабы, подцепленную у инженеров. За спиной хмыкнули. Инспектор Хамади обернулся, обнаружив там Ильхана – спрашивать у него, кого именно имел в виду Штааль, было бесполезно. Пришлось спрашивать, что случилось.
Оказалось, что с Ильханом тоже никто особо подробностями не делился, но известно, ибо слухи летят быстрее почты, что у Вождя сегодня на приеме был Бреннер – и нажаловался на жайш. Непосредственно на истихбарат жайша, потому что следующим номером Вождь вызвал нашего Кемаля Айнура... ну а куда дальше пошла палочка, ты, Хамади, видишь сам.
– А что... Кемаль? – непочтительно спросил Амар.
– "Ничего не знаю, это все сектор А", – не то процитировал, не то реконструировал старший инспектор. – Как обычно. Гнида он, Кемаль, даром, что старый товарищ…
Ощущения не захлестнули, они просто заняли все пространство, тело, сознание, все, что могли, все заняли, потребовалось сесть, взять в руки кружку, видимо, горячую, глотнуть сладкого, горького, обжигающего язык, чтобы появился какой-то просвет, какие-то мощности, чтобы стало можно хотя бы понять, что это он такое... что, ну как что – страх, чувство беспомощности, ненависть к себе, презрение к себе же, не наведенное, химическое, на том конце маятника, а настоящее. И не удивительно. Кто был тот кретин, что обижался, что Штааль не поручил тебе военный заговор... да Штаалю, наверное, очевидно было, что ты будешь этим заниматься сам – с рассвета до заката. Такая тема, такой шанс. Зачем поручать то, что и так сделается само собой и к общему удовольствию? И вот теперь гром грянул, времени нет, а ты сидишь как медуза – и не знаешь даже, кто он – "твой кандидат" и где начинать его искать. А ведь если ты его не найдешь, это, кажется, конец всему – и конец тем людям, которые имели несчастье принять на веру твою профессиональную компетентность.
Офис перекосился. Стены больше не были параллельными, углы прямыми, а пол – достаточно прочным. Все это плыло, колебалось, шло радужными полосами и трепетало под ногами, словно бетон заменили на рахат-лукум. Столы надвигались, наползали – умом он прекрасно знал, что они неподвижны, но видел то, что видел: медленно приближавшуюся мебель.
Амар прикрыл глаза, но легче ему не стало, и не отпускало ощущение, что за спиной не стена, а глубокая холодная шахта лифта. Пожалуй, так было еще хуже.
Приступ паники. Редкий, но хорошо знакомый гость, привет давешнему полету через госпитальную стену. Добраться до аптечки в столе сквозь пелену перед глазами и липкое желе вокруг, везде. Хорошо бы прилечь, пока не подействует лекарство. Некогда, некогда, некогда… а это все – просто сбои на линии, просто связь шалит и картинка смазывается. Все в порядке. На самом деле все в полном порядке. Ничего не случилось, просто закоротило в мозгу, сейчас отпустит. Ты же помнишь: всегда отпускало, и сейчас отпустит. Ты не умрешь, ты даже не схватишь сердечный приступ, а спятивший колокол в груди – это ложное ощущение.
Невозможно думать сквозь, бессмысленно думать сквозь, мысли – о природе и консистенции стенного рахат-лукума, о природе и, главное, консистенции собственной... субстанции, не помнить, не видеть, что делают руки, что делает тело, нет никакого времени, дела нет, сроков нет, ничего нет, только вот это серое колеблющееся все с водоворотами, с прозрачными краями, с ничем везде. Рука с цветной нашлепкой на запястье чуть растягивает экран, потому что не хватает места для схемы, а потом ты понимаешь, что это твоя рука, твой экран и нашлепка уже наполовину желтая – а страх, конечно, остался, потому что это нормальный рациональный страх капитана, который не видит в списке потенциальных мишеней никого в звании ниже полковника. Дрожь в руках тоже вполне объяснима: что со всем этим делать новичку в отделе и в жайше, новичку, никогда не работавшему такие операции в Дубае – и вообще нигде... и еще тридцать миллионов причин для страха, куда там, для ужаса. Тут ведь промахнись, так не просто станешь всеобщим посмешищем, а погубишь неизвестно сколько.
Раз-два. Вдох-выдох. Начинаем разумно бояться. Вспоминаем славное прошлое, от Каира до Нимроза, и начинаем пребывать в разумном предбоевом ужасе.
В конце концов, можно сбросить вопрос Штаалю на личный номер. Не стесняясь. «С кого начинать?»
Потом пусть хоть увольняет за несоответствие занимаемой должности – несоответствие налицо, куда уж более явно, – только пусть ответит. Гордыня грех, и лучше быть живым позором всего истихбарата, чем мертвым идиотом.
Ждать ответа – и читать рапорт системщиков, на ходу включая параметры в свой список; ждать ответа – и делать запросы на каждого человека из списка; ждать ответа – и получать полную объемную карту, где отмечены все кандидаты на арест с предполагаемым графиком; ждать ответа – и пытаться понять, кто, ну кто же в этом списке тот заговорщик, чей глас вовремя не был услышан.
Ждать ответа – и понять, что его не будет, потому что прошло восемнадцать минут. Придется решать самому. Впору камешки кидать – черный и белый. Пройтись так по перечню «да» или «нет». Ну же, капитан Хамади, где ваша голова, логика и везучесть?
– Somebody...
Послужной список с двумя "афганцами" прямо и крепко пересекался у троих подозреваемых – и этих троих можно было смело вычеркивать. Лейтенант лейтенантом, но капитан Беннани за эти три недели знакомого бы вычислил и опознал. И сдал бы потом с особым удовольствием.
Но человек, который их вовлек, хотел, хотел, хотел оставить след, он играл в "мальчика-с-пальчик" на этом все строится.
– Somebody belled them. And what I say is: them 'as belled them, cooked up the whole can of worms…
– Что? – переспросил удивленный коллега, но Амар только отмахнулся.
Его осенило, и теперь ему было не до объяснения игры слов на тему спертых шляпок и пришитых теток, тем более что объяснять пришлось бы с самого начала, с Бернарда Шоу, говора кокни и классовых перегородок. Не время и не место для лекций по культурологии.
Но кто шляпку… кто этих двоих сюда вызвал, кто их в этот суп брякнул, тот и есть ренегат, а если нет – помилуй нас всех Аллах… ну или кто-нибудь, кому мы все небезразличны. Значит, бригадный генерал Хадад? Значит, так.
– Я правильно понял, – спросил он у Ильхана, – что я командую арестами?
– Да, и мы все ждем твоих распоряжений. – «Неплохо бы поторопиться», явственно услышал Амар, и уже понимал почему: если промедлить, если не успеть немедленно взять информацию, нам всем крышка – от Штааля и до рядовых инспекторов, потому что гнида-старый-товарищ Кемаль продаст нас всех, и вопрос на самом деле стоит – кто раньше успеет.
– Хорошо. Стандартные схемы на такой случай есть?
– Если бы…
– Понятно. Так. У нас 14 объектов. Значит, 14 сотрудников, каждый с прикрытием… самый дальний объект… так, полчаса на подготовку, час туда, полчаса резерв на нестыковки… Я в 15-45 беру Хадада, в 16 берем всех остальных. Одномоментно. Сразу – в транспорте – допрашивать.
– Направление?..
– Эм… сейчас скину. – Да, сейчас только проверю, присвоен ли мне допуск к данной информации. Надо же, присвоен. С правом переназначения. Больше ничего. Валентин-бей, вам ли питать пристрастие к обычаям Лаконики?.. – Готово. Десять минут на ознакомление. Начали.
Вальтер Фогель, референт
«Британцы, чувствуя себя уязвимыми в связи с последними событиями в Туране, подняли текущий статус тревоги с «чуть испорченного настроения» до «некоторого расстройства». Однако вскоре статус может быть поднят до «раздражения» или даже «легкой рассерженности». Британцы не были «слегка рассержены» с блица 1940, когда в стране едва не кончились запасы чая. Террористам сменили категорию с «надоед» на «досадную помеху». В последний раз уровень «досадная помеха» имел место в 1588, когда стране угрожала испанская армада.
Шотландцы подняли статус тревоги с «все достало» до «надерем им задницу». Больше в их списке пунктов нет. Поэтому последние 300 лет шотландцы и находятся на переднем крае британских кампаний.
Французское правительство объявило вчера, что подняло статус террористической опасности с «беги» до «прячься». Осталось только два верхних уровня «сотрудничай» и «сдавайся». Смена статуса была вызвана недавним пожаром, уничтожившим фабрику, производившую белые флаги – и тем фактически нейтрализовавшим военный потенциал страны.
Италия сдвинула статус вверх с «громкого и возбужденного крика» до «вычурных милитаристских поз». Два следующих уровня: «неэффективные боевые действия» и «смена стороны».
Немцы повысили статус тревоги с «презрительного пренебрежения» до «распевания маршей в военной форме». У них также осталось два уровня – «вторгнуться к соседу» и «проиграть».
Бельгийцы, наоборот, как обычно в отпуску; единственная угроза, которая их беспокоит – вывод НАТО из Брюсселя.
Испанцы счастливы, что их новые подлодки готовы к развертыванию. Замечательный современный дизайн предусматривает стеклянные днища, так что новый испанский флот получит возможность по-настоящему хорошо рассмотреть старый.
Австралия, тем временем, подняла уровень тревоги от «не парься!» до «все будет нормалек, кореш». Осталось два шага эскалации: “Божечки! Кажется, придется отменять барбекю на выходные!" и «барбекю отменяется!». Пока что ситуаций, требующих задействовать последний уровень, в истории страны не возникало...»
Если бы что-нибудь подобное позволило себе туранское телевидение, сейчас в холле царило бы негодование. Но неизвестно кто поймал украинский сетевой канал, который передавал выступление популярного новозеландского пародиста, так что участники конференции либо веселились, либо игнорировали голографическую «жужжалку». Секретарь французской делегации радовался как дитя и приглашал Вальтера разделить с ним восторг.
– Смех-смехом, – хмуро сказал Вальтер, – а Германия в Евросоюзе весит немало. И ястребов у нас что-то развелось совершенно неприличное количество. Да ещё и год... тридцать девятый. Я, конечно, не суеверен, но...
Француз пожал плечами. Мне, подумал Вальтер, чтобы поддерживать имидж немца-зануды, даже и стараться не надо. Нынче все, кто хоть на мгновение отказывается от антидепрессантно-инфантильной легкости в общении, уже зануды, старые вешалки и «не ловят». Да и ведут себя неприлично: что за намеки перед обедом, что за тон? Серьезность за едой снижает усвоение белков на 7%...
Дипломаты умеют владеть собой, но несколько раз Вальтер всё же ловил на себе косые взгляды, хотя большая их часть явно предназначалась отсутствующему сейчас шефу. Бреннер всё-таки формально входил в состав делегации от Евросоюза, так что с целым рядом политических и дипломатических последствий его самодеятельности предстояло иметь дело и остальным европейским представителям. Кто из них и сколько узнал про события предыдущих двух дней, Вальтеру приходилось догадываться самому, и это резкое обмеление внутренних информационных каналов гораздо лучше, чем неприязненные взоры, говорило об отношении коллег. А уж когда Бреннер взял и чуть ли не с полуслова добился у туранцев аудиенции с Вождём… Тут тебе и зависть, и мысли о заговоре, и молчаливое, но красноречивое недоумение. Ладно. Главное, чтобы это недоумение не оказалось вдруг неожиданно активным, да ещё в манере аль-Сольха-младшего, а всё остальное можно пережить.
Нет, главное даже не это. Главное, что генерал всё-таки слишком рисковал. Есть вещи, которые и дипломату вряд ли сойдут с рук, тем более с нынешней, чтоб её «дипломатией». Профессия эта, конечно, и раньше была помесью торговли и шпионажа, но сейчас это сделалось как-то очень уж заметно. И на некоторые интересы здесь наступать категорически не рекомендуется. Иначе могут поступить не только как с проторговавшимися купцами, но и как с пойманными шпионами. Ладно. В конце концов, генерал, надо думать, понимал, что делает, направляясь с визитом к местному фюреру. До сих пор, во всяком случае, даже самые рискованные его затеи позволяли хотя бы выйти из сложной ситуации с минимальными потерями. А то и снова оказаться на коне…
…А вернулся генерал быстрее, чем Вальтер ожидал. Похоже, его ещё и не мариновали в приёмной. Чудеса, да и только.
– И как наши дела?
– Наши вполне терпимо, – хмыкнул Бреннер, валясь в кресло и закрывая глаза. Потом, всё так же не открывая глаз, сообщил: – Похоже, с утра у Вождя было вполне благодушное настроение. Но, кажется, я ему его здорово испортил. Хоть что-то приятное за последние дни.
– Это было так заметно?
– Почти нет. Но он, по-моему, отослал какое-то сообщение, пока со мной говорил. Я думаю, вызывал кого-то на ковёр по поводу самодеятельности.
– А про нашу самодеятельность он что сказал?
– По существу почти ничего. Делал вид, что мы нашалившие дети, и строгого наказания не заслуживаем. Добра ведь хотели. Всем заинтересованным сторонам. А что заигрались, так это пустяки, дело житейское. Во всяком случае, такой будет официальная версия, как я понял. Ну, для близкой к нам и к ним публики. Совсем официально конечно, выдадут «Не было ничего. Ничего не было». И я к Вождю не ходил, и с террористами не встречался, и Ажах в столице не появлялся… Дай им волю, они бы, по-моему, и на месте убийства Тахира разместили табличку: «Здесь ничего не было».
– А что, Ажах его не заинтересовал?
– Не очень. Видимо, есть какие-то причины с этой стороны на контакт с ним не идти. Дескать, пусть с этим пакистанцы разбираются, им актуальнее. Но, похоже, и здесь никто не будет против, если с Акбар Ханом «ничего не произойдёт». Уникальный человек, всё-таки. Всех достать умудрился.
Амар Хамади, чародей
– Вы ленивы и нерасторопны.
– Ч-что?.. – промямлил Амар.
– Вы ленивы и нерасторопны, – повторил хозяин кабинета, Гиваргис Хадад, по фамилии, имени и наружности – типичный представитель сурьяни. – Давайте ваш список, я проверю.
В груди инспектора Хамади боролись противоречивые чувства: и желание дать бригадному генералу Хададу прикладом по голове… ну ладно, просто с ноги залепить, и желание стечь в близлежащее кресло, спрашивая: как, ну как?..
В результате он просто швырнул на стол перед Хададом мини-проектор со списком, дал отмашку своим сопровождающим, сел-таки в кресло и принялся смотреть, как деловитый айсор просматривает данные, одобрительно качает головой… и вносит поправки.
Амару очень хотелось притащить сюда капитана, «цветочка» и Симона аль-Шами – устроить всем четверым очную ставку. Сослуживцы и единоверцы, вашу ж дружбу…
– Почти беру свои слова назад, – бурчит генерал. – Вы, конечно, туповаты и нерасторопны, зато последовательны и дотошны. Один лишний, он не заговорщик, он просто дурак, им заместитель как штемпелем все подписывает, еще троих вы пропустили, но в целом терпимо. За три дня – терпимо, я бы вас даже не уволил.
Знал бы он, что этот список делался вовсе не за три дня, а за сорок минут, на честном слове и панической интуиции… Стоп. Почему три? Симон со своими «друзьями и родственниками» явился вчера днем. Он считает от… убийства Тахира?!
Амар демонстративно достал из кармана камеру, приклеил ее к левому погону, показывая: допрос начался. И спросил – видимо, сегодня Всевышний решил научить его задавать вопросы, не думая о репутации:
– Почему три?
– Если вы скажете мне, что ваш аль-Сольх не заметил прослушки и просто загулял с какой-нибудь хорошенькой девочкой из полиции нравов, я окончательно разочаруюсь в человечестве.
– Он, как вам известно, загулял с малосимпатичными бородатыми мальчиками, – так… это допрос. Официальный, под камеру. Осторожнее.
– Совсем загулял? – живо поинтересовался генерал, сделал еще две пометки – и протянул проектор обратно.
– Сегодня вернулся, – мстительно ответил Амар. И пусть соображает, что это значит. – Кто его слушал, с какого момента и зачем?
– Мы, во всех смыслах, последнюю неделю, чтобы наилучшим образом надавить на его семью с ее неуместными мирными инициативами.
Когда Амару было лет двенадцать, сеть пестрела выражением facepalm. Оно как нельзя лучше выражало нынешние чувства инспектора Хамади. Инспектор аль-Сольх, офицер контрразведки жайша, сын того самого аль-Сольха, развел на себе блох. Вчуже стыдно... и даже не вчуже. Коллега все-таки.
– До какого момента вы его слушали? Кто поймал блоху?
– Посредник Бреннер, точнее, его клиенты. Сразу после стадии физического воздействия.
Потрясающе, подумал Амар. Еще раз посмотрел на список, зачем-то проверил второй раз, ушла ли к Ильхану отредактированная версия. Неважно, чья редакция, ордера у нас как не было, так и нет, выдать некому, да и обращаться нельзя. Сколько-то людей погибнет.
– И зачем все это было нужно?
– Зачем давить на семью господина замминистра? Чтобы они перестали лоббировать мирный сценарий для Западного Пакистана. Зачем? Допустим, что мне и моим единомышленникам, список которых вы получили, окончательно надоело служить в несуществующей армии несуществующей страны. Мы решили, что события необходимо подтолкнуть.
– Взорвав Тахира?
– К этому ни я, ни мои единомышленники не имеем никакого отношения.
Надоело им. Как будто от несуществования армия стала хуже, а страна – меньше. Японская вот до сих пор силами самообороны называется – и ни качества, ни, прямо скажем, агрессивности у нее от этого не убавилось. Магическое мышление, название им подавай.
– А к чему имеют отношение ваши единомышленники, которые вам настолько не единомышленники?
– К тому, за что вы их сейчас арестовываете, я полагаю. К преступному сговору с целью покушения на убийство президента Акбар Хана.
Оксюморон. Сговор с целью покушения на убийство Акбар Хана не может быть преступным, только несвоевременным.
А вот и сигнал от Ильхана.
– Вообще-то мы их арестовываем за сотрудничество с известным религиозным террористом и попустительство оному.
– Вынужден признать, что это – правда. Если речь идет об Ажахе аль-Рахмане.
– А почему вы в этом так легко признаетесь?
– Разве вы не обложили нас со всех сторон? Судя по вашему списку, молчать нет смысла.
– Тогда давайте проговорим список еще раз, под запись.
– Давайте. – Бригадный генерал Хадад олицетворял безупречную армейскую любезность. – Итак, первый номер – полковник Абузар-Заде...
Все. Есть. Можно брать Хадада в вертолет, отправлять в офис и там уже допрашивать с чувством, толком и расстановкой. Самое важное зафиксировано, и теперь нужно получить еще хотя бы 5-6 признаний и полупризнаний, но эту информацию можно собирать и компилировать по дороге. Дороге куда? В приемную Вождя, конечно…
Но не сразу. Не сразу и не погодя, а своевременно. Так, чтобы оказаться там уже после того, как в аппарате заметят суматоху, но до того, как заинтересованные или просто увлекшиеся стороны отдадут приказ об аресте капитана Хамади или – для верности – всего персонала Сектора А. Не так уж его много.
Рафик аль-Сольх, во всех лицах
Выпросить в аппарате Вождя аудиенцию для Бреннера – лучший способ снять с себя и «Вуца» все подозрения, которые уже возникли и могли возникнуть в будущем. Так думал Рафик аль-Сольх вчера, когда посредник соизволил выйти на связь и потребовал – именно потребовал, – встречи с самим Алтыном. Бреннер ясно дал понять: отказ будет приравнен к добровольному признанию ответственности за все дурное, что случилось в Туране начиная с первого дня конференции, включая убийство Тахира, но не ограничиваясь им; и улики найдутся; а впрочем, кого на самом деле волнуют улики, когда речь идет о таких прибылях?
Сообщить полковнику Штаалю об аудиенции и ее времени – лучший способ укрепить дружбу с начальником своего сына, который ведет расследование дела, в котором твоя семья и твоя компания завязли по уши. Так думал Рафик аль-Сольх нынче утром, когда сразу же после Бреннера связался с полковником.
После того, как Фарид нашелся, Рафик уже не сомневался, что Бреннера вместо помощи нужно было скинуть с моста Аль-Гархуд.
После того, как по виноградной лозе из Дома – единственного в городе дома с большой буквы Д, резиденции Вождя – пришло, что Сам сначала вызвал Штааля, потом Айнура, потом, что Штааль не просто вызван, а, кажется, арестован... не кажется, совсем не кажется, телефон не отвечает, рация не отвечает, даже тот самый номер – и то молчит... после этого Рафик аль-Сольх подумал, что, оказав лишнюю услугу недоубийце сына, он, кажется, убил человека, которому очень сильно обязан. Был обязан.
Сам прыгать с моста по сему поводу Рафик не стал бы. Очень, очень неприятно, стыдно и унизительно – да; но все, что ни делается – делается с позволения Аллаха, а потому к лучшему. Есть люди, с которыми хорошо состоять в дружбе и родстве, быть связанными взаимными обязательствами, но еще предпочтительней – вообще не состоять ни в каких связях; Две Змеи как раз из таких. Но положение, в которое Рафика поставил Бреннер, требовало решительных и жестких показательных действий: чтоб впредь неповадно было никому, а в особенности – человеку, взявшему на себя обязательства посредника семьи аль-Сольх, и очень, очень щедро награжденному.
«Я его убью, – подумал Рафик. – Сначала опозорю перед Коллегией, добьюсь изгнания, а потом добью…»
Здесь убийство было не только необходимой, но и правильной мерой. Для Бреннера жизнь – инструмент и средство. Сломай ему только карьеру и он построит себе новую. Правильной мерой и приятной, да.
Ярость медленно уходила из крови куда-то совсем внутрь, в кости, в костный мозг, устраивалась там, ворочаясь, время от времени чуть выплескиваясь наружу, но все реже. Еще час-другой-третий – и ее не прочтет не только физиономист, но и медик. Так она может лежать долго, служить топливом. А потом, когда настанет время, можно будет чуть развести руками – и распахнутся ворота...
Министерство, где Рафик аль-Сольх был оставлен за хозяина – сам господин министр пребывал на все той же конференции, с которой начались все злосчастья Турана и «Вуца», – тихо бурлило, и, судя по всему, больше интересовалось делами не иностранными, а внутренними. Народная Армия устроила в столице крупную облаву. Кого-то арестовывают, где-то стреляют. Это при том, что Айнур у Вождя, Штааль там же. Исключительно странные события, и малообъяснимые даже при том уровне осведомленности, что есть у замминистра; что уж говорить об остальных.
Потом коротко кашлянула совсем уж защищенная связь и слухи перестали быть слухами и стали серией совершенно конкретных арестов. В отсутствие начальника, Сектор А атаковал не то армию, не то армейскую контрразведку и ее союзников, не то – и это больше всего было похоже на правду – какую-то межведомственную военную группировку – и, кажется, атаковал успешно, потому что над каналами связи не было слышно ни воплей Генштаба, ни воплей Генсера... И не важно, что армейская штаб-квартира – в Стамбуле. Хоть на Аляске. Они уже знают. Они наверняка узнали первыми. И до сих пор молчат. Значит, что-то там есть.
В кулуарах Министерства иностранных дел уже родилась и поползла наружу первая версия: армия готовила переворот, и теперь жайш рубит головы гидре. Звучало достаточно правдоподобно, даже с учетом Бреннера. Тот что-то узнал по своим каналам, презентовал Золотому в обмен на что-то еще, Вождь разъярился и потребовал на ковер того, кто обязан заботиться об его безопасности – Айнура, Айнур как-нибудь извернулся и свалил вину на Штааля, а Сектор А запоздало принялся ликвидировать гидру.
Такую сплетню даже можно было кому-то скормить и она продержалась бы минут... с полчаса. Потом вспомнили бы, что у Сектора А нет ни таких обязанностей, ни таких полномочий. И переворот силами этих арестованных никак не учинишь – нет у них людей под командой в нужном количестве, и в достаточном нет. Проще Штааля заподозрить в попытке переворота. Айнура – точно проще.
А теперь следы заметают. Версия номер два, могущая сосуществовать с первой.
Рафик подумал, что сейчас только в стенах МИДа заключается не менее сотни пари на тему «кто готовил переворот, а кто заметал следы». Ерунда, конечно – учитывая, что силовые группы жайша хватают, это уже вполне понятно, высоких чинов из военной разведки. Военная разведка… на две трети, а скорее на три четверти турки. Как повелось еще с XIX века, поголовно из «партии войны». Алтын в последние годы держал своих псов войны на строгих ошейниках, спасибо ему большое… и в их рядах вполне мог вызреть какой-нибудь благонамеренный заговор. Не попытка переворота, ни в коем случае – а вот хорошая наваристая провокация в пользу Турана, приводящая к военному конфликту. Это запросто. Никто бы даже не удивился, а особенно сам Вождь, он и сам в свое время опирался на армию, и регулярно подогревает реваншистские настроения.
А мы – как противники силовых решений – должны были стать мишенью. Неплохо придумано: Тахира убрать, «Вуц» подставить, концерн, или хотя бы долю аль-Сольхов в нем, национализировать, МИД разгромить и нейтрализовать и вломиться в Восточный Пакистан для защиты экономических интересов Турана в нем. План вполне в духе армейской верхушки, да и идея преподнести ситуацию Вождю на блюде – тоже в их духе. Бреннер мог узнать о происходящем или вычислить, интересуясь обстоятельствами смерти своего старого приятеля и клиента – и помчаться с новостями к Вождю; допустим, он не знал, какова в этом роль Рафика, поэтому и не выходил на связь. Теперь они разобрались, и жайш хватает зарвавшихся военных. Правдоподобно; но при чем тут Фарид и все, что с ним случилось? Что и где накопала эта старая одноглазая сволочь?
Есть, конечно, и более неприятная версия: Бреннер с самого начала играл в одной команде с военной разведкой, и визит к Вождю – только элемент интриги. Несколько странно, учитывая, что Бреннера с Тахиром связывали не только деловые интересы, но и личная симпатия, к тому же господин посредник, по слухам и его собственным словам, на дух не переносил милитаристов в любой форме… с другой стороны, как он сам только что сказал – что такое личные пристрастия и симпатии, если речь идет об очень больших деньгах?
И почему Штааль. Почему арест? Ну ладно, слухи об аресте – но не ходят у нас совсем попусту такие слухи, что-то должно было случиться. И по времени – вот мы разговаривали, вот я уехал, вот его вызвали, вот пошел слух, вот... и получается, что первый настоящий арест, вот в списке этот Хадад, не знаю, кто такой, а серьезный кто-то, первый настоящий арест после вызова – меньше чем за час. Штааль до Дома доехать не успел по дневному движению, а у них уже все завертелось. Значит, что бы у военных ни делалось, жайш об этом узнал не от Бреннера.
Тут на краю глаза, коротко мигнув, материализовался Джозеф, двоюродный брат жены Рустама, качнул лезвием клюва и сказал, что к ним, в новоделийское их хозяйство постучался человечек, военный, сильно напуганный – и сказал, что были у них движения, и что по всей южной линии бродит слух, будто бы на самом-самом верху, неупоминаемо кто был не прочь прирасти одним из Пакистанов, но совсем-совсем не тем... беда в том, что этот не тот можно было взять миром, при минимальном умении, а кое-кому из армейских хотелось отличиться, очень хотелось – и они попробовали сыграть наоборот...
Знать бы точно, что там творится. Что делать – ложиться на дно и лежать тихо или, напротив, взмыть соколом и нестись к Золотому с клекотом: вот они, негодяи, вот кто желал зла стальному проекту, а, значит, благосостоянию и процветанию Турана!
Оглянулся вокруг, впервые за последние полтора часа осознал наличие кабинета, кресла, стола, вспомнил, что информация поступает не прямо в мозг – а на экраны. Термостакан чуть подсоленной воды на подлокотнике был холодным и мокрым по краю – значит только что принесли новый.
Рафик покрутил головой, освобождая мышцы. Последний арест был... двадцать две минуты назад и с тех пор – ничего. Подождем. Не будем дергаться. Авось отзовется кто-то из источников или союзников – или даже врагов – и прояснит картину.
Небольшая точка на столе светилась ровным зеленым. Фарид жив, Фарид в порядке... и пока в безопасности. Значит – можно не торопиться.
По проверенным данным только что в административном районе произошло несколько огневых контактов, по непроверенным данным – между НА и военными. Ходят также разговоры об арестах, слухомельница пока не включилась. Мои контакты не в курсе – что вас? Поторопимся, успеем раньше «Рейтерс».
Текст-сообщение, перехваченное системой «Сомнительное», Истихбарат Народной Армии Турана, Сектор А
Амар Хамади, курьер
Амар ненавидел полупрозрачные вертолеты жайша – радужные пузыри. Никакие похвальбы невероятной прочностью, просмотренные результаты тестов и фортели на авиашоу его не убеждали. Мыльный пузырь и есть мыльный пузырь. Лопнет и поминай, как звали.
Вдвойне он ненавидел манеру жайшевских пилотов рушиться вертикально вниз на крошечные посадочные площадки так, что уши закладывало.
Привыкнуть невозможно. Отучить от этого безумия – тем более, кочевник, пересевший с коня на вертолет, все равно остается кочевником, лихим и бесстрашным. Остается только терпеть и ненавидеть.
Шестеро раненых, двое убитых: один сотрудник Сектора А и один боец прикрытия на десять арестованных. Семеро раненых и трое убитых на двенадцать арестованных. Два самоубийства. Двое успешно скрылись.
Амар не знал, как оценить результат. То ли полный провал, то ли наоборот, полный успех. Для совершенно неподготовленной внезапной операции, пожалуй, успех. Две трети списка были взяты тихо, быстро, без критических осложнений. Треть… этого следовало ожидать? Или все-таки можно было избежать?
Ладно, пусть Штааль решает. Главное – выцарапать его, и пусть решает.
Прикоснулся радужный пузырь к поверхности, ожидаемо лопнул, выплеснул содержимое на посадочную площадку – и вот уже вокруг кишат и даже на прицел не берут – зачем? Неоткуда у капитана Хамади взяться допуску на посадку здесь. А раз сел, сам должен понимать.
