Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
Пограничники и береговая охрана? Хуже не будет!
Осведомительная служба МИДа? И эти сгодятся.
Ну и под конец – last but not least – воззовем к Союзу жен и матерей, благо, тут есть возможность обратиться к главе его дубайского филиала, почтенной супруге Мендосы, персонально.
– Да, ханымэфенди, нет, еще не женился, вот только найду одного заблудшего коллегу, да, только между нами – но Имрана, нашего дорогого Имрана, сами понимаете, убереги Аллах, что-то с ним случится, жена его, бедняжка, чтоб ей никогда не узнать вдовьей доли...
Это была старая, въевшаяся в кости привычка – еще со времен каирской "гражданской милиции", со времен уличных войн, привычка, которую армия – а контртеррористические части особо – признавала не просто полезной, а жизненно важной: если пропал один, его ищут. Десять, сто, тысяча. Сколько есть, столько и ищут. Бить пропавшего, если он потерялся без пропорциональной причины, могут тем же числом. Но сначала – найти. Потому что люди должны знать, что до них есть дело. Потому что там, где пропал один, может ходить опасность для сотен тысяч. Потому что... в общем, по всему.
Офицеру аль-джайш аш-шааби было куда сподручнее поставить на уши всех, кого можно и нельзя, чем армейскому лейтенанту или даже капитану. Амар выбрал жайш не в последнюю очередь именно поэтому: только дурак откажется от кольца всевластья, а даже значок гражданского члена Народной Армии Турана мог открывать многие двери, не говоря уж о погонах. Еще бы знать, почему жайш выбрал Амара...
Но пока что неназванных "всех" полномочий младшего инспектора, капитана Хамади, хватало на все нужные ему двери. И не просто хватало. Пойманные ворчали, возражали, иногда пытались надавить – но уступали, уступали и начинали делать дело. И если жаловались по начальству, то, видимо, не получали особенно приятных ответов. А за спиной у Амара царило... спокойное молчание. Никто не пытался его поправить, одернуть, никто не вызывал его, чтобы предъявить список отдавленных высоких мозолей. Видимо, он, наконец-то, все делал совершенно правильно.
Сеть растягивалась, захватывая город, окраины, оба порта, бывшие поселки гастарбайтеров, намывные острова бывших курортных зон, а ныне рыбные и устричные фермы. Сеть поначалу, как и положено всякой сети, дергалась от нестыковок, запаздывала по времени, ловила сама себя за хвост, а потом белые пятна потихоньку начали заполняться тонким слоем розового, как на анатомической картинке в учебнике – вот Имран Максум вернулся в конференц-комплекс, вот он снял данные камер и опросил персонал на выходе, вот он...
– Простите, – сказал в комм нервный женский голос, – инспектор Хамади?
– Да? – ответил Амар, почему-то уже зная, что ему сейчас скажут.
– Я работаю в морге южного сектора, – говорит доселе неизвестная Айша Рейхани, сотрудница городского милиса, старший сержант, медик и естественно активистка местного женсовета, а то бы могла и не позвонить прямо ему, а пойти по начальству и пусть уж оно разбирается. – Я боюсь ошибиться, но к нам поступил труп, очень, очень, к сожалению, похожий на ваш.
– Ког... – выговаривает Амар.
– Вот да. – перебивает его, соглашается женщина. – Понимаете, по времени не совпадает, он записан на самое начало вчерашней утренней смены...
Вчера утром Имран был жив. И днем. И даже вечером.
– С улицы собрали – денег нет, документов нет, одежда... и доставили как неопознанного покойника, предполагаемую жертву ограбления. Но он неправильно лежит.
– То есть как?
– В холодильнике неправильно. Если бы его вчера утром привезли, он бы был дальше по боксу. И в очереди на обработку стоял бы раньше. У меня бы сегодня руки до него не дошли, но завтра бы кто-то точно заметил. А так мне позвонили из женсовета, я проверила документы, ничего не нашла и решила глазами для верности посмотреть. А он... очень похож. И лежит совсем под дверью. Как если бы его вечерняя смена привезла.
– Никуда не уходите! – командует Амар. – Ни с работы, ни от тела. Я сейчас.
В морге было тепло. В конторе морга было тепло – не так, как на улице, конечно, а просто. Амар сильно удивился – почему? По Каиру он помнил – холодно. Очень холодно, промозгло и противно. И стены какие-то в серых пупырышках. А тут контора и контора, обои светло-желтые... моющиеся, бессмертный канцелярский приклад, телевизор, чайные стаканчики... и бездыханные, безветренные 24 градуса, как на Таити.
– Хорошую теплоизоляцию положили, – пояснила неожиданно молодая и какая-то непонятно нервная женсоветовская Айша. – Ни холодильники не чувствуются, ни улица.
Идти на опознание Амар не хотел. Оставались еще какие-то шансы в пользу ошибки и случайного сходства. Будут оставаться, пока он не войдет и не откинет тонкую скрипящую под пальцами простыню. Вообще он мог бы и не срываться с места лично. Можно было бы скинуть в морг индивидуальный идентифицирующий набор из личного дела и через полчаса получить точный ответ – «да» или «нет». В наш век, когда прогресс сделал весь мир близким, крайнее расточительство – пренебрегать экономией времени, как сообщил в прошлом пятничном обращении к служащим Народной Армии сам господин Кемаль Айнур, будь он неладен. Можно было бы, но это – непорядочно, недостойно, против чести. С некоторыми вещами мужчина должен встречаться лицом к лицу. «Например, со смертью, да? – ядовито спросил он себя – Ну, по этому параметру ты можешь не сомневаться в своем мужестве…»
Оттягивая время встречи с неизбежным, он поинтересовался у нервной Айши, отчего она так волнуется, и услышал в ответ, что иметь дело с голыми мужскими телами и осуществлять необходимые процедуры – разве это дело для порядочной мусульманской девушки? Судя по выговору и манере повязывать платок, добропорядочная девушка была саудиткой, но и для них это было слишком. Амар посочувствовал, Амар поднажал, поймал Айшу на несоответствиях и установил, что служащая морга уже не в первый раз сталкивается с тем, что предшествующая смена неверно оформляет поступившие тела, что-то мухлюя то со временем обнаружения, то со сроком. Это не говоря о том, что не все, обнаруженное вместе с телами, попадает к родственникам и наследникам или в государственные хранилища, и что она, Айша, терпела эти фокусы – и не бесплатно, подумал Амар, – потому что работа-то ей очень нужна, в доме не осталось мужчин работоспособного возраста, и так далее, и так далее, но связываться с Народной Армией она, Айша, никак не желает.
Амар похвалил это благоразумие и отстучал сообщение в офис.
Четверть полушария спокойно сортировала информацию. Кому может в славном городе Дубае понадобиться покойник со смещенной датой смерти? Да кому угодно. Жайшу и прочим заведениям – прятать в воду нужные концы. Преступным группировкам – на алиби. Торговцам органами – на трансплантаты. А что такого? В недавние совсем времена братья наши бедуины африканских беженцев и просто невезучих гастарбайтеров и живыми летучим клиникам продавали, а тут бесхозное мертвое тело... Правильно Айша нервничает, их теперь будут трясти трясом, выясняя, сместилось ли время регистрации – имя он даже про себя не произнес – так сказать, случайно, в рамках бытового рутинного жульничества... или их кто-то об этом попросил
Ненавижу этот город, параллельно думал он. Ненавижу этот город, где даже умереть нельзя спокойно, не успеешь отдать концы, как тебя немедленно поволокут в чан и утилизируют на пользу всему улью: разберут на кости и ткани, на мелочь из карманов и документы. И не честно – а по-воровски, украдкой.
Иногда ему казалось, что слишком давно живет на темной стороне улицы. Иногда ему казалось, что у этой улицы нет светлой стороны. А чаще всего приходила мысль, что его депрессии – вовсе не бытовой химический сбой системы, а вполне адекватная реакция на окружающий мир и собственное амаровское место в нем.
Потом он перестал оттягивать неизбежное. Шагнул через воздушную завесу на пороге, подошел к каталке и отдернул простыню. Все как в недавнем предчувствии – голубая синтетическая ткань скрипела на пальцах, а под одноразовой простынкой лежало тело. Очень длинное: голые ступни свешивались с каталки. Конечно же, это был Имран. Конечно же, он не собирался вскочить с радостным воплем: «Что, повелся?», а если бы и собирался – то не смог бы подчинить холодную и твердую плоть. Выражение лица у ныне покойного инспектора Максума было удивленное и слегка растерянное, словно кто-то сумел сыграть с ним самим отличную шутку. На груди, ровно у нижнего края грудины, темное отверстие, как раз указательный палец войдет, а по краям раны – четыре надреза. Пуля типа «ландыш». На спине, должно быть, выходное отверстие размером с два кулака, и во всем корпусе – сплошная каша. Мгновенная смерть.
Здешние жулики здорово рискнули. Характер травмы требовал немедленно снять все данные и сообщить в милис, чего, заметим, никто не сделал. Это уже не просто служебное несоответствие и не мелкая уголовщина, это уголовщина тяжелая... а может быть – государственная измена. Считай, самоубийство. Интересно, почем нынче совершают самоубийства служащие городского морга?
Неудивительно, что эта покорная дочь Ислама так нервничала. Удивительно, что она при всем при этом состоит в Союзе жен и матерей; потому что Айша Рейхани – а кстати, фамилия у нее ливанская, – может не знать, что именно делает соседняя смена, но не может не знать, что они что-то мутят; и они не могут ей не платить за слепоту. Стало быть, либо Союз в курсе, либо женщина водит их за нос... либо Союз проводит тут свою операцию, что только звучит смешно, а при знании характера и амбиций госпожи председательницы Союза... супруги нашего Мендосы... опять какой-то клубок змей?
– Дурацкие у тебя шутки, Двадцать Третий, – сказал Амар. – И всегда были дурацкие. Ты хотя бы помереть по-простому мог, а?
Нервная Айша, стоявшая за спиной, удивленно покашляла из-под маски.
– Не обращайте внимания, – посоветовал Хамади, и зачем-то повторил: – Не обращайте на меня внимания.
Жиль Ренье, кракен торжествующий
Вызов – визитная карточка с запросом на сеанс видеосвязи – приходит за пять минут до перерыва. Вежливо, точно и вовремя. Лиз Флеминг, руководитель отдела IRL. Что такое IRL? In Real Life? Industrial Research Lab? Неважно. Лиз Флеминг, руководитель отдела компании XCI, приглашает Жиля Ренье на разговор в полной проекции. Лицом к лицу. Практически in real life, смешно. Мы старики. Так уже четверть века не говорят. Любые контакты в сети – будь она белая, серая или черная, – по видео или аудио, это все равно реальная жизнь, и незачем выделять ее в отдельную категорию.
Лиз Флеминг не использует ни видеомасок, ни аудиокорректоров, предстает ростовой голограммой в натуральную величину, в естественной красе. Белая, лет тридцать, тридцать пять, жесткие рыжие волосы прилизаны и подобраны, черты лица неправильные, но приятные. На лбу две длинные горизонтальные морщины и одна короткая вертикальная между бровей. Сразу видно, откуда: Лиз Флеминг приподнимает и одновременно сдвигает брови, разглядывая собеседника. Умная мордашка. Серьезные глаза. Кофейного цвета закрытое платье прикрывает колени.
– Мистер Ренье, – она приветственно кивает. – Благодарю вас за то, что согласились встретиться со мной.
– Как я мог отказать вам? – "Заходи, дружочек, в гости, мухе говорит паук". – Особенно в такой ситуации. Чем я могу вам помочь?
Да, это "помочь", а не "быть вам полезен". И интонация подобающая. "Я знаю о ваших сложностях, я готов вложиться в их разрешение, мы все здесь в одной лодке".
– Благодарю вас, мистер Ренье. Дело в том, что я сегодня с большим удивлением узнала о той услуге, которую вы оказали моим коллегам. Верней, мне следовало сказать – двойной услуге, ибо, как я понимаю, вы были для них единственным – и бесценным – источником информации.
– Да, но это вышло совершенно случайно… – Ренье развел руками. – Ни я, ни мой коллега генерал Бреннер не предполагали подобного развития событий. Впрочем, им я обязан нашему знакомству, а потому не нахожу слишком неприятным.
Американка невольно улыбается. Чуть-чуть, но и этого вполне достаточно.
– Я тоже очень рада нашей встрече. К сожалению, ваш коллега не выходит на связь, а мне, помимо всего прочего, нужно у него кое-что уточнить. Именно в связи с развитием событий.
– Полагаю, что он слишком занят, ибо не вижу, что еще могло бы помешать ему встретиться с вами. Я передам ему, что его хочет видеть прекрасная женщина. Может быть, я еще чем-то могу вам помочь?
– О да, можете! – звучит весьма страстно, даже слишком. – Меня попытались подставить и сместить, и я не собираюсь с этим мириться.
Какая печальная прямолинейность, а впрочем, чего тут еще ожидать?..
– Будем считать, что эти неразумные люди задели и меня тоже. Я делился с ними сведениями, имея в виду несколько иные последствия. – а вот это почти прямая ложь. – Когда я выслушал коллегу Бреннера и рассмотрел в этом свете ряд полученных мной инструкций, я сделал – возможно опрометчивый – вывод, что ваша инициатива была согласована и на определенном международном уровне.
Флеминг решительно кивает. Наверное ей было нелегко делать карьеру в этом учреждении – с такой фамилией.
– Так что я, мягко говоря, не предполагал, что она прошла мимо внимания вашего начальства.
– Она и не прошла! Весь план подготовки полностью согласован и даже протокол о намерениях своевременно отправился наверх. Только три дня назад мы с генералом и нашим директором имели конференцию и уточняли численность…
– Так что же случилось, мисс Флеминг? – ушам своим не веря, переспросил Ренье.
– Накладка. Он забыл! Этот идиот просто забыл, что завизировал оба проекта! А так как такого просто не может быть, теперь кто-то из нас лишний. – Она не сказала «и, видит Бог, это буду не я», но и так было ясно. – Вы понимаете, почему мне нужен генерал? Он должен немедленно связаться с Исламабадом и выяснить позицию нового кабинета. Немедленно, понимаете?
– Да, мисс Флеминг. Но я думаю, что этот вопрос можно решить гораздо проще.
– Проще?
– Дело в том, что в Исламабаде официально связываться пока не с кем. То есть, вам – как и нам – уже достаточно ясно, что группировка министра обороны, вице-президента Салман Хана, получила подавляющее преимущество... и даже пользуется им не только для подавления. Но их положение еще слишком хрупко, чтобы заключать такого рода соглашения. С другой стороны, как раз в виду этой хрупкости, они будут рады услышать слова поддержки и прочесть обещания помощи – которые, кстати, могут им пригодиться не столько даже благодаря содержанию, сколько самим фактом существования.
Флеминг медленно кивает. Сейчас новое правительство Восточного Пакистана просто вынуждено сместиться в сторону Турана, так что любой ход, предоставляющий ему большую свободу выбора, крайне выгоден XCI, неназываемому начальству XCI – и, кстати, по странной случайности, почти всему миру. Кроме Турана. А может быть, и включая Туран. Даже такая большая змея может проглотить кусок не по росту и умереть от обжорства или перегрева, от чего, между прочим, господи нас упаси, что бы ни думали в Штатах.
– Если нам продали два билета на одно место, мы можем ехать вместе, – открыто улыбается американка… а председатель улыбается про себя.
– Да, можем. Хотя сначала наши поезда шли навстречу друг другу. Я готов передать ваши предложения одному из наиболее достойных доверия лиц в будущем правительстве. Собственно, я уверен, что он в курсе дела… был в курсе, но теперь наверняка в предложении появятся коррективы. Так что я жду от вас исправленный протокол о намерениях, и рекомендуемый мной политик немедленно свяжется с вами.
– Я вам крайне признательна. И правильно ли я понимаю, что у рекомендуемого вами кандидата есть дополнительный стимул для... поиска взаимопонимания?
Нет, вполне, вполне удовлетворительная барышня, и давайте хором не позавидуем тем, кто так опрометчиво продемонстрировал ей свои намерения.
– Пользуясь вашей метафорой, можно сказать, что он случайно выпал в наш поезд из самолета, но ехать ему все-таки надо.
Сегодня в восемь вечера в парке Мирдиф «Союз жен и матерей Турана» устраивает публичную лекцию и диспут на тему «Краткосрочный брак по контракту – костыль или ловушка?» Приглашаем всех. Желающим выступить после лекции просьба записываться у секретаря. По случаю общего усиления режима безопасности в связи с недавними событиями, больше пяти минут предоставить не сможем. Чай и сладости – подарок от пекарни «Прекрасная» с 25-ой улицы.
Объявление в районной инфосети
Амар Хамади, огонь на колесах
Амар вышел, повернул направо и остановился в тени под навесом. Прислонился к стене, ощущая лопатками неровный прохладный камень. Уткнулся взглядом в брошенную еще тлеющую сигарету, выкуренную лишь до половины. Отчего-то хотелось поднять ее и затянуться. Дикое, глупое желание – он и не курил ведь никогда; но движение казалось родным, естественным, рефлекторным. Хамади присел на корточки у стены и уставился на тонкую струйку сизо-белого дыма.
Шевелиться не хотелось.
Потом как-то сама собой под ноги стелилась обратная дорога, но окружающее замедлилось, стало вязким и тошнотворным, а мысли срывались вниз с гудением, тяжелые и липкие, словно капли горящего целлофана. «Найду – убью!»
Его окликнули, когда он свернул в переулок к остановке автобуса. Старый знакомый, сослуживец по армии, Симон аль-Шами, сириец, христианин, кажется.
Мир над тобой – и над тобой мир – как дела – да не очень – а что такое – да ничего, дела служебные, а ты – спасибо, хорошо, переезжаем, тесновато стало, – поздравляю, извини, спешу – не спеши, я к тебе не случайно…
Да неужели?
У нас много ходило слухов о твоем переводе – кто бы мог подумать, так что – двое моих приятелей, один даже родня немного, хотели бы с тобой кое что обсудить – мой перевод? – нет, твои служебные дела, они из истихбарат аскарийя.
«Убью, – подумал Амар. – И этих убью. Нашли время со своей вербовкой. Нашли время и нашли место».
Приводи своего родича и приятеля ко мне вечером в пятницу вечером, адрес не изменился, познакомишь, поговорим и о моих служебных делах – да нет, боюсь, в пятницу будет уже поздно – а когда поздно не будет – по правде говоря, вчера – я тебя правильно понимаю, аль-Шами – Амар, друг, я сам ничего не знаю, но им нужно позарез, вот так нужно, они полдня искали, как на тебя выйти, очень спешат – а им точно нужно говорить со мной – Амар, ты совсем правильно понял, сначала с тобой, может быть, больше ни с кем, ты решай, ты решишь – хорошо, тогда где и как, -
а пальцы уже болят, не ноют даже, а болят, набирая буквы прямо в кармане, потому что к инспектору Максуму тоже могли подойти так или как-то иначе и он мог пойти, потому что не ждал, а Амар ждет...
– cейчас – а где – вот там, на той веранде, вон мои приятели, видишь, те двое, и место хорошее – наверное, хорошее, а как же ты меня так срочно нашел – да по служебному трекеру же, как еще – да, действительно, я его стараюсь не отключать.
Это волна, знает он, это волна – но, что еще важнее, он не один. Сообщение отправлено и принято, на веранде ничего не произойдет, по крайней мере сразу, а потом станет поздно. Это шевеление в воде – не маленькая коричневая рыбка, а кончик щупальца. А дальше идет все щупальце, а за ним – гигантский кракен по имени истихбарат жайша. Берегись, охотник. И не охотник тоже берегись.
Рафик аль-Сольх, семья аль-Сольх
– Вот заключение нашего аудитора, проверившего базу данных предприятий в Карнатаке. Там был осуществлен взлом. Все, что содержится в базе насчет Абдула Хафиза Тарара – подделка. Разумеется, вся система готова для независимой оценки, и я хотел бы попросить о ней, господин Штааль.
– Да, разумеется. Я распоряжусь. – Рафик аль-Сольх явственно услышал через это вежливое обещание «я уже распорядился, но вашу лояльность к интересам следствия тоже оценил». – Спасибо, я так и думал.
– Все службы концерна в вашем распоряжении.
Мы оба знаем, что 95 процентов серьезных взломов осуществляется изнутри – полностью или отчасти. Но есть "изнутри" и "изнутри". Если кто-то был неосторожен, если кто-то продал информацию, если куда-то внедрили засланца – это пустяки, тогда мы – жертва. Если нас подвели другие, несемейные сектора концерна, может быть, даже европейские – это неприятно, но терпимо. Мы ценны для партнеров доступом к местным ресурсам – и тех, кто посмел рискнуть благополучием семьи аль-Сольх, раздавят свои же. В очередь выстроятся. Если им дадут и нам дадут, потому что интерпретация зависит от доброй воли...
Рафик думает об этом, чтобы не думать о другом. Фарид спрашивал о Бреннере. Фарида нигде нет. Бреннер и его ассистент не выходят на связь. При этом, Бреннер, как минимум, находится на месте, в гостинице. Но разговаривать не хочет. Что это может значить?..
Если взглянуть со стороны – все почти в порядке. Господин замминистра, полуглава семьи аль-Сольх, уже наполовину оправданной семьи аль-Сольх, – о эта проклятая половина! – сидит в уютном низком кресле, пьет очень хороший кофе, заваренный по-арабски, густой как сироп и такой же сладкий, наблюдает, как начальник сектора А контрразведки жайша просматривает отчет.
Как просматривает? Быстро, очень быстро. Безумно дорогая, Рафику аль-Сольху лично известно, насколько дорогая суперпроизводительная система то и дело идет радужными волнами интерференции. Человек за столом на долю секунды снижает темп, досада проявляется только в едва слышных коротких резких выдохах.
Господин замминистра разглядывает Валентина Штааля и думает, что ему почти повезло с преследователем.
Почти, потому что совсем повезло бы – с преследователем, которого можно было бы купить и который остался бы куплен. Деньги дешевле всего. Валентину Штаалю по прозвищу "Две Змеи" всегда нужна была власть – и власть на своих условиях. Поэтому дешевым вымогательством он заниматься не станет, зато трудно предугадать, куда свернет – и что попросит за свои услуги. Но, скорее всего, размер просьбы будет зависеть от сложности положения концерна. Реального положения.
– Господин замминистра, еще раз постарайтесь вспомнить, не слышали ли вы от Фарида чего-либо существенного? Это могла быть мелочь. Имя женщины, например. В день открытия конференции он был немного слишком возбужден…
– Я это тоже заметил. И еще он очень интересовался господином Бреннером – у меня интересовался. Я послал его в архив, но туда он не попал. Видимо, не успел.
– В архив?
– Я счел, что в этом возрасте запроса "папа, расскажи" недостаточно, чтобы получать информацию.
– Чем он еще интересовался? Мне думается, что еще рано изымать его компьютер для анализа, но…
– Вами, господин Штааль.
– Мной?.. – пауза длится совсем недолго, и в нее втискивается полуулыбка. – У Фарида… эм-м… разнообразная политическая ориентация. Что именно его интересовало?
– Ваш доклад. Тот доклад.
– Интересный эффект. Попробую давать его нерадивым сотрудникам, может быть, они тоже начнут пропадать… а я не буду искать. – Слишком молодой для своего места, слишком холодный человек, наверное, шутит. Точно. Глаза улыбаются.
– Интересное совпадение. – соглашается Рафик. – Бреннер вел для "Вуц Индастриз" переговоры с президентом Тахиром.
– Успешные, как я понимаю.
Кто бы иначе о них рассказывал в этих обстоятельствах?
– Они успели договориться, и Бреннер успел доложить о результате.
– Кто знал? – вскидывает голову Штааль.
– Дубайское руководство компании, партнеры – "Вуца" и Бреннера – руководство индийского филиала. Я.
Валентин Штааль, Две Змеи, слегка подается вперед и смотрит, не мигая.
Прикидывает, как это может выглядеть со стороны верховной власти? Паршиво, очень паршиво. Так, словно не добившись результатов на переговорах, кто-то из «Вуца» решил устранить Тахира – и сделал это либо вызывающе нагло, либо столь же вызывающе неумело. Может быть, никто не засек, что Афрасиаб Усмани, член кабинета президента Тахира, уже вышел на связь с Рустемом аль-Сольхом и запросил подтверждения того, что все гарантии и договоренности по сделке остаются в силе – но рассчитывать на это нельзя ни в коем случае.
Хуже того, прийти сейчас к Вождю за одобрением этой новой сделки – прямо-таки расписаться в убийстве, а что скажет Вождь, если решит, что «Вуц» по своей инициативе убрал несговорчивого президента? Сколько он – в самом лучшем случае – потребует за самоуправство?..
– Господин замминистра… я понимаю, что сейчас не лучшее время для долгих историй, но лучшим оно было, когда вы просили принять вашего сына на службу – а я тогда упустил, что сын старший.
– Вы хотите спросить, почему он настолько не при делах? – предупреждает неловкость Рафик. Неловкость уже почти привычная. На вопрос, «почему твой старший, твой наследник занимается невесть чем, разведчик он, видите ли», Рафику аль-Сольху приходилось отвечать чаще, чем хотелось бы.
– Потому что я за него боюсь. – И в ответ на недоуменно приподнятые брови приходится продолжать, привычно и заученно. – Дело не в семейном бизнесе и не в каких-то трениях. Вы слышали про Нью-делийский вирус 28 года?
– Високосный штамм? Да, конечно…
Ну надо же, удивляется Рафик, помнит без запросов, без подсказки. Небольшая – всего на полторы сотни жертв – вспышка энцефалитоподобной инфекции. Мутация, утечка из лаборатории или теракт. Рафик аль-Сольх точно знал: теракт, еще он знал, что выпустившие заразу в город люди уже никогда не встанут из-под земли, а горят в аду рядом с джиннами. Месть вернула ему самоуважение, но не жену и старшего сына – а средний, Фарид, выжил, вышел из комы через полтора месяца, без малейших наблюдаемых последствий, не стал ни слабоумным, ни эпилептиком подобно другим. В личном деле пометка о болезни, конечно, отсутствовала.
– С тех пор он занимался только тем, чем хотел – и как я теперь понимаю, это было моей главной ошибкой.
– Может быть и нет. – задумчиво сказал Штааль. – Но теперь это в любом случае придется менять. Господин заместитель министра, мне хотелось бы, если возможно, как-то познакомиться с результатами переговоров и подробностями сделки. Впрочем... вам наверное неудобно тут? Если хотите, я найду вам кабинет – с чистым компьютером и чистой линией. Вы сможете следить за расследованием примерно с той же скоростью, что и я. И еще, – не дожидаясь ответа добавил он, – мне вероятно понадобится встретиться с генералом Бреннером. Не сегодня и, наверное, не завтра, но в ближайшие два-три дня. Я бы предпочел, чтобы к этому моменту он не был ко мне нерасположен.
Средней руки чиновник без роликов
По краю стола бежит газетный стрип. В верхнем квадратике Бэтмэн – характерный стилизованный летучий абрис – гонится за другим, не столь известным, но все же узнаваемым стилизованным летучим абрисом «Девушка, погодите...» Квадратиком дальше несчастный защитник Готэма уже бьется в когтях под радостное «О! Избиратель!» – а в финале падает на острые крыши, сопровождаемый разочарованным «Тьфу, американский.»
Беззубо, но хорошая рисовка и точно пойманная интонация, Достопочтенная Гарпия любит качественные попадания, а газеты любят Достопочтенную Гарпию.
В остальном открытая поверхность стола черна и безвидна, да и хозяйка как всегда располагается где угодно, только не в поле зрения камеры.
– То есть вы уверены, что второй заказ тоже шел через «Xenovision Consulting Inc.»?– скрежещет сбоку.
– Не вполне в этой формулировке, мэм, – говорит чиновник пустому экрану. – Скажем так, либо она шла через XCI и руководство XCI и не подумало поставить нас в известность о существовании противонаправленного проекта, либо нас грубо и чрезмерно рискованно дезинформируют с неясными целями, отсутствующими перспективами... и очень краткими сроками на подготовку по-настоящему прочной дезинформации. Либо то и другое. То есть, заказ был, а лжет госпожа Флеминг только о мере своего незнания.
– Перекрестная проверка? – очень быстро.
– Подтверждает. Косвенно, но очень плотно. Проверять прямо мы не рискнули...
На экран падает тень, что-то звякает.
– Не продолжайте. Если прямо, то лучше уж прийти к кузенам и спросить в лоб, кто у них отвечает за это чудо. Но все же так мило, не правда ли? Разместить два противоположных заказа в одной и той же компании... вероятно, они выиграли оба тендера и подошли к проекту ответственно. К обоим проектам. Право же, странно, что это произошло у кузенов, а не у нас – это было бы так в традиции. Не нужно мне отвечать, я мысленно примеряю шляпку мисс Марпл и это – разумная альтернатива битью чернильниц. Итак, итак, итак... как вы думаете, что именно размещали через Ренье? Не убийство же.
– Я бы сформулировал так, мэм, на своем месте, готовя именно убийство, я бы не обращался ни к Ренье, ни к Усмани. На месте Ренье, приди ко мне кто-то с этим делом, я не взялся бы рекомендовать посредника. Если бы по неизвестным мне обстоятельствам сотрудничества не удалось бы избежать, я выбрал бы Усмани только в том случае, если бы твердо желал, чтобы покушение не вышло за пределы имитации. Поведение самого Усмани с момента теракта – поведение невиновного человека. Флеминг взорвала ситуацию, так что параметры заказа вскоре должны проясниться...
– Предварительное мнение? – американец, пожалуй, умер бы от такого запроса и ответственности, которую он подразумевает.
– Заказывали обвал сталелитейной сделки. Возможно также – обвал нашей сделки. Не исключено, что заказывали в очень жестких временных рамках. В этом случае, вполне возможен вариант, что, узнав о том, что наш посредник достиг соглашения, их посредник или их исполнитель впал в панику – и совершил ошибку.
– И убил, вместо того, чтобы напугать?
В их ведомстве госпожа премьер-министр не сделала бы карьеры. Вернее, не сделала бы ее так быстро. Обычная ошибка гражданских, даже очень умных гражданских – всюду искать логику. Достопочтенная Гарпия – логична. К счастью, ее работа – не искать истину, а навязывать ее. Истину, гармонию, красоту-как-эффективность и прочие ценности высокого искусства, которые в применении к государству просто выглядят непривычно... а по сути все то же самое. Из хороших писателей, хороших философов, историков, инженеров получаются прекрасные правители... из по-настоящему хороших танцоров – самые лучшие. Спросите Елизавету I.
– Допускаю, мэм. Кроме того, нельзя исключать и обыкновенный технический сбой. Если покушение, например, срочно перенесли на два дня раньше, нарушили график, спешили, нервничали... то у них, например, могло замкнуть контакт, который в норме замыкаться не должен был. И бомба из почти настоящей стала совсем настоящей, к общему удивлению. Единственный аргумент против этого – поведение самого Усмани. Если бы он предвидел такую возможность, он бы лучше к ней подготовился. Но с другой стороны, его могли и не посвящать в технические детали и даже, скорее всего, не посвящали.
