Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)
Интермедия: Полковник Аурелиано Буэндиа. Измир, Турция, 2023 год
Из окна виден дым в порту. Виден был бы, если бы кто-то стал смотреть. Порт уже работает, даже принимает грузы. Из окна первого этажа виден дым в порту, он стоит в небе – и день еще будет стоять, пока не додымится, не догорит все, что там покалечило. Измирский порт – часть военной инфраструктуры и законная мишень, а все остальное – обычные ошибки, побочные потери, у всех бывает. Так объяснил Эмирхан. Сначала привел термины на английском, потом перевел, потом растолковал. Раз-два и все понятно – и что происходит, и что думают те, кто ответственен, и что с этим делать. Например, не селиться рядом с законными мишенями, а если не повезло – переехать. А казалось бы, бесполезная наука – филология.
Семья Йылмаз перебралась из прибрежного старого Конака вовне, на самый край Борновы, еще полгода назад. Можно было купить дом и землю подешевле, чем во все-таки дорогом, хотя и не таком дорогом, как их прежний, левантийском районе. Но там, где подешевле, всегда стояла какая-нибудь законная мишень – нефтеперерабатывающие, ключевая трасса, опреснители. И еще в Борнове живут свои, совсем свои, только местные, анатолийские турки и местные же, еще старше их, левантийцы. Эти не спятили и не спятят, какому бы богу ни молились. Ни квартальных правил благочестия, ни погромщиков здесь можно не ждать. А еще земля важна, важна плоская крыша и большие балконы, важен очень вместительный подвал и свой дизель. Земля – это уже не Эмирхан, это уже его жена и сестра жены, микробиолог и ботаник.
Три университетских профессора в семье, достаточно чести – а что пользы? А много пользы, если профессора молоды и популярны, если их любят студенты, особенно те, что с ума не посходили. И те, что в армии. Можно по городу ходить, не опасаясь, есть, кого на помощь позвать, рабочие руки при нужде найдутся. А всякие сборы и разговоры – ну да, опасно, но что сейчас не опасно?
Никто не смотрит в окно. И телевизор – заработавший со вчера – почти никто не смотрит. С тех пор, как они все съехались и живут здесь, работы по хозяйству стало впятеро больше.
– Госпитальные суда «Щита Давида» подняли защитный международный флаг с «красным кристаллом» и утверждают, что покинут акваторию порта Измир только в том случае, если на это согласятся гражданские городские власти...
Эрен Йылмаз, отец семейства, все еще старший мужчина в доме, проходя через гостиную, как бы не замечает, что средний сын его, Эмирхан, сидит перед телевизором, чуть наклонившись, зажав коленями сложенные руки. Слушает, пытается понять, сориентироваться. Эрен давно бросил – не может. А у сына получается. У него почти все получается. Даже в армии все было хорошо – и с контузией повезло, вернулся живой и почти совсем целый. И сразу работать пошел – обратно в университет и на военный завод. Странно, что он до тридцати жил таким никчемным делом, американской литературой.
Хотя, может, так и научился разбираться с никчемными делами, находить смысл.
Щелкнул канал. Теперь из глубины экрана доносится что-то невнятное, про Анатолию, про независимость, про выбор народа и восстановление древнего благочестия во всем величии... вот тогда-то Милостивый и позволит одолеть врага... Это, значит, Анатолии отдельно? За благочестие?
Диктор на синем фоне булькает про долг верующих и про ввод добровольческих частей в порт Измир для оказания помощи и для разделения кварталов, где ожидаются беспорядки... Что ожидается? У нас ожидается? Эрен смотрит на среднего сына. Эти слова понятны даже и ему. Не было беспорядков – сейчас будут. И даже если этим, из Гражданской Мусульманской Армии, без крови удастся разрезать город на части, в нем станет много сложнее выжить и много легче установить свои порядки, на время. Пока не рванет.
Эмирхан встает, трет рукой лицо. Он не очень-то значительно выглядит, умный средний сын Эрена. Чуть пониже отца, сутулится еще. И разговаривает несерьезно, хотя понятно.
– Значит так, отец. Этого я объяснить не смогу. Это уже Фройд. Набирайте воду, заряжайте все аккумуляторы. Соседям скажите всем. А я пошел.
– К ним? – Эрен кивает в сторону телевизора. К этим? Объяснять? Хватать за руки?
– Можно сказать и так. Рооооооза моя? – зовет он. – Собирайся, родная, у нас чайник выкипел.
Сестра жены среднего, Бингюль, будто ждала, выходит из кухни, вытирает руки о передник. Вешает передник на крючок вместо уже снятой легкой куртки. Плоский удобный рюкзак со всем необходимым стоит под вешалкой. Бингюль наклоняется, проверяет карманы и отделения – все ли на месте, заряжены ли досыта батареи. Юсуф, старший сын, выходит за ней и тоже делает шаг к стойке. Эмирхан качает головой – кто-то должен остаться дома, если что. Что – будет. Будет обязательно.
Шесть часов спустя Эмирхан сидит рядом с водителем грузовика, языкатым студентом Кемалем, а комендантский час бесповоротно нарушен.
– Привет, растяпа! – слышен голос Бингюль в наушнике,– Ты всех обозначил, а нас с тобой забыл. Я «Синий», твой позывной «Золотой».
«Золотой». Алтын. Aureus. «El coronel Aureliano Buendía promovió treinta y dos levantamientos armados y los perdió todos» – подумал он на внезапно ставшем чужим языке. Перевел «Полковник Аурелиано Буэндиа поднял тридцать два вооруженных восстания и все тридцать два проиграл.» Тридцать два так тридцать два. Пока здесь что-то сложится, может потребоваться и шестьдесят четыре. У нас не Латинская Америка, чтобы достаточно было выиграть всего один раз.
– Отлично, Синий. Всем группам, говорит Золотой.
Хоть сто шестьдесят четыре.
На самом деле, понадобится всего три.
День 2
Амар Хамади, сотрудник сектора А
Получу премию и куплю байк, пообещал себе Амар. Не молодежную пластиковую ерундовину-скутер, а черно-серебряного монстра. Буду ездить очень быстро, обгоняя рев мотора, чтобы самому тошно не было. Как Штааль. И пусть только посмеет не сказать, как он ухитряется получать разрешение на старое топливо, я ему… а что, собственно, я ему? Зверь в гости не принесу? Вот ведь выстроил систему – начальству навредить нечем. Параноик.
Вместо личного байка ехать Амару пришлось на общественном автобусе. На двух, с пересадкой, поскольку обитала дама сердца чуть не на другом конце города и метро туда обещали дотянуть года через два. Такси уже не ходят, вертолет по чину не положен, катитесь себе, младший инспектор Хамади, на чем Аллах послал, а он что-то нынче неблагосклонен, не сказать хуже. Наверное, за виски. И что там еще было потом? Страшно даже вспомнить – кажется, шампанское…
Пузырьки из воспоминаний как-то умудрились переместиться в организм, так что Амар выскочил за две остановки до работы – и еще полквартала благодарил небеса, судьбу, Солнечного Вождя и управляющий совет столицы за щедрую заботу о гражданах, выражающуюся в утреннем дожде и неуклонной уборке улиц. В совокупности со схлынувшим первым часом пик и еще не нахлынувшим вторым эта забота давала возможность дойти до тамбура родного учреждения относительно целым, в относительно здравом уме, и даже с – о безумец! – завтраком внутри.
За герметичными дверями тамбура, а если точнее, за распахнувшимися дверями лифта начинался рай. Во-первых, в нем было пусто. Конечно, если присмотреться, то за толстыми стенными стеклами можно было порой различить движения – как рыба в аквариуме хвостом повела. Во-вторых, в нем было холодно. В-третьих... его собственные шаги глотал губчатый пол, а других звуков не было. Не-бы-ло. Тюбик "утреннего счастья" лежал где обычно, в уборной, на верхней полке аптечки. Амар выдавил в стакан сантиметра два, развел водой, проглотил, не морщась, потому что морщиться было не от чего – а потом снова открыл воду и сунул голову под кран.
Через три минуты уже совсем живой сотрудник сектора А Амар Хамади обнаружил у себя на столе термос-кружку с кофе – полную – и решил, что в жизни есть место не только радости, но и счастью.
С утра после бессонной ночи вчерашний вечер выглядел… безумным и чужим. Факты в голове, все на месте, до потери памяти он не допивался – пока, как грозил врач; чувства еще не проснулись. Наверное, спят в обнимку с Паломитой, и правильно делают, но без них затруднительно разобраться – как это все вышло?
Фарид с льстивыми комплиментами, страшными историями и баром. Фарид и заинтриговавший его Бреннер – и это не бред, не галлюцинация, а сугубая реальность. Парнишка был на конференции и вцепился в отставного генерала как клещ, и пристал с этим к Амару, и поди знай, это он случайно, просто за то, что Амар 16-го никогда не доставал, или все же покопался в личном деле, или это вообще проверка, привет от Штааля?..
Бреннера Амар помнил слишком хорошо. По Нимрозу. Теоретически его собственные задачи и задачи Бреннера совпадали. Практически Одноглазый… или это он как раз в процессе приобрел новое прозвище? – играл в какие-то странные игры, всем мешал, тянул одеяло на себя и не давал никому покоя.
У Бреннера было мало людей и мало ресурсов, а свои представления об интригах, призванных внести раздор в нестройные ряды местных радикальных суннитов и просто бандитских формирований, генерал, кажется, заимствовал из старых гангстерских фильмов. Впрочем, среди борцов за веру хоть и встречались образованные люди, до "Кровавой жатвы" или "Перекрестка Миллера" их образование не доходило – поэтому затеи консультанта со второго раза на третий, но срабатывали, чего нельзя было сказать о большей части официальных мероприятий. Поэтому объяснить Бреннеру, что его стратегия устарела еще в прошлом веке, никто, конечно, не мог.
«Не трожь, пока работает». Принцип, неизбежно приводящий к грандиозным обвалам. Как там называлась японская атомная станция, которую вовремя не закрыли и не модернизировали? И китайский химический комбинат – где он там, и русская шахта, и еще одна в Уэльсе… все работало и казалось эффективным. Бреннер вот тоже казался очень эффективным, да не казался, а был – и поклонников у него по обе стороны было столько же, сколько противников. Вброс компромата, и два отряда радикалов ликвидируют друг друга без единой жертвы со стороны антитеррористических подразделений что Турана, что ЕС – браво, как экономично и красиво. Амара от таких методов мутило, он сам не понимал с чего, и потом долго ловил ассоциации. Радиация, рудничный газ и так далее. Невидимо, не ощущается, а на первый взгляд все безопасно – особенно, если соблюдение норм проверять по принципу «работает же».
Наверное, если подумать, не Амару было судить генерала. Но Амар Хамади и не судил – он просто делал все возможное, чтобы его люди, включая его людей среди местных, от этих кинематографических штук не пострадали. И нажил себе в регионе репутацию. Своего рода. Поэтому, когда представилась возможность – легкое ранение – его оттуда убрали. Даже на полуприличную должность не поскупились. Наверху не любили, когда региональные командиры слишком... сливались с местным населением. Бреннер исчез из поля зрения, мутное чувство осталось. Но сейчас, кажется, дело было не в послевкусии от Бреннера. Дело было в Фариде.
Не в том, что парень ни с того, ни с сего свалился советоваться именно к Амару. Проверка так проверка, единственный способ пройти – вести себя естественно. Естественно для новичка младшего инспектора Хамади, у которого паршивое личное дело, скверная репутация, дурной нрав, мало покровителей и совсем нет родни. Злиться, нервничать, опасаться и одновременно накручивать себя на амбиции. Я, да я, да надежнее меня…
16-й, кажется, был вполне искренним, да и мелковат он для внутреннего контроля – и вот это уже не просто фонит, это сброс по реке. Потому что с какой радости ему, именно ему вцепляться в Бреннера, как во врага всего туранского и солнечного?
«Вчера я не знал», – подумал Амар. Вчера не знал и отреагировал на знакомую фамилию, мол, помню-помню я его. Сидели по разные стороны границы, конечно, но какая там на самом деле граница. Сволочь, и поди пойми, чья – по крови-то он западный европеец, конечно, а по интересам – в чью пользу он Пакистан разделил? Половину атлантистам, половину вообще русским, наверное – это уже потом Акбар Хан в сторону Турана хвостом вильнул.
Предвидеть это тогда было невозможно. И что Акбар Хан предшественника зарежет, и что это действие переживет, и что в наши объятия кинется, и что столько просидит. А оппозиция тамошняя, та, что уцелела, по-прежнему на север ориентируется и на совсем восток, на Китай. Вот и считай. Непростой раздел был.
Кстати, а откуда Бреннер все-таки в этот раз взялся?
Вокруг уже передвигались люди, солнце вышло на уровень верхних этажей и потихоньку заливало сектор А переливчатым подводным светом. Если приглядеться, можно было заметить, как уменьшают интенсивность, а потом вовсе гаснут лампы дневного, отключают подсветку экраны, цвет отбрасываемых теней насыщается голубоватым... Все новички обычно старались поймать дневную и вечернюю "перемену" – зрелище, вполне сравнимое с рассветом. Но Амар Хамади в помещении отдела отсутствовал.
Бреннер возник неожиданно, но Шеф никому задачи выяснить не ставил, значит, все уже проявилось, и даже, может быть, в открытые источники просочилось... но нам-то никто ничего не докладывал. Значит, добросовестный сотрудник в моем лице может прогуляться по базам данных, отследить связи и все прочее – и составить краткую сводку, чтобы коллегам потом не возиться. Будем считать подачей милостыни. И первым делом проверим мы налоговую декларацию. Потому что многоуважаемый господин Бреннер у нас не только физическое лицо, но и предприятие. Как посмотришь на него, так сразу и поймешь – предприятие. Концерн.
Вот она, декларация – а в ней, где он, тут он, список компаний, выплачивающих ежегодно угловатые суммы за право в любой момент обратиться за консультацией. Список короткий, потому что Бреннер пусть и концерн, но маленький. И пополам не делится. Но зато третье место в списке занимает кто? "Вуц Индастриз". Родной и любимый индийский сталелитейный комбайн, на четверть принадлежащий, несмотря на место регистрации, семейству аль-Сольх, младшей ветви. Старшая традиционно поставляет государствам государственных служащих. Финансово независимых... Вытекающий отсюда вопрос: что пил Фарид? Потому что нужно нечто нетривиальное выпить, чтобы смотреть такими глазами на собственного консультанта.
Амар посильнее нажал на ноющую точку над бровью, зажмурился, прогоняя мелкие цветные искры из глаз. Вспомнил фрагмент вчерашней беседы, уже после того, как Фарида понесло в непонятное, в параноидальные умопостроения, дескать, отставной Бреннер на конференции появился со злобным умыслом и наверняка по душу Акбар Хана же.
«Да кому он нужен, Акбар Хан? Он уже политический труп. Даже если его прямо завтра посреди зала пристрелят, тут ущерб для нашей репутации, да – но сколько выгоды! Зачем Бреннеру ради нас стараться? Брось, он этого ни даром, ни за хорошие деньги делать не станет. И вообще, если вредить – то второй президент куда более перспективный объект, правда?»
Геенна огненная... я ж его едва не полчаса убеждал, что из смерти восточнопакистанского этого Тахира можно не меньше пятидесяти вредных последствий соорудить, если с умом подойти и заранее подготовиться. А если подходить совсем с умом, то прибить нужно обоих и все свалить на нас.
Ладно. Понадеемся на то, что Фарид аль-Сольх все-таки додумался поговорить с родным отцом, или хотя бы просто посмотреть в семейные документы. В конце концов, кто 16-му даст хоть пальцем шевельнуть без приказа? А если он что-то интересное найдет, так и хорошо, раз, другой – и номер сменит.
А чего вы хотите от Американского Союза Защиты Гражданских Свобод? Последовательности? Да когда они были последовательны? У них, в свое время, двадцать лет ушло, чтобы решить, защищают ли они права коммунистов или нет. Государство на танке ездило по гражданским свободам, государство протащило через Верховный Суд решение, что само членство в компартии равно намерению силой свергнуть существующий строй, государство напало на адвокатуру, приравнивая юридическую защиту левых я уже не помню к чему, и сажало адвокатов как морковку вместе с подзащитными... штаты на местах наплодили внутренних правил, позволяющих арестовывать, увольнять, лишать и грабить за ссылку на Пятую поправку, и Верховный Суд все эти решения подтверждал как штемпель, а эти все не могли договориться меж собой – страдают от всего этого свободы или красная угроза такова, что, наоборот, в нарушении Конституции лежит единственное ее спасение? Оруэлл ничего не выдумал... Двадцать лет они жевали мочало, не вступаясь, даже когда у законопослушных граждан отнимали паспорта по подозрению, пока разросшимся низовым организациям это не надоело – и они не вышибли мочалоносцев из правления. И оказалось, что – не поверите – никто не умер. И красная гидра не оплела и не пожрала, даже, скорее, наоборот.
Вы скажете: но после 11 сентября они заняли твердую гражданскую позицию, они протестовали... Да. Пока казалось, что дело в горстке террористов и войнах за океаном. А когда стало ясно, что речь идет о малосовместимых культурах, пустивших корни по эту сторону Атлантики, о пресловутой внутренней опасности, причем невыдуманной, тут они опять потеряли ориентацию и тоже надолго. Как и почти все. К счастью, не в такой степени, как в Европе, от такого стыда Конституция и остатки совести нас уберегли. Многие скажут, что уберег Бог, и я соглашусь, что в той ситуации то, что мы не стали огулом лишать гражданства людей, которым оно принадлежало по праву рождения, можно объяснить разве что чудом и вмешательством благой силы. Хотя и без этого последнего грязного дела, от которого мы все же удержались, подлостей было сделано достаточно. Но время идет, истерия спадает, люди начинают вспоминать, что они – люди, во-первых, и что их интересы редко совпадают с интересами верхушки, во-вторых. И думаю, то, что мы видим сейчас – очередная попытка АСЗГС восстать из пепла. Наше дело поддержать их в этом.
Запись от 14.12.2038, "Красно-черный форум", плавучая зона "серой" сети
Фарид аль-Сольх, лингвистический консультант
Стоя под навесом, Фарид видел как зависает над посадочной площадкой и рушится вертикально вниз мелкий прыткий вертолет жайша. Сам он с детства летал на подобных с отцом, с дядей, но никак не мог привыкнуть: укачивало. Прилепи средство, вцепись в поручни и терпи, пока машина по невидимой спирали ввинчивается в небо, потом в землю, а в промежутке мелко, тошно, невыносимо вибрирует. Лучше, чем стоять в пробке или толкаться в автобусе? Какое там…
До конференц-зала он добрался на метро и был тем счастлив. Прохладно, свежо, скорость, в окнах мелькают огни, провода, странные конструкции. Девушки улыбаются, смотрят на мундир, опускают глаза – будто в первый раз увидели офицера. От этих взглядов и просыпаешься, с удовольствием, между прочим. И чувствуешь себя не кладбищенским гулем, а живым человеком, даже если читал почти до рассвета, а рассвет рано, а выходить нужно через час после него.
Двадцать Третий стоял поодаль, курил свою травяную дрянь – кто бы уже запретил все эти бесконечно полезные для здоровья самокрутки с неведомо чем, – тоже смотрел, как садится вертолет и по трапу сходит Штааль. Вот кого, наверное, не укачивает никогда.
Когда шеф подошел поближе и взглядом отыскал на краю посадочной площадки под солнечным козырьком своих, на лице у него появилось выражение, и от этого Фарид очень удивился.
– Ну что, мои химически нейтральные работники?..
– Здравия желаю, господин старший работник, – с пулеметной скоростью выпалил Двадцать Третий, как лигатуру написал, и подумав добавил, – сэр.
Кажется, "сэр" был уже лишним. Кажется, лишним было все.
– Вольно. Хотелось бы знать, господа работники, какая сила помешала информации о фильме – вместе с экспресс-анализом возможных последствий – обнаружиться в сводке новостей? – Валентин-бей был само доброжелательство.
– Я же говорил, – подумал Фарид. И не сразу понял, что думает очень громко. То есть вслух.
Образовалась секундная неловкая заминка. Штааль смерил обоих взглядом, слегка задержал его на уйгуре.
– Имран… – сказал он, и Двадцать Третий сразу как-то подтянулся, стал вдвое прозрачнее и тоньше. – Я так понимаю, в прайд вы наигрались.
Зарождения прайда Фарид не застал, но ему рассказали раз тридцать. Однажды инспектор Максум явился на службу в майке – само по себе безобразие и нарушение, – так еще и на майке красовались три горизонтальные черточки заглавной греческой xi и английская надпись «XC PRIDE». И тут неожиданно и без предупреждения в офис за какой-то надобностью зашел Валентин-бей. Узрел чудо, а его трудно было не узреть, уйгур длинный, майка оранжевая, надпись зеленая, покачал головой и посоветовал перевесить это сообщение на дверь вместо таблички «Аналитический отдел». Ребус разгадали не сразу.
В другой организации, может, и оскорбились бы – шеф одной фразой их в львицы переназначил. Здесь принялись играть. Вплоть до объявлений: "Перерыв на сон с 10 утра до 26 ночи", шестнадцатичасовый, как львам и положено, и "Работаю, не будить".
Но со временем приелось, наверное.
Имран молчал. Думал, что сказать. Или куда провалиться. Фарид, во всяком случае, размышлял именно о втором. Потому что получалось, что вчера весь день шеф не понимал – отчего на него все вокруг смотрят, будто у него лишняя пара мандибул отросла. А Фарид мог ему объяснить и не объяснил, даже не потому что развлекался, а по чистому недомыслию.
В другой организации это могло стоить… головы, пожалуй. Не Фариду. С его семьей по такому поводу никто связываться не стал бы, конечно, уволили бы – подстава, считай, предательство, но тем и ограничились. А Двадцать Третьему… Демирдере был турок, этот воздержался бы, а арабы обидчивые и мстительные, и не прощают такого. А здесь что будет? Отец как-то назвал Валентин-бея «Две Змеи», а почему – не объяснил.
Скверно вышло.
– Я был совершенно уверен, что вы уже в курсе и подыгрываете, – сказал Фарид. –Валентин-бей, простите, пожалуйста, но мы привыкли, что вы всегда все узнаете раньше всех.
– Да, – вздохнул Штааль. – Это отчасти моя ошибка. Но я надеюсь, что больше мне не придется сталкиваться с такой формой вежливости. И что все остальные будут уведомлены своевременно. – То есть сейчас же. – Потому что нам нужно работать, а сюрпризов на конференции и так больше, чем нам хочется. Восполнять от себя не придется. Да, – он обернулся уже в движении, – и перестаньте наконец нервничать. Вы беспокоите весь Улей.
К 20 году от радикалов было некуда деваться. От Эфиопии до Афгана, не говоря уж о всяком там Египте. Разумеется, количество жратвы было обратно пропорционально религиозному пылу, а уж грызлось это все между собой куда там паукам в банке. Нет, сунниты против шиитов и все вместе против талибов – это понятно, но они этим не ограничивались. Бить курдов тоже всеобщее увлечение, но это тоже еще даже не основной конфликт. А вот какие-нибудь там ортодоксальные исламисты Египта против фундаменталистов Судана... Причем без поллитры не разберешься, кто кому что отдавил, а с поллитрами стало туго. С туризмом, понятное дело, тоже, и чем дальше, тем хуже. Зато стало хорошо с полицией нравов, шариатскими судами, побиением камнями и бабами, замотанными в три мешка, для надежности. Между всем этим беженцы туда и беженцы сюда... и регулярно кого-то перевоспитывали. Лавочников камнями, лавки – бензином, ну, например, за любые книги с латиницей, за компьютерные игры. В Египте, помню, это была особо популярная тема – «подражание неверным». Причем самих неверных, например, русских, никто не трогал. А вот мальчишек, которые у нас выпрашивали сигареты, такой патруль полиции нравов как-то очередью положил прямо у входа в гостиницу... но, в общем, я не о том.
Году так к 25, когда от всего воинственного пыла остался только пшик, а натовцы разгуливали тут как у себя дома – и тут, и вообще от океана до океана, – фанатизм резко поубавился и вдруг выяснилось, что во всем виноваты радикалы, проповедники и ревнители веры. Довели мирный трудолюбивый исламский народ до ручки и завели в пропасть. А спасение лежит в светском образе жизни. Арабская, мать ее, Осень. Не всем это, конечно, понравилось... и что тут началось, куда там предыдущей каше. «Бой в Крыму, все в дыму». Кто мечеть взрывает и муллу вешает, а кто потом его самого расстреливает. Тогда и появились эти «невесты смерти». Вроде наших давнишних шахидок. Выходит такая корпулентная дама в обычном наряде, одни глаза видать, а там не столько дама, сколько взрывчатка с железным ломом... что-то вопит, еще так покрутится, что балахон развевается – и бабах!.. Да, сам видел. Зрелище из разряда «хрен забудешь». Ну жив же. Да, и здесь, в Дубае, тоже. Так что через некоторое время на женщинах покрывала и слишком свободные тряпки стали поджигать. Типа – снимай хиджаб, вставай на лыжи. Причем у меня такое ощущение, что делали это ровно те же отморозки, что тех же баб пять лет назад кислотой поливали как раз за отсутствие никабов...
Сергей Алиев, корреспондент РТВ в Дубае. Беседа с Андреем Богомоловым, корреспондентом РТВ в Дубае. Язык: русский. Время: 22.37. Дата: 18/05/2039. Место: клуб «Фри Зон», Джебел-Али. Расшифровка записи из архива Сектора С (стран РИК) контрразведки Народной Армии Турана.
Примечание 1: «Взгляд, конечно, очень варварский, но верный». Личный код JHISB-C-258
Примечание 2: «Комментарий сотрудника JHISB-C-258 сделан в непозволительной форме и неинформативен. Замечания к расшифровкам должны быть сделаны в общедоступном виде или снабжены соответствующими отсылками. Также налицо недопустимое оформление цитаты». Личный код -JHISB-C-001
Фарид аль-Сольх, все еще лингвистический консультант
– В чем разница между globally и internationally? – спросил Имран.
– Контекст?
– I have worked locally, globally and internationally.
– Не представляю, – признался Фарид. – Это хоть кто?
– Британец, – с омерзением сказал 23-й, и тем же противным голосом выговорил: – Консультант… линг-ви-сти-чес-кий.
Реплика явно была рассчитана на сидевшего рядом Штааля, но тот если и обратил внимание, то виду не показал. Делал какие-то быстрые короткие пометки на своем планшете, к докладу готовился.
– Почему Хамади не консультант, а все знает? – проклятый уйгур мстил за утреннюю сцену и прекращать развлечение не собирался.
Фарид в очередной раз промолчал.
Словари и сеть тоже промолчали – словосочетание есть, всякая сволочь атлантическая им пользуется, а что оно значит – а похоже, что ничего не значит, формула и все. А скажи Имрану, на смех поднимет. И постарается, чтобы шеф заметил.
23-й и до того жить не давал, а тут как с цепи сорвался. Посадил данные в матмодель закачивать – предсказывать, как поведет себя незваный ифрит Бреннер – с нуля. Все досье по новой, все вчерашнее, перемещения, контакты, выражения лица, все, что наши камеры на его планшетке поймали, и свеженькое, сегодняшнее – будто автоматика не справилась бы лучше Фарида. А если уж вручную, то и считать вручную же, головой. А Имран запретил, чтобы предвзятости при отборе данных не было. Сказать кому... только заметишь что-то интересное, как сразу же шипит: "Перестань думать!"
И если это называется «покажет как» – то чтоб самому Имрану так показывали, когда он пяти слов подряд разобрать в устной речи не может. О чем ни спроси – «там подсказка есть» и «что, интерфейс недостаточно дружелюбный?» И все вслух, все нарочно. Себе забрал построение карт, а Фарида приставил роботом-заполнителем. Причем толку-то с математического моделирования, оно только для больших групп эффективно, а здесь сгодится лишь для отчетности: мол, применяли все новейшие разработки наших выдающихся исследователей, а если ничего не сходится, то, наверное, или исследователи недостаточно выдающиеся, или разработки в процессе применения успели устареть. Потому что не бывает же таких объектов, которые в модель не лезут, правда? Не бывает?
Даже если анализатор глупости всякие гонит с намеком на мировой заговор атлантистов. Ну заговор-то, допустим, существует... но конкретики хотелось бы, а не пророчеств невнятных – вроде события международной (и, наверное, глобальной) важности на не то сегодняшнее, не то завтрашнее, не то послезавтрашнее число в прямой связи с анализируемым лицом. Будто мы не знаем, что программа раз через раз такое выдает и любое совпадение с жизнью нужно считать случайным.
Одно утешение – они нас, небось, так же анализируют. И теми же методами. И с той же точностью.
– Консультант, прекрати думать. Руками шевели.
Фарид хотел огрызнуться, но тут к шефу подъехала портативная трибуна, уже полтора часа гулявшая по кругу, и он удивленно вскинулся, словно ожидал чего угодно – официанта с бокалами, охранника с наручниками, но только не безобидного плоского стола с выступами микрофонов и камер.
– Рад всех видеть в добром здравии, – меланхолично сказал микрофону Штааль, отлаживая тембр и громкость. – В нашей области не произошло значительных изменений, а потому наше заявление будет мало отличаться от прошлогоднего.
Дедушка Бреннер радостно хихикнул, шеф с церемонной благодарностью кивнул ему – шутка не пропала даром.
– Единственный значимый успех по чести принадлежит не нам, а службе биоконтроля Аль-джайш аш-шааби, однако я рад сообщить всем собравшимся, что модифицированный панамский грибок, недавно интродуцированный нами вот в эти регионы, – на карте перед трибуной зажглись один за другим традиционные героиновые площади Среднего Востока, – живет, здравствует и поражает любые разновидности опийного мака, но не проявляет ни малейшего намерения перекинуться на другие культуры. Его способность перемещаться на большие расстояния и проникать в самые укромные и изолированные долины также не перестает вызывать удивление. Таким образом, вопрос о героиновом финансировании экстремистской деятельности по расчетам сойдет с повестки в ближайшие два года на радость всем людям мира и доброй воли.
Теперь хихикнул не только Бреннер. Картографированное веселье зала должно было напоминать глобальную температурную карту. То есть, континентальную. Красное, рыжее, желтое очагами – это наши, синее, голубое, зеленое пятнами – это атлантисты и их прихвостни, которым сегодняшний доклад неприятно перекроил повестку конференции. Вот вам три мешка верблюжьего помета, а не иностранную военную помощь Акбар Хану. Судя по радости, дедушка у нас по лояльности стоит где-то между Вождем и шефом жайша. Странно. Вносить это некуда, самый дружелюбный на свете интерфейс не предусматривает, вот надо же.
