Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)
Генерал Бреннер похудел и спал с лица за полгода новой службы и почти всё свободное время лежал – то дрых, то просто валялся с закрытыми глазами, слушая книжки. Правда, когда было нужно, просыпался моментально и соображал, по мнению Вальтера, заметно лучше молодых и выносливых подчинённых. Иной раз Вальтеру казалось, что один генерал что-то в окружающем хаосе и соображал. Может быть, кто-то на самом верху полагал так же – в противном случае, для бывшего советника российского президента подыскали бы другое место, подальше от реальных дел.
Европейцам все время приходилось выезжать на смену туземным частям, если те вдруг сталкивались со слишком сильными бандами с племенных территорий или просто пугались невесть чего, как часто бывало. Еще приходилось пресекать погромы, которые правительственные войска пытались учинить, входя чуть не в каждый город и поселок, а в свободное время разделять формирования, готовые дойти до поножовщины между собой, ловить террористов, контрабандистов, шпионов, торговцев оружием и живым товаром, инструкторов, проповедников. Положиться на местных мог бы только самоубийца. Вальтер каждый день вспоминал русских: тем отчего-то казалось, что их армейский бардак – самый невероятный в мире, они еще и очень обижались, когда он говорил, что если только по европейским меркам, да и то… нет, это еще не бардак. Так, местами – легкий беспорядок.
Генерал злился и усыхал, но все равно, по мнению Вальтера, чувствовал себя в Пакистане как рыба в воде… точнее, как ядовитый паук в песке: в своей стихии. Если бы ему придумали другое наказание – сидеть в штабе, в архиве или учить новобранцев, он бы за пару месяцев спятил, а тут все-таки работа. Борьба с пакистанским сепаратизмом, в которую по вполне понятным мотивам встряла Европа. Кто же захочет, чтобы племенные территории и Белуджистан развелись с метрополией, развернулись и взяли курс на Китай или Россию, попутно забрав с собой почти весь пакистанский газ, уголь и практически всю таблицу Менделеева, рассыпанную по пустыне?
Хуже всего было на юге летом. Вот тут Россия вспоминалась уже не каждый день, а по три раза на дню – какая хорошая страна, какой прекрасный климат. Здесь, как только спускались с перевала, ветер с любого направления нёс тучи пыли. Портилась электроника, барахлила связь. На спутниковой интерактивной карте, даже когда она работала, ничего нельзя было разобрать. Ломались двигатели, «адаптированные к условиям пустыни», заедало оружие… В предгорьях и на окраинах городов патрули смешанных европейско-пакистанских вооружённых сил «ходили опасно». На них нападали реже, чем на местных солдат, но потери всё равно капали как из местного ржавого рукомойника. Четверо-пятеро убитых – спокойный месяц, но бывало, счет шел на десятки. Особенно усердствовали талибы, но и остальные старались не отставать. Европейские отряды то и дело попадали, как тунец в сэндвиче, между разными отрядами сепаратистов, между сепаратистами и правительственными войсками, между верными правительству и восставшими, между непонятными местными полубандами-полуополчениями и опять-таки правительством, талибами, сепаратистами. Разведка ошибалась, информаторы врали, агенты работали на половину планеты, пленные путались в показаниях – Восток есть Восток, все как обычно. За десять лет ничего не изменилось, а судя по рассказам Бреннера и местных, ничего не изменилось и за сто двадцать лет.
А через год вдруг стало гораздо хуже. Стало так плохо, что однажды, любуясь руинами пыльного дома – деревенская школа, медпункт, почта и магазин одновременно – разнесенного пока еще непонятно кем, может, и правительственной ракетой по ошибке, – Бреннер сплюнул в сухой песок и сказал:
– Все. Хватит. Надоело. С этим надо что-то делать.
Ухмыльнулся половиной лица и принялся насвистывать мелодию, которую позаимствовал у русского президента – даже не песню, а ее переделку (этой традиции Вальтер никогда не мог понять, зачем класть на чужую мелодию свои слова, и не как в переводе мюзикла, а так, не пойми что?). Слова Вальтер знал, ему переводили все желающие: «Моя смерть вам ничего не даст: все, что мог – уже сделал…»
Когда президент Осокин это напевал, тоже ничего хорошего ждать не приходилось.
Александр Бреннер, генерал в отставке
– Зачем я их всех сюда притащил? – удивился президент Тахир. – Ну, ты, Искандер, в самом деле теряешь хватку! Как же я эту ораву дома оставлю, без присмотра? Возвращаться страшно будет!
Бреннер хмыкнул, налил себе ещё пива, глотнул. Восточнопакистанский президент, как и положено, порядочному мусульманину, пил алкоголезаменитель. Временный обитатель левой башни правительственной гостиницы «Симург» – маленький, сушеный как курага, весь в складках сморщенной смуглой кожи – казался весёлым, быстрым, почти не изменившимся за семь лет. Это если смотреть издалека или по сети. Вблизи, подо всем этим бурлением, уверенностью и решительностью, ощущалось что-то напряжённое, тяжёлое. Да и вокруг было… нехорошо.
Понятно, что настороженные взгляды охраны и свиты президента к этому отношения не имели. Бреннер во время своего пребывания в Пакистане мало на кого произвёл приятное впечатление, да и не собирался его производить. Те, кто помнил его, были настороже и ждали какого-нибудь подвоха… жаль, нельзя, услышать, как они обсуждают возможный характер этого подвоха… те, кто не помнил, были наслышаны. То есть, наглотались слухов, сплетен, намёков, а теперь переваривали (и перевирали) – каждый в меру своих способностей. Само то, что он разговаривал с Мохаммадом наедине, за односторонне прозрачной перегородкой, под куполом полной заглушки – и что президент охотно пошел на такой разговор, уже ставило шерсть на загривках у всех присутствующих, вне зависимости от их намерений, опыта и политической ориентации.
– Лучше бы послал их сюда, а сам остался, – Бреннер поставил кружку обратно на стол. – Заодно бы и отдохнул. А с «Вуцем» или со мной не обязательно торговаться именно здесь.
– Они бы меня тут с потрохами продали, потом купили, потом снова продали, но уже дороже. А ни о чем дельном все равно не договорились бы.
– Надо налогом обложить… Твои министры тебя так старательно продавали, что половину бюджета можно было наполнить.
– Зато я их потом дешевле купил. Сделал вид, что не знаю, они и успокоились. К тому же, кому бы они друг на друга наушничали, не будь я с ними? Хоть какое-то развлечение…
– Экстремальное, – проворчал Бреннер. Настроение, несмотря на хорошее пиво, портилось, хоть видимых причин пока для этого как будто не находилось.
– Нет, какое же это экстремальное? Вот если бы сюда тяжелое оружие можно было поднять... – усмехнулся Мохаммад Тахир. Показал рукой себе за спину, где блистала на солнце правая башня «Симурга». Левые и правые президентские апартаменты, каждому президенту по апартаментам.
«Поднять», хмыкнул Бреннер. Ну да, разумеется, делегация Восточнопакистанской Исламской Республики сюда без крупного калибра не приехала, но в правительственный отель не потащила. Неуважение к хозяевам получилось бы, а Туран не тот хозяин, которого можно так громко не уважать.
– Не хожу я без подарка мимо окна брата-правителя, то новую взрывчатку продемонстрирую, то последней разработки гранатомет покажу, – на ходу сымпровизировал он. – Ты сам тяжелое оружие, если ты забыл.
– Вот тебе и отдых, – притворно вздохнул Мохаммад. – Давай, напоминай.
– Напоминаю. Некая сталелитейная компания, а в просторечии "Вуц Индастриз" предложила тебе выгодную сделку на использование твоих сталеплавильных мощностей и портов. Сделка эта, помимо прочего, восстановит тебе контакты в Индии. У вас много расхождений финансового плана, но это решаемо. Однако есть и настоящая проблема: «Вуц Индастриз» не меньше чем наполовину туранская компания и есть основания подозревать, что в какой-то момент ее интересы начнут защищать вооруженные силы Турана. У европейских партнеров «Вуца» тоже есть проблема – если ты в один прекрасный день захочешь национализировать все, что они построят, помешать они тебе могут разве что при помощи опять-таки армии. Разумеется, не туранской, а европейской. Дело долгое, имущество может пострадать и даже в случае успеха попасть потом не в те руки. Да и ничего хорошего для страны из этого выйти не может.
– Может, не может... На все воля Аллаха, – развел руками хозяин. – Вот из чего точно ничего хорошего не выйдет, так это из присутствия Европы – причем лично для меня. Чтобы их пустить, нужен повод, но где такой убедительный взять? Потому что они же не верят, что Кашмир…
В планы Турана по включению в свой состав такого недоразумения, как «независимое» государство Азад Кашмир посредник Бреннер тоже не верил – и как генерал в отставке, и как независимый специалист по Юго-Западной Азии. Но сейчас самоуправляемое и самопровозглашенное государство вовсю готовилось к референдуму, а по региону ходил анекдот – «Проголосовали единогласно вступить в Сопроцветание! – Как, никто не оказался против? – Э, так не бывает. – Кто же против? Мирпур или Багх? – Туран против…»
– Повод есть, убедительнее некуда. Так убедит – тяжелое оружие не понадобится, зачем же самому стараться. Ну и потом тоже пригодится. Ему, поводу, нужно гнездо под боком у орла.
– Опять устраиваешь дела каких-нибудь старых знакомых? – Это согласие. Первый заказ исполнен: некий беспокойный воин за чистоту ислама может перебираться по ту сторону гор и строить новые планы. В ближайшие годы его не будут слишком уж активно преследовать, а новые лежки окажутся достаточно надежными.
– Очень старых, – усмехается Бреннер. – Таких старых, что и вспоминать не хочется.
– А что ж ему в прежнем гнезде не сидится?
– А там орлов нет, один стервятник, да и того скоро не станет.
Хозяин, хоть и понял все намеки, все равно покосился на правую башню. Бреннер покивал – дескать, о нем самом речь.
– Хоть и скверная птица, но высоко залетела, упадет – земля затрясется, посуда попадает. Дестабилизация в регионе – не шутка... – как бы сам себе рассказывал сказку Тахир. Проговаривал условия сделки. – Нужно будет помощи просить. Попросим – будет Аллах милостив, не откажут?
– Не откажут, – подтвердил Бреннер, мысленно выставляя счет некой маленькой компании. Второй заказ исполнен: на ввод небольшого контингента – разумеется, в целях защиты предприятия от террористической угрозы, – президент Восточнопакистанской Исламской Республики согласился. Можно сказать, милостиво позволил. Если не знать раскладку в регионе, впору поверить, что Тахиру эти войска не нужны, но он делает партнерам большое одолжение...
– Сколько готов добавить «Вуц»? – ...и делает его, как уважающий себя сильный правитель, не слишком дешево.
– Предлагает еще два процента. Больше трех с половиной не дадут. Надо брать. Надо, я тебе говорю. – Потому что до мощностей можно добраться иначе. Это дороже и дольше, но затраты рано или поздно себя окупят, а вот для Тахира сорвавшаяся по причине чрезмерной жадности сделка – смертный приговор.
– Верю, как родному отцу. – Горный орел и сам все, конечно, понимает, но даже сейчас, наедине с посредником, не может не повыламываться хоть немного. Местные особенности. Вопрос чести. Даже раздражаться бессмысленно.
Второй заказ, конечно, тянул за собой третий: без участия Восточнопакистанской Исламской Республики в стальной сделке нет никакого смысла вводить в республику европейские войска. Точнее, смысл есть – для президента Тахира, а вот повода, настоящего повода нет. Но повод уже продан; и даже если Тахир через некоторое время узнает, что повод больше нуждался в перемене мест и покровительстве президента, чем президент в его услугах, никто в обиде не будет. Да и пригодятся они друг другу.
– Я тебе не отец, я тебе после этого буду родной матерью.
– После – это когда?
– Да тут же, на днях. И вот что... – Бреннер поставил кружку на стол, покрутил головой. – Будь, пожалуйста, поосторожней эти самые несколько дней.
– Что?
– Не знаю. Просто с того самого момента, как я приехал, мне здесь не нравится. И город красивый, посмотреть приятно, и участники переговоров… интригуют, конечно, с первой минуты, но в пределах вменяемости...
– Так что тебе не нравится? Сам знаешь, чутьё старого волка – большое дело…
– Хорошо бы не только чутьё… В общем, наверное, просто перед грозой воздух наэлектризован, а скоро грохнет, и грохнет изрядно, можешь мне поверить. Обвинений хватит на всех оставшихся и тем, кто случайно рядом стоял, тоже достанется.
– Так что...
– Так что будем надеяться, что мой старый друг грохнет первым и... разрядит атмосферу. А ты все же будь осторожен.
Представим себе галстук-бабочку. Его очень легко изобразить – два равнобедренных треугольника вершинами друг к другу, а между ними круг, узел. Теперь представим себе, что этот галстук-бабочка раскрашен во все цвета радуги, левый треугольник в горизонтальную полоску, правый в вертикальную. Узел красный. Узел это неприятное событие, например, пожар в этом помещении. Треугольник слева – все действия, которые могут привести к пожару. Каждая полоска – возможность возгорания. И на каждой – точка контроля, то есть действие или мероприятие, которое может предотвратить пожар, сделать полоску безопасной. Обучить персонал не жечь костры внутри здания, хорошо проложить проводку и следить за ее состоянием, организовать курительные и обязать всех курить там, не хранить в помещении легковоспламеняющиеся субстанции, контролировать перемещения... а противоположная сторона бабочки это то, что нужно делать, если нежеланное событие все же произошло. Включить распылители, поднять тревогу, эвакуировать людей, вызвать пожарных – не в этом порядке. Каждое из этих действий предотвращает группу последствий. Так вот, а теперь посмотрим на галстук с точки зрения террориста. И увидим, что левая половина у нас легкая. Достаточно найти одну полоску, ведущую к узлу. А вот правая может быть очень тяжелой, потому что между пожаром и желанными последствиями пожара может стоять десяток мер безопасности, и какие-то из них сработают. Поэтому правильный эргономичный теракт – это теракт без правой половины галстука. Это теракт, в котором желанным и достаточным последствием является само событие. К счастью, в нашем несовершенном мире мало кто к такому стремится.
Из лекции Валентина Штааля об управлении рисками для первого отдела сектора А
Ажах аль-Рахман, борец за чистоту ислама
Вечер, в который выясняется, что в составе европейской делегации на переговоры по пакистанскому вопросу прибывает лично генерал в отставке Александр Бреннер – это уже достаточно нервный вечер. Даже если отвлечься от всего остального. Этот тип как «меченый атом», вечно в самом центре очередной политико-химической реакции мелькает, мелькает – а потом, уже как катализатор, взрывает ситуацию ко всем демонам. Плохие мусульмане говорят: «Встретить Бреннера – дурная примета». Ажах аль-Рахман в физике и химии разбирался – грех подрывнику в них не разбираться, – суеверных презирал, а вот репутацию Бреннера признавал. Действительно, лучше его не встречать, если нет к нему какого-то дела как к посреднику. Проверено на собственном опыте.
Сейчас ему не нравилось, что Бреннер приехал сам. Об этом они не договаривались, а значит на конференции и вокруг может случиться что-то еще. С другой стороны, президент Тахир тоже здесь. Может быть, дело в этом, а других серьезных причин нет. Но все-таки сейчас каждый дополнительный фактор – лишний. Ажах и его люди явились в столицу Турана, и не просто явились, а с сюрпризом. Пока что все шло хорошо, очень хорошо... но вот только Бреннера в этой шаверме и не хватает. Даже Бреннера-посредника, которому ты собираешься продать кое-что важное и купить кое-что не менее важное. Присутствие Бреннера будет мешать хотя бы потому, что насторожит и местных, и всех остальных. Будут искать подвох, могут и найти.
Дистанционная торговля шла ничуть не хуже, а проблем создавала меньше: «Младший Брат Старому Другу. Подтверждаем смету проекта. Подтвердите бюджет». Ничего личного, как говорится, только дела маленькой ремонтной компании. Между прочим, вполне легальной и даже достаточно прибыльной. Ремонт и реконструкция – до сих пор очень выгодный бизнес в туранской столице. Хотя и конкуренция такая, что списки клиентов и деловую переписку приходится охранять, как честь семьи.
Что ж, утром, как начнётся конференция, станет хоть немного яснее, зачем здесь Бреннер. Время есть. Но меры безопасности надо принять немедленно.
– Рашид? – Ажах отодвинул проектор.
– Да? – за соседним столом бледный, так и не научившийся в этом климате загорать, Хс поднял голову.
– Рассредоточить группу по второму варианту. Всем задействованным, кроме тебя – карантин. Отвечать только на входящие от меня лично. Поедешь к себе, проверяйся по дороге как следует.
– Тогда я лучше сейчас. Пока не кончился час пик, и много народу.
Когда Рашид вышел, Ажах набросал короткое ответное сообщение и оставил его в покое, чтобы перечитать после обеда. Ах, проклятье, надо было Рашида накормить, пока не ушёл, а то он, такое впечатление, ест только в принудительном порядке. Как не умер с голоду к тридцати годам, совершенно непонятно.
Вообще, конечно, от некоторых воспоминаний, связанных с Бреннером, а, особенно, с тогдашними делами вообще, недолго и самому аппетит потерять.
2028, еще единый Пакистан
Пыль не исчезала, северо-восточный ветер нёс её без перерыва. Ажах заворачивал автомат в тряпки и заставлял остальных делать то же самое. С каждым днём температура лезла вверх, переносить жару было трудно даже привычным ко многому местным. Прибившегося на границе к отряду Хс во время поездки на транспортёре хватил тепловой удар, пришлось копать неглубокую могилу на ближнем кладбище. Под носилки с завернутым в белое полотно телом подставлял плечо весь отряд. Улем собрался читать суры, но его вежливо остановили. Покойника опустили в могилу головой в сторону Мекки, а вечером его паек – банка говяжьей тушенки и стакан риса – отправился в самый бедный дом деревни. Ажах всегда следил за соблюдением всех обычаев, которые не были бид’а.
Когда бензин кончился, броневик вкопали на окраине как неподвижную огневую точку. Но сидеть внутри на дежурстве никто не хотел, опасаясь разделить участь погибшего. Прятались в развалинах ближайшего дома, в тени глиняных заборов. Пыль вычищали спустя рукава, и никак было за этим не уследить. Должно быть, поэтому во время нападения «синих» пулемёт заело.
Сопротивления «синие» не ждали, залегли только увидев завертевший башней броневик. Потом, не дождавшись огня, бросились к машине, взломали люки, вытащили двух бойцов и расстреляли. Но за это время Ажах успел собрать почти весь отряд в середине деревни. «Синие», полагая, что за исключением бронетранспортёра, у местных никакой защиты не осталось, нестройной толпой вошли в деревню и попали под автоматный огонь. Почти половину незваных гостей положили сразу, остальные начали отстреливаться, но без особого успеха. К тому же, «синие» явно еще хуже следили за оружием – автоматы у них заедало чаще. Но они понимали, что пощада им не светит и потому, несмотря на потери, отбивались старательно. Правда, неумело. Ажах так и не понял, как эти криворукие бандиты умудрялись наводить страх на всю провинцию. Когда бой закончился, раненых «синих» добили и посчитали свои потери, оказалось, что, кроме двоих у броневика, убитыми и смертельно ранеными потеряли пять человек, ещё четверо оказались ранены довольно серьёзно. И погибли шестеро безоружных жителей. Ни один из «синих» живым не ушёл.
После этого ещё четыре месяца, до возвращения правительственных войск, все было спокойно. Местные думали, что неприятности позади. Ажах знал, что они только начинаются.
Когда приехал первый грузовик с солдатами, Ажах уже успел договориться со старшими из местных. Назначенный в провинцию комендант потребовал сдать «незаконное оружие» – ему спихнули десяток неисправных или повреждённых автоматов, которые остались от «синих». Ещё четыре плохих автомата уговорили оставить «отряду самообороны». Про остальное оружие молчали, бронетранспортёр накрыли полиэтиленом и засыпали землёй. К счастью, про него никто из приезжих не знал, а местные очень хорошо умели держать язык за зубами. Отряд Ажаха получил предупреждение от верного человека в Мираншахе, и они заблаговременно ушли.
Один раз через деревню проехали бронетранспортёр и два грузовика европейских войск. Солдаты, в своих шлемах похожие на роботов, сидели на броне или выглядывали из кузовов, но по скрытым наполовину лицам ничего невозможно было прочесть. Ажах впервые за шесть лет видел их так близко и не через прицел. Автомат он оставил дома, но за пазухой всё время носил пистолет, а в кармане ручную гранату. Удивляясь собственному спокойствию, он совершенно равнодушно проводил глазами европейскую колонну, стоя у дороги вместе с другими жителями деревни. Гранату захотелось бросить, когда машины уже скрылись из виду. Ажах плюнул и ушёл в дом.
Через месяц они уже отучили что синих, что европейских соваться в тот район, потом приняли в свои ряды половину отряда погибшего Касима и продвинулись на восток. Тут начались другие неприятности. Крошечный городишко все же таил в себе больше соблазнов, чем деревня.
– Труп заберите оттуда. Сегодня же. Если начнут делать поиск в том квартале, а начнут почти наверняка, это слишком явный след.
– Опасно… Там патрули сейчас.
– Всё опасно, – пожал плечами Ажах. – Сейчас там местные ополченцы, а завтра будут союзовцы. Сами напортачили, сами исправляйте. Если не пойдёте, то пойду я, но когда вернусь, вас застрелю.
Хамид махнул рукой и вышел. Он, конечно, не испугался расстрела, просто обиделся на тон, которым Ажах разговаривал с ним. Ничего, потерпит. И так у нас половина потерь из-за бардака. Забыли оружие, забыли документы, забыли спрятать труп «синего»… Одни не почистили оружие, другие растрепали проститутке, что работают на крутых людей «с той стороны», третий не стер записную книжку в старом телефоне… Потом всё это накладывается на случайную облаву и вся группа попадает как кур в ощип. Ещё и соседей валит зачастую, потому что с конспирацией у нас так же, как со всем остальным.
Но в целом всё гораздо лучше, чем было год назад, и несравнимо лучше, чем в позапрошлом. Приходят новые братья, хотят воевать, знают, зачем и за что сражаются, и с каждым месяцем их все больше. Можно, конечно, подождать полгода или год, поднатаскать молодых, ещё немного ума вколотить в товарищей по опасной работе, но лучше на это слишком не рассчитывать. Долгое ожидание тоже увеличивает вероятность провала, даже при самой лучшей конспирации. И вообще, лучшее – враг хорошего. Сейчас, потому что на той стороне тоже что-то думают – и могут даже придумать. Сейчас, пока пыльные бури не прекратились, а большая часть европейских войск выведена в северную часть страны, именно сейчас и выступать…
К вечеру второго дня стало ясно, что наступление выдыхается. Похвалиться было чем, но вот решающего успеха не удалось добиться почти нигде. Сколько перебили солдат правительственных войск, полицейских и прочей шушеры из «военных формирований», это, пока, конечно, по сообщениям других отрядов, трудно сказать точно. Привирают для престижу, да и от чистого сердца тоже преувеличивают. Но, всё-таки, по-видимому, немало. Европейцев убили десятка два-три, вряд ли больше, но с учётом разницы в вооружении и подготовке – тоже очень неплохо. Да и не любят союзовцы потерь, даже таких. Отступают и вызывают подмогу там, где мужчины сражаются. Зато, удирая, белолицые трусы щедро оставляют оружие и боеприпасы. Вот тут грех жаловаться, пополнили запасы на славу. Самое главное же – моральное воздействие победы. Слава подателю всей милости, такого урона правительственным войскам и союзовцам в этих краях не наносили, насколько мог вспомнить Ажах, лет десять или больше.
Плохо другое – потери растут, сопротивление в главных пунктах подавить не удалось и, по большому счёту, пора уже закругляться. Тех, кто оказался доступен гласу рассудка, Ажах уже понемногу начинал выводить из боя, отправлял оборудовать укрытия для остальных, на дни после отступления. Похоже, что, по крайней мере, треть, а то и половина командиров зарвётся, не сообразит вовремя отойти. Но тут уже ничего не поделаешь, свой ум в чужую голову не вставишь. Пробовал и вставлять, и вколачивать – бесполезно. Ладно. Умные головы побережём по мере сил, а глупым – туда и дорога.
Александр Бреннер, посредник
После разговора сморило. Акклиматизация.
Спать днём не любил. Потому что именно днём ему снились наиболее яркие сны, а снилось, как правило, что-нибудь из большей и наиболее активной части его жизни. Подрёмывать где-то в кабинете под голоса присутствующих и вполуха прислушиваться к тому, что они говорят – совсем другое дело. А вот спать по-настоящему…
Но без этого тоже не обходится. Возраст, здоровье, распорядок дня и всё такое... Или просто удачно поговорил, слишком расслабился, вот и не заметил, как уснул. И нет уже вокруг выгородки в представительском номере, а качается машина, водители и стрелки прильнули к приборам ночного видения, а мимо окон плывёт пустыня, да постепенно становятся ярче далёкие огоньки на склонах впередилежащих гор. Смотреть надо и по сторонам, и за дорогой, потому что вблизи неё и на ней может обнаружиться что угодно – от фугаса или неопознанного трупа до ремонтной бригады, настоящей или маскирующей засаду. Впрочем, ремонтные бригады при новом министре в таких местах сами вооружены или сопровождаются охраной. Не зря, в общем-то. И если кто-то во временном правительстве восточных провинций до сих пор не сообразил, что владеющий коммуникациями в очень большой степени владеет страной, то он сам себе люпус эст, а к этому Тахиру стоит присмотреться поближе...
Бреннер открыл глаза и несколько секунд смотрел на цифры 20:35, потом стал осторожно шевелиться и потягиваться, разминая тело. А заодно и мысли. Последняя мысль просочилась к тому, «прошлому Бреннеру», что был во сне, из его, Бреннера, будущего. Тогда он тоже, к сожалению, прохлопал. Нет худа без добра, конечно. Лучше один Тахир, чем несколько грызущихся кланов, по очереди спихивающих ставленников друг друга с министерских постов. Даже для Европы в конечном итоге оказалось лучше, хотя Тахир колюч как мало кто. При его соседях, что внутри страны, что вокруг, это, впрочем, неудивительно. Хорошо, что тогда было не до повторного вторжения.
Встав с дивана, Бреннер нажал кнопку, и мебель послушно вдвинулась в стену, освобождая пространство кабинета. Минут десять он, сначала в медленном, затем в среднем темпе повторил элементы разных ката. Большинство из них делать целиком не хватало места. Перевёл дыхание, разбудил спящий терминал. Он не любил висящие в воздухе полупрозрачные многослойные полотнища, предпочитал обычный сенсорный экран. Лучше даже твёрдый, а не «электронную бумагу».
Механически открыв файл, Бреннер делал в нём пометки, для всех остальных, даже для Вальтера – невнятные сокращения. Ещё в детстве слышал от дяди: «Острый карандаш с успехом заменяет острую память». Тогда обыкновенные карандаши ещё были в ходу. Потом надо будет перечитать, вспомнить те мысли, что пришли в голову при первом прочтении. Иногда сущая ерунда набегает, а иногда наоборот – пока не увяз в разнообразных, зачастую противоречивых, сведениях, успеваешь уловить что-то важное.
Думал, пока ехал, просто посмотреть на обстановку своими глазами, а не через отчёты, прошедшие через тридесять рук, переговорить с нужными людьми, решить пару вопросов и больше ничего. А уже, похоже, начал влиять на местную политическую фауну одним фактом своего появления. Что, в общем, не слишком удивительно. Только что ехал в спокойный район, имея единственным намерением глянуть «как оно там на грунте», и вот уже лежишь в нескольких метрах от опрокинутой машины, пытаясь отплеваться и проморгаться от песка. Из пробитого предплечья адъютанта хлещет кровь, а шофёр, кажется, вообще не шевелится. В наушнике вместо голоса дежурного офицера невнятный шелест и треск. И нужно перетянуть руку адъютанта жгутом, подтянуть поближе автомат и голосом, раз уж не работает связь, осведомиться, кто из охраны ещё жив. Потому что среди барханов мелькают фигуры в пустынном камуфляже, и явно вот-вот ещё раз влепят чем-то горящим или взрывающимся по перевёрнутой машине…
Звуковой сигнал почты прервал поток ненужных воспоминаний. Письмо с безобидного открытого адреса, но вот заголовок при всей своей внешней невинности вызывает как раз те самые воспоминания, что являлись минуту назад. Если это ещё и тот самый человек – интересно же у нас начинается пребывание в Дубае. Что ж тебе до дня Д, часа Ч спокойно под камнем не сидится, старый друг?..
– Нет, чему вас только в школе учат? Я понимаю, что ты тогда в детский сад скорее ходил, в 19 году, но все-таки!.. Это же не пересказать, что такое было. В статьях и в фильмах это все уже не то, конечно. Мы тогда сидели в «Ленте» в ночную смену и как раз все практически в реальной трансляции пускали в новости. Сначала неизвестно кто влепил по Иерусалиму неизвестно чем, потом известно чем, ядерным зарядом, потом известно кто – сирийцы, а потом появилась эта самая запись. Где командующий американским контингентом орет на сирийского командира, что им было велено не туда идти и не то делать, и самое приличное выражение во всем его монологе, не считая артиклей – это «блядские черномазые овцетрахи». А чтоб мало не показалось, записей быстро стало две. Генерал на кнопочку нужную не нажал и связь не засекретил, бывает… так его ж еще кто-то из рядом стоявших солдатиков на мобильник снял. И тут же выложил прямиком на Ютуб. Демократ и патриот херов. Так что какая уж тут провокация и фальсификация…
– Сергей Алиев, корреспондент РТВ в Дубае. Беседа с неустановленным лицом.
Фарид аль-Сольх, инспектор сектора А, рабочий номер 16
– Возьмем еще одну простую задачку, – с некоторым подобием энтузиазма говорит шеф... – Итак, дано...
Преподаватель в нем пропал. Непонятно только, какой. В каком учебном заведении его задачки будут считаться простыми? В каком учебном заведении его задачки будут считаться задачами? Надо будет отца потом спросить, он еще над предыдущей хихикает, конспирацию нарушает.
– Дано, – громко повторяет шеф, – страна A, по старой классификации принадлежит к третьему миру. Недонаселена. Обладает важным и нужным природным ресурсом, которым распоряжается для своего места и времени относительно разумно. Государство светское, умеренно патерналистского типа, с характерными для тогдашних светских государств третьего мира идеологическими завихрениями. Существует оппозиция, которая по очевидным причинам располагается в основном за пределами страны. Находясь за ее пределами, она всячески шумит и напоминает о себе – и, в частности, устраивает демонстрации у посольств. Далее, есть страна B, которая нуждается в ресурсах страны A, однако с большим подозрением относится к политическому режиму страны A, хотя и опасается слишком сильно проявлять свое подозрение, чтобы окончательно не толкнуть ненадежного, но партнера, во враждебный лагерь.
