Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
Суджан просеивает муку через мелкое сито, поглядывает на большую сковородку, где нагревается масло. Огонь маленький, ровный, сковородка толстостенная, еще минутку-другую и все.
Когда новый хозяин впервые спустился в кухню-пекарню, персонал переглядывался за его спиной с деланым ужасом. И вздыхал с ужасом неподдельным – ведь и правда, нет ничего хуже, чем любитель, облеченный властью и лезущий под руку. Купил себе кафе – ну и сиди наверху, хочешь – болтай с клиентами, хочешь – бухгалтерию веди, а к сладкому не лезь, сладкое глупости терпит еще меньше, чем бухгалтерия.
Суджан не стал спорить – зачем. Осмотрелся, нашел свободное место, потом подошел к доске, выбрал маленький заказ... люди одинаковы и большая их часть все же верит своим глазам, особенно там, где дело касается работы. А хитрости – их много. Например, брать вместо кокосовой стружки столько же мелкопорубленной свежей мякоти. Простая перемена – а вкус другой. И жарить, конечно, на самую чуточку дольше.
Вмешать в масло нут и кокос, потом рубленый фундук, потом мускат, и лопаточкой их, не по часам, по цвету и запаху, как с взрывчаткой.
Это тоже маленький полезный прием, накручивать инструкции, улицы, порядок действий, всю память, на что-то, что по-настоящему любишь и знаешь. Кто-то строит дворцы, кто-то ходит на прогулки, а Суджан Али всегда любил готовить, любил смотреть, как готовят, мечтал, что когда-нибудь, в его доме, в праздничные дни к огню будет становиться сам – да и по будням баловать иногда детей чем-нибудь особенным... вот теперь можно и сахар.
А когда придет пора выкладывать на доску плотную золотую смесь, пахнущую солнцем, дымком и всеми орехами на свете, кто-нибудь на кухне да спросит, зачем свежий кокос... и Суджан ответит – потому что сок, потому что он не весь уходит в прожарку, частью пропитывается мука, пропитывается масло... Так будет, потому что так было вчера, потому что есть в жизни счастье.
Есть счастье, оно тянется всеми оттенками желтого и коричневого, а месть все-таки сладка, только понять это можно не сразу, а вот как-то утром спуститься вниз, еще в прохладу, в начинающийся шум, встречая кивки, осторожно улыбаясь людям, которые потихоньку начали называть тебя мастером не из вежливости – и ощутить вдруг, что из спины вынули иглу. Старая война умерла, Тахир мертв, заказчик – сукин сын и пижон, но не выдал, справедливость есть, а я живу и у меня не то, что будет, а есть настоящая жизнь. Совсем другая.
Проверить кончиком пальца – можно, подхватить с доски, свернуть в шарик, макнуть в совсем-совсем мелко тертый миндаль, готово, раз, два – заказ – и еще несколько штук своим, распробовать. А еще в один положить оставленную с позавчера в вишневом сиропе половинку грецкого ореха. Это и вовсе нездешний прием, как раз греческий и есть. Это в Метеорах на зиму заготавливают все в меду и патоке, и сиропах и любят держать в стекле, тогда даже зимнее солнце, заходя на кухню, выпускает из банок лето... здесь в том нет нужды, но вот вкус – и удача – никогда не бывают лишними, никогда.
Потом Суджан переводит взгляд на терминал доски и видит в списке несрочных заказов Фатиму со свадебным тортом.
Фатима – Кондитерской «Торт-Европа»
Дорогие спасители, я хотела бы, если можно, заранее заказать у вас свадебный торт... Вы работаете по свадьбам?
Временный абонент [тридцатипятизначный набор] – временному абоненту [тридцатипятизначный набор]
Многоуважаемый господин N, да пребудет доволен Вами Аллах, не могли бы вы разъяснить ничтожному, как понимать Ваше предыдущее сообщение?
Временный абонент [тридцатипятизначный набор] – временному абоненту [тридцатипятизначный набор]
Буквально. С сахарными башенками и КРЕМОМ!
Сообщения, не перехваченные системой «Сомнительное» в связи со временным отключением системы
Амар Хамади, сотрудник Сектора А
– С публики и журналистов спрос не велик, мои сотрудники известные лентяи, а вот критики меня удивили.
Кресло было слишком большим для Штааля и смотрелось не как предмет мебели, а как большая коричневая рама, в которой располагался слегка авангардный разговорчивый портрет. Только глаза отвечали классической манере – неподвижные, плоские, нарисованные.
– «Улей» ругают за то, что нас изобразили муравьями. Между тем, восток, наш восток, – пояснил он, – на протяжении всей своей истории неоднократно пытался пойти по пути специализации, во всяком случае, в делах государства. Мамелюки, гуламы, янычары, вообще вся система «рабов дворца» в Блистательной Порте, евнухи. Нынешние ХС, кстати говоря. Иногда мне кажется, что мы это делаем на уровне инстинкта – создаем социальные и физические группы, как-то выделенные из нашей мешанины родственно-соседски-клановых интересов, а потому способные служить целому. И естественно, рано или поздно такая группа становится просто еще одним кланом и все начинается сначала. Иногда между прежней попыткой и новой лежит крах всей системы… но грех пенять на зеркало, если сам трое суток гулял. Вуэ не отвечает за нашу историю. Пенять бы стоило за другое…
– За что?– Мендоса.
– За глупость. За шулерство. За неумение читать.
– Перенос предрассудков? Все эти тела безголовые и генмоды головастые?
– Я имею в виду неперенос по-настоящему важных вещей. Создавать муравейник из людей – расточительная неэффективная глупость. Когда у вас есть такой простой и неемкий носитель, как муравей, естественно сделать его единицей, построить на его основе компьютер, сложную структуру, которая псевдоразумна или даже просто разумна как целое. Муравейник больше муравья не только количественно, но и качественно – и муравей в составе муравейника качественно больше себя-одиночки. Но люди-то уже разумны. Чтобы построить из них муравейник, их нужно урезать, искалечить. Это противоречит всему. Даже наши красавцы всегда пытались механизировать не общество, а государство. Государство, которое и так агрегат, машина. Организовать ее получше, чтобы эта машина не запиналась через раз и не мешала людям жить.
Отрезать головы, чтобы не завелись мысли – это не наш восток, это другой восток, дальний. Так вот, я взял и прочел книгу. И в книге все правильно. Там Улей придумываем не мы, а атлантисты-протестанты. Для них в идее переделать все общество ничего странного нет. Но придумывают они его для того, чтобы стать больше человека. Не уменьшить единицу, чтобы создать целое, а срастись с другими, чтобы все стали больше. Это не утопия или антиутопия, это история о встрече разных путей к небу.
– Они и стали. – подтверждает Амар, – Это в книге гораздо важнее ядерных испытаний: действовать как единое целое, которое больше суммы единиц. Испытания и испытания, надо же обороняться – а вот действия, диктуемые общим надсознательным – это открытие, качественный скачок. Вуэ эту линию просто выкинул. Не верю, что он не знал, как это показать.
Другие отличия от книги были минимальны и несущественны, а вот выкраденная линия меняла все на корню.
Портрет кивает, чуть высовываясь из рамы.
– Скорее всего, ему показалось, что именно внешнее давление заставило Улей перейти на новый уровень, и он не захотел развивать эту тему. Не из конформизма, Вуэ никогда не скупился на оплеухи родному социуму. Но ему нужна была горизонтальная история о количественном развитии насекомых, наследующих Землю, а не о качественном скачке. Чтобы уронить лестницу, нужно было изъять любой намек и каждую деталь. Ювелирная работа. Улей в фильме – только гармоничная взаимоподдерживающая структура, без надстройки. Но, может быть, я усложняю, а Вуэ просто пессимист.
– Что вы имеете в виду?
– Конфликт цивилизаций, настоящий конфликт цивилизаций – это интересная вещь, плодотворная. Даже в виде трагедии этот конфликт хотя бы не постыден. А в реальности на игровой доске с той стороны не видно никого, кроме разнообразных Агентств. А противостоим им, – портрет улыбнулся, – мы.
Человек с ограниченным словарным запасом
Изображение накрывает ладонь, свисает с нее не как лист бумаги, а как тяжелая ткань. Хозяйка качает пальцами – по тексту, только что сменившему картинку, идет неглубокая шелковая рябь. Тяжелая ткань, вязкая поверхность... зачем, к чему такие настройки? Нет видимой пользы.
– Вы правы. – Женщина все еще взвешивает «ткань» на ладони. – Это серьезно и, возможно, серьезней всего, что произошло или не произошло. Если вы правы насчет армии, это серьезно втройне. Смотрите, как все интересно. Туран не пользуется случаем выбить из Евросоюза и кузенов уступки, кстати, уступки, которые надолго задвинут ястребов на задний план. Турану для чего-то выгоднее все еще числиться в «угнетенных», значит, что-то готовится. А большая часть их собственных военных не знает про это «что-то», строит свой заговор – и их, по обнаружении, тут же давят катком. Я что-то часто стала использовать вас как кота, извините. Но мне периодически необходимо обсуждать дела с людьми, которые не дают мне советов.
Цветные перья на знаменитой прическе – сегодня белые, сизые и нежно-зеленые – качаются в такт экрану.
– Да, интересно. Если... – добавляет Белая колдунья, гарпия, королева зимы, – только этот богоматерин Алтын просто не морочит всем голову в очередной раз, что вероятнее. В общем, следствия на вашем уровне вам и без меня понятны... и торопить вас я не буду, грех. Но хотелось бы что-нибудь узнать, если не до, то хотя бы сразу после.
Ответа и кивка она не ждет, сворачивает изображение в трубочку, катает между ладонями. Легкий треск – это не статика, это артрит.
– И да, передайте вашему источнику... что когда он вернется, мы, как прежде, рады будем видеть его у себя.
– Мэм... – земля даже не уходит из-под ног, ее тут просто никогда не было.
– Не беспокойтесь, это не вы. Церковный хор мне ничего не сказал. Я посмотрела запись с закрытия конференции.
– Он не...
– Вы ничего не упустили. Просто в школе он играл в теннис, и моя племянница была безнадежно влюблена. Весь десятый класс и половину одиннадцатого. У сестры все поверхности в доме были завалены этими... как их тогда называли, кольцевыми записями под разную страдательную музыку. Меня они очень раздражали. Ни в каком личном деле вы этого, конечно, не найдете. Передайте. И я бы вам сказала, что лимит на авантюры исчерпан... но он никогда не бывает исчерпан, не так ли?
Она смотрит на него, кивает – ему или своим мыслям. И добавляет:
– Спокойной ночи и удачи.
