Текст книги "Страна, которой нет (СИ)"
Автор книги: Kriptilia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)
Конечно, они отдали власть демагогам, жуликам и религиозным фанатикам. Кому еще? Кто у них еще оставался, кого они смогли бы услышать? Конечно, эти слепые поводыри завели их в еще большую нищету, в еще большую безнадежность. Конечно, толпа и власть порождали друг друга как грязь и гниение, конечно, то немногое, что держалось разума, не устояло все равно... и конечно, очень скоро они увидели выход из воронки. В войне за веру. А на той стороне войны их ждали атлантисты, которые уже успели ужаснуться тому, что сотворили, поддержав Арабскую Весну, и теперь только мечтали о поводе. Вы знаете, что было дальше – разгром.
Так вот, запомните и никогда не забывайте. Фанатики, плутократы, толпы – с этим можно справиться. Мы справились, вы справляетесь. Это не враг, это мелкое препятствие. Враг – тот, кто думает «Все хорошо. На наш век хватит». Тот, кто учит этому детей.
Из выступления генерала Кемаля Айнура, начальника истихбарата, перед новобранцами Народной Армии Турана, г. Бенгази, провинция Киренаика, 2036 г.
Чиновник без роликов
Здесь все не временное, все на века – деревянная обшивка стен, поверхности столов и подоконников. Даже настенное сине-белое фарфоровое блюдо, на котором борзая никак не догонит черепаху, наверное, можно разок уронить на коричнево-белый трехсантиметровой толщины ковер без вреда для того и другого. Но звукоизоляция в этой комнате даже лучше, чем в танке, где плавают радужные рыбы, а высокие окна прозрачны только изнутри – наружу они показывают пленочное кино. И если слишком резко поворачивать голову, то в уголках линз рябит слегка – странный побочный эффект от постановщика помех.
Поворачивать голову приходится, чтобы уследить за женщиной в мятых рогожных брюках (что нужно делать с рогожей, чтобы ее так помять?) и трех разноцветных... верхних одежках разных размеров.
– Скажите пожалуйста, хоть вы мне можете объяснить, почему вместо нормальной сводки я получаю вот эту вяленую лапшу, вот эту нарезку? «По косвенным данным источник С предполагает...», «Б кажется»... Убит президент Восточного Пакистана, пошли рыбам под хвост все наши наработки, а мне не то что не могут сказать, кто это сделал, мне приходится делать выводы не по доступному массиву, а по распечаткам, которые кто-то до того тщательно распотрошил, закрасил и перемешал! Нет, подождите, не отвечайте. Я знаю все про принципы, про защиту источников, но это же за гранью рассудка. Мы больше не можем тянуть. Мне за следующие несколько часов абсолютно необходимо проложить курс, а вы мне подсовываете кофейную гущу. «Источник Д и источник Ж независимо друг от друга с высокой достоверностью утверждают, что на самом высшем уровне Турана этой акции не планировали, однако текущие внутритуранские кадровые маневры позволяют предполагать возможное активное вмешательство в будущем...» и так далее. Вот что это такое? Какая тут может быть высокая достоверность? Ему Солнечный Вождь лично на ухо сказал, этому вашему Д?
Эти слова Достопочтенная Гарпия каркает прямо в ухо, зайдя сзади.
– Ну в общем, в некотором смысле почти да, мэм.
– Вы издеваетесь? – уже сидит на столе, вертит пресс-папье. Сейчас уронит. Нет, цепляет ногой, возвращает на место. Могла бы и ногу там же оставить. Балерины не бывают бывшими – только действующими или разрушенными напрочь.
– Если позволите? Допустим, только допустим, теоретически, что у нас есть или, скорее, изредка появляется возможность получать кое-какую информацию из первых или вторых рук. Из окружения или, например, из круга лиц, обслуживающих местные технические средства наблюдения – вариантов тут больше одного. Эту информацию мы передаем выше. Формулировки, увы, приходится редактировать так, чтобы в случае обратной утечки никто не мог установить точно, где, когда, с какой периодичностью и в чьем присутствии что было сказано... Потому что, как вы понимаете, одними нашими техническими средствами такая информация не добывается. Нужны люди на месте.
– А насколько можно доверять этим людям на месте? – смотрит Гарпия куда угодно, только не на него. – Я не хочу учить вас вашей работе, но добросовестность местных – вещь сомнительная.
– Полной гарантии лояльности нет даже у меня. Что касается источника Д, он родился в Саррее и в детстве пел в католическом церковном хоре.
Хохот, короткий, больше похож на карканье.
– Вы, позвольте, хотите сказать, что у вас есть наш внедренный источник рядом с этим их фюрером?
– Не рядом и не с фюрером. И теоретически, только теоретически.
– Теоретически. Это черт знает что такое. Это совершенно черт знает что такое. А моему предшественнику вы об этом говорили?
– Нет, мэм.
– Почему? – женщина уже сидит за столом и разглядывает его, чуть наклонив голову. Паинька. Образец хорошо воспитанного премьер-министра женского рода.
– Потому что меня не спрашивали.
Коридор, переход, улица, разнонаправленный гвалт.
– Простите, а почему вы ввели её в заблуждение относительно...
– Я не сказал ни слова неправды, Алан, у вас просто нет допуска. Источник, который сегодня обозначен как «Д», на самом деле родился в Гилфорде и на самом деле получил сведения почти из первых рук. А все прочее – защита информации, как и было сказано.
Интермедия
Николай Сеннельс, 33 года, психолог, работавший несколько лет на копенгагенские власти. С 2005 по 2008 годы он работал в подростковой тюрьме Сондербро в Копенгагене.
Ниже представлены выдержки из интервью EuropeNews () . Дата публикации: 31-03-2009
– Господин Сеннельс, как возникла идея написать книгу о мусульманах-преступниках в Дании?
– Эта идея пришла ко мне в феврале 2008 года во время конференции об интеграции в Копенгагене, куда меня пригласили в качестве первого и единственного психолога, работающего в копенгагенской подростковой тюрьме. Мой доклад на конференции касался того факта, что культура иностранца играет решающую роль в отношении интеграции, преступности и религиозного экстремизма. Я подчеркнул, что люди из мусульманской культуры обнаруживают сложность, если не невозможность, обустройства успешной жизни в Дании.
Это утверждение встретило огромное сопротивление со стороны датских политиков и даже моего босса из подростковой тюрьмы, в которой я работал. Я был немало удивлён, ведь тогда я думал, что моя точка зрения очевидна: некоторые культуры сочетаются с западными обществами лучше, чем другие. Сейчас вся Европа прилагает усилия для интеграции мусульман, но похоже, это просто невозможно. В соответствии с данными датской полиции и датского Бюро Статистики, более 70% всех преступлений в столице Дании совершены мусульманами. Наш национальный банк недавно опубликовал отчёт, гласящий, что иностранец-мусульманин в среднем стоит более 2 миллионов датских крон (300 тыс. евро) федеральной социальной помощи, что обусловлено низкой причастностью мусульман к рабочей силе. В довершение всего, мы добавили множество дополнительных социальных благ, которые могут получить безработные люди в нашей стране: расходы на переводчиков, специальные классы в школах – 64% школьников, чьи родители являются мусульманами, не могут ни читать, ни грамотно писать на датском языке после 10 лет в датской школе, – социальная работа, дополнительная полиция и т.д.
Моё утверждение попало под юридический запрет. Своего рода профессиональное наказание, которое установило, что я могу быть уволен, если когда-либо его повторю. Оглядываясь на датские власти, очевидно, позволено утверждать, что серьёзные проблемы с мусульманами обусловлены бедностью, средствами массовой информации, полицией, датчанами, политиками и т.д. Но две вещи, определённо, неприемлемы: 1) обсуждение смысла культуры и 2) собственной ответственности наших иностранцев за их интеграцию в наши общества. К сожалению, многим очень влиятельным политикам недостаёт ясного понимания психологического аспекта культуры и того влияния, которое она оказывает на интеграцию.
– Давайте посмотрим поближе на саму книгу. Вы говорите о четырёх мифах интеграции. Первый из них касается разницы между культурами иммигрантов.
– Я обнаружил во время моей работы в подростковой тюрьме, что люди мусульманского происхождения имеют иные потребности в социальной работе, нежели датчане, или люди из немусульманских культур. Это потребность в большем внимании, и психологам необходимо больше исследований в этой сфере в целях создания более эффективной социальной политики.
– Это означает, что мы должны обращаться с мусульманскими и немусульманскими иммигрантами по-разному?
– При рассмотрении проблемы с психологической, а так же гуманистической точки зрения, становится ясно, что люди из других культур имеют различные потребности, если они создают проблемы. Мой личный опыт таков, что мусульмане не понимают западного способа разрешения конфликтов посредством диалога. Они выращены в среде культуры с очень отчётливой внешней властью, определяющей их поведение. Западная традиция, использующая компромисс и внутреннее размышление как основные средства решения внешних и внутренних конфликтов, рассматривается в мусульманской культуре как слабая. Ещё шире – они просто не понимают этого более мягкого и более гуманного способа решения социальных проблем. В контексте социальной работы и политики это означает, что им нужно больше ограничений и наличие сильной внешней позиции, чтобы регулировать своё поведение.
– Это приводит нас непосредственно ко второму мифу: часто говорится, что преступность среди иммигрантов обусловлена социальными проблемами, а не культурным фоном. В Вашей книге Вы не согласны с этим и указываете на религию мусульман как на источник криминальности.
– Что же, я бы перефразировал это так «мусульманская культура» вместо «религия», поскольку существует множество мусульман, которые не знают, что написано в Коране, и которые не посещают мечетей. Но они испытывают сильное влияние на культурном уровне. И здесь мы видим, что особенно гнев наиболее приемлем в мусульманской культуре. Один пример: в западной культуре, а также в других немусульманских культурах, таких, как в Азии, Вы рассматриваете агрессию и внезапные вспышки гнева как нечто, о чём Вы позже сожалеете, что-то, чего Вы стыдитесь. И полностью наоборот – в мусульманской культуре. Если кто-то задевает Вашу честь – которую я как психолог назвал бы «самоуверенностью» – от Вас просто ожидают, что Вы проявите агрессию и, зачастую, вербальную или физическую месть. Таким образом, агрессия понижает ваш статус в Вашей культуре, но повышает статус в культуре мусульманской.
Существует другая, более глубокая причина для широко распространённого асоциального поведения в мусульманских сообществах и их отвращения к интеграции, а именно: очень сильная идентификация мусульман с принадлежностью к мусульманской культуре.
Моё первое знакомство с мусульманской культурой было встречей с культурой чрезвычайно сильной и очень гордой. Это определённо то, что может обеспечить выживание древней культуры во времена перемен, ислам и мусульманская культура – отличный тому пример. Сильная и гордая культура, к сожалению, также создаёт своих членов, практически неспособных адаптироваться к другим ценностям. В Германии только 12% из 3,5 млн. мусульман видят себя больше немцами, чем мусульманами, во Франции и Дании – это всего лишь 14%. Исследования в Дании также показывают, что 50% из 1-ого и 2-ого поколения иммигрантов настроены против свободы слова, и 11% хотели бы заменить датскую конституцию законом шариата. Конечно, эти цифры устрашающи, но особенно беспокоит факт, что нет разницы во мнениях по указанным вопросам среди мусульман, которые родились и выросли в мусульманских странах, и мнении тех детей, которые родились и выросли в датском обществе. Когда речь идёт об идентификации среди мусульман, национальность вообще не берётся в расчёт в сравнении с культурой и религией. В результате в мусульманских гетто по всему Копенгагену и других главных городах Европы растёт мощная оппозиция по отношению к западной культуре и ценностям.
– Как Вы уже обозначили, у многих мусульман имеется сильная связь со своей религиозной идентичностью. Следующий миф, развенчанный в Вашей книге, касается доли экстремистов и фундаменталистов среди мусульман. Часто предполагают, что эта доля относительно мала. Каков Ваш опыт?
– Люди надеются, что большинство мусульман современны и принимают западные ценности. Мой опыт другой, и это было доказано статистикой в Европе, которую я только что привёл. В феврале 2008 года у нас были мятежи со смертельными последствиями, устроенные молодыми мусульманами в Дании.
Эти мятежи были частично реакцией на то, что датская полиция серьёзно сосредоточилась на резко растущих показателях преступности в мусульманских районах. Другой причиной послужила перепечатка карикатур на Мухаммеда во всех датских газетах. Эта перепечатка была актом солидарности с карикатуристом Куртом Вестергардом, жизнь которого была и остаётся под сильной угрозой.
В этих мятежах мы увидели мусульман, не практикующих ислам в своей повседневной жизни, восставших за свою культуру и религию очень агрессивным образом. Копенгаген дымился целую неделю, пока полыхали сотни пожаров. Полицию и пожарных, пытавшихся остудить ситуацию, также атаковали. Многие из мятежников оказались в тюрьме, в которой я работал, поэтому у меня была возможность поговорить с ними. Почти все они были мусульманами, и все они заявили, что их действия – разжигание костров, атаки полицейских и т.д. – были правосудием по отношению к датскому обществу, которое принуждением к интеграции и перепечаткой карикатур на Мухаммеда доказало свою расистскую природу и враждебность к исламу и мусульманской культуре. Небольшое количество датчан среди бунтарей совершенно отличались. В их объяснении своих действий преобладали поиск приключений и кураж.
– Четвёртый миф гласит, что бедность становится причиной плохой социальной ситуации. В Вашей книге Вы говорите, что на самом деле всё наоборот.
– Вы может сформулировать этот важный вопрос таким образом: сталкиваются ли люди с социальными проблемами потому, что они бедные, или они становятся бедными потому, что они создают социальные проблемы? Мой опыт таков, что очень слабая сосредоточенность на поддержке своих детей в школе и на собственном образовании, а также недостаток мотивации в построении профессиональной карьеры – это ключевой фактор для бедности, которую переживают мусульмане как в Дании, так и в мусульманских странах. В довершение этого каждый четвёртый молодой мусульманин зарегистрирован как преступник. Слабые навыки чтения, сильная антипатия по отношению к властям и отметка о криминальном прошлом делает для Вас поиск высокооплачиваемой работы сложной задачей. Асоциальное поведение делает Вас бедным. А не наоборот.
– Каков вывод вашего исследования? Возможна ли интеграция людей мусульманского происхождения в западные общества?
– Я бы сказал, что на оптимистах, полагающих, что интеграция возможна, лежит очень большая ответственность. Есть большой риск того, что они продают нам надежду, мечту, которая не находит опоры в реальности. Это означает, что они будут теми, кто ответственен за то, что Европа отворачивается от проблемы и не обращает на неё внимания, пока ещё не слишком поздно.
Просто не существует исследований в Европе, которые подтверждали бы этот оптимистический взгляд. И наоборот, все исследования, которые у нас есть по интеграции мусульман в западные общества, показывают, что мы идём в неверном направлении. Конечно, есть исключения, но интеграция основной части мусульман до необходимого уровня невозможна. Талантливые и увлечённые люди работают над этой проблемой по всей Европе, и они потратили миллиарды евро на этот проект, но проблема всё растёт.
– Но что же нам делать с мусульманами, которые уже живут в Европе?
– Я вижу две возможности. Во-первых, нам нужно немедленно прекратить иммиграцию людей из мусульманских стран в Европу до тех пор, пока мы не найдём подтверждение тому, что интеграция мусульман возможна.
Во-вторых, нам нужно помочь тем мусульманам, которые не хотят или не способны интегрироваться в наши западные общества, построить новую и наполненную смыслом жизнь в обществе, которое понимают они, и которое понимает их. Это означает оказать им помощь в том, чтобы начать новую жизнь в мусульманской стране. На самом деле у нас есть экономические средства для осуществления этого. Как я указывал раньше, Национальный Банк Дании подсчитал, что каждый иммигрант из мусульманских стран стоит нам в среднем 300 000 евро. С такими деньгами мы могли бы помочь этим людям жить счастливо в мусульманской стране без обязанности интегрироваться в общество, которое они не понимают и поэтому не могут принять. Иметь достаточно денег, чтобы поддержать семью, и жить в стране, культура которой даёт человеку чувство, что он дома – должно быть большим шагом вперёд в улучшении качества их жизни. И нам нужно помочь им добиться этого. Это принесёт пользу не только отдельному мусульманину, но и европейским обществам. Мусульмане, эмигрирующие из Европы в мусульманские страны, будут выступать в качестве послов из более свободных и демократических обществ: посредством их опыта жизни в демократических странах с реальными правами человека и их знания социальных систем в Европе, они привезут с собой множество очень важных идей и ценностей. Таким образом, они смогут делать то, о чём они так сильно мечтают – помогать своим мусульманским братьям и сёстрам у себя на родине, изменяя условия бедности, от которых они в своё время уезжали.
День 3
Жиль Ренье, злодей из комикса
Представьте себе, что вам звонят в шесть утра. Не отбивайтесь. Просто представьте. Вам звонят в шесть утра, даже без четырех шесть. Либо силы воли не хватило – додержать, дождаться, либо они просто на часы не смотрели, потому что варвары. А теперь представьте, что вы этой ночью и не ложились, а вместо сна вызвали доктора, прошли детоксикацию, поработали с удовольствием, размялись – и в пресловутые шесть утра свежи, бодры, исполнены злобы и дурных новостей и поглядываете за цифрами искоса... ну вот когда у них нервы сдадут?
Здесь шесть утра – едва ли не самое блаженное время. Встреча прохладной ночи и жаркого дня. Даже в недрах отеля, надежно защищенных от внешних перепадов климатическими установками, очень хорошими, надо признать, всегда этому городу был свойственен варварский шик: все самое высокое и самое дорогое, – ощущается, насколько остывший за ночь воздух чист, свеж и прозрачен. А у кого-то сейчас 9 вечера, самый конец рабочего вечера. Очень напряженного рабочего вечера... и сейчас кто-то обеспечит себе рабочую ночь. Очень жаль, если кто-то к этому морально готов. Остается уповать на лучшее, на то, что человек на другом конце надежной линии связи уже приготовился получить объяснения с оправданиями, доложить их и с удовольствием отправиться домой, к жене и детям, в маленький уютный коттедж с барбекю. Впрочем, пусть он... она... пусть оно рассчитывало отправиться хоть на вершину небоскреба к однополому партнеру и вкушать естественно-выращенный салат. Черта с два.
– Я рад вам сообщить, – искренне счастливый голос Ренье плывет, дробясь, по защищенной связи, восстанавливается на той стороне. Реконституированные щупальца с примесью электронно-статической сои тянутся из мембраны как в плохом фильме ужасов. – Я рад вам сообщить, что предмета ваших вчерашних затруднений более не существует. Все разъяснилось очень быстро и самым элементарным образом. Я тут же поговорил с генералом Бреннером и он охотно сообщил мне, что в тот день успешно провел с президентом Тахиром переговоры по заказанному ему направлению.
Он, она... оно – поскольку приятный чисто синтетический баритон не может обмануть никого, даже анализатор, – очень хорошо выдрессировано, поскольку не делает пауз, не икает и не бросается переспрашивать, переведя дыхание, а роняет рефлекторное:
– Действительно? Очень интересно, господин председатель... – что вполне можно расценить как эквивалент нескольких минут отборной брани, а можно и как запрос "что, черт побери...". – Не могли бы мы для начала сосредоточиться на этом вопросе?
В другой ситуации Ренье просто прервал бы контакт и был очень сильно оскорблен – тем, что звонят ему не старые знакомые, не сами, не по видеосвязи, не в подобающее вечернее время, а какая-то безликая конторская нежить неприличным утром, будто он, Ренье, не Ренье, а проворовавшийся контрактор. Но не сейчас. Не сейчас, когда дело может дойти до раздела ответственности за третью с половиной мировую, например. Отсутствие лиц и конторская процедура сейчас защищают всех. И конечно же, Ренье не обижен.
– С удовольствием. Естественно, в рамках того, чем генерал счел со мной возможным поделиться. – И можно было бы взять лист и хрупнуть им, старый сумасшедший хам Ренье, ест и разговаривает, но мы не станем, мы не будем, мы потом. – Собственно, речь шла о пресловутом соглашении с "Вуц Индастриз" и их коллегами. Президент Тахир был несколько обеспокоен увеличением доли экономического присутствия Турана в его регионе, но генералу удалось утишить эти страхи и предложить надлежащие гарантии... и добиться прекрасного результата, то есть полного согласия.
– Нельзя ли подробнее? – живо интересуется баритон с непередаваемой интонацией оперного злодея. Возможно у него хороший синтезатор. Более грустный вариант – у него хорошее чувство юмора. Впрочем, это маловероятно.
– Если хотите, я могу попросить у генерала текст предварительного соглашения, – растекается Ренье ворванью по водам. – Но не проще ли будет вам взять копию в вашем промышленном отделе, они уже должны были получить отчет?
– То есть, – оптимистично уточняет оперный баритон, – господин Усмани, в свою очередь, обратился к генералу Бреннеру как к посреднику?
Все еще не понимает. Думает, еще пара минут – и можно отправляться с отчетом к начальству и домой, домой...
– Нет. Согласно имеющимся у меня сведениям, к генералу Бреннеру обратились ваши коллеги. Неужели вы не в курсе? – эту фразу Ренье уже раз десять прокатал по языку, и теперь наконец-то выговорил вслух. Получилось просто идеально: с удивлением и недоумением; какое издевательство, ну что вы....
– Простите, вызов по второй линии... – автоматически брякает баритон. Какое варварство...
Впрочем, варвар, как и положено варварам, стремителен и наскочлив, возвращается он секунд через двадцать, возможно просто наладив с коллегой или начальством общий канал.
– Я еще раз прошу прощения, господин председатель, эти сведения вы получили непосредственно от Бреннера?
– Да, конечно же. И еще порадовался, как все удачно получилось. Если бы исполнитель господина Усмани не выполнил свою часть работы с таким вопиющим отсутствием изящества, то было бы крайне затруднительно закрыть оба ваших заказа одновременно. А так...
– Благодарю вас, мне просто нужно было уточнить кое-какие подробности, – беззаботно-весело сообщает баритон. – Позвольте еще раз отметить, насколько мы ценим ваше сотрудничество.
– Да-да, – сказал Ренье. – Польщен. Обращайтесь.
И нажал клавишу "отбой". Хамство, конечно, но вполне позволительное. Теперь можно налить себе стакан чистейшей, прозрачнейшей как утренний бриз минеральной воды (0 калорий, сахаров, жиров и белков), и любуясь игрой пузырьков на запотевшем стекле, отсалютовать самому себе. Браво, господин Ренье, вы были великолепны, господин Ренье. Вы могли бы попрыгать на трупе собеседника, но зачем? Пусть сам грызет себя за хвост, а точнее – пусть одна голова дракона откусывает другую.
Уличный торговец – Самой медленной реке
Вы превысили свои полномочия. Вы превысили мои полномочия. Вы вышли за рамки настолько, что речь идет об увольнении, причем не только о вашем.
Самая медленная река – Уличному торговцу
Задача решена. Параметры решения заказчик не устанавливал. Тем не менее, она решена. Некоторую избыточность можно объяснить эксцессом исполнителя – данные прилагаются. Что касается косвенных возмущений, то, надеюсь, приложения 3 и 4 к следующему письму изменят ваше мнение касательно перспектив увольнения.
Уличный торговец – Самой медленной реке
Помесь ифрита и свиньи, ежеминутно совокупляющаяся сама с собой.
Самая медленная река -Уличному торговцу
Ну есть немного.
Фатима – кулинарии «Торт-Европа», Карачи
Огромное вам спасибо! Ореховое пирожное было просто чудесным, а абрикосовый мусс со свежими сливками оказался неожиданной, но восхитительной добавкой. Вы волшебники. Я понимаю, что даже поделись вы рецептом, у меня не получилось бы и тени этого пиршества вкуса. Надеюсь и впредь оставаться вашей преданной покупательницей.
Сообщения, не отфильтрованные во время пробного запуска системы «Сомнительное», разработка Сектора А контрразведки Народной Армии Турана.
Амар Хамади, следователь
– Мир над вами, – поздоровался Амар благочестивый, не дождавшись приветствия от старших, и несколько унылых голосов ответило ему: – Ассаламу алайка.
Младший инспектор Хамади поставил сумку на стол и огляделся. Накануне он ушел сразу после того, как Штааль отпустил его, и отлично провел время. Просто замечательно – и даже обошлось без утренней какофонии в голове. С восьми вечера до восьми утра его совершенно не интересовали ни покушения, ни «Вуц», ни Бреннер, ни Акбар Хан, ни даже потерявшийся Фарид. Девяносто девять из ста за то, что малолетний аль-Сольх просто выбрал крайне неудачное время, чтобы развлечься. Судя по тому, как он таращился накануне на Палому, мальчишка здорово оголодал, а тут такой шанс удариться в загул – начальства нет и не появится, конференция пошла вразнос…
Найдется, если еще не нашелся. Получит по шее и по карману – впрочем, зачем ему-то премиальные, – и уймется.
– А что это вы уже на месте? – поинтересовался Амар.
– Мы не уже. Мы все еще. Понимаешь, дорогой друг, вчера случилась одна маленькая неприятность… – Сорок пятый смотрел на Хамади с нарастающим нескрываемым омерзением.
– Да я заметил. А если вы не заметили, то я первым начал заниматься ею. Пригодились ли мои разработки?
– Спасибо, пригодились. Аналитики даже не ругались.
– Нарыли что-нибудь новенькое?
– Как только нароем, сразу перед тобой отчитаемся.
Ну вот, как всегда – все в своем репертуаре. Интересно, а Шеф тоже тут всю ночь просидел?
Не хотят разговаривать, ну и ладно. Сейчас наладим свое и горите вы все пламенем. В процессе наладки, однако, сначала сбоила база данных, потом едва не перевернулась кружка с кофе, а потом Амар обнаружил, что стоит с этой кружкой у стола Ильхана-эфенди и уже успел поговорить о погоде. Тут он решил, что против судьбы не попрешь, вздохнул и прямо спросил:
– Инспектор Максум не возвращался?
– Откуда? – спросил тот.
– Да он еще вчера собирался зайти в лабораторию, поторопить этих… – наскоро соврал Амар, а для себя сделал отметку: информация о розысках Фарида не вышла за пределы кабинета Штааля. По сути дела, совершенно правильно, незачем раньше времени портить мальчишке репутацию, связывая его с убийством – но крайне непривычно. Тут же всегда все всё знают в избыточном объеме? Или на действительно важные дела принцип «весь жайш друг другу братья, брату для брата ничего не жаль» не распространяется?
– Как продвигается расследование? – спросил Амар любопытный, а Амар почтительный добавил: – Не принести ли и вам кофе или чего посущественнее, эфенди?
– Свежую голову и хоть одну умную мысль, – вздохнул Ильхан, и был сражен натиском Амара заботливого, и поднят с места, и препровожден в столовую – позавтракать, а заодно и поговорить о тяжкой участи офицера, на которого внезапно свалилась необходимость работать по чужому региону, по чужому профилю и под гнетом начальства, угнетаемого в свою очередь своим начальством, каковое пообещало самолично Вождю результаты на золотом блюде.
В общем, команда сектора А за половину суток продвинулась не слишком далеко, а попросту говоря, не продвинулась вовсе.
Вернее, подвижки были, подвижек было много – бомба оказалась все же не в машине, а в канализационном люке, технические параметры определились, почерк подрывника тоже оказался знакомым – так учили в двух интересных военных учреждениях еще до того, как Пакистан развалился натрое. Теперь гадай – настоящий почерк или присвоен как часть легенды.
Обнаружилась и часть – по крайней мере – источников информации. Служба безопасности отеля «Симург» слегка подсматривала за своими высокими гостями и совсем не слегка – за обслугой высоких гостей – а их собственную систему кто-то очень чисто взломал и получил возможность следить за частью президентской свиты в реальном времени.
В общем, докладывать было что, поле для работы имелось – а вот просветов никаких.
Разработкой версии «Вуца» занимался лично Штааль; и общим руководством он тоже занимался; и в аппарат Вождя он тоже ездил уже дважды, поскольку докладов по любой связи, даже самой защищенной, там не признавали.
– А почему? – поинтересовался Амар наивный.
– Потому что достойные соратники, подражая Вождю, тоже теперь считают, что видят человека насквозь, а видео им, видите ли, искажает восприятие и снижает проницательность.
– О как… – обалдел Семнадцатый и стал слушать дальше.
Последняя новость не лезла вообще никуда. Оказалось, что вчера в суматохе после покушения кучка восточнопакистанских сановников поумнее успела попросту улететь домой – власть делить. И их никто не подумал задержать под предлогом, например, обеспечения их личной и коллективной безопасности. Куда только МИД смотрел. И все остальные. И теперь поди веди расследование. Самые умные, правда, семьи в Дубае оставили, так что зацепка есть, но уже не наш уровень, а значит и информация пойдет мимо нас, хоть плачь.
– Ну хоть опросить семьи получится?
– Не получится. Дипломатическая неприкосновенность. Там одни сами согласились, да и то, наверное, спросонья.
Слово за слово, а что, а кто – да там семейство Усмани, восточнопакистанского министра транспорта, двое детей-подростков и вдовая тетка, смысла, наверное, никакого, но все-таки надо опросить, хотя бы для порядка, – и был Амар отправлен в правительственный отель на проспекте Шейха Заеда.
Александр Бреннер, посредник
Он привык просыпаться мгновенно, а начинать действовать еще раньше. Обычно самые первые, неосознанные движения оказывались самыми верными, хотя и не вполне понятными дневному сознанию. Иногда рефлексы все же подводили. Они, рефлексы, были заточены не в городе, а в пустыне, об пустыню и для пустыни.
Вот чего стоило ответить «Пусть перезвонит!» на вибрацию вкладыша в ухе и вслух из соседней комнаты звучащее «Ренье»? Проще простого. Но Бреннер уже отозвался, активировав связь, а проснулся только от высокого неприятного голоса с отвратным грассированием.
