Текст книги "Чертоги Казад-Дума (СИ)"

Автор книги: Каэрия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 57 страниц)

Красная Колдунья не смотрела в сторону гномки. Ей и не требовалось глядеть на подгорную жительницу, чтобы понять, что именно она чувствует. Волны страха, бившие от Осаа, окрашивали окружающее в желтоватые оттенки. Слова, произносимые призраком, перестали иметь значение. Добро и зло более не существовали для Ниар. Только правда горела в душе Красной Колдуньи. Ее собственная правда.

– Никто не смеет вставать между мной и моей целью, смертная, – развернувшись, старшая Миас подошла к гномке. Перешагнув через эльфийку, встала подле призрака. Королева Эребора, не смея шелохнуться, окутанная облаком древнего волшебства, смотрела пустым взором на ангбандскую принцессу. Ниар, наслаждаясь своей властью, сжала руки в кулаки. – Ты видела во мне друга, но нажила в моем лице врага. Я не стану убивать тебя, Осаа, даже не надейся на это. Мертвые не погибают дважды. Нет. Ты будешь жить. Таково мое слово. Такова воля Белерианда.

Материя. Ниар не знала, способна ли на созидание. Раньше ей не приходилось творить хроа – детские шалости с телами и душами заключенных в счет не шли. Но Миас приходилось наблюдать за тем, как творит отец. Она знала главные правила и примерно представляла себе тайный, священный процесс придания нематериальному физический облик. Потянувшись к Осаа, ангбандка обратила свой внутренний взор к приобретенным когда-то знаниям. Слова песни не слетали с ее губ в этот раз – сила потекла к кончикам пальцев неконтролируемым безмерным потоком. Срывающийся с кожи свет разлетался вокруг гномки, оседая на снег под ее ногами. Воздух потеплел и заискрился всеми цветами радуги.

«Я дам тебе тело, – в исступлении думала Ниар, хватая призрака за запястье. Не имеющая плотности рука Осаа застряла в тенетах густого света. Улыбнувшись, чародейка заглянула в лицо своей противницы. Беззащитная, слабая, Королева Эребора истошно закричала. Тонкие лучики, проникающие в дух дочери Аулэ, несли с собой океаны боли. Коснувшись сознания Осаа, Ниар захохотала. Ей нравилось властвовать. – Я дам тебе жизнь, отобранную преждевременно. Я хочу убедиться в том, что ты увидишь, как твой сын восходит на престол. Хочу быть уверенной в том, что ты будешь наблюдать за падением Торина Дубощита. Придавленный Короной, прикованный к своему трону, среди золота и драгоценных камней, он потеряет рассудок. Я хочу, чтобы ты это увидела, гномка. Ведь именно об этом ты просила меня. Как твой заступник, я исполню твое желание».

Ниар сжала руку гномки сильнее. Теперь под пальцами чувствовалась плоть – слабая, нежная, легко разрушимая. Осаа завопила громче, и теперь голос ее отражался от горных вершин. Красная Колдунья мукам жертвы не смутилась: напротив, упиваясь пыткой, чародейка сосредоточилась на своей силе. Растущая изнутри, как никогда яркая, как никогда горячая, она опутывала гномку плотной сетью. Кости. Мышцы. Плоть. Магия текла, видоизменялась, становилась частью сущего мира. Начало свое берущая из вечного источника тайного огня, проходящая через душу ангбандского воина, магия обретала форму и размер. Кровь. Ниар ощущала ее запах. Сладковатый, ароматный запах свежей крови. Сердце. Вечно бегущее куда-то, спешащее, любящее, волнующееся. Сердце, полное забот, страхов и смелых чаяний. Импульс, который сольет воедино Фэа и Хроа. Потоки света, которые помогут сделать первый глубокий вдох.

Красная Колдунья не отпускала Осаа. Гномка, еще не научившись управлять новым телом, повисла в руке старшей дочери Мелькора. С ног до головы укутанная горячими светлячками дикой силы Амана, она часто и прерывисто дышала. Высокий лоб эреборской красавицы покрыла испарина. Одежда, сотканная из нитей древних чар, повисла на подгорной жительнице складками дорогого шелка. Ниар хищно улыбнулась. Понимание растущих способностей пробудило в Красной Колдунье небывалую жестокость. Могущественная, будто бы возрожденная из пепла себя самой, старшая Миас нашла в себе неиссякаемый источник силы. Сокрытый от глаз чародейки века, теперь он фонтанировал, искрил, горел.

– Живи, Осаа, познав мою боль, – наклонившись над гномкой, принцесса ангбандская облизала губы. Грубо приподняв над землей ватное тело подгорной жительницы, обхватила свободной рукой ее голову. Сквозь белую кожу Миас начали просачиваться тонкие струйки овеществленной тьмы. Бегущие по пальцам, они опутали эреборскую Королеву, впитываясь в её хроа, становясь его частью. Память Дор-Даэделота. Туманные пустыни горьких воспоминаний о пролитой крови и сожжённых заживо врагах. – Ты будешь ходить по Средиземью и видеть то, что вижу я. Каждый камень, каждый поворот незаметной тропы будет напоминать тебе о том, что гибли невинные существа по вине того, кто создал этот мир. Ты будешь слышать голоса усопших, чувствовать запах гари, осязать жар раскаленного добела воздуха. Твое существование станет проклятием для тебя и твоих близких, но ты будешь жить. Помня о Белерианде. Помня об Ангбанде. Помня о том, что тени вьются над солнечными лужайками покоя.

Прошептав последняя слово, Ниар выпустила из рук ладонь Осаа. Последняя, едва дыша, повалилась наземь. Громкий вздох вырвался из ее рта. Красная Колдунья, оскалив зубы, поставила ногу на грудь дерзкой дочери Аулэ. Сама окутанная пламенем и черным саваном тьмы, подняла руки к небу, хохоча. Торжествуя над своими близорукими врагами, воззвала к дальним землям Севера. Ночь, наступившая быстро, ответила нарастающим снегопадом. Красная Колдунья, жизнь которой раньше от невзгод и опасностей ограждал Мелькор, встречала восход кровавой луны. Готовая прямо глядеть в глаза своим недругам и, наконец, вполне осознавшая свою силу и свои возможности, наследница Железной Короны развеяла остатки чар. Немое лунное око, глядящее на мир из-под затянувших небо туч, разливало на белом холсте багровые кляксы.

– Ты побежишь в Ривенделл, Осаа, – пробасила Ниар, склоняясь над стонущей гномкой. Придавливая грудь подгорной жительницы сильнее, вслушалась в треск ломающихся ребер. Только воссозданный сосуд для души покрывался трещинками. Бледные губы Королевы заалели – кровь хлынула в разорванное костью легкое. – Через боль, сквозь стужу, по снегу, босиком. Как когда-то я бежала на помощь своему отцу, желая спасти его от жестокого суда. Ты будешь кричать, теряя голос, моля о помощи, и никто не услышит тебя. Как когда-то не услышали меня.

Старшая Миас отошла в сторону. Поморщившись, замахнулась ногой. Удар пришелся гномке по лицу. Подошва истоптанных ботинок рассекла бровь. Следующий удар – в живот, чтобы воздух в груди гномки превратился в шар ледяных иголок. И еще один удар. А за ним – еще один. Пока снег под искалеченным телом не превратится в красную слякоть.

– Не смей мне мешать, смертная, – в последний раз предупредила Ниар. Пылая изнутри гневом, колдунья перевела дыхание. Одуряющая ярость щекотала нервы. – Никогда больше не вставай у меня на пути. В противном случае смерть покажется тебе благословением свыше. Желанным, но недосягаемым благословением…

♦♦♦♦♦

Желанным, но недосягаемым благословением… Вот чем виделась Смогу помощь Миас. Рыцари Белерианда были далеко, занятые своими тайными, темными делами. Приходилось полагаться только на свою смекалку. Впрочем, дракона не слишком пугали трудности. С самым сложным великий змей уже сумел справиться. Кружа в небе над Эребором, Смог с гордостью и трепетом вглядывался в чешуйчатые морды своих соратников.

Все двенадцать согласились полететь навстречу Миас. Как один, затворники Севера встали на крыло. Поднимая в воздух снежные облака, взвились к небесам. Размахивая широкими крыльями, направили свой стремительный полет к Мории. Бесстрашные повелители огня и воздуха, они не глядели на смертный мир, раскинувшийся внизу. Взоры змеев были направлены только вперед, в необозримую даль широкого Эннората.

Смог попросил старых друзей сделать остановку у Одинокой Горы. Недавно покинувший Эребор, он не слишком скучал по мрачным сводам гномьего Королевства. Золото больше не казалось достойной добычей. Драгоценные камни ныне не имели никакой власти над сердцем гигантского змея. Пожелавший заглянуть в свое старое логово только за тем, чтобы достать из кучи хлама Государев Камень, Смог с неохотой начал снижать высоту. Бешеный ветер свистел в ушах, скользил под крыльями мягкой периной. Наслаждаясь полетом, дракон стрелой метнулся к верхнему проходу в Одинокую Гору. Дело оставалось за малым.

Доставить Аркенстон Красной Колдунье как можно быстрее. Камушек воплощал не только мощь и нерушимость гномьего царства. Он стал символом освобождения.

♦♦♦♦♦

Он стал символом освобождения. Широкая длань судьбы возложила на него колоссальную ответственность – сыграть роль мятежника, идущего своим путем наперекор велению свыше, дано не каждому. И Феанор с этой ролью прекрасно справлялся. Стоя рядом с Галадриэль, Верховный Король Нолдор сверкающими глазами глядел на Сарумана и улыбался.

Курунир не стал ничего говорить. Недавно прибывший в Лориэн, он догадался о ждущем его сюрпризе по поведению старых знакомых. Эльфы, встретившие главу ордена Истари, мрачно кивали и старались отвечать на фразы Майа кратко. Сопровождая мага до самых врат Карас Галадона, обычно веселые галадрим сохраняли траурное молчание. Решив пока не задавать лишних вопросов, Саруман с легким волнением ожидал встречи с Артанис. Как выяснилось позже, волнение не было бессмысленным.

Сам направившийся в лесное царство для решения некоторых стратегических проблем, Курумо быстро понял, что его замыслам не суждено сбыться. Феанор, дальнозоркий стратег, опередил волшебника, первым оказавшись по правую руку от Галадриэль. Явно желавший завоевать расположение правительницы Лотлориэна, нолдо рискнул сунуть нос в дом своих собратьев. Саруман, явившийся к Нэрвен с целью потянуть время для Красной Колдуньи, с сожалением признал за Кузнецом большую прозорливость.

«Что он успел ей наболтать? О чем именно говорил? – мысли в уме сменяли одна другую исступленно. Лихорадочно соображая, как стоит поступить, Саруман поглядел вначале на Феанора, а потом на Галадриэль. Последняя выглядела умиротворенно. – Какой версии придерживаться мне? И что, в конце концов, задумал этот проходимец?».

– Рада видеть тебя в Лориэне, Курумо, – эльфийка ступила вперед, мягко обратившись к одному из Истари. Теплящееся в ее глазах спокойствие заставляло Майа беспокоиться только больше. Бросив косой взгляд на Феанора, волшебник горько хохотнул.

– Как вижу, мой добрый друг сумел-таки добраться до Лориэна, – голос колдуна звучал уверенно. Зная, что тону придется придать оттенки радости, Курунир сжал свой посох крепче. Костяшки пальцев на рабочей руке побелели. Собираясь сразу после неприятной беседы отправить Ниар ворона с посланием, глава ордена Истари твердо произнес: – Рад, что прославленный в сражениях Феанор нашел спокойную гавань, где можно отдохнуть и подлечить раны. Путешествие оказалось недолгим?

– И приятным, – вставший рядом с Галадриэль, Феанор кивнул Саруману. Последний с облечением понял, что направление беседы выбрал верное. – Сестрица долго не желала верить в чудную историю, что со мной приключилась, но я в подробностях описал ей детали своего возвращения в Эннорат. Твою помощь сложно недооценить, Курумо. Я признателен тебе…

– Полно, – мимолетная мысль взорвалась меж висков. Сузив глаза, Саруман улыбнулся знаменитому Кузнецу. Мотивы последнего стали предельно ясны. Не за опекой пришел Феанор в Лориэн. Он пришел к сестре по крови за армией, сильной и опытной. Как много было известно создателю Сильмарилл? Много ли он ведал о Мории и Сауроне? Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Ниар, должно быть, уже была в Казад-Думе. А Майрон во всю прыть гнал бойцов Мордора прямиком к западным вратам покинутого гномьего королевства. – Я лишь сделал то, что нужно было. Посланнику Амана в столь трудные для нас времена должно оказать любую помощь.

– О трудных временах нас и так ждет очень долгий разговор, – вновь заговорила Галадриэль, перехватывая у Феанора инициативу беседы. Умная и проницательная, наверняка она не доверяла своему гостю. По крайней мере, пока. Повидавшая войну, убийства и беды, эльфийка старалась рассуждать здраво и методично. Вероятно, ее искренне поразил рассказ Короля Нолдор. Но в Эннорате было достаточно удивительных вещей, чтобы научиться относиться к ним бесстрастно. – Некрасиво заставлять гостей стоять на пороге. Путь к Лориэну долгий и сложный, наверняка ты устал, Курумо. Мы можем побеседовать и чуть позже, а пока, отдыхай.

Саруман коротко кивнул в знак благодарности и уже собрался идти следом за одним из эльфов, как в голову Майа пришла одна интересная мысль. Раз уж его коварным планам помешал сам Феанор, будь он не ладен, грех было бы не воспользоваться ситуацией в свою пользу. Прикрыв веки, колдун степенно развернулся, полагая, что сумеет выйти из сложной ситуации победителем. Теперь точно знающий, чью сторону собирается принять в начинающейся войне, Курунир не колебался.

– Впрочем, я устал не настолько, чтобы избегать длинных бесед, – взвешивая каждое произносимое слово, чародей пытался понять, к чему именно приведут его действия. Не желая навлекать на себя гнев Миас, Майа, тем не менее, хотел остаться в глазах старых знакомых надежным союзником. Порой, чтобы выиграть партию целиком, следовало отдать противнику важную фигуру. Или хотя бы ту, что кажется таковой. Уверовавший в свои действия, Саруман поглядел на Галадриэль исподлобья: – Пожалуй, некоторые вести нужно рассказать сразу. За каждым свершенным чудом по правилам нашего мира прячется вполне объяснимая причина. Феанор, наверное, объяснил тебе, Нэрвен, почему был послан в Эндор. Владыки Валинора редко вмешиваются в тихий ток бытия смертного мира. Но в этот раз они послали к нам одного из лучших сынов племени Нолдор, чтобы тот, наконец, исполнил свою клятву и избавил мир от темноты. Я буду краток. Постараюсь быть таковым. Мой сказ коснется Сильмарилл. И детей Мелькора, которых мы не замечали тысячелетиями. Они – опаснее Саурона и всего воинства Мордора. В них наша погибель…

Саруман сделал многозначительную паузу. Бросил косой взгляд на Феанора. Привыкший во что бы то ни стало добиваться своего, кузнец хмуро вслушивался в речь Майа. Курумо был доволен: нолдо не понимал, что происходит. И сильно нервничал, судя по выражению бледного лица. Вновь убеждаясь в верности занятой позиции, глава ордена Истари приподнял подбородок.

В его руках оказалось все время мира, сжатое до размеров одного часа.

♦♦♦♦♦

В его руках оказалось все время мира, сжатое до размеров одного часа. Глядя на виднеющиеся за озером Врата Мории, Торин почти физически ощущал, как уносятся в пустоту драгоценные минуты тишины и покоя. Даже не пытаясь угадать, что поджидает его и компанию за заветными дверьми, он тщился насладиться зимней ночью. Морозная тишина, погруженная в свет охотничьей луны, убаюкивала тонущее в страхе сознание.

– Выглядит зловеще, – подошедший к гному хоббит поежился. Плохо переносящий лютый холод, мистер Бэггинс кутался в позаимствованный у Нори полушубок. Его раскрасневшаяся моська едва выглядывала из густого волчьего меха. – Это озеро всегда тут было?

– Нет, – нахмурившись, Торин оперся на опущенный к земле топор. Черствый взгляд эреборца скользил по водной глади. Красные отблески луны плясали на снежных кручах вокруг открытых врат Казад-Дума. – Раньше тут протекал Сираннон. Говорят, шум его песни можно было услышать еще на подступах к горам. Кто-то выстроил здесь плотину, запрудив привратный поток. Видимо, нынешним хозяевам Мории не по душе веселое журчание ручья.

– У меня крайне плохое предчувствие, – буркнул Бильбо, вытаскивая голову из меха. Необычайно серьезный, полурослик безрадостно хмыкнул. – Врата открыты. Кто-то ждет нас.

– Известно, кто, – Торин, перебарывая мгновенный соблазн развернуться и отправиться к Ширу, мотнул головой. – Азог ждал нас. Радует, что его прислужники не встретили гостей градом стрел. Впрочем, я разделяю Ваши сомнения, мистер Бэггинс. Что-то не так.

Бильбо не ответил. Шмыгнув носом, молча поплелся к друзьям, босыми ножками скользя по обледеневшей дороге. Проводив его взглядом, Торин поджал губы. Понимая беспокойство маленького полурослика, Король-под-Горой с горечью и нарастающим волнением признал – на самом деле совершенно всё было не так.

Подходя к западным вратам Казад-Дума, эреборец ожидал увидеть на подступах к Баразинбару многотысячное войско орков, готовых разорвать гномов при их появлении рядом. Азог был не слишком оригинален в своих методах ведения войны. Предпочитающий переговорам кровавую бойню, бледный урук с завидным постоянством использовал лишь одну знакомую ему тактику – нападение. Пожалуй, отсутствие чернокровых чудовищ у врат напугало Торина даже сильнее, чем могла бы напугать реальная встреча с ними. Когда видишь врага, точно знаешь, что делать. Но вот смельчаки стояли у подножия Карадраса, и встречала их лишь восходящая луна цвета рубина. Что-то явно изменилось в Мории. Что-то изменилось в Азоге. И Торин теперь не был столь же уверен в своем понимании противника, как это было хотя бы день назад.

«Мория приветствует нас, – Торин, подняв голову, поглядел на настежь распахнутые двери. Ощущая неприятный холодок в груди, сглотнул. Зловещая тьма ширилась в проеме врат, совершенно непроглядная, плотная. Казалось, что вошедший внутрь уже не сумеет выйти наружу, пожранный бездной. – Эти врата были зачарованы эльфами Эригиона. Множество столетий никто не пользовался западным проходом, не ведая тайного слова. Видимо, Азог достаточно умен, чтобы говорить на эльфийском. Но, что более вероятно и менее предпочтительно, у него есть умные друзья, помогающие в борьбе. Кто они и чего хотят?».

Король-под-Горой прогнал все мысли прочь. Ему не хотелось гадать, рассуждая о неведомом. Зная, что при желании гундабадец уже убил бы подошедших к Мории гномов, решил, что орк и не собирается никого лишать жизни. Вероятно, ему что-то понадобилось от заклятых врагов. Вот только что именно? Ключ от Эребора Азог уже имел. Держал на ошейнике Траина. Чего еще ему не хватало для счастья? Головы самого Торина, насаженной на длинную пику?

Глупые мысли ни к чему не приводили. Молодой наследник рода Дурина, коря себя за самоедство, развернулся к друзьям. Они, уставшие за день, решили воспользоваться паузой и устроить привал. Разведенный костерок почему-то никого теперь не смущал – видимо постоянная осмотрительность успела опротиветь всем. Нагло жаря колбаски прямо рядом с орочьим домом, гномы Эребора громко хохотали и отпускали в адрес друг друга злобные шуточки. Друзья развлекались, пренебрегая благоразумием. Языки огня, танцующие в снежном вихре, отбрасывали на их лица жесткие отблески в тон плавленого золота. Нахмурившись, Торин опустил голову к груди.

Его не покидало ощущение близящейся беды. Безудержное веселье уж очень походило на пляску смерти. Безумствующую в своей свирепости пляску последних вздохов.

♦♦♦♦♦

Безудержное веселье уж очень походило на пляску смерти. Безумствующую в своей свирепости пляску последних вздохов. Хохоча сквозь кровавый кашель, Осаа продиралась вперед, через покрытые снегом кусты шиповника. Искалеченное тело содрогалось от волн боли и судорог. Сломанные ребра не давали дышать – грудь изнутри разрывало, в спину словно вогнали раскаленный железный прут. Каждое движение приходилось совершать с криком на устах. Жизнь вернулась к гномке, но вместе с ней пришли и те ощущения, которые подгорной жительнице совсем не хотелось бы вспоминать.

– Ниар, – хрипло молвила Осаа, спотыкаясь. Земля ушла из-под ног и гномка повалилась на колени. Удар оказался сокрушительным: плотный лед оцарапал кожу на ладонях; негнущиеся суставы ног заскрипели. Слизав с губ сочащуюся кровь, гномка подняла взор к небесам. Наступившую ночь объял пожар – огненное око луны свирепо глядело на Средиземье сверху вниз. Плотные снежные облака порой закрывали светило, но быстро убегали вдаль, подхваченные неутихающим ветром. В черных проплешинах меж туч виднелось чистое небо, покрытое алмазами звезд.

Ей нужно было добраться до Ривенделла. Пока не стало слишком поздно, ей нужно было найти помощь. Красная Колдунья поступила мудро, обратив бесплотный дух в хроа – погибнув, Осаа вновь отправилась бы в Чертоги Мандоса. Оставшись же в живых, лишилась бы своей способности всегда быть сразу и везде. Так или иначе, в своем последнем акте доброты и щедрости, ангбандка даровала гномке шанс воспользоваться новообретенной жизнью с толком. Как теперь и намеревалась поступить Королева Эребора.

Стиснув зубы, подгорная жительница принудила себя подняться с земли. Холод мешал двигаться быстро, туманил разум и убаюкивал сознание. Неумолимо клонило в сон. Перебарывая дремоту, Осаа выпрямила спину. Пошатнувшись, поймала равновесие. Следовало двигаться дальше. Без промедлений. Затянутый пеленой взор выхватил из калейдоскопа крутящихся пред глазами картинок удивительное небесное зрелище. Сквозь паутину низких облаков к земле пробивались падающие звезды, появившиеся из пустоты черной ночи. Охваченные белым пламенем, они неслись вниз, оставляя за собой длинный шлейф серого дыма. Вначале подумав, что ей фееричное зрелище лишь мерещится, гномка пару раз моргнула. Но нет. Небесные камни продолжали падать, освещая округу слепящим белым сиянием.

– Они здесь, – догадалась Осаа, чувствуя, как внутри вновь крепнет надежда. Мимолетная догадка, сверкнувшая в мутнеющем сознании, прогнала прочь отчаяние и обиду. На глаза навернулись слезы. – Они прибыли в Эннорат.

====== Глава 11.3: Чертоги Казад-Дума ======

♦♦♦♦♦

– Они прибыли в Эннорат. Именно тогда, когда их ждали.

Ниар криво ухмыльнулась, наблюдая за тем, как небесные камни нисходят к земле. Их было немного, всего несколько хорошо проглядываемых линий бурого на фоне пламенеющих облаков. Ангбандка отлично представляла, что ждет Средиземье в ближайшее время. И она прекрасно понимала, что звездопад – лишь пролог в истории начинающейся битвы. Дальше – больше. Начало конца, как казалось старшей Миас.

«Сколько у нас времени? – гудящая голова работала скверно. Отчужденные мысли слетались в стаи и разлетались, подобно непокорным птицам. – День? От силы. Скорее уж половина дня. Вполне достаточно, чтобы достать Аркенстон. Мне бы только добраться до камня, а там уж будь, что будет».

На негнущихся ногах, дрожа и оступаясь, ангбандка подошла к отложистой стене Мглистых Гор. Кони, следовавшие за хозяйкой, остановились неподалеку. Нанивиэль, все еще спящая под действием чар, мешком свисала с седла Арго. Принцесса Дор-Даэделота не стала связывать эльфийку: под рукой не оказалось веревки, да и необходимости в лишней осторожности не было. Закинув бездыханное тело бессмертной на спину вороного скакуна, Красная Колдунья заспешила к горам. После встречи с Осаа чувствующая себя дурно, старшая Миас едва переставляла стопы – волнение и злость ушли, уступив место безысходности и слабости. Волна ярости снесла в голове Ниар все преграды невозмутимости и теперь через разрушенные плотины в душу чародейки стекали сдерживаемые до поры до времени реки эмоций. Мысленно отгораживаясь от сводящей с ума тошноты, ангбандка пыталась думать. «Ты сама есть свой самый жуткий, самый суровый враг, Ниар, – едва различимый голос отца прозвучал на задворках померкшего сознания. Облокотившись о скальный уступ, Красная Колдунья сползла к земле, поджимая под себя ноги. – Вы дети мои, любимые и обожаемые. В ваши тела и души была вложена старая магия Амана, края неги и радости. Свет Первозданного Огня, отраженный в песне Йаванны, стал вашей кровью. Тьма, сокрытая в Белерианде, стала вашими костьми. Вы есть плод любви вечно враждующих стихий, и в вас сокрыт секрет вечного мира. Неужели думаешь, что какие-то трудности способны остановить тебя, существо, совершенное по природе своей? Неужели все еще наивно полагаешь, что Валар могут причинить тебе вред, кроха? Прекрати ныть и возьми себя в руки. Ты моя старшая дочь, ты унаследуешь наше царство после того, как меня не станет. Ты не имеешь права на слабость». – Ты горазд говорить такие вещи, отец, – пробубнила Ниар, сквозь мрачную пелену на глазах озирая безумный ночной пейзаж. Свирепствующий желудок словно сворачивали в загогулину. Рассудок более не подчинялся ангбандке. – Тебе многое давалось легко, будто бы по наитию самой судьбы. Всегда сильный, всегда безмятежный, ты умел отгораживаться от боли. Я не ты. Мне всегда больно и противиться своим слабостям я не умею. Уж прости… Сквозь непроницаемый туман проступил еле заметный образ. Чародейка не совсем понимала, грезится он ей или нет. Реальность плавно перетекала в видения, которые чудачески вспыхивали перед слепнущими глазами. Поджав губы, совсем по-детски, Ниар потянулась к едва различимому абрису в темноте: иллюзорный, он порой казался таким близким, таким безжалостно близким. Почти забытое лицо потерянного отца, свободолюбивого, мятежного, веселого порой. Его светлый лик, молодой и ничем не омраченный. Раньше он часто улыбался, но время отняло у него улыбку. Угольные глаза поблескивали могуществом, и скрытый в них огонь подчас вспыхивал ярче звезд на небе. Уголки тонких губ поднимались вверх всякий раз, когда Вала Мелько был со своими детьми. Он старался скрыть свою нежность, но стоило трем Миас отвернуться, суровый повелитель Дор-Даэделота отбрасывал маску угрюмости прочь. Он был великолепен. Во всем. Он не любил бахвальства и признавал лишь чистоту, в чем бы она ни проявлялась. Его преданность Арде поражала. Привязанный к смертному миру, искренне переживающий за него всем своим естеством, отец не уставал постигать и восхищаться Эа. Вселенная завораживала его, и он неизменно находил в ней частицы отчаянной, девственной, дикой красоты. Собственно, он сам был этой красотой: на грани, между жизнью и смертью, в борьбе, в рождении и медленном угасании, в каждом мимолетном движении, он был, он присутствовал, как насыщенная тень, облагораживающая бесцветную акварель. Мелькор всегда шел первым и не боялся нового. Он отдавал себя Арде и не требовал ничего взамен. И слово его жило до сих пор, вопреки воле Валар. Как яростное пламя, негаснущее под натиском вездесущих ветров. Ниар помнила, как он пал. Отец не хотел, чтобы она была рядом с ним в тот черный день. Наверное, он попросил Саурона позаботиться о Миас и верный Майа исполнил волю хозяина: уговорами ли или обманом, но Майрон увел пелорийскую тройку подальше от бушевавших в Белерианде сражений. Однако втайне от старого друга, втайне даже от сестры и брата, несомая вперед лишь потоком страха и отчаяния, Ниар проникла в Дор-Даэделот. Невидимая и неслышимая для своих недругов, она стала очевидцем той самой последней битвы. Разум, страшащийся неизлечимых мук, стер горькие воспоминания. Но вот над Средиземьем вновь разбушевались ураганы перемен и, подобно шаловливым весенним сквознякам, они сдули пыль с тайных ларцов памяти. В голове оживали погребенные заживо истлевшие картины минувших лет. Развалины Ангбанда. Высочайшие стены некогда крепкой цитадели, охваченные пламенем. Угли и пепел, в которые обратились тела убитых. Пропитанный гарью воздух, черный, точно земли в Мордоре. Нескончаемый поток серого снега – надрывное дыхание погибающего Белерианда. Голая почва, по которой текут густые ручьи багряного цвета: сливаясь воедино, они реками разбегаются по земле, изъеденной войнами. И ее отец, стоящий на коленях в самом сердце своего агонизирующего царства.

Вокруг него – рыцари в сияющих доспехах. Их лица чисты, их глаза сверкают гневом, мечи оголены и направлены на поверженного Врага. А последний улыбается, не признавая победы над собой. Одежды владыки изорваны, обращены в грязные тряпицы, больше похожие на дрянные лохмотья. Оголенное местами тело сплошь покрыто глубокими ранами – кровь хлещет из них, тонкими струями стекает по обожжённой коже. Руки мятежника опутаны толстой цепью, раскаленной до слепящей белизны. На шею нацеплен ошейник – толстая полоса багряного железа, символ покоренной души отступника. Силы покидают Мелькора, но он с достоинством наблюдает черный закат своей власти: безгласная улыбка не сходит с его лица. В глазах пляшут хорошо знакомые Ниар искорки неутихающей страсти. Их не смогли затушить триумфальные песни Валар, чуждые всему Дор-Даэделоту. Плененный, обузданный и униженный, отец продолжал даже тогда восхищаться Ардой. Сквозь стиснутые зубы, сквозь вопли и трепет, он пытался бороться. Во имя того, что любил. И что не хотел предавать даже под страхом вечного забвения.

«Тебе уготована иная судьба, Ниар, – вновь далекий голос, доброжелательный, родной. Всхлипнув, Красная Колдунья закрыла обеими руками рот. С глаз хлынул поток слез, истерзанное сердце вскипело. Ей нужно было помочь ему тогда. Не прятаться в тени, а броситься на Валар, зубами и когтями вгрызаясь в их плоть. Она смалодушничала. Струсила. Удрала прочь, как избитая собачонка. – Подобно мне, ты не умеешь проигрывать. Не страшись и подумай. Мои братья, мои сестры – стихии, ставшие частью Эа. Разумные, сильные, умудренные. Они явятся сюда и попробуют убить тебя, Талриса и Анаэль. В чем их преимущество перед вами? Попробуй понять. И после, уравняй шансы. Ты не одна из Айнур. Но ты являешься частью Арды, гораздо более важной и гораздо более величественной, чем Владыки Валинора».

– Голос, – прокаркала Ниар, надрывая горло. Где-то в глотке слова забулькали, смешиваясь с рвущимися наружу рыданиями. Закашлявшись, Красная Колдунья начала истерично отирать лицо. Мокрое, опухшее, покрытое грязью, оно, наверное, выглядело ужасно. Мысль Красную Колдунью рассмешила, и она нервно хохотнула. Утерев нос, уперлась руками в снег. Всем телом подалась вперед, поднимаясь на ноги. Холодный ветер подтолкнул ее в спину, помогая выпрямиться. Пошатнувшись, ангбандка все же поймала равновесие. Подняв голову, моргнула. Слепота отступала, и мир вновь предстал ясному взору старшей Миас. – У меня есть Голос.

Принцесса не знала, были слова отца плодом разыгравшегося воображения или же тайным посланием. В принципе, ее это и не интересовало. Так или иначе, она уяснила, что следует делать. Развернувшись всем торсом к простирающимся внизу землям, к восходящей красной луне и возрастающему потоку падающих звезд, сжала руки в кулаки.

«Они сильнее, потому что не ограничены рамками нашего бытия, – рассуждения походили на разгорающееся пламя свечи. Ровный их ток успокоил старшую Миас и согрел. Чувствуя, как душа обретает равновесие, чародейка улыбнулась, даже не подозревая, что в улыбке своей становится похожей на отца. – Я обладаю силой, но они обладают властью. Им помогает сама Арда, ибо они ее сотворили и стали ее непосредственной частью. В их устах Эа обретает облик. Их музыка все еще царствует над миром. Но не их кровью омыты руины Ангбанда. Не их голос поселил в самое сердце Арды Черный Огонь. Не их слово трижды верховенствовало над хором непреходящих в Чертогах Безвременья. Моя песнь уже знакома Эндору. Что будет, если я обращусь к нему снова?»