Текст книги "Чертоги Казад-Дума (СИ)"
Автор книги: Каэрия
Жанры:
Сказочная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 57 страниц)
Сдерживая в себе желание разодрать орка в клочья, Феанор обошел Больга стороной. Бедняга бродил по южной окраине Чернолесья в поисках пищи. Одичавший, худой, как щепка, чернокровый со страхом поглядывал в разные стороны. Его вороватый взгляд выдергивал из темноты то шелохнувшую ветку, то заскрипевший ствол дерева. Наблюдая столь жалкое зрелище, Верховный Король Нолдор мыслями постоянно возвращался к Тауриэль. Эльфийка должна была уже найти Гэндальфа среди поросшей мхом рытвины. Сам Феанор прознал о беде Олорина благодаря любезно предоставленным ему шпионам – мелкие орки, находившиеся в подчинении у Сарумана, с удовольствием направились к Лихолесью. Сперва не хотевший помогать Майа, Феанор сменил гнев на милость тогда, когда понял, что из ситуации может извлечь приличную выгоду. Манипуляция чужим мнением не входила в его планы, но делать нечего – без армии идти против рыцарей Ангбанда просто безрассудно.
По той же самой причине Король Нолдор не лишил жизни чернокрового ублюдка. Загнать орка в ловушку оказалось делом крайне не хитрым. Явно обезумевший приспешник Саурона даже не понял, что произошло. Налетев на силки, урук практически тут же свалился наземь, пытаясь освободиться от пут. Поджидавший свою добычу Феанор не стал медлить – вынув из ножен крепкий меч, приставил лезвие к горлу чернокрового и объяснил, что происходит и почему.
Надо признать, орк речь эльфа выслушал до конца, с ошеломительным вниманием и почтением. Кивая головой, уродец прищуривал свои белесые глазки и тряс кулаками тогда, когда речь свою кузнец заводил о Миас. Добравшись до той части беседы, в которой следовало перейти к делам более насущным, нолдо поинтересовался у Больга, на что последний способен пойти, дабы сохранить свою жизнь. Ответ оказался ожидаемым и вполне удовлетворительным. Улыбаясь, Феанор потер ладони и высказал орку свое поручение. Верить в его безукоризненное исполнение кузнец не верил, однако с удовольствием потешил самолюбие, представляя осуществление собственных помыслов.
– Иди прямо по этой тропе, она выведет тебя к Дол Гулдуру, – Король Нолдор указал ладонью на тонкую петлистую дорожку, напрочь заросшую плющом. Больг, глядя в сторону, поежился. Высокий и тучный, как великан, для чернокрового воина он обладал чересчур трусоватой натурой. Поморщившись, Феанор прищелкнул языком. – И не сворачивай, иначе выйдешь к болотам. А от старой крепости, я полагаю, ты сможешь найти известный путь к Мордору. Когда попадешь туда, поведай Саурону те вещи, на которых мы с тобой условились. И не напутай ничего, болван.
– Все будет передано Владыке слово в слово, – заверил эльфа Больг на корявом вестроне. Одутловатое лицо чернокрового исказила омерзительная усмешка. Перебарывая отвращение, Феанор подошел к своему посыльному ближе. Никак не изменившись в лице, кузнец сложил руки на груди. Истолковав молчание бессмертного как проявление крайней терпимости, урук вновь закивал головой и опрометью бросился в лесную чащу. Скрывшись в темени, Больг растворился в дымчатой завесе Чернолесья уже спустя пару секунд.
Довольный собой, Феанор неспешно развернулся. Продолжая улыбаться, окинул долгим взглядом крохотную лужайку. Опутанная серебристой паутинкой, она все же продолжала жить своей чистой, дикой жизнью: птицы пели в густых переплетениях ветвей; мелкие животные пробегали то тут, то там; даже бабочки пестрили своим роскошным одеянием под сводами деревьев-великанов. Конечно, смрад разложения и забвения витал над отравленными землями Лихолесья, но ничто не могло истребить его первобытной красоты. Прикрыв веки, Феанор позволил себе насладиться моментом идиллии.
В последнее время кузнецу благоволила сама судьба. Кто его знает, может быть провидение вдруг решило занять его сторону, а может быть свет Амана вновь вернулся на его дорогу жизни, но факт оставался фактом: задуманное осуществлялось, завесы тайн приоткрывались, а в сердце вновь пела забытая песнь азарта. Король пока не торопился щебетать дифирамбы и уж точно пока не мог отпраздновать победы, однако что-то подсказывало нолдо, что в будущем следует ожидать только светлых вестей.
Такова была его правда, и таким он видел окружающий мир. И в уверенности своей он оставался достойным защитником земель Эннората.
♦♦♦♦♦
Такова была его правда, и таким он видел окружающий мир. И в уверенности своей он оставался достойным защитником земель Эннората. Серый Странник, такой мудрый и всегда улыбающийся старик, таящий за напускной добротой ум удивительной проницательности. Тауриэль, сглотнув, отступила на шаг от замершей в путах фигуры Гэндальфа. Глотку сдавили тиски, и воздуха вдруг стало не хватать. Тяжело вдыхая и выдыхая, эльфийка вспомнила своего провожатого с ранее никогда не испытываемым ужасом.
Смертный оказался прав. Лесная стражница действительно нашла в лесу спящего беспробудным сном Митрандира. Найти его оказалось непросто – все тело чародея покрыл густой плющ и мох, скрывая от чужих взглядов свою великую добычу. Медленно продвигаясь вдоль тракта, Тауриэль чуть не наступила на Олорина. Благо, острый эльфийский взгляд успел выхватить из темноты едва различимый силуэт бледного, осунувшегося лица. Испугавшись, Тауриэль долго выравнивала дыхание прежде, чем взяться за освобождение незадачливого путешественника. Ослабить путы бессмертной удалось, но растения Лихолесья сопротивлялись каленой стали – их плотные, как бритва острые стебли вряд ли мог разрезать даже самый острый клинок Гондолина. Убедившись в тщетности своих стараний, Тауриэль решила попробовать Гэндальфа разбудить. Нашептав ему заклинание на ушко, замерла в ожидании. К сожалению, ничего не произошло. Сковывающая мага сила оказалась могущественнее чар. Испробовав еще пару заклятий, лесная стражница окончательно потеряла надежду самостоятельно освободить Серого Странника. Устало осев на поваленный ствол дерева, Тауриэль принялась обдумывать произошедшие с ней чудеса.
До самого последнего момента она не верила своему спасителю. Даже тогда, когда человек привел ее к Лихолесью, эльфийка не сомневалась в своей правоте: смертный был не глуп, но болен. Разве станет кто в здравом уме присваивать себе имя Короля Нолдор и грозить появлением в Средиземье Великих Врагов? Вряд ли. Даже Трандуил, привыкший видеть даже в малейшей опасности крупицу всеобщего заговора, не смог бы воспринять речь смертного серьезно.
Но теперь все изменилось. Слова человека оказались правдивыми. Во всяком случае, на счет Гэндальфа. Несчастного заколдовали и оставили на съедение диким тварям. Кто мог поступить так со старым волшебником? Митрандир, по словам Леголаса, отличался несгибаемым норовом и властью над светом. Тот, кто повстречался Гэндальфу на забытом гномьем тракте, обладал большей силой, чем бравый заступник Эндора.
Волей не волей, но Тауриэль начала задумываться над предостережением своего спасителя всерьез. И даже на какой-то миг допустила, что говоривший действительно был Феанором. Да только нолдо умер давным-давно, и вернуться к жизни не мог. Если только кто-то достаточно могущественный и достаточно разумный не возвратил его к жизни. Нахмурившись, эльфийка оглядела лицо Митрандира.
Для магии пробуждения, о которой сама стражница знала слишком мало, была необходима тьма. Добрыми мольбами мертвые к жизни просто так не возвращались. Феанор же, как часть легенд ее народа и неотъемлемая часть ее истории, не был однозначно хорошим персонажем, и многие братья осуждали сделанный им выбор. Так или иначе, но старому Королю доверять не стоило, ибо многое светлое таковым только кажется. Сглотнув, бессмертная стремительно поднялась на ноги. Разболевшаяся голова гудела от разгоряченных, оплавленных мыслей. Постояв с минуту без дела, Тауриэль решила оставить все рассуждения до более спокойных времен. Сейчас у нее имелась гораздо более пугающая и гораздо более реальная проблема.
Наклонившись над Митрандиром, стражница смахнула с его лица двух особо толстых букашек. Очистив одежду от паутины, начала с распалившейся яростью перерезать ветви вьюна. Руки эльфийки вскоре покрылись порезами, и алая кровь заструилась по холодным стеблям. Капая на черную землю, багровая жидкость жадно впитывалась Лихолесьем и исчезала в его чреве, как родниковая вода. Терпя свирепую боль в ладонях и крепнущий в груди страх, Тауриэль решила, что попытается привести к тракту подмогу. Вероятно, Трандуил с удовольствием окажет чародею помощь, в дальнейшем обязуя его на ответную услугу.
Потихоньку начинало смеркаться. Удваивая пыл, озираясь по сторонам, эльфийка молила Владычицу Звезд Эльберет ниспослать ей духа и покоя, чтобы докончить начатое. Но тугие путы не стали податливее и свет вопреки желанию ускользал от Тауриэль. Когда дело было сделано, и Гэндальф освободился от оков Чернолесья, наступила ночь.
Тьма куполом накрыла Эннорат, с собой приведя отчаяние и стужу.
♦♦♦♦♦
Тьма куполом накрыла Эннорат, с собой приведя отчаяние и стужу. Наслаждаясь феерией мрака, скользя тенью по обледенелой земле, Ниар кроваво улыбалась. Ей вспомнились деньки, когда так же она гуляла по долинам Белерианда, внушая опаску всему живому. Тогда для нее не существовало преград, и страх ей был неведом. Свободная от чужой воли, яростная и страстная, как пламя Удуна, старшая Миас летала над Дор Даэделотом стремительной птицей неся на крыле судейство своего отца.
А что теперь? В кого она теперь превратилась? В жалкую и хнычущую собаку, готовую упасть пред Эру и светом его во имя какого-то жалкого гнома. Куда подевалась ее гордость и сила? Где теперь были острый ум и невероятная хитрость? Вздернув вверх голову, Ниар расхохоталась небу в лицо. Пусть слышат Аратар. Пусть слышат Манвэ и Варда. Пусть слышит весь Валинор смех воскреснувшего врага. Теперь Ниар нечего было терять. Она давно забыла о том, что имеет душу и сердце, а вспомнив, пожалела об этом. Душу забрал себе Первый Певец, а сердце растоптал смертный сын Аулэ.
Моргнув, Красная Колдунья затихла. Улыбка померкла и горький ком застрял посреди горла. Обернувшись к спящим друзьям, чародейка поникла. Боль невероятной силы раздирала ей грудь изнутри, сдавливая под собой дух, сжигая в себе остатки добра. Видя в гномах своих друзей, Ниар прекрасно понимала, что другом им вовсе не является. Стены самообладания превращались в развалины и наружу, сквозь ураган эмоций, пробивался затихнувший на время гнев.
– Спите, пока вам спится, дети Махала, – прошипела Ниар, обходя дугой сладко дремлющих гномов. Чары Белерианда, одеялом накрывшие тела путников, ограждали их от звуков и света. Ничто не могло разбудить смельчаков и никто. Оскалившись, Красная Колдунья сжала руки в кулаки, ощущая небывалый приток сил. – Пусть весь Аман восстанет против меня во главе с Сулимо, я не отступлю от цели своей и, если понадобится, сравняю их мир с землей. Мне не страшны их наветы и сила их тоже не страшна, так как я несу в себе свет, хранимый некогда Вардой, охраняемый Илуватаром и не задетый нотами зла. Желаю, чтобы эти гордецы и глупцы явились ко мне и взглянули мне в глаза.
Остановившись напротив Торина, Красная Колдунья замерла. Пошатнувшись, с тоской вспомнила свой разговор с Королем-под-Горой на самом высоком пике Железных Холмов. Наверное, она искренне любила его, той самой любовью, которую привыкла даровать родным, друзьям и подчиненным. Чувствуя себя преданной, униженной и побежденной, чародейка с трудом поборола жажду бросить почивающий лагерь. Слабость являлась пороком, платить за который частенько приходилось собственной шкурой. А расставаться с ней Ниар была не готова. Слишком уж дорог ей был окружающий мир, слишком сильны устои веры. Утробно зарычав, ангбандка прокляла про себя Торина. Кровь закипела от ненависти. В ушах барабанной дробью застучал гнев. Повязка же на глазах пропиталась слезами.
Ей не понадобилось много времени, чтобы взять себя в руки. После злополучного разговора с Торином Ниар вела себя тихо и мирно, пытаясь успокоиться и взглянуть на ситуацию со стороны. Выходило плохо, но деваться некуда. Стараясь ни с кем не разговаривать и никого не тревожить, вновь и вновь Красная Колдунья прокручивала в уме сказанные эреборцем слова. Рассудок отлично справлялся с осмыслением, жестко шлифуя факты и отсортировывая информацию. Однако в глубине души нагревался котел боли, начиная бурлить и обращаться в пожар. Дождавшись, когда все гномы улягутся спать, Ниар наложила на своих компаньонов чары и позволила себе громко выплакаться. Ну а после пришла ярость. Бездумная, сухая, голодная ярость, которой теперь Ниар и упивалась.
Надменно подняв голову, чародейка хохотнула. Вслушиваясь в дыхание земли, старшая дочь Мелькора представила себе день, когда вернется отец. Метнулась мыслями к воскрешению Белерианда и сосредоточила внимание на едва уловимом шорохе, что раздался в стороне. Чуткие уши уловили движение, легкое, плавное, не принадлежащее человеку. Опустив руки, Ниар осклабилась.
– А я все гадала, чью сторону ты в окончательном итоге займешь, – не оборачиваясь, Красная Колдунья обратилась к притаившейся в тени фигуре. Грациозно шагнув в сторону, выпрямила плечи и спину. Мышцы жаждали движения, как разум – интриг. – Не ожидала такого поворота событий, но не расстроена им. Твой приход – приятный сюрприз. Я могу тебе помочь чем-нибудь?
Сокрытая мантией фигура шевельнулась в страхе. Наверное, он надеялся остаться не замеченным. Недаром так постарался, организовывая себе ложный лик. Ниар щелкнула пальцами, разминая суставы. В нос бил легко различимый запах магии. Да, этот аромат она не могла спутать ни с чем.
– Призывать к себе врагов своих глупо, – молвив чудак под балдахином. Скрипучий голос резал слух. Одно порадовало Ниар – колдун не дрожал пред лицом Ангбанда и не страшился сокрытой в чародейке силы. – Хотя кто его знает, на что вы способны. Дети Мелькора, ведь так?
– Наследники Железной Короны, верные служители Дор Даэделота, его защитники и покровители, – разжевала Ниар, останавливаясь напротив собеседника. – Саруман, старый ты прохвост, неужели прознал о нашем существовании?
– И до конца надеялся, что ошибся, – признался Майа, снимая с головы капюшон. Ниар попыталась вспомнить, как выглядит посыльный Аулэ. Раньше он был высок, худощав и черноволос. Прошедшие годы, вероятно, посеребрили голову Истари, ссутулили его плечи и покрыли лицо морщинами. – Тот, кто поведал мне о вас, дал вам имя Миас. Что оно значит?
– А ты вспомни, шарку, – перейдя на Черное Наречие, колдунья развернулась. Протянув руки к своей повязке, ловко развязала узел на затылке. Стянув плотную полосу ткани, открыла глаза, чувствуя, как ночной свет проникает в них. Эру лишил ее возможности смотреть на мир, как подобает это делать людям. Но он не мог лишить ее возможности лицезреть сущее вровень с духами, демонами и драконами. – Это слово твоего родного языка, старого, сложного, забытого. Но если ты понимаешь и мой язык, можешь называть нас Тагруму.
– Тебе известен Валарин? – Саруман, казалось, удивился. Ниар прищурилась, всматриваясь в лицо Майа. Многогранный мир преобразился: тот дар, коим до сих пор Красная Колдунья пренебрегала, оказался, наконец, полезен. Ночное зрение дозволяло улавливать незаметные движения света, окрашивая окружающее в жемчужные тона. – Сколько тебе лет?
– Я намного младше тебя, Курумо, – сообщила чародейка без утайки. Пару раз моргнув, поглядела на звезды. Окруженные нимбом молочного сияния, холодные небесные стражи безразлично взирали на спящее Средиземье. – Ты явился ко мне. Как нашел и зачем пришел к воину Дор Даэделота?
– Подобно остальным, услышал твой зов, – глава ордена Истари произносил слова медленно, с гордостью и величием. Ниар от его манеры говорить покоробило. Истинный сын своего рода, Саруман ничем не отличался от тех надменных владык Амана, что изгнали отца из Эа. – И шел на еще слышимое в воздухе эхо, оставленное спетой тобою песней. Полагаю, вскоре многие захотят встретиться с дочерью Моргота. И я далеко не самый плохой гость, колдунья. Я явился к тебе с заинтересованностью и новостями, которые могут показаться тебе занятными.
Ниар снова хохотнула. Сложив руки на груди, оглядела Майа с ног до головы. Странно, но чародей все еще не испытывал страха. Даже увидев огонь в глазницах Миас, не отступил и не запаниковал. Напротив, все более уверенно вел себя Курунир, и все шире становилась его улыбка.
– Ты – шавка Валар, с которыми я не имею ничего общего, – огрызнулась ангбандка, опять ощущая кипящее в крови бешенство. – Ты прислан сюда, чтобы избавить мир от тьмы. То есть ты мой враг и довериться тебе я не могу.
– Я пришел сюда, ожидая увидеть пред собой существо, схожее духом и телом с Сауроном, – голос Курунира осип, став ниже на тон. Взгляд налился свинцом. – Но увидел простого человека, избитого, покалеченного, усталого.
– Разочарован? Другими ты нас представлял? – задыхаясь от едва сдерживаемого сарказма, Красная Колдунья поморщилась. Искоса глядя на Истари, прикидывала, как легче убить надоедливого Майа. Пока не задаваясь никакими вопросами, Ниар позволила себе плыть по огненной реке чувств. – К сожалению, мы есть то, что мы есть. Ты не ответил на вопрос, Курумо: зачем явился ко мне? Разузнать о моих планах? Или, быть может, понадеялся лишить меня жизни? Смею заверить, последнее тебе не по плечу.
Саруман, мерзко оскалившись, лишь покачал головой. Со стороны похожий на старого коршуна, Майа облокотился на посох. Выждав минуту, заговорил, в этот раз голосом веселым и звонким.
– Нет, я не разочарован, и – нет, я не собирался заполучать твои тайны, дочь Моргота. – ступив стороной, глава ордена Истари посерьезнел в лице. Глядя на Ниар исподлобья, он продолжил: – Искреннее восхищение я чувствую к вам, воины погибшего королевства, и желаю стать вам другом. Только не подумай, что мне не известна цена чужой преданности. В тебе, как и в твоем отце, кроется невиданная сила и воля, коих мне всегда не хватало. Так вышло, что Вала Мелько ныне коротает дни вдали от Эа, но ему на смену пришли его дети, более сильные, умные и решительные. В той войне, что некогда была предсказана, будет только один победитель и имя ему Эру. Полагаю, тебе это и без меня известно.
– Продолжай, – без энтузиазма приказала Ниар. Чародей задел в ее душе струнку страха, беспокоить которую Красная Колдунья не хотела бы. Однако в словах Белого Мага таилась первозданная, исконная истина и ангбандка желала понять, к чему вел посланник Ауле.
– Твой отец со времен Великой Песни желал лишь одного – свободы для созидания без участия Илуватара, и был в своем стремлении по-своему прав, – Курунир, кажется, не шутил. Нахмурившись, принцесса Дор Даэделота ощутила смутное предчувствие скорой беды. – Он хотел освободить Фэа существ Эндора от воли Первого Певца, позволив им свободно решать свою судьбу. Искренне и честно Мелькор мечтал о мире, где Создатель не вершит суд над своими творениями и позволяет им свободно путешествовать даже за Чертогами Безвременья. Таков был его завет и таким оказалось его наследие. В тебе я вижу его отражение и былой пыл, коим обладал один из величайших Валар. Возможно, тебе суждено погибнуть в своей немыслимой и дикой борьбе, но я хотел бы верить, что действительно существуют силы, находящиеся вне воли нашего общего праотца. А потому, дабы заслужить твое доверие и твое покровительство, я открою тебе завесу тайны, которая, вероятнее всего, тебя заинтересует. Как ты явилась в Эннорат, так и враги твои не заставили себя ждать. Один из них уже путешествует по раздольям Средиземья и желает вернуть тебя и твоих близких в Аман. Он опасен, силен и тщеславен. Когда-то возглавлявший смелый и гордый народ, бессмертный эльф охотится за тобой и не боится тебя. Имя ему Феанор, Верховный Король Нолдор, создатель Палантиров и Сильмарилл.
Последняя реплика старика вышибла из Ниар дух. В темноте повисла гудящая тишина, сдавливающая барабанные перепонки. Глыба льда, мгновенно образовавшаяся на месте сердца, разрасталась и становилась все холоднее. Ангбандка, покачав головой, растерянно улыбнулась. Попытавшись представить себе того, кого описывал Саруман, безотчетно поежилась. Хмыкнув, тут же почувствовала дрожь во всем теле. Холодный пот выступил крупными каплями на лбу.
Сын Мириэль и Финве, предок Келебримбора, давно умерший владыка огня и металла. Еще один призрак из Страны Теней. Кто мог его призвать?
Ниар зарычала, уподобляясь балрогам. В ее глазах заплясал огонь, он же окутал ее тело, языками оплетая руки, ноги, торс. Восставшая из пепла ненависть воспылала невиданным пламенем.
…Майрон…
====== Глава 9.4: Враг моего врага ======
♦♦♦♦♦
…Майрон… Только он имел достаточно крепкий дух и достаточно прозорливый ум, дабы призвать из Тени призрака. Только он и никто другой знал истинный потенциал, коим обладал Феанор как потомок наследия древних эпох. Только он желал смерти давним сподвижникам. Талрис не колебался в суждениях и не раздумывал над иными объяснениями появления в Эндоре эльфа-нолдо. Будь то воля Амана, в Средиземье явился бы Тулкас. Но никак не проклятый посулом Владыки коваль, изнутри испепеленный неистовой жаждой справедливости. Угрюмо озирая линию горизонта, Миас остановил взор на миниатюрной лачуге, маячащей вдали. Полупогруженная в непроглядный туман осенней ночи, изба теплилась в отдалении крохотным огоньком домашнего очага. Осматривая остропикие крыши огромных ульев, колдун размышлял о старшей сестре. Ниар требовалась поддержка любого, кто пожелает помочь. Вопреки природной выносливости и силе, несравнимой с ничьей другой, дети Мелькора не имели друзей среди ныне живущих. Лишь длинный список врагов и недругов числился в их имуществе, небольшом, но честно нажитом. Талрис подозревал, что в скором времени разразится чудовищная по своим масштабам битва. И если ранее лишь предчувствие подсказывало чародею о близящейся катастрофе, то ныне мага в этой правде убеждали факты гораздо более жуткие, нежели простые думы. Учитывая, что вершимое Миас правосудие требовало жертв, Талрис хотел убедиться в их необходимости. И в их правильности. Ниар пребывала в смятении, жутком, ядовитом, желчном. Маг переживал ее тревогу, подобную беснующемуся зверю на краю пропасти. Старшая сестра испытывала неутихающую боль и, в попытках перебороть ее, становилась неистовее и жестче. Чем больше вдумывалась Красная Колдунья в суть происходящего, тем больше убеждалась в своей изначальной правоте. Вновь в ее мыслях засверкал воспоминаниями Белерианд, вновь и вновь перед ее глазами проносились широкие залы Ангбанда. Сглотнув, Талрис дал короткий знак своему коню. Шайр громко фыркнул и перешел на легкий галоп, стремительно сорвавшись с места. Как подхваченный ветром желтый лист он помчался вперед, увлекаемый вглубь ночи огненным светом лачуги. Холодный воздух трепетал, овевая лицо колдуна. Стук копыт отдавался в ушах ударами барабана. Мгновенное единение с вселенной волшебным объятием обрушилось на сына Мелькора. Задыхаясь от волнения, Миас пытался отвоевать у морозного воздуха право на дыхание. В голове зазвенели колокола, и вскоре Талрис перестал обращать внимание на изменяющийся кругом пейзаж. Намеревавшийся встретиться с Ниар в ближайшее время, чародей спешил к Беорну. Никогда ранее не встречавшийся с оборотнем, колдун точно знал, что человек он честный и зла не терпит. Однако старшая сестра была привязана к медведю и хвалила его по делу и без оного. Не иссякающая вера в мудрость Красной Колдуньи породила в сердце Талриса веру в иную правду и в иной исход вековечной войны. Ниар была отличной дочерью и прекрасной сестрой. Она чудесно справлялась как с делами государственными, так и с личными. Ей удавалось, пусть с трудом, различать верные решения в кромешном мраке бестолковых идей. Она была достойна гораздо большего, чем ей даровала судьба. Впервые за много лет тишины и утайки, Талрис разглядел в ее действиях не просто попытку высвободить отца из заточения, но крепкую решимость докончить начатое. Несомненно, к Торину Дубощиту Ниар питала самые сокровенные, самые теплые и нежные чувства. В противном случае она не стала бы так яро защищать его интересы перед лицом Валар. И именно поэтому наследница Железной Короны преисполнилась силы и ярости выстоять грядущий бой. Она узрела истину в последнем ее образе и для себя поняла, кем на самом деле является и что может. Они с гномом походили друг на друга как земля и небо, в противоположности своей совпадая и гармонируя. Момент и материя в едином потоке выстроили нить судьбы так, как того не смог бы придумать даже Эру. Но чтобы принять решение, Ниар нужен был совет. Но не Талриса или Анаэль. Ей нужен был глас вопиющего в пустыне, существа, живущего вдали от высших порядков. Сам чародей готов был ринуться в битву подле сестры в любое время, в любой час. Его не страшили возможные противники, и даже смерть своим слепым взором перестала его пугать. Талрис испытал невероятный ужас, услышав песнь Красной Колдуньи. Он впал в отчаяние, столкнувшись с Феанором на забытом тракте в Лихолесье. И, в конце концов, поняв, что назад пути нет, разозлился. Как и сама Ниар. Как Анаэль. Как когда-то отец. Чародей знал, что последует в дальнейшем. Он предполагал, что ситуация станет развиваться стремительнее после определенных выводов, которые должен был сделать пресловутый гном из Эребора. По иронии теперь в руках алчного и жадного Короля-под-Горой находились судьбы тех, кто сам привык творить судьбу. Учитывая, какие чувства питала Ниар к Торину Дубощиту, можно было догадаться, какой отпор получит гном от принцессы ангбандской. Красная Колдунья уже сталкивалась на жизненном пути с дилеммой тяжелого выбора. Талрису хотелось бы верить, что привязанность сестры к сыну Аулэ являет собой лишь фантом истинных чувств. Проблема заключалась в том, что вера эта была безнадежна – лишь глупец или слепец не сумел бы различить в поведении старшей Миас признаков глубокой влюбленности. И, чем сильнее становились чувства Ниар, тем сильнее становилась ее ненависть. А Талрис лучше других знал, какой бывает Красная Колдунья в гневе. Оставался Феанор и Саурон. Последний мог знать о планах своих друзей, а мог с той же вероятностью и ничего не ведать о них. Однако настораживал сам факт появления в Эндоре Короля Нолдор. Ведь Майрон призвал к себе корыстолюбивого явно не для бесед о стратегии боя. Нет, в его действиях легко читалось намерение убить соперников чужими руками. А Феанор? Сам Феанор? Разве мог этот эльф идти на поводу у приспешника Врага своего? Талрис не имел никаких духовных сил, чтобы поверить в это. От нолдо следовало ожидать диких сюрпризов и такой же дикостью следовало ему на них отвечать. Шайр под чародеем на мгновение сбился с шага, чуть сбавив скорость. Огладив лошадь по шее, Миас поджал губы в нетерпении. Зная, что и зачем следует делать, колдун мысленно подгонял тихо убегающие секунды. «Беорн. Мглистые Горы. Ниар, – повторял про себя Талрис как молитву. – Вперед, к Беорну. Затем в Мглистые Горы. К сестре. К любимой сестре. К той самой принцессе ангбандской, которой велит рок надеть на себя Железную Корону раньше назначенного срока». В горле от таких мыслей заклокотало. Пару раз моргнув, чародей грустно улыбнулся, впиваясь пальцами в кожаные поводья. Тяжелые думы медными цепями сковали его тело и разум. Трем воинам Ангбанда, детям Белерианда и законным властителям Страны Ужаса и Теней в ближайшее время сулила война с древними и сильными врагами. Отца рядом не было, а бывшие союзники ныне не признавали ничьей силы, кроме своей собственной. Ниар предстояло взять на себя ношу Владыки и отстоять честь своего народа пред взорами Валар. Да только вот давным-давно нет Железной Короны, а стяги Дор Даэделота канули в небыль под водами западных морей. От былого величия у Миас осталась лишь неистребимая вера в отцовские наветы. Ну и, пожалуй, свобода. Иллюзорная свобода творить жизнь такой, какой она на самом деле должна быть.
♦♦♦♦♦
Иллюзорная свобода творить жизнь такой, какой она на самом деле должна быть. Сила, проистекающая из глубин усопшего мироздания. Разум, жгучесть и бойкость которого граничит с безумством. Вот чем владели создания, с каковыми перепадало знаться Больгу. Все как один тщащиеся заполучить власть над Средиземьем, владыки дрались друг с другом, увлекая в мясорубку междоусобиц не только друзей и компаньонов, но и ни в чем неповинных детей Арды.
Орк впервые задумался о действиях своего повелителя в подобном ключе. Раньше чернокровому и в голову не приходило как-либо толковать решения Властелина. Встретившись с Ниар в Гундабаде, а позже с Феанором в Лихолесье, уруку пришлось в корне пересмотреть жизненные приоритеты. В стратегии Больг никогда не был силен: его не обучали размышлениям и держали вдали от тайных планов; сам он с героической стойкостью признавал факт собственного бессилия в искусстве тактических манипуляций. Видит свет, чернокровый и не стал бы вмешиваться в дела господствующих, если бы не расправа над собратьями, учиненная Красной Колдуньей.
Глядя на проступающие сквозь утреннюю дымку отроги Эред-Литуи, Больг остановился. Пытаясь перевести дыхание, уперся когтистыми лапами в колени. Понуро опустив голову, чернокровый облизал губы. Потрескавшиеся от недостатка воды, они теперь нарывали и сочились сукровицей. Моргнув, урук попытался вспомнить, когда прикасался к еде. Судя по всему, последний ужин он отведал еще на севере, до прихода Ниар в Королевство Гундабада. После приходилось довольствоваться только жжением в желудке да не проходящей жаждой.
Оглядевшись, Больг заприметил рядом с собой застоявшуюся лужицу воды. Прошедшие дожди щедро оросили темную почву Рованиона, и теперь небесная влага проступала на поверхность в виде росы, огромных луж и внезапно появившихся заводей. Довольно хмыкнув, чернокровый в развалку подошел к источнику. Усевшись подле, склонился над ровной гладью и погрузил разгоряченную голову в прохладу. От лужи плохо пахло, ее поверхность заволокло мелкой ряской, но Больга ничего не могло отпугнуть. Жадно глотая горьковатую воду, урук несколько минут кряду упивался зацветшей жидкостью. Удовлетворив же себя, устало оторвал уста от воды. Взгляд скользнул по расползавшейся ряби на ровном зеркале иссыхающего озерца.
С серебристой поверхности жидкого зеркала на него взирал уродливый кошмар, способный напугать даже самых дерзких вояк. Совершенно лысый, серокожий и безгубый некто тяжело дышал, щуря выцветшие водянистые глазки. Впалые глазницы обрамляли широкие надбровные дуги. Плоский лоб поперек пересекал тошнотворный шрам, зашитый впопыхах рвущимися нитями мешковины. Мелкий ряд черных зубов виднелся в дыре приоткрытого рта. Со щек струпьями свисала подгнивающая кожа. Больг сглотнул. Собственный вид вызвал у чернокрового ярый приступ тошноты. Согнувшись пополам, урук замычал, сомкнув челюсти. Обхватив голову руками, приказал себе успокоиться.