Текст книги "Чертоги Казад-Дума (СИ)"

Автор книги: Каэрия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 57 страниц)

Торин, опустив угрюмый взгляд к земле, нахмурился. Как же недоставало сейчас красного яблочка в кармане. А еще – улыбок, смеха и нелепых шуток.

Но впереди – Лихолесье. Мрачное, злое место, полное опасностей. И тайн.

♦♦♦♦♦

Мрачное, злое место, полное опасностей. И тайн. Талрис, выпрямившись, откусил кусочек от ломтя хлеба. Окинул пренебрежительным взглядом Горгорат: плоскогорье выглядело привычно безжизненным. Сухая земля пустыми глазницами рытвин и ям взирала на сына Мелькора. Ветерок разгонял легкий туман, охвативший Кирит Горгор, выдувая из белых облачков сумрачных призраков, стелящихся вдоль ущелья. Каменные глыбы огромных многовековых стен Эред Литуи и Эфель Дуата мрачно взирали на Талриса, молчаливо ожидая действий пелорийского героя. А где-то там, за Моранноном, взлетал к небесам тучный силуэт гиганта Ородруина, дышащего земным пламенем. И подле него, рдея непреклонной ненавистью ко всему живому, безгласно покоились черные останки Барад-Дура…

Талрис доел свой завтрак и подошел к огромному серому валуну. Торчавшая из него стрела весело бренчала серебряным колокольчиком. Сдернув с наконечника записку, сын Моргота развернул крохотный пергамент, вновь вчитываясь в пляшущий почерк сестры. На этот раз Ниар обращалась к брату на синдарине. Готовый благословить Красную Колдунью за проявленное милосердие, Талрис забегал глазами по эльфийским словам.

«Саурон уже был тут, братец. Притом был тут совсем недавно. Предупреждаю, Талрис – улаири вновь с Майроном и не могу сказать, что обманутые люди приветливо к нам относятся. Кольценосцы преданы своему хозяину, и убеждать их в нашей силе бесполезно. Знаю, ты справишься с любым из назгулов, но просто не будь удивлен, заприметив черных всадников подле Барад-Дура. Кстати, зайди в крепость. Ты будешь крайне поражен, найдя в зале Перемен старую добрую эльфийскую реликвию. Понятия не имею, откуда Саурон смог ее достать. А в целом – Артано вернется в Мордор. Как только Гэндальф в очередной раз сунет свой длинный нос в Дол Гулдур, наш старый друг поспешит домой. Твое дело – оставить в старой крепости шпиона. И не задерживайся в наших бывших владениях. Встретимся вскоре. Буду ждать».

Опустив руку с посланием, Миас нахмурился. Все любопытнее и любопытнее. О какой такой реликвии вела речь Ниар? Моргнув, Талрис бросил записку наземь. Сорвавшаяся с пальцев магия окутала тонкую бумагу плотной сетью искр. Ветер раздул пепел, и эпистола сестры черной пылью унеслась в бездонную пасть Мордора. Хмыкнув, сын Мелькора бросил взгляд на своего шайра. Потом, не колеблясь, ступил на серую тропу, ведущую вглубь пустынной чаши, образованной высокими хмурыми горами. Хотелось глянуть на Барад-Дур, хотя бы одним глазком.

Минут двадцать Талрис потратил на прогулку. Погода в Мордоре, как обычно, была мерзкой: низкие пепельные тучи стелились под небесами, нависая над землей непроглядной черной твердью. По сырой мертвой почве скользил ветер, какими-то до ужаса холодными объятиями встречая волшебника. Морщась, сын Мелькора лишь вспоминал былые времена, да иногда поглядывал на Ородруин. Пыхтящая огнем гора громоздкой пикой врезалась в пунцовые облака над собой, призрачными руками теней ограждая от чужих взглядов жалкие руины Барад-Дура. А ведь когда-то крепость была красивой. Талрис ухмыльнулся. Ниар восхитительно пела, и магия ее песни наделила Лугбурз своим потаенным, диковинным шармом. Наверное, нормальным жителям Средиземья такое отношение к старой крепости могло показаться безумным, но Талрис когда-то искренне любил Барад-Дур. Тарас Луна изнутри была воистину грандиозна: широкие залы, резные окна и теплые, маленькие комнатки.

«Кому расскажешь, не поверят ведь, – Талрис искренне улыбнулся своим мыслям. – Прийти в Лориэн, сесть перед Нэрвен и как на духу выдать ей всю историю собственной жизни. Готов поставить на кон все золото Ангбанда, эльфийка упадет в беспамятстве после первого же моего сказа. Одна байка про Майрона и пиво чего стоит. Наверное, знай эльфы о слабости желудка Властелина Колец, война Саурона с Эндором обернулась бы пирушкой. Зрелище, пожалуй, было бы веселым».

Хмыкнув, сын Мелькора остановился перед завалами. Остатки пиков Барад-Дура, однако, все еще внушали опаску. Черные глыбы, изъеденные временем, ветрами и дождем, лежали вокруг крепости монументами покаяния и смиренности. Сломленный дух Мордора.

Талрис, обойдя стороной высокие гурии из каменных сколов, прошел вдоль уцелевшей стены Лугбурза. Остановился на секунду, заприметив вдали силуэт одного из назгулов. Махнул черному всаднику рукой и юркнул внутрь крепости. Покоящиеся в темноте врата были окружены гигантскими ярами разрушенных колонн, что обступали вход в Барад-Дур черными веерами. Железные створы врат вились к тающему в темноте потолку. Настежь распахнутые, они манили внутрь. Миас, несколько минут внимательно оглядывавший анты, зашел в крепость.

Искать упомянутый Ниар артефакт долго не пришлось. Саурон явно не беспокоился о сохранности своего маленького богатства. Талрис, беглым взглядом окинувший главный холл Тарас Луны, практически сразу заприметил стоявший на некоем подобии помоста Палантир. Видящий камень поблескивал в сумраке запустелого помещения, вбирая в себя льющийся из открытых врат свет. Миас хмыкнул. И за кем же следил Артано?

Гадать необходимости не было. Подойдя к Палантиру, сын Мелькора коснулся рукой гладкой поверхности шара. Заструившаяся сквозь камень магия холодом проникла в сущность чародея, отражаясь в глазах смутными картинами высокой башни, высеченной их монолитной скалы. Талрису уже приходилось видеть это сооружение, возведенное нуменорцами. Величественная и неприступная башня Гондора – Ортханк. Улыбнувшись, чародей открытой ладонью накрыл Палантир. Если уж Ниар нужен был шпион в Барад-Дуре, лучшего найти не представлялось возможным: магия не лжет, не перечит и не предает. А видящий камень изобретение хитрое. Кто-то смотрит сквозь него, кто-то же из его темных пучин. Но Саурон понятия не имеет, что сами камни могут видеть… И показывать увиденное просвещённым.

Наложив на Палантир свое заклинание, Талрис убрал руку с гладкой поверхности сферы и широко улыбнулся. Теперь хотя бы было понятно, отчего Майрон вел себя так уверенно. Судя по всему, в этот раз Майа в качестве помощника-марионетки выбрал себе собрата по крови. Насколько помнил Миас, Ортханк ныне принадлежал Саруману. Наверное, следовало наведаться в Изенгард и узнать, как обстояли дела там. Впрочем, побывать у Курунира в гостях сын Мелькора всегда мог успеть. Сейчас нужно было поспешить в Эсгарот. И подумать о том, как Палантир попал в руки Саурона. Поджав губы, Талрис качнул головой.

Покидать Барад-Дур не хотелось, но выбор был не велик. Белерианд ждал своего часа, томясь под толщей водных просторов. Отец гнил в тюрьме Эру, стесненный пустотой. Враги овладели Эндором. Дела не терпели отлагательств, поэтому, хмыкнув, сын Мелькора уверенно вышел из главного холла Лугбурза.

Начинался очередной долгий день, полный противных и мелких хлопот.

♦♦♦♦♦

Начинался очередной долгий день, полный противных и мелких хлопот. Хотя, хлопот у Больга было не так уж и много. Отловить пару мышей, съесть их, расчесать любимого варга огромным костяным гребнем, покричать на подчиненных за плохое исполнение работы. В целом – просто повседневные мелочи. И все бы ничего, если бы не разговор с Ним.

Саурон темной тучей ходил по каменному полу Дол Гулдура. Пышущий гневом, он клокотал на всю крепость, изрыгая из себя страшные слова, половину которых, признаться, Больг и не слышал то ни разу. Черное наречие в устах Владыки звучало как проклятие, лавовым потоком льющееся на голову несчастного орка. Больг, конечно, никогда не считал себя добрым и милым: будучи кровожадным воином и ярым охотником до битв, он, тем не менее, ощущал себя эльфийской красавицей, стоя перед Сауроном. Темный Властелин силой своей и могуществом всех вокруг опускал до уровня крохотных, беззащитных муравьев. В хорошем расположении духа Владыка Барад-Дура просто внушал страх. Пребывая же в дурном настроении, Саурон убивал всех тех горемык, что попадались под горячую руку. Больг, исподлобья глянув на Властелина Колец, нервно сглотнул.

У Владыки с утра было плохое настроение. Следовательно, готовиться нужно было к худшему. Покорно опустив голову, Больг ждал.

– Ты отправишься на север, орк, – Владыка заговорил неожиданно и резко. Саурон теперь не кричал, но изъяснялся отчего-то полушепотом. – Вернешься в Гундабад и создашь в Эред Митрин большую армию. Наберешь в нее столько своих сородичей, сколько вообще сможешь. Пусть частью твоего войска станет каждый: дети, женщины, старики – все пусть в руки возьмут копья и готовятся к сражениям. Половину собранной армии ты отправишь к Барад-Дуру, но сам будешь ждать дальнейших моих приказов на севере. Сделай так, чтобы ни одного орка к вечеру не было у Дол Гулдура. Не справишься, придется отвечать передо мной, Больг.

Сын Азога молчал. Тени сомнений копошились в уме, сердце темного существа забилось в два раза быстрее обычного. Странные речи произносил Владыка, в голосе его слышались спешка и легкий страх. К какой такой войне готовился Саурон? И отчего так резко решил поменять все свои планы? Ведь только позавчера он приказывал прочесывать Ирисовые Поля…

– Ты меня понял, Больг? – вопрос Владыки резанул воздух, заставив орка сжаться перед огромной черной тенью хозяина.

– Понял, – гундабадский урук готов был прямо сейчас развернуться и пешком отправиться на родину, подальше от Дол Гулдура и Саурона. Огненный взгляд хозяина прожигал душу, вынуждая Больга вновь и вновь признавать собственную ничтожность перед лицом существа древнего и могучего.

Несколько секунд Властелин Колец молчал, продолжая ходить из стороны в сторону. Веющий от его мрачной фигуры жар окутывал орка завесой отчаяния. Когда Саурон замер на месте, Больг уже собирался тихо уйти в сторону, дабы начать приготовления к походу на север.

– Послушай, урук, – на этот раз Владыка говорил громко, но размеренно и слишком уж серьезно. В тоне хозяина не слышалось привычных ноток деспотизма, но лишь что-то отдалённо напоминающее нарастающее беспокойство. – Ты совершишь долгий путь до Серых Гор и по дороге тебе могут повстречаться некие существа, сила которых вряд ли может сравниться с чьей-либо еще в Средиземье. Обычно эти создания ходят поодиночке, всего же их трое: две юных девы и молодой воин. Чаще прочего они принимают облик эльфов, но порой меняют его, в зависимости от обстоятельств. Ты должен запомнить их имена – Ниар, Талрис и Анаэль. Называть себя иначе при встрече они не станут, ибо стараются проявлять хотя бы какое-то благородство по отношению к противникам. Запомни одно, Больг – если тебе не повезет встретиться с ними, помощи от меня не жди. А лучше – беги от них прочь, быстро и далеко.

Сын Азога боялся что-либо отвечать. Слышать наставления от Саурона было слишком уж необычно. Как правило, Властелин Колец не заботился о подчиненных. И вдруг такое…

– Иди теперь, – властно приказал хозяин, прогоняя из голоса осторожность и сдержанность. Коротко кивнув, пораженный Больг начал пятиться, неловко переступая с ноги на ногу. При этом не поднимая взгляда к Владыке, орк к собственному изумлению понял, что дрожит от ужаса, точно лист на ветру. Уруку стало дурно. Чувствуя, как трясутся поджилки, сын Азога Осквернителя поспешил уйти прочь от Дол Гулдура. Медлить с выполнением полученного приказа Больг не собирался.

В мире, где основой для власти являлась лишь грубая магическая сила, любые колебания становились причиной скорой смерти. А умирать раньше времени не хотелось.

♦♦♦♦♦

В мире, где основой для власти являлась лишь грубая магическая сила, любые колебания становились причиной скорой смерти. А умирать раньше времени не хотелось. Саруман, поглядывая на призрака эльфа, пытался понять, как Фэа отошедшего в Чертоги Мандоса Короля могла вернуться в Средиземье. Была только одна догадка, но верить в ее осуществимость Майа ой как не хотелось. Прищурившись, Курунир замер на месте. Феанор, спокойно сидевший в огромном каменном кресле, молча следил за собеседником. Закончив свой длинный сказ минут эдак двадцать назад, теперь эльф лишь дожидался ответа волшебника. А Саруман не спешил принимать никаких решений. Слишком уж путанными казались речи кузнеца.

– Знаешь, Курумо, я бы не сказал, что у тебя много времени в запасе, – осторожно молвил Феанор, складывая руки на груди. Саруман, вскинув к нему глаза, поморщился. Отвратительная, однако, правда. Король Нолдор и главный враг Мелькора, некогда упорством своим и своею отвагой вдохновляющий собратьев на подвиги, неожиданно оказался в слугах у Врага. Средиземье, какие же порой сюрпризы оно преподносило. – Этот Палантир, что ты так яро охраняешь от глаз Олорина и Айвендила, служит тебе верой и правдой, показывая развалины Лунатурко. Однако, друг мой Майа, по ту сторону видящего камня все время скрывалось око пострашнее и потемнее твоих собственных глаз. Саурон следил за тобой. Ждал.

– И чего он хотел? – резко спросил Саруман, не желая слушать долгих нравоучений. Эльф, безразлично взирающий на Палантир, громко рассмеялся. Его хохот, по царски легкий и высокомерный, эхом долетел до ушей Курунира.

– Смотри-ка, Истар, а ты даже не отрицаешь факта возвращения в Эндор старого приспешника Моргота, – Феанор, облокотившись о ручку кресла, поджал губы. В глазах эльфа плясали темные тучи лжи и интриг. Майа, не давая эмоциям отразиться на лице, хладнокровно взирал на призрака. Кузнец не должен был почуять растерянности и уж тем более паники. – Значит, как и говорил Майрон, ты прознал о его присутствии в Средиземье задолго до моего прихода. Вот интересно. Считаешь, что сможешь подчинить себе кольцо? Хм, может быть в твоих планах и был какой-то смысл, судить не мне. Однако ты не все ведаешь, Курунир. Ковал единое кольцо всевластия мой внук, душу вкладывал Саурон. А как думаешь, чья магия скрепила все воедино?

Эльф задумчиво мял свою накидку. Высокий, плечистый, темноволосый и молодой, он сохранял свою королевскую стать и осанку. Аман все еще властвовал над внешностью Феанора: кожи эльфа не касались мягкие лучи щедрого на свет солнца Эндора, лицо бессмертного не изъел крепкий северный ветер, и вода не иссушила густые волосы. Словно только покинувший Валинор, кузнец хитро усмехался.

– Ну да, Курунир, слуга Аулэ. Откуда тебе знать о том, что произошло в Ангбанде тысячи лет тому назад, – слова лились рекой и плавным ропотом валарина разлетались по широкой зале. Саруман, хмурясь, глянул в окно. Утро, надо же. Значит, Феанор говорил практически всю ночь. – Даже мне не была известна тайна, скрываемая Мелькором под сводами темной цитадели. Одно хочу тебе сказать – то, что назревает, гораздо страшнее всех тех воин, которые уже происходили на землях Эндора. И тлен будущих сражений коснется всей Арды, начиная краем Востока, омытого Эккайей, заканчивая Аманом, что ныне спрятан за кругом мира. Выбирая сторону, думай хорошо, друг мой. Вряд ли тебе будет дозволено делать выбор дважды.

Кузнец смолк, доставая из карманов богатой туники какой-то полукруглый предмет, размером, быть может, с крупное яйцо. Щурясь, Саруман всматривался в поблескивающий разными цветами загадочный артефакт, что в руках своих держал нолдо. Феанор, заметив растущий интерес со стороны чародея, бросил маленькую вещицу Майа. Саруман странный предмет поймал, тут же найдя в нем металл удивительной легкости и гладкости. Переливающийся то желтым, то красным, то зеленым, он на ощупь казался промасленным. Отлитый в полудужье толщиной с большой палец взрослого мужчины, металл обжигал кожу холодом.

– Что это такое? – без страха в голосе спросил Курумо, обращаясь к мертвому Королю Нолдор. Призрак, встав со своего места, подошел ближе. Полы его одеяний переливались мягкими шелковыми складками. Длинный волос Феанор собрал в хвост.

– Те, кто смог вещичку эту достать из Кумы, назвали ее «Тинвэ», – эльф остановился напротив мага. Саруман, вертя в руках кусок металла, задумчиво вглядывался в игру цветов на его поверхности. – С квенья это слово переводится как «Искра». Если ты подумаешь пару минут, Курунир, то с легкостью догадаешься: мелочь эта была не в Средиземье сделана и ковалась она далеко не эльфами. Металл, что в прочности не уступает ничему сущему, некогда был создан умелым Вала, что прежде был твоим хозяином. Воедино слив золото, серебро, медь, железо, олово и свинец, Аулэ сотворил прекрасный металл, который назвал «тилкал». Ковкий, прочный и невероятно легкий, он стал основой для цепи, которую все мы называли Ангаино. То, что держишь ты в руках – звено цепи той. Представь себе, что где-то там, за гранью мира, в пустоте живет Моргот. Он глух, нем и слеп. По сути, мертв почти. Под зоркой охраной отбывая бесконечный свой срок, он ждет не дождется момента, благоприятствующего побегу. Существа, которые смогли до цепи этой добраться и порвать одно ее звено – что не удалось даже самому Морготу – сейчас путешествуют по Средиземью. И они – дети Мелькора, что всей сущностью своей желают лишь отца вернуть в наш мир. Их сила, Курунир, равна силе всех Валар, спокойно спящих сейчас в тихой ночи Амана. Саурон и предшественник его лишь тени зла, в сравнении с существами, о которых я говорю тебе.

Саруман сжал в руке погнутый кусок металла. Слова Феанора о происхождении блестящей вещицы походили на правду. Но как можно было поверить в столь нелепые речи о детях Мелькора? Разве могла существовать в Арде сила, способная сокрушить несокрушимое? Чародей в этом очень сомневался. Валар хоть и не вмешивались более в жизнь Эндора, за Средиземьем все же приглядывали. Не могли доблестные владыки Валинора допустить появления таких могущественных противников на грешных землях Эннората. А если и могли, то не мог такого допустить Эру – первый певец.

Курунир почувствовал, как лоб покрывает испарина. Зажатый в ладони кусок тилкала, однако, был красноречивее всего сказа Феанора. Эльф, правда, не слишком то и старался заинтересовать владыку Изенгарда. Кузнец действовал как сторонний наблюдатель, никакого отношения не имеющий к Эндору. Саруман, ощущая в груди испепеляющий жар, прикрыл веки.

Феанор был посланником Саурона, с этим все ясно. Темный Владыка искал свое кольцо, в этом как бы сомневаться вообще не стоило. Старый приспешник Вала Мелькора пытался привлечь к себе союзников, факт тоже очевидный. И Саруман, желающий найти единое кольцо первым, судя по всему казался властителю Барад-Дура легкой добычей. Курунир, тем не менее, не желал рассматривать собственную личность лишь в качестве очередной пешки Саурона. Да, хотелось бы найти кольцо, отлитое в жаре Роковой Горы, без сторонней помощи. Но суть разыгрывающейся партии заключалась далеко не в скорости. И, судя по словам Феанора, даже не в приобретаемом могуществе.

– Чего ты хочешь от меня, призрак? – Курунир смело посмотрел кузнецу в глаза. Старый Король Нолдор тихонечко улыбнулся. По легендам смелый и целеустремленный, эльф виделся самому Саруману умным и предусмотрительным противником. К тому же, противником, наделенным знаниями. Глава ордена Истари задумчиво поджал губы. Определенная информация могла быть полезной. Вот только требуемая за нее плата казалась непомерно высокой.

– Мне понадобится твоя помощь, Курунир, – Феанор, разведя руками, качнул головой. – Ты ведь волшебник, бессмертный наместник Валар на просторах Средиземья. Сделаешь мне одолжение, и больше тебя никто из свиты Саурона не потревожит. Сам создатель Сильмарилл будет у тебя в долгу. А, как известно, долг платежом красен…

====== Глава 3.2: Мен-и-Наугрим ======

♦♦♦♦♦

А, как известно, долг платежом красен… Ниар состроила недовольную гримасу, глядя Беорну в честные глаза. Оборотень всякий раз умудрялся трактовать слова принцессы Ангбанда исключительно в свою пользу, минуя все хитрости порой до нелепости вычурной речи чародейки.

Гномы покинули пасеку около часа назад. Яблоневый сад наполнился тишиной и великолепием жаркого летнего дня. Трудолюбивые пчелы, свирепо жужжа, выписывали в воздухе замысловатые петли и вензеля. Верная оборотню стая собак во главе с могучим волкодавом отдыхала на траве: псы довольно выпячивали свои толстые животики навстречу теплому ветерку. Ниар, отхлебнув из кружки крепкого чая, щедро разбавленного мёдом, довольно улыбнулась.

– Ну, послушай, дорогая, – сидевший рядом Беорн, обхватив огромную кружку своими сильными пальцами, деловито положил ногу на ногу. Прям вылитый купец. – Я ведь сделал тебе одолжение, не рассказав Гэндальфу правды. Почему бы не отплатить мне добром за добро? Поверь, я попрошу немногого.

– У тебя выбора не было, Беорн, – подняв кружку, Ниар отсалютовала другу. Странно, но за пять лет старшая дочь Мелькора успела привязаться к оборотню. Особой любви к Беорну Ниар не испытывала, но добра ему все же желала. – Сказав что-то Митрандиру, ты заставил бы меня устроить в саду бойню. Умер бы сам, лишил бы меня возможности вернуть отца в Эндор, оставил бы гномов без Короля и маленького хоббита.

– Оттянул бы войну на пару сотен лет, – Беорн осторожно улыбнулся краешками губ. Веселья в его глазах, однако, не было совсем. Принцесса ангбандская, поглядывая на перевертыша, думала об эреборцах. Они, вероятно, тряслись сейчас на пони и болтали о всяких глупостях вроде золота. – Смерть не большая цена за возможность сохранить мир, не находишь?

– Не нахожу, – Ниар кивнула в сторону спящих на траве собак. – Посмотри на них, друг. Вот они, твои верные псы, радуются жизни, и ведать не ведают ничего о войне. Им далеки такие понятия, как честь и благородство. Все, что важно этим собакам – благополучие хозяина, сытная еда и теплые деньки, вроде сегодняшнего. И знаешь, Беорн, псы эти везучи. Так объясни мне, чем маленькое счастье в цене уступает геройству? Та война, что ты хотел бы предотвратить, начнется так или иначе, с моей помощью или без нее. Ну, умер бы ты вчера, и что с того? Я отправилась бы странствовать по Средиземью, отыскивая других потомков Дурина. Спорю, долго бродить мне бы не пришлось.

– Люди называют такие действия проявлением смелости и бескорыстности, принцесса, – Беорн не хотел как-то укорить Ниар. В голосе его слышалось только отцовское беспокойство. – И не пытайся прикинуться дурочкой, милая. Я прекрасно знаю, что сердце твое великодушно. Будь ты на моем месте, без страха и оглядки выдала бы Гэндальфу все секреты врага.

– Илуватар великий, какое счастье, что я не на твоем месте, – протянула Ниар безрадостно. Старшей Миас речи оборотня казались здравыми и не лишенными своего потаенного, крепкого смысла. Если бы давным-давно Мелькор не овладел Сильмариллами, но позволил эльфам вернуть утраченное сокровище, Красная Колдунья вместе с братом и сестрой ныне бы покровительствовала Эндору. Не пришлось бы воевать, строить интриги и козни, пытать, грабить, убивать. Мир в одночасье стал бы много проще. Но случилось то, что случилась. И Ниар, не жалуясь на судьбу и не ругая отца, с гордостью в голосе называла себя наследницей трона Дор-Даэделота.

– Не стоит гаерствовать, – Беорн глотнул вина из кружки. – Я ведь вполне серьезно. За те годы, что ты провела в моем доме, я понял одно: слово ты свое ценишь, людей судишь только по делам, врагов жалеешь и войну ведешь честно.

– Жители Гондолина не согласились бы с тобой, – Ниар плотно сжала губы. Она помнила день падения прекрасного города в долине Тумладен. Высокие и стройные пики Эхориата в роковую для эльфов ночь рдяными зубцами раскаленной породы взвивались к предрассветному небу. Хлещущий через перевалы огонь накрывал старших детей Эру одеялом смерти, драконьи крики подобно грому раскатывались над пропитанной кровью землей Амон Гварета, и бесконечные легионы орков черной муравьиной рекою наступали на Гондолин. Гибель и разрушение овеяли эльфов карой Ангбанда. Праздник Врат Лета, светлый и веселый, бессмертные встретили с криками на губах, разбегаясь пред огромными драконами, корчась и рыдая под молниеносными ударами хлыстов балрогов. В той кровопролитной битве не было ничего честного и благородного, но лишь жестокость и тщеславие, свойственные Мелькору. Ниар содрогнулась. Перед глазами вспыхнул образ маленького эльфийского мальчика, потерянно пытавшегося разбудить заснувшую вечным сном мать. – Не многие знают, что в этот город армия шла за мной. И не многим известно, что именно я заставила Маэглина заговорить. Битва за Гондолин, Беорн, была побоищем. Смывая с себя кровь, целый день я провела в ванной. А потом еще неделю слышала запах огня, что исходил от кожи. Так что не приписывай мне качеств, которыми похвастать не могу. Я не благородный воин и честью не дорожу особо. Не знай ты меня близко, назвал бы изувером и деспотом.

– Верно, – после непродолжительной паузы ответил оборотень. Ниар в это время все еще вспоминала старый свой бой на Дозорном Холме. Тогда она приняла облик высокого статного балрога. Эльфы, заприметив демона, стоявшего на одной из северных вершин Окружных Гор, начали кричать. А принцесса Ангбанда, увидев в глазах противников страх, лишь рассмеялась утробно. Высокомерные и кровожадные годы юности. – Но ты защищала свой дом. Да и в обманах твоих я вижу лишь военные хитрости. Разве достоин противник милосердия, если не способен почуять опасность и разглядеть в покое ловушку? Голова нам не просто так дана.

– Слабое утешение, – ввернула девушка, улыбнувшись. – Но чтобы совесть окончательно не пожрала мое и так исстрадавшееся сердце, я рассуждаю тем же образом.

Беорн громко засмеялся. Наследница и создательница Барад-Дура нашла реакцию друга ненормальной, но в ответ все же заставила рассмеяться и себя. Странным все-таки был оборотень. Приютивший под крышей дома орудие Зла невиданной силы, он еще пытался зачем-то в действиях этого орудия отыскать крохи добра. Ниар покачала головой, касаясь губами края своей кружки. Чай, однако, остывал.

– Ну да, ну да, – Беорн протянул руку к старшей дочери Мелькора и встрепал волос на макушке девушки. Последняя тут же ощетинилась, начав бубнить ругательства на черном наречие. – Исстрадавшееся сердце предводительницы армии Ангбанда, владычицы Тангородрима и создательницы Лугбурза. Эх, Ниар, не верю я тебе. В душе твоей полыхает пламя невиданной мощи, и еще очень много тяжелых моментов ты сможешь пережить стойко, без страха и колебаний. Такие существа как ты, сильные, умные, опытные, не тратят сил впустую и сражаются за правду, в которую искренне верят. Да, я знаю, ты любишь Белерианд, скучаешь по отцовской крепости и, пожалуй, родным просторам Дор-Даэделота. Но ответь на вопрос, колдунья: за что должны гибнуть несчастные в твоей войне, а? Во имя чего ты сражаешься, Ниар?

Старшую дочь Мелькора на секунду охватило отчаяние. Бросив на Беорна яростный взгляд, девушка вжалась в спинку деревянной лавки, понимая, что не может дать другу раскрытого, совершенно честного ответа. Сглотнув, Ниар прищурила глаза, взгляд свой обращая к изумрудной траве. Как же сложно порой бывало мысли отражать в словах…

– Под потолками Ангбанда, вылитыми из пластов черного, как гематит, стекла, я часто слышала тоскливые песни орков. Интересно, но существа Средиземья привыкли видеть в уруках зло. И мало кто помнит, что эти темные и несчастные твари, служившие некогда моему отцу, много тысяч лет назад являли собой светлых и высоких эльфов, вечно юных и утонченных, как сам Валинор. Сущность орков происходит от добра, но постоянные пытки и неиссякаемая душевная боль исказили внешность бедолаг и их природу. Однако, Беорн, язык орков крайне схож с квенья. И песни, что уруки пели под Ангбандом, походили на те пропитанные магией гимны, что так любят бессмертные дети Эру и по сей день. Однажды, когда мне исполнилась первая сотня лет, отец повел меня к Эред Энгрину. Вместе с ним мы забрались на самую высокую вершину Железных Гор. Мелькор, поставив меня у края заснеженного утеса, рукой окинул простирающийся внизу Белерианд. Лучи восходящего солнца в тот день золотым морем текли по обширным западным землям, и реки полыхали огнем под взором великого светила. Несколько минут отец мой молчал, давая насладиться открывающимся с гор видом, но потом сказал мне одну вещь, о которой я думаю каждый новый день. Вала, что все Средиземье в ужас ввергает только именем своим, в то утро шептал на ухо мне следующее: «Все, что видишь ты, Ниар, лишь образ, созданный Эру. Каждое существо, каждая травинка и каждая пылинка подчиняется воле великого Илуватара. Орки, которыми ты командуешь, балроги, которых вгоняешь в неистовый ужас, даже драконы, кажущиеся беспрекословно свободными – все они в руках Первого Певца просто марионетки. И мы с тобой, дочь моя, не исключение. На всех есть свои планы у Эру, Ниар, запомни. И действия, что ты якобы совершаешь по собственной воле, являются лишь производными от веления Илуватара. Не забывай об этом, Ниар. И борись за свободу, как боролся я. Потому что каждый имеет право ковать свою судьбу собственными руками». Я не знаю почему, Беорн, но слова Моргота раскаленным тавро легли поперек сердца. Если мой отец был прав, то, получается, несчастные орки по воле творца стали теми уродливыми и кровожадными убийцами, какими мы привыкли их видеть. Но зачем Эру такое? Чтобы слышать в Амане их ужасные скорбные молитвы? Миллионы орков, искалеченных, избитых, жаждущих чужих смертей. Как мог всесильный Илуватар позволить кому-то издеваться над детьми своими? М? Есть ли ответ на этот вопрос? Не думаю.

– Твои речи немного грубы, как считаешь? – Беорн помрачнел, став похожим на привидение. Ниар, качнув головой, горько усмехнулась. Оборотень был не первым существом, относившимся к странным рассуждениям Миас с опаской и неприязнью.

– Грубы? Нет, не думаю, – Красная Колдунья развернулась к другу, обеими руками обхватывая кружку с холодным теперь чаем. Удивляясь самой себе и своему откровению, принцесса ангбандская хохотнула. – Я просто с грустью понимаю, что даже моя маленькая революция является промыслом Эру, и что ничего я не могу изменить в собственной жизни. Что бы ни происходило, все идет по плану создателя Арды. И я, как некий рычаг в руках отца, являюсь по сути лишь инструментом для шлифовки истории Средиземья. А осознание безысходности и обреченности меня пугает, Беорн. Ты спросил меня, за что я борюсь, на что отвечу: беря в руки свой меч, я всякий раз вспоминаю разговор с отцом на склонах Эред Энгрина и понимаю, что больше прочего хочу лишь свободы. Желаю владеть своей судьбой, а не подчиняться чужой воле. Жить жизнью ветра, что может летать за гранями сущего мира.