Текст книги "Чертоги Казад-Дума (СИ)"

Автор книги: Каэрия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 57 страниц)

– Она сказала, что это – талисман, – отдавая брату заветную вещицу, Фили посерьезнел. – Нанивиэль пожелала нам всем удачи и попросила обнять тебя за нее. Этого я делать не буду, но имей в виду, что я тебе все передал.

Торопливо вырвав из рук брата мешочек, Кили выудил из него крохотный кулон. Полупрозрачный опал, оплетенный серебряными нитями, мягко заблестел на широкой ладони. Крепкая цепочка, проходящая через ушко в камне, сверкала тонко огранёнными звеньями. Хитроумные узоры плясали вокруг чудесного камня паутинкой недосказанных слов.

– Она сказала еще что-нибудь? – Кили трижды проклял себя за леность. Ему нравилась Илийя, как может нравиться эльф гному. Долгие беседы сроднили их. До определенного момента не понимавший своей привязанности, теперь Кили с трудом сдерживал в себе желание вернуться в Ривенделл и найти непоседливую квенди.

– Больше ничего, – Фили, явно понимавший мысли брата, покачал головой. – Просто прими подарок. Она бы хотела, чтобы мы не забыли о любезности ее народа. Полагаю, тебе нужно будет отблагодарить ее за проявленное беспокойство. Как только вернемся из Казад-Дума, тут же отправимся назад в Ривенделл. Принесем нашей птичке что-нибудь из сокровищницы Мории.

– Если только выберемся оттуда живыми, – мрачно заметил молодой гном. Надевая цепочку на шею, Кили тяжело вздохнул. Невероятно, но он уже скучал по новым друзьям.

– Что-то ты слишком мрачно смотришь на жизнь, брат, – без явного упрека проворковал Фили. Подавая брату бурдюк с водой, в досаде качнул головой. – Не нужно так. Все будет хорошо.

Кили не стал спорить, хотя достойных аргументов в уме перебрал немало. Взяв в руки кожаный мешок, молча прицепил его к поясу. Оправив амуницию, отошел в сторонку, задумчиво поглаживая надетый амулет.

Сложно сказать, что ощущал гном, покидая Имладрис. И отчаяние, и радость, и воодушевление – все это смешалось в сильном сердце воина. Но одно чувство было истовее других. То был испуг, по силе своей сравнимый лишь с самыми буйными бурями во вселенной.

♦♦♦♦♦

Сложно сказать, что ощущал гном, покидая Имладрис. И отчаяние, и радость, и воодушевление – все это смешалось в сильном сердце воина. Но одно чувство было истовее других. То был испуг, по силе своей сравнимый лишь с самыми буйными бурями во вселенной. Не смея нарушить приказа своего предводителя, не желая идти против собственной воли, Двалин вышагивал вперед, отмеряя путь к Казад-Думу.

Ривенделл остался позади. Еще хорошо виднелась тропа, ведущая к вратам Карнигула. Взгляд легко различал одинокую фигуру Линдира, машущего гномам рукой. Запахи, звуки и цвета Имладриса все еще сопровождали смельчаков. Но все же последний приют уже был позади, а впереди лежала дорога к покинутому гномьему царству.

– Как быстро мы доберемся до Мории? – Бильбо, шагающий рядом, задумчиво пнул попавший под ноги камень. Небольшой валун отлетел в сторону с глухим грохотом. Хоббит поджал губы, едва перебирая мохнатыми лапками. – Не то, чтобы я боялся морозов. Просто интересно, как долго нам придется идти в скупом молчании.

– Многое зависит от погоды, – более даже не желающий подтрунивать над несчастным полуросликом, Двалин метнул в Бильбо любопытный взгляд. Мистер Бэггинс в последнее время выглядел особенно удрученным. А прощание с женской половиной отряда вообще выбило почву из-под его ног. – Можем пройти за десять дней. А при плохих обстоятельствах весь путь может затребовать и больше двух недель. В любом случае, мы будем торопиться. И с умом выбирать дороги. Очень многое зависит и от дорог.

– Как по мне, так уж лучше побыстрее ринуться в пасть к оркам, чем столько дней и ночей думать о грядущей расправе, – воинственно зашипел мистер Бэггинс. Сильно изменившийся, ставший похожим на своих соратников, он с остервенением и яростью бранил чернокровую братию при первой попавшейся возможности. И при этом милый интеллигентный Бильбо не стыдился использовать словечко покрепче. – Да и в целом, нам всем нужен бой. Хотя бы потому, что пришлось оставить Эребор. Треклятый дракон испортил нам планы.

– И откуда в тебе столько злобы? – Двалин хмыкнул. Пропуская вперед слишком уж молчаливых Фили и Кили, остановился, чтобы перевести дух. – В последнее время все какие-то чересчур нервные. Видимо, храп Бомбура мешает нам спать.

– Не думаю, что в этом дело, – серьезно изрёк хоббит, занимая место рядом с Двалином. – Просто все бравые планы накрылись медным тазом. А проигрывать никто не любит.

Гном пропустил заявление полурослика мимо ушей. Внимание воина приковал к себе стоящий поодаль Торин. Наблюдающий за тихим ходом своей группы, он держался вдали. Осунувшийся, похудевший, Король-под-Горой порой кидал долгие взгляды на Ривенделл.

«Неужто надеется, что она посмеет нарушить его приказ? – Двалин, сочувствуя другу, горько усмехнулся. – Или считает, что Ниар решится нагнать нас для прощания? Вряд ли. Он ведь сам дал ей понять, что не хочет больше ее компании. А девка ведь не глупа, сразу уяснила, что шутить с Королем не стоит. Как по мне, так зря он все это… Даже если она трижды чертовка, так в чем проблема? Сидела бы ведьма на королевском троне, плохо разве? Но нет же. Все должно быть идеально. Вот только идеального не существует».

– Интересно, я правильно понял, о чем он думает? – вопрос Бильбо вывел Двалина из оцепенения. – Потому что я совсем запутался. Никогда бы не подумал, что в компании гномов смогу лицезреть подобную драму.

– Не знаю, о чем именно ты подумал, но нам не следует ничего обсуждать, – неохотно пробубнил воин. – Хотя бы из чувства уважения к Торину. Полагаю, он поступил правильно. А даже если и нет, ничего уже не изменишь. Любовь – странная штука. Порой она оказывается проклятием, а не благословением.

♦♦♦♦♦

Любовь – странная штука. Порой она оказывается проклятием, а не благословением. Для обычных людей она всегда радость: влюбленные парят над небесами, распевая серенады, восхваляя свои вторые половинки, пылая душой и сердцем. Иным же она является в образе болезненной кары, способной уничтожить одним фактом своего существования любые зачатки сильных чувств.

Для Ниар любовь оказалась ядом. Тем ядом, к которому привыкаешь и без которого не можешь прожить дольше пяти минут. Красная Колдунья достаточно часто влюблялась, чтобы понять – привязанность к Торину Дубощиту не имеет ничего общего с ранее пережитыми страстями. Чувства, что испытывала чародейка к эреборцу, были крепки и горячи. Вряд ли что-то было способно их разрушить.

Но реальность требовала жертв и Ниар понимала, что пришел момент для серьезных решений. Вышагивая к центральным вратам по спящему Ривенделлу, она считала свои шаги, стараясь не думать об уходящих на смерть друзьях. Осаа, тенью сопровождающая Миас, была рядом. Гномка не осмеливалась нарушать тишины, боясь навлечь на себя немилость ангбандки. Задумчивая и бледная, как полотно, она лишь иногда тяжело вздыхала.

Поднявшись задолго до рассвета, Ниар который час обдумывала, как должно поступить. Умывшись, одевшись, она привела себя в порядок. Сняла уже привычную повязку с глаз. Впервые за много дней поглядела на себя в зеркало. Собственный вид обескуражил колдунью: изможденная постоянными переживаниями, она походила на изувеченный труп – впалые щеки, мертвенно серая кожа, глубокие морщинки между бровей. От былой красоты ничего не осталось и лишь яркие сполохи в глазах на тщедушном лице выдавали в Ниар обладательницу непостижимых талантов.

Ангбандка не стала долго оглядывать свое отражение. Глубоко вздохнув, взяла себя в руки и принялась колдовать. Магия разливалась целебной водой по усталому телу, возвращая чародейке растраченные силы. Вскоре волосы Миас вновь заблестели, разгладились морщинки, исчезли следы бессонных ночей. Она вновь походила на обычную красавицу-крестьянку, выросшую среди бескрайних зеленых лугов и цветочных раздолий. Не став в этот раз скрывать своих глаз, она надела эльфийское платье и босиком отправилась в свой короткий путь. Снегопад не смущал ее – белый ковер касался ног знакомой щекоткой. Стены Ангбанда грели, но Дор Даэделот всегда оставался страной вечных льдов. Пришедшая в Ривенделл зима лишь придавала старшей Миас уверенности.

Петляя по витиеватым проулкам Имладриса, спуская и поднимаясь на различные лестницы, Ниар с трепетом в душе и жгучей ненавистью оглядывала эльфийский город. Пустой, тихий и смиренный, он был объят покоем. Таким незащищенным и хрупким казался Карнигул в тот предрассветный час. Протяни руку и возьми – падут опоры башен, загорятся крыши зданий, чудесный камень обратится в порошок. Тьма войдет в Ривенделл и сотрет его с лица Эннората.

Ей было по силам совершить желаемое. Она могла обрушить на спрятанный в ущелье город копимую веками злость. Воспылала бы вновь мощь темных земель, запела бы снова магия Ангбанда! Какой чудесной казалась эта мысль, какой сладкой могла стать месть. Но Ниар не желала убивать спящих. Ей нравилось видеть своих врагов с оружием в руках. Ей нравилось разглядывать их перекошенные от отчаяния лица.

Клокоча, наследница Железной Короны промчалась вниз по длинному мосту. Она спешила к вратам, желая застать уходящих гномов. Ей не нужны были разговоры с ними. Ей не нужны были их грустные улыбки и обещания вновь встретиться. Она хотела заполучить последний взгляд Короля-под-Горой.

– Ты остановишь их? – не отстающая ни на шаг, Осаа задала вопрос прямо. Сильно обеспокоенная странным поведением Ниар, гномка боялась. Старшая Миас, осознав этот факт, улыбнулась. Как бы Королева Эребора ни старалась, как бы храбро себя ни вела, благоразумие всегда брало верх над порывистой натурой. – Ты ведь за этим спешишь?

– Нет, – коротко ответила Ниар. Продолжая оглядывать Ривенделл, Красная Колдунья запоминала дорогу. Она не собиралась оставаться в гостях у эльфов дольше положенного. Не в меру любопытные Эльдар и так сильно раздражали старшую Миас. – Не за этим. Твой сын уже решил все.

– Но ты ведь можешь его остановить, так? – не унималась Осаа. Перейдя на быстрый шаг, гномка обошла Ниар. – Тебе по силам остановить это безумие. Неужели тебе не хочется так поступить? Весь этот долгий путь, неужели он был напрасен?

– А ты успела подумать, что я отступлю от намеченного плана? – не обращая внимания на назойливого призрака, чародейка бросила свой взор вперед. Уже виднелись вдали заветные врата. Подступающую к ним колоннаду серебрила паутинка инея. – Успела поверить в великую любовь между мной и каким-то гномом? Осаа. Ты вновь и вновь забываешь, с кем говоришь.

– Ты жизнь за него отдала, – гномку начинало колотить. Только сейчас начинающая осознавать действительную тщетность всех своих потуг, она в ярости закричала: – Ты спасла его от смерти ценой своей дрянной жизни! Чего ты хочешь, Ниар? Погибнуть? Вот так просто? Трусливо отдать себя в руки того, кого ты ненавидишь? Глупо, дитя, глупо… Подойди к нему. Расскажи. Не нужно будет ни воин, ни ссор, ни дрязг. Он забудет об Эреборе. Забудет о драконе. Только скажи ему.

Ниар не хотела отвечать. Увидев стоящего посреди широкой площади Линдира, ускорила шаг. Прозорливый и трудолюбивый помощник Элронда, судя по всему, провожал гостей. Тепло одетый, он глядел вперед, не замечая приближающейся девушки. Красная Колдунья хмыкнула. Лишние свидетели ей были не нужны. А так как теперь, используя чары, она ничем не рисковала, можно было прибегнуть к давно позабытым забавам.

«Иш Гос ах’гхаш, – заклинание на черном наречии пронеслось в уме и утонуло в нем, подобно оброненному в океанскую пучину камню. Ниар махнула рукой в сторону Линдира. – Иш Дуумпа гуукх’ду».

Эльф услышал ее глас. Повинуясь внезапному наваждению, не видящий ничего и не слышащий, он развернулся на месте и покорно зашагал прочь. Его пустой взгляд мог бы напугать нечаянного прохожего. Но не было никого рядом, чтобы оградить несчастного от черной магии. Волю эльфа сломили старые слова страны, которой ныне и не существовало. Ниар знала, что Линдир не вспомнит ничего. Он вернется к себе в покои и ляжет спать, а при пробуждении будет уверен в том, что исполнил свой долг как следует. Совесть бессмертного окажется чиста.

Она увидела Торина, стоящим невдалеке от врат. Тяжелым взором окидывающий Имладрис, он ждал чего-то. Его компаньоны медленно, но верно взбирались вверх по крутой тропе, порой поскальзываясь на тонком льду. Король-под-Горой не глядел в их сторону.

– Он тебя ждал, глупая, – Осаа, вновь стараясь говорить спокойно, встала прямо напротив Миас. Ниар, замерев, опустила руки вдоль тела. Стоя посреди скованной снегами площади, она чувствовала, как ледяной ветер проникает прямо под кожу, выдувая из тела остатки тепла. – Неужели не ясно? Он не хочет никуда идти. Дай ему причину. Расскажи о своих чувствах. И вы все вместе вернетесь в Эред Луин. Будете жить счастливо, Ниар. Пусть недолго, но действительно счастливо.

Слова гномки терялись в свистящих порывах дыхания зимы. Ниар на секунду показалось, что она вновь очутилась у склона Гундабада, в одиночестве, в растерянности, в смятении. Храброе сердце колдуньи обожгло безумствующим страхом – ей не хотелось больше становиться жертвой обстоятельств. Она не могла позволить себе вновь поддаться искушению. Не вопреки, но ради возможного будущего.

Сорвавшись с места, чародейка побежала к вратам. Внезапно поднявшаяся буря сметала с ног. Один раз упав, ангбандка в кровь разбила коленки – пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Подчиняя себе тело, девушка поднялась с земли, и оставшееся расстояние преодолела легким, невесомым аллюром. Укутанная в снежную шаль, остановилась во вратах. Подняв голову, поймала на себе взгляд Короля-под-Горой.

Он выглядел точно так же, как в тот день, когда они впервые встретились. Забавный гном, меньше всего похожий на гнома. Достаточно высокий, не в меру гордый, он улыбался той самой улыбкой. Только теперь в ней было больше грусти, чем восторженного удивления. В темно-синих глазах мельтешили отблески снежинок. Торин действительно ждал ее.

«Кем бы ты стал, добравшись до Эребора? – пытаясь отдышаться, Ниар стиснула зубы. Грудь часто поднималась и опускалась, нагнетая кровь в жилах. – Изменился бы, оказавшись в царской сокровищнице? Стал бы злее, лицемернее, глупее? Я видела твое сердце, Торин Дубощит, и оно показалось мне чистым. Но смертные существа изменчивы, им легко поддаться минутной слабости. Что выбрал бы ты – меня или Аркенстон?».

Она вгляделась в лицо Торина и поняла, что не нуждается в ответе. Возможно, он хотел заполучить ее, как охотники хотят заполучить уникальные трофеи. Возможно, любил, быть может – даже сильно. Но ступи она сейчас ему навстречу, вся сказка о любви перестала бы иметь какое-либо значение. Проявление открытости приравнялось бы к жестокости, а Ниар во имя себя не хотела лишать Короля-под-Горой единственно важной цели. Он жил и дышал благодаря извечной тяге вернуть свой дом. Что стало бы с Ниар, если бы кто-то особенно бессердечный лишил ее саму мыслей о Белерианде?

– Ступай, Торин Дубощит, – прошептала она одними губами, хороня в себе останки умирающих чувств. Горечь стискивала глотку стальной хваткой. Глаза пощипывало, хотя плакать ангбандка больше не имела ни сил, ни желания. Мертвая пустошь простиралась в груди Ниар, выжженная огнем неутихающих сражений, – ступай, и найди свой дом. Быть может, Валар учтут твое упрямство и помогут. Только не по пути нам…

Гном, все еще глядящий на Ниар, помрачнел. Будто прочитав мысли старшей Миас, сделал короткий шаг вперед. Триста футов отделяло их друг от друга непреодолимой бесконечностью. Безумный диалог, немой, нелепый, лишенный слов и касаний, сводил Красную Колдунью с ума. Где-то за спиной верещала Осаа, напевая о безбрежном счастье в согласии и любви. Но знала ангбандка, что удел ее лежит вдали от подобных вот ценностей. Ниар ведала свое место во вселенной и понимала, какую роль следует играть.

– Да будет так, – приподняв подбородок, колдунья бросила последний долгий взгляд на Торина. Моргнув, развернулась на месте и медленно зашагала прочь. Голова гудела, как после недельной попойки. Улыбка, притаившаяся в уголках губ, не сходила с лица ангбандской принцессы. Стараясь шагать прямо, девушка стиснула ладошки в кулаки. Коротенькие ногти впились в кожу. Чувствуя на себе тяжелый взгляд Короля-под-Горой, степенно подошла к Осаа.

– Что ты удумала? – мрачно спросила гномка. Застывшие в ее синих глазах слезы поблескивали в белом свете холодного дня. – Что ты удумала, колдунья?

– Уходи, Осаа, – Ниар заговорила нарочито бесчувственным тоном. – Я даю тебе шанс уйти. Не в моих правилах вести нечестную игру. Ты помогала мне, я помогу тебе. Возвращайся в Аман. Если же не вернешься сейчас, позже тебе придется встретиться со мной. Ты предупреждена.

Лицо гномки не изменилось. Быть может, она не до конца осознала всю серьезность произнесенных Ниар слов. А может, просто не захотела в них поверить. Миас решила, что не станет торопить несчастную. Сама нуждающаяся во времени, ангбандка не смела давить на убитую горем женщину. Пройдя мимо Осаа, Ниар направилась к конюшням. Невидящим взором озирая даль, она думала об отце.

«Когда-то давно, я даже не вспомню, когда именно, ты сказал мне, что у меня будет сложная судьба, – Ниар сглотнула, чувствуя возрождающуюся в сердце ярость. Волна за волной, она омывала разум колдуньи, пробуждая к жизни древнюю, первобытную ненависть. – Ты дозволял мне многое, надеясь, что я окажусь достойной наследницей твоего царства. Ты разрешал мне вести свою армию в бой, желая научить меня ценить жизнь. Ты дарил мне любовь и ласку, познакомил меня с моими лучшими друзьями, и, в конце концов, показал мне жизнь. Пришло мое время».

Она улыбнулась. Сквозь боль и отчаяние, улыбнулась. Принуждая себя забыть о том, что отравленная ядом душа умоляет о пощаде, лишь ускорила шаг. Хлесткий ветер бил в лицо; сотни тысяч снежинок жалили кожу, глаза, тело. С трудом признавая, что поступает вразрез с истинным своим желанием, Ниар дозволила себе отпустить Торина Дубощита. Ей нужно было забыть о нем. Ведь то, что требовалось сделать, она сделала – Король-под-Горой направлялся в Казад-Дум. Колесики плана продолжали исправно вертеться.

Пути назад теперь не существовало.

♦♦♦♦♦

Пути назад теперь не существовало. Он не мог кинуться вперед, догнать ее, окрикнуть. Не мог отказаться от планов, нарушив свою непроизнесенную вслух клятву. Не имел права поступить так. Хотя бы потому, что Ниар ушла прочь, уступая свое место его невоплощенной в реальность мечте. Она пожертвовала желанным будущим во имя возможно достижимой цели. Поступила так, как должно поступить. Торин был благодарен кареглазой красавице за это. И за это он ее ненавидел.

Развернул бы он отряд, если бы она подошла и попросила его об этом? Вероятнее всего, да. На то были свои причины, и не все они относились к Ниар. Поход в Морию и самому Торину казался ужасным чудачеством: только безумец мог считать подобную авантюру достойным завершением столь долгого пути. А ведь у Торина были определенные обязательства – перед семьей, друзьями, своим народом. Он не мог допустить очередной трагедии.

«Ее глаза светились, – подумал эреборец, едва сдерживая в себе крики. Внутри него разыгрывалась немилосердная борьба между смертельной тоской и остатками избитой воли. Все рушилось вокруг, да и сам Торин ощущал себя избитым и потасканным. – Раньше я думал, мне этот свет чудится. Но видимо, так и задумывалось природой. Звезды в омуте янтаря».

На мгновение его мысленный взор затмили картинки возможного исхода всей этой странной, скучной, и оттого не менее жестокой истории. Он увидел себя спокойно живущим в Синих Горах рядом с той, кого избрало сердце. Он увидел Ниар готовящей обед, в белом передничке с парой пятен от острого соуса. Она улыбается, переворачивая котлеты на сковороде. Волосы на ее голове топорщатся в разные стороны. Пару непослушных прядей девушка небрежным движением заправляет за уши. Перекладывает приготовленное на тарелку и несет к столу, за которым сидят Фили и Кили, возмужавшие, повзрослевшие. Они грубо шутят по поводу ее стряпни, за что получают оплеухи. Пьют свежее пиво, вспоминая поход к Эребору. С маленького дворика, примыкающего к их деревянному дому, доносятся громкие детские голоса.

«Этого никогда не будет, этого и не могло быть, – голос разума звучал неуверенно, но Торин схватился за эту мысль, будто за спасительную соломинку. Глядящий в снежную кутерьму, он с неудовольствием нашел себя в скованной позе бегуна, готовящегося рвануть вперед при необходимости. Силуэт Ниар давно растворился в белоснежной вьюге, а гном, тем не менее, упрямо пытался разглядеть тонкий абрис лихой наездницы. – Даже если на мгновение представить, что все произошло иначе, был бы кто-то из нас счастлив?».

Да. В том-то ирония и заключалась.

– Лучше бы я никогда тебя не встречал, – произнеся вслух мысль, заключавшую в себе накопившиеся злобу и негодование, Торин вынудил себя повернуться спиной к Ривенделлу. Широко шагая на едва гнущихся ногах, Король-под-Горой нагнал стоящих поодаль Двалина и Бильбо. Оба глядели на него мрачно, будто чему-то соболезнуя. Красноречивые взгляды друзей вызвали в душе Торина очередную бурю раздражения. И не сопереживание компаньонов гневило эреборца, а собственное бессилие что-либо изменить.

– Я на мгновение поверил, что ты сам к ней подойдешь, – ровным голосом сказал Двалин. Как никогда серьезный, он кивнул в сторону. Торин, проследив за взглядом друга, понял: друзья все отлично видели – низина Врат Имладриса отлично проглядывалась с небольшой высоты даже вопреки разыгравшейся метели. – Вам нужно было попрощаться.

– Что мы и сделали, – холодно прочеканил Король-под-Горой, не пылая желанием обсуждать с кем-то только что пережитое. К тому же, вопреки произнесенному утверждению, Торин был уверен, что когда-нибудь вновь встретится с Ниар. И отчего-то казалось ему, что встреча эта окажется безрадостной.

– Что ж, как скажешь, – пробубнил Двалин разочарованно. Грустно вздохнув, указал рукой вверх по тропе. Там, чуть выше, на взгорке у крутых скал, стояла вся честная компания. Смиренно дожидавшиеся своего Короля, успевшие замерзнуть гномы принялись распивать вино. – Пора в путь, пока эльфы не сообразили об истинной цели нашего похода. Надеюсь, этот остроухий, что нас провожал, не слишком уж смекалист.

– Его зовут Линдир, и он отлично разбирается в литературе, – Бильбо не постеснялся блеснуть своей проницательностью. Двалин, косо глянувший на полурослика, поморщился. – Не думаю, что он будет долго соображать. Скорее всего, настанет рассвет, и эльф побежит докладывать свои догадки Лорду Элронду.

– И что с того? – морально опустошенный, Торин уяснил для себя, что устал чего-либо бояться. Позади остались смирение, страсть, вдохновение. Казалось, прошла целая вечность с того момента, когда он ступил внутрь маленькой хоббичьей норки. Сотни дней и сотни ночей минули с памятного дня той далекой встречи. Многое успело измениться, но кое-что осталось нетленным: – Эльфы не смогут остановить нас. Никто не сможет. Мы идем в Морию, за ключом от Эребора. И, клянусь Аулэ, мы вернем свой дом.

====== Глава 11.1: Чертоги Казад-Дума ======

Ниар знала правила игры. Ей были знакомы основные доктрины нечестной войны. Она могла справиться с многосложными стратегическими задачами. Но на деле старшая Миас никогда не сталкивалась с силами Валинора. Когда разразилась Война Гнева, Мелькор старался не вмешивать детей в разрастающийся конфликт – Владыка подозревал, что наследники его не выстоят боя против бравых воинов Амана. Мудрый, вдумчивый и невозмутимый, он пожертвовал своей землей и воинством своим ради спасения детей Дор-Даэделота. Он отдал свою душу во власть Илуватара и сгинул навеки.

Но его наследие продолжало жить. Никто из посланных в Арду Валар не подозревал, какие на самом деле цели преследовал Мелькор, стремительно сдавая свои позиции врагам. Легкие победы, приписанные воинству Ангбанда в самом начале войны, таковыми вовсе не были. Поэтапные битвы в глазах Мелькора являлись просто косточками домино – стоило дунуть лишь на одну, чтобы привести в жизнь сложный механизм причин и следствий. Теперь Саурон это понимал. И видел, как заветные черно-белые костяшки продолжают падать: годы летят, Эннорат в неведении спит, а за кулисами театра жизни кипят приготовления к последнему акту. «Уведи их из Белерианда, – так сказал Мелькор, разговаривая с Сауроном много после падения Гондолина. Примерно в тоже время до ангбандских шпионов дошел слух о прибытии Эарендила в Валинор. Подлец, судя по всему, обращался к старшим братьям за помощью. – Их не должно быть здесь, когда наши старые друзья пожалуют в гости. Никто из Валар не должен прознать об их существовании. Сильмариллы – лишь оболочка, сам понимаешь. Обман для несведущих. А я не хочу, чтобы кто-то разведал, в чем именно заключается ложь». «Но господин, – вопреки старой дружбе, Майрон старался говорить с Мелькором в уважительной форме. В те дни Владыка совсем скверно себя чувствовал. Усталый, надломленный и медленно теряющий силы, он устал бороться с безысходностью. – Вы же понимаете, что я не могу врать им. Они давно мне не ученики. Они мне друзья. Я не хочу ничего скрывать от них». «Сюда пожалуют не только эльфы Амана, Майрон, – Мелькор был мрачен и серьезен. Медленно шагающий по верхнему атриуму, он глядел вниз, любуясь на своих сидящих в Ночном Саду детей. – После случившегося, сюда прибудут и Тулкас, и Аулэ, и все, кому забавы ради захочется поглядеть, что стало с нами. Они не должны добраться до моих детей, друг мой. Они – сердце и душа Белерианда. В них наша сила и наше будущее». Тогда Мелькор остановился и рукой указал вниз. Майрон послушно взглянул туда, куда предлагал поглядеть побратим. Взор Майа упал на Ниар – одетая в белое платье, девушка играла на флейте. Маленький паук с собаку размером весело танцевал под заданный ритм. Принцесса явно радовалась своим растущим умениям. Крохотные пальчики скользили по костяной трубе инструмента, принуждая воздух петь. «Я знаю, она дорога тебе, – Владыка, произнося эти слова, не спрашивал, не злился, а лишь грустно утверждал. – Множество раз видел, как ты смотришь на нее. Иногда с нежностью, иногда с гордостью, а иногда со злостью. Понять твои эмоции не сложно, уж поверь. Затруднительно любить что-то далекое, что-то недоступное. Однако, если тебе она дорога, уведи их подальше от Белерианда. Как можно скорее». «Зачем? – тогда Властелин Колец изумился. И не только внезапному откровению Мелькора. В шок Майрона повергла неожиданная осторожность друга. – Мы так долго добивались победы, так яро и мучительно отвоевывали цветущие земли. Что может остановить нас теперь? Тулкас? Смешно, но Талрис сумеет поставить его на лопатки одним щелчком пальцев. Не нужно так переживать за них. Они готовы». «К чему? – выпрямившись, Мелькор улыбнулся, и от улыбки той Майрона бросило в холод. Ему доводилось видеть подобное выражение лиц у поверженных противников. В глазах Владыки читалась сокрушенность. – К столкновению со своей судьбой? Быть воином и быть правителем – разные вещи. Не спорю – дети мои талантливы. Талрис сильнейший маг из мне известных. Анаэль давно переросла в искусстве целительства Эстэ. А Ниар, наконец, научилась понимать своих врагов. Но воевать с Аманом им еще рано. Чтобы победить в этой битве, не нужны ум и сила, а нужно храброе сердце. Мудрость, копимая веками. Воля, закаленная бесчисленными потерями. Они видели смерть, но они не лишались. Им есть за что бороться. Однако пока не понимают своего предназначения». «А я перестал понимать, о чем ты говоришь, – чувствуя, что Мелькор переступает недозволительную грань, Майрон зашипел. Тревога охватила Майа. Тревога растущая, рычащая, злобная. Она отвергала сантименты и тактичность. – К чему ты ведешь, Мелькор? К тому, что мы должны просто подчиниться воле милых друзей с Запада? Или что должны пригласить их на чай, смея надеяться убедить сохранить дружественный нейтралитет? Разрази меня гром, если ты действительно думаешь, что нужно отступить». «Они низвергнут меня, – голос друга наполнился свинцовой горечью. Глаза Мелькора потемнели. Высокий, статный, он в неясном ночном свете вдруг начал походить на старика. – Мне не хватит сил противостоять им всем сразу. А разве кто-то из вас готов сразиться с Вардой? Или Аулэ? Разве Ниар выдержит бой, хотя бы даже с Уинен? Сам скажи мне, как считаешь?» Майрон тогда никак не считал. Он помнил, какими сильными были старшие Майар. Он знал, на что они способны в гневе. Не хотелось этого признавать, но Миас действительно еще были слабы духом. До поры до времени в бою им помогали родные земли, а после битв их всегда ждал уютный замок Ангбанда. У пелорийской тройки был дом, и были защитники. Что могло случиться в случае, если ни дома, ни защитников у них вдруг не станет? «Рано или поздно ты окажешься перед выбором, Майрон, – не дождавшись ответа, Мелькор вновь заговорил. – И, вероятно, тебе придется делать его несколько раз. Многое переменится, не раз, и даже не два. Дети мои окрепнут, станут умнее, станут свирепее. Тебе придется наблюдать за тем, как их предпочтения каменеют, как в них растет самосознание, самоуважение. Будет сложно. Будет больно. Придется потерпеть. Возможно, Ниар никогда не ответит тебе взаимностью. Возможно, вы с Талрисом будете враждовать. Может случиться, что даже Анаэль возненавидит тебя. Но вопреки такой вероятности, обещай мне, что будешь их защищать. Обещай мне это, и я больше не начну подобного разговора». И он пообещал. Дал клятву своему лучшему другу и наставнику, что обязуется опекать Миас и помогать им до тех пор, пока существует мир. Когда наступил решающий момент, Майрон был вынужден опустить оружие и позволить Валар одержать верх над Дор-Даэделотом. Сильмариллы больше не освещали темноты севера. Стены укреплений рушились под грозными ударами. Полноводные реки иссыхали, тая от огненного дыхания войны. А сам Саурон бежал на восток – уводя от сражений Ниар, Талриса и Анаэль, он смирился с унижением и обманом. Цена за абсолютную свободу оказалась выше, чем предполагал Майа. Ниар, не ведавшая всего, усмотрела в подобном поведении измену. Удивительного в этом факте ничего не было: будь Саурон на месте ангбандской принцессы, сам не стал бы снисходить до пустословия и идеалистической полемики. Старшая Миас рассудила здраво. У Майрона был шанс объяснить ей причину побега из Ангбанда тогда, когда решался результат начатой войны. Но рыцарь Валинора поступил иначе. Уважая Мелькора, питая любовь и нежность к его детям, колдун не захотел открывать истины никому из Миас. Бравые защитники земель Белерианда не должны были винить себя во всех бедах, что постигли Мелькора. Они не должны были считать себя повинными в поражении Дор-Даэделота. Много лет прошло с тех пор, а раны на сердце все еще кровоточили. Каждый новый восход солнца приносил с собой одно из утерянных воспоминаний – вещи, которые Саурон предпочел бы навеки забыть, пробуждались в его рассудке и хозяйничали там. Мыслями постоянно возвращающийся к кровавому прошлому, Майа вновь и вновь убеждался – на пути к забвению он растерял самого себя. Раньше ему и в голову не пришло бы прятаться в тени, подобно трусоватому выродку. Он бы не стал юлить в разговоре с Ниар. Не стал бы отрекаться от прегрешений и героических подвигов. Теперь же, шагая вместе с орками к Мории, Саурон пребывал в легкой прострации. Он не замечал, как мили пустошей, зеленых равнин и каменных плоскогорий проносятся мимо. Казад-Дум приближался, горы уже виднелись на горизонте, а осознания реальности происходящего Майа все еще не ощущал. Будто погруженный в непроглядный туман сомнений и страха, Властелин Колец стремился поскорее встретиться с воинством Ниар. Для чего? Он не ведал. Но чутье упрямо твердило: «Вперед…» Взгляд древнего скользнул по поднятому черному стягу, что нес едущий на варге орк. Широкая полоса грязной ткани развевалась на ветру, поблескивая под солнечными лучами ярким золотым узором «Багрового Ока». Его личная роспись красовалась на флагах Мордора. Стяги Ангбанда украшал другой рисунок. Знак Сильмарилл – три воедино сплетенных круга, связанных невидимой цепью жизни. Майрон хмыкнул, воображая себе предстоящий бой с Миас. Интересно, поднимет ли Ниар к небесам кроваво-красное знамя Дор-Даэделота? Или же выступит вовсе без флагов? Почему-то ответ казался чародею очень даже очевидным. Белерианд должен был ожить. Даже если его новая жизнь могла начаться с изорванной тряпки на старом копье.