Текст книги "Лабиринт памяти (СИ)"

Автор книги: Jane Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 55 страниц)

Джинни заметила, как Гарри слегка дёрнулся, прежде чем ответить.

– Да, я знаю обо всём, что произошло. А ещё знаю то, что ты по-прежнему любишь Гермиону, но из-за своего ослиного упрямства даже не потрудился открыть ни одно её письмо, чтобы понять, что она любит тебя не меньше.

Лицо Драко ожесточилось, и Джинни с ужасом поняла, что совершенно не хочет слышать, что тот скажет в следующий миг.

Но он сказал, и весь мир ушёл у неё из-под ног.

– Оу, значит, ты в курсе, Поттер? Знаешь, что у нас с Грейнджер была интрижка в школе, что твоя теперь уже жена, заставила нас обоих об этом забыть, в то время как сама беззаботно трахалась с Забини?!

Джинни громко вздохнула и прижала ладонь ко рту.

Она молилась, чтобы это оказалось дурным сном, но нет, всё происходящее было реальностью, от осознания чего ей хотелось провалиться сквозь землю. Она видела, как побледнел Гарри от услышанных слов, как заходили желваки на его лице, а кулак опасно дёрнулся, но всё же остался на месте. Джинни с ужасом ждала, что произойдёт в следующий момент, но совершенно не была готова, что Гарри скажет:

– Да, ты не ослышался, Малфой. Я знаю всё.

На несколько секунд повисла пауза, во время которой Джинни поймала удивлённый взгляд Драко, после чего на его губах появилась усмешка.

– Вот как? – чуть склонив голову набок, выгнул он бровь. – Что ж, поздравляю. Хотя бы с тобой она поступила благородно, Поттер.

Джинни поняла – Малфой раскусил её и совершенно точно знал, что до этого момента Гарри не слышал от неё ни слова об отношениях с Блейзом, а потому сейчас с мрачным торжеством наблюдал, как её глаза наполняются слезами от злости и беспомощности.

Ей потребовалось немало усилий, чтобы вновь сосредоточиться на разговоре.

– Гермиона попросила Джинни сделать это, потому что получила письмо от твоего ублюдка-отца, Малфой, – спустя несколько секунд негромко процедил Гарри. – Он угрожал ей, говорил, что найдёт способ расправиться с тобой, а она любила тебя и боялась, что так и будет.

Драко презрительно фыркнул.

– Что за сентиментальный бред, Поттер? Если ты ещё не понял, мне глубоко плевать на Грейнджер. Мы просто трахались в школе, и она для меня была обыкновенной грязнокровной шлюхой, которой я пользовался в своё удовольствие.

Джинни успела вовремя вцепиться в кулак Гарри, который тот занёс для удара.

– Нет, Гарри, не надо! – отчаянно прокричала она.

– Я убью этого ублюдка, – пытаясь вырвать руку, зло выплюнул Гарри, но Джинни была непреклонна и, в конце концов, он сдался и, вырвав руку, гневно уставился на Драко, в то время, как Джинни начала жарко говорить.

– Ты просто жалок, Малфой! Если ты искренне считаешь, что после одного твоего лживого оскорбления мы бросим попытки убедить тебя в величайшей глупости, которую ты совершаешь, отвергая Гермиону, то ты глубоко заблуждаешься! Она любит тебя, сволочь, и очень страдает! И если ты не можешь её простить, то дай ей хотя бы возможность высказаться! Дай хотя бы нам возможность рассказать тебе правду.

Ухмылка слетела с лица Драко, а глазах вновь промелькнула боль, сменившаяся холодом.

– Это уже не смешно, Уизли. Какого чёрта ты решила, что я буду с тобой разговаривать после того, что ты сделала? Какого хрена ты считаешь, что после случившегося я буду слушать жалкие стенания Грейнджер? О каких, мать их, «любви» и «прощении» может идти речь?! – звенящим от напряжения и едва сдерживаемой ярости голосом произнёс Драко. – Меня это больше не интересует. С меня довольно!

Джинни на миг замерла, увидев, как Малфой потерял самообладание и слегка повысил голос, с горечью произнеся последнюю фразу, и это всё же заставило её робко поверить, что ещё не всё потеряно, что он сможет выслушать их.

– Я понимаю тебя, Малфой, – внезапно вторгся негромкий, но твёрдый голос Гарри. – Возможно, даже больше, чем ты можешь представить. И я знаю, как нелегко бывает простить человека, которого любишь.

Он на миг замолчал, и Джинни увидела, как понимание затапливает взгляд Драко, в то время, как она сама готова была расплавиться от жгучего чувства вины.

– Но мы все делаем ошибки, и порой они ужасают по-настоящему. Думаю, ты согласишься со мной, не так ли, Малфой? – настойчиво произнёс Гарри, и Джинни с удивлением обнаружила, что Драко до сих пор не шелохнулся, словно услышанные слова нашли отклик к его душе, заставляли оставаться на месте.

– И про что вы хотите мне рассказать, а, Поттер? Про платонические отношения Грейнджер с Уизли, которые так были удобны и желанны всеми, кроме неё, про ваше давление и чувство вины, которые она испытывала, втайне встречаясь со мной, или же про то жалкое письмо, которое написал мой отец из Азкабана? – сделал шаг навстречу Драко, сощурив глаза. – Едва ли вы сможете меня чем-то удивить. Я всё знаю и так.

Джинни удивлённо вскинула брови. Что? Значит, Малфой всё это время был в курсе?

– Поэтому сделайте милость, оставьте меня в покое и прекратите свои идиотские попытки по-гриффиндорски прийти на помощь там, где она совершенно не нужна.

– Малфой, неужели ты до сих пор не веришь, что она любит тебя? – отчаянно произнесла Джинни первое, что пришло ей в голову.

Драко на миг замер, прикрыв глаза, словно изо всех сил пытался сохранить самообладание, а затем тяжело посмотрел на неё.

– В любом случае, это уже неважно, Уизли. Потому что…

– Драко, прости, милый, я так задержалась! – внезапно оборвала его на полуслове подлетевшая к нему высокая блондинка.

Джинни настороженно наблюдала, как та, обвив шею Малфоя руками, чмокнула его в щёку, а затем повернулась к ней лицом.

– Ох, извините, я вас не заметила, – с лёгким высокомерием воскликнула она, кинув быстрый оценивающий взгляд на Джинни, а затем посмотрела на Гарри, задержавшись на уровне его лба. – О, я так понимаю, вы тот самый Гарри Поттер? Приятно познакомиться!

Она, лучезарно улыбнувшись, изящно протянула ему руку и тот её нехотя пожал, не сводя напряжённого взгляда с Драко.

– Кто это, Малфой? – процедила Джинни, смотря ему прямо в глаза.

Но прежде чем тот смог ответить, блондинка вновь громко заговорила с уже нескрываемым высокомерием так, что привлекла к себе внимание стоящих поблизости посетителей.

– Меня зовут Астория Гринграсс. И я девушка Драко.

Джинни показалось, словно кто-то ударил её под дых, когда она услышала эту фразу.

Но худшее произошло в следующую секунду: она уловила громкий вздох позади себя, и, резко обернувшись, увидела Гермиону, пронзительно смотрящую на Драко с исказившимся от жгучей боли лицом.

========== Глава 23 ==========

Soundtrack – Celine Dion «I Surrender»

Драко казалось, всё вокруг утонуло в тишине. Оживлённые разговоры в кафе, звуки стучащих вилок о тарелки, звон бокалов – всё это было подобно жалким отголоскам реальности, постепенно уходящей на дно под тяжестью болезненного понимания: Грейнджер слышала.

Уверенности не было, но, вероятно, Астория пыталась взять его за руку и что-то удивлённо спрашивала – он не воспринимал и слова.

Он просто смотрел на Гермиону, смотрел в полные дикой, отчаянной боли глаза и чувствовал, как её эмоции просачиваются в него, разрывают изнутри, заставляя вновь переживать день, когда он узнал о предательстве. Драко был уверен – сейчас они точно квиты, ведь он видел в ней словно отражение себя.

И он знал, что должен испытывать мрачную гордость, должен радоваться, что наконец-то она ощутила – каково это, когда кто-то предаёт твои чувства. Он обязан был продемонстрировать ей, доказать, что теперь-то уж между ними всё действительно кончено: она же сама всё слышала, верно? Он обязан был наказать её холодной усмешкой и окончательно добить, прижав к себе Асторию, а возможно, даже и поцеловав ту при всех, пусть это и выглядело бы бездарным фарсом.

В любом случае это сработало бы.

Однозначно сработало бы, если бы Драко смог.

Но правда заключалась в том, что он не мог даже пошевелиться. Он не мог сказать ни одного чёртова слова, хотя хотел, по-настоящему хотел! И из этого вытекала вторая, скрутившая его внутренности правда: если бы он всё же был способен говорить – наверняка попытался бы сделать всё снова, чтобы не видеть такие знакомые разрушительные чувства в глазах Грейнджер.

И вот это вселяло в него уже настоящее отвращение к себе.

Драко ненавидел себя за то, что не мог отвести от Гермионы взгляд, борясь с пронзительным, душащей потребностью броситься к ней вопреки всему. Ненавидел за то, что идея послать прошлое к чёрту и, наплевав на гордость, попытаться объясниться ещё никогда не была столь привлекательна. Ненавидел, потому что знал – несмотря на его нездоровые фантазии и мысленные вариации на тему мести, он не испытывает ни малейшего удовлетворения от того, что Гермиона, определённо, получила по заслугам.

Нет.

Нет, чёрт возьми!

Только неистовая боль, жгучее разочарование и желание повернуть время вспять, чтобы изменить всё.

Злость с новой силой захлестнула Драко, и он, сжав челюсть, уже готов был сделать к Гермионе шаг, когда внезапно что-то мелькнуло в её взгляде.

– Сахар, – не сводя с него глаз, слабым голосом начала она. – Саманта попросила купить ещё сахар.

Последние слова она произнесла еле слышно, медленно переведя взгляд на Уизли, которая так и стояла с прижатой к открытому рту ладонью и лицом, выражающим глубокое сочувствие.

– Гермиона… – позвала Джинни, но та, словно её не услышав, сделала один осторожный шаг к Драко.

– Ты… – выдавила она с горечью, качая головой и всматриваясь в его глаза.

Он ждал, что она продолжит, но она молчала, всё так же не двигаясь с места, и это убивало Драко. Казалось, они остались одни на всём белом свете, окружённые давящей, заползающей к ним в полуоткрытые рты тишиной, которая так крепко сжимала горло, отравляя болью язык, что говорить было невозможно.

– Что происходит? – внезапно уловил Драко голос Астории.

Момент был разрушен, и Грейнджер, вздрогнув, моргнула. В её глазах блеснули слёзы, а Драко с трудом проглотил противный комок, застрявший в глотке, и усилием воли заставил себя стоять на месте.

Видимо, осознав, что он не сделает к ней шаг и не скажет ничего, Гермиона рвано вздохнула и тихо—тихо сказала:

– Как ты…

Она замолчала – наверное, просто не могла больше говорить, но Драко и так понял, что она хотела спросить.

– Теперь ты знаешь, каково это, – будто со стороны услышал он свой печальный, словно вымоченный в боли голос, и в следующую секунду Грейнджер попятилась.

И тут же внутри что-то заметалось, истошно вопя «Нет!», и он уже готов был пойти за ней, готов был бежать, лететь, делать что угодно, только бы не дать Гермионе уйти, но почувствовал прикосновение к плечу.

– Драко, ты объяснишь мне, что здесь происходит?

Он рассеянно повернулся к Астории, которая недоумённо смотрела то на него, то на Грейнджер, и в этот миг она ему казалась настолько раздражающей, выводящей из себя, что Драко хотел было на неё заорать, когда услышал, как громко хлопнула дверь.

Он резко перевёл взгляд и наткнулся на Уизли, которая бежала следом, в отчаянии окликая Гермиону.

И лишь тогда он действительно осознал, в какое дерьмо угодил. Конечно, если полагаться на холодный рассудок, Драко должен быть удовлетворён: добился, чего хотел. Но стоило об этом подумать, как душа уже противно нашёптывала, что на самом деле он никогда не желал такого Гермионе по-настоящему.

Он никому бы не пожелал той внутренней агонии от предательства, которая сжигала его до сих пор.

Внезапно взгляд Драко привлёк к себе Поттер, который сделал к нему несколько шагов с исказившимся от ненависти и отвращения лицом.

– Какой же ты идиот, Малфой, – мрачно изрёк Гарри, а затем, прежде чем он успел отреагировать, резко ударил по лицу так, что Драко покачнулся и, потеряв равновесие, упал на стол. Нос неприятно хрустнул, из него хлынула кровь, и на какое-то время острая боль заставила Драко забыть обо всём.

Естественно, присутствующие моментально подскочили, а кое-кто даже приготовился разнимать их, вот только в этом не было нужды.

Драко не собирался нападать. Вместо этого он оттолкнулся от столешницы и, пошатнувшись, принял вертикальное положение, встретив тяжёлый взгляд Гарри.

В это мгновение Драко не чувствовал ярости или хотя бы злости.

Он ощущал какую-то особую, изощрённую форму благодарности за то, что Поттер воздал ему по заслугам.

А ещё понимал: теперь Гермиона, которую он отчаянно хотел разлюбить, но всё ещё любил, совершенно точно осталась в прошлом.

И даже боль от сломанного носа казалась лёгким неудобством по сравнению с сосущей пустотой, образовавшейся где-то в районе сердца.

Драко вылетел на улицу спустя минуту после того, как Поттер стремительно удалился. Наскоро прошептав заживляющее заклятие, он быстро побрёл прочь, не видя перед собой ничего, кроме её взгляда, который он даже если бы хотел забыть – не забыл бы.

Он шёл и с каждым шагом, отбивающим крутящееся в голове «Никогда, никогда, никогда…», всё явственнее чувствовал дикую дрожь от осознания, что теперь и вправду всё кончено.

Грейнджер никогда не простит его.

Пусть будет так, ведь Драко не знал, сможет ли сам простить её когда-нибудь.

Они слишком сильно ранили друг друга, и этого достаточно, чтобы сдаться, капитулировать и признать, что у них не выходит быть вместе, уже в который раз.

«Почти достаточно», – поправил Драко внутренний голос, который он беззлобно заткнул, усилием воли мысленно гася последнюю робкую надежду, всё это время стыдливо ютившуюся в сердце, что у них с Грейнджер ещё может что-то получиться.

Но теперь… Нет, уже ничего не получится.

Однозначно.

– О Мерлин, Драко… Куда ты так спешишь?! Что же это такое… Давай я попробую помочь, у тебя же кровь идёт! – внезапно донеслись до него причитания Астории в то время, как он боролся с невероятным желанием закричать, ударить, сделать хоть что-то, лишь бы не ощущать эту страшную боль и тоску от чувства потери.

А ещё пустоту от осознания, что Гермиона больше никогда не напишет ни одного письма.

Никогда не станет искать с ним встреч.

И снова… Никогда не простит его.

Потому что она не знает правды, чтобы иметь возможность сделать это.

И единственное, что их связывает теперь, это огромное, всепоглощающее «никогда».

Одно на двоих.

– …я помогу, Драко, я… – опять этот раздражающий голос, а ещё прикосновение к его запястью, от которого он резко замер.

Драко прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, силясь успокоиться, а затем медленно повернулся к Астории и уставился в её испуганное лицо таким взглядом, что она невольно съёжилась.

– Ты действительно мне поможешь, дорогая, – услышал Драко словно со стороны свой звенящий от напряжения голос, – если расскажешь, с каких пор ты стала моей девушкой.

С каким-то мрачным удовлетворением он наблюдал, как бледнеет Астория и, открыв рот, изо всех сил пытается подобрать слова.

– Но, Драко, я думала, что после того, что у нас было… – наконец неуверенно сказала она.

– Ничего не было! – рявкнул Драко, сделав к ней шаг, но потом, взяв себя в руки, уже гораздо спокойнее добавил: – Ты прекрасно помнишь, что я был мертвецки пьян, когда целовал тебя.

– Но ведь мы не только… – испуганно глядя на него, начала Астория, и Драко ощутил, что больше не может с ней разговаривать.

Голова раскалывалась так сильно, что его потребностью было поскорее принять болеутоляющее зелье, что-то сделать с чёртовым носом и постараться забыться глубоким сном.

– Послушай, Астория, сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Пожалуйста, оставь меня одного, – устало произнёс Драко, на пару секунд накрыв глаза рукой.

Он уже ждал, что услышит гневную речь и, возможно, схлопочет даже пару толчков в грудь, но этого не последовало.

– Хорошо, Драко. Я приду утром проверить, как ты себя чувствуешь, – спустя несколько секунд спокойно ответила она так, словно он не кричал на неё всего минуту назад, после чего аппарировала.

Драко какое-то время молча смотрел на место, где только что была она, мысленно поражаясь, какой на удивление понимающей могла та быть, если хотела, а затем, тяжело вздохнув, отвернулся и вновь побрёл в неизвестном направлении, меланхолично вспоминая свою недавнюю встречу с Асторией.

В тот вечер, когда он услышал разговор матери с Грейнджер, Драко был настолько раздавлен и взбешён, что теперь они заодно, что, не думая, покинул поместье и аппарировал в бар на окраине Лондона. Он помнил, что много пил и был уже достаточно пьян, когда встретил бывшую однокурсницу Дафну с женихом. Они разговорились и даже вместе подняли бокалы провозглашая какой-то дурацкий тост, а дальше… Дальше воспоминания были уже не так ярки, но, кажется, он едва не затеял драку с барменом, после чего Дафна вместе с ним аппарировала к себе домой, где жила вместе с сестрой, которой и поручила позаботиться о Драко. Видимо, та поняла слово «позаботиться» буквально, а оттого стала с ним умело кокетничать и даже любезно предложила бокал вина, который был точно лишним, но разве мог Драко это осознать в тот момент?

Астория внимательно и с должным сочувствием выслушала его несвязную историю о коварстве женщин, о предательстве и разочаровании в любви, а потом как бы невзначай заметила, что сама бы никогда так не поступила.

И он, пьяный идиот, повёлся.

Конечно, он был в курсе, что всегда нравился Астории, хотя сам никогда к ней ничего не испытывал. И он знал, что по части хитрости и изворотливости эта девица может переплюнуть любую знакомую ему девчонку. Но в тот миг, когда она с такой заботой разделила его горе, так учтиво подлила вина и искусно подобрала слова, чтобы заставить Драко довериться ей, он даже почувствовал что-то вроде симпатии и, насколько он помнил, не стал возражать, когда она прикоснулась к его губам своими…

И всё.

На этом воспоминания Драко заканчивались.

Наутро он проснулся в её постели. Астория радостно порхала рядом, вручную заваривая чай, и многозначительно улыбалась так, что сомнений не оставалось: они провели вместе ночь. Некстати вернувшаяся Дафна уже готова была наброситься на него с кулаками, когда Астория ловко соврала, что Драко назначил ей свидание.

И ему пришлось признать, что это так.

Да, он мог послать Асторию к чёрту и постараться объяснить ей, что всё произошедшее между ними – ошибка, но из уважения к Дафне и в знак благодарности за то, что она уберегла его накануне от высочайшей глупости, он всё же согласился на встречу с Асторией. К счастью, та не вспоминала о прошедшей ночи и задавала мало вопросов, а ещё делала всё, чтобы расположить Драко к себе, и в какой-то момент тот нехотя признал, что её общество – не самое худшее на свете.

Что уж лучше с ней, чем одному.

Драко сам не знал, как так получилось, что они начали регулярно встречаться и общаться. В основном они вместе ходили куда-то по её настоянию, а он вполуха слушал болтовню Астории, пока сам молча пытался убедить себя, что делает всё правильно. Он стремился забыть Грейнджер, и, хотя ему это никак не удавалось сделать, всё же в обществе Астории отвлечься было немного легче.

Естественно, о том, чтобы начать с ней встречаться, он не думал вовсе, хотя мысль, что, может быть, Грейнджер увидит их вместе или до неё дойдут слухи о его новом романе, дарила мрачное удовлетворение. Но тогда она наверняка перестала бы пытаться вернуть его, и Драко не пришлось бы разбивать кулаки в кровь каждый раз, когда он отчаянно боролся с желанием вскрыть очередное письмо, которое могло бы заставить его вернуться к ней, что было бы проявлением его высочайшей слабости.

Но на деле всё оказалось куда сложнее.

И Драко было до мерзости тошно от самого себя, когда он представлял, в каком свете предстал перед Гермионой.

Хотя… Оно и к лучшему.

Пусть считает, что он предал её.

Пусть.

Ведь, в сущности, он действительно это сделал, переспав с другой женщиной, а потом – не сказав Гермионе, что Астория врёт.

Так будет лучше.

Драко аппарировал к себе в квартиру и взглянул в зеркало. Слишком бледное даже для него лицо, распухший нос с запёкшейся кровью и пустые глаза, которые с лёгким презрением – отвращением – взирали на него.

Он выглядел жалко.

Он и был жалок, абсолютно.

– Так будет лучше, – почувствовав, как противно защипало в носу, уже вслух хрипло повторил Драко и, даже не приводя себя в порядок, рухнул на кровать, уставившись в потолок.

Но снова видя лишь её глаза.

***

Джинни тихо открыла дверь и неслышно проскользнула внутрь их новой с Гарри квартиры, в которую они переехали всего несколько дней назад. Она была абсолютно раздавлена событиями сегодняшнего вечера и окончательно добита тем фактом, что Гермиона отказывалась говорить с ней. Джинни искренне хотела помочь, но не знала, что делать, пока Гермиона на её глазах сотрясалась в беззвучных рыданиях, уткнувшись в подушку. И тот факт, что она не плакала в открытую, а до последнего сдерживала себя, только сильнее ранил Джинни, которая знала – её подруга борется со слабостью изо всех сил, пытаясь не сломаться под тяжестью горькой обиды и жестокого разочарования.

В какой-то миг Гермиона подняла на неё глаза, и Джинни почувствовала – ей лучше уйти.

Бывают моменты, когда единственное, чем ты можешь помочь – это не вмешиваться и дать человеку справиться с собственным горем в одиночку. Совершенно точно это был тот самый момент.

Гермиона хотела выстоять в этой борьбе с собой, хотела перенести удар стойко и без лишних свидетелей, и Джинни не смела ей мешать, даже в исключительно благородных целях.

Она аппарировала к двери, всё ещё думая о Гермионе и о предательстве Малфоя, но когда коснулась ручки, замерла от пронзившего её понимания – это не единственная проблема.

Ведь сегодня стало известно, что… Гарри в курсе про них с Блейзом.

– Знает всё, – поражённо выдохнула Джинни, ощущая, как паника проникает в каждую клетку её тела, заставляя сердце ускоряться.

Это было непостижимо, это было… неправильно и уж точно не вовремя. Хотя разве раскрытие страшных секретов когда-нибудь бывает вовремя?!

Джинни не имела никакого представления, как быть теперь с этим бьющимся в груди, готовым вырваться наружу ощущением, что назад уже ничего не вернёшь.

Она не представляла, как сможет посмотреть в глаза Гарри после того, что услышала от него и от Малфоя. Было слишком много вопросов, на которые она страшилась получить ответы, и поэтому искренне молилась, чтобы ей удалось оттянуть этот момент истины хотя бы ненадолго.

В квартире было на удивление тихо и темно, и Джинни почти почувствовала облегчение, подумав, что Гарри спит, что не придётся объясняться так скоро, когда услышала негромкие шаги позади себя. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она резко обернулась и увидела силуэт Гарри на фоне полуоткрытого окна с развевающейся занавеской. Он стоял, засунув руки в карманы и слегка опустив плечи, а ещё вглядывался в неё, хотя во мраке невозможно было различить выражение его лица.

Она задержала дыхание и застыла, боясь того, что могло дальше последовать. Ветер прошёлся по её разгорячённой от волнения коже, и Джинни невольно задрожала, хотя причиной тому вряд ли можно было назвать холод. Скорее, это был дикий страх за них с Гарри, ведь теперь между ними незримо маячил призрак третьего человека, и Джинни была уверена – ещё никогда прошлое не было так осязаемо, как сейчас, когда они смотрели друг на друга, но будто заново проживали миг, когда была озвучена правда, изменившая всё.

– Как давно? – словно со стороны услышала Джинни свой надрывный шёпот и ужаснулась тому, что осмелилась начать первой.

Особо сильный порыв ветра со свистом влетел в комнату, разметав её волосы и ещё больше взлохматив шевелюру Гарри, когда тот негромко произнёс:

– Несколько лет.

Джинни судорожно вздохнула и прижала ладонь ко рту. В голове было столько мыслей, одна опережала другую, и она пыталась найти спасение, объяснение хотя бы в одной из них, но ничего не помогало.

Она просто не знала, что говорить.

– Я видел письмо, Джинни, – продолжил Гарри, делая медленные шаги в её сторону. – И я читал его. Одно из многих.

От ужаса, сковавшего тело, Джинни не смогла даже пошевелиться, а потому просто наблюдала, как приближается Гарри. Когда между ними оставался всего один метр, он остановился, и она наконец смогла увидеть его глаза.

К её изумлению, Гарри не выглядел злым, разочарованным или полным каких-либо ещё негативных эмоций. Он лишь смотрел на неё с затаённой грустью, а на его губах играла горькая усмешка.

– Я понимаю тебя, Джинни. В тот год я не мог дать тебе то, что смог он. Я не мог помочь тебе, не мог уделять тебе должного внимания, хотя ты в нём так нуждалась, – сделал он ещё один маленький шаг и легко коснулся её щеки. – Я сам виноват, что отпустил тебя. И, лишь прочитав то письмо, понял, какую ошибку совершил.

– Гарри… – начала Джинни, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.

– И тогда я осознал, что если не сделаю всё, чтобы попытаться всё исправить, то потеряю тебя навсегда, – вновь заговорил Гарри, не сводя с неё глаз, и Джинни тихо всхлипнула.

– Почему ты не сказал мне? – выдавила она.

Гарри на мгновение замер, прикусив губу в нерешительности, после чего обречённо выдохнул и продолжил говорить.

– Я боялся, Джинни, что если скажу правду, то тебе придётся выбирать между нами. И в тот миг я не был уверен, что ты выбрала бы меня, – чуть слышно закончил он, опустив голову.

Пару секунд Джинни не издавала ни звука, пока смысл услышанного поднимал в ней бурю таких эмоций, от которых она тут же бросилась к Гарри и обняла так крепко, словно боялась, что он исчезнет.

– Прости, прости, меня, пожалуйста, Гарри… Умоляю, прости…

Она плакала, пытаясь вымолить прощения, пока Гарри молча прижимал её к себе и старался прервать поток слов.

– Это ты меня прости, Джинни… Я должен был дать тебе выбор, я должен был сказать…

– Нет, – вскинула она на него поражённый взгляд, – прошу тебя, Гарри, не извиняйся передо мной! Я поступила ужасно, это я во всём виновата! А ты… – она покачала головой, словно до сих пор не верила в это, – …ты поступил правильно. Я не знаю, что бы со мной было, если бы я узнала тогда.

Гарри не сводил с неё печального и понимающего – снова понимающего! – взгляда, в то время как она чувствовала, как какие-то новые, доселе неизвестные ей эмоции просыпаются в ней.

И внезапно в её голове что-то щёлкнуло.

Мысль, которая пришла в эту секунду была настолько огромной и всепоглощающей, что Джинни тут же перестала плакать и взглянула на Гарри так, словно увидела впервые.

Это чувство в груди – оно начало разрастаться, и она не могла понять, откуда в ней столько теплоты и… любви.

И это было так ново, так чисто и прекрасно, что Джинни просто не могла найти слов, чтобы облечь это в слова.

Потому что назвать это любовью было бы слишком большим преуменьшением.

Потому что люди ещё не придумали такого слова, которое могло бы отразить всю силу и глубину чувства, так настойчиво сейчас пульсировавшего в ней, пока она смотрела на Гарри.

Все годы, проведённые рядом с ним, все ситуации, в которых он поступал всегда так, что в его верности не возникало сомнений, а ещё его преданная, искренняя любовь, перенёсшая столько испытаний и проверок, но не ставшая от этого слабее – всё это теперь настигло Джинни и благословило ошеломительным пониманием.

– Что? Что такое? – тихо спросил Гарри, слегка нахмурившись, пока она, задержав дыхание, вглядываясь в его обеспокоенные глаза.

– А знаешь… – в конце концов еле слышно начала Джинни, мягко дотронувшись пальцами до его лица, – я ведь всё равно выбрала бы тебя, Гарри. Даже если бы ты сказал мне тогда правду, выбор сделать было бы несложно. Потому что так сильно, как я когда-то полюбила тебя, я не смогу полюбить никого. А это означает, что по-настоящему я никогда не любила Блейза.

Гарри ошеломлённо уставился на неё какое-то время, после чего в его взгляде мелькнула неуверенность, и Джинни сказала чуть громче:

– Разве могло меня остановить хоть что-то, если бы я по-настоящему хотела быть с ним? Ведь ничто не смогло мне помешать быть с тобой. Теперь ты понимаешь?

Они оба знали ответ и, когда Джинни наконец увидела, как понимание затапливает глаза Гарри и озаряет их теплотой, уже сама не могла сдержать искренней счастливой улыбки перед тем, как он притянул её к себе для самого долгого и чувственного за все их отношения поцелуя, который окончательно уничтожил сомнения в их душах.

Который убедил их, что свой главный выбор Джинни сделала ещё много лет назад в миг, когда впервые увидела Гарри Поттера и влюбилась в него без памяти.

Навсегда.

***

Гермиона не знала, как ей удалось пережить эту самую отвратительную в жизни осень. Она не представляла, как смогла справиться с ужасным декабрём и отвоевать у января всего несколько дней, проведённых в кругу семьи, когда настроение было немногим лучше, чем привычное «омерзительно».

Но факт оставался фактом: к середине февраля – унылого, но уже не столь кошмарного – она заметила, что понемногу начинает выходить из состояния затянувшейся депрессии. Конечно, не было и дня, чтобы Гермиона с тоской не вспоминала о Драко, однако теперь боль притупилась, его образ померк, а сердце свыклось, что этого человека в её жизни больше никогда не будет.

И, как только это произошло, первое, что сделала Гермиона, осознав, что наконец готова отпустить прошлое, это сказала вслух: «Хватит!». И, хотя душа сопротивлялась, она для пущей убедительности безжалостно напомнила себе, что Драко давно двигается дальше, так что пора последовать его примеру. Поэтому второе, что предприняла Гермиона, это перехватила Гарри в Министерстве и пригласила их с Джинни в гости, а затем послала сову Рону с Самантой, которые тут же с радостью откликнулись на её предложение увидеться.

Поначалу в этот вечер за столом чувствовалась неловкость, и Гермиона могла поклясться – друзья ждут, что она сорвётся или, может, опять замкнётся в себе, как сделала это после их последней с Драко встречи. Но Гермиона игнорировала их переглядывания и вела себя непринуждённо, причём прилагая для этого минимум усилий: она на самом деле безумно соскучилась, так что присутствие друзей в доме только поспособствовало улучшению настроения. Постепенно все расслабились, видимо, убедившись, что Гермиона действительно в порядке, и оставшуюся часть вечера провели за весёлой беседой и обсуждением последних новостей. Так, Джинни и Саманте вскоре стало известно, что уже несколько недель вокруг Гермионы вьётся один из сослуживцев – добродушный и улыбчивый парень по имени Алан, те же, услышав столь «потрясающую новость», пытались уговорить Гермиону дать ему шанс.

И поэтому Гермиона сделала третий смелый шаг на пути к новой и обязательно счастливой жизни: она согласилась на свидание. Это было немыслимо, и она не могла сказать наверняка, нужно ли оно ей вообще, однако предпочла об этом не задумываться и проигнорировать, как тоскливо ёкнуло сердце, когда Гермиона невольно представила рядом с собой не Драко.