Текст книги "Лабиринт памяти (СИ)"

Автор книги: Jane Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 55 страниц)

В итоге Драко медленно поднял на неё задумчивый взгляд. Он склонил голову набок, всматриваясь в её глаза, когда начал говорить:

– Последние несколько лет я чувствовал в душе мерзкую пустоту. Я не знаю, как это описать, но по ощущениям я словно что-то потерял и никак не мог найти. Вы, кажется, сказали «прислушаться к себе»? – он невесело усмехнулся и на секунду перевёл глаза на итальянку. – Похоже, мне это удалось. Этот чёртов курорт многое разрушил в моей жизни, сложил меня пополам и поставил на колени, но подарил взамен самое главное: я наконец ощутил, что привычной пустоты, царящей в душе, больше нет.

– Значит, вы нашли то, что искали, сеньор? – задумчиво спросила незнакомая девушка, сидящая неподалёку от Драко.

На какое-то время воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском поленьев, сгорающих в костре.

Малфой всё так же не сводил взгляда с Гермионы, которая в свою очередь боялась сделать даже вдох.

– Думаю, так оно и есть, – через несколько секунд ответил он, слегка вскинув голову, а в следующую секунду пламя костра резко взметнулось.

Гермиона видела, как из огня вырисовываются контуры сидящего на полу парня, обхватившего руками колени и уткнувшегося в них лицом. Вся его поза говорила об обречённости, страдании и бесконечном одиночестве. Но уже через мгновение позади него образовался огненный шар, постепенно принимающий очертания девушки.

– Неужели это… – прошептала Джинни, и Гермиона на миг вырвалась из оцепенения. Она прекрасно поняла, что хотела сказать подруга, и только сейчас вспомнила, что за происходящим наблюдает не только она. Во рту пересохло, когда она кинула полный испуга взгляд на своих друзей. К счастью, Рон был увлечён новой пассией, которая уже сидела у него на коленях и беззастенчиво целовала в губы. Но Гарри, к несчастью, никто не отвлекал, поэтому он так же, как и Джинни, смотрел на костёр во все глаза. И, судя по его напряжённым скулам, думал о том же, о чём и его невеста.

Гермиона, пытаясь унять разбушевавшиеся в её душе эмоции, вновь перевела взгляд на пламя и увидела, что девушка присела рядом с парнем и обняла его. На несколько секунд их фигуры слились воедино так, что невозможно было отличить одну от другой, но вскоре огонь начал вытягиваться в длину, а в следующее мгновение опять разделился на две части. Вокруг разнёсся восторженный шёпот, когда он обрёл очертания двух людей – мужчины и женщины – стоящих друг напротив друга и держащихся за руки. Вот только теперь внутри контуров, в груди каждого, загорелось пламя, озарившее ярким светом всё вокруг.

Контуры людей уже давно исчезли, право слова уже давно было передано другим волшебникам, которые по очереди рассказывали свои истории, но Гермиона до сих пор не могла прийти в себя. Она снова и снова прокручивала в голове слова, сказанные Драко, которые затем воплотились в огненные образы, но не могла, хоть и хотела, поверить в то, что девушкой, стоящей рядом с ним, была она сама.

Совершенно неожиданно подошёл её черёд говорить, и Гермиона, на миг запаниковав, судорожно пыталась придумать, что же сказать. И, лишь посмотрев на Драко, встретив его пристальный взгляд, успокоилась: она нашла нужные слова.

– Раньше моя жизнь казалась мне наполненной, но, только оказавшись здесь, я поняла, насколько она была пуста. Я хотела быть идеальной, старалась соответствовать чужим ожиданиям и за этими стараниями совершенно забыла, как же иногда хорошо быть просто собой, быть… неидеальной. – Она замолчала на несколько секунд, опустив взгляд и прикусив губу, а следом смело посмотрела на Малфоя. – Мне было сложно понять и принять тот факт, что порой совсем неправильные вещи могут подарить настоящее ощущение счастья. Но сейчас я понимаю, что… жизнь слишком коротка, чтобы загонять себя в рамки вечной пристойности.

Глаза Драко слегка расширились от потрясения, когда она произнесла последнюю фразу, а губы вскоре медленно растянулись в улыбке: конечно, он узнал свои же слова, сказанные ей в один из дней отдыха на курорте. И его восхищённый взгляд стал для Гермионы лучшей наградой за её ошеломляющую честность и храбрость, которые, возможно, совсем скоро принесут ещё больше неприятностей, но сейчас дарили настоящую эйфорию.

Внезапно всполохи пламени взметнулись, и Гермиона увидела, как огонь принимает форму двух танцующих людей, а затем… Затем она окунулась в водоворот воспоминаний. Пламя очень быстро, так, что незнакомцы едва ли могли уловить суть той или иной сцены, начало менять очертания, но Гермиона узнала всё: и их первое с Драко занятие танцами, и как он спас её в море, и их жаркую ссору, вылившуюся в первый поцелуй. А затем долгие репетиции на пляже, совместный поход в бар, выяснение отношений и снова…

Мерлин, фактически этот огонь сдавал её полностью, сдавал с потрохами, обнажая самые сокровенные моменты пребывания в «Магнолии», и Гермиона с ужасом подумала, что будет непросто объяснить всё Рону, который наверняка уже до глубины души шокирован увиденным. В то, что удастся объяснить всё Гарри, ей теперь не верилось вообще.

Она уже приготовилась к тому, что покажет костёр после иллюстрации их с Малфоем выступления, но, к счастью, всё закончилось на том, что огненные контуры двух людей слились воедино в жарком объятии, а затем превратились в яркое пламя, на миг высоко взвившееся над пляжем и вернувшееся в своё обычное, спокойное состояние.

Прошло несколько минут, прежде чем Гермиона осмелилась поднять глаза на своих друзей. Джинни задумчиво смотрела куда-то перед собой, теребя кольцо на левой руке, Гарри хмурился, уставившись в землю, а Рон… Рона просто не было на том месте, где он сидел всего десять минут назад. Она уже открыла рот, чтобы задать вопрос, как услышала тихий голос Джинни:

– Не бойся, он ничего не видел. Его подружка придумала ему куда более увлекательное занятие, чем слушание чужих рассказов.

Гермиона ощутила облегчение, которое тут же переросло в уже ставшее привычным чувство вины.

– Джинни, я… – она начала говорить, но слова застряли на полпути, ведь она не знала, что именно хочет сказать и хочет ли вообще. Всё было слишком сложно.

– Не стоит, я понимаю, – подруга подняла на неё усталый взгляд, а затем тише добавила: – Мы понимаем.

Она скосила глаза на Гарри, и от Гермионы не укрылось, как в этот миг что-то дрогнуло в его лице.

Незаметно прощальный вечер подошёл к концу. Все успели поделиться своими впечатлениями, обменяться мыслями по поводу удивительных событий, произошедших в «Магнолии», но, к своему стыду, Гермиона едва смогла уловить суть рассказов волшебников. Она всё время думала о Драко, отношения с которым так усложнили её жизнь, но, с другой стороны, словно раскрасили её яркими цветами, думала о Джинни, которая её поняла и поддержала в сложный период внутренних метаний, думала о Гарри, который вынужден был скрывать правду о её связи с Малфоем от их лучшего друга, который, в свою очередь, был сейчас неподдельно счастлив и абсолютно не подозревал, что заботливо укутан в обманчиво уютный плед изо лжи. Гермиона понимала, что всё тайное рано или поздно станет явным, но надеялась, что это будет скорее «поздно», чем «рано», ведь ей совершенно не хотелось портить своим друзьям последние дни отдыха внезапным благородным порывом озвучить Рону горькую правду. Пожалуй, сейчас сладкая ложь была куда более предпочтительной.

Странно, конечно, но, спроси кто-нибудь у Гермионы в этот момент, что именно говорили её друзья, когда подходила их очередь – она бы не ответила. Но зато смогла бы с точностью описать их огненные образы: у Джинни – качели, которые всё время раскачивались то в одну, то в другую сторону, у Гарри – феникс, который сгорел и возродился из пепла под аплодисменты толпы, и у Рона – волчок, который с каждой секундой раскручивался всё сильнее, а затем превратился в яркий фейерверк. Джинни не без язвительности заметила, что если «эта девица продолжит в том же духе», то Рон точно будет «салютовать фейерверками» всю ночь. В ответ на её слова Гермиона лишь грустно улыбнулась: она прекрасно понимала, что той хотелось бы, чтобы на месте Саманты была сама Гермиона, но, конечно, это было уже невозможно.

Её взгляд нашёл Малфоя.

«Да, совершенно невозможно», – подумалось ей.

Драко как раз только поднялся на ноги, потянулся, а затем, засунув руки в карманы брюк, посмотрел на неё. Многие уже начали расходиться, но они с Малфоем неловко стояли на месте, не решаясь сделать шаг. И, когда она уже хотела двинуться к нему, услышала голос:

– Гермиона, мы можем поговорить?

На секунду замерев, она увидела, как напрягся и нахмурился Драко, смотря куда-то мимо неё. Очень медленно Гермиона обернулась и столкнулась глазами с Гарри, который казался невероятно усталым. Она шумно вздохнула и затаила дыхание, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, не показалось ли ей, что он сам предложил поговорить. Просто она уже потеряла всякую надежду попытаться объяснить ему всё, но вот он стоит перед ней, пытливо уставившись на неё, и терпеливо ждёт ответа. Причём ждёт уже довольно долго.

Гермиона тряхнула головой, стараясь выйти из оцепенения, и на выдохе произнесла:

– Да… Конечно, да.

Гарри коротко кивнул и двинулся с места, жестом показав следовать за ним. Она кинула последний взгляд в сторону, где стоял Малфой, но увидела, что он уже ушёл со своего места. Гермионе потребовалась секунда, чтобы найти его светлую макушку в толпе, и именно в этот момент он обернулся и задумчиво посмотрел на неё. Сердце Гермионы сжалось, когда он перевёл глаза на Гарри и его лицо вмиг стало жёстким. Очень медленно она повернула голову и заметила, что тот отвечает Драко таким же твёрдым взором. Словно почувствовав, что Гермиона смотрит на него, Гарри коротко глянул на неё, но тут же нахмурился и уставился себе под ноги. Она могла почти физически ощущать, как он борется с собой, как едва сдерживается, чтобы не выразить словами те эмоции, которые отражались на его лице.

Они вышли на набережную, а следом повернули на безлюдную, едва заметную аллею, освещаемую лишь безжизненным светом фонарей. Обычно аккуратно подстриженные, кроны деревьев и кустарники в этой части «Магнолии» были неухожены и заброшены, вдалеке виднелось сиротливое бунгало, давно покинутое людьми, а вдоль мощёной дороги, усыпанной пожухлыми листьями, ютились одичалые скамейки. Казалось, молодое солнечное лето покинуло эту улочку уже давно, уступив место вечно угрюмой старухе-осени, прочно обосновавшейся здесь, где всё дышало тоской и одиночеством.

Гарри присел на первую встретившуюся ему скамейку и, опустив плечи, хмуро уставился перед собой. В этот миг он словно слился с этим местом, гармонично вписавшись в окружающий его пейзаж, и сердце Гермионы больно сжалось. Она неловко заправила прядь за ухо и закусила губу, сомневаясь, что же делать дальше, но, так как Гарри молчал, решила присесть рядом.

Ветер лениво гонял сухие листья под ногами, жалобно нашёптывал свою одинокую песню, и, казалось, не было конца той печали, которую хранил в себе этот странный закоулок в самом сердце «Магнолии».

– У вас с ним всё серьёзно?

Гермиона поражённо посмотрела на Гарри, который, не двигаясь, сидел в той же позе. Она не могла вымолвить и слова, ведь его вопрос настиг её совершенно неожиданно, как пуля настигает затаившегося в укрытии бойца, как хищник настигает беззащитную жертву на водопое, как шторм настигает тихую гавань в солнечный день.

– Ответь честно, – после затянувшегося молчания перевёл Гарри на неё требовательный взгляд.

И Гермиона наконец ответила правду.

– Я не знаю.

Гарри горько усмехнулся и уже хотел отвернуться, как она начала говорить:

– Я правда не знаю. Послушай, Гарри, всё произошло слишком стремительно, я сама не заметила как…

Она осеклась, а в его глазах вспыхнул недобрый огонёк.

– Как что?

Гермиона глубоко вздохнула.

– Как это началось.

Гарри заметно расслабился, услышав её ответ. Он молчал какое-то время, словно мысленно подбирал слова, а потом шумно выдохнул.

– Прости меня, Гермиона. Я вёл себя как полнейший идиот.

При этих словах она на миг замерла, а затем эмоции обрушились на неё, и Гермиона не знала, чего в ней сейчас было больше: счастья, что стена молчания, наконец, рухнула, или раскаяния за своё поведение.

– Нет, Гарри, это ты меня прости! Я должна была всё рассказать, но… не смогла. Всё слишком сложно, и я совершенно не знаю, что будет дальше и будет ли вообще.

Он поднял на неё взгляд, в котором было столько всего…

– Гермиона, ты знаешь, я недолюбливаю Малфоя и считаю, что он не достоин тебя. Но по какой-то непонятной мне причине он единственный человек, который делает тебя по-настоящему счастливой. И, как бы мне ни хотелось, чтобы ты выбрала Рона… – Гермиона взяла его за руку в ободряющем жесте, – как бы мне этого ни хотелось, я понимаю, что с ним ты никогда не будешь такой счастливой, как…

– Гарри…

По её щекам уже текли слёзы, но он перебил её:

– Нет, дай мне договорить, пожалуйста. В тот день, когда я застал тебя с Малфоем, первой моей мыслью было, что он просто решил использовать тебя, воспользоваться удобным моментом и переспать с тобой. Но потом я увидел то, что меня разозлило ещё больше: он смотрел на тебя так, словно ты принадлежала ему, словно ты была его, понимаешь?

Гарри на миг замер, обратив на неё пылающий взгляд.

– Но вскоре я понял, что ты смотришь на него точно так же, – расслабившись, он вновь отвёл глаза в сторону. – По сути, в тот момент вы оба принадлежали друг другу, каждый нуждался в другом. И я так страшно разозлился! Я правда не понимал, Гермиона, как ты можешь хотеть быть с ним, с человеком, который столько лет травил тебя, делал всё, чтобы превратить нашу жизнь в ад, и в общем-то у него это получалось.

– Он изменился, Гарри, – устало прошептала Гермиона, поражаясь, как она может быть такой спокойной внешне и при этом беззвучно плакать.

– Я знаю. И только поэтому могу принять тот факт, что ты выбрала его, а он выбрал тебя.

Он замолчал, стараясь успокоиться, а затем прикрыл глаза.

– Я до сих пор не понимаю, почему хорошие девушки влюбляются в плохих парней, таких, как Малфой или… Забини, – горько произнёс он, и что-то в его голосе заставило Гермиону встревожиться.

Она пристально посмотрела на Гарри: на его плотно сжатые губы, на его напряжённую складку на переносице – и ахнула от внезапной догадки. Что если он…

– Я ведь знаю, Гермиона, – словно прочитав её мысли, тихо сказал он.

Сердце слишком громко стучало, стучало так, что, казалось, этот звук не смог заглушить даже сильный порыв ветра, вмиг встревоживший всё вокруг.

Нет, не может быть.

Словно почувствовав её взгляд, Гарри смело заглянул ей в глаза.

– Я знаю, что Джинни любит Блейза.

Видимо, может.

Гермиона в ужасе закрыла рот рукой. В глазах Гарри читалось мрачное торжество, а она лишь мотала головой, не в силах произнести хоть слово. Святой Мерлин, как много ошеломляющей правды ей ещё предстоит узнать? Правды, которая переворачивала весь мир с ног на голову и заставляла чувствовать себя абсолютно беспомощной?

– Но… как? Откуда… – сбивчиво начала говорить она: казалось, дар речи вернулся к ней лишь частично.

– Откуда я знаю? – горько усмехнулся Гарри, запрокинув голову, и вновь взглянул на неё. – Гермиона, я не слепой. Я видел, как Джинни регулярно приходили письма, которые она читала, закрывшись в своей комнате, а потом плакала. Я не знал, от кого они, но не решался спросить. Наверное, я уже тогда понимал, что ответ мне не понравится.

Он помолчал несколько секунд, закусив верхнюю губу.

– Но однажды она забыла письмо на столе в своей комнате. Помню, сова принесла его рано утром, и она, по всей видимости, успела лишь распечатать конверт, когда её срочно вызвали на тренировку «Холихедских Гарпий». Я зашёл к ней в комнату, надеясь застать её там, но она уже аппарировала. И тогда я увидел письмо. – Его голос стал тише. – Гермиона, я долго сомневался, читать его или нет, но… Я не смог сдержаться.

– Ох, Гарри… – укоризненно покачала головой она.

– Да, я знаю, что совершил ужасный поступок, но я ничего не мог с собой поделать! Я любил Джинни и хотел быть рядом с ней, но при этом мне нужно было знать, что она по-прежнему свободна, что она всё так же любит только меня…

Гарри умолк, а Гермиона смотрела на его несчастное лицо, и ей внезапно стало так его жаль, что она непроизвольно обняла его, прижавшись щекой к плечу.

Повинуясь прохладному ветру, к их ногам приблизилось несколько одиноких листочков, и внезапно Гарри резко придавил их своим тяжёлым ботинком.

– Он хотел, чтобы она уехала с ним, попросту сбежала, оставив всё! Он вспоминал, как им было хорошо вместе в Хогвартсе, и в тот миг, когда я читал эти строки, мне хотелось разорвать это письмо к чёрту, а затем прикончить Забини за то, что он посмел ей такое написать! – горячо произнёс он, обратив на Гермиону взгляд потемневших глаз. – Но потом я понял, что, если сейчас не начну делать хоть что-то, чтобы попытаться вернуть Джинни, она сдастся, и я навсегда её потеряю.

В его словах было столько боли и горечи, что Гермиона невольно чувствовала это сама, но знала: единственное, что может помочь сейчас Гарри – возможность выговориться. С ума сойти, сколько времени он хранил всё это в себе, в одиночестве переживая жуткую трагедию своей всепоглощающей любви к девушке, которая хоть и отвечала ему взаимностью, но вместе с тем все эти годы также любила другого мужчину.

– А теперь скажи, ты знала? – тихо спросил Гарри, пытливо посмотрев на неё.

Гермиона ждала этого вопроса, который не требовал уточнения. Она взяла Гарри за руку и мягко заговорила:

– Гарри, она рассказала мне обо всём совсем недавно. Я понятия не имела, что в Хогвартсе у неё были отношения с Забини.

– Но как? Гермиона, неужели ты за целый год общения с Джинни так и не заметила ничего странного в её поведении? Вы же проводили так много времени вместе, – недоумённо покачал он головой.

– Нет, Гарри, правда нет. Честно, я очень плохо помню последний год учёбы в Хогвартсе. Иногда мне кажется, его и не было вовсе, – ответила Гермиона, отстранившись от него.

Гарри глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

– Ладно, это уже неважно. Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, почему я так себя вёл, увидев, что ты и Малфой… Что вы вместе. Просто это было слишком похоже на то, как я узнал о Джинни и Забини. Вот только в твоём случае на моём месте оказался Рон, который сейчас абсолютно не догадывается о том, что происходит.

Гермиона чувствовала, что он напряжённо смотрит на неё, буквально вынуждает произнести хоть что-то в ответ на жёсткую правду.

– Гарри, он сейчас так счастлив, ведь он встретил Саманту, и, похоже, она ему по-настоящему нравится… – неловко начала она, понимая, как всё это жалко звучит, но тот лишь замотал головой.

– Вот именно, Гермиона, она ему нравится, – настойчиво перебил он. – Но любит-то он тебя.

Его слова повисли в тишине, которую, казалось, не решался нарушить даже назойливый ветер. Молчание затянулось, но Гермионе нечего было сказать. Она понимала, что Гарри прав, но эта правда душила её, заставляла чувствовать себя до омерзения несчастной.

– Ты должна ему рассказать, Гермиона. Если у вас с Малфоем всё серьёзно, ты должна рассказать, иначе… – он поднял на неё тяжёлый взгляд, – это придётся сделать мне.

Фонарь пару раз моргнул своим тусклым светом, и ей показалось, что они вот-вот окажутся в темноте. Хотя для Гермионы разницы не было: она уже давно пребывала в ней, словно слепая, бродила по лабиринту чувств, на ощупь пытаясь найти правильный выход.

– Я знаю, Гарри, – наконец безжизненным голосом вымолвила она. – Просто дай мне время разобраться во всём, пожалуйста.

Он коротко кивнул, а затем поморщился, когда начал говорить:

– Впрочем, если всё это, – неопределённо повёл Гарри рукой с невесёлой усмешкой на губах, – окажется лишь временным увлечением, то обещай мне, что сделаешь всё, чтобы Рон не узнал о нём.

Гермиона устало улыбнулась.

– Обещаю.

Они почти синхронно поднялись со скамьи, не решаясь взглянуть друг другу в глаза. Почему-то вмиг стало странно неловко.

И прежде чем Гермиона разобралась, в чём причина, Гарри тихо сказал:

– Только мне кажется, что рассказать тебе всё же придётся.

Но ей не казалось. Она была в этом уверена, и, судя по мрачному выражению лица Гарри, он тоже. Просто обоим не хватило духу озвучить, почему ей в конце концов нужно будет признаться во всём Рону.

Они уже почти подошли к её бунгало, когда Гарри неожиданно произнёс:

– Знаешь, чего я больше всего боюсь?

Он притормозил, и Гермиона остановилась рядом.

– Я боюсь, что Джинни…

– Гарри, она любит тебя. Поверь мне, я знаю это наверняка, – мягко перебила Гермиона и коснулась его руки.

Он посмотрел на неё полным горечи взглядом и медленно покачал головой.

– Я знаю, Гермиона. Просто я боюсь, что Джинни любит его больше.

Она вздохнула, и уже собиралась что-то сказать, но Гарри внезапно развернулся и зашагал прочь, опустив плечи.

Возможно, это было лучшим решением с его стороны – уйти, не дождавшись ответа. Ведь ответа на его немой вопрос у Гермионы просто не было, и что-то подсказывало ей, что Гарри это понимал. Зато где-то в районе сердца была тупая боль, а в голове – осознание, что заснуть в ближайшие часы она вряд ли сможет.

Ноги сами зашагали от бунгало прочь.

*

Ему было одиноко. Возможно, поэтому идея остаться в тишине своего бунгало показалась Драко малопривлекательной, и он решил туда не возвращаться. Он побрёл в знакомый бар, в котором в последний раз был вместе с Грейнджер, и даже занял столик, намереваясь что-то заказать, как понял: здесь ему стало ещё хуже. Казалось, сегодня был чёртов местный День cвятого Валентина – как иначе объяснить тот факт, что практически везде, куда бы ни падал его взгляд, ворковали до тошноты влюблённые придурки. Это обстоятельство злило, когда он поднялся из-за стола, с особым остервенением отодвинув стул, злило, когда купил на вынос бутылку самого крепкого вина, даже не оставив чаевых, злило, когда он внезапно понял, в чём кроется причина этого настроения.

В ком кроется причина.

Смешно! Но, похоже, ему было в самом деле одиноко, одиноко без Грейнджер. Он всерьёз рассчитывал провести этот, один из двух последних на курорте, вечер вместе, но она снова ускользнула у него из-под носа с одним из своих уже-совсем-невыносимо-их-терпеть дружков, растворилась в толпе, оставив ему горькое разочарование от несбывшихся планов, причём уже в который раз.

И этот паршивый бар, совершенно не тот, когда рядом с Драко за столиком не сидела она, только напомнил ему, как жалко, должно быть, он выглядит, бессильно злясь, а в душе завидуя тем, кто пришёл в это далеко не самое романтичное место вдвоём.

Наверное, это была не самая лучшая идея – явиться на пляж, каждый сантиметр которого напоминал ему о Гермионе, но Драко подумал, что уж лучше чувствовать себя одиноким там, где ему никто не мозолит глаза своим очевидным счастьем, чем сидеть в эпицентре веселья и ощущать себя ненужным.

Он наколдовал себе бокал и наполнил его вином, размышляя, как же так получилось, что теперь быть одному ему в тягость, а если точнее, в тягость быть без грёбаной Грейнджер, которая наверняка сейчас разговаривает с Поттером, и Драко мог поставить всё своё состояние на то, что ему бы этот разговор не понравился.

Интересно, как она там? Вновь слушает проповеди «избранного» и молча соглашается с ним или, наоборот, спорит так жарко, как умеет только она?

Драко внезапно вспомнилось, как часто они с ней ссорились, находясь на этом самом пляже, и он невольно улыбнулся. Да, Грейнджер была по-настоящему достойным оппонентом, искусно отвечала на все его выпады, а порой приводила в самое настоящее бешенство. Но всё менялось с каждым днём. Если сначала они старались как можно больнее задеть друг друга, изувечить словами, то с течением времени их ссоры стали больше похожи на безобидные попытки подшутить друг над другом, а иногда и вовсе превращались в откровенный флирт.

Залпом осушив бокал, Драко безразлично отметил, что вино сегодня не обмануло его ожиданий. В конце концов, должно же в этом мире хоть что-то им соответствовать.

Он уже потянулся за бутылкой, чтобы налить себе очередную порцию, как внезапно его рука на секунду замерла на полпути. Внутри всё перевернулось, а на губах уже готова была появиться улыбка, которую он сдержал, придав лицу обычное невозмутимое выражение.

Драко скорее почувствовал её присутствие, нежели окончательно в нём убедился, услышав её лёгкие шаги. Он наизусть знал этот звук, потому что нередко встречал её, сидя вот на этом самом месте, когда она являлась на очередную назначенную репетицию позже него.

Молча наколдовав ещё один бокал, Драко налил туда вино и небрежно вытянул руку в сторону.

– Ты как раз вовремя: я только что выяснил, что пить одному не так занимательно, как вдвоём, – ухмыльнулся он, всё так же глядя перед собой.

Несколько секунд не происходило ничего, и Драко уже подумал, что он, должно быть, выглядит как полный идиот, сидя с протянутым в пустоту фужером, как внезапно почувствовал едва ощутимое прикосновение её руки к своей, когда она забрала бокал из его пальцев.

– Тебе не кажется, что ты слишком часто пьёшь? – послышался тихий голос Грейнджер с ноткой упрёка, и Драко наконец поднял на неё глаза. Она выглядела измученной, почему-то прятала взгляд, но всё же на её лице играла едва заметная улыбка. Он всё ещё подозрительно всматривался в её прекрасные черты, пытаясь понять, о чём она думает, когда Гермиона осторожно села на песок чуть дальше от него, чем могла бы.

Драко это не понравилось, но он не подал вида.

– Думаю, во всяком случае, сегодня я имею на это право, ведь завтра последний день отдыха и прощальный маскарад, а я не уверен, что там будет возможность выпить такое же чертовски хорошее вино, – с усмешкой произнёс он и отсалютовал бокалом. – Ну так что, составишь мне компанию? Не бойся, на этот раз я уверен, тебе понравится.

Вместо ответа Гермиона чокнулась с ним фужером, быстро взглянув на него, и сделала несколько глотков. Затем она кончиком языка слизала с губ оставшиеся капли, с наслаждением запрокинула голову и прикрыла веки, смакуя вкус напитка. Этот неосознанный жест заставил Драко очень живо представить себе такое, что, узнай Грейнджер, о чём он думает в этот момент и какие вещи умеет вытворять языком его воображаемая Гермиона, она наверняка сгорела бы со стыда.

– Знаешь, Малфой, ты прав – вино восхитительное, – вырвал его из смелых фантазий голос Грейнджер, и Драко понял, что она поймала его взгляд, когда он зачарованно смотрел на её губы, на которых теперь появилась едва заметная усмешка, напоминавшая ему его собственную.

Драко про себя чертыхнулся и, сделав вид, что не заметил её ироничного выражения лица, повернул голову в сторону моря. Казалось, только на этом пляже солнце решило задержаться над горизонтом немного дольше, милостиво вплетая свои последние лучи, словно ленты, в облачные косы неба.

– Я плохого не посоветую, Грейнджер. Думал, ты это уже уяснила.

Он видел, как понимание мелькнуло в её взгляде. Конечно, сложно забыть те слова, которые она сказала совсем недавно, сидя у костра.

Плечи Гермионы на миг напряглись, а затем расслабились, глаза остановились на одной точке, словно она что-то вспомнила, а на лице возникло то хмурое выражение, которое говорило Драко о том, что с ней что-то не так.

От былой наигранной беспечности не осталось и следа, когда он серьёзно спросил:

– Что на этот раз тебе сказал Поттер?

Услышав его вопрос, Грейнджер встрепенулась и с изумлением посмотрела на него. Она наверняка уже хотела возразить и даже набрала в грудь побольше воздуха, но, видимо, заметив в его глазах что-то, передумала. Вместо этого она шумно выдохнула и тихо произнесла:

– Он сказал правду.

Ответ был более чем абстрактным, но что-то в её позе, взгляде говорило, что лучше сейчас об этом не спрашивать. Драко вмиг захотелось её обнять, прижать к себе и успокоить, но почему-то сделать это в тот момент было гораздо сложнее, чем когда-либо. Удивительно, он практически в открытую признался в своих чувствах перед сотней волшебников, убедился в том, что Грейнджер нуждается в нём не меньше, чем он в ней, и вот сейчас, когда она так близко, что можно дотронуться, когда ему ничто и, главное, никто не мешает, Драко не мог этого сделать. И самое хреновое, он не понимал почему.

Они молчали какое-то время, попивая вино и глядя на медленно угасающее солнце.

– Сегодня закат особенно прекрасен, – задумчиво произнесла Гермиона, нарушив тишину. – Мне будет его не хватать.

Драко едва заметно ухмыльнулся, но промолчал своё «мне тоже». Вместо этого он разлил вино в уже опустевшие бокалы, а затем, вскинув бровь, посмотрел на неё и предложил:

– За закат?

– Да, – с тенью улыбки на лице слегка склонила голову Грейнджер, – за то, чтобы это был далеко не последний закат, который нам удалось увидеть на этом пляже «Прекрасной Магнолии».

– То есть ты бы хотела сюда вернуться? – не сводя с неё глаз, низким голосом спросил Драко.

Гермиона посмотрела на него долгим взглядом, слегка прикусив губу.

– Я бы хотела здесь остаться.

Он выдержал этот зрительный контакт, думая, как сильно ему самому хотелось бы остаться в этом месте, где произошло столько удивительных событий, порой по-настоящему ужасающих, но всё же в большинстве своём прекрасных. Ведь теперь «Магнолия» для него будет вечно ассоциироваться с этой хрупкой внешне, но такой сильной внутренне девушкой, которая полностью изменила его жизнь, но в первую очередь – его самого. И Драко был уверен, что, даже когда он окажется в сыром и неприветливом Лондоне, когда вновь окунётся в рутинность каждодневных забот и проблем, где-то в душе всё равно будет жить, цвести, словно магнолия, воспоминание о днях, проведённых вместе с Гермионой на этом изумительном курорте.

Они чокнулись с ней бокалами, после чего почти синхронно сделали по глотку вина, которое почему-то показалось ему горьким. Ещё вчера Драко был уверен, что у них двоих так много времени впереди, но теперь он ясно понимал, что его осталось катастрофически мало. Но хуже было знать, что случится, когда отдых закончится, как всё повернётся, когда они окажутся далеко друг от друга и больше не будет поводов для встреч.

В этот миг, сидя рядом с ней, не касаясь её, но наслаждаясь её присутствием, Драко как никогда понимал, что ему будет слишком сложно сказать «Прощай!», даже если Грейнджер захочет это от него услышать.

– Чем ты будешь заниматься, когда вернёшься домой? – вторгся в его мысли её мелодичный голос.

Назад к карточке книги "Лабиринт памяти (СИ)"