Текст книги "Лабиринт памяти (СИ)"

Автор книги: Jane Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 55 страниц)

И эта мысль, прозвучавшая в голове, бьёт так сильно, что Гермиона приходит в себя.

Со всхлипом она отталкивает Малфоя и, спотыкаясь, бежит прочь. Слёзы жгут глаза, обида и стыд разъедают её бешено колотящееся сердце, и про себя Гермиона кричит: «Никогда! Никогда, никогда, никогда!»

– Больше никогда! – срывается с её губ и она, привалившись к стене недалеко от своей гостиной, оседает на пол под тяжестью осознания, что она падает на дно.

Уже довольно давно она падает, не в силах удержаться.

И причиной тому – Малфой.

***

– Ты меня слушаешь?

– Да, прости… Отвлеклась, – рассеянно откликается Гермиона.

– Я сказала: Рон спрашивал у меня, что тебе подарить на Рождество. Похоже, он готовит сюрприз, – повторяет Джинни, подмигивая.

Гермиона натянуто улыбается.

– Странно, ведь только начало ноября…

Джинни пожимает плечами, а потом переводит взгляд куда-то ей за спину.

– Чего тебе, Забини?

– Если ты забыла, Уизли, нам до Рождества нужно сдать эссе, так что, со всей очевидностью, придётся договориться о совместных внеурочных занятиях, – высокомерно говорит Блейз.

Гермиона медленно оборачивается и натыкается взглядом на Малфоя, который смотрит на неё исподлобья, но, как только сталкивается с ней взглядом, отводит глаза.

Внутри всё переворачивается.

Гермиона успешно избегала его несколько дней: старалась приходить на завтрак и обед раньше, чем он, не ужинала вовсе, а ещё позволила себе пропустить совместную трансфигурацию, сославшись на плохое самочувствие.

Она почти не врала: ей до сих пор становилось до омерзения гадко, когда она вспоминала о той ночи, в которую позволила… Когда сама поддалась и позволила Малфою себя поцеловать. При мысли об этом она чувствовала, как откуда-то со дна желудка поднимается тошнота, смешиваясь с волной острого отвращения к себе, и в такие минуты ей даже не хотелось жить.

Она не может понять, как так случилось, что, несмотря ни на что, её тело до сих покрывается мурашками, стоит лишь вспомнить, что с ней сотворил тот поцелуй Малфоя. С её телом происходит что-то совершенно невообразимое, стоит ей только впустить в сознание мысль: а что было бы, если бы они зашли дальше?

– И, так как у меня нет абсолютно никакого желания проводить с тобой вечера наедине, – вырывает Гермиону из её мыслей голос Блейза, – я предлагаю заниматься вчетвером.

– Кстати, – после недолгого неприязненного молчания, начинает Джинни и поворачивается к Гермионе, – а ведь Забини дело говорит. Что скажешь, Гермиона? Что если мы в самом деле будем заниматься вместе? Не думаю, что тебе хочется оставаться с Малфоем наедине.

Джинни иронично усмехается и не замечает, как Гермиону бросает в холодный пот, а Драко резко переводит на неё пронзительный взгляд.

– Конечно, нет, – поспешно вставляяет Гермиона, и её голос звучит чуть выше обычного. – Когда начнём?

– Предлагаю через три дня, в среду. Как раз пройдёт ещё одна пара Трансфигурации, а вечером можем встретиться, – небрежно бросает Блейз и, засунув руки в карманы, разворачивается вполоборота. – К слову, Уизли, надеюсь, к тому времени тебя кто-нибудь трахнет и ты не будешь такой истеричной, злой сукой.

Брови Гермионы взлетают.

– Заткни свой поганый рот, Забини! Иначе…

Дальше Джинни, используя весьма крепкие выражения, высказывает свои мысли по поводу того, что она готова сделать, лишь бы стереть эту высокомерную усмешку с лица Блейза, а Гермиона думает, как всё же непросто им будет вместе заниматься.

Она думает об этом до самого вечера и, чтобы отвлечься, решает написать ещё одно письмо Рону. Когда Гермиона заходит в совятню, то поспешно останавливается, видя Малфоя, стоящего к ней спиной. И, когда она решает сделать несколько шагов назад, тот внезапно говорит:

– Не утруждай себя, Грейнджер. Я уже закончил.

Она замирает, наблюдая, как Драко выпускает филина наружу и поворачивается к ней. Какое-то время они не прерываясь смотрят друг на друга, и Гермионе кажется, что в этот миг оба окунаются в воспоминания о том неправильном, жутком, абсурдном…

Встряхнув головой, Гермиона решительно отводит взгляд и идёт к школьной сипухе, держа в руке письмо. Она молится, чтобы Малфой убрался из совятни поскорее, но он, словно издеваясь, намеренно не двигается с места и следит за ней взглядом. Пристально, из-под прищуренных глаз так, будто знает, о чём она думает.

И это вновь заставляет краснеть.

– Я думаю, нам нужно кое-что обсудить Грейнджер, – наконец слышит она его низкий голос.

– Я думаю, нам нечего обсуждать, Малфой, – хмурится Гермиона, изо всех сил стараясь оставаться невозмутимой.

– А я считаю, что есть, – делает он к ней несколько широких шагов, и в этот момент она не выдерживает и резко разворачивается.

– Послушай, Малфой…

– Нет, это ты меня послушай, Грейнджер, – повышает голос Драко, и в его взгляде появляется что-то такое, что заставляет Гермиону замолчать. – Я хочу, чтобы ты знала: то, что произошло…

– Не надо, – тихо, почти жалобно выдавливает она, в то время как Малфой делает ещё один шаг и оказывается непозволительно близко.

– … этого не должно было случиться. Никогда, – продолжает Драко, а следующую секунду едва ощутимо дотрагивается до её щеки. – Но раз уж произошло…

Он молчит, не двигаясь, и давит тяжёлым взглядом, а Гермиона дрожит и не может заставить себя убрать его руку со своей щеки.

«Падаешь, ты падаешь, Гермиона», – проносится в её голове шальная мысль, и ей почти хочется слегка повернуть голову, чтобы прижаться ещё сильнее к его пальцам.

Сумасшедшая.

– Давай уясним, Грейнджер, – хрипло говорит Драко, не сводя глаз. – Я был пьян, был не в себе, и, что бы ты там ни думала, мне этого не хотелось. Никогда не хотелось, и не хочется сейчас.

Но он не убирает руку, и Гермиона не делает ничего, чтобы прекратить это безумие, которое снова накрывает их.

Она ненавидит: себя за это, а Малфоя за то, что, похоже, его слова противоречат действиям.

– Я не мог этого хотеть, – убеждает её, а может, и себя Драко, а затем еле слышно добавляет, склонившись к лицу, – но ты провоцируешь, Грейнджер. Если бы ты знала, как сильно я тебя ненавижу за то, что ты заставляешь меня…

Гермиона сглатывает, чувствуя его горячее дыхание на своей коже, и понимает, что, если Малфой сейчас прикоснётся к её губам, она не сможет ему отказать.

Потому что опять ощущает это тёмное, густое, рискованное нечто, что заполняет всё её существо, заставляя едва заметно сжать бёдра.

И в миг, когда она уже даже почти прикрывает веки, Малфой шепчет.

– Держись от меня подальше.

А потом быстро разворачивается и уходит, в очередной раз оставляя её наедине с чувством отвращения к себе.

А ещё… с чувством вожделения к нему.

***

Гермиона ощущает себя отвратительно. Ей до ужаса не хочется идти на трансфигурацию, но было бы странно снова пропускать пару, а потому она садится рядом с Драко и, как прежде, старается не обращать на него внимания. К счастью, он тоже делает вид, что её не замечает, и поначалу всё идёт хорошо. Но потом… Потом Гермиона вздрагивает, когда он невольно прижимается к ней, потянувшись к учебнику, лежащему на углу стола.

И дальше начинается безумие.

Гермиона не знает, делает Малфой это специально или нет, но в течение урока он то и дело к ней прикасается: Гермиона чувствует его пальцы, дотронувшиеся до её ладони, ощущает их в момент, когда он, протянув руку за упавшим пером, невзначай проводит подушечками по коже от колена вверх, чуть задирая юбку, и тут Гермиона даже слегка подскакивает, опрокидывая чернильницу.

Она намеренно игнорирует взгляд Драко, но знает, что он опять смотрит на неё так, будто вот-вот готов ухмыльнуться, в то время как ей самой не до смеха.

Уже очень давно.

Вечером этого же дня они встречаются в старом классе, где раньше проводили уроки, но теперь – нечто вроде кладовой. Гермиона с Джинни оказываются пунктуальнее, а потому десять минут Гермиона слушает, какой же придурок «этот чёртов Забини».

И когда Забини появляется в классе на пару с Малфоем, проходит не более десяти минут, прежде чем Джинни начинает пререкаться с Блейзом. Гермиона, коротко договорившись с Драко о плане работы, молча терпит их перепалку, исподтишка наблюдая за Малфоем. Тот с невозмутимым выражением лица что-то быстро пишет на пергаменте, хотя то, как он сильно нажимает на перо, выдаёт его внутреннее напряжение. Гермиона переводит взгляд на его руки, и непрошеные воспоминания вновь накрывают её, принося уже привычную беспомощность вместе с желанием, которое охватывает её тело.

Чтобы хоть немного отвлечься, Гермиона старается вслушаться в слова Джинни и Блейза.

– …поэтому, я уверяю тебя, нужно сначала отразить шестой закон в работе, а не начинать с первого! – жарко спорит Забини, склонившись к той через парту. Гермиона никогда не видела его столь взбудораженным.

– О, Мерлин, дай мне терпения! – закатывает глаза Джинни, а потом смотрит на Блейза пронзительным взглядом. – Знаешь, Забини, если тебя угораздило родиться красавчиком, это ещё не означает, что высшие силы наградили тебя мозгами!

– То есть ты хочешь сказать, что при твоей смазливой мордашке ты не обделена умом, Уизли? – окидывает её насмешливым взглядом Забини. – Очень сомневаюсь, особенно если учесть, что на прошлом занятии мы из-за твоего истеричного крика схлопотали отработку!

– Стой, ты сказал, что у меня смазливая мордашка? – хмурится Джинни и едва заметно улыбается.

– Мне не страшно было это сказать, после того как ты признала во мне красавчика, – усмехается Забини, а потом они какое-то время пристально глядят друг на друга и в один миг начинают смеяться.

Гермиона в недоумении. Она не может понять, в какой момент что-то неуловимое изменилось в отношениях Джинни и Блейза, и сейчас, когда она слышит их смех и пытается найти ответ на свой мысленный вопрос, она невольно поднимает глаза на Драко и сталкивается с его взглядом.

А потом случается нечто странное: Гермиона робко ему улыбается и видит, как уголки губ Малфоя слегка приподнимаются, а в глазах мелькает веселье.

И это словно выбивает почву из-под ног, потому что Гермиона понимает: происходит что-то жутко неправильное.

А она не может этому воспротивиться.

***

Проходит неделя, но ничего не меняется. Малфой по-прежнему изводит её своими «случайными» прикосновениями и долгими взглядами, которые Гермиона ловит на себе. Ей кажется, он играет с нею, забавляется её реакцией, а она лишь беспомощно злится, не зная, как поступить. Порой Гермиона замечает отвращение в его взгляде, иногда ненависть, но почти всегда что-то такое, от чего у неё едва ли не подкашиваются колени. Гермионе стыдно, что в последнее время она думает о Драко чаще, чем о Роне, и поэтому она мысленно оправдывает себя тем, что ей по-прежнему нужно следить за Малфоем, хотя где-то в глубине души знает, что причина совершенно в другом.

Гермиона надеется, что это… чувство? Безумие? Наваждение? Что оно пройдёт, как проходит насморк или нежданная простуда. Ведь уже после Рождества ей не придётся проводить так много времени в обществе Драко, а если они быстро закончат работу, то тогда, возможно, она избавится от этой обузы даже раньше.

И поэтому в один из дней Гермиона сама предлагает Джинни организовать ещё одно совместное занятие, хотя знает, что теперь остаться с Блейзом наедине для той не проблема: похоже, они с Забини заключили что-то вроде мирного соглашения.

– Прости, Гермиона, но не выйдет: завтра у нас общая отработка, а следующие два дня Блейз будет занят по вечерам, – разводит руками Джинни, почему-то пряча взгляд.

– И чем же он будет занят, Джинни? – скептически выгибает бровь и скрещивает руки на груди Гермиона, думая, что едва ли у Забини есть какие-то другие дела, кроме их обязанностей старост, которые они уже давно разделили и выполняли в течение учебного дня.

– Понятия не имею! Я просто говорю тебе то, что мне сказал он сам, – вскидывает голову Джинни, а затем улыбается. – Да ладно, Гермиона, это не так страшно – остаться с Малфоем наедине! Вы с ним даже не ругаетесь, так что не переживай – вы сможете сработаться.

Гермиона хмуро разглядывает Джинни, думая, как много та не знает, а в следующую секунду обречённо вздыхает и нехотя разворачивается к Драко, делая к нему пару шагов. Он как раз разговаривает с Мишель, и, когда Гермиона их видит вместе, ей хочется исчезнуть из класса: воспоминания ещё слишком ярки.

Но, к сожалению, Малфой перехватывает её взгляд и выжидающе смотрит.

– Я хотела… – подойдя ближе и прокашлявшись, начинает Гермиона, ощущая себя полной кретинкой из-за своей бестолковой способности краснеть при любой хоть немного смущающей ситуации.

– Да? – участливо обращается к ней Драко, и Мишель противно хихикает.

Гермиона зло сжимает кулаки.

– Нам необходимо доделать работу, Малфой. Как можно скорее, – сквозь зубы выдавливает она, борясь с желанием стукнуть чем-нибудь по белокурой голове Мишель. – И предлагаю это попытаться сделать уже сегодня.

Драко какое-то время смотрит на неё странным взглядом, а потом бросает:

– Я могу в девять.

– Но это же поздно… – возражает Гермиона.

– У меня намечены кое-какие дела, Грейнджер, и я смогу освободиться только в девять, – намеренно мягко произносит он и переводит взгляд на Мишель, которая кокетливо ему подмигивает.

Гермиона, ощущая острое раздражение, закатывает глаза.

– Хорошо. Тогда в девять…

– … в том же классе, – заканчивает за неё Драко и, кажется, теряет к ней всякий интерес, наблюдая, как Мишель облизывает свои пухлые губы.

Гермиону едва не тошнит от увиденного, а потому она резко отворачивается и предпочитает не думать о том, каким бы заклятием она приложила эту развратную девицу, с которой в последнее время так часто развлекался Малфой, если судить по карте.

Вечером Гермиона нервничает гораздо больше, чем должна бы. Она ходит по комнате, решая, собрать ей волосы в хвост или распустить, и поэтому себя ненавидит: потому что какого Мерлина её вообще должна волновать причёска, раз она идёт на встречу к Малфою? И, подумав об этом, Гермиона яростно срывает резинку с волос, а потом, схватив сумку, выходит из гостиной.

Она знает, что придёт минута в минуту, и надеется, что Малфой уже там. Но в миг, когда она открывает дверь, она жалеет, что её мысль материализовалась.

Она видит: Мишель сидит на парте, а Драко стоит между её ног и прижимает её за талию к себе, жадно целуя. Гермиона замечает, что одна рука Малфоя находится под блузкой и сжимает грудь когтевранки, а ладонь Мишель просунута между их телами и массирует пах Драко. Эта сцены столь интимна, что Гермиона сначала замирает, абсолютно потрясённая увиденным, но, когда Малфой укладывает Мишель на парту и поцелуями спускается к её шее, а та начинает стонать чересчур громко, Гермиона чувствует, как злость заполняет всё её существо. Она делает несколько уверенных шагов в класс и громко захлопывает за собой дверь.

Услышав резкий звук, Мишель резко подскакивает и отталкивает от себя Драко, а ещё пытается спешно привести одежду в порядок.

– Какого чёрта? – возмущённо восклицает когтевранка, и Гермиона едва сдерживается, чтобы не закричать на неё.

Она давно не была так раздражена.

– Прошу прощения, что помешала вашей прелюдии, – звенящим от раздражения голосом начинает Гермиона, глядя той в глаза, – но у нас здесь в девять занятие, о котором мы с тобой сегодня договаривались днём, да, Малфой?

Она почти выплёвывает эти слова и переводит взгляд на Драко, который хмуро уставился, но после услышанного на его лице вдруг расцветает усмешка.

– Успокойся, Грейнджер! Я помню про занятие, да и Мишель тоже, правда, детка? – подмигивает он той. – Просто мы несколько… Увлеклись.

Гермиона ощущает острую потребность стереть эту гадкую усмешку с его лица, но не может придумать ничего лучше, чем вновь взглянуть на Мишель.

– Если вы закончили, то не могла бы ты…

Видимо, в её глазах читается такая ярость, что Мишель теряется и спрыгивает с парты. Она секунду смотрит на Драко и бросает:

– Ещё увидимся.

И после этого быстро уходит.

Когда за ней захлопывается дверь, Гермиона всё ещё дико зла. Она уставилась на Малфоя, а на языке так много слов, что ей сложно выбрать какое-то одно.

Она борется с желанием высказать ему всё, что сейчас думает, и, стараясь на него не смотреть, идёт к дальней парте, стоящей возле стены. Гермиона достаёт учебники и, пожалуй, с излишним рвением кладёт их на стол. Она настолько поглощена этим занятием и гневом, что не замечает, как Драко оказывается рядом и говорит:

– Почему ты так злишься, Грейнджер?

Гермиона нервно разворачивается и едва не врезается в него. Она смотрит ему в глаза и не видит в них и тени былой усмешки. Она видит в его взгляде тьму, опасность и снова что-то такое, от чего её тело начинает трепетать.

– Я не злюсь, Малфой, просто мне неприятно становиться свидетелем твоих любовных утех, – цепляясь за остатки раздражения отвечает Гермиона, хотя под кожу уже просачивается страх и ещё одно чувство, о котором она даже не хочет задумываться.

– Странно, а я думал, тебе нравится наблюдать, – ухмыляется Малфой и делает ещё один шаг к ней.

Гермиона забывает, как дышать. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами и понимает, что на этот раз ей точно придётся ответить за своё любопытство.

– О чём ты? – дрогнувшим голосом спрашивает она.

– О том разе, когда ты с таким упоением наблюдала, как я трахаюсь, – почти зло поясняет Драко, и на его лице появляется невесёлая усмешка, а глаза, кажется, ещё больше наполняются тьмой. – Тебе же понравилось, Грейнджер? Ты мне так и не ответила на вопрос.

Гермиона старается что-то сказать, но лишь беспомощно глотает воздух, а Драко делает ещё шаг, заставляя её отступать.

– Понравилось или нет? Смотреть на то, что я делал с этой когтевранской сучкой? – почти шепчет он, и его слова обволакивают Гермиону, вынуждая чувствовать, как опять внизу живота разливается предательское возбуждение.

– Нет, – качает головой Гермиона.

– Врёшь! – рявкает Драко и толкает её к парте, опираясь на столешницу руками по обе стороны от Гермионы. – Я видел твой взгляд: ты хотела, Грейнджер, признай…

– Нет, Малфой, пожалуйста… – заикается Гермиона, не в силах воспротивиться ощущениям, которые её так пугали, но которых она втайне жаждала.

– Ты хотела быть на её месте. Ты хотела, чтобы я так же прикасался к тебе, чтобы я…

– Нет, – жалобно выдавливает Гермиона,

– … трогал тебя, заставляя умолять о продолжении.

– Замолчи. Заткнись сейчас же! – чувствуя, как слёзы застилают глаза, кричит Гермиона.

– И я знаю, что даже сейчас ты хочешь этого, Грейнджер, – продолжает Драко. – Невзирая на свою внешнюю чопорность, ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.

Эти слова скручивают низ живота, и Гермиона, в попытке удержаться, почти кричит:

– Я никогда тебя не хотела, ублюдок! Никогда…

– Нет, Грейнджер, хотела, – кивает Малфой, глядя на неё полубезумным взглядом, а потом добавляет, склонившись к её лицу: – И хочешь сейчас.

– Ложь! – пытается оттолкнуть его Гермиона, но Малфой перехватывает её руки.

Он раздражён. Возможно, даже сильнее, чем Гермиона.

– Ложь – это твои слова, Грейнджер, твоё поведение! Не отрицай, иначе…

– Иначе что? – с вызовом бросает Гермиона. – Что ты мне сделаешь, ублюдок? Разберёшься со мной? Искалечишь, как делал это с другими невинными людьми совсем недавно?

Она понимает, что перешла черту в миг, когда что-то в лице Драко меняется, и он снова грубо толкает Гермиону на парту так, что на этот раз она едва удерживается, чтобы не упасть.

– Что ж, ты сама напросилась, грязнокровная сука, – рычит Малфой, а затем подтягивает её за талию к себе и грубо сминает её губы. На этот раз он целует её ещё неистовее, чем в прошлый, его язык исследует её рот, зубы терзают губы, а Гермиона… плачет, даже пытается вырваться, но отвечает на поцелуй. Все ощущения, которые тугим узлом пульсировали в ней, где-то внизу живота все эти дни, моментально словно вырвались наружу, сделав её совершенно умалишённой. Гермиона чувствует, как крепко прижимается к ней Драко возбуждённой плотью, как его рука смело сжимает её грудь, а следом движется вниз и опускается на колено.

– Нет! – увернувшись, выдыхает Гермиона, но Драко затыкает её рот поцелуем, и она, всхлипывая, в очередной раз позволяет ему всё.

А тем временем его ладонь уже движется по внутренней стороне бедра, и от этого прикосновения кожа почти заходится огнём. И в момент, когда его пальцы наконец касаются белья, Гермиона уже не может скрыть громкий стон. Она с силой прикусывает Драко губу, когда он, резко отодвинув трусики, погружает в неё один палец.

– Вот видишь, Грейнджер, ты уже вся мокрая. Ты хочешь меня, – рычит он ей в губы, в то время как она судорожно выдыхает.

– Нет…

– Да, – толкается он ещё раз внутрь, а потом Гермиона ощущает, как его большой палец накрывает клитор, и всё вокруг в одно мгновение будто перестаёт существовать.

Гермиона судорожно глотает ртом воздух, цепляется за стол, за рубашку Малфоя и, стараясь не потерять остатки самообладания, выкрикивает:

– Нет, я не хочу!

Но они оба знают, что она хочет. Движения Малфоя такие умелые, что она просто не может не извиваться под его пальцами, не может не стонать. Она настолько погружена в эти ощущения, которые испытывает впервые в жизни, что не замечает, как жарко Малфой дышит ей в шею, а потом, проведя языком вверх, шепчет на ухо:

– Хочешь. Ты хочешь этого, Грейнджер, и я… Чёрт бы тебя побрал, грязнокровка.

А она чувствует, как он добавляет ещё один палец, и сейчас, в миг, когда он надавливает, ласкает ещё настойчивее, когда погружается немного быстрее и глубже, Гермиона понимает, что ещё немного и…

Но в один момент всё заканчивается. Она приходит в себя, слышит, как внизу живота ноет из-за несостоявшейся разрядки, и не может сдержать стон разочарования. Гермиона открывает глаза и непонимающе фокусирует взгляд на Малфое, который стоит возле противоположной парты и смотрит так, словно готов на неё наброситься в любую секунду.

– Я доказал тебе, Грейнджер, – выдавливает он, тяжело дыша, а она моргает, не понимая, что происходит. Смысл слов будто ускользает, оставляя лишь недоумение.

– Я смог доказать, что ты хочешь, – встаёт Драко, и, когда он разворачивается, намереваясь уйти, Гермиона резко осознаёт всё. От обиды слёзы сами текут по её лицу, внизу живота пульсирует неостывшее возбуждение, требующее разрядки, а в душе поднимается такая злоба, что она вскакивает с парты и хватает его за руку.

– И ты вот так просто собираешься уйти?! – спрашивает она, не узнавая свой голос. – Ты же хочешь этого не меньше, Малфой, признай!

Он быстро разворачивается к ней и смотрит так, что Гермиона уверена: он сейчас притянет её к себе и опять закроет её рот поцелуем. Но вместо этого он, словно борясь с собой, дёргается и отступает:

– Я не хочу тебя, Грейнджер. Я не могу тебя хотеть.

– Лжец, – выплёвывает Гермиона, ощущая, как слёзы душат её. – Просто жалкий лжец.

И в эту секунду что-то в нём ломается, и он бросается к Гермионе, толкая на парту, а его пальцы вновь касаются её, и уже через несколько секунд Гермиона понимает, что она, плача, падает.

У неё ощущение, будто она летит с бешеной скоростью и ударяется о дно, при этом чувствуя такое наслаждение, какое и не мечтала испытать. И от этого судороги никак не хотят отпускать её тело, а всхлипы, смешанные со стонами, непроизвольно срываются с губ.

Гермиона не знает, сколько проходит времени, прежде чем она приходит в себя, но, когда это происходит, понимает, что находится в классе одна.

***

Для Драко всё это игра. С того момента, как он замечает, что Грейнджер следит за ним, ему на самом деле становится интересней жить. Его забавляли её попытки остаться незамеченной, но, с другой стороны, они и немало раздражали. Потому что он и подумать не мог, что Грейнджер удастся увидеть его в момент оглушающей слабости, а позже – и в момент настоящей близости.

Ведь когда он трахал ту, похоже, до безумия в него влюблённую девицу с Когтеврана, раздражающую своей привычкой болтать во время секса, Драко был ошеломлён, заметив Грейнджер, наблюдающую за ними.

Он почувствовал её пристальный взгляд, но обернулся гораздо позже, растягивая какое-то особенное удовольствие от того, что грязнокровка смотрит на них и наверняка пребывает в ужасе от увиденного. Конечно, в её чопорные мозги никак не могла прийти мысль, что со своей привычкой подглядывать она может наткнуться на нечто, абсолютно для неё неприемлемое! Но Драко и подумать не мог, как удивится сам, наконец прямо посмотрев на неё.

Во-первых, вместо привычной школьной робы та была одета в какой-то ничтожно маленький клочок ткани, почти полностью обнажающий её ноги. И из этого следовало во-вторых: Драко не мог представить, что Грейнджер окажется так хорошо сложена. Да, он неохотно признавал, что внешне она далеко не дурна, но понятия не имел, что за чопорной одеждой может скрываться такая фигура. В-третьих, Драко совершенно не ожидал, что она будет так долго пялиться: он полагал, что уже после первой секунды Грейнджер либо станет плохо, и она уберётся восвояси, либо она просто сразу же убежит в гостиную, обуреваемая чёрт знает какими ещё эмоциями. И из того, что она осталось, вытекало уже в-четвёртых: Драко был по-настоящему ошеломлён, заметив, каким взглядом смотрит на них Грейнджер. Её бёдра были плотно сжаты, лицо раскраснелось, а сама она тяжело дышала и наблюдала за ними так, словно готова была в любой момент присоединиться. Ей абсолютно точно нравилось увиденное, а Драко просто не мог поверить, что такая занудная, набивающая оскомину одним своим видом, как Грейнджер, может хотеть чего-то запретного.

И вопреки здравому смыслу, всем его убеждениям и предрассудкам, в тот раз, когда он трахал Мишель на окне, думая при этом о Грейнджер, он кончил с мыслью о её глазах.

И это стало началом его наваждения.

В некотором роде это стало спасением от пустоты и чем-то, что смогло вызвать его интерес и разбудить любопытство. Драко нечего было делать, и поэтому он начал изучать Грейнджер.

МакГонагалл поставила их в пару, и у него была возможность проверить: на самом ли деле Грейнджер так чувственна, как ему показалось, или нет. Естественно, он по-прежнему её презирал и знал, что вряд ли отец одобрил бы его так называемый эксперимент, но Драко было плевать.

Он слишком многое потерял, а потому знал, что ниже, чем был, упасть он уже не сможет.

Будучи в рядах Пожирателей Смерти, он постоянно слышал, что грязнокровок надо уничтожить, что они – зло, позор в истории волшебного мира, и однажды он увидел то, что навсегда заставило его забыть свои прежние представления.

Это была небольшая маггловская деревушка, наполненная обыкновенными людьми, отмечающими какой-то праздник. Тогда Тёмный Лорд пребывал в состоянии гнева из-за очередного промаха своих соратников, а потому решил организовать массовый погост. Драко видел, как пытали несчастных, невинных людей, даже не знающих о том, что существует мир волшебников. Он слышал их крики, видел, как летят смертоносные лучи в маленьких детей, а ещё… делал вид, что сам убивает людей, которые, по сути, были виновны лишь в том, что родились с грязной кровью.

Этой ночи, полной крови и беспомощных криков, Драко хватило, чтобы окончательно возненавидеть Воландеморта и его маниакальное стремление истребить всех магглорожденных волшебного мира.

И поэтому спустя месяцы, в момент, когда он решил ввязаться в ту игру с Грейнджер, он испытывал какое-то извращённое удовольствие от факта, что идёт наперекор вбитым в его голову принципам.

Грейнджер его не разочаровала. Драко с удивлением обнаружил, что она откликается на каждое его прикосновение, что она реагирует на его слова и призрачные намёки на ту ночь сумасшедшей смесью невинного смущения и откровенной похоти, плескавшейся в её глазах. И в какой-то момент, когда он снова увидел взгляд Грейнджер, совершенно не вязавшийся с её репутацией хорошей девочки, говорящий, что эта самая хорошая девочка думает о совершенно плохих вещах, он сорвался и позволил себе её поцеловать, а она позволила ему сделать это. В сущности, она его спровоцировала, и в то мгновение Драко её по-настоящему возненавидел, с новой силой.

Он был пьян, расстроен вестью о том, что отца посадили, но её губы и жаркое тело, о котором он невольно фантазировал в моменты секса с Мишель, смогли заставить его забыть обо всём.

Драко возненавидел её, потому что начал понимать, что всё заходит слишком далеко, но не он может остановиться. Он по-прежнему провоцировал Грейнджер и даже специально стал водить Мишель на то место, где она в прошлый раз их застукала, лишь бы вновь лицезреть желанную реакцию.

Но Грейнджер так и не соизволила прийти. Ни разу. Она словно намеренно игнорировала его завязавшуюся интрижку и отворачивалась каждый раз, когда натыкалась взглядом на них с Мишель.

И в какой-то момент Драко, движимый ненавистью и желанием что-то доказать, решил пойти на отчаянные меры. В день, когда они договорились о совместном занятии, он заманил Мишель в класс, зная, что Грейнджер точно всё увидит. Его заводила одна мысль о том, что, наконец, он сможет вывести Гермиону на чистую воду, сможет окончательно убедиться, что та лишь притворяется правильной занудой, а на самом деле – не более, чем обычная шлюха.

Но всё пошло не так.

Он не думал, что Грейнджер разозлится, но она разозлилась. Он не думал, что сделает это сам, но пришёл в гнев от того, что на этот раз в её взгляде не прочитал привычного вожделения.

Он не думал, что начнёт сам её провоцировать, пытаясь пробудить её инстинкты, и не ожидал, что, помимо прочего, это вызовет агрессивную реакцию. Грейнджер умела ударить словами, что и сделала, больно задев, и тогда Драко решил не оставаться в долгу и отыграться своим, хорошо ему известным способом.

План был такой: унизить её, доказав, что она захотела его – бывшего врага и Пожирателя Смерти. По плану Драко должен был довести её до такого состояния, что чуть-чуть – и она готова будет умолять её трахнуть, и в этот момент бросить, тем самым наказав.

Но всё это полетело к чертям, когда Драко осознал, что сам хочет её настолько сильно, что просто не может уйти.

Он почти справился, но сплоховал в последние мгновения. Он просто не смог воспротивиться умоляющему, отчаянному, похотливому взгляду Грейнджер, весь вид которой кричал, чтобы он закончил начатое.

Возможно, он бы даже смог её трахнуть, но тогда это означало бы, что он добровольно вышел из игры. К тому же, как бы он ни пытался бороться с предрассудками, они по-прежнему сжирали его изнутри, напоминая, как низко он пал, раз захотел грязнокровку.