Текст книги "Среди руин цветут деревья (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

Но тебя, я вижу, уже утомили эти названия. Смотри, на площади продают цветы, горожане толпятся у лавок. Всякий раз, когда отцветают магнолии, неожиданно понимаешь, что в городе и помимо них достаточно красоты. Эвийцы любят цветы, а климат Эвны позволяет выращивать в садах настоящие шедевры. Цветы являются одной из неотъемлемых составляющих их жизни, без них не обходится ни один праздник. Видишь, дорожка, по которой пройдет, приветствуя народ, королевская семья, украшена розами. Ее величество Эвьен любит бордовые розы, садовники выращивают их специально для нее. Однако учитывая ссору правящей четы… нет, что ты, не прийти Эвьен не может: военные победы здесь – это всегда большой праздник. К тому же жители столицы в большинстве своем придерживаются мнения, что джинксландцам нужно прижать хвосты, это тебе скажет и любой крестьянин из пригородов. Поэтому они радуются вдвойне и желают разделить свою радость с королевской семьей.

Его величество недооценивает своих противников. Что касается королевы, то во всей этой ситуации именно она смотрит на мир наиболее реально – Эвьен хочет вернуть Або’Кенейя в столицу, здесь они всегда под присмотром и надежным контролем. Кто знает, чем кончится конфликт из-за женщины с островов, если джинксландцы останутся на своей территории… Королева не верит в решение вопроса силой, и стремительное падение Сентабы для нее не представляет никакой радости. И всё же она придет, для нее сейчас народная поддержка очень важна. Что касается короля, то он, оставив Эвьен с фрейлинами, может привести сюда Лангвидэр. Слухи, конечно, плетут, что никакая она не родственница, однако здесь, в Эвне, горожане ее скорее жалеют, чем осуждают. А вот министры не потерпят. Он открыто, несмотря на сопротивление с их стороны, называет Лангвидэр родственницей, это страшный удар по их способности влиять на королевские решения. Что-то вроде обходного пути: не подписали – подождем, пусть пока личность давно потерянной племянницы укоренится в народе, слово короля в любом случае весомее. А там посмотрим – думаю, так рассуждает Его величество.

Пойдем, мой друг, скоро начнется самое интересное, прибыла королевская семья. Эвьен окружает стайка фрейлин, и… надо же, я не ошибся: король привез свою пташку и сюда. Между Лангвидэр и Эвьен, думаю, ты заметил, есть принципиальная разница: королева ненавидит новоявленную родственницу именно как женщину, забравшую у нее влияние на мужа и пусть и несущую проблемы стране, но – именно как женщину. А Лангвидэр, похоже, вообще не различает окружающих ее людей, для нее всё население страны Эв – безликая масса, лишившая ее родины. Женщина с островов не выделяет отдельно короля и королеву, или, к примеру, Меремаха и Мередит, для нее они, наравне с ни в чем не повинным народом прибрежной страны, – враги, которым эти тёмные глаза желают смерти. Это довольно необычно… нет, мой друг, не называй меня черствым, я просто слишком многое видел в этой жизни.

***

Его величество Эволдо с самого утра чувствовал небывалый душевный подъем. Когда на рассвете в Эвну примчался гонец из-под Сентабы с вестью, что накануне в районе полудня джинксландцы без боя открыли городские ворота, король едва дождался, пока проснется Эвьен. Она так старательно пророчила эвийской армии многочисленные беды и едва ли не гибель в предгорьях, что сейчас королю было просто необходимо отыграться. Сентаба пала без боя, ее витые решетки городских ворот распахнулись еще до того, как армия привела катапульты в боевую готовность. На рассвете город словно курился розовой дымкой, что поднималась из ущелья Рох, и эвийские солдаты, с любопытством рассматривая небывалой красоты город, двинулись по его улицам к дворцу Фертеба Або’Кенейя.

С того момента прошло почти двое суток.

По случаю первой победы над мятежниками Его величество приказал устроить в столице большой праздник. На усыпанную цветами площадь стекались нарядно одетые горожане, отовсюду слышались смех и пение. Магнолии в городе отцветали, облака лепестков осыпались в траву – зеленый приходил на смену белому. Пестрота ухоженных садиков горожан наконец дождалась своего часа – белые цветы с желтыми сердцевинами, что еще вчера безраздельно царили над Эвной, сегодня лежали на земле. Пройдет еще около недели, прежде чем на деревьях не останется ни тени белого, но начало было положено.

Площадь усыпали ковром весенних цветов, и в буйстве красок оживала столица, сбрасывая томную духоту. Лепестки бордовых роз устилали бархатную дорожку, по которой рука об руку предстояло пройти королевской чете. Эвьен любит розы. Сегодня их тонкий аромат будет везде. Мигрени, мучившие королеву, приходили однажды в год, во время цветения магнолий, и не возвращались до следующего сезона.

Несмотря на добрые известия и свежесть ее любимых роз, днем окончательно вытеснивших сладкую духоту, что сворачивалась змеей в ее груди, Эвьен выглядела на празднике мрачнее обычного. Роскошно одетая, с искусно подкрашенным лицом, она и сама напоминала садовую розу, не было заметно даже следов усталости последних дней. И всё же что-то тревожило королеву, не давало полностью отдаться празднику. Эволдо привез на площадь Лангвидэр, и в кои-то веки королева махнула на них рукой: не до этой сейчас. Куда больше волновала странная война без противника, стремительное падение первого из городов Або’Кенейя: это не похоже на джинксландцев. Это не похоже на Ферсаха, который, не давая задержать себя в зале заседаний, наотмашь сёк своим изогнутым фамильным клинком. Сентабой правит его брат. Они не сдаются без боя. Это-то и пугало…

Эвьен машинально улыбнулась в ответ на приветственные крики толпы. Рядом шел старший сын, почтительно ведя королеву под руку. С другой стороны – старшая дочь, Эвроуз. Ей уже шестнадцать, невеста… Сама Эвьен вышла замуж двумя годами старше. Эволдо не спешил, он держался с Лангвидэр немного поодаль. Чужеземку встречали настороженно: она была красивой, это обезоруживало и заставляло проникаться к ней сочувствием, но предпочитать общество пусть и племянницы обществу законной супруги… Это в головах консервативных эвийцев не укладывалось.

Оставив чужеземку на попечение ее маленькой служанки и даже не обернувшись в сторону Эвьен, король взошел на невысокий, усыпанный цветами помост, сооруженный специально для правящей четы. Матери помог подняться Эвардо.

– Два дня назад… доблестная армия нашего королевства положила начало битве с джинксландскими мятежниками. Наши солдаты в долгом кровопролитном бою взяли Сентабу – город в предгорьях Короны Мира, одно из владений рода Або’Кенейя. И так будет со всяким, кто осмелится выступить против своего короля. Нашей храброй армии – ура!

Горожане согласно зааплодировали, площадь взорвалась восторженными приветствиями. Эвийцы искренне радовались успехам армии, возможности разделить их с королевской семьей, собственно, самому факту победы: всегда приятно доказывать чужеземцам, что эвийский народ – храбрейший на материке. Королевскую чету и наследников забросали россыпью цветочных лепестков.

С самого края площади, у ворот в богатый квартал, где располагались особняки эвийской знати, за происходящим наблюдали командующий Золотой Армадой Меремах и начальник штаба сухопутных войск Маттаго. Адмирал неспешно курил трубку.

– Умом тронулся, – наконец заключил он, покусывая мундштук. – Джинксландцы ему помешали… что ж ты творишь-то, кара на наши головы, мы так по миру пойдем!

– Уж вы-то пойдете, – беззлобно подколол Маттаго отхватившего солидную пенсию морского коллегу. Меремах усмехнулся в усы. Это на людях они – непримиримые враги, океанский флот и сухопутная армия, Эволдо нравится поддерживать раздор среди подданных. Один на один можно снять маски.

Адмирал не ответил. Зоркие глаза старого моряка приметили выехавшего из переулка всадника. С виду обычный солдат, но одежда и лицо его были серыми от пыли, а конь под ним буквально валился с ног от усталости. Сам всадник, впрочем, выглядел не лучше. Пытаясь слезть с коня, он рухнул на колени и, пытаясь удержаться, уперся в землю руками. Меремах и Маттаго переглянулись. В охваченной восторгом толпе никто не обращал внимания ни на них, ни на этого человека, судя по форме, рядового «доблестной эвийской армии».

Солдат тоже заметил военачальников, однако, вместо того чтобы отдать честь, протянул в их сторону дрожащую руку.

– Сентаба… воды… – простонал он и, больше не в силах сохранять равновесие, растянулся вниз лицом.

Военачальники соображали быстро. – К вам ближе, – коротко бросил Маттаго и, как более молодой и подвижный, бросился к потерявшему сознание человеку, подхватил его подмышки. Меремах оглянулся: все взгляды по-прежнему были устремлены на короля. На них, к счастью, никто не обращал внимания.

Бедолага, похоже, умирает. Поймав нетерпеливый взгляд Маттаго, адмирал досадливо крякнул и подхватил солдата за ноги. Молодой привратник, отлично знавший обоих, сделал вид, что ничего не замечает.

Дотащив солдата до особняка, военачальники расположили его в гостиной, и Меремах отправился раздавать указания слугам. Незнакомцу дали воды, затем несколько капель вина в приоткрытый рот, однако он не приходил в себя. С губ солдата хриплым свистящим голосом, словно в горло ему набился песок, слетали бессвязные слова, из которых, как ни старались, ни Меремах, ни Маттаго не смогли извлечь особого смысла. Чаще всех в бреду мужчины повторялось «пить» и «прозрачный город». Иногда «прозрачный» заменялось на «проклятый», но пока что это не играло особой роли.

Послали за лекарем. Дожидаясь его, коллеги наконец рассмотрели свою находку. Молодой еще мужчина, выглядел он так, словно блуждал по пустыне как минимум месяц. Худой, словно иссушенный, в кожу настолько впиталась серая пустынная пыль, что лицо стало похоже на бумажную маску, обтягивающую голый череп. Приоткрытые глаза слезились какой-то сукровицей, словно и под веки тоже набился песок.

Маттаго и Меремах недоуменно переглянулись.

– Насколько я помню, Сентаба не в пустыне, – наконец озвучил общую догадку генерал. – Там нормальный климат, там тоже деревья цветут.

– Тогда откуда… это? – Меремах запнулся, махнул рукой в сторону солдата. – В Эв нет таких земель, чтобы так…

– Нет, – подтвердил Маттаго. – В Джинксланде, если на то пошло, тоже.

Вновь повисшее тяжелое молчание нарушило лишь появление лекаря. Тот, едва увидев пациента, растерянно побледнел, однако тут же принялся за дело. Разорвав рубаху солдата, он попробовал натереть его грудь какой-то мазью из своей корзинки, но лишь успел коснуться ладонями серой иссушенной кожи – и она пошла глубокими трещинами, из которых немедленно показалась прозрачная сукровица. Лекарь испуганно отдернул руки.

– Что… это?!

– Проклятый город… розовый… пить…

Солдат закашлялся, напрягая горло, словно пытаясь выплюнуть песок. Слезящиеся глаза приоткрылись, он попытался перевести взгляд с одного лица на другое, но тут же снова беспомощно, болезненно зажмурился – глаза бедняги, похоже, нестерпимо жгло.

– Пить давали? – уточнил лекарь и, смочив чистую повязку в каком-то густом отваре, накрыл ею веки солдата. Военачальники одновременно кивнули. Врач разочарованно покачал головой.

– Счастье, если доживет до вечера… сообщите родным, господа. В моей практике такое впервые: как будто человека окунули в Мертвую пустыню, затем вытащили и отправили восвояси. Я знаю, что песок Мертвой пустыни убивает за несколько секунд, но уж очень похоже…

– И что с ним делать? – генерал Маттаго растерянно покосился в сторону распростертого на диване человека. Тот тяжело, со свистом дышал, сухие губы шевелились в беззвучном шепоте: по-видимому, вновь вспоминал «проклятый город». Один из тех тысяч молодых воинов, что ушли несколько дней назад в предгорья Короны Мира под бой барабанов и восторженные крики толпы. Их провожали на победы цветами и песнями. Что же там произошло…

Очевидно, загадка в самом городе. Эвийская армия даже не штурмовала Сентабу, ее обитатели по приказу Фертеба Або’Кенейя сами открыли ворота. Да и какие там ворота, если даже нет крепостной стены – ее роль исполняет тонкая витая решетка, опоясывающая город переплетением металлических лоз. Маттаго и сам однажды видел Сентабу, ее фонтаны, ее улицы, мощенные тускло поблескивающим камнем, что привозят с гор, шпили ее дворцов. Спокойный, богатый город, так не похожий на типичные владения склонных к аскетизму джинксландцев. И всё же что-то там случилось, что-то очень нехорошее.

То же самое чувствовал и Меремах. Для него, сорок с лишним лет бороздившего просторы океана Нонестика, дослужившегося от юнги до командующего Армадой, название Сентаба было просто точкой на карте. Город в предгорьях, на краю ущелья – ничего такого, что позволило бы воображению адмирала оживить этот образ. Но человек, умиравший сейчас в его доме, вернулся из-под стен этого города, откуда только утром примчался гонец с радостной вестью.

– Давайте понемногу воду, можно чуть смочить кожу… здесь уже ничто не поможет, но так вы хоть немного облегчите ему последние часы. Ума не приложу, что это может быть…

Оставив на всякий случай несколько пузырьков из своей корзинки со снадобьями и продолжая сокрушаться по поводу неизвестной болезни, лекарь удалился. Военачальники вновь переглянулись.

– У меня такое чувство, что мы не всё знаем, – наконец озвучил их общую мысль адмирал. – Его величество слишком рано начал праздновать, как бы уже завтра не пришлось надевать траур. Я надеюсь, он заговорит, – Меремах бросил взгляд на солдата. Словно догадавшись, что речь идет о нем, тот вновь приоткрыл глаза, из груди вырвался тихий хрип.

– Что с армией? – Маттаго наклонился над ним, трещины на коже солдата непроизвольно притягивали взгляд.

– Город… розовый… мы видели, – человек вновь закашлялся, попытался поднести руку ко рту. Кожа на лице настолько ссохлась, что, казалось, вот-вот разойдется лоскутами. Еще через несколько минут он окончательно потерял сознание и вскоре тихо скончался.

Меремах не сразу решился позвать слуг и приказать унести покойника. Какое-то время они сидели молча, рассматривая распростертое на диване тело, наедине с самыми мрачными мыслями. Упоминание «проклятого розового города», кроме того, что этот город – Сентаба, не вносило никакой ясности в случившееся. Этот человек примчался из-под стен джинксландской провинции, пораженный неизвестной болезнью, и отошел в мир иной, успев произнести лишь несколько бессвязных слов. Налицо невероятное, неестественное иссушение организма, какого никоим образом не достичь, проведя лишь пару дней вблизи города, который хоть и находится вблизи Мертвой пустыни, но полностью защищен от ее гибельного влияния.

Или же… не полностью? Мысль вновь пришла им в головы одновременно. Лекарь, по-видимому, прав: без участия Мертвой пустыни не обошлось. Но каким образом? К ее смертоносной магии невозможно привыкнуть, каким-либо образом защититься от нее – если песок пустыни поразил вошедшую в город армию, то и в самой Сентабе не осталось ни единой живой души. Не призывали же они на помощь пески, чтобы навлечь погибель на захватчиков ценой собственных жизней…

– Пусть будет легкой его дорога на небесах, – наконец вздохнул Меремах, и оба склонили головы в знак печали. – Я бы предложил вам выпить… за упокой души.

Маттаго кивнул. Они поднялись в кабинет адмирала – здесь, когда перед глазами больше не находилось изуродованное тело солдата, стало немного легче. В открытое окно с улицы продолжало доноситься праздничное пение. Столица кружилась в цветочном вихре в честь первой победы над джинксландскими мятежниками.

Адмирал разлил по кубкам вино, предложил гостю. Солнечные лучи пронизывали сад, кроны деревьев бросали в кабинет резные тени. Свежий ветер с океана приносил легкий аромат цветов.

– Рано наш король празднует, ох рано… – с кубком в руке Меремах подошел к окну. – Проклятый розовый город… почему проклятый – я еще понимаю, но почему розовый? Или он что, настолько похож на дамский будуар? Вы же бывали там, я прав?

– Правы. Я видел Сентабу несколько лет назад. Есть у меня одна догадка, Меремах… правда, это лишь догадка. Видите ли… вы плохо знаете материк, поэтому постараюсь ничего не упустить. Этот город стоит на краю ущелья Рох. Само ущелье – бездонная трещина с отвесными склонами, оно в этом месте словно отрезает горный хребет от территорий королевства Эв. Городские ворота, ту самую символическую решетку, над которой так смеялся Его величество, держат открытыми с полудня и до полуночи. Ровно в полночь ворота закрываются, и тогда караваны, путешественники, гости – словом, все, кому так или иначе нужно попасть в город – вынуждены ждать часа открытия. Нам тоже пришлось ждать – я был в числе лиц, сопровождавших Его величество на переговоры с послами из Икс, и мы должны были прибыть в город задолго до приезда короля. И мы это видели… едва начинает светать, из ущелья Рох поднимается розоватый туман, и город становится похож на порождение какой-то магии. Возможно, поэтому… они ведь тоже видели город на рассвете?

– Они и входили в него на рассвете, – немедленно ухватился за объяснение адмирал, забыв в неожиданном нервном возбуждении про свое вино. – В полдень, когда открывают ворота, тумана уже нет, ведь так?

Маттаго кивнул. Несколько минут они молчали – слова были не нужны. Наконец Меремах хлопнул ладонью по столу:

– Строить догадки – пустая трата времени. Мы должны узнать, что произошло под Сентабой на самом деле. Как знать, не командует ли уже наш король армией мертвецов…

– Дорога туда-обратно займет четыре дня, возможно, чуть меньше. В любом случае это слишком много. Нам повезло, и мы с вами знаем то, чего больше никто не знает, однако это не то преимущество, которым стоит рисковать.

Меремах отставил на стол полупустой кубок и принялся набивать трубку.

– Я бы предложил свою помощь, но увы, моря в Сентабе нет. А если по воздуху?

Генерал Маттаго задумался. Лететь? Такая возможность была, воздушный флот, состоявший из драконов, пойманных в Короне Мира и в предгорьях, был основан еще при предыдущем короле. Проблема состояла лишь в том, что в этом случае пришлось бы посвящать в цель полета и командующего воздушной армией. Чем больше информации выйдет за пределы этих стен, тем выше вероятность, что она дойдет до ушей короля.

– Беру на себя, – негромко, но твердо пообещал генерал. – Попробую к вечеру решить вопрос.

На прощание они лишь молча пожали друг другу руки. Мертвеца из гостиной уже унесли, и сейчас о нем напоминали лишь оставленные лекарем пузырьки с целебными отварами. Проводив гостя, Меремах вернулся в кабинет, сел за стол. Тяжелые мысли не желали покидать голову. Что там случилось, в этом «проклятом розовом городе», и где сейчас армия королевства Эв… Сухопутные отряды никогда не волновали старого адмирала, но стоило представить на их месте свою Армаду, загорелые обветренные лица моряков, которых он знал почти всех поименно – и сердце болезненно сжималось. Беда может прийти и на его корабли, и от нее не спасешься в океане.

Эволдо отправил армию на смерть. Адмирал был почти уверен, что джинксландский оазис на краю ущелья стал могилой всем, кто еще неделю назад мечтал штурмовать Карсалью. Кто знает, сколько их таких пыталось убежать, обогнать свою смерть, нещадно стегая лошадей, – до Эвны добрался лишь один. Не будь этого безымянного рядового – и о трагедии под Сентабой стало бы известно лишь много дней спустя.

Або’Кенейя королю не по зубам. Будучи истинным эвийцем, Меремах и сам недолюбливал чересчур независимых джинксландцев, но воевать с ними по неестественной, необдуманной причине, после стольких лет их безупречной службы, да еще и бросаясь в этот конфликт со злостью обиженного ребенка… Меремах, преданный слуга, водивший свою армаду именем Его величества Эволдо, еще не потерял способность мыслить.

С другой стороны, если уйдет Эволдо, то коронуют старшего сына, а это значит, Эвьен. Королева умна, и если бы не ее желание контролировать все сферы жизни государства (а оно проявится, как только королевская супруга получит такую возможность), Меремах бы ее поддержал. Во всяком случае, он, как и многие в государстве, убеждал себя, что причина именно в этом, а не в ее далеких предках, однажды спутавшихся с гномами. И что именно поэтому он был с ней настолько осторожен, когда Эвьен появилась на пороге его дома со встречным предложением.

2

Город пестрел цветами. Каждый новый порыв ветра срывал с деревьев облака лепестков, их сладкая духота, мучившая Эвьен, отступала до следующей весны. Город кружился в разноцветном вальсе, словно высвобождаясь из белого савана.

С площади празднование переместилось в многочисленные парки Эвны, птицы, напуганные смехом и пением, хлопая крыльями, носились над головами опьяневших от радости людей. Доблестная армия королевства Эв поставит на колени население джинксландских земель в предгорьях, и тогда победителей будут встречать цветами. Эвна вновь раскроет им свои объятия. Счастливые горожане уже не косились настолько подозрительно на женщину, что привел с собой Его величество: к родственнице короля следует относиться подобающим образом, даже если она за всё время праздника не произнесла ни слова, а взгляд тёмных глаз был холоден как лед.

Разделив свою радость с народом, королевская семья отправилась обратно во дворец. Следом туда же переместились и придворные, оставив подданных предаваться веселью самостоятельно. Прибрежный город искрился фейерверками, его главная площадь и ближайшие улицы были усыпаны цветами.

Королева Эвьен покинула праздничный бал с закатом. Мрачное предчувствие не давало ей покоя с самого утра. На этот раз ее мысли даже вскользь не касались ненавистной пленницы с островов, слишком незначительной фигурой для королевы та была на шахматной доске государства. Эвьен смерила безразличным взглядом мужа, что танцевал с чужеземкой, весь вечер не выпуская ее из объятий, и удалилась к себе. Следом за королевой тенью скользнула верная Мередит.

Окна покоев королевы, плотно зашторенные в период цветения городских магнолий, вновь были открыты, мягкий свет заходящего солнца озарял комнаты. Не дожидаясь приказа, фрейлина ловко распустила шнуровку платья Эвьен, ослабила корсет. Из соседней комнаты появилась служанка, держа на руках новорожденную принцессу. Эвьен забрала ребенка, собираясь кормить, села в кресло, служанка с поклоном исчезла. Мередит изящно опустилась рядом на низкую золоченую табуреточку и прислонилась сбоку к креслу госпожи.

– Меня беспокоит наша армия, – тихо, словно размышляя вслух, произнесла Эвьен. Присутствие фрейлины сейчас было для нее вовсе не обязательно, королева не ждала от нее ответа. Но почему-то именно Мередит, дочь адмирала Меремаха, обычно способствовала упорядочению мыслей, и Эвьен предпочитала в такие моменты держать ее при себе. – Сегодня утром из-под Сентабы прискакал гонец с вестью, что город пал.

– Это добрые вести, Ваше величество, – пытаясь развеять гнетущее настроение королевы, вставила Мередит. Эвьен, однако, полностью ушла в свои мысли, тень с ее лица не прогоняли даже потешные движения ручек девочки, которую королева держала у груди.

– Нет, Мередит… это странные вести. Какие угодно, но не добрые. Ты, милая, из семьи моряков. Братья ведь тоже во флоте, да?

– Да, Ваше величество. Только не в Армаде.

– Вот видишь… для моряка что Эвна, что Карсалья, что вон хоть Ринкитинк – не различают они это, значит, и ты не чувствуешь… Это джинксландцы, милая. Они умеют выживать и умеют бороться. Когда Ферсах покидал Эвну, он был готов к войне: король оскорбил его предков. Эволдо послал под стены его владений нашу армию – и Фертеб Кенейя, правитель Сентабы, открывает ворота в город? Этого просто не может быть. Либо в городе их ждала ловушка.

– Но, Ваше величество… ведь говорят, что город не приспособлен к обороне, что там даже нет крепостной стены. Он бы не выдержал и десятка залпов из катапульт, возможно, господин Фертеб… испугался, что Сентабу разрушат, и предпочел сдаться?

– О нет, милая… если Сентаба такая – значит, такой ее сделали и такой она должна быть. Даже при отсутствии крепостной стены они бы вышли на бой, такие уж это люди. Я не могу понять, почему… Эволдо слишком рано начал праздновать, глупец, – королева нахмурилась. – Хорошо… предположим, они действительно открыли ворота, спасая город от разрушения. Гонца, думаю, отправили сразу же, то есть утром два дня назад. Согласно приказу моего мужа, армия не имеет права задерживаться под Сентабой, их основная цель – Карсалья. Они оставляют захваченный город и отправляются в путь в сторону джинксландской столицы. От Сентабы до Карсальи день и ночь пути. То есть…

– То есть вчера утром часть армии, направленная в Сентабу, должна была быть на месте, – подхватила Мередит. Королева медленно кивнула.

– Их столица находится ближе, до нее из Эвны часов тридцать, не больше. Значит… не позднее рассвета от стен Карсальи в Эвну должен прискакать гонец с докладом, что обе армии стоят под крепостью и готовятся к штурму.

– Вы напрасно изводите себя, Ваше величество, – мягко упрекнула Мередит. – Так вы заболеете.

Королева пропустила ее слова мимо ушей.

– Если бы только Эволдо отрекся от трона… то, что он делает, ведет страну к гибели. Но у меня нет возможности это сделать, у меня нет союзников, Мередит. Здесь все боятся за свою шкуру, пока Эв балансирует на краю пропасти. Пошли мне сил, великий Торн!..

– Мой батюшка… – начала было фрейлина, но Эвьен остановила ее резким взмахом руки.

– Меремах ничуть не лучше прочих! Причем я не понимаю, чего они все ждут! Свергнуть короля, который разрушает страну, и посадить на трон его сына – неужели наше военное командование настолько измельчало, что ни у кого не хватает на это духа?! Я не говорю про министров, они видят в переворотах лишь угрозу самим себе, но военные!

«Возможно, потому, что именем юного короля Эвардо будет править королева Эвьен», – могла бы подумать Мередит, но в своей преданности госпоже фрейлина никогда бы не решилась на столь кощунственную мысль: Мередит искренне верила, что все придворные, как и она сама, будут счастливы такой возможности.

Тяжелое предчувствие не отпускало. Музыка в бальном зале начала стихать лишь часа через три после полуночи. Эвьен, так и не сомкнувшая за ночь глаз, отправилась в покои короля, надеясь застать его одного.

Эволдо, однако, был не один, в кабинете вместе с отцом находился Эвроб, следующий по старшинству наследник королевской фамилии. Мальчик выглядел раскрасневшимся и веселым – то ли от безудержного вихря танцев, то ли от вина, которое он попробовал впервые. Королева смерила сына недовольным взглядом и уже собралась приказать ему отправляться спать, но Эволдо предупреждающе поднял руку.

– Вы что-то хотели, Эвьен?

Сын между тем устроился у открытого окна и, стараясь казаться незаметным, жадно прислушивался. Второму наследнику эвийской короны через пару месяцев должно было исполниться двенадцать лет. От отца он не раз слышал, что именно он, Эвроб, обладает подходящим характером, чтобы возглавить королевство, и лишь по величайшей несправедливости мира власть достанется зависимому от матери принцу Эвардо. Несложно догадаться, что подобная расстановка сил мало способствовала возникновению теплых отношений между братьями.

– Эволдо, у меня к вам серьезный разговор, – королева остановилась посреди комнаты, скрестила руки на груди. – Когда должен прискакать гонец из-под Карсальи?

Король скривился. Желание Эвьен быть в курсе происходящего в стране ему не нравилось. Одно дело – посвящать ее в свои решения, совсем другое – выслушивать постоянные упреки. У королевы на все политические вопросы была своя точка зрения.

– Эвьен, позвольте вам напомнить, что военное дело – немного не ваша область. Занимайтесь детьми, выращивайте цветы в саду… подавайте пример добродетельной женщины, – король вновь взял себя в руки, улыбнулся уже более спокойно. Эвьен вспыхнула, но сдержалась.

– Я хочу знать, когда в Эвне появится гонец из Карсальи, – отчеканила она.

– Сегодня на рассвете, – Эволдо пожал плечами. – Это настолько важно, что не дает вам заснуть, Эвьен? Вызовите лекаря и постарайтесь не лезть не в свое дело, с военными вопросами в государстве я справлюсь сам.

– Тогда, может, вы мне ответите, почему Фертеб Кенейя сдал Сентабу без боя? Почему они открыли ворота? Вы слепы, Эволдо, там что-то не так.

– Вы забываетесь, Эвьен, – по губам короля скользнула недобрая усмешка. – Вы упорно продолжаете сеять панику во дворце. Им некуда было деваться, Фертеб не станет допускать, чтобы роскошный город под обстрелом катапульт частями летел в ущелье Рох. Только и всего, и умерьте уже вашу фантазию, в конце концов.

– Они боятся нашей храброй армии, мама, – вставил Эвроб и грозно потряс кулачком. Не обратив на сына внимания, королева шагнула ближе.

– Эволдо, вы должны меня выслушать. Если мы так и не дождемся вестей из-под Карсальи, прикажите отправить на разведку воздушный отряд. Там что-то случилось.

– Эвьен, дорогая… послушайте меня, ложитесь спать. Праздник утомил вас, – вкрадчиво заметил король, обнимая ее за плечи. Эвьен сбросила его руки, лицо ее пылало гневом.

– Как бы праздник не стал похоронами! Вы развязали этот конфликт из-за женщины с островов, так теперь еще и не желаете смотреть в глаза правде! Это не колесуны беспомощные, это Ферсах Або’Кенейя и его армия! Так воюйте с ними нормально, а не играйте в солдатики, или подпишите мир, проявите королевскую мудрость!

Эволдо укоризненно покачал головой.

– Вы напрасно так враждебно настроены к нашей милой Лангвидэр… вам, Эвьен, придется относиться к ней как полагается, хотите вы этого или нет.

– Что вы имеете в виду? Как будто я вас не знаю, Эволдо, вы выбросите ее через месяц и вновь приметесь за моих фрейлин. Отправьте ее домой, провались она к гномам!

От ее взгляда не укрылось, как заговорщицки перемигнулись отец и сын.

– Мама, кузина Лангвидэр…

– Что вы несете, Эвроб? – королева ошеломленно воззрилась на мальчика. Тот, сидя на стуле, невозмутимо болтал ногами. – Какая она вам кузина?

– Устами ребенка, дорогая… – Эволдо шутливо погрозил сыну пальцем и взял со стола лист плотной гербовой бумаги. На таких писалась династическая книга. Эвьен недоверчиво вскинула брови.

– Сегодня, незадолго до начала бала, я провел с министрами короткое заседание. Они согласились, что Лангвидэр вполне может являться моей племянницей. Желаете ознакомиться? – король помахал листом в воздухе. Эвьен, еще не до конца осознав услышанное, пожала плечами, но лист взяла.