Текст книги "Среди руин цветут деревья (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

Воцарилось долгое молчание. Слабый ветер мягко ерошил перья птицы.

– Он не отпустит эту землю. Он зальет ее кровью, будет гнать сюда новых и новых солдат, найдет способ бороться с нашими болотами. Но не отпустит… Я еду в столицу, – мужчина неожиданно резко сменил тон. Сова встревоженно захлопала крыльями. – Пока отсюда еще хоть как-то можно выехать. Если я отправлю послов, он не станет слушать. Есть надежда, что мне удастся убедить его это прекратить. В конце концов, самое ценное, что у меня есть, – это моя жизнь. А ее я готов отдать в обмен на мир на этих землях.

Птица беспокойно топталась по ветке. Человек протянул руку, погладил ее по голове.

– Я знаю, что тебе это не нравится, но выхода нет. Пока у власти был Эволдо, мы могли не бояться. А теперь… хочешь не хочешь, а бояться нас принуждают. Я не готов жить, постоянно оглядываясь по сторонам и не зная, что будет завтра. К тому же не думаю, что переговоры могут быть настолько опасны. Я возьму только меч и двоих людей для охраны, пусть видят, что мы приехали с мирными целями. Я вернусь, обещаю.

Птица отодвинулась, расправила крылья и неслышно поднялась в воздух. Через пару минут она скрылась в лесу. Человек проводил ее взглядом и, погруженный в размышления, направился в ту же сторону. Если не поторопиться и не выехать из Анардаху до полудня, потом может быть поздно. Стратегия ведения карательных операций на северной земле вряд ли поменяется с прошлого раза. Войска входили не только на территорию Анардаху, хорошо вооруженные отряды расквартировывались вдоль границ – уничтожать возможных дезертиров собственной армии и безжалостно перехватывать местных жителей, пытавшихся покинуть провинцию. Королевский советник Орес Нао очень не любил Анардаху.

Большая пятнистая сова неслышным призраком скользила вдоль границы. Все, кто видел ее, сходились во мнении, что на залитой кровью земле у этой птицы есть какое-то невыполненное дело. Она не пересекала границу, держась в отдалении, с высоты наблюдая, как, поднимая пыль, по двум дорогам, ведущим на север, движется эвийская конница, катятся пушки и марширует пехота. У Сентабы был ее розовый туман, от которого, как говорили, умер Его величество. У Карсальи – неприступные крепости, поднимавшиеся по склонам Короны Мира. У Гаялета – здравомыслие Огару, приказавшего армии вовремя сдаться. У Анардаху не было ничего. Лорд Унхева, мятеж которого спровоцировал все последующие события, уехал в Ринкитинк. Объединенная армия королевства Эв смело марширует на север, и навстречу ей ведет оккупантов внук сбежавшего правителя. Человек, который подписывает указы рукой принцессы, не оставит от этой земли ничего, кроме пыли. Не спасут ни болота, разверзавшиеся под ногами солдат, ни попытки организовать оборону.

Давным-давно, еще в человеческом обличье, она молилась за дорогих ей людей.

3

– Разумеется, нет, у принцессы одна голова, – Орин удивленно вскинула брови. Дороти смущенно потеребила подол юбки. Еще утром пойти к хозяйке поместья с вопросом «меняет ли принцесса головы» не казалось ей настолько странным. Сейчас же Дороти чувствовала себя безумно глупо. Ну в самом деле, разве может здравомыслящий человек представить, что кто-то – пусть даже могущественный колдун – способен снимать с шеи одну голову и надевать на ее место другую. – Конечно, ходят разные слухи, всё же наша принцесса взошла на трон совсем недавно, люди не успели достаточно хорошо ее узнать. Но голова у нее определенно одна, за это я ручаюсь. А откуда ты вообще это взяла? – в свою очередь полюбопытствовала женщина. Дороти продолжала теребить оборки на юбке.

– Моя курица, Биллина… она бродила ночью по саду и пришла под окно комнаты принцессы. Вот Биллина и рассказала, будто видела, как на принцессе была другая голова, а та, с которой ее видела я, стояла рядом, как пустой кувшин, – доверчиво поведала Дороти.

Отсмеявшись, Орин посоветовала ей не придавать особой веры воображению кур, пусть даже желтых, а больше полагаться на собственное видение мира. У одного человека не может быть несколько голов. Дороти краснела от стыда, чувствуя себя глупой фантазеркой, однако сейчас, спустя несколько часов после их утреннего разговора с Биллиной, неожиданно поняла, что уверенность курицы в собственных наблюдениях посеяла в сердце семена недоверия. Даже если отбросить этот вопрос с головами принцессы, оставался один момент, который девочка желала бы прояснить. Лангвидэр и ее служанка, находясь в комнате одни, уверенные, что их никто не слышит, обсуждали ее, Дороти, голову. А перед этим Нанда настойчиво интересовалась, не желает ли фея Дороти остаться в Эвне. Зачем она им? Да, она фея, чей домик упал на ведьму Востока, ее чтят в стране Оз, но здесь, в Эв, она никто. И это скорее чудо, чем закономерность, что служанке принцессы Лангвидэр было знакомо имя канзасской путешественницы. Но ведь не из-за домика же она их заинтересовала! Кому какое дело – здесь, на побережье, за пустыней и горами – чьим был этот домик, они даже могут не знать, кто такая ведьма Востока. Да и скорее всего не знают. Дороти была представлена принцессе как гостья Орин, не как фея из страны Оз. Так чем ее скромная персона могла заинтересовать эту странную женщину с неподвижным лицом?

Биллина могла приврать, могла чего-то не понять, но ее подозрения не возникали на пустом месте. Дороти пожалела, что утром была с курицей излишне резка. Возвращаясь к событиям прошлой ночи, девочка невольно вспомнила появившегося на балу человека, вслед за которым вышли из зала Орин и ее отец. Однако внезапно появившееся осознание, что Орин практически наверняка не скажет правду, отговорившись первым попавшимся незначительным пустяком, заставило Дороти промолчать. Она оставила хозяйку поместья одну и, решив разыскать Биллину и извиниться перед ней, отправилась во двор. Курица последнее время в основном пропадала там в обществе павлина.

Однако во дворе Биллины не оказалось. С океана дул легкий ветерок, и Дороти, решив немного изменить первоначальные планы, пешком отправилась по длинной улице вдоль ровно выстроившихся особняков. Миновав шлагбаум, девочка свернула на дорогу, ведущую к берегу. По этой дороге несколько дней назад она пришла в столичный пригород, чтобы начать понемногу знакомиться с его обитателями. Теперь Дороти с уверенностью могла себе сказать, что почти преодолела страх перед четырехногими существами – во всяком случае, узнала их слабые места. Колесуны могли передвигаться только по ровной поверхности, так что в случае чего Дороти могла, как и в первый раз, забраться на ближайший холм, а потом пригрозить, что, если она не вернется, Орин станет ее искать. Это было еще одним уязвимым местом невоспитанных существ: они боялись Орин до дрожи в коленях.

Осматриваясь по сторонам, Дороти бодро шагала в сторону океана. Блеск фиолетовой воды притягивал, словно магнитом. Дядя и тетя вновь назовут ее выдумщицей, стоит лишь заикнуться о фиолетовой воде. Но какой смысл что-либо придумывать, если океан Нонестика существует на самом деле? Башмаки Дороти быстро покрылись кирпичной пылью, так что ей казалось, что и она, выросшая в Канзасе, может прикоснуться к радуге волшебного мира. Здесь, на берегу океана, даже сменные головы принцессы становились чем-то незначительным. Дороти не сразу заметила, что мимо, не обращая на нее никакого внимания, движется небольшой отряд колесунов. Впервые Дороти увидела их женщин – таких же костлявых и нескладных, как мужчины, разве что ярко накрашенных и одетых в пестрые платья с короткими юбками. Колесуны в мрачном молчании ровно скользили вперед. Впервые, если не считать времени, когда эти существа тянули колесницы Орин, Дороти не слышала от них уже ставших привычными воинственных воплей. Подобная сдержанность для колесунов была не характерна. И Дороти, с привычным ей состраданием, забыв о том, что отряд этих типов напал на нее в первый же день ее пребывания на материке, не могла не вмешаться.

– Господа колесуны, добрый день! У вас что-то случилось? – вежливо поинтересовалась она у удаляющихся спин. Колесуны начали останавливаться настолько резко, что, кажется, даже наезжали друг на друга. Наконец весь отряд развернулся, и десятка два пар глаз хмуро уставились на девочку. Дороти мигом пожалела, что вообще подала голос. Но разве дядя не учил ее, что нужно помогать попавшим в беду? Да и Озма поступила бы точно так же. Колесуны бесцеремонно рассматривали замершую на обочине дороги Дороти.

– Гляньте, это та девчонка, которую Орин притащила в дом, – наконец подал голос один из них.

– И вот нам от этого сильно легче, да? – огрызнулся второй. – Кого хотят – того и тащат, нам их гости ни в какое место не вперлись.

– Слушайте, а может, ее в заложники взять? Ну и скажем Орин, так и так…

– Да заткнитесь, придурки! – это вступила разрисованная, как попугай, дама. – А ты, – она наградила Дороти хмурым взглядом, – тебе какое дело?

– Я просто хотела помочь, – девочка скрестила руки на груди. – Но я уже в который раз убеждаюсь, что вы невоспитанные типы и не оцените ничью помощь. Так что считайте, что я ничего не говорила.

– Ах невоспитанные! – взвизгнула дама, перья на ее шляпе гневно закачались. – А это воспитанно – так с нами поступать?! Нас снова выгоняют на улицу, потому что губернатор Эвны будет здесь что-то строить, чтоб его внуки передохли от лихорадки! Это воспитанно – продавать землю и не поставить в известность тех, кто на ней живет?! Это наша земля! Больше мы не согласны это терпеть!

Остальные согласно загомонили. Теперь уже им, по всей видимости, было всё равно, есть у них слушатели или нет, – им нужно было просто выговориться.

– Мы не уйдем отсюда! Ляжем на дороге и никого сюда не пустим! На трупах пусть строят.

– Да заткнись ты, – разбушевавшуюся ораторшу оттеснил ее сосед. – И чего мы добьемся? Того, что сюда пришлют солдат с плетьми и погонят нас в Анардаху на роль живых мишеней! Долго твоя тощая задница продержится, хотел бы я знать!

– Что значит «на роль мишеней»? – Дороти удалось наконец вставить слово.

– А то ты не знаешь! Не прикидывайся, жить у Орин и ничего не знать. У советника Ореса очередная война с Анардаху, а чтобы не губить людей почем зря, перед армией гонят самых ненужных. Вот нас туда и отправят, если будем спорить.

– Да что с ней разговаривать, поехали.

– Я сказала, что никуда отсюда не уеду, – значит, не уеду! Хоть режьте, хоть в Анардаху ссылайте!

Продолжая жаловаться и ругаться, пестрый отряд вновь развернулся и укатил прочь. Дороти застыла у края дороги, пытаясь осознать услышанное. Анардаху… Ей определенно было знакомо это слово. Дороти готова была поклясться, что его прошлой ночью произнес ворвавшийся в зал гонец. Она слышала его и раньше, от Орин, как большинство других названий в королевстве. Кажется, это где-то на севере. Выходит, у страны Эв война? Но разве Анардаху – не часть страны Эв? Гражданская война?

Всё, что Дороти знала о гражданских войнах, скатывалось к краткому изложению истории американских Севера и Юга в исполнении дяди Генри. Но даже этого было достаточно, чтобы понять, что внутренние конфликты ничем не лучше внешних, а временами даже хуже. Озадаченная, Дороти продолжила свой путь в куда более угнетенном настроении. То немногое, что она услышала от колесунов, не способствовало веселью. Несмотря на то, что добра от этих существ Дороти не видела, сейчас она невольно начала проникаться к ним состраданием. Это очень горько, бросать свой дом и обустраиваться в другом месте. Неважно, кто ты – человек, полевая мышь или странное создание с ногами на колесах – привязанность к родным местам от этого не зависит.

Она была уверена, что колесуны нагло врут, утверждая, что прибрежная земля является их собственностью. Они кричали об этом, чтобы напугать девочку, приплывшую по океану в полуразбитом курятнике. Но вряд ли они думали, что в скором времени будут вынуждены покидать эту землю. Куда они пойдут? Дороти с удивлением поймала себя на мысли, что проблема колесунов волнует ее всё больше и больше. Нужно посоветоваться с Биллиной. А потом… еще раз спросить Орин. Эти странные создания работают на нее, неужели она допустит, чтобы они исчезли из Эвны?

С другой стороны, они вряд ли представляют особую ценность. Лицемерные и наглые, они ценят лишь грубую силу. Орин и ее прислуга обращается с ними как с домашним скотом, и Дороти не раз слышала, что иначе колесуны вообще перестанут что-либо делать. Гораздо проще использовать коней. Однако какими бы они ни были, никто не заслуживает участи быть отправленным на фронт в качестве живого щита, – это было бы слишком жестоко даже для тех, кто не является людьми. Дороти твердо решила, что, вернувшись, непременно переговорит с Биллиной, и они вместе придумают подходящий план спасения колесунов. В таком свете даже сменные головы принцессы и ее желание заполучить голову Дороти теряли свою злободневность. Уж за свою-то голову Дороти сумеет постоять.

***

Цветы. Повсюду белые цветы. Иногда, наблюдая за принцессой Лангвидэр, Орес начинал понимать королеву, которая больше магнолий ненавидела разве что гномов. От белых цветов с желтыми сердцевинами рябило в глазах. Лангвидэр питала к ним какую-то нездоровую привязанность. Впрочем, магнолии были единственным, что вызывало у нее хоть какие-то чувства. В период цветения городских садов безвольные остатки жизни, что теплились в тридцати головах принцессы, словно объединялись в едином стремлении окружить ее этими цветами. Разумеется, потом, когда вороха лепестков полетят с деревьев под порывами ветра, исчезнет сладкий душный аромат, спадет с города белый саван. Оставшуюся часть года принцесса вплетает в волосы восковые цветы.

Это считается дурной приметой. Воск – материал мертвых, неизменный атрибут на похоронах. Восковые цветы вплетают в венки, чтобы почтить память давно ушедших родственников. Украшать ими голову – гарантированный способ привлечь к себе смерть. Принцессе Лангвидэр нечего терять. В мастерских при дворце работает десяток первоклассных умельцев – они делают восковые цветы не отличимыми от настоящих.

Сейчас, пока цветут городские сады, магнолии в волосах принцессы – живые. Господству этих деревьев над Эвной больше сотни лет, но у всех, кто хоть раз видел принцессу, они ассоциируются теперь именно с ней. У всех голов Лангвидэр длинные волосы, и как бы ни причесывала их маленькая шустрая Нанда, завершающим штрихом всегда будут магнолии.

Когда Орин прижимала усыпанную цветами ветку к своим волосам, она просто не могла быть серьезной. Он никогда не позволит ей носить эти проклятые цветы. Потому что они напоминают о безвольной околдованной женщине со сменными головами.

– Что это? – безразлично спрашивает принцесса, пустым взглядом уставившись в вытянутый перед ней на столе лист. Сегодня она томная задумчивая шатенка. Кажется, это начало второго десятка, – во всяком случае, голова определенно не из недавних.

– Приказ, – Орес пожал плечами и протянул ей перо. – Ваше высочество…

Она подписывает. У нее на запястье – рубиновый ключ. Орес принес ей его год назад. Рядом крутится служанка – она не отходит от принцессы ни на шаг, – пожалуй, это единственное, на чем советник не настаивал. Девушка протягивает печать, явно хочет что-то спросить, но молчит, лишь пытается заглянуть в бумагу.

– Приказ об ужесточении карательных мер в отношении повстанцев в Анардаху, – словно нехотя поясняет Орес. Ему нравится наблюдать за реакцией служанки. Лангвидэр – кукла, а вот на лице девочки мигом отражаются все испытываемые эмоции.

– Но… не лучше ли отправить послов в Ринкитинк с требованием выдать лорда Унхеву? – неуверенно предлагает Нанда и тут же вся сжимается, словно ожидая удара.

– Каждый человек ценен на своем месте, – улыбается Орес Нао – Нанда предпочла бы, чтобы он и в самом деле ее ударил. Это единственный вопрос его политики, в котором он идет против здравого смысла.

Нанда поклонилась, пряча взгляд. Орес свернул бумагу в трубку и, не оборачиваясь, вышел. Принцесса, устало вздохнув, отложила перо.

– Нанда… он мне надоел. Я не хочу подписывать то, что он приносит, я вообще не хочу управлять страной. Я могла бы примерять перед зеркалом головы. Сейчас цветут магнолии, значит, я хочу, чтобы ты чаще меня причесывала.

Девушка застыла в поклоне, не решаясь выпрямиться. Обычно Орес появлялся в покоях принцессы не больше, чем на четверть часа в день. Всегда один, с готовыми указами, выверенными и откорректированными целым штатом специально обученных людей, которые подчинялись непосредственно ему самому. От принцессы требовалась лишь подпись. Чем больше проходило времени, тем тяжелее воспринимала Лангвидэр необходимость даже на четверть часа в день покидать свой панцирь и контактировать с внешним миром, единственным связующим звеном с которым оставался Орес Нао. А он был слишком сложной мишенью. Окажись на его месте кто-то другой, из министров, военных – да кто угодно, Нанда бы не задумывалась. Воспитание в лаборатории отца приносило свои плоды: девушке было известно около двух десятков способов убийства, замаскированных под обычные человеческие недуги. Это требовало определенного опыта – да и, что греха таить, смекалки – но было вполне осуществимо. Как подобраться к Оресу, Нанда не знала. Не признавалась госпоже, чтобы не потерять ее доверие, не признавалась самой себе: она боялась его настолько, что немели ноги.

Лангвидэр – принцесса, Нанда прислуживает принцессе. Но, великий Торн, смилуйся и позволь вернуть короля Эволдо. Это мысль чаще других посещала Нанду за первый год чужеземки на троне королевства Эв.

Опираясь на руку служанки, Лангвидэр медленно встала. Кроме Ореса Нао, в их уединенном крыле других посетителей не было. Когда количество голов в коллекции принцессы перевалило за десяток, Нанда распорядилась переоборудовать одну из комнат в будуар, вдоль двух стен которого расположились высокие закрывающиеся ящики. Не видя необходимости в дополнительных мерах безопасности, Лангвидэр открывала эти ящики одним ключом. В том, что ключ от всех ее голов был подарен ей Оресом Нао, женщина не видела никакого особого символизма – ей было просто всё равно. Алый рубиновый ключ украшал ее запястье, позволяя подданным безошибочно узнавать принцессу, владевшую чудодейственной способностью менять собственную внешность.

Ведя принцессу к будуару, Нанда потерянно молчала. Лангвидэр же, даже получив возможность говорить по-эвийски, пользовалась ею лишь для коротких рубленых приказов и нескольких безразличных фраз, которыми она общалась со своей служанкой. Она ненавидела страну Эв и всё, что было с ней связано. Женщина с островов уже не помнила родной язык, и это еще больше усугубляло отторжение. Сейчас, спустя год, Нанда понимала, что ее надежды были напрасными: материк никогда не станет принцессе домом.

В Анардаху очередной конфликт. Нанда узнала об этом с большим опозданием, когда новостью уже гудел весь двор. Прислуга сходилась во мнении, что события прошлого года повторятся с новой силой – и будут повторяться до тех пор, пока у власти находится Орес Нао. А у него, говорят, жена была родом из Анардаху… Об этом перешептывались особо болтливые горничные, постоянно озираясь, ибо тема негласно находилась под запретом. Не то чтобы Нанде было дело до далеких северных земель – центром ее вселенной оставалась принцесса Лангвидэр – но даже ей, семнадцатилетней девчонке, происходящее казалось верхом неосмотрительности. За свою давно сбежавшую жену Орес хочет втоптать Анардаху в грязь.

«Ваше высочество, это слишком опасно». Опрометчивые слова едва не сорвались с ее губ. Если однажды случится так, что группа отчаянных смельчаков решится выступить против Ореса Нао, его неминуемо привлекут к ответственности. Ему припомнят северную землю и отправляемые туда, как в прорву, армии. А он будет отбиваться, он не такой человек, чтобы покорно молчать, принимая выдвигаемые обвинения. Ни один из указов касательно безжалостного уничтожения повстанцев не подписан им самим. Имя Ореса Нао вообще ни разу не упоминалось рядом с названием Анардаху. В чем в таком случае его можно обвинять? Опытный игрок, он выкрутится. Принцесса – не сможет. Не в его полномочиях в принципе решать, с кем и как должна воевать эвийская армия. Тысячи погибших солдат и мирных жителей, голод и разоренная земля – они на совести женщины со сменными головами.

Это слишком опасно. За его личную неприязнь отвечать придется ей.

Нанда скорее откусила бы себе язык, чем согласилась бы произнести это вслух. Сдерживал ее не страх перед королевским советником, а то, что именно от него зависело благополучие принцессы Лангвидэр. Одно его слово – и женщина осталась бы без своих голов, без роскоши дворца и бесчисленных цветущих магнолий. Рисковать спокойной жизнью принцессы во дворце Нанда не была готова даже ради спасения невинных жизней. Ее, по большому счету, тоже не волновал внешний мир – ее миром была Лангвидэр.

Им придется за это отвечать. Нанда смирилась с таким положением вещей через несколько месяцев после коронации принцессы. Когда-нибудь, в необозримом будущем, не сейчас. И уже тогда она сумеет спасти свою принцессу, как не смогла спасти от топора, занесенного рукой королевы. Но насколько же легче жилось при короле Эволдо…

Нанда толкнула дверь в будуар. Зеркала, покрывавшие свободное от ящиков пространство стен, мгновенно заиграли отражениями. Сколько раз Нанда видела эту картину: Лангвидэр, менявшая головы по несколько раз в день, и она, служанка, не отходившая от госпожи ни на шаг. Две фигуры множились в зеркалах. Женщина вытянула руку, алый ключ закачался на запястье. Нанда осторожно стянула ключ с ее руки и направилась к ящикам. Лангвидэр, медленно неуверенно ступая, направилась следом.

Ее руки снова не сразу касаются шеи. Она сдергивает голову неосторожно и резко, даже не расстегивая ошейник. Перед тем как убирать голову в ящик, нужно вытащить цветы – они вянут непростительно быстро. Перерубленная шея точно встает в тёмную подставку. Без маленькой шустрой служанки не было бы этой коллекции. Нанда как никто другой знает, какие головы желает носить эвийская принцесса. Все они чем-то похожи на ту, первую, с длинной светлой косой и полыхающими ненавистью глазами. Во всех них есть что-то неуловимо-общее.

– Госпожа, что вы желаете надеть сейчас?

Нанда давно перестала удивляться абсурдности этой ситуации. Она помогает госпоже выбирать голову, как раньше помогала выбирать платья. Лангвидэр равнодушна к нарядам. Она любит белый цвет – это всё, что Нанде известно о вкусе принцессы в одежде. И этого более чем достаточно, Нанде кажется, что, принеси она принцессе какие-нибудь произвольно взятые лохмотья – и Лангвидэр не заметит разницы. Сменные головы… и магнолии. Оглядываясь назад, Нанда не всегда может справиться с невольно охватывающим душу страхом: женщина, которая носит эвийскую корону, не заслужила такой участи. Она не сделала этой стране ничего, за что ее следовало обречь на бесцельное существование тела с тридцатью сменными головами.

Нанда приносит ей головы. Принцесса ни разу не спросила, откуда они с такой легкостью появляются в руках маленькой служанки, но Нанде кажется, что в такие моменты госпожа радуется. От пленницы с островов осталось лишь тело, голова исчезла в неизвестном направлении. Тело не сохраняет воспоминаний. Лангвидэр научилась стоять без головы. Нанда привыкла видеть ее и такой. Голова молча косится со своей подставки.

– Открой мне средний ряд, – она наконец размыкает губы. Нанда послушно кивает и разворачивает голову так, чтобы та видела ящики – их тридцать, и они располагаются на двух стенах по десять в каждом ряду.

Дверцы ящиков бесшумно открываются алым ключом. Нанда уже не вздрагивает от того, как оценивающе впиваются взгляды отрубленных голов в ее фигуру. Когда-то у них у всех были разные характеры, полноценные личности. После смерти они сумели сохранить лишь то, что испытывали в ее момент. Кто-то – гнев, кто-то – удивление. Растерянность, безразличие, облегчение. Их лица застывали в определенный момент и больше не менялись. И вместе с тем тридцать ящиков принцессы Лангвидэр были царством обреченности.

Нанда отступила назад, окинув взглядом открывшийся ряд. Она помнила каждую, могла безошибочно перечислить, при каких обстоятельствах встретила женщин, ставших ее жертвами. Нанда училась быстро. А принцесса любила новые головы.

Они молчали, лениво моргая, и длинные ресницы ложились густыми опахалами. Нанде больше не хочется бежать от них. Она обняла принцессу за талию, давая привычную опору. С каждой из этих голов Лангвидэр красива. Издалека.

– Нанда, я хочу голову этой девочки. Она будет чудесно смотреться, если ее причесать и украсить цветами.

– Моя госпожа, я могу пойти за ней сейчас же, – Нанда гладит принцессу по спине, не поднимаясь выше плеч. Она всё еще не может заставить себя касаться перерубленной шеи. Голова на подставке медленно закрывает глаза.

– Нет, Нанда. Девочка должна повзрослеть.

– Госпожа, это опасно. Она не хочет оставаться в Эв, мы не можем ее удержать. Разве что… – неожиданно пришедшая мысль пронзает Нанду, словно током. Если поместить девочку в некое изолированное пространство и путем дурманящих отваров заставлять ее мозг продолжать похождения в реальности. Несколько лет подряд. До тех пор, пока ее голова не станет достаточно взрослой для того, чтобы принадлежать принцессе Лангвидэр.

Сколько ей сейчас? Двенадцать, тринадцать? В любом случае она еще совсем ребенок. Даже если принять допущение, что в ее мире время может течь совсем иначе. Таким образом, потребуется не меньше четырех лет. Нанда не была уверена, что справится с чем-то подобным сама, – выходит, придется просить отца о помощи. Принцесса была нужна ему для каких-то собственных целей, которые даже для Нанды пока что оставались загадкой, однако к сменным головам он относился весьма скептически. Выходит, нет никакой гарантии, что он согласится помочь.

Оставались, помимо этого, еще два слабых места в плане пленения Дороти Гейл. Конечно, слишком низка вероятность того, что в очередной голове принцессы кто-то опознает озианскую фею, чей домик давным-давно упал на ведьму Востока. И всё же такая вероятность есть. Весть о том, что эвийская принцесса носит голову бесследно пропавшей несколько лет назад феи, разорвется на материке подобно пушечному ядру в пороховом сарае.

Что касается второй опасности… Нет никакой гарантии, что спустя четыре года женщина с островов до их пор будет у власти. Если бы кто-то спросил личное мнение самой Нанды, она бы однозначно ответила, что искренне надеется, что спустя четыре года Лангвидэр сменят хоть Эвардо, хоть Эвьен, хоть вообще гномий король Рокат, но принцессе будет позволено удалиться из дворца. Однако будет ли у нее, Нанды, тогда возможность поддерживать в надлежащем состоянии отрубленные головы, требовавшие регулярной обработки не самыми простыми составами? В таком случае еще одна голова будет только в тягость. Нанда инстинктивно крепче обняла Лангвидэр.

– Разве что? – ровно переспросила расположенная на подставке голова.

– Госпожа… если вы согласны ждать, я попробую что-то сделать, – тихо отозвалась Нанда, ее пальцы вновь заскользили по спине женщины. – Я уверена, это будет лучшая ваша голова.

– После моей?

– Да, госпожа.

– Нанда, ты обещала… принеси мне мою голову.

Девушка приподнялась на цыпочки и, не расстегивая, стянула жемчуг с шеи принцессы. По сравнению с Лангвидэр Нанда кажется совсем юной, почти ребенком, но именно от этого ребенка принцесса зависит практически полностью.

– Госпожа, вам нужно сейчас выбрать голову, – мягко поторопила Нанда. В зеркалах множится отражение двух фигур. Нанда старается не смотреть на потолок – у нее нет никакого желания лишний раз видеть сверху шею принцессы Лангвидэр. Голова на подставке задумчиво косится на содержимое ящиков.

– Может быть, номер двенадцать? – наконец изрекает она и встречается с упомянутой головой взглядом. Номер двенадцать – смуглая брюнетка, как и самая первая, из Роше Ри. Теперь Нанда умнее, она даже не приближается к дворянкам.

– Прекрасный выбор, – послушно кивнула она и подошла к ящику, чтобы вытащить голову. Принцесса как-то неопределенно хмыкнула, девушка застыла, ожидая дальнейших указаний.

– Или номер семнадцать… – тянет голова на подставке. Сама она – девятая. Фактически, одна из первых.

– Номер семнадцать была на вас вчера на балу, – осмелилась возразить Нанда. Обычно принцесса не надевает одну и ту же голову чаще, чем раз в неделю. Голова на подставке вновь согласно моргает.

Биллина отчаянно махала крыльями, пытаясь удержаться в воздухе на одном уровне. Над подоконником были видны лишь ее гребешок и глаза, и птица опасалась подниматься выше, дабы не быть замеченной. Не лучшая позиция для наблюдения, но особых вариантов у курицы не было. Да и что такое с полчаса помахать крыльями, если Биллина успела убедиться в том главном, за чем она, собственно, сюда и притопала. Насчет принцессы она не ошиблась. Курица едва удержалась от торжествующего вопля, когда увидела, как женщина сдергивает с шеи голову и ставит ее на подставку. В одном из открытых ящиков Биллина заметила уже знакомую голову, что, словно кувшин, стояла рядом с Лангвидэр на подоконнике прошлой ночью. И после этого глупое дитя осмеливается подвергать слова Биллины сомнению?

Безголовое тело шагнуло ближе к ящикам. В этих сейфах, которые служанка открывает одним ключом, несомненно, находятся головы. Курица умела считать только до двадцати, так что с этим она справилась, после чего осталось еще некоторое количество ящиков. В любом случае, одному человеку иметь столько голов – это как-то слишком. Людям они просто не нужны в таком количестве!

К виду безголовых тел Биллина привыкла: на ферме кто-то регулярно оставался без головы. Но вот людей в подобном положении ей пока что видеть не доводилось, и курица твердо была уверена, что прекрасно бы прожила без знаний в этой области.

– Что же она, черт возьми, такое… – пробормотала запыхавшаяся курица, приземляясь под куст. Осталось вернуться в дом Орин, найти Дороти и пересказать недоверчивой девчонке увиденное. Если она не поверит и теперь, это будет просто верх глупости. Хотя… почему она, почтеннейшая уважаемая курица, волнуется за какую-то Дороти Гейл, с которой познакомилась несколько дней назад посреди океана? Преисполнившись чувством ответственности за ближнего своего, Биллина скорбно вздохнула: с этими детьми никаких нервов не останется. Глубоко задумавшись, курица никак не ожидала, что некий тяжелый предмет сзади опустится на ее гребешок. Удар был настолько сильным, что Биллина не успела осознать, что происходит, – она просто провалилась в темноту.