Текст книги "Асмодей (СИ)"
Автор книги: Dragoste
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц)
С благоговейным трепетом все склонились перед ним в низком поклоне, и лишь Аврора, забывшая как дышать, будто завороженная смотрела за тем, как демон сбрасывает с себя печать проклятого, обращаясь обычным человеком. Инстинктивно она понимала, что должна склониться, подобно остальным, но не могла заставить себя пошевелиться. В это мгновение он завладел не только ее телом, но и душой, обратив несчастную в каменное изваяние. По чести, так оно и было: с этого дня он ее владыка, ее господин, ее всё, а она… теперь она его вещь – игрушка, одна из многих, призванная разбавить скуку. К собственному удивлению, чувство принадлежности кому-то не волновало девушку, этот прискорбный факт ощущался как-то… никак, да и чувство страха в ней от времени как-то притупилось. Впрочем, как и инстинкт самосохранения. Порой, при воспоминаниях о пройденных пытках (Боже, через что она только не прошла за эти годы), ей начинало казаться, что она вообще разучилась чего бы то ни было бояться.
К тому моменту, когда Асмодей поравнялся с Авророй, он уже полностью принял человеческое обличие, обратившись, надо сказать, в весьма привлекательного мужчину, хотя красота его была своеобразной. Стоя подле него, девушка едва доставала ему до плеча, уткнувшись взглядом в ключичную кость, влево от которой уходил фигурный шрам, скорее напоминающий печать, чем боевое ранение. Слажен мужчина был атлетически, напоминая фигурой изваяние греческих богов. Мускулистые руки, развитая грудная клетка, рельефный живот, – посмотреть было на что. Правильные черты лица, высокие скулы и прямой нос хранили на лике некую долю аристократизма, которой Создатель наградил всех своих ангелов, которую падшие так старательно пытались сохранить после низвержения. Густые волосы, тронутые едва уловимой волной, были зачесаны назад, обнажая лоб и каскадом падая на плечи. Лишь одна непослушная прядь выбивалась из общего уклада, падая на левую щеку. Которую, к слову, до середины расчертил едва уловимый на бронзовой коже шрам, поднимающийся к рассеченной брови.
Однако не это в облике демона привлекло внимание девушки. Сначала ее взгляд застыл на иссиня-черных волосах, в которых белела внушительная седая прядь, а потом на глазах, поистине дьявольских. Один из них был изумрудно-зеленый с медовой окантовкой по краю, другой – янтарный с черными вкраплениями на радужке. В общем, не мужчина, а огонь!
Одет Асмодей был очень просто для демона, привыкшего к роскоши, но это только добавляло ему шарма. Плечи укрывал зеленый шелковый халат в пол, без рукавов, не имеющий ни застежек, ни пояса, но богато украшенный золотой вышивкой в форме арабского растительного орнамента, и темно-зеленые, однотонные свободные штаны, прихваченные на бедрах шелковым шнуром. Ноги были босые, что придавало бесшумность его движениям, будто он парил в невесомости.
Только встретившись с ним взглядом, девушка поняла свою оплошность: вместо того, чтобы склониться, как было велено, она позволила себе бесстыдно рассматривать хозяина. Сердце сразу опустилось в пятки – все-таки она помнит, что такое страх. Склонившись под его тяжелым взглядом, девушка сразу почувствовала необходимость прикрыть наготу, настолько оценочным и огненным он был, казалась даже кожа начала гореть огнем. Хотела она попросить прощения за подобную дерзость, только вот слова застыли на губах. Так и осталась Аврора молчаливо стоять перед ним, не зная, куда себя деть от стыда.
– Она не знает о правилах? – проговорил Асмодей, таким завораживающим, но в то же время спокойным голосом, каким может говорить только демон соблазна. Бархатистый, с легкой хрипотцой, он был наполнен какой-то призывной истомой, от которой сотни мурашек побежали по коже девушки.
В это мгновение Аврору, будто молнией поразило. Это его голос слышала она во сне в первую ночь после сделки с Дьяволом, это его голос преследовал ее все эти годы, будто какой-то проводник по миру проклятых. В момент первой встречи она слышала голос демона, но сейчас… Сейчас говорил человек. Инстинктивно Аврора подняла вверх свою головку, будто желая убедиться, что этот бархатистый баритон принадлежит именно ему.
– Она предупреждена, – произнесла Дэлеб, подходя к ним. Едва уловимым кивком Асмодей вынес свой приговор и, не говоря ни слова, удалился в свои покои. В тот же миг несчастная почувствовала обжигающий танец плетей на своей спине, с горечью признавая, что в сравнении с ним черти-тюремщики были почти ласковы. Что ж, сама виновата. В аду существовала жесткая иерархия и жесткие правила, а она позволила себе нарушить и первое, проявив неуважение к господину, и второе, выражавшееся в том же.
К счастью, эта пытка продолжалась недолго, и вскоре ее почти бездыханное тело отволокли в небольшую пещерку, заменившую ей комнату. В целом, она не многим отличалась от ее камеры, только была светлее и чище. Все те же голые стены и темный потолок. Только к ее радости был здесь небольшой столик, пара восковых свечей и выдолбленная в камне ниша с водой, предназначенная для умывания.
Зачерпнув пригоршню прозрачной жидкости, Аврора поднесла ее к губам, делая первый, за последние пять лет, глоток воды. Целительная влага смочила потрескавшиеся губы, горло и опустилась ниже. Будто потеряв контроль, Аврора припала к нише, пытаясь утолить жажду, терзавшую ее так давно. Именно в такие моменты люди доходят до истинного безумия.
Напившись, она смочила белоснежную ветошь и принялась омывать раны, которые к этому времени почти затянулись. Теперь она поняла, почему сотни душ на аукционе так рвались во служение к рыцарям. Их мотивация ничем не отличалась от мотивации крестьян, желающих попасть на службу в барский дом. Причина проста: всегда был кров над головой, еда и вода, а к тяжкой работе можно и привыкнуть. К тому же, как успела подметить Аврора, Асмодей был весьма щепетилен в вопросах сохранности своего имущества, ибо все как одна, души были ухожены и спокойны, хотя и несчастны. Да и привычных для ада стонов здесь не было слышно, видимо, даже демоны уставали от постоянных истязаний и душераздирающих криков. На этой мажорной ноте, Аврора решила закончить свои философские измышление.
– Утро вечера мудренее, – проговорила она, ложась на кровать.
Ложе было прежним – иголки и только. За столько лет она к ним так привыкла, что, пожалуй, даже пуховая перина показалась бы ей неудобной и чужой. Она желала перемен – она их получила. Что будет дальше, покажет новый день. С этими мыслями девушка закрыла глаза, впервые за столько лет предаваясь спокойному сну.
========== Глава II ==========
Время – поразительная субстанция, сумевшая подчинить себе все области мироздания. Оно безраздельно властвовало на Земле, украдкой проникло в райские чертоги, не побоялось спуститься даже в Ад. И пусть в пылающей бездне его холодная поступь была не столь ощутима, как на поверхности, шлейф перемен, следовавший за ним по пятам, неотвратимо оставлял свою печать в сознании тех, кто считал себя неподвластным его течению.
В былые дни и ангелы, и демоны, и прочие незнающие смерти создания были уверены в том, что сумели подчинить себе несокрушимую реку времени, сковать его бег своими чарами, со стороны наблюдая за изменениями, которые с годами происходили в мире людей. Вот говорят же: «вода камень точит» – в корне неверное утверждение, ибо камень точит не вода, а время. Именно оно предает горной породе желанную форму, а потом стирает ее с лица земли, обращая в прах. Так же оно поступало и с человеческими жизнями, и с несокрушимыми твердынями, и с великими цивилизациями. Оно было самым коварным и умелым палачом, главным оружием которого были перемены. Там, куда оно приходило, уже ничего не оставалось прежним: все менялось, а то, что не менялось – обращалось в пыль, унесенную ветром. Бессмертным пришлось выбирать: покориться или умереть!
Преисподняя сопротивлялась ему дольше всех, не желая менять привычного уклада, где властвовал хаос и беззаконие, но время было терпеливо, век за веком оно подтачивало «нерушимые стены» в разуме падших, неминуемо двигаясь к победе, пока, наконец, в ад не пришли реформы.
Поначалу Асмодей даже обрадовался такому повороту событий: Люцифер решил номинально сложить с себя часть власти, вверив ее в руки своих верных рыцарей. Он наделил их богатыми землями, передав право собственности на души. Казалось бы, о чем еще можно мечтать? Однако радость от этого подарка судьбы была недолгой: как оказалось, высокий статус налагает высокую ответственность, так что эта бочка меда была подпорчена внушительной ложкой дегтя.
В тот момент Асмодей утешил себя мыслью о том, что к такому «вкусу» власти вполне можно привыкнуть, если считать его за норму, но как оказалось, на этом перемены не закончились, а точнее сказать, они с этого начались.
Проведенные реформы вызвали настоящий резонанс среди инфернальной общественности – немногие были согласны с таким решением Владыки, желая отхватить кусок от адского пирога, да и сами рыцари, быстро набив оскомину от горечи власти, возжелали себе помощников. Сказано – сделано! Преобразование следовало за преобразованием, породив в преисподней такую бюрократическую лестницу, что ей могло бы позавидовать любое государство.
Вскоре Люцифер так вошел во вкус, что рыцари перестали успевать за стремительным потоком его фантазии и мыслей. Каждый день он учреждал новые институты власти, которые впоследствии преобразовывал или убирал вовсе. Так в аду появилась служба по учету грешных душ, невольничий рынок с системой аукциона, ведомство по взаимодействию с раем, отдел по вербовке колдунов и ведьм, институт по управлению климатом (будто обычного пекла уже не хватало), отдел изучения и применения пыток, а так же департамент земных катаклизмов, в ведение которого входили болезни, войны и стихийные бедствия, призванные отладить постоянный приток душ. Однако когда Владыка возжелал на небесах собственное посольство сделать, содрогнулись все. Благо быстро остыл он от этой идеи, продолжая в дела бездны углубляться.
Всё бы ничего, только возглавить все эти институты пришлось тем же рыцарям, которые настолько погрязли в постоянных отчетах перед Владыкой, что времени на пытки грешников просто не оставалось. Вот и пришлось им во благо «отечества» отказаться от маленьких радостей жизни, передав это право своим подручным. Однако Асмодей и тут старался не падать духом, философски отмечая, что если эти преобразования до сих пор не уничтожили ад, то сделали его сильнее.
Ну что ж, ад может и устоял, а вот демоны из него разбежались, причем, не фигурально. Люцифер вполне разумно рассудил, что для привлечения новых душ, нужно лучше понимать человеческие потребности, а потому пришлось демону похоти отпустить от себя своих подопечных-суккубов на бескрайние земные просторы, чтобы те людей на местах искушали. – «Ну, что не делается все к лучшему – в пещере больше места будет!» – в очередной раз обнадежил себя демон, надеясь, что в скором времени Владыка решит передышку сделать.
Однако после последнего преобразования оптимизма у Асмодея заметно поубавилось, ибо Люцифер каждому рыцарю решил планы по привлечению душ поставить. Видимо посчитал, что коль в аду всем страдать положено, подданные исключением быть не должны, а потому замучил их своими «улучшениями», которые коснулись не только высшей элиты преисподней, но и адских гончих в пламенных загонах. Уж если страдать – то всем вместе, вот и выли черти каждый день, в страхе ожидая нового закона, а рыцари про себя негодовали, страшась выказать свое недовольство.
И рад бы был Асмодей сложить с себя высокие полномочия, да только природное тщеславие и жадность демонов каждый раз пересиливали в нем здравый смысл. К тому же, привык он к своей огромной пещере и к душам многотысячным, что его богатство составляли – не мог уже от роскоши в пользу свободы отказаться. Вот и давился он черствым пирогом власти, запивая его горькими реформами, при этом еще и про запас несколько кусочков хватал, чтоб кто другой взять не успел. Так и жили они в аду, попривыкли со временем…
Только вот не успели привыкнуть, как новая перемена пришла: затишье! Год прошел, второй, третий… а от Люцифера ничего не слышно: не приглашал никого на совет, не зазывал на фальшивый праздник, где не было веселья, даже гонцов с указаниями по своим владениям не рассылал. Некоторые вздохнули с облегчением, про себя отмечая: чем бы Владыка ни тешился, только бы больше не реформировал, лишь семеро его приближенных в печаль впали, понимая, что не к добру такая тишина, ибо бурю она предвещает. Не ошиблись! Только в этот раз, к счастью для рядовых чертей, злость его лишь на рыцарей обрушилась.
Неладное Асмодей почувствовал в тот момент, когда у его порога остановился вестник Люцифера, который даже для ада выглядел на редкость удрученным. Видимо малец первый хлебнул из горькой чаши господского гнева, а потому сейчас скакал во всю прыть, чтобы по возвращению не получить добавки. Но демоны народ подневольный: хочешь – не хочешь, а на зов повелителя идти все равно придется, а то глазом не моргнешь, как останешься и без пещеры, и без душ, и без титула. А потому и постарался Асмодей не задерживаться, чтобы не усугублять и без того плохое настроение Владыки, заранее обдумывая оправдания, которыми будет своего господина потчевать. Первым прибыл он во дворец – первым и внушение получил.
Как оказалось, не оправдали рыцари надежд Повелителя, не заполучили для ада желаемое количество грешников, так еще и в мире людей наследили. Теперь от инквизиции верноподданным Его Сатанинского Величества никакого спасу нет, как мухи назойливые бесов преследуют – убить, конечно, не могут, но докучают. Оттого и сидел сейчас демон похоти понурый в своей опочивальне, вспоминая дни минувшие, когда жизнь такой простой казалась: не было ни правил, ни обязательств – живи и радуйся…
Хотя, сказать по чести, далеко не это выводило демона из себя. Всякое в преисподней случалось, пережили они и низвержение; и Великий Потоп, когда сорок дней у них с «потолка» хлестало так, что пол-Ада затопило – инквизицию и подавно переживут. До бешенства доводило то, что по мнению О-Великого-Асмодея, по крайней мере таковым он себя считал, Повелитель несправедлив был с ним сегодня.
С себя вины демон не снимал: если виноват, то виноват. Сетовал он лишь на то, что Люцифер в своей «великой занятости» не имел возможности вникнуть в суть поставленных рыцарям задач, незаслуженно превознося одних перед другими.
В очередной раз в фаворе Абаддон – рыцарь гнева и войны, за последнее столетие приведший в чертоги преисподней столько душ, что прочим демонам и не снилось. Что ж, с цифрами не поспоришь! Но если бы Владыка в суть дела заглянул, понял бы, что не так уж и велики его заслуги. Вот взять, к примеру, Северную войну, когда Швеция с Речью Посполитой схлестнулась – по сути, то была война двух монархов, в которых, с легкой демонской руки, подстегнули тщеславие и жажду наживы, а пали в ней тысячи невинных. Только вот есть одно «но» – невинные эти в бою мечи друг против друга подняли, грех великий совершили, пусть и по приказу монархов, которых, к слову, в аду с оркестром ждут. Как бы то ни было, за убийство людям дорога в ад полагается. Вот и идут они стадами без вины виновные прямиком на аукцион, а Абаддон в жадности своей непомерной еще и трофеи собирает. Разве ж это честно?
Или, вот, Мамона – демон алчности и богатства. Этого Асмодей ненавидел всеми фибрами своей черной души. По мнению О-Великого, единственной заслугой первого было дело тамплиеров. Подстегнув тщеславие Филиппа Красивого и его безумное желание обогатиться и нежелание платить по счетам, демон спровоцировал падение божественного ордена, заполучив в копилку падших не только душу короля и его проклятых потомков, но еще и Папу Римского, давшего разрешение на подобное бесчинство. Итак, тамплиеров сожгли на костре, а несметные богатства ордена, как и чаша Святого Грааля, канули в небытие. Ну, канули, конечно, громко сказано: целые и невредимые пылятся в подвалах Люцифера, но дело-то не в этом. С тех пор сколько веков минуло? Два? Три? А Владыка до сих пор это громкое дело превозносит. Так и живет Мамона в тени собственной славы, и бед не знает. Сколько бы душ не привел в ад – все равно лучший из лучших, ведь сумел чашу с кровью самого Спасителя заполучить, а то, что ни один демон даже прикоснуться к этой реликвии не может – не беда.
Но хуже всего были Астарот и Левиафан, по мнению Асмодея этим и делать ничего не надо было – души сами в их руки плыли, оставалось только встречать их на другом берегу – ведь лень и зависть в человеческой природе заложены, надо было только это чувство подогреть. И если Астароту над этим вопросом еще подумать приходилось, то за Левиафана, будь он трижды проклят, всю работу делали другие демоны. Абаддон начал войну – из крестьян все деньги выжал, Мамона даровал одному серебро – второй увидел и в зависти своей убил соседа. Вот тебе и душа! Да и вообще, если бы у зависти был цвет то, по убеждению Асмодея, весь мир людей окрасился бы черным. Да и не только мир людей. В аду тоже было полно завистников. Знал бы Левиафан, чем занимается сейчас демон похоти, пришел бы и по его душу.
Вот она – фантастическая четверка демонов, которых так превозносил Люцифер, от одной мысли Асмодея начинало передергивать. Все время Абаддон, Мамона, Левиафан и Астарот, а как же остальные? Им куда сложнее приходилось. Ведь пробудить в человеке похоть – это целое искусство, которое требует индивидуального подхода к каждой жертве. На это и время требуется, и хитрость, и недюжие умственные способности, особенно, когда Церковь с таким усердием проповедует целомудрие и супружескую верность. Только вот Владыка об этом не задумывается, а оттого и противостояние в его совете назревает, причем такое, что вся преисподняя может содрогнуться, когда рыцари Ада друг против друга с мечами встанут. Как ни крути, перспектива не радужная, но вполне вероятная.
В общем, так и покинул Асмодей замок Люцифера, терзаемый завистью и злостью, надеясь на то, что хоть в своей пещере сумеет прийти в согласие с собой. К тому же там его ждало новое приобретение – чистая во всех отношениях душа, которая, будто звезда, озарила Ад своим светом, став предметом гордости для Асмодея, и зависти – для остальных. Подобно времени, оттачивающему камень, он потратил пять лет, чтобы огранить душу Авроры и придать ей желаемую форму. Для создания бессмертного срок, конечно, недолгий, но для души в аду… до сих пор в голове не укладывалось то, как она могла так долго сопротивляться. Безусловно, вкус победы от этого стал еще слаще, так что возвращался он с предвкушением, но и тут его ждало разочарование.
Отсутствие должного приветствия стегануло кнутом по гордости, по его мнению несчастная должна была в ногах у него валяться, а она… она смотрит прямо в глаза, будто равной ему себя ощущает, да и ореола страха, исходящего от нее, демон не почувствовал! Это что за дерзость такая? Приказал всыпать ей плетей, чтоб жизнь раем не казалось.
Но удивление все же пересилило обиду в тот момент, когда он не услышал ни стонов, ни мольбы о пощаде. Даже интересно стало, что такого сотворили с мадам Д’Эневер черти-мучители, что у нее такой иммунитет к пыткам выработался.
Тогда-то падший впервые порадовался тому, что в Аду все же есть бюрократия – можно было просмотреть отчеты о проделанной работе над грешницей и узнать, какие опыты над ней ставили местные тюремщики. Это ж надо, не стонать под пытками в доме О-Великого…
На секунду в голову закралась мысль о том, что он слабину где-то проявил, оттого его души всякий страх потеряли. Что ж, теория требовала проверки, а потому он приказал Дэлеб проделать над своей служанкой те же действия, что и над Авророй, результат ждать себя не заставил: и страх, и мольбы, и стоны… причем какие! Захотелось самому себе уши отрезать! В суд бы подать на черта, который так усердствовал, перевыполняя план по пыткам на чужой собственности. И собственности не какого-нибудь мелкого беса, а самого Асмодея!
Так и просидел демон всю ночь, клокоча от гнева подобно вулкану, готовому к извержению. А тут еще в разум музыка ворвалась: арфа, к тому же, его любимая мелодия. Он всегда приказывал начинать с нее день, потому что эта минорная тональность слух его услаждала. Только в этот раз эти стройные мелодичные звуки врывались в сознание, вызывая еще большее раздражение. К тому же и служанка в волнении своем часто ошибалась, не те струны зажимала. Вроде мелочь в сравнении с тем, что случилось накануне, но мелочь эта стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения, так и подскочил Асмодей со своего ложа, будто это его на раскаленные камни филейной частью положили. Да так и влетел в зал, будто ураган, метнув в несчастную свой кинжал, чтоб не смела его от праведной злости отвлекать.
Все так и ахнули от неожиданности, даже Ала́стор в сторону отпрыгнул, чтобы на пути у господина не стоять. В зале так и повисла немая тишина. Всякое видывали местные черти, но чтобы хозяин сам до пыток снизошел… лет пятьсот такого не бывало! Так и стояли все с немым вопросом, застывшим в глазах, пытаясь понять, что за муха хозяина укусила и не заразно ли это! А он, Асмодей, не говоря ни слова вернулся в свои покои, да так и рухнул на кровать, осушив предварительно бутылок пять пятидесятилетнего вина, чтобы спалось лучше. А как уснул – все облегченно выдохнули, приступив к обычным делам, но неизменно на его двери оглядываясь, чтобы успеть из виду скрыться до того, как повелитель позавтракать изволит.
***
От своего забытья, лишенного снов, Аврора очнулась с первыми аккордами, наполненными грустью и истомой. Приятная мелодия разливалась по пещере, заполняя каждый ее уголок каким-то умиротворением. Казалось, что сама Эвтерпа* взяла в руки арфу, снизойдя до адских глубин. Несколько лет она не слышала ничего более приятного, а потому жадно ловила каждую ноту, слетающую с золотистых струн. Постепенно набирая темп, музыка будто взмывала над окружающим ее кошмаром, захватывая дух, возрождая душу из самого чёрного пепла. На секунду девушке даже показалась, что она получила высшее прощение и очнулась если не на небесах, то в преддверии райских врат. Однако ощущение острых игл, впивающихся в кожу, быстро вернули ее к реальности, да и музыка, как назло, стихла.
Быстро поднявшись со своего кровавого ложа, Аврора омыла раны, расчесала густые пряди, разложив их по плечам таким образом, чтобы те прикрывали нагое тело, да так и опустилась на холодный камень, не зная, что делать. Выходить без позволения она не осмелилась, а никто из ее мучителей за ней не приходил. Через пару часов ожидания ей начало казаться, что все обитатели покинули пещеру, а про нее просто забыли. Однако, еще через несколько часов, показавшихся вечностью, двери ее комнаты распахнулись, и на пороге показалась высокая женщина. На вид ей было чуть больше сорока лет; соломенные волосы, едва тронутые сединой, были связаны в высокий пучок, открывая жилистую шею и острые плечи. В отличие от прочих душ в этой обители, ее тело прикрывала полупрозрачная ткань, которую она обвязала вокруг себя в несколько слоев, наподобие древнеримской тоги, а щиколотку на левой ноге украшал серебряный обруч.
– Меня зовут Алекто, – холодным, пронизывающим до глубины души, голосом, проговорила она. – Я главная среди душ и отвечаю за подготовку вновь прибывших к службе.
– Какую подготовку? – не понимая ее, произнесла Аврора, но тут же осеклась, получив удар плетью. На спине вспыхнула огненная полоска, а воздух наполнил запах горелой плоти. Как оказалось, человеческие души в аду ожесточаются не меньше демонов.
– Неужели ты до сих пор не уяснила, что здесь нельзя раскрывать рот до тех пор, пока не позволят! – прошипела она.
– Простите, – только и смогла ответить Аврора, впервые за долгое время, заливаясь слезами. Она готова была безмолвно сносить пытки от демонов, но получить сокрушительный удар от той, что когда-то была человеком, дышала воздухом, возможно даже любила, несчастная оказалась не готова.
– «Неужели в душах здесь не осталось ни капли сострадания?» – молчаливо вопрошала девушка, бредя по лабиринтам пещеры Асмодея.
– Души, поступившие сюда, проходят обучение. В первую очередь их учат правилам поведения, чтобы не опозорить повелителя в присутствии гостей. Здесь есть своя иерархия, своя история – ты должна все это знать. Ты должна научиться правильно ходить, правильно отвечать, правильно кланяться. В некоторых случаях девушек обучают музыке или изобразительному искусству, чтобы они могли порадовать слух или глаз хозяина, но решение об этом принимает он лично, мы же будем учить тебя искусству любви, чтобы отправившись в заведения повелителя, ты отрабатывала потраченные на тебя векселя.
При этих словах Аврора так и застыла, будто ледяное изваяние. Она как-то не подумала о том, кем был ее новый господин и какого рода «развлекательными» домами владел, теперь же она не могла найти в себе сил даже слова вымолвить, то бледнея, то краснея, заливалась горькими слезами.
– А могу…могу я остаться в этом доме, как служанка? Я не страшусь никакой работы, – практически упав в ноги Алекто, взмолилась Аврора. Никакие пытки не страшили ее так, как участь демонской подстилки в одном из борделей преисподней.
– Это решение принимает господин! – хлестанув ее по щеке, проговорила женщина, направляясь в зал, увлекая за собой едва переставляющую ноги Аврору. Увидел бы ее сейчас Асмодей – искренне порадовался, отметив для себя, что порой психологическое насилие может давать больше результата, чем физические пытки.
Пройдя по извилистому коридору, они вышли в зал, где уже собрались остальные несчастные, готовясь узнать оборотную сторону преисподней. Перешагнув через тело все еще лежавшей на полу служанки так, будто разлагающаяся душа посреди гостиной была здесь обычным делом, Алекто опустилась на софу, со злостью глядя на Аврору, которая опять решила проявлять неповиновение, остановившись у входа. Как ни старалась, а не могла девушка найти в себе сил пройти мимо несчастной, которая распластавшись на полу, выглядела подобно трупу второй свежести. Даже тошнотворный ком к горлу подступил.
На секунду девушка даже усомнилась в бессмертии души, ведь перед ней, как раз, лежало молчаливое свидетельство обратного. Потухшие глаза несчастной в последней мольбе были обращены вверх, вьющиеся белокурые пряди разбросаны по каменным плитам, на теле начали появляться признаки начавшегося разложения, а в груди огромным рубином сияла рукоять кинжала, лишившего ее загробной жизни.
– Она мертва! – в ужасе проговорила Аврора, глядя в пылающие гневом серые глаза Алекто.
– Немногим мертвее обычного, – презрительно фыркнула та. – Полежит немного, да восстановится. Кто-то же должен был поплатиться за плохое настроение Господина. Вот пусть теперь переживает она снова и снова это ощущение. На Земле бы подобная смерть заняла несколько секунд, но здесь грешная душа будет переживать собственную смерть до тех пор, пока кто-то не решит кинжал вынуть.
– «Люди, а ведут себя хлеще демонов», – про себя отметила Аврора, опускаясь подле несчастной. Сейчас она не желала вникать в причины того, почему никто так и не отважился помочь служанке: может, боялись гнева повелителя; может, в собственном равнодушии утонули. Как бы то ни было, девушка ухватила кинжал за рукоять и попыталась вытянуть острие. Камень на навершии тут же воспламенился огнем, который, как по волшебству перетек в ее руку, заставив кожу пылать изнутри. Каждая венка на руке будто засветилась. Теперь-то она поняла истинную причину: видимо клинок, освященный черной магией, подчинялся только своему владельцу, намертво застыв в теле жертвы, но и свою руку Аврора разжать уже не смогла, оставалось только тянуть, со святой верой в то, что магическая защита дрогнет раньше, чем выжжет нутро обеим жертвам.
Перехватив второй рукой крестовину, она попыталась подняться на ноги, чтобы вложить в движения всю массу своего тела, а точнее чистой души. Мгновение спустя лезвие зашаталась и постепенно начало выходить из тела несчастной, сияя алым огнем. Не сразу Аврора разглядела на нем какие-то символы, а как разглядела – выронила кинжал, машинально пытаясь осенить себя крестом, благо, вовремя одумалась, вспоминая о том, где находится. Подобного святотатства здесь точно терпеть не будут. В аду властвует лишь один Бог, и имя ему Люцифер!
– Как ты посмела? – прошипела Алекто, замахиваясь на нее хлыстом. Получать еще одну порцию страданий она не хотела, а потому попыталась использовать всю свою хитрость, чтобы переменить течение мыслей своих надзирателей.
– Лишь о благе повелителя радею, – закрывая лицо руками, чтобы защититься от удара, проговорила она. – Подумайте сами: посреди гостиной лежит разлагающаяся душа, а вдруг к хозяину гости приедут, а тут такое! Это же в высшей степени моветон, – произнесла она, наблюдая за реакцией Алекто. На миг ее рука застыла в воздухе. Очевидно, женщина что-то обдумывала, а потом, видимо, приняв ее слова за истину, приказала убрать неприглядное тело из гостиной, но пощечину ей все же дала.
Возможно, эта история имела бы другую развязку, если бы в этот момент в дверях не появился Асмодей. Его появление сразу прекратило все препирательства, заставив каждую душу в страхе склониться. Помня свою прошлую оплошность, Аврора поклонилась даже ниже, чем того требовали правила, исподлобья наблюдая за его движениями: тихими, величественными, наполненными какой-то внутренней силой, которая окружала его почти осязаемым ореолом. Демон был силен, и сила его произрастала из самых глубин преисподней. Ад подпитывал его точно так же, как земля питает растения, а ветер – распахнутые крылья. Слышал ли он ее слова? Наверняка слышал – не мог не слышать!
В ужасе ждала Аврора своего приговора, какого-то нового, более изощренного наказания, которое откроет для ее души новые грани страдания, но этого не произошло. Подняв с пола клинок, который тут же потух в его руках, он бросил мимолетный взгляд на ее руку, которая до сих пор горела огнем. Девушка поспешила спрятать ладонь за спиной, сама не понимая этого поступка, будто демон не понимал, кто осмелился на подобную дерзость. В зале возникло затишье, каждый ждал его решения, но Асмодей просто развернулся и направился к себе в покои.
– Владыка, – взволновано проговорила Алекто, делая шаг вперед, – наказание…
