Текст книги "Асмодей (СИ)"
Автор книги: Dragoste
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 43 страниц)
========== Пролог ==========
Уныние, обреченность, страх – чувства, которые ощущает человек, очнувшись от длительного сна. Время, течение которого остановилось на грани миров, постепенно возобновляет свой бег, принося с собой новые открытия. Для кого-то это радость от встречи с близкими, для кого-то – боль утраты, для кого-то – новая волна отчаяния. Вечное триединство, преследующее человечество с момента сотворения мира и довлеющее над ним дамокловым мечом.
В смерти происходит нечто подобное: непроглядный мрак и первородная пустота постепенно сменяются чем-то осязаемым, но еще не принявшим отчетливую форму. Кто-то встречает перед собой небесные замки и золотые врата, кто-то – мрачную обитель покаяния, а кто-то – адское пламя, выжигающее из несчастных не только грехи, но и душу. Такова участь смертных, предначертанная самой судьбой. Разница заключается лишь в том, что одни несут свой крест с молчаливым смирением, а другие с негодованием вопрошают небеса, не желая принимать их приговор. Аврора д’Эневер, одна из тысяч несчастных, попавших в клетку Люцифера, безусловно, относилась к первым, ибо с юношеского возраста знала свою скорбную участь, хотя до последнего надеялась ее избежать. Но увы, небеса ничуть не умаляют греха, совершенного во благо, а отцы Церкви не даруют отпущение тем, кто осмелился пойти на постыдную сделку со слугами Люцифера, пытаясь изменить роковой ход событий.
История этой девушки началась в середине XVII века в живописном местечке на краю Франции, где на фоне заснеженных горных каскадов Альп, у берега спокойного голубого озера раскинулся небольшой городок Анси.
Обилие зелени и цветов создавали поистине сказочную картину, которой, пожалуй, не мог похвастать ни один из городов тогдашней Европы. Не было здесь ни привычного для людей того времени зловония, ни смрадных испражнений, выливаемых из окон домов, ни отхожих канав, отравляющих воздух. Поистине это был рай, выстроенный на Земле.
Обитатели города, считавшие себя наследниками Римской империи, к счастью для себя, сохранили не только ореол былого величия римлян, но и их гигиенические привычки, а потому ни чума, ни холера подолгу не задерживались в этих местах, предаваясь кровавой жатве по ту сторону гор. Хотя, как потом поняла Аврора, истинная причина такого положения дел крылась в древних сказаниях, находящихся за гранью людского понимания. За все приходилось платить, и за спокойствие большинства единицы должны были расплачиваться собственными душами.
Дом семейства Д’Эневер – дом ростовщика – находился на самой окраине городка, в процентном квартале, как называли его местные жители, и представлял собой небольшое двухэтажное строение, покрытое песочной известкой. Внизу находилась контора отца, а наверху жилые помещения: кухня, родительская комната и небольшая каморка, где, собственно, и ютились малютка Аврора со своей сестрой-близнецом – Шарлоттой. Эти две родительские кровинки, родившиеся на стыке зодиакальных знаков, были столь различны меж собой по характеру, что с трудом можно было поверить, что появились на свет они с разницей в полчаса, которая и определила их дальнейшую судьбу.
Шарлотта, увидевшая свет первой, с раннего детства была бойцом: озорная малышка не ведала ни страха, ни смущения, не раз заступаясь за свою более робкую сестрицу перед деревенскими мальчишками, да и перед родителями тоже, принимая на свои детские плечи груз ответственности за общие проказы. Аврора же была не чета сестре: спокойная девочка, предпочитавшая работу по дому, да вышивание приключениям. Как после такого не уверовать в силу небесных светил, с рождения определяющих судьбу?
Расположение дома семейства д’Эневер хоть и не было привлекательным с точки зрения коммерции, зато открывало вид на поистине прекрасный городской пейзаж, которому могли позавидовать даже правители Анси. Узкий канал с островной башней посередине, змеей обвивал мощёные улочки, усыпанные небольшими домишками, и условно делил селение пополам – на жилой и ремесленный кварталы. При прогулке по первому сестрам неизменно сопутствовал запах цветов и свежеиспечённого хлеба, второй же дарил детскому взгляду занимательное зрелище. Горшечные мастерские, кузницы, скобяные и сыромятные лавки всегда заставляли девочек замедлять шаг, наблюдая за работой подмастерьев и их наставников. Но даже в этот момент мысли у сестер разнились. Шарлотта, чьей стихией был огонь, мечтала собственноручно выковать себе меч, с которым она, подобно Жанне Д’Арк, ринется в бой с именем Господа на устах; Аврора же, глядя на юношу, состоявшего на службе подмастерьем кузнеца, желала лишь спокойной семейной жизни вдали от войн и интриг высшей знати. К сожалению, не всем мечтам дано осуществиться, и далеко не каждому дана сила бороться с превратностями судьбы. Но тогда дети не задумывались об этом, беззаботно продолжая свой путь.
Центром города, безусловно, был огромный романский замок местной дворянской фамилии, берущей свои истоки от патрициев Римской империи, о чём, по крайней мере, неустанно твердили наследники этого древнего рода. Именно к замку вели все дороги. Обнесенный высокой стеной, этот образчик средневековой архитектуры, хранивший на своих стенах печать некой таинственности, манил к себе не только восхищенные взгляды, но и любопытные души, желающие прикоснуться к молчаливому величию этой твердыни. Не стали исключением и малютки Рори и Лотти, как называл их отец. Однако, если первая смотрела на этот памятник былых времен с благоговейным страхом, вторая едва могла скрыть свое восхищение. Лишь строгий запрет матери держал ее на почтительном расстоянии от этого влекущего наваждения.
Однако, гуляя по окрестным полям, каждый раз девочка неминуемо обращала свой взор к покатой крыше из темной черепицы, к круглым башням, на маковках которых от ветра скрипели фигурные флюгеры, к высокой потрескавшейся стене, увитой хмелем, к небольшим окошкам-амбразурам, где вечерами танцевали пугающие пламенные отблески. Эта картина не менялась годами, но неизменно завораживала детский взгляд. Взрослые порою поговаривали о том, что нынешний хозяин замка с Сатаной повенчан, но разве сей прискорбный факт мог отпугнуть жаждущего приключений ребенка?
Год за годом Шарлотта боролась с мучившим ее соблазном, но каждый раз все ближе подходила к заветным стенам, отказывая себе в желании переступить грань подъемного моста, раскинувшегося надо рвом, ибо этот шаг суждено было сделать не озорной девочке, а созревшей девушке, желавшей заарканить судьбу, но угодившей в ее коварные сети.
К моменту роковых событий, изменивших жизнь всего семейства, ей исполнилось немногим более четырнадцати лет, но к этому времени формы ее уже приняли соблазнительные женские очертания, которые не могли скрыть никакие пуританские наряды. Пышная грудь, сокрытая высоким воротом, призывно вздымалась при дыхании, тонкая талия и округлые бедра невольно заставляли мужские сердца замирать при каждом ее шаге, но истинной гордостью девушки была густая копна иссиня-черных волос, волнами спадающих до самого пояса. Хоть мать и настаивала на том, что благочестивая барышня должна прятать эту красоту под чепцом, Шарлотта, в отличие от сестры, придерживалась своего мнения. Заплетая их в тугую косу с вплетенной в нее алой лентой, девушка без доли стыдливости ходила по городу, лишь изредка набрасывая на голову глубокий капюшон. Лицом она была хоть и миловидна, но ничем не примечательна – не было в нем той красы, что превозносили художники той эпохи на своих полотнах. Кожа слишком смуглая, что выдавало в ней кровь древней Италии; скулы высокие, придающие образу некую стать; нос небольшой, но с едва уловимой горбинкой, оставшейся после падения с лошади; глаза карие, но при свете солнца, переливающиеся подобно янтарю. Одним словом, далека от идеала красоты, когда в моде была смертельная бледность, белокурые пряди и небесные очи. Но было в ней нечто такое, что не могло оставить девушку без внимания. Пожалуй, в качестве этого выступали воля, пытливый ум и непреодолимая жажда познать жизнь. Ее энергия стала неиссякаемым источником вдохновения и силы для всей семьи, помогая им сохранить единство и веру в самые тяжелые времена; она была светом тогда, когда угасал даже светоч надежды.
Однако тьма бывает всепоглощающей, не позволяющей даже спасительному лучику пробиться сквозь мрак, липкой пеленой, окружающей человеческую душу. Это произошло в день летнего солнцестояния – великий праздник, которого ожидали и боялись одновременно. Христиане праздновали день рождения Иоанна Предтече, а пособники Сатаны – открытие врат преисподней. Так уж повелось исторически: там, где для Церкви святые дни, для ведьм – время кровавых шабашей и разврата, когда падшие могли зачать «благословенное» дитя. Только в этот раз летели ведьмы не на Лысую гору, а аккурат в таинственный замок, в окнах которого танцевало поистине адское пламя.
Возвращаясь домой из придорожной таверны, где Шарлотта подрабатывала, разнося еду, девушка застыла у распахнутых ворот, привлеченная чарующей музыкой, доносившейся откуда-то сверху. Мелодия лилась нескончаемым потоком, одухотворяя и наполняя все существо несчастной. Подобно мотыльку, она летела в губительное пламя. Шаг, за ним еще один, и еще… и вот она уже внутри.
Замок встретил ее на удивление радушно: не было тут ни виселицы, ни кольев с человеческими головами, как, бывало, рассказывали городские старухи, осеняя себя крестом от одного лишь взгляда на старинную громаду. Вспоминая это, Лотти так и не смогла сдержать легкой улыбки, ибо она никогда не могла взять в толк, почему властвовавшая над душами инквизиция, пред ликом которой дрожала чуть ли не вся Европа, обходила эту обитель проклятых стороной.
Мощеный двор, в центре которого находился ветхий колодец, пусть и не пестрил цветочным разнообразием города, но и не вселял леденящий душу ужас, да и пугающего лязга цепей слышно не было.
– «И вовсе не страшно!» – подумала девушка, повернувшись вокруг своей оси, но в мгновение, когда ее глаза встретились с небесным взглядом мужчины, которого она видела лишь однажды и то издалека, сердце девушки пропустило удар.
– И что же занесло такую очаровательную незнакомку ко мне в столь поздний час? – поинтересовался мужчина.
Девушка, не скрывая любопытства, оглядела его с головы до ног, подмечая мельчайшие детали его облика. На вид ему было не более двадцати пяти лет, однако одежда добавляла ему добрый десяток. Чересчур вычурная для этого захолустья, но идеальная для Версаля. Никогда ей не приходилось видеть ничего подобного: поверх белоснежной шелковой сорочки с кружевным жабо надет сюртук из плотного темно-синего шелка, чуть прикрывающий колени, прилегающий к телу на груди, но свободный книзу. Талию оплетал расшитый золотой нитью кушак из серого шелка, из-под рукавов, расширенных после локтей, выбивалось белое кружево искусной работы. Даже ее сестра, славившаяся на всю округу своей искусной работой, пожалуй, не могла сотворить ничего подобного. Бархатные штаны, облегавшие голень с мерцающими застежками по бокам, пегие чулки и туфли завершали этот необычный образ. Взгляд девушки невольно застыл на сияющих брошах на его туфлях: кровавые рубины, заключенные в бриллиантовый плен, чарующе мерцали при предательском свете луны. На миг девушке стало даже стыдно за свое простое серое платье, единственным украшением которого была шелковая вышивка, сделанная Авророй.
– Я… я уже ухожу, мне здесь не место, – проговорила Шарлотта, не в силах выдержать пожирающего взгляда незнакомца. Было в его глазах что-то неземное, проникающее в самое сердце и заставляющее его отбивать чечетку в груди.
– Отчего же, ты как раз вовремя, – улыбнулся мужчина, – мы – я и мои гости – как раз собирались отужинать, – подхватив ее под локоть, он привлек девушку к себе. – Не желаешь к нам присоединиться?
Есть и правду очень хотелось, а воображение уже начинало рисовать перед глазами картины изысканных яств, усеявших господский стол. Ей, девушке из простой семьи, пусть и зажиточной, никогда не предоставлялось возможности прикоснуться к величию высшего общества, его блеску и роскоши, а потому искушение было слишком сильно. Но в то же время, какой-то внутренний голос, наполненный суевериями, заполнял ее душу почти осязаемым страхом, который заставлял ее пятиться назад при каждом его слове.
– Я… простите, я не могу… меня ждут дома, – рука незнакомца сомкнулась на ее запястье, заставив девушку вскрикнуть от боли, но ее голос заглушил душераздирающий крик, эхом отразившийся от древних стен и унесшийся куда-то ввысь, отчаянной мольбой к небесным силам.
На пороге замка, спотыкаясь о холодные ступени, появилась молодая девушка – обнаженная и окровавленная. На ее лице застыла гримаса ужаса, а все тело содрогалось от мучительной боли. Находясь в преддверии безумия, несчастная кинулась к ногам двух женщин, облаченных в расшитые серебром мантии, скрывавшие их лики за широкими капюшонами.
В сознании Шарлотты тут же восстали древние легенды, соединенные с деревенскими байками, и сердцем завладел липкий страх, растекающийся по венам вместе с кровью. Перед глазами пронеслась картина мистического шабаша, черных ритуалов при луне и кровавых омовений, дабы обрести бессмертие. Пользуясь некоторым замешательством присутствующих, девушка выхватила из корсажа небольшой нож, полоснув руку своего обидчика, второй же удар пропорол воздух, скользнув по его щеке, но видеть этого несчастная не могла, ибо первобытный ужас застилал пеленой ее глаза.
Что было сил, Лотти кинулась к подвесному мосту, слыша за спиной удаляющейся голос мужчины, читающего какое-то заклинание на неизвестном ей языке. Сердце трепетало так, что готово было вырваться из груди; воздуха катастрофически не хватало, а ноги будто налились свинцом, не давая и шагу ступить без нечеловеческих усилий, но она бежала. Бежала так быстро, как могла, так далеко, как позволят силы. Все время ей чудились шаги за спиной, а мысли неминуемо уносились к сцене кровавой вакханалии в замке и затравленным глазам девушки, которая подобно загнанной, израненной псами преисподней лани рухнула на каменные плиты проклятого замка, сдаваясь на милость судьбе. Короткий путь до дома, который в былые времена занимал у нее не более нескольких минут, казалось, отнял целую вечность, состарив несчастную на несколько десятилетний. Незамеченными оставались вопросительные взгляды прохожих, ремесленные лавки, даже породистый жеребец, привязанный у городской гостиницы. Несколько минут назад, увидев животное подобной красоты, девушка непременно бы поинтересовалась его владельцем, но не сейчас. Сейчас имел значение лишь страх, плетью хлеставший ее в спину. Лишь около двери своего дома она позволила себе остановиться, с ужасом обнаружив, что во время бегства обронила крест, подаренный отцом.
– О, Господи, – прошептала она, пытаясь привести мысли в порядок. Не было ничего хуже для истинной католички, чем потеря подобной реликвии, тем более при таких обстоятельствах. Сделав несколько глубоких вздохов, девушка дрожащей рукой растворила дверь.
– Лотти, милая, мы тебя заждались! – раздался радушный голос матери, обнимающей запоздалую дочь. – Что так задержало тебя? Садись, ты как раз к ужину.
– Ничего… я… я не голодна, – отчеканила она, собираясь подняться к себе в комнату, но рука отца, ухватившая ее за локоть, заставила холодок пробежать по ее спине. В памяти сразу воскресли аристократические черты темноволосого мужчины: пронзительный взгляд голубых глаз, высокие скулы, прямой нос и едва уловимая усмешка. Невольно в разум закралась мысль о том, как мог Создатель допустить в мире подобную несправедливость? Как такой ангельский лик мог принадлежать такой запятнанной душе?
– Коль угодно, можешь не есть, – строго сказал отец, – но без вечерней молитвы ко сну ты не отойдешь.
Как ни старалась девушка найти утешение в общении с Господом, мысли постоянно уносили ее прочь: туда, где этой ночью властвовали силы более могущественные и более темные, ибо до сотворения Земли во Вселенной существовала лишь тьма. Она была матерью и источником всего сущего, она царила в проклятом замке. И сколь бы долго священники не пытались уверить Шарлотту в обратном, в душе она хранила святую веру в свои убеждения.
Прозвучавшее «аминь», наконец, позволило несчастной запереться в своей комнатушке, все убранство которой составляли лишь две кровати грубой работы, небольшой туалетный столик, на котором стоял кувшин с водой, пара гребней, да небольшой шкаф. Завернувшись в стеганное одеяло, Шарлотта притянула к себе ноги, вознося уже истинную молитву, моля Господа с неистовством, граничившим с настоящим безумием.
– Пожалуйста, пусть это будет сон! Пусть будет сон! – без устали твердила она себе, постепенно проваливаясь в пугающую пустоту мира без сновидений, но даже там, на дне этого вакуума, ее сознание умудрялось различить жестокую атаку реальности, навсегда изменившей ее жизнь.
Но хуже всего было утро, ибо оно не только не принесло облегчения, но и впустило в дом смерть, холодной поступью прошедшую по этажам. Первым она забрала отца, сломавшего шею, спускаясь по лестнице. Глупая смерть – слишком глупая, чтобы быть случайной, а дальше она пришла за матерью, не сумевшей вынести подобной утраты. Однако и здесь сработал принцип злополучного триединства. Следующей была Шарлотта.
– «Бог любит троицу», – без устали твердили на каждом шагу, видимо на смерть сей печальный закон тоже распространяется.
К полудню девушка почувствовала жар, а через два часа слегла в постель. Как могла Аврора пыталась облегчить страдания сестры, но все ее усилия таяли в мрачной неизбежности. В приступах горячечного бреда, Лотти даже не позволяла до себя дотронуться, утверждая, что ее настигло проклятие.
– Это все он, Рори, – без устали твердила она. – Он наказал меня за то, что я видела. Он колдун, нет хуже – он сам Дьявол! Все, кто дотрагиваются до меня – обречены. Я всему виной. Мама, папа – их кровь на моих руках!
– Господь с тобой… ты бредишь! Это жар и потрясение! Скорбь и безумие опутали разум своими цепями, – пыталась переубедить ее сестра, но Шарлотта будто не слышала ее слов, настаивая на своем.
– В этом замке действительно творится что-то страшное. Колдовство! Я видела их вчера, – теряя сознание, проговорила несчастная. Настал черед Авроры осенять себя крестом. С детства обладая пытливым умом, страстью к наукам и отсутствием суеверий, девушка не верила в магию, но с другой стороны, объяснить иначе череду этих роковых событий, язык не поворачивался, будто порчу кто-то навел.
С час просидев около постели умирающей, Аврора все же решилась посетить старый замок. Если там есть человек – с ним всегда можно договориться, ибо у всего есть своя цена, а если не получится – терять ей уже нечего.
– Ты бы сделала для меня тоже самое! – склонившись над ухом сестры, прошептала она, накинула плащ и скрылась в лабиринтах узких улочек. Всю дорогу воображение рисовало ей пугающие картины инфернальных чудовищ, предающихся кровавой жатве подобно зверям; жуткие оргии, где бал правит сам Люцифер; темные ритуалы, о которых без устали на проповедях твердили священники. От этих мыслей по спине Авроры бежали мурашки, но усилием воли ей удалось победить собственную трусость. Какого же было ее удивление, когда у главных ворот древней твердыни ее встретил мужчина, одетый в простой серый сюртук и темные штаны, заправленные в голенище сапог. Молодой, высокий, обладающий привлекательной внешностью, которую не портил даже белеющий шрам на его щеке. Он встретил ее лучезарной улыбкой, обнажающей ровные ряды белоснежных зубов.
– Не думал увидеть тебя так скоро! И тем более, не думал, что ты сможешь прийти сюда своими ногами! – не скрывая удивления в голосе, произнес хозяин дома.
– Лотти не ошиблась, – одними губами прошептала девушка, чье сердце ушло в пятки, когда их взгляды встретились.
– Даже так… – с усмешкой произнес мужчина, почти вплотную приближаясь к ней. Сделав глубокий вдох, с упоением вбирая в себя ее аромат, он приподнял подбородок несчастной. – Значит, сестры! И что же привело тебя ко мне?
– А Вы не догадываетесь? – отшатнувшись от него, произнесла девушка.
– Не имею ни малейшего понятия, – фыркнув и повернувшись к ней спиной, отозвался он.
– Верните все назад! Мы никому ничего не расскажем! – с какой-то детской наивностью произнесла она.
– Вернуть? – усмехнулся мужчина. – Смерть нельзя обратить вспять – таков закон жизни! Неужели ты решила угрожать мне, девочка? А мне, грешным делом, показалось, что ты явилась сюда, чтобы договориться.
– Церковь… – пискнула она, хватаясь за мысль об инквизиции, как за спасительную соломинку.
– Не трогает тех, кто делает Господу щедрые подношения, – бесцеремонно перебил ее мужчина. – По всей Европе пылают костры, но неужели ты считаешь, что на помост взошла хотя бы одна ведьма? Мы слишком сильны для людей, а магия, наложенная Люцифером на своих слуг, делает нас восприимчивыми, пожалуй, только к пламени самой преисподней. Ты можешь попытаться бросить мне вызов, но проиграешь! Те, кто верят в существование истинной магии, предпочитают с ней не связываться, уж поверь. Предлагаю начать наш разговор сначала: итак, ты пришла сюда торговаться, а не угрожать! Что же может мне предложить столь юное и непорочное создание в обмен на жизнь своей сестры.
От его плотоядного взгляда Авроре сделалось не по себе. Она не обладала смелостью Шарлотты и ее дерзостью, единственной стрелой в ее колчане была хитрость, но едва ли ей, не знающей жизни, хватит столь скромного оружия, чтобы обыграть могущественного колдуна.
– Я… – заплетающимся от страха языком, пыталась проговорить она, но слова словно застревали в горле, обращаясь душившими ее хрипами. Краска стыда залила все лицо девушки, а слезы навернулись на глазах. – я могла бы остаться здесь, навсегда!
Ответом ей был громогласный смех, при звуке которого Аврора была готова провалиться сквозь землю от собственного позора. В голове не укладывалось как она, благочестивая барышня, могла предложить мужчине подобное.
– Наложница? Ты серьезно? Неужели ты считаешь, что я не могу найти себе кого-то красивее тебя? – окинув ее оценочным взглядом, произнес мужчина, собираясь уйти. Уже у самых дверей, услышав голос Авроры.
– Постойте! – вот оно, то чего он так ждал – отчаяние. Человек, пришедший к этой точке, становится податлив, как влажная глина. И здесь истинный творец может приниматься за работу, придать этой грязи любую форму, ваять истинное произведение искусства. Как он любил этот упоительный момент, когда можно было приступить к истинным торгам, отринув пустые разговоры!
– Ты ведь любишь свою сестру?
– Да, – тихо отозвался робкий девичий голосок.
– Спрошу иначе: ты достаточно сильно любишь свою сестру, чтобы отказаться от самого дорого, что у тебя есть?
– Но у меня больше ничего нет! – подняв на него янтарные очи, пролепетала она. – Мы живем небогато…
– Деньги – мусор, который по непонятным причинам так влечет смертных. В моем мире в цене иная валюта – души! Готова ли ты отдать мне свою в обмен на жизнь сестры? – при этих словах Аврора потупила взгляд, погружаясь в борьбу с собственными противоречиями. Для нее, ярой католички, выросшей во Христе, одна мысль о том, чтобы продать собственную душу, казалась крамольной. За это доблестные служители Церкви отправляли на костер – проторенная тропинка в бездну. Но с другой стороны, разве не превратится ее жизнь в ад, наполненный муками совести, если она позволит своей сестре, делившей с ней одну утробу, погибнуть, имея при этом возможность ее спасти.
К тому же, будучи не фанатично-религиозным, но глубоко верующим человеком, Аврора считала, что путь к спасению души проходит по пути самопожертвования. Спасение жизни, безусловно, она причисляла к праведным поступкам, а потому не теряла надежду на высшую справедливость. Закончив на этом минорном аккорде спор разума и сердца, девушка подняла на коварного искусителя глаза.
– Я согласна! – произнесла она таким уверенным голосом, что мужчина даже поразился этой решимости.
– Что… даже не будешь вымаливать пощады? Не поинтересуешься о том, когда я потребую оплату долга? Не будешь пытаться выторговать время? Неужели не интересно, что тебя ожидает по ту сторону жизни?
– Я хожу на проповеди и это знаю: кипящие реки крови, адское пламя и вечные страдания, пока огонь не выжжет скверну из души. Что касается сроков, то по всем правилам мне полагается несколько лет! Не правда ли?
– И все же, чтобы совершить сделку, которую не смогут оспорить высшие силы, я должен разъяснить все недосказанности, – проговорил мужчина, поражаясь познаниям и спокойствию девушки. Такой выдержке могли позавидовать бывалые вояки, хотя, знал бы он Аврору лучше, понял бы эту особенность ее характера: чем больше она волновалась, тем отрешеннее становилась. Это была своего рода психологическая защита, выстроенная подсознанием для того, чтобы оградиться от жестокой реальности. – Знаешь ли ты о том, что никогда не найдут прощение небес те, кто добровольно пошел на подобную сделку?
Судя по страху, промелькнувшему в ее глазах, девушка не знала. Былая уверенность пошатнулась, а ее место заняли сомнения.
– «Это лишь проверка моей веры!» – твердила она себе, – «Господи, помоги!»
– Бог тебя не услышит, девочка! Здесь, в этом замке, у него нет власти, нет глаз и нет ушей!
– Ты – Дьявол! – прошипела она, делая несколько шагов назад.
– О, нет! Я всего лишь его скромный слуга, – при этих словах мужчина театрально поклонился, прижав к груди ладонь. – К тому же, тебе стоит уважительнее отзываться о нашем Владыке! Как по мне, он оказал Богу такие неоценимые услуги, что его давно пора канонизировать. Только вдумайся, какой великий замысел! Какая тотальная диктатура! Полное лишение свободы! Живи так, как говорит тебе Церковь: страшись искушений, не предавайся пороку, а иначе тебя ждут адские муки. Не будь в этом мире Люцифера, чем бы они пугали людей? Как бы их контролировали?
– За такие слова идут на костер! – возразила девушка, стараясь не поддаваться сомнениям, которые он вливал в ее душу каждым своим словом. Слушая такие речи, становилось ясно, как могла Ева поддаться лукавым посулам. Сомнения – вот с чего начинается растление чистых сердец.
– Костер??? Еще одна политика устрашения! Порой мне кажется, что инквизиция и Крестовые походы во имя Господа убили больше людей, чем все демоны вместе взятые!
– Довольно! – вскричала Аврора, кинувшись к двери, но у самого порога ее остановил его надменный голос.
– Правильно ли я понимаю, что ты дашь своей сестре умереть, лишь потому, что не желаешь услышать истину?
– Нет! – обреченно проговорила она, возвращаясь на прежнее место с видом лошади, идущей на заклание.
– Что ж, я так и думал! – ведьмак развел руки в разные стороны, будто зачаровывая ветер, порыв которого оказался настолько силен, что захлопнул массивные ворота, отделяя их от окружающего мира. – Ступай за мной! – произнес он, почти нежно подхватив девушку под локоть.
За дверьми простирался длинный, но узкий коридор, условно разделяющий замок пополам. К удивлению Авроры, все арочные двери были заперты, а взгляду сопутствовала весьма однообразная картина, вселяющая в душу уныние. Как вообще можно было жить в таком месте? Кругом серость, необлицованные камни стены, да почерневшие от времени мраморные вазоны, наполненные маслом. Видимо, во время ведьмовских сборищ они служили источниками света. Не было ни картин, ни штандартов, ни прочей атрибутики, которую так любили выставлять перед гостями многие феодалы. С каждым вздохом девушка все больше чувствовала витавший в воздухе ореол отчаяния, пропитавший стены и следовавший за ними по пятам. Лишь у самого подземелья она увидела родовой герб семьи: венценосный орел, раскинувший крылья, на фоне четырех скрещенных копий.
– Своеобразная дань памяти многим поколениям моей семьи, – растворяя перед девушкой дверь, презрительно фыркнул он. – Должно же в этом замке хоть что-то от них остаться.
Аврора, погруженная в свои мысли, не нашла в себе сил ему ответить, опустошенным взглядом всматриваясь в непроглядный мрак подземелья. Щелкнув пальцами, мужчина зажег десятки факелов, освещавших их путь.
– Не бойся, – произнес он. – Самое страшное с тобой уже произошло! – при этом мужчина грациозно подал ей руку, удерживая от падения.
Чем глубже они спускались, тем сильнее становился запах сырости и тлетворный смрад векового разложения. Холод, усиливавшийся с каждым шагом, сковывал не только тело, но и душу, буквально вмораживая Аврору в каменные плиты. Если бы ее ладонь не была заключена в огненной хватке мужской руки, девушка наверняка потеряла бы сознание, утратив связь с реальностью. Воистину, в нем горело пламя самой преисподней.
В самом низу находилась небольшая комнатушка, в центре которой стоял каменный стол, испещрённый какими-то символами, значения которых несчастная гостья понять не могла, но, учитывая обстоятельства ее пребывания здесь, догадывалась. В центре него стояла огромная серебряная чаша искусной работы. Растительный орнамент причудливыми узорами спускался к основанию сосуда, заполненного прозрачной жидкостью, и превращался в ножку-постамент, две красные свечи стояли с обеих сторон от нее. Кругом расположились стеллажи, заполненные многочисленными книгами, судя по виду, достаточно древними. Пробежав взглядом по корешкам, девушка нашла там не только труды ученых-схоластов, но издания по оккультизму, внушительное собрание сочинений по алхимии и прочим запрещенным наукам, несколько фолиантов на незнакомом ей языке и, как ни странно, Библию. В самом углу стоял низкий стол с какими-то склянками и колбами, а вот ведьмовского котла, она, вопреки ожиданиям, не нашла.
Все это время ведьмак молчаливо наблюдал за своей жертвой, невольно проникаясь к ней чем-то сродни уважения. Какие-то зачатки человеческих чувств к этому наивному, не испорченному миром созданию, пробуждали в нем некую симпатию. Подумать только, ее жизнь висела на волоске, а она с интересом разглядывала книги. Книги! Это в то время, когда женщинам прививались лишь чисто бытовые навыки ведения хозяйства, рукоделия и прочих «полезных ненужностей», подобная же тяга к знаниям прилюдно осуждалась. Ибо в их «темном» обществе бытовало абсолютно глупое мнение о том, что чтение, да и знания в принципе, приводят женщину к бесплодию. Действительно необычный ум, вот бы проникнуть в ее прекрасную головку, понять, что за мысли терзают это хрупкое создание.
