Текст книги "Асмодей (СИ)"

Автор книги: Dragoste

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

– Слишком сложно… – покачал головой Абаддон. – Придется играть на опережение, а у нас нет ни времени, ни достаточных сил. Когда раскидываешь капканы на каждом шагу, рискуешь сам в них попасть.

– Война – твоя стихия, и если ты способен лишь на то, чтобы разжигать ее в сердцах слабых людей, но сам не имеешь достаточной храбрости, чтобы поднять меч против более сильного соперника, то я, видимо, переоценил твои возможности. Тогда ты действительно не стоишь того высокого титула, которым тебя наделил Владыка.

Удар пришелся в цель, хоть Абаддон и был во многих вещах куда более рассудительным, чем его товарищ по несчастью, но вот обвинения в трусости стерпеть не мог. Хоть и понимал, что предложение Асмодея настолько рискованно, насколько и безумно. Но, как говорится, кто не рискует, тот не побеждает. В конце концов ему, как демону войны, известны случаи, когда небольшой группе людей удавалось остановить армию, правда, обычно это происходило с его легкой подачки, но ведь никто не говорил, что он не сможет воспользоваться своим скромным талантом против собственного «брата»!

– Будь по-твоему! – буркнул Абаддон. – Но пойдем мы одни.

– Неужели ты сомневаешься в верности одного из своих ближайших сторонников? – лукаво усмехнулся Асмодей.

– Я сомневаюсь не в их верности, а в их способности держать язык за зубами. Как ты сам сказал, пока что Вельзевул не осмелится пытать рыцарей Ада, а вот их слуги – совсем иное дело. Чем меньше они знают, тем в большей безопасности будут и они, и мы. В конце концов, если мы не сможем перебить группу из десяти стражей – грош нам цена! Как и всей твоей бравой затее.

– Хорошо, – кивнул князь блуда.

– Что же, тогда осталось дело за малым. Найти убежище. После этой вылазки нас будут искать, едва ли кто-то из рыцарей предоставит нам укрытие. Не думаю, что все они станут поддерживать Вельзевула, но и открыто выступать против него не посмеют, по крайней мере, до тех пор, пока не вернется Люцифер.

– Об этом я уже позаботился. Убежищем это назвать, конечно, нельзя, ибо туда может зайти любой демон, но и поднять там меч никто не посмеет, ибо даже у таких, как мы есть свои святыни. И пусть, по мнению мятежников, Люцифер утратил былую мощь, но осквернить Оазис Жизни кровью падших братьев не посмеет ни один демон.

– Умно, – усмехнулся Абаддон. – Помнится, несколько тысячелетий назад этот оазис служил нам с Барбело тайным укрытием.

Упустить такую возможность садануть по незаживающей гордости своего бывшего соперника Абаддон не смог, а потому с упоением поймал на себе гневные молнии, вспыхнувшие в глазах Асмодея, но злость эта быстро прошла. Хозяин обители даже подивился выдержке своего собеседника, который в былые времена не смог бы смолчать при таком оскорблении. Повзрослел видать или поостыл.

– Кстати об этом, – невозмутимо продолжил Абаддон. – Барбело вернулась и явно воспылала к тебе прежней страстью. Было бы глупо не использовать ее в наших целях. Она слишком долго пробыла на Земле, едва ли за такое короткое время успела проникнуть в суть местных интриг. Большую часть времени после возвращения она провела со мной, а значит, Вельзевул еще не успел отравить ее разум своими обещаниями. Ты мог бы…

– Боюсь, она не просто погрязла в этих интригах, она в них утонула. В последний свой визит Барбело, пусть и не прямым текстом, а с чисто женской хитростью подбивала меня принять сторону мятежников, чувствую, что это ей я обязан столь теплому приему, который мне оказал ее покровитель.

– Сердце демоницы отличается от сердца женщины, пожалуй, только тем, что его нет! А вот страсть, похоть, гордыня и обида, живущие в их душах, до удивления схожи. Если уж обычные люди в ревности своей готовы пойти на предательство и убийство, что уж говорить о порождениях тьмы. Сам виноват, – пожав плечами, ответил Абаддон. – Не нужно было позволять ей покинуть пределы твоей обители.

– В твоих наставлениях я не нуждаюсь.

– А зря… мог бы избавить себя от множества проблем. Впрочем, как угодно. Должен признать, что твоя идея насчет убежища мне импонирует. Туда будут стягиваться все, кто не доволен новым режимом. Вражеская коалиция в самом сердце центральных земель – бельмо на глазу Вельзевула.

– Раз уж мы пришли к взаимопониманию, нам стоит обсудить стратегию действий.

Абаддон лишь молча кивнул. Сейчас от этого сотрудничества зависело выживание каждого из них, а потому впервые за долгие тысячелетия когда-то непримиримые враги смогли почувствовать себя достаточно свободно в обществе друг друга. Асмодей даже облегченно выдохнул. Сейчас он не ожидал от своего собеседника удара в спину, даже как-то непривычно было, будто оное и не с ним происходило. Похоже на дурной кошмар или побочный эффект от пребывания на пустоши. В общем, чувство крайне непонятное.

В этих спорах и обсуждениях прошел весь день. К вечеру демоны так сильно устали от постоянных споров и общества друг друга, что во имя сохранения их хрупкого мира было принято решение разойтись по покоям, давая отдых телу и разуму.

К слову сказать, гостевая опочивальня, предоставленная Абаддон, оказалась на редкость уютной. Зная темперамент и вкус демона войны, Асмодей ожидал увидеть зал, окруженный частоколом, на острых вершинах которого были бы насажены головы стонущих грешников, а тут было вполне удобное ложе, правда, простыни там заменяли шкуры убитого зверья – скандинавский манер, а серебряные канделябры – человеческие черепа, но разве могло оное смутить столь древнее зло. Пожалуй, даже наоборот, это было как долгожданная смена обстановки.

В левом углу зала гнездилась огромная купель, от которой вверх поднимались клубы пара, делая воздух в покоях влажным и горячим – для демона, привыкшего к пламени, неудобство сомнительное. Против нее стоял небольшой шкаф резного дерева и два старых кресла, а подле него гранитный стол, достаточно грубой работы. Вполне сносно, а для Ада – так вообще роскошные апартаменты, за которые здесь каждый грешник был готов повторно продать душу.

Опустив голову на меховую подушку, Асмодей прикрыл веки. Несмотря на окружающий жар, мех холодом обжигал кожу. Ощущение весьма непривычное. Не часто ему приходилось возлегать в одиночестве на ледяном ложе. Впрочем, оно и к лучшему, радости плоти всегда притупляют ощущение мира, расслабляют тело и разум. Сейчас это была непозволительная роскошь.

Сон подкрался незаметно. Демон даже не смог сразу уловить ту незримую грань, за которой начинается эфемерное царство Морфея, хотя для него это были бескрайние просторы пустоши, блуждая по которым он, подобно жадному зверью, пытался поглотить как можно больше энергии, порою забывая о предосторожности. Сила Вельзевула, столетиями копившего свою мощь, не давала ему покоя даже за гранью реальности, а потому он пытался одним глотком осушить бескрайнее озеро, забывая о зароке, который дал сам себе. Поэтому и утро следующего дня показалось ему настоящей пыткой. Это был как раз тот случай, когда неумеренность была хуже голода, но на пути к цели все дороги хороши, а потому в следующую ночь повторилась та же история, а потом еще раз.

Если бы Асмодей даровал кому-то возможность лицезреть себя со стороны, то этот обреченный на вечные муки зритель наверняка бы сказал, что демон в момент своей жадности больше походил на утопающего, которому на шею повесили огромный камень, но несчастный, не желая сдаваться на милость смерти, из последних сил хватал воздух, задыхаясь, разрывая себе легкие, но не останавливаясь. Таков был и Асмодей, только ко дну его тащил не непомерный груз, а жажда мести. Лишь в последнюю перед вылазкой ночь демон решил отказаться от пагубной трапезы, понимая, что подобная неумеренность перед битвой может сыграть с ним злую шутку.

С закатом Венеры демоны, сокрывшие лица за черными плащами, а тела – за стальными доспехами, оседлали кошмаров и, прикрываемые пологом ночи, растворились во мраке. Асмодей, больше привыкший к полетам, чем к верховой езде, не редко честил своего нового питомца последней бранью. По его мнению, кони Преисподней были хоть и верными товарищами, но весьма медлительными, не способными сдержать атаку с воздуха или выдержать долгое преследование. Благо, крылатых боевых соратников могли позволить себе лишь избранные, а из рыцарей таких было трое. К несчастью, одним из них был Вельзевул. Огромная муха, на которой летал новый враг, по мнению Асмодея, была презренным созданием. Не чуралась даже пожирать плоть убитых воинов и загнивающие душонки. В сравнении с этим Нифелим казался ему божьим даром – благородным зверем.

Однако сейчас выбора у Асмодея все равно не было. Дракон привлекал слишком много внимания, а это в текущем положении его хозяина было недопустимо. Несмотря на то, что Вельзевул не издал прямого указа о заключении беглого рыцаря под стражу, на что по сути у него не было ни оснований, ни власти, в Аду каждая гончая знала о том, что элитные отряды десницы прочесывают бескрайние просторы проклятых земель в его поисках.

Преодолев горный серпантин, прикрываясь серным туманом, сегодняшние союзники и вчерашние враги направились к рубежам на границе земель четырех рыцарей: Абаддон, Лефиафана, Асмодея и Мамона. В самом центре этого перекрестка находился небольшой грот, служивший тоннелем в Чистилище. Вратами в него служила огромная арка, по обеим сторонам которой находились две чаши, в которых пылало алое пламя, призванное очищать души, переступающие рубеж. Основание арки, густо испещрённой енохианскими символами, представляло собой две монолитные колонны черного гранита, сливавшиеся прямо над головой привратника, а точнее привратницы.

Скорбная доля оберегать покой и блюсти равновесие между мирами выпала на плечи ангела смерти, которой, вопреки всеобщему убеждению, оказалась не костлявая старуха, облаченная в рваный балахон, а хрупкая темноволосая девушка, закутанная в черную шелковую тунику, с золотыми брошами на плечах. Ноги хранительницы врат, заключенные в золотые поножи, доходившие до колена, были стройны, движения завораживающе грациозны. Ее бледный лик, скрывал глубокий капюшон, под которым можно было увидеть лишь чувственную линию алых губ – символичный знак слепоты Смерти, говорящий о том, что в ее глазах все едино: красота и уродство, старость и молодость, богатство и бедность. Она забирала всех! На ее тонких запястьях звенели десятки золотых браслетов-обручей, а тонкие пальцы с длинными ногтями сжимали древко огромной косы, окропленной кровью. Тысячелетиями эта стражница Ада и Рая, первая жница жизни, неустанно стояла на своем посту, служа проводником в Чистилище для мертвецов, оберегая миры от обоюдных вторжений, выполняя великую миссию, тайну которой не могло постичь ни одно живое существо.

Она, будучи божественной посланницей, не принадлежала ни свету, ни тьме. Чужая для всех и вечно одинокая она несла забвение каждому, к кому прикасалась. То было вечное проклятие и великая сила. Она держала в своих руках нить жизни каждого существа, обрывая ее в судьбоносный момент.

Никто, даже высшие демоны не знали о том, когда глаза этой всадницы Апокалипсиса, восседающей на белоснежном коне, увидели свет. Поговаривали даже о том, что Азраэль была старше самого Создателя, ведь если Бог – есть жизнь, а жизнь неотделима от смерти, то они представляли собой двух всесильных и древнейших созданий, которые приводили все сущее к гармонии путем обновления и очищения. Никто и никогда не видел, чтобы она применяла свою силу, становясь орудием убийства в войне Ада и Рая, оттого ее могущества страшились еще больше. Ведь самый страшный враг – враг неизвестный. Все демоны знали в лицо Смерть, и все как один боялись ее, ибо она одним лишь касанием могла обратить в прах их бессмертие.

– Лучшим местом для нападения будут тоннели, – прошептал Абаддон, прильнув к огромному валуну, чтобы раньше времени не обнаружить свое присутствие. – Так, по крайней мере, никто не сможет сбежать.

– Мы не сможем проскользнуть незамеченными мимо Азраэль, – отозвался Асмодей, подводя ближе кошмара, который, чувствуя подле себя холодный дух смерти, начал нервно топтаться на месте, выказывая явное недовольство.

– Нам и не нужно… она нас пропустит! Нет запрета на то, чтобы рыцари пользовались этими тоннелями. Врата в Чистилище для таких как мы запечатаны, к тому же их сторожит ангельский дозор. А то, кто из демонов проведет грешников через портал, ее не заботит, уж поверь.

– Откуда ты знаешь? – нахмурив брови, отозвался Асмодей.

– Ты забываешь о том, что она уже однажды подарила мне свой смертельный поцелуй. Часть ее холода, как и любой мертвец, я до сих пор ношу в себе.

– Но даже если это и так, что помешает ей рассказать Вельзевулу о том, что мы прошли сквозь врата?

– Она не скажет ему ни слова, ибо все мы для нее лишь прах. Она держит ответ лишь перед Создателем, и может внять лишь голосу существа, благословлённого им на наместничество в Преисподней.

– Люцифера.

– Да. Пока Вельзевул не благословлён Господом на пост десницы для Азраэль он обычный демон, один из тысячи тысяч. Осмелься он дерзить, Смерть заставит его замолчать навсегда. Уж, поверь. Ее забота – жатва, а не войны и интриги. Пока мертвые не блуждают средь живых и чаша весов света и тьмы в равновесии, она останется безучастна ко всему.

Однажды Асмодей уже был гостем в этих тоннелях, пытаясь отыскать магическую лазейку, сквозь которую утекали ворованные души, но тогда безраздельным Владыкой Ада был Люцифер. Длань его могущества была тем щитом, который оберегал демона от любой чужеродной силы, которая могла встретиться ему в проклятых лабиринтах. Хотя тогда и сам Асмодей ни капли не сомневался в собственном превосходстве, веруя в то, что все рыцари равны меж собой, а ангелы едва ли могли сдержать его напор, реши он прорваться к небесным вратам. Да, воистину тогда непобедимым его делала уверенность в собственной силе, но сейчас все было иначе. Вельзевул превзошел его, а единственным союзником, способным стать надежной опорой был глубоко презираемый враг. Божественная ирония, а точнее жестокая насмешка над древним злом! И как, спрашивается, при таком раскладе сохранить уверенность в себе и бесстрашие в бою?

Даже будучи мастером хорошего блефа, князь блуда прекрасно понимал, что едва ли может убедить себя в собственном бесстрастии и способности одержать победу в битве, что уж говорить о его противниках. Нет, сейчас Асмодей был вынужден признать, что страх постепенно начинал отравой растекаться по горячей крови, а доводы разума слабеть. Стыдно, но даже в небесной битве, потеряв свои крылья, демон не испытывал столь человеческих эмоций, а ведь сейчас на кону стояло куда больше, ибо за вратами Ада была только пустота. Теперь он изведал это на своей собственной шкуре и не хотел возвращаться в ее объятия.

– Пойдем, – пилой прозвучал голос Абаддон, разорвавший нить его размышлений. Привязав поводья кошмаров, демоны устремились к вратам, не без опаски поглядывая на стражницу, черные волосы которой безжалостно трепал ветер.

– Кто идет? – холодным, словно сталь, голосом произнесла Азраэль.

– Я – Асмодей – падший серафим, наместник Люцифера, князь блуда и рыцарь Преисподней…

Перечислять свои нескончаемые титулы Асмодей действительно любил. То был еще один небольшой грешок в букете демонских злодеяний. В глазах самого́ «О-Великого» это предавало его персоне большее величие. Привычка, которую демоны переняли у высшей аристократии столь презираемых ими смертных. А потому Владыку захлестнула волна истинного разочарования, когда Всадница Апокалипсиса бесцеремонно его прервала. Да, сейчас, похоже, все потеряли уважение к его рыцарскому сану и древней крови божественного происхождения. И куда только Ад катится. И хотя сама Азраэль никогда не выказывала ему особого почтения, но и на пути не становилась. А тут такое! Еще одна причина для беспокойства.

– Проход закрыт! – объявила она, не дав последнему договорить.

– Смерть не властна над рыцарями Ада! – инстинктивно сжав рукоять меча, прошипел Асмодей.

– Проход закрыт! – как послушная кукла чужой воли, произнесла Азраэль, будто не слыша ни единого его слова.

– Что-то не так, – буркнул себе под нос Абаддон. – Она никогда не восставала против существующего уклада.

– Нам нужно пройти! – готовый в любой момент отразить удар, произнес Асмодей, делая шаг вперед.

– Проход закрыт, – преграждая ему путь косой, произнесла она. И в жесте этом было столько сдерживаемой угрозы, что даже браслеты на ее руках зазвенели.

– Постой, – ухватив демона под локоть, прошептал Абаддон.

– Что еще?

– Видишь, – он указал на одно из золотых колец на ее запястье, на котором был высечен черный крест с треугольником на вершине. Древний символ, которым так любили пользоваться алхимики. – Оковы смерти!

– Он заклятием пленил ее, – сверкнув глазами, произнес Асмодей. – Он подчинил себе смерть. Да, никогда не думал, что Вельзевул практикует подобную магию.

– Нужно уходить!

– Нет, мы должны пройти, – с лязгом обнажив меч, прошипел князь блуда. Да, вспыльчивости Асмодею было не занимать. В злости своей он даже позабыл о былых опасениях, благоразумии и здравом смысле, ибо сложно было столь всесильному созданию принять свою уязвимость. – Пропусти нас!

– Проход закрыт! – в который раз произнесла она, будто и не знала других слов, что только распаляло демона.

– Гнев застилает тебе глаза, – до боли впившись мертвой хваткой в плечо рыцаря, произнес Абаддон. – Никому не дано победить Смерть! Зря отдашь свою жизнь на потеху Вельзевулу. Грамотный стратег знает, когда лучше отступить. Не искушай смерть и не проверяй на прочность свое бессмертие в такое время.

Холодный расчет и способность молниеносно оценивать ситуацию и принимать решения были, пожалуй, лучшими чертами Абаддон, которые хоть как-то сглаживали в глазах окружающей его демонской аристократии его заносчивость, саркастичность и жестокость, не знавшую границ. Истинный демон войны! Асмодей уже собирался ему возразить, но увидев в отражении собственного щита надвигающуюся угрозу, отскочил в сторону, будто ошпаренный.

– Знаешь, а ведь он прав. Пылкость не делает тебе чести! – надменно произнес Вельзевул, стоя пред ними во всем своем величии. Новый золоченый доспех с собственным сигилом на груди, тяжелый плащ королевского пурпура, рогатый шлем с плюмажем из алого шелка – поистине царское величие. За его спиной возвышались массивные штандарты и толпились десятки инферналов и демонов среднего почина. Величие, граничившее с вульгарностью. Даже Люцифер не позволял себе подобной пышности, сопровождающей его появление.

– С каких пор демоны твоего уровня опускаются до встречи ворованных душ? – презрительно фыркнул Асмодей.

– С тех пор, как подобные тебе решают восставать против меня! Неужели ты думал, что я не смогу тебя найти? Предсказуемо, и даже очень! А вот тебя, мой друг, увидеть здесь я не ожидал никак! – лукаво взглянув на Абаддон, который так же обнажил меч, произнес он. – Неужели я нечаянно поспособствовал завершению тысячелетней войны?

– Оставь эти церемониальные речи для своих прихвостней! Хочешь убить нас, сражайся достойно!

– Двое против одного?! – с ироничной улыбкой произнес он. – Это будет слишком неравная битва, к тому же, я не желаю вас убивать, по крайней мере, пока. Сделать из вас мучеников, решивших поддержать угасающий режим! Ну, уж нет! Вы не станете вдохновителями повстанцев и прочих недовольных своими местами. Вы будете предателями, которых в присутствии всей Преисподней казнят на площади Черного замка в первородном огне. Но есть и другой выход!

– И какой же? – поинтересовался Асмодей, делая несколько шагов к кошмарам, которые нервно переминались с ноги на ногу.

– Мой друг, ты свой шанс упустил. Это предложение адресовано ему, – кивком он указал на Абаддон, который изо всех сил пытался найти решение этой дилеммы.

– Я тебя слушаю! – не повернув головы на товарища, метнувшего в его сторону гневный взгляд, произнес он.

– И это правильное решение. Еще никогда мне не приходилось сомневаться в твоем здравомыслии. Мне нужны такие сторонники, как ты: сильные, безжалостные, рассудительные. Люцифер в тебе не ошибся, и с моей стороны будет величайшей ошибкой лишить тебя занимаемого сана. Чем больше рыцарей в совете присягнут мне на верность, тем больше шансов у меня одержать победу, малой кровью, так сказать.

– И что я получу, если приму твое предложение?

– Ты сохранишь свой титул, свои земли, свою пещеру, и получишь то, что было так тебе желанно в течение всех этих веков.

– И что же?

– Да как ты смеешь, – взревел Асмодей, бросаясь на новоиспеченного предателя. Да… не было в Аду верности, была лишь взаимная выгода, а ему, увы, нечего было предложить. Внезапная боль, пронзившая все тело, заставила демона блуда упасть на колени, обхватив голову руками. Казалось, что череп не выдержит возросшего внутри давления, и сейчас взорвется. Оглянувшись, он увидел красивое лицо Азраэль, лишенное всяких эмоций, но вот ее черные, бездонные глаза, наполненные скорбью, были более красноречивы. Даже Смерть угнетало рабство, и она, подобно многим, пыталась побороть его, сопротивляться чужой воле, восстановить привычный ход вещей, но не могла.

– Я дам тебе его земли, его власть и его Грех!

– Вполне заманчивое предложение, – глядя на корчившегося на потрескавшейся земле Асмодея, произнес Абаддон. – Я принимаю твое предложение.

– Довольно! Ты пожнешь его жизнь чуть позже, – произнес Вельзевул, не давая губам Азраэль сомкнуться в последнем, смертельным для демона поцелуе. Не говоря ни слова, Смерть отступила, подняла с земли свою косу и вернулась на стражу врат. – Так-то лучше! Как видишь, сила на моей стороне, ты принял верное решение.

– А что будет с Люцифером? – преклонив одно колено перед Вельзевулом в знак подчинения, произнес Абаддон.

– Азраэль возьмет его жизнь точно так же, как жизни тех, кто откажется подчиниться моей власти, в свое время.

***

Боль и качка – первые ощущения, предшествующие возвращению из непроглядного мрака. Боль – это хорошо. Если болит, значит, жив. Дьявол побери, ну что за человеческое умозаключение. Совсем княже размяк, раз стал мыслить людскими клише. Что ж, с болью все понятно, а качка-то откуда? Тошнотворная, дезориентирующая… будь Асмодей в сознании, наверняка скривил бы на лице отвратительную гримасу. Впрочем, сейчас у него были более важные заботы, так что не время и не место было предаваться жалости к себе любимому. Первое, что жизненно необходимо – это открыть глаза. Должен же рыцарь понимать, где он находится!

Вскоре отголосками сознания стали голоса, окружившие его со всех сторон. Вроде бы знакомые, но какие-то чужие. Но коли эти звуки стали его единственность связью с реальностью, греховным было бы не сделать из них проводник, вслед за которым он вернется к жизни. Ухватившись за эту мысль, как за борта лодки в открытом океане неизвестности, демон сделал еще одну попытку открыть глаза. Постепенно из мрака проступили размытые образы, а потом картинка обрела ясность.

Оглянувшись по сторонам, будто в пьяном угаре, Асмодей застыл взглядом на столь ненавистном ему облике. Абаддон! Будто ничего не случилось, он ехал чуть позади него, горделиво восседая на своем кошмаре, а кругом высились все те же знамена Вельзевула, десятки чертей и бесов. Его эскорт! Позор!

– Вижу, ты пришел в себя, наконец. Не думал, что в предвкушении поцелуя смерти ты потеряешь сознание. Не хорошо так разочаровывать девушку, – усмехнулся он. Асмодей от злости даже зубами клацнул. Его, скованного по рукам и ногам, будто грязного черта, посаженного в седло задом наперед, везли в какую-то тюрьму, а недавний союзник, которому он доверился от безысходности, предал его, да так еще и на потеху остальным насмехался над ним.

– Тебе никогда не смыть с себя клеймо предательства! – прошипел демон.

– По крайней мере, я не закован и меня с позором не везут в самую глубокую тюрьму, где ты никогда не увидишь света.

– Выродок! – со всем презрением выплюнул Владыка Похоти.

– Все в этом мире абстрактно, Асмодей. Историю пишут победители, а сейчас в победе Вельзевула уже никто не сомневается. У него больше сторонников, больше силы, больше власти. В этой истории я буду его ближайшим сподвижником, карающим перстом нового режима.

Отвечать Асмодей не стал, только в очередной раз проклял себя за то, что позволил Авроре оказать такое влияние на его решение. Нет, это не он, это она повинна в случившемся. С ее подачи он, презрев свою гордость, которую теперь величал внутренним голосом, пришел в логово врага. И что из этого вышло?!

Уже смеркалось! Венера, покоряясь неизбежной ночи, скрылась за адской горой и кругом воцарилась зловещая тишина: затихли стоны грешников на погосте, демоны прекратили свои перешептывания и насмешки, а звук их чеканенных шагов, так звонкий прежде, растворялся в безграничных просторах, даже лавовые гейзеры, неустанно выплевывающие из своих недр тонны огненной жидкости, затихли. Боязливо оглянувшись по сторонам, демоны скучковались вокруг своего нового предводителя, ожидая его решения.

– Что застыли, трусы! – взревел он, стегнув их кнутом и тем самым расчищая пространство вокруг себя. – Неужели вы, будто мерзкие душонки, боитесь Ада? Это ваш дом, ваши бескрайние владения, а вас пугает тишина?!

– Они боятся не тишины, – равнодушно заметил Асмодей, – а того, что за ней последует!

– И то верно, – с безмятежной улыбкой отозвался Абаддон, в мгновение ока обнажив свой двуручный меч. Описав острием полукруг, он обрушил всю свою мощь на ничего не подозревающую стражу, которая от неожиданности бросилась в рассыпную, наталкиваясь на сопротивление схоронившихся в скалистых расщелинах воинов – сторонников демона войны.

Война была их призванием, кровь – пищей, а лязг мечей – усладой для слуха. В ряды своей стражи Абаддон набрал умелых и кровожадных воинов, отъявленных грешников, которые в Аду приняли помазание и демонское проклятие. Когда-то смертные, они стали жесточайшими демонами Преисподней и верными сторонниками своего повелителя. Повинуясь его воле, они устроили жестокую сечу, обрушивая на загнанных в угол собратьев весь свой гнев. Не многие из эскорта отважились на сопротивление, и никто не смог уйти с поля боя. Смерть собрала новую жатву, а адская земля обагрилась демонской кровью.

Не сразу поняв суть этого маневра Асмодей, пользуясь наступившей суматохой, перевернувшись в седле, что было сил ударил в бока своего кошмара. Встав на дыбы, зверь издал душераздирающее ржание, но Абаддон успел ухватить его за поводья, притянув к себе.

– Вот оно безрассудство во всей красе, – прошипел демон, кинжалом перерезая веревку, смоченную святой водой, что сковывала руки Асмодея. – Нужно убираться! Они сами справятся. – Не дав товарищу опомниться, Абаддон стеганул лошадей, которые во весь опор устремились по горному серпантину, подгоняемые не только тяжелым хлыстом, но и страхом.

– И что это было? – прорычал Асмодей, нагоняя демона.

– Ум, ловкость и находчивость. Как ты верно подметил на днях, я не могу предать Люцифера, но и очертя голову бросаться в бой, не имея ни шанса на победу, не стану. Особенно, если твой враг предлагает тебе выбор.

– Вельзевул узнает о твоем предательстве.

– И пусть! Мне удалось выиграть время. Осталось только грамотно им распорядиться. Неужели ты думаешь, что не имея за спиной тыла, я действительно бы отправился в эту вылазку? О, нет, мой друг! Я не настолько опрометчив. Все это время мои лазутчики следили за нами, дожидаясь того момента, когда я дам знак к нападению. И когда мы оказались достаточно далеко от врат в Чистилище, они явили врагу свой грозный лик.

– Но как тебе удалось обмануть Вельзевула и уговорить его отдать тебе командование над его гарнизоном?

– У меня в рукаве припрятан козырь на этот счет, – с усмешкой ответил он. – И, если позволишь, пока я сохраню его в секрете.

– Нужно оповестить Люцифера.

– Да. Врата находятся у Оазиса Жизни, там же, куда по твоим словам будут стягиваться угнетенные и недовольные.

– До него чуть меньше часа пути. При таком раскладе у нас есть небольшая фора.

Кивнув в знак согласия, Абаддон хлестанул своего двурогого кошмара, сорвавшись в дикую скачку вослед за Асмодеем. В ночи князь блуда ориентировался все же лучше, да и ночные вылазки предпринимал куда чаще своего воинственного собрата, так что его чутью вполне можно было довериться. Двигаться он предпочитал узкими и отдаленными тропами, стараясь не натолкнуться на конвои, блуждавшие по проклятым землям.

В своих нововведениях Вельзевул определенно превзошел в тирании своего предшественника. Если бы не щедрые душевные пожертвования и еще более щедрые лживые посулы, едва ли кто-то из демонов решился бы оказать ему поддержку. Но красноречия ему было не занимать, да и черти оказались публикой благодарной – падкой на обещания и весьма тщеславной.

Необходимое расстояние вопреки ожиданиям они покрыли к полуночи, за пару часов, но зато прошли незамеченными патрулями, и обошли Оазис Жизни, подойдя к просторному гроту, внутри которого находилась огромная зала с десятками тысяч нарядов, в которые облачались демоны, посещая мир людей. За ней, в дальнем углу, гнездилась зеркальная арка, служившая падшим порталом на землю.

Когда Люцифер пал, демоны Божьей волей оказались запертыми в Преисподней, но Владыка хитростью своей сумел обмануть небесных стражей, стоявших у запечатанных магией врат, искусил их и опорочил души. Поддавшись притягательным порокам, ангелы сняли печать Творца, став последними демонами, принадлежащими прежде к рати Господа.

Много раз ангельское воинство пробовало захватить утраченный портал, но ни одна их попытка не увенчалась успехом. Демоны, познавшие вкус жизни на поверхности, готовы были на любые жертвы во имя столь желанной цели. Со временем устав от войны, а точнее придя к некоему консенсусу, бои сошли на «нет», и демоны, благословлённые дланью Люцифера, получили возможность совершать набеги на землю.

Истинную цену этого договора не знал, пожалуй, никто, кроме хозяев двух миров: Бога и Дьявола. Сделки, сделки, непрекращающиеся… Казалось, они творили этот мир, вершили его историю, даже высшие силы не поддавались этому соблазну, играя с судьбами всего сущего, словно с марионетками в кукольном театре. И глядя в зеркальную гладь портала, разделяющего жизнь и смерть, каждый видел свою истинную сущность, опороченную душу, которую не могла скрыть магическая маска.

Каждый раз подходя к этому зеркалу, Асмодей видел ни привлекательного мужчину, коим его сотворил Господь, ни злобного уродливого демона с трехликой маской, каким его сделала Преисподняя. Он видел свою искалеченную душу, развращенную и эгоистичную. Это зеркало отражало его пороки, придавая им внешне извращенную форму. Его лицо принимало суровое выражение и становилось более изможденным, на левой щеке зияла дыра, сквозь которую виднелись зубы. Кожа на обезображенной половине лица кое-где была сморщена и видом напоминала высушенный изюм; на скуле она вовсе лопнула и обнажала лицевую кость. Плоть его имела серовато-синюшный трупный вид, однако по структуре больше напоминала усохшую кору. Малоприятное зрелище, которое с годами становилось еще более неприглядным.