Текст книги "Тяжёлая вода (СИ)"

Автор книги: Arno

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

8. Старое имя – старые дела

Где-то в Море Цепей

Выйдя в море, можно месяцами плыть, так и не встретив ни одного паруса, думал Джаг. А можно наткнуться на нежданную встречу спустя пару дней с выхода из порта.

Каково это – после долгих недель путешествия по опасным волнам, увидеть на горизонте судно?

Это страшно. Джаг знал это не понаслышке.

Что таит в себе белый парус на горизонте? Что за люди идут под ним? Добры ли их намерения? К чему следует готовиться? Чего ждать от встречи? Встретятся ли им на чужом корабле друзья, которые поприветствуют их миром и пожелают доброго пути? Или же, при сближении, судно откроет орудийные порты и поприветствует огнем и кровью, а на борту его затаились вооруженные до зубов, жестокие головорезы-разбойники?

В море никогда не знаешь, чего ждать от встречного судна. И потому, каждая встреча сродни игре в монету: выпадет король – повстречаешь друга. Выпадет лев – и на борт взойдет старуха с косой.

Джагу в игре в монету никогда не везло. Как и в других азартных играх. Словно он чисто физиологически не способен был выиграть. И ведь не бывало такого, что не шла карта или какие-то другие условия заранее давали ему понять, что одержать победу не удастся. Но в решающий момент никогда не было козыря под рукой и доброй масти на отбитие! Монета, бросаемая честно, падала всегда невпопад, а кости то и дело давали змеиные глаза, гораздо чаще, чем в руке любого обычного мужика. И Джаг был бы рад на змеиные глаза ставить! Но когда ставил на них, они никогда не выпадали. Госпожа Удача была ему злой сукой, в азартном деле всегда стояла к нему спиной и не давала выиграть в игре ни единой гнутой монеты.

Однако, в других делах такого не наблюдалось. Во всем, что кроме игры, Джаг не испытывал с удачей проблем больших, чем любой другой человек. А если задуматься, размышлял он, то по жизни везло мне куда чаще, чем любому другому! Разве найдется в Море Цепей такой человек, который дважды вылез из петли? Может и найдется, да только таких очень и очень немного. Обычным людям хватает и одной веревки, чтобы станцевать в воздухе свой последний танец да отправиться в землю.

А меня вот, думал он, уж второй раз бог миловал. Хотя и последнее – явно не за богом дело. Я ж сам в петлю полез, а самоубийство – страшный грех, за который господь осудит. Но такие разговоры перед делом – без надобности.

Что чувствуют люди на этой трехмачтовой клеббе, когда видят наш парус так же, как мы видим их? Что они думают о предстоящей встрече? Что говорят им их сердца и их умы?

Все это станет не важно совсем скоро. Все, что они думают, моментально устареет, когда мы покажем им, кто мы такие.

И мы покажем им это прямо сейчас.

– Марсовые! – заорал Джаг. – Спустить авантийскую тряпку! ПОДНЯТЬ НАШ ФЛАГ!

Команда взревела оголтелым радостным ревом, приветствуя эти слова.

И когда люди на марсе сняли с мачты красный с синим авантийский флаг, заменяя его черным, с изображением белого козлиного черепа с перекрещенными мечами, довольный рев на палубе сменился на полтона, обогащаясь зловещими нотками.

Джаг смотрел на свое черное знамя, не скрывая в лице удовлетворения: флаг получился как раз таким, каким он и хотел – большим, черным, страшным и хорошо узнаваемым. Последнее значило в Море Цепей больше всего остального. Слава – главная пиратская характеристика. А определяют пиратов по их кораблям и флагам.

Что люди на этом клеббе думают теперь, когда увидели черное знамя? Что сейчас шепчут им их сердца?

Это тоже не важно, понял Джаг.

Их смерть прибыла.

– Поднять все паруса! Полный ход!

До того Козёл шел с двумя третями парусов, и не прибавлял их, когда завидел судно на горизонте, и не спускал авантийский флаг, чтобы не раскрыть себя раньше времени. Но теперь, когда добыча стала так близка, всего в каких-то двух километрах впереди, Джаг не мог отказать себе в удовольствии.

– Тихо! – рявкнул он на всю палубу. – Заткнитесь нахрен! Заткнитесь!

Команда утихла, ожидая, чего скажет Джаг. Но тот молчал. Только лишь поднес ладонь к уху, словно хотел лучше слышать наступившее молчание.

Но не его он на самом деле слушал. С такого расстояния, на море, ровном, как стол, без холмов и низин, без лесов и домов, ровном и гладком, звук распространялся гораздо дальше, чем на неровной земле, полной для него всяческих препятствий, в которых он тухнет и ослабевает. Джаг слушал то, что доносилось с корабля впереди по курсу. И услышанное его радовало.

– Слышите?! – воскликнул он. – Вы слышите это, ребяты? Слышите, как заскулили эти крысы, когда увидели наш флаг с козлом?

– Да! – заорали в толпе. – Они нас боятся!

– Нет, – возразил Джаг. – Они не боятся. Они просто воют от страха! У них у всех потроха трясутся!

– ДА-А! – взревела довольная и разгоряченная команда. – Им конец, капитан! Им не жить! Мы их всех перебьем!

– Да! – заорал Джаг. – Так и будет! А теперь, обезьяны, все живо к орудиям! Мубаса!

– Я тут, капитан!

– Приготовься дать хороший залп как подойдем на дальность выстрела!

– Есть, капитан!

– Гаскар! Готовь своих мушкетеров! Им останется то, что пропустит Мубаса!

Гаскар Монтильё кивнул, тронув двумя пальцами непокрытую голову, давая понять, что готов выполнить приказ, и тут же стал собирать свою стрелковую бригаду.

– Атаульф! Борво! Кужип! Сурбалла!

Названные люди ступили шаг вперед из толпы моряков.

– А вам достанутся все, кто уцелеет, – сказал Джаг со зловещей ухмылкой.

Атаульф и Борво с готовностью осклабились, Кужип довольно склонил голову на плечо, а Сурбалла Бесстыжая лишь коротко кивнула Джагу.

Учитывая специфику команды судна, и то, что в нее вступали целыми бандами, Джаг решил, что будет разумно на первый раз назначить у абордажников нескольких старшин. Все же, банды Атаульфа и Кужипа были хорошо сработаны и до службы на Козле, привыкли уважать своих главарей и дейстовать так, как они скажут, что крайне полезно в бою, а люди Борво явно были пусть и не смиренными, но все же ревностными эйясианами, и власти над собой безбожных варваров не потерпели бы. Но после того, как Дужо решил свалить с борта Козла, должность старшины абордажных у негров оставалась свободной. На нее хорошо подходил Кужип, по роже – отъявленный бандит и хороший боец. Однако, после некоторых размышлений, Джаг понял, что не может не дать шанса Сурбалле, одной из самых верных его негритянок и при этом подающей надежды. Если хорошо покажет себя в должности старшины абордажных у негров, буду двигать ее в офицеры, решил Джаг.

Замысел разбоя был прост и безыскусен, но потому и действенен. Клебба – не самое быстрое судно. Уж точно не быстрее хоть и бывшего, но все же военного фрейга, который, к тому же, был добротно отремонтирован: ходовые качества Козла заметно улучшились после того, как с его дна на сухом берегу счистили гигантские наросты морских ракушек, что копились там годами. К тому же, клебба заметно уступала фрейгу в артиллерии. Если на ней было лишь две орудийные палубы с общим числом орудий в три десятка, по пять на верхней и по десять на внутренней с каждого борта, то Козёл нес их аж пятьдесят семь: по двадцать шесть с каждого борта, два погонных спереди, на юте, и три на баке. Пушками Джаг разжился на прошлом деле, когда приказал вытащить все орудия, а заодно и ядра к ним, с захваченной антелузской глеевисы. Проблема была в том, что теперь на судне присутствовало два разных типа орудий: авантийские полупудовки, мощные, но не слишком дальнобойные, и искусные антелузские кулеврины, которым нужны были шестикилограммовые ядра. Джаг предвидел проблему несовместимости калибров: кулевринам полупудовые авантийские ядра были велики и совсем не подходили. Это была малая часть беды. Большая заключалась в том, что шестикилограммовое ядро в полупудовку забить было можно, но такой выстрел гарантировал серьезные проблемы для самих стреляющих: самое малое, выстрел получится неудачным, а пушка испортится. Но обычно случалось так, что не подходящее калибром ядро при выстреле шаталось в стволе как член в дыре у старой шлюхи, что приводило к самым неприятным последствиям. Если пушка не взрывалась от такого выстрела, то точно приходила в негодность: шатающееся ядро деформировало канал ствола, после чего стрелять даже подходящими ядрами становилось крайне опасно.

Дилемма была на лицо: пушек сняли с глеевисы больше двадцати стволов, и это заметно усилило бы мощь Козла. Но это вело к неизбежным проблемам с пушкарями, которым отделить полупудовые ядра от шестерок на глаз было не так уж просто. В итоге, плюнув на все, Джаг решил усилить мощь бортов, но при этом заранее велел Мубасе провести занятие, на котором пушкари отличали ядра разных калибров. Для надежности он даже велел постелить в корзины с полупудовками тряпки, а в шестерки – солому, чтобы сразу было видно, какие надо брать.

Надеясь, что такое решение поможет избежать кровавых инцидентов, Джаг довольствовался заметно потяжелевшим в боевой мощи кораблем, и теперь собирался в полной мере использовать такое преимущество над слабо вооруженной клеббой.

Догнать ее не составляло проблем: час максимум, и Козёл выйдет на дальность огня из кулеврин. Если залп будет удачным, то еще через четверть часа можно будет дать залп полным бортом. Пара таких – и судно выбросит белый флаг взамен своего, который реял сейчас на мачте.

Этот флаг был прекрасно знаком Джагу: темно-красный, традиционный авантийский цвет. Но вместо синих полос морской империи, на нем была белая трехконечная звезда Святителя, и каждый конец венчала централитянская буква: P, A, E. Potentis, Audex, Exitas. Мощь, Воля, Успех – девиз Авантийской Имперской заморской компании.

Джаг сам долгое время ходил под этим флагом, а потому небольшую странность заметил сразу: раньше заморская компания поднимала свой флаг только в качестве второго, а первым был всегда авантийский. Это же судно шло именно под флагом PAE, и не было видно никакого другого.

Что-то распоясалась компания, подумал Джаг. Ощутила волю.

Но это не беда. Пара часов, и эта тряпка будет плескаться в море.

– Бери круче к ветру! – заревел Джаг. – В фордевинд им от нас не скрыться!

***

При самом первом взгляде на клеббу заморской компании, еще издалека, в подзорную трубу, Соловей легко определил, что идет судно с востока на запад, а стало быть, из Авантии куда-то в направлении Россыпи. Джагу оставалось только очередной раз подивиться способностям штурмана: имея внешность дамского угодника, совершенно не вяжущуюся со знаниями о суровом морском деле, этот моряк держал в голове подробную карту Моря Цепей, не говоря уже о том, что умел множество полезных вещей кроме этого.

Клебба шла траверсом к Козлу, которому ветер способствовал. И стратегия жертвы была бы очевидна – лечь на тот же курс и уходить по ветру прочь от погони. Однако, свое слово вносила разница в парусном вооружении: Козёл был традиционным авантийским фрейгом, построенным по проекту, который вобрал в себя лучшее из горького опыта столетий мирового мореходства: он был быстр, легок, остойчив, нес много вооружения, и, что важнее, парусное оснащение его было составлено по смелой схеме «больше прямых парусов», что позволяло ему разгоняться до огромных скоростей при сопутствующем ветре, хоть, при этом, подвижность при боковом и встречном ветрах заметно снижалась. Все три мачты клеббы были оснащены по принципу «прямые и косые паруса», – такие суда не привыкли полагаться на удачный ветер, предпочитая идти хоть и не так быстро, но все же и при боковом и даже встречном ветре. Облюбовали такие суда торговцы, которым было не с руки надолго застревать в море без подходящего ветра, предпочитая хоть медленно, но идти, ведь в трюмах может портиться в это время дорогой товар. Зато военные, которые применяли прямопарусные фрейги обычно для патруля окрестных вод, никуда не спешили – при желании маршрут патруля можно было ненадолго поменять, подстраиваясь под ветер, зато в бою при удачном ветре судно получает огромные преимущества за счет своей недостижимой для врага скорости.

Многие люди привыкли считать (это все из-за их сухопутного ума), что в бою скорость не так важна, как сила. Но тот, кто бывал на море, знает твердо – быстрое судно чаще всего одолеет медленное. Потому что за быстрым – инициатива. Быстрому дозволено выбирать, когда напасть, и также дозволено выбирать, когда уйти из боя. И уж если капитан быстрого не полный дурак, он использует качества своего корабля так, чтобы всегда оказываться на дальности залпа именно тогда, когда врагу стрелять неудобно. Быстрый закружит врага, собьет его с толку, использует все свое преимущество, чтобы атаковать и не быть атакованным в ответ. Быстрый – охотник. Медленный – жертва.

Конечно, бывали и исключения. Какой бы легкой и скорой не была одномачтовая щебекка, она ни в жисть не одолеет гевар или линкор, потому как не увезет и дюжины пушек, в то время как сама погибнет от одного полного залпа вымпела. Но когда неравенство в рангах кораблей не столь вопиюще, скорость играет важнейшую роль.

С косыми парусами клеббе не уйти по ветру от прямопарусного фрейга, это понимал вражеский капитан, а потому продолжил идти прежним курсом, в легкий бейдевинд, потому как в этом случае имел шанс удрать от погони, ведь с косыми парусами под боковой ветер идти очень удобно, а неопытный капитан прямопарусника мог и не догадаться, что и в таком случае фрейг может заметно выиграть у клеббы.

Но Джаг, хоть и капитаном было еще не очень долго, по морю ходил давно, под прямыми парусами авантийских кораблей, и приемы управления с ними выучил неплохо, а свой корабль успел изучить как следует и знал его сильные и слабые стороны.

– Ставь марселя! Полный парус! На форсированных легко догоним и в боковой.

Это было рисковано. Ветер стоял хороший, как раз, чтобы развивать пятнадцать узлов при попутном, с принятыми для такого тремя четвертями парусов, а при полном парусе можно было достигнуть и восемнадцати, или сохранить те же пятнадцать, чуть отвернув от ветра. Но повышение парусности несоразмерно силе ветра имело свои подводные камни: управлять кораблем становилось тяжелее, нередко паруса сдувались от случайного рыскания, теряя воздушный поток, и их приходилось перекидывать, а для этого – постоянно держать половину команды наверху, в то время как эти люди могли бы работать над орудиями. И это не говоря уже о том, что сами мачты могли попросту не выдержать крепкого ветра во все паруса, подломиться у самого основания, с треском рухнуть за борт, и уж тогда о погоне точно можно забыть.

Не надо быть большого ума, чтобы отдать приказ поднять все паруса и преследовать жертву. Какая сложность в том, чтобы, будучи капитаном, отдать приказ?

Другое дело – учитывать риски и готовность их выдержать. И тут уже становится не так просто. Капитан, ничего не смыслящий в морском деле, может смело командовать полные паруса, но полагается в этом случае, только на удачу, не подразумевая о том, что есть риск не только остаться без добычи, но и полностью лишиться хода, когда сильным ветром порвет паруса и поваляет мачты. Капитан, который знает о рисках, о силе ветра и пропорциональной ему парусности, скорее не посмеет рискнуть, опираясь на эти знания. И только тот капитан, который изучил свойства кораблей и материалов, из которых они сделаны, который повидал морских приемов и хитростей, который знает, на что сгодится его судно, а для чего оно непригодно, может не только надеяться или бояться, а к тому же и прогнозировать.

Козёл выдержит, знал Джаг. Корпус и обшивка его подгнили, но мачты все еще оставались хороши. Составные, из добротной корабельной сосны, они должны были без труда выдержать форсированные паруса.

Ветер был южный, клебба шла западным курсом, а Козёл плавно выходил наперерез норт-вестом.

И, как видел Джаг, капитан клеббы уже начинал понимать свою ошибку. Джаг шел ему в слабый траверс не потому, что хотел сойтись борт о борт как можно скорее, а потому, что не собирался следовать этому курсу дольше, чем необходимо.

– Право руля! – скомандовал он. – Уваливаемся под ветер! Зайдем к нему не правым, а левым бортом, с севера.

На море ничего не делается быстро. Пятнадцать узлов – отличная скорость. Восемнадцать – превосходная. Но даже при таких скоростях сближение идет очень медленно по сухопутным меркам.

Если норт-вестом Козёл медленно, но догонял клеббу, то теперь, отвернув по ветру, шел ей траверсом, пересекая ее курс за кормой, метрах в семистах.

Но за счет возросшей скорости миновать этот участок пути, который перебрасывал Козла с южного борта клеббы на северный, удалось очень быстро, буквально минут за пять.

– Лево руля! Правь круче к ветру! Встаем на норт-вест!

Соловей, вставший у руля, завертел штурвал, выполняя команды с филигранной точностью, и Козёл скоро встал на нужный курс.

Паруса не потеряли ветер и несли Козла вперед с хорошей скоростью, и он догонял клеббу.

Но и погоня в море, как и все остальное в море – дело не быстрое.

Минуло минут двадцать прежде, чем расстояние до клеббы сократилось до предельной дистанции выстрела. Она шла со скоростью узлов в десять, и Джаг дал команду вставать параллельным курсом. Под прямыми парусами в боковой ветер скорость сильно упадет, но он и не намеревался продолжать такой ход. Нужно было только дать залп по противнику. Развеять его иллюзии и утвердить свои намерения.

– Пушки к бою готовь!

Мубаса передал его приказы своим пушкарям, и те принялись собирать орудия. С такого расстояния только кулеврины могли достать до неприятельского корабля. Но Джагу на этом этапе было довольно и этого.

Со стороны клеббы громыхнуло, Джаг успел увидеть, как ее борт выплевывает грязно-белые клубы дыма, а следом услышал свист ядер.

Для залпа из пятнадцати орудий получалось у них очень плохо: большая часть ядер попадала в воду, не долетая до Козла метров сорок. Еще пара пронеслась в воздухе, рухнув по другую сторону от корабля, и только одно попало в цель, с треском и россыпью щепок пробив левый фальшборт джагова судна, после чего унеслось куда-то вверх, пролетело по узкой и высокой дуге, и рухнуло за правым бортом в воду, так никому и не навредив.

Джаг, оглядев повреждения, просто расхохотался:

– И это все?! Проклятье, даже жирные антелузские дожи дерутся лучше! Мубаса!

– Я здесь, капитан!

– Покажи этим болванам, как надо стрелять из пушек!

– Да! – взревела команда. – Давай, Мубаса! Пора их угостить!

Мубаса кивнул и обратился к своим орудийным расчетам, громко командуя им:

– Шевелис собаки чернэ! Дава, дава!

Расчеты орудий, один за другим, докладывали о готовности.

– Пушки готовы, капитан! – крикнул Мубаса, ожидая распоряжений. Джаг, пуская наружу дремавшую до того злость, чувстововал, как физиономия его превращается в страшную оскаленную маску.

– Огонь, – проскрежетал он.

– Огонь! – продублировал Мубаса.

Расчеты поднесли факелы, подожгли фитили.

ОГОНЬ В ДЫРЕ!

Корабль сотрясло оглушительной канонадой, грохотом сокрушительно врезало по ушам, воздух по всему борту заволокло густыми и плотными клубами белесого дыма, и когда он чуть рассеялся, а в ушах перестало пищать, Джаг оценил последствия залпа.

Из двенадцати кулеврин половина точно угодила в цель. Вражеской клеббе это не причинило серьезного вреда – чтобы наносить урон из пушек, нужны залпы потяжелее, полным бортом, и не один, а много. Но только теперь, а не раньше, Джаг почувствовал вкус надвигающейса драки: с клеббы слышались редкие, но громкие вопли раненных.

И хоть залп был для такого расстояния очень неплохим – с шести-то сотен метров положить в цель половину ядер, при том, что, бывало, и с полусотни иные умельцы умудрялись промахиваться, – Джаг заорал Мубасе:

– Хреновая стрельба! Скорректировать огонь!

Пушкари засуетились, подгоняемые Мубасой. Застучали молотки – расчеты орудий вгоняли в лафеты клинья, поднимая или опуская таким образом стволы пушек.

Прошло минуты две, и клебба дала второй залп.

На этот раз залп их был удачнее. В воздухе над палубой с тяжелыми звуками прогудели ядра. Другие врезались в корпус, пара упала на палубу. Полетели щепки, раздались крики. Одному негру, который бежал куда-то по своему делу вдоль левого борта, ядро попало в живот. Его словно схлопнуло пополам и жутко кинуло через весь корабль к противоположному борту. Все произошло с неестественной, нагоняющей страх быстротой, быстрее, чем взгляд мог реагировать.

Удар ядра был такой силы, что оно прошло сквозь него и улетело в воду за корабль, а самого негра почти-что разорвало пополам: лишь небольшие рваные полосы кожи и мяса с одного бока скрепляли его туловище с ногами. Из его тела точно выхватило большой кусок от ребер до таза и мелкой каплей расплескало по большому пространству. Он, конечно, был мертв, и кровь выливалась из его еще не остывшего тела сильно и густо, толстыми струями, точно из бочонка, которому вырезали дно. На палубе вокруг останков в считанные секунды разошлась большая темная лужа.

Да-а-а-а…

Кровь…

Посмотреть на нее и на жутко изувеченные останки еще пару мгновений назад живого и ни о чем не подозревавшего ниггера остановились несколько человек из команды – и черных, и белых. И Джаг ясно видел, о чем были их мысли.

Вот теперь бой начался по-настоящему, думал он. Если у кого-то раньше и были сомнения или фантазии, то теперь они стремительно испарялись.

Да, ребятки. Здесь все по-настоящему.

Не бывает боя без крови и огня.

Не бывает разбоя без смерти.

Не бывает денег без цены. Уплатить свое придется всем и сполна. Так что молитесь, чтобы время расплаты пришло не сейчас и не для вас.

И да. Как вы могли заметить, вражеские ядра тоже убивают. Убивают страшно и кроваво, как и подобает пушечному ядру.

Так что привыкайте. Раз встали под черный флаг смерти, так будьте же готовы ее принять!

– Чего встали, обезьяны?! – взревел Джаг. – Он сдох, а вы – живы! Радуйтесь этому! Живо за дело! А ежели не могете, так прыгайте за борт и не мешайтесь.

Скоро будут потери больше. Гораздо больше. Много убитых ядрами людей. И этому ниггеру еще повезло. Он умер сразу, быстро и накрепко. А вот что будет, когда корабли обменяются залпами картечи, и над морем завоют с обоих сторон раздираемые нечеловеческими воплями глотки раненных и искалеченных…

– Пушки готовы! – крикнул Мубаса.

– ОГОНЬ! – проревел Джаг, и канонада оглушительного орудийного грома, от которого закладывало уши, на несколько мгновений утопила в себе звуки суматохи на Козле.

Корабли сходились плавно пересекающими друг друга курсами. Повернуть на юг, прочь от Джага, клебба не могла – во встречный ветер не ходят даже под косыми парусами. Не так, чтобы оторваться от погони. Юго-западный курс был плохой идеей – пока команда будет перекидывать косые паруса, Джаг под прямыми имел возможность перерезать им этот путь. Бегство обратно на восток или юго-восток вело к гибели: разворот в море – дело не быстрое, часа два уйдет. А за это время даже стоячий фрейг набьет ее ядрами так, что она уйдет на дно от их тяжести. Северный путь, по ветру, для клеббы тоже был отрезан и не имел перспектив: под попутным ветром клебба не ровня прямопарусному фрейгу. Но тут даже до погони не дойдет: во время разворота она не просто полностью лишит себя возможности отвечать на вражеские залпы, она, в какой-то момент, еще и подставит противнику свой нос, а любой капитан, даже самый тупой, должен понимать, как чертовски опасны для любого судна продольные попадания.

Потому и оставалось ей идти, как и прежде, безо всякой инициативы, западным курсом, надеясь перегнать Козла и оторваться от него. Однако, вскоре дело должно было принять очень неприятный для них оборот.

– Капитан! – верещал Мубаса откуда-то снизу, с орудийной палубы, – Четыреста метров!

На этой дистанции в бой могли вступить тяжелые авантийские полупудовки.

– Так вдарь по ним всем бортом!

– Огонь! – заверещал Мубаса своим расчетам.

Гром залпа грянул с новой оглушительной мощью. На этот раз весь борт, двадцать шесть орудий, раскатисто выхаркал во врага свои ядра. Сквозь дым и копоть Джаг увидел, что большая часть выстрелов угодила куда надо. Кошмарный хор покалеченных и умирающих над вражеским кораблем обогатился новыми голосами. Корпус тоже сильно пострадал. Он был весь в следах попаданий, три или четыре орудия на вражеском борту замолчали насовсем.

Но и у Джага тоже не все шло гладко. Не считая потерь от неприятельского огня, которых было уже с дюжину убитыми и человек десять тяжело раненными, случилось и то, что он давно предвидел: в пылу боя кто-то затолкал в полупудовку ядро от кулеврины. Пушка рванула со страшной силой, раскидав вокруг себя ошметки своих пушкарей.

– Смотрите, что суете в пушки, ублюдки! – ревел Джаг, надрывая глотку. – За борт выкину, гады, акулам скормлю, по доске все пройдете! А-а-а-а!

Клебба дала новый залп, и несколько ядер пролетели совсем близко к Джагу, взломав фальшборты на квартердеке. Одно ядро угодило в грудь кому-то из йорсов Атаульфа, прямо в самую середину груди. Ядро не пробило его, как негра, а выпало из страшной вмятины в теле и покатилось по палубе, оставляя на досках через равные промежутки круглые кровавые отпечатки. Йорс умер почти сразу, очень быстро, но перед смертью, еще в самый момент столкновения с ядром, из его глотки успел вырваться последний звук: он коротко и высоко вскудахтнул, точно индюк. Это могло показаться смешным в любом другом случае, но сейчас смеяться никто не пожелал. Бросив короткий взгляд на труп йорса, Джаг разглядел, что грудную клетку его буквально вмяло посередине, конкретно ее переломав и соответствующе вывернув наружу по бокам. Внутренние концы ребер ушли глубоко в грудь, а подмышками торчали из плоти белые окровавыленные отломленные их концы. Никому не понравится такое. Но они должны посмотреть, чтобы понять, в какое дело они ввязались. И чтобы, сразу за этим увидеть меня, ничуть не обеспокоенного потерей. Одни люди умирают в бою, другие выживают. А выживают потому, что не трусят и делают то, что надо делать.

– Огонь! – ревел Джаг своим одуревшим от гари, крови и огня морякам, – ОГОНЬ!

– ОГОНЬ В ДЫРЕ! – кричали в ответ, и раздавался закладывающий уши залп.

Фрейг давал крепкие залпы, и корпус клеббы рвало на щепки. С каждым новым залпом Джаг слышал, как добавляются новые тона к истошным воплям умирающих на вражеском корабле. Клебба огрызалась яростным огнем, и число убитых и покалеченных на корабле Джага тоже медленно росло.

Уже давно никто не обращал внимания на невыносимый запах гари и порохового дыма, окутавший оба корабля. Грязно-белые облака дыма рассеивались медленно. Медленнее, чем готовились пушки. Следовал новый залп, и пространство между судами, уже приблизившимися настолько, что даже через густой пороховой туман было видно не только силуэты людей на борту, но и их лица, снова наполнялось едким вонючим дымом.

– Двести метров, капитан! – предупредил Соловей, который все это время, не сходя с места, игнорируя свистевшие кругом ядра, держал штурвал.

Джаг едва ворочал одеревеневшими от адреналина мыслями.

Двести – хорошо. Превосходная дальность, чтобы дать залп картечью.

– Мубаса! Заряжай картечь!

Но что-то ему подсказало, что сейчас не время для этого.

Почему?

Потому что слишком давно клебба не стреляла.

– Отставить! – заорал Джаг что было сил. – ЛОЖИСЬ!

Как раз через секунду борта клеббы вздулись клубами дыма, и мерзкий, смертоносный свист окутал палубу Козла.

Джаг успел повалить на пол Соловья, который так и не намеревался сходить с места, и тем спас ему жизнь – особенно плотно свистело над квартердеком. Или это просто кажется от страха?

Картечь не могла причинить вреда корпусу корабля, зато страшно выкашивала команду. С такой близкой дистанции огонь картечью был очень легким способом сильно уменьшить число людей на вражеском борту. Шквал мелких пуль, камешков и просто кусков железа, данный сразу со всего борта, пусть хоть даже из полудюжины пушек, собирал огромную кровавую жатву, и Джаг уже слышал первые крики своих раненных моряков. И криков этих было много. Чертовски много.

Джаг поднялся с пола, не чувствуя, к счастью, в себе никаких пуль, поднял Соловья и поставил обратно к штурвалу.

– Мубаса! – заорал он, перекрикивая вопли раненных.

– Я здесь, капитан!

Это точно мой ниггер. Живой. Здоровый. Везучий.

– Заряжай картечью! – проорал Джаг. – Надо навести мясо у них на борту.

Гулко ухнули картечные выстрелы, пространство между судами снова заволокло густым дымом. Но даже сквозь него Джаг слышал мучительные вопли раненных, которые умножились с тем, как картечь обрушилась на вражескую палубу.

– Сто метров, капитан! – крикнул Соловей.

Сверху, с рей и из вороньего гнезда, раздались сухие хлопки мушкетных выстрелов. Гаскар открыл огонь. И Джаг увидел, как два или три человека на борту клеббы неестественно дернулись, рухнули на пол и больше не вставали. В ответ с вражеского борта нестройно затрещали мушкеты. Кого-то убило. Кто-то выстрелил в ответ. Сверху раздался второй залп, который подкосил еще пару человек на вражеском корабле.

Два выстрела в минуту, отметил Джаг. Очень неплохо. Не самая точная стрельба. Но быстрая.

А это, даже и важнее.

Как бы ни были мушкеты смертоносны, они наносили в бою кораблей очень малый урон. Они могли ослабить врага на несколько человек, и это тоже достойно похвалы. Орудийный огонь уносил больше жизней, но и после артиллерийской дуэли на обоих кораблях обычно хватало здорового и готового к бою народу. Мушкетная стрельба сильнее ранила боевой дух врага. Она заставляла трястись от страха, прятаться, искать укрытие вместо того, чтобы работать и биться.

Решающим во все времена был и оставался таковым сейчас только абордажный бой. Команда против команды, лицом к лицу. Одни мужики против других на длину меча. И никак иначе. Без пощады, без компромиссов. Победителю – корабль и добро. Проигравшему – кишки на палубу.

Клебба была уже всего метрах в двадцати. Почти вплотную. Слышались сухие выстрелы мушкетов. Кто-то падал замертво. И на клеббе, и на Козле. Но время перестрелки подходило к концу.

– Кидай кошки!

Два десятка крюков на веревках улетели на вражеский корабль. Моряки дергали их, проверяя, зацепились ли они. Все прижались к фальшбортам, лишь изредка выглядывая.

– Тяни! – рявнул Джаг.

Внизу, на шкафуте, моряки заорали от натуги, натягивая веревки, и клеббу потянуло к Козлу.

– Еще! – орал Джаг. – Навались!

Он сидел у фальшборта со своими абордажниками. Никто не смел показать головы. Только изредка – встать, пальнуть из мушкета, и снова упасть вниз, пока не посекло ответной стрельбой.