Текст книги "Тяжёлая вода (СИ)"

Автор книги: Arno

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– И зачем тебе это? А, гадина морская?

Рот Марны чуть приоткрылся от легкого гнева, но она быстро справилась с чувствами.

– Ты – капитан корабля. Капитан Джаг. Я вижу, тебе еще нездоровится, но верь мне, ты поправишься. Если ты еще не готов встать, то я оставлю тебя…

– Так, ладно, хорошо! Клянусь. Я не стану нападать на вас.

– Ты уверен? – Джаг был совершенно согласен с ее скептическим настроем, но выбраться ему очень хотелось, и он был рад цепляться за любую возможность.

Марна пару мгновений смотрела на него с легкой оторопью, но затем с медленно кивнула и жестом приказала неграм освободить Джага. Те сначала медлили, не доверяя Джагу, но под ее взглядами быстро развязали узлы, освобождая Джагу руки и ноги. Он не спеша, без резких движений, чтобы не беспокоить лишний раз своих надзирателей, поднялся и сел на кровати.

– Ты здоров, капитан? Как твоя рана?

Марна присела на край койки рядом с ним. С мрачным ехидством Джаг отметил, что мог бы поверить в искренность заботы в ее голосе.

Думая над ответом, он вдруг понял, что думать тут нечего. Лучше момента не будет.

Молниеносным рвыком он схватил ее ладонью за шею и повалил на себя. Протяжно звякнули несколько ножен, и клинки уставились остриями ему в лицо.

– Не сметь! – рявкнул он. – Не то я раздавлю ей глотку!

Он повернулся к Марне.

– А ты – вели своим гадам отойти.

Она нервно помахала рукой, показывая неграм отступить назад и убрать оружие. Те нехотя повиновались.

Умная девочка. Так то лучше.

– Ты поклялся… – слабо выдавила она.

– Да, поклялся не трогать команду. Но насчет тебя уговора не было.

– Я тоже…

– Тоже член команды? – Джаг изобразил грубую усмешку. – Что-то я не видел тебя на снастях, моряк Марна. Но хватит пустой болтовни.

– Прошу… Дай мне сказать…

– Да, ты будешь говорить, – сказал ей Джаг, – а вернее, отвечать на мои вопросы. Говори, где Козёл, которого ты призвала? Его я убью первым. А потом и вас всех, дьяволопоклонников.

Глаза Марны распахнулись шире. Словно она не понимала, о чем Джаг говорит.

– Я… не знаю… Я ничего…

– Врешь, гадина. Врешь!

Джаг тряхнул ее за шею и чуть усилил нажим. Он слышал, как негры за его спиной тяжело задышали, как заворочали от бессильной ярости мечами и сильнее сжали пальцы на рукоятках. Но нападать не смели. Слово верховной проститутки дьявола было для них законом.

– Капитан Джаг… Пожалуйста, послушай меня. Ты бредил… Мы вынули… пулю…

– Давай-давай, продолжай гнать. А я буду сильнее сжимать тебе глотку.

Джаг подкрепил свои слова действием, сильнее надавив на шею Марны. Но в груди его встрепенулся неприятный холодок.

Она видела рану, но не могла знать, что я ношу в плече пулю. Я никогда не говорил ей… Да и никому другому…

Он поневоле чуть ослабил хватку. Марна восприняла это как возможность к действию.

– Джаг, ты был в бреду. В очень сильном бреду. Может, и сейчас ты тоже бредишь. Я прошу тебя, не причиняй мне вреда.

– Заткнись, подстилка сатаны, – сказал ей Джаг.

Но силы в своих словах почему-то не почувствовал.

Если я и вправду бредил…

Да нет, быть того не может…

Но если…

Вспоминая события той черной ночи, Джаг уже не мог точно сказать, что было правдой, а что – вымыслом. То, что он видел перед собой, совершенно не вязалось с тем, что он видел тогда. Но все произошедшее он легко мог вспомнить. Еще бы, такое в жизни не забудешь. И выглядело все чертовски реально. Но, все же…

Почему тогда они не убили меня сразу, как поняли, что я еще жив?

Почему не убили? Почему я лежу в своей койке, а не на дне, в рундуке Морского Хозяина?

Один из негров, здоровый и косматый, в нем Джаг легко опознал Дужо Камбалу, вдруг двинулся вперед с крупной саблей наголо, но его остановил другой негр. Между ними вспыхнула перепалка на их языке. Дужо прорычал что-то в ответ и попытался двинуться вперед, но другой не позволил ему двинуться с места. Джагу не нужно было приглядываться, чтобы опознать в нем лысого негра Вабу, его офицера. Они так и стояли. Дужо с мечом наголо и явным намерением прикончить Джага, а Ваба – уперев ему руку в грудь, тоже с оголенным мечом, не намеренный допускать этого.

Два крупных и дьявольски сильных ниггера не поделили судьбу своего белого капитана. Любо посмотреть.

Марна что-то сказала. Джаг услышал в ее словах имя Дужо. И тот, спустя несколько мгновений, опустил мощную саблю и отошел назад. При этом злобно прорычал что-то на своем. Он небрежно протолкнулся через ряды негров. Уже за их спинами – Джаг не мог этого видеть, но понял по смыслу – с силой бросил меч на пол, так что железо задребезжало по дереву, и напоследок прорычал очень озлобленно какое-то ругательство. Явно в адрес Марны и Джага.

Да, конечно, я все понял, а теперь проваливай. Одним вооруженным ниггером меньше. Правда, Джаг все еще не представлял, как одолеть остальных.

Но Ваба тоже опустил меч и повернулся к Джагу.

– Марна говорить правда. Ты бредить, капитан Джаг.

Джаг взглянул на Марну, и та, насколько могла с зажатым горлом, попыталась кивнуть.

– Поверь ему, капитан. Он говорит правду. И не только он. Все это видели.

Ну уж нет, обмануть меня снова тебе не удастся, подумал он. Но ежели ты настаиваешь, то твои слова легко проверить. Джаг без труда мог припомнить некоторые подробности той черной ночи.

Козел. Он был ключевой фигурой там. Он, должно быть, ушел с корабля. Вонь, которую распространяло его поганое очко, уже выветрилась с палубы, кровь, которой покрывали себя негритянки, желавшие отдаться ему, тоже могла быть смыта. Но было кое-что такое, по чему можно было судить совершенно точно. Кое-что такое, что не то что вчерашние рабы – даже бывалые морские волки не смогли бы исправить в открытом море.

Джаг убрал руку с шеи Марны, и та тяжело вздохнула, всасывая так недостававший ей воздух. Но он не собирался ее отпускать. Вместо этого он схватил ее за волосы, собранные в тугую прическу, покрепче запустил в них пальцы, встал сам, подтягивая ее за собой, и поволок к двери, прикрываясь живым щитом от негров, которые готовы были поднять свои мечи.

– Я знаю, что ты лжешь, проститутка, – проговорил он ей на ухо. – И сейчас я развею твой дьявольский обман. Ты думаешь, я не помню, что случилось? Но я помню. Я помню, как Козел стоял на этой палубе. Я помню, как он рвал и метал, желая добраться до меня. И больше всего я помню, как он воткнул свою железку мне в ребра. А перед этим Козел соизволил снести к чертям целую грот-мачту…

Джаг, вместе с Марной, которую крепко держал за волосы, вывалился из каюты. К закату яркое солнце Моря Цепей угасало, и не так слепило глаза.

Медленно оглядывая палубу, Джаг изучал представшую перед ним картину. Главным образом его заинтересовали трое негров, которые споро ползли вверх по вантам, чтобы помочь своим напарникам поправить завернувшийся от неудачного галса брамсель. Он располагался на грот-мачте. Она стояла между фором и бизанью, как раз там, где ей и положено стоять.

Левая рука, державшая до этого негритянку за волосы, сама собой расслабила хватку.

Вот это я загулял, мрачно подумал Джаг.

***

Джаг сидел за своим столом, а в голове его тяжело ворочались мрачные мысли.

Это как же так выходит? Был бес, был дьявольский ритуал. А теперь – этого всего нет!

С другой стороны, подумал он, да чему тут вообще удивляться? Не будь я Джаг Марно, то можно было бы думать разное. Но я, черт подери, он самый и есть. Сколько себя помню – ни одна попойка никогда до добра не доводила. Я же пью всегда как не в себя. Ну никак остановиться не могу, бутылку не брошу, пока сама из руки не выпадет. Да и тогда, покуда ноги держат, буду всех заставлять меня поить. А потом…

Джаг поежился от мурашек, пробежавших по спине.

Кровь и огонь. Кровь и огонь…

Да уж, бедокурный я, таким мамка родила. Ох и намучилась она со мной, на небесах ее наверно к святым забрали. Хотя нет, богохулила мадам Барба Марно похуже иных злодеев. Матом когда ругалась – семь колен выдавала, да и удар у нее был – как кобыла грузовая копытом лягает.

Воспоминания о детстве, таком далеком и совсем вроде забытом, нахлынули точно кипящая морская волна, и тупая улыбка появилась на лице Джага.

Эх, не хватает мне мамкиных подзатыльников. Только их ведь из детства и помню. Потому и люблю.

А, била она знатно. Книжку мне купила на базаре, и заставляла читать.

– Мамка! Я на пруд!

– Стоять! А ну живо пшел буквы учить, охал! А не то кочергой пригрею!

Да-а, только она и могла меня заставить учиться. Буквы-то я все ж выучил, да и другие науки потом…

– Чурбак ты у меня растешь, Джагжик, – говорила она холодными осенними вечерами, когда они грелись у камина. Джаг, совсем еще мальчишка, сидел у нее на коленках, а она разглаживала белобрысый ежик у него на голове.

– Ну мамка! – обижался Джаг.

– А чего? Так и есть, чурбак дубовый. В голове-то у тебя ветер воет. Соображаешь ведь, да ума нету. Весь в папашку своего.

Ну… да, – вспоминал Джаг. Папашка у меня тоже тот еще разбойник. Талант его был не от бога и не от черта, а, должно быть, от какого-то лихого чудного духа. В тюрьме он сидел шесть раз, да так ничему от этого и не научился. Всегда в голове у него был план. Но план не из тех, что продумываются месяцами и предполагают размеренное накопление. А план, сродни прыжку с обрыва. Бесшабашный и безумный, и оттого привлекательный для отчаявшихся. Один раз он сидел в тюрьме за то, что украл с подельниками с базара диковинок громадного риванского слона, о трех метрах высоты, с бивнями и хоботом, напоил его самогоном, накормил волшебными грибами (которых и сам любил отведать) и отправил крушить хмельные поля у крупной пивоварни. Пока все мужики-пивовары пытались в зарослях поймать угоревшего зверя, который портил им всходы, отец с компанией подельников выкатил из погребов пивоварни шестьдесят бочонков сусла и готового пива, погрузил в телеги да был таков. Только вот после крепкой попойки, которую они с приятелями организовали в честь удачного дела, он напрочь забыл, куда спрятал награбленное.

Странный у него был ум, думал Джаг, мысленно отдавая отцу честь. Самого-то слона можно было продать за цену в десять раз больше чем за целый трюм дурацкого пива.

Талантливый, но странный.

Другой раз сел за браконьерство. В деревне, где их семья тогда жила, был пруд, принадлежавший какому-то дворянину, и рыбу там ловить настрого запрещалось. Не будь собой, Отец плюнул бы на это, да занялся чем-нибудь законным. Но он был тем, кем он был. Если идея застревала у него в голове – то это насовсем. Не мог он смотреть на то, как резвятся в воде косяки непуганой рыбы.

План был настолько чудным и безумным, что судья решил даже скостить ему срок за изобретательность, если тот поделится с Короной схемами устройства своих приспособлений. А делиться там было, чем. С командой подельников папашка прорыл из леса подземный лаз, который выходил под воду, а также смастерил из бочек приспособления для хождения по дну озерному. Поначалу было сложно заставить мужиков лезть под воду в бочке, но отец обучил их есть волшебные грибы, и тогда дело пошло гораздо быстрее. Так он с мужиками все лето ставил под водой сети и вытаскивал ежедневно солидный улов. Сбывать рыбу ездили далеко, чтобы не вызвать подозрений, и вышло скопить кое-какие деньги. На них, когда отца посадили, Джаг с матерью переехали в столичные предместья. Отца отпустили еще до весны, – тогда как раз на трон сел новый король, а в честь этого объявили амнистию.

Было еще много дел, удачных и не очень, но в конце концов лиходей Марно таки нагрел руки. В тюрьме он познакомился с интересными людьми, которые разбирались в пушкарском ремесле. С ними он надолго ушел в лес (такова уж была его натура – не в тюрьме, так уж точно в лесу месяцами торчит), а появился оттуда с целой батареей бомбард, сработанных из стволов крупного старинного дуба с кованными обручами. Банда пушкарей расстреляла на дороге дилижанс большой долговой конторы, набитый деньгами и ассигнациями, разграбила и растворилась на просторах Авантии. На добытое богатство отец сперва долго пьянствовал, а потом решил вдруг зажить честно – понес взятки кому надо и удалил из тюремных бумаг свое имя, став честным горожанином – на оставшееся он прикупил дом аж в городе и перевез туда семью.

К несчастью для себя, отец заболел морем, а вернее – далекими землями, что за ним. Он нанялся в кондотьерскую бригаду, уплыл с наемниками в Риву, да там его и сожрали, по слухам, какие-то совсем уж невыносимые чудовища.

Мамка тоже, как ни делала вид, и как ни ругала папашку, сама была из того же теста, и смиренной жизнью горожанки долго жить не осилила. Как-то раз, когда ночью шла подвипившая с базара с корзинкой харчей, вышли ей навстречу из переулка четверо охламонов из банды, как они сами себя называли, Подворотенных Кошек. Были они вовсе не бандитами, а отпрысками богатых и влиятельных семей, которые взяли моду рядиться разбойниками и устраивать бесчинства на улицах по ночам из жажды острых ощущений. Даже в высших кругах на светских приемах и балах появилась мода «под шваль» – пошитая из дорогих и красивых тканей одежда, напоминающая видом лохмотья бандитов, нарисованные углем усы, подкрашенные, как от синяков, глаза. Высокородные придворные хлыщи рядились в рваный шелк и ситец, чтобы выглядеть как уличные отморозки, а их безмозглые шалавы – одевались под портовых шлюх, во рваные чулки, висящие тряпками платья (опять же из дорогих и редких тканей) с оторванными лямками, титьками навыпад и высокие сапоги искусно выделанной под грубую нежнейшей кожи.

По ночам Подворотенные выходили на самый настоящий разбой. Они смеясь убивали, калечили, насиловали и пытали людей безо всякой цели, просто ради забавы. И делали это совершенно безнаказанно. Однажды кто-то из бывших солдат решил дать им отпор, огрев высокородного мерзавца бутылкой по мордасам, да здорово рассадил ему холеную физиономию. На следующее утро солдат болтался в петле, казненный за нападение на сына важного дворянина. Стража не делала ничего, да и что она могла сделать? Последовать за солдатом никому не хотелось. К тому же, ходили слухи, что ночному патрулю порой настрого запрещают появляться вблизи определенных улиц. Почему-то всегда оказывалось, что именно на этих улицах тогда промышляли Кошки. И шли эти приказы с самого верха, чуть ли не из канцелярии самого имперского генерал-судьи.

Как понял Джаг из скупого, какого-то даже будничного рассказа матери, бандиты велели ей раздеться, желая, очевидно, по очереди изнасиловать свою жертву. Да вот только связались они не с той бабой. Мадам Барба Марно сама любого шкета отымеет. Вместо того, чтобы подчиниться требованиям ублюдков, она оторвала от забора тесину, да и забила всех четверых к дьяволу насмерть.

На утро к их дому явился не кто-нибудь, а сам Командор – начальник городского ночного патруля. Один.

Мать легко пустила его на порог, словно обвинять ее было не в чем. Командор не сказал ни слова, а лишь вручил ей корзинку с булкой хлеба да пучком моркови – припасами, за которыми мать ходила на базар. Корзинку мать обронила тогда ночью в драке, да так и не стала искать, а пошла домой.

Так же молча Командор поклонился ей, простолюдинке, словно самой высокородной благородной даме, и все так же, не говоря ни слова, покинул их дом.

– Ну вот, кажись, и все, Джагжик, – сказала она, глядя вслед Командору. – Пора мне деру давать.

– Куда ж ты, мамка?

– В лес пойду, как папашка твой. Потому как в петлю мне покедова не охота.

– И я с тобой!

– Не вздумай, балда. Так, глядишь, и человеком станешь, а не как…

Она вдруг осеклась на полуслове и впервые на памяти Джага расплакалась. Обнимала она его долго и крепко, аж кости трещали. Вот тогда Джаг и понял, что – все, больше он ее уж не увидит.

Великая была женщина, думал он, с глупой улыбкой вспоминая мать. Таких нет и не будет. Да и сама она уж померла наверно.

Надо признать, нрав у меня от нее. Да и задумки временами безголовые, как у папашки. А вот откуда во мне бесовство, что такие видения мне в горячке приносит, да в такие истории впутывает?

Это у меня уже свое.

Джаг потер шишку на лбу, полученную от удара негритянской дубиной. Надо будет замотать потом, решил он. А то не гоже перед командой с такой шишкой появляться.

И сам за собой отметил – вот, уже опять команда, а не негры поганые. Не рано ли отлегло? Не ошибусь ли?

Да нет, решил после недолгих раздумий Джаг. Мысль, которая сама собой рождается, обычно самая верная. Но раз уж решил допрашивать, то придется. Да и не помешает это.

– Эй! Есть кто там? – крикнул он в направлении двери, – А ну, зайди!

Джаг знал, что есть. Пару минут назад он выгнал всех из каюты, сказав, что надо ему подумать, но он понимал, что ушли они не далеко, а скорее остались стоять возле двери и гадать, какая теперь дурная затея стукнет в голову капитана.

Дверь открылась и в нее посунулась голова худого негра, старшего у пушкарей.

– О, Мубаса! Заходи, не бойся. Садись.

Когда Мубаса осторожно и немного боязливо прошел через каюту и сел за стол напротив Джага, тот откинулся в кресле, сделав самый беззаботный вид, на какой был способен, и сказал:

– Поведай мне, Мубаса, что со мной было.

***

Джаг задумчиво вздохнул.

– Значит, говоришь, это ты достала из моей раны?

Он держал в двух пальцах небольшой кусочек сплющенного металла, который ранее, без сомнения представлял собой конусообразную пулю очень маленького калибра.

– Да, капитан Джаг, – подтвердила его собеседница, толстая и приземистая негритянка в годах. Она была одета в простое парчовое платье и серый фартук, а на голове носила платок. Она смотрела мирным взглядом из под полуприкрытых век. У нее был низкий и приятный голос, какой бывает у стареющей, повидавшей разного, но все еще жизнелюбивой женщины. Говорить у нее получалось так, как говорит старая бабка с несмышленым внуком, которого, конечно, любит, но который также слегка надоел ей своими расспросами:

– Бабка, смотри, это чайка?

– Да, Джагжек, это чайка…

И по-авантийски хорошо говорит, – это Джаг заметил с самого начала разговора. Должно быть, эта негритянка из ассимилированных. Прожила в Авантии долгое время, чтобы выучить язык, научиться носить людскую одежду и получить определенное воспитание. Вроде Марны, только попроще. По старой привычке он все еще оценивал негров категориями работорговцев. На невольничьих рынках, как узнал Джаг за свою службу в Риве, есть четкие категории рабов, в зависимости от принадлежности к которым цена на них варьировалась в крайне широких пределах.

Для рабов женского и мужского пола эти категории сильно различались, но в целом все тяготело к умениям, природным качествам и воспитанию раба. Обычная негритянка, только что пойманная, не годилась ни на что кроме простейшей работы – копать, пахать, мотыжить – даже этому их надо было учить. Такие шли в среднем по сто такатов за голову, не многим дороже дворовой скотины. Наличие навыков, например – шитье, уборка и готовка – добавляли к цене до полутора изначальной стоимости. Знание языка, в зависимости от качества, также могло удвоить или даже утроить цену рабыни. Рабыня со знанием письма и счета могла уйти и за семьсот такатов. Поверх этого всегда добавлялись манеры – спокойная, покладистая и привычная к жизни и укладу белых людей черная рабыня стоила заметно дороже, чем озлобленная дикарка с варварскими привычками. За такую рабыню, как Марна, следовало смело требовать не меньше тысячи такатов, и это только стартовая цена, которая на аукционе могла бы взлететь до полутора или даже двух тысяч. Но решающим качеством, в большинстве случаев, все же оставались возраст и естественная красота. Юную девку, годов пятнадцати, без каких-либо навыков можно было продать за базовую цену плюс от ста до трехсот сверху за молодость. Старость, соответственно, цену живого товара снижала – кому нужна рабыня, которой пора в могилу? Тем не менее, даже взрослую рабыню, годов тридцати, но приятную взгляду, можно было продать за цену, намного большую, чем ей следовало дать без учета этого фактора. Бестолковые, но смазливые рабыни уходили с аукционов порой за тысячу такатов, а потому работорговцы старались относиться к столь ценному товару более бережно – малейшее уродство, шрам или ссадина, и сокровище моментально обесценится.

Женщина, что сидела напротив Джага, могла бы потянуть такатов на шестьсот. Не красива, полна, и для любовных утех явно не годится. Зато хорошо знает язык, обучена манерам, да, к тому же, знакома с лекарским делом. И не просто знакома. Чтобы достать пулю, надо к тому же иметь и кое-какой опыт в этом деле.

– А где ты этому научилась? – спросил ее Джаг.

– На войне, – небрежно пожав плечами, ответила негритянка.

– Откуда ты родом?

– Из Порт-Сартранга, капитан Джаг.

Он кивнул, потому что знал этот город и сам там бывал. Те места назывались в империи Берег Бивней, одна из крупнейших колоний Авантии в Риве. Порт-Сартранг был центром всей торговли в тех далеких от цивилизации местах, настоящей колониальной столицей. Он славился на всю империю товарами, которые оттуда везли – серебро, драгоценные камни, слоновая кость, экзотические фрукты, шкуры невиданных зверей и чудовищ. Помимо того, Порт-Сартранг слыл крупнейшим рынком рабов во всей Риве. У заморской компании там располагалась крупная база. Ее охотничьи бригады гнали туда своих пойманных пленников, туда же, как на перевалочную базу, заходили корабли с дальних оконечностей Ривы, чтобы сбыть или наоборот прикупить живой товар, а также пополнить запасы провианта и пресной воды, чтобы продолжить путь в метрополию.

– Твой хозяин был врач?

– Да, капитан Джаг. Я помогала ему в его работе, мыла инструменты, перевязывала раны… Но когда раненных было много, сил хозяина не хватало на всех. Он обучил меня тому, что я знаю, и я помогала ему как лекарь. Вынимала пули, перевязывала порезы. Разрезала, сшивала…

– Так что же он тебя на рабский корабль продал? – спросил Джаг.

Негритянка честно пожала плечами. Видимо, теперь это ее совсем не заботило.

– Этого я не знаю, капитан. Но я знаю, что это был самый лучший день для меня. Потому что иначе меня бы тут не было.

– И то верно. Ну, меня-то ты хорошо зашила?

– Все, что могла, капитан, я сделала, – сказала она. – Но руку лучше сильно не напрягай. От натуги любой шов может лопнуть. И больше ешь и пей. Тебе надо набираться сил. Иначе болезнь может вернуться.

Джаг потрогал чистую повязку на плече, потом осторожно покрутил рукой. Работала она как и прежде хорошо. В теле чувствовалась все еще некоторая слабость, но в целом все было как и прежде. Да, подумал Джаг, не мешало бы чего-нибудь перекусить.

– Напомни, как тебя зовут? – спросил Джаг.

– Таша, капитан.

– Хорошо, буду знать. Ладно, иди. За работу твою спасибо. Я думаю, никому не надо специально объяснять, что ты будешь на корабле старшим лекарем? Наверно, ты и так уже им негласно стала.

Негритянка поднялась из за стола и молча поклонилась ему. Видно, сильна еще была в ней старая привычка. Джаг, конечно, это заметил.

– И не делай так, – сказал он. – Ты давно уж не рабыня, а свободный мореход. А я не хозяин тебе, а капитан. Подумай над этим и почувствуй разницу. Ладно, иди.

Когда врачевательница покинула каюту, закрыв за собой дверь, Джаг бросил смятую пулю перед собой на стол.

Сколько ж мучений ты мне причинила, крохотная ты гадина.

Он сложил руки на столе, кулаками друг на друга, и подпер ими подбородок, задумчиво уставившись в пулю. Перед этим разговором Джаг опросил много негров из своей команды, в том числе и своих приближенных людей – Вабу, Дужо Камбалу и тощего пушкаря Мубасу. Они все на разный манер утверждали одно и то же. А именно, следующее:

Когда они, почуяв неладное, ворвались в его каюту, выбив перед этим дверь, Джаг лежал без чувств на своей койке. До этого все думали, что беспокоиться не о чем, и Джаг просто напился и уснул. Но Марна, невзирая на любые увещевания о том, что капитан может разозлиться, настояла на взломе каюты. Поначалу все выглядело именно так, как и предполагали негры. Но Джаг знал – Марна видела его рану, а потому обо всем догадалась. Чтобы оценить, насколько все с ним плохо, она размотала повязку на плече Джага. В этот момент Джаг начал бредить, тянуть руки и молить о помощи. Тогда моряки послали за лекаршей, а сами решили вытащить капитана на палубу, чтобы дать ему свежего воздуха.

Этот момент в памяти Джага выглядел несколько иначе. Тогда ему казалось, что он умирает, а потому сейчас становилось стыдно за отчаяние.

Но самое интересное началось позже. Когда Таша принялась резать рану, Джаг вдруг вскочил на ноги, как ошпаренный, выхватил меч и разразился страшными проклятиями. По словам всех допрошенных Джаг орал благим матом, угрожал зарубить любого, кто к нему подойдет хоть на шаг, а также призывал на бой демонов ада, покрывая их самыми омерзительными словами и в беспорядке размахивая мечом во все стороны.

Все опрошенные единодушно заявляли: никто не решался даже приблизиться к капитану. Жуткий страх охватил всю команду, потому что выглядел в своем бреду Джаг крайне пугающе, и в серьезности его намерений никто не сомневался. Имена бесов, которые Джаг изрыгал, и проклятья в их адрес вгоняли всю команду в оцепенение, даже самые дюжие негры – Ваба и Дужо оробели перед этим зрелищем. Сохранить остатки воли удалось лишь Марне, и под ее командованием морякам таки удалось схватить Джага, обезоружить и уложить его на палубу. Даже после этого Джаг продолжил изо всех сил брыкаться и всячески сопротивляться, и неизвестно, откуда в нем брались силы раз за разом раскидывать большую толпу. Джаг вырывался, вскакивал и орал не своим голосом, не забывая грязно ругаться и угрожать всем жестокой смертью. Только спустя полчаса, когда силы его наконец оставили, Таша смогла приступить к своему делу. Она разрезала рану нагретым в огне ножом, выпустила весь гной и тонкими щипцами достала из нее пулю, а затем стянула края раны толстой ниткой и замотала чистой тканью. Джага перенесли обратно в каюту и приставили к нему дежурного, чтобы он наблюдал за капитаном и в случае чего звал на помощь. Джаг проспал трое суток не приходя в сознание, и многие заговорили о том, что капитан, наверно, скоро отдаст концы. Однако Марна строго пресекала такие разговоры. На четвертый день Джаг очнулся. Остальное он и сам уже знал.

И, конечно, Козел.

Об этом Джаг отдельно спросил каждого, и все отвечали одинаково:

– А ты помнишь, что я точно кричал? – спросил он Мубасу.

– Ты кричать так, – ответил он, – КОЗЕЛЬ! КО-ОЗЕ-Е-ЛЬ! Иди биться, козель! Иди я ты убивать!

– КОЗЭ-Э-ЭЛ! – изобразил Ваба его крик, когда Джаг задал ему тот же вопрос. – Ты кричать КОЗЭЛ, я тебя убить! Вот так все и быть, капитан Джаг.

– КЗАЛ! КЗАЛ! – изображал Дужо. – Я тебе рубить голова, Кзал!

Примерно такое же выдавали и другие моряки из команды, кого Джаг решил допросить. Их версии сказанного немного отличались друг от друга, но только в том, кому какие ругательства больше запомнились.

– Ладно, хватит. Все, иди. Позови другого, – сказал Джаг очередному моряку, а сам задумался.

Если все это и было обманом, то, надо было признать, обманом высочайшего качества. Хитрые планы всегда раскрываются в мелочах. Но если план был продуман так детально, что учитывал даже особенности акцента и выговора каждого негра в отдельности, то оставалось лишь подивиться воистину нечеловеческому таланту организатора этого заговора. Я-то, может, мужик и простоватый, думал Джаг, но, черт возьми, такого хитреца не выведет на чистую воду даже самый кровавый сангритский дознаватель.

Когда говоришь людям рассказывать ложь, они и будут ее повторять, все одинаково, одну и ту же. А эти рассказывали так, как действительно видели, и что сами запомнили, и в глазах их не было видно вранья.

Черта с два, к чему этот допрос, я же сам видел главное доказательство. Той ночью бес крушил корабль, не разбирая пути, и даже мачту мечом срубил. А теперь вдруг на всем корабле ни следа того бардака, и грот стоит там же, где всегда был!

Теперь Джаг точно знал, что все то, что он помнил о той ночи, было не более чем лихорадочным бредом. Если и не знал, то весомые доказательства тому точно имел.

И все таки. Козел. Не спроста он мне явился. Так что ж с этим теперь делать?..

Внезапная догадка вдруг осенила Джага, и от нее заговорщицкая ухмылка появилась на его губах. Но стук в дверь оторвал его от внезапно пришедшей мысли.

– Да, что такое?

В дверях появилась невысокая фигура старшего помощника.

– Марна?.. Кхм. Заходи, садись…

Подумав, Джаг добавил:

– Я как раз хотел обсудить с тобой одно дело…

– И я тоже хочу обсудить с тобой одно дело, – сказала Марна, присаживаясь на стул напротив Джага.

При взгляде на нее, при виде ее взгляда, Джагу вдруг стало совестно. Он положил руки на стол и чуть подался вперед.

– Слушай… Прости за то, что…

– Именно об этом я и хотела поговорить.

Джаг, не договорив, закрыл рот и подался назад.

– Ты допросил много людей, капитан. Почему же меня не стал? Разве не я твоя главная подозреваемая?

– Подозреваемая в чем? С чего ты взяла?

Джаг решил изображать простоту. Хотя почти сразу понял, что без толку. Эту бабу просто так не одуришь.

– Как в чем? – она пристально смотрела в лицо Джагу.

– В языческом негритянском заговоре. В связи с демонами. В том, что вся команда в тайне поклоняется темным силам, а я – их атаманша, величайшая распутница. Бесовская подстилка. И… В твоей болезни?

– Ну… – Джага такие прямые слова застали врасплох. Он сумел лишь выдавить из себя несколько нечленораздельный и неуверенных звуков. Понимая, что с каждой секундой выглядит все глупее, он просто развел руками.

– Вообще, у меня были к тебе кое-какие вопросы…

– Так позволь, я отвечу на все сразу.

С этими словами она встала со стула. Не спуская глаз с Джага, она стала развязывать шнурки платья у себя на груди.

Трахаться хочет что ли? – мимоходом подумал Джаг.

Развязав шнурки, Марна запустила правую руку за пазуху и извлекла оттуда маленький, поблескивающий металлом, нательный трист.

Джаг озадаченно нахмурился.

– Ты знаешь, что это, капитан Джаг. Не можешь не знать.

Знаю, подумал про себя Джаг. Конечно знаю. Кто ж не знает. Эта штука – трист, триединый символ божьей веры. Отец, сын, святой дух. Я хоть в церкови бывал редко, да обычно не по своей воле, и то знаю, что такой носит любой церковный служитель.

– Может, ты его только что нацепила?

– Нет. Я ношу его всю жизнь.

С этими словами она пальцами оттянула шнурки платья вниз, чтобы было видно верхние округлости небольших, приподнятых платьем грудей. Меж ними Джаг увидел отчетливое пятно более бледной, чем вокруг, кожи, формой повторяющее трехконечную звезду святителя.