Текст книги "Тяжёлая вода (СИ)"

Автор книги: Arno

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Объяснять стал главарь мужиков, звали его Борво Глазастый, за то, очевидно, что одного глаза он не имел, а носил на его месте черную кожаную повязку. На шее он носил большой золотой трист на богатой цепочке, и Джаг, почему-то, сразу понял, откуда ветер дует.

– Капитан, рассуди! – воззвал он. – Я, конечно, никак не против тебя, но ты сам погляди, кого ты в команду набрал! Безбожников проклятых! Черномазые собаки эти – Слова Спасителя не знают совсем и Богу не молятся! А эти бледные уроды – вообще язычники! Деревяшкам молитвы возносят!

Перепалка вспыхнула с новой силой и Джаг с трудом, диким и бешеным ревом заставил всех заткнуться.

– Слушай, Борво. Ты часом судно не перепутал? Мы тут все пираты. Какой тебе бог, ты трезво содрогнись. Дела наши Ему явно не угодны. По сути-то, мы все под дьяволом ходим! Так что, кто желает, молитесь, но к другим со своими молитвами не лезьте!

Он посмотрел на негров и на йорсов.

– А вы тоже хороши! Безбожники нечестивые! Одни – зверей и духов пустынных славят, другие – деревянной елде молятся! И вроде, люди-то не до конца тупые! Что вам, нормального бога нет что ли, чтоб ему по человечески молиться? В общем, все! Чтоб такого больше на борту не было.

Джаг увидел, что за разрешением религиозного конфликта наблюдает с улыбкой Марна. Вмешиваться она не решилась, но, как позже сказала, по достоинству оценила путь решения конфликта – никого не выделить, всех отчитать одинаково.

И, вроде бы, с тех пор, раздоров на почве веры пока не возникало. Однако, Джаг не собирался снижать бдительность. Соберись два мужика вместе – они легко найдут, из чего раздуть драку. А на борту таких мужиков – сто человек. И больше двух десятков женщин. Пусть и негритянок, что с того, когда все необходимое на месте? Если для драки между мужиками нужно их как минимум два, то из-за бабы буянить можно и самому по себе…

Были и приятные новости. Гаскар Монтильё, которого Джаг про себя все еще звал Лисой, не соврал про свои умения – он отменно стрелял, и уже собрал себе бригаду подающих надежды мушкетеров, хотя и однажды прямо сказал Джагу, что мушкеты, имеющиеся на борту, – мягко говоря, не лучшего качества.

– Значит, добудем или купим новые, – сказал ему Джаг. – Как отвезем груз для Улирет, денег нам привалит прилично. Сможем закупить самые лучшие стволы.

На этот счет Джаг не лукавил. Он хорошо знал, какой страшный вред может причинить отряд метких стрелков, рассредоточенный на возвышенностях – в вороньем гнезде, на реях и квартердеке. Сверху им видно весь вражеский корабль, и точной стрельбой они могут перебить офицеров и лучших бойцов еще до того, как корабли сойдутся в абордаже, сильно облегчая работу тем, кто пойдет в рукопашную. А потому, в мушкетеров ему не жалко было вложить даже крупные деньги.

В конце концов, что мне надо от жизни? Три вещи: ветер, море и ром. Две из них бесплатные, а на пьянство мне уже сейчас хватит с головой.

Другим ценным приобретением в команде был Соловей. И ценным – это очень мало сказано. Джаг все же не до конца избавился от сомнений насчет его пригодности после его пышного выступления в таверне. Но когда увидел его за делом, вопросы отпали сами собой. Соловей прекрасно знал все навигационные инструменты, и книги ему для этого не были нужны. Ночью он смотрел на луны и звезды с секстантом, вымерял углы, чертил на картах круги циркулем, мерил линейкой, и много писал в журнал, при этом делу отдавался с такой страстью, что не замечал, как в процессе бормочет неясные заумные фразы, постоянно кого-то материт, делает замечания, а потом – смеется.

Видимо, решил Джаг, вспоминается ему прежняя жизнь.

Кроме своей работы Соловей умел все. То есть, вообще. Если есть на свете люди, которые могут быть мастерами на все руки, то он точно из них. Каким-то образом он был в прекрасных отношениях со всей командой – и с йорсами, и с неграми, и с белыми. Он неплохо умел стрелять, хорошо фехтовал, знал, как обращаться с пушкой, понимал в плотницком ремесле, и даже негритянкам-кокам как-то угодил, подсказывая им, как сделать еду лучше (еда, с его подсказок, и правда стала лучше). Да и Джагу лихой герой, надо было признать, был по душе. Хотя, глаз с него спускать он не собирался. Лучше подождать, проверить, испытать… То же самое было и с Марной. Но такова участь всех способных людей – надо сначала убедиться, что они не замыслили чего плохого. В умной голове могут поселиться дурные мысли.

Но, учитывая опыт Марны, Джаг не стал сразу клеймить этого типа предателем и бунтовщиком. Он был находчив, балагурист, и крайне полезен для корабля. А пока не было доказательств его неверности, разговоров о том быть не может, а мыслей – только задом и по самому дну.

Что-то подсказывало Джагу, что раскроется со временем и идальго – сангрит, записавшийся к нему в команду в последний момент перед отплытием. Как всегда мрачный и скрытный, он все равно казался Джагу чем-то большим, чем обычный скучный и бестолковый идиот. И в своих предположениях Джаг все больше утверждался, приглядывая за поведением сангрита. Он всегда держался особняком, ни с кем толком не общался, – дворянская кровь не позволяла сближаться с простолюдинами. Но, при этом, работой не брезговал, вместе со всеми лез на реи и ставил паруса, таскал грузы, чистил оружие, качал помпу в трюме, чтобы вычерпать набравшуюся сквозь мельчайшие щели в корпусе воду. В общем, проблем не создавал, а приносил пользу. И потому Джаг решил, что судьбе идальго, бывшего капитана, можно немного и посочувствовать. Совсем капельку. Потому, драить палубу его он велел Марне не ставить – все ж целый дворянин! Звали его Росанто Герера, и это было почти все, что о нем знала команда. По этому поводу Джаг решил не беспокоиться. О многих других своих моряках он знал и того меньше.

Козел был уже четвертый день в пути, первоначальная эйфория от выхода в море отступила, сменившись повседневной рутиной. Все шло как обычно, ветер благоприятствовал, команда споро поставила паруса, и забот на борту осталось не много, часто выдавались моменты, когда большинству моряков делать было нечего.

Сейчас был один из таких моментов. Джаг сидел на бочонке, на квартердеке. У штурвала стоял Лиса Монтильё, который, плюс ко всему, раньше бывал еще и рулевым, Марна сказала, что будет внизу, на второй палубе, с другими негритянками. Пару минут назад Джаг видел что-то мастерившего из дерева Вабу на дальнем конце палубы, но и он куда-то ушел. Атаульф Тяжелый сидел, привалившись к борту внизу, под гротом, разложил перед собой весь свой богатый арсенал ножей и кортиков (как он так незаметно все это на себе таскает?) и по очереди натачивал их, Кужип сидел так же, но на носу, у полуюта, и смотрел в дуло своему блестящему пистолету в поисках грязи. Из моряков одни играли в ножики на палубе, другие в кости, у фальшборта, другие дремали полусидя, прикрыв глаза от солнца треуголками или платками. Самым интересным развлечением была казнь крысы, которую затеяла небольшая толпа на шкафуте. Крысу изловили в трюме и привязали бечевкой за лапы внутри специально изготовленной под такое дело деревянной рамы. Распятую таким способом крысу сначала пороли куском веревки, но она была слишком толста и не стегала, а скорее, молотила крысу. Потом отыскали розгу и принялись безжалостно живодерствовать. Но и это развлечение скоро должно было закончиться: крыса, как казалось Джагу, вот-вот должна была околеть, потому как мучили ее уже долго и без продыху.

Котов забыли, подумал Джаг. Надо было наловить котов – чтобы жрали крыс в трюме.

В целом, в море оказалось на этот раз необычайно скучно. Так обычно и бывает – плывешь и плывешь вперед, через одну и ту же везде воду. И никого на горизонте.

– Капитан!

Зов Соловья заставил Джага очнуться от полудремы. На солнце его разморило, да и многих других тоже.

– Что тебе? – спросил Джаг.

Удивительно, но Соловья всеобщая скука и заторможенность никак не касалась. Он был все так же бодр и весел, как и всегда, о чем свидетельствовала его повседневная ухмылка.

– Что-то на борту все утихли. Скучно и тоскливо. Разве такими должны быть морские путешествия под вольным парусом?

– Не знаю, Соловей. – Джаг пожал плечами. – Как видишь, такие они и есть.

– А как ты смотришь на то, чтобы малость развеселить команду?

На это Джаг только пренебрежительно фыркнул:

– Тоже мне, весельчак нашелся. Вон, иди прыгни за борт, может повеселишь кого.

– Есть много других способов…

– Так давай, чего ждешь?

Джагу хотелось просто отвязаться от Соловья и вернуться обратно к легкому унынию, чтобы никто не беспокоил его, оставляя наедине с морской скукой.

Но Соловей воспринял слова Джага не как посыл к черту (каковой они в реальности и содержали), а как побуждение к действию.

– Эй, на палубе!

Он крикнул так громко и заливисто, что мигом привлек внимание всей команды, даже дрыхнувших пробудил.

– Что-то тоскливо стало на борту, не находите?

Кто-то из команды прокричал ему в ответ:

– Так ты повесели нас, Соловей! Ты ж умный!

Соловей, как и следовало ожидать, на любой случай имел ответы:

– Не, брат, так не пойдет. Для веселья не нужно ничего, кроме твоего собственного желания повеселиться. Так что, если ты сидишь тут с хмурой мордой, это значит только то, что ты сам – кислый мужик.

Команда чуть заметно загудела, подавая первые признаки интереса к происходящему. На палубу стали неторопливо подтягиваться другие моряки, чтобы посмотреть, что происходит. Соловей, между тем, продолжал:

– И это ты, брат, очень даже зря. Вешать нос не стоит. Уж точно не на этом корабле. Море, оно, знаешь, дело фартовое – кислых не любит.

Часть команда поддержала Соловья осторожным гудением. Джага слегка заинтересовало, что это задумал его штурман. Но из вредности он не подал виду. Соловей, меж тем, излагал дальше:

– Как вы привыкли веселиться, парни? Может, пьянствовать до потери ума? Но сейчас пить нельзя, мы на деле! Может, трахать женщин и дев? Но тут таковых нет. Как сказал капитан Джаг – если кто на корабле и похож на женщину, даже если у этого человека есть маммарии и вагина – это вам только кажется. На самом деле это вовсе не женщина, а моряк, и споров тут быть не может.

Над этим команда призадумалась. Многие согласились, хотя и немало было тех, кого такая логика не убедила. Однако, спорить со словом Буйного Джага, да еще и по такому пустяковому делу, никто не пожелал.

В ответ Соловью сказал кто-то из людей Борво:

– Так ты научи нас, Соловей. А то и правда ведь, скукотища. Из увеселений – только крыс пороть, да и то уж давно опостылело.

Соловей только этого и ждал:

– Друзья, вам повезло! Я знаю множество способов скрасить скучные часы в море. Нужно что-то затянуть…

Команда встретила это предложение озадаченным молчанием. Кто-то ехидно ответил:

– Так ты и затяни, Соловей. А мы – песнев не знаем!

– Это враньё, – тут же отреагировал Соловей. – Все знают песни. Я знаю их тысячу! Вы – может и поменьше, но точно какие-то знаете.

– Мы не знаем, – упирались в толпе уже несколько голосов. Но Соловей даже слушать не хотел:

– Врете! Вре-те! И я вам это докажу. Вот, скажите мне, кто из вас служил в армии? Есть такие?

По довольно оживленному гулу было понятно, что в армии служили многие.

– А во флоте? Флот тоже считается! Армия и флот – один бес!

Согласный гул усилился. Соловей громко заявил:

– Ох и много же вас, проклятых подонков, предавших свою корону!

Ответом ему был бурный хохот моряков, который ясно давал понять, что на корону, службу и присягу этим людям накласть два раза. Соловья это ничуть не смутило, а лишь раззадорило:

– И после этого, мерзкие предатели, бросившие свою армию, свой флот, свою службу, вы будете убеждать меня, что не знаете «Дезертирскую»?!

Он ловко прошелся вдоль шкафута, подхватив с пола пустое ведро, отточенным движением, словно в жизни только этому и учился, повертел его в воздухе, хлопнулся задом на бочонок, ведро поставил себе на колени и выбил по нему ладонями бодрый и задорный ритм.

Джаг, бросив свою вредность, уже не прячась следил за происходящим на палубе. Мотив песни был ему прекрасно знаком – «Дезертирскую» в армии знали все. Причем, не только в авантийской, а во всех армиях Ампары. Ее пели на разный лад и мотив, с разными словами, потому как строгого каноничного текста у нее не было. Однако, в армии Мональфы и Антезулы, Эндермеи и, безусловно Авантии, пели ее солдаты. И даже в Сангритских казармах нет-нет, да и звучал лихой, угодный солдатскому сердцу мотив. За исполнение «Дезертирской» в любой армии строго карали, секли плетьми, привязывали к позорному столбу, иногда даже казнили. Но это не останавливало вольнолюбивых смельчаков. Пели всегда о себе, легко меняя в словах песни сочетание трех стран, о которых поется. Своей, всегда гадко-дурной, полностью никчемной, безрассудной, порочной и крайне идиотской в своих начинаниях. Страны-соседа, глупого и наивного, не понимающего, что оказывает помощь круглому барану и бесполезному дураку. И страны-противника, всегда необычайно удачливой (так казалось благодаря, скорее, излишне неудачливым «своим»), дьявольски правильной и эффективной во всех военных делах и особенно в кознях своим неприятелям, хотя и не лишенной своего разнузданного шарма – все понимали, что по ту сторону поля боя «Дезертирскую» поют с противоположным посылом, такие же солдаты.

После того, как гудение медленно сошло, кто-то из толпы проговорил:

– Ну, есть такое. Дезертирскую знаем.

Мотив, набиваемый Соловьем, моментально отрезало. Блестяще отточенным жестом он вновь провертел ведро в воздухе перед собой, грохнул на пол и в ту же секунду пнул сапогом, ловко отправив его в скольжение по палубе прямо к тому, кто говорил.

Тот остановил скользившее вверх дном ведро стопой и поднял в руки.

– Ну, наиграй, – сказал ему Соловей.

Тот сел на палубу, взял ведро на колени и принялся отстукивать мотив.

– Да, это оно! – произнес Соловей под бой одинокого барабана. Удивительно, но спустя пару мгновений на помощь ему пришел второй – кто-то подтащил пустой бочонок и стал барабанить по нему, поддерживая первого музыканта.

– Хватай ведра! – крикнул Соловей. Толпа уже была слишком вовлечена, чтобы игнорировать призыв. Сразу с нескольких сторон загремели, ловя такт, хлопки ладоней по перевернутым ведрам.

Соловей походил по палубе, разминаясь, и хлопая в ладоши в такт музыке, словно готовился поймать мотив и оседлать его:

– Ши рулу-рулу-рулу… Громче! Чего стоите, давайте помогайте им! Несите еще барабаны и готовьтесь петь!

Команда раззадорилась. Да и куда тут денешься, думал Джаг. Он и сам чувствовал, как если не его ноги, то уж сердце точно пускается в пляс и подстукивает в такт любимой песне из далекой солдатской юности.

– Ши рулу-рулу-рулу! Быстрее! На фартовых нотах!

Так-то, думал Джаг, эту песню поют под дудку. Таков национальный авантийский мотив, который и задавал Соловей. Дудок, конечно, не было, но нашлись умельцы, которые свистом и хором их заменили. Джаг чувствовал, как умиляется музыке. Такой грубой, порой, не попадающей в ноты, но прекрасно узнаваемой. Да, это была «Дезертирская», песня, которую не поют на праздниках и концертах театральные опереточники. Она была и оставалась песней, которую исполняют в солдатских палатках, используя вместо музыкальных инструментов ложки, фляжки и другой подручный скарб.

Соловей, дождавшись, когда вся орава на палубе вовлечется в процесс, наконец распелся и завел:

Когда я мал и зелен был

И под стол пешком ходил

Папка мне сказал тогда:

Отдам тебя я в армию!

Дальше проигрыш – легко вспомнил Джаг. И команда, как он видел, тоже хорошо помнила, как петь эту песню. В палубу, в такт музыке, без слов ударили каблуки сапог и босые ноги.

Ши рулу-рулу-рулу!

Я вас кормить не потяну,

А сталбыть, ехай на войну.

Поедешь парень в армию!

Команда снова застучала ногами в пол. И Джаг отметил, что сам пристукивает носком сапога, поддерживая ритм:

Поедешь, парень, в армию!

Черт, а ведь охота попеть – подумал он. Давно я как следует не орал хорошую песню. Соловей все продолжал, музыка, задаваемая моряками с барабанами и хоровыми, лихо гнала вперед.

А когда я повзрослел

В кармане гроша не имел

Я баб и рома захотел

Попал в тюрьму я в старую!

Ши рулу-рулу-руну!

Король сказал на всю страну:

Мол, соберу я всю шпану,

Отправлю служить в армию!

– Громче ори! – скомандовал Джаг морякам, уже не скрывая, что и сам подпевает. В толпе тут же загорланили сильнее:

Король дал ствол и шляпу мне

И вот, стою в чужой стране

И дело тут идет к войне

Попал я, ссука, в армию!

Была у нас с собой еда:

Хлеб-кирпич, да суп-вода

Но Антелуза помогла

Пайками своей армии

Ши рулу-рулу-рула!

Какая-то тварь их продала!

И суп-воду хлебать с котла

Придется нашей армии!

Песня была незатейливой, и куплетов в ней было всегда разное количество – кто какие помнит. Команда уже полностью находилась во власти музыки и Соловей начал вызвать людей из толпы быть запевалами вместо него, чтобы пропеть свои куплеты. Теперь в центре плясал и пел один из людей Борво Глазастого, и запевал не менее лихо:

От сушняка не сдох едва

Конник миссир Тансуа.

Он поехал до села

Добыть вина для армии!

Ши рулу-рулу-рула!

Разбился миссир Тансуа:

Халупа из земли взросла

Прям на пути у армии!

Люди на сцене менялись, запевали разные куплеты. Если кто не знал слов – быстро присоединялся к хору и давал музыку, благо она была едина для всех. Джаг сам в некоторых местах сбивался, встречая незнакомые строки. Сейчас выступал один из мональфов Гаскара Монтильё:

В конный полк миссира Ко

Попасть ужасно нелегко:

Он лично вымерял очко

Всем претендентам с армии.

Ши рулу-рулу-рула!

Большая жопа не спасла

От пудового ядра

Эндермейской армии!

Народ, позабыв обо всем уже рвался на сцену исполнить под всеобщее одобрение свой куплет, и Соловей умело регулировал порядок, вызывая певцов то из одной кучки, то из другой.

Лорд Гвинен – наш командир

И патриотов всех кумир

В зад ужален был в седле,

Поехал до лекарни!

Ши рулу-рулу-рула!

Вовремя свалил с котла

Там мясорубка нас ждала

А Гвинен – герой армии!

Было еще много куплетов, и выступили все желающие, но Джаг не чувствовал от долгой песни никакого утомления. Он и сам вроде бы знал пару куплетов, которые еще не спели, но никак не мог их как следует припомнить. А уж Соловей точно знал их больше. Но вместо продолжения вышел сам в круг и подвел песню к завершению:

А чтоб я снова молод был

И под стол пешком ходил

Я б тогда сказал отцу —

Нахер нашу армию!

Толпа бодро вторила ему, гремя хором веселый мотив:

Ши рулу-рулу-рулу!

И вам всем парни так скажу:

Чтобы не жрать вам суп-воду

Бросайте нахрен армию!

А чтобы на ногах ходить

Да чтобы головой варить

И чтобы удом баб етить:

Ши рулу, ши рулу!

Бросайте. Эту. Армию!

Когда Соловей допел последние строки и музыка заглохла, команда воодушевленно загремела.

– Молодец Соловей! – орали ему.

– Чертовски хорошо спел!

– Да! Нахер армию!

– Нахер армию! Армию и флот!

В воздух полетели треуголки – чествовали певцов как героев.

Многие прослужили в армии приличный срок и сполна хлебнули горя в войнах, которые вела Авантийская империя. Да и любая другая страна. Вполне возможно, сейчас тут стояли те, кто некогда выходил на поле битвы с разных сторон. А теперь все они – одна банда. И никакая война, никакой гадский король, и никакая проклятая присяга их не разделит.

– По тебе и не скажешь, что ты любишь такие песни, – сказал Джаг Соловью, улучив момент немного позже, когда команда, здорово приободренная, разошлась по делам.

– Внешность обманчива, – легко отозвался он.

– А вот это я знаю, – процедил Джаг.

Их с Соловьем взгляды пересеклись. И Соловей, умный парень, сразу понял, откуда дует ветер.

– Я, может, и смельчак, – ответил он, – но не настолько, чтобы затевать бунт на корабле после недели в море.

– А стоит ждать?

– По мне не скажешь, но я люблю держать слово, капитан. Если я сказал, что служу в твоей команде, значит так и будет.

– Внешность обманчива, да?

– Я знаю, на кого я похож, – сказал Соловей. – Но я знаю, кто я есть.

– Послушай. – Джаг решил говорить на чистоту. – Я вижу, ты умен, Соловей. И ты знаешь, как обращаться с людьми. Так зачем тебе верно служить у меня в команде, а не командовать кораблем вместо меня?

– Хочешь знать мои причины, капитан?

– Именно.

– Я хочу быть капитаном. Но на другом корабле. Не на этом.

– И на каком тогда?

– Его имя ничего не скажет тебе. Но для меня он значит очень много. Я готов дать тебе клятву, что не посягну на твое капитанство и твой корабль. Буду биться за тебя и ходить в море с тобой, капитан. Разве этого мало? Оставь мне право на маленькую тайну.

– Мне не понятно, как служба на моем корабле приблизит тебя к твоей цели.

– Мы в море, не так ли? Я уже стал ближе к нему.

Звучало все это не слишком убедительно. И в то же время Джаг не чуял подвоха. Будто Соловей говорил правду.

– Паруса! – вдруг закричали сверху, из вороньего гнезда. – На горизонте паруса!

Стоило бы наверно перепугаться – парус в море может означать все, что угодно. И добычу, и смерть. Но Джаг не испытывал страха. Он чувствовал фарт. Удача пришла к нему, отпетому мертвецу.

Он не хотел оставлять разговор с Соловьем. Но также понимал, что тот сделал серьезные заявления. Гораздо более серьезные, чем любой из тех, что находились сейчас на борту Козла. Клятва в верности – таких Джагу еще не приносили. Тем более, что в словах Соловья Джаг не чуял ни толики вранья. Он действительно совершенно не желал быть капитаном Козла.

Ну а причины? Разве я кого спрашивал о его причинах пойти ко мне на борт?

– Клянешься, значит. Ну, вот и проверим.

Джаг вышел к перилам квартердека и окинул взглядом ожидающую приказов команду.

– Приготовиться к бою!