Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Вниз они спустились почти одновременно. Машина Тики стояла почти у входа в подъезд, неправильно припаркованная (явно в невообразимой спешке) и оттого только чудом не поврежденная. Неа щелкнул сигнализацией и заскочил на водительское сиденье, тогда как Микк сел в салоне, устроив Аллена у себя на коленях.

Пока они ехали, Уолкер до побеления пальцев и боли в костяшках сжимал в руках руль, а Тики… господи, Тики что-то шептал его брату. Втолковывал что-то неразборчивое и непонятное, лихорадочно-просяще-сердитое.

Кажется, просил не спать и ругал.

Как они доехали до больницы Кросса, Неа не помнил. Помнил только, что уже у входа их ждала целая бригада медиков с носилками и сам Кросс – во главе группы. А еще – Тики придерживал его за плечо, обещая самостоятельно разобраться с мерзавцами.

А дальше… он, кажется, отключился.

***

Аллен просыпался долго. Ему казалось, что все кишки у него вывалились наружу, что живот раскурочен по самое не хочу и что его полоскали в огне, как минимум два раза. Веки были такими тяжёлыми, что раскрыть их не представлялось никакой возможности: кажется, сказывалось количество вколотого обезболивающего, которого вкалывать приходилось очень много в силу того, что юношу плохо брала любая анестезия.

Память медленно возвращалась: он шёл домой с вечерней смены, никого не трогал, никому не мешал, и внезапно перед ним появился какой-то бугай. О, точно. На него же напали шавки Адама: твердили что-то про то, что должны вернуть в Семью, что сопротивление бесполезно, что лучше просто сдаться. Но Аллен не был с ними согласен. Он вообще с Адамом в большинстве случаев был не согласен, всё больше разочаровываясь в действиях своего детского кумира. Подумать только, а ведь до той чёртовой аварии Уолкер не слезал со старика, буквально фанатея от него.

И почему дети так слепы?

Почему он был так слеп?

Аллен глухо хохотнул, сразу же закашлявшись и испытывая боль в животе, и вспомнил, что заработал пулю от одного из бугаев, когда этим идиотам надоело биться с ним кулаками.

Он тогда ещё успел подумать, что всё-таки ужасно ему повезло, что именно этот регион никем не контролируется в силу своей слишком повышенной преступности. Иначе бедные школьники, пытающиеся навести порядок, гибли бы как мухи.

Потом Аллен, кажется, всё ещё на адреналине способный сражаться, перерезал им глотки.

Прямо так, как учил Неа.

Как учил ещё в детстве Адам.

Перерезал тем самым отточенным движением, которыми пользоваться совершенно не хотел, но был вынужден.

Как же он ненавидел Семью и себя в придачу.

Откуда-то со стороны послышались приглушённые ругательства.

Тики.

Тики, который спас его. Тики, который был такой… такой… такой… другой, чёрт подери. Который ругал его, который кричал на него, который шептал ему, который просил его…

Который, сука, спас его.

Разве именно так должны были вести себя шпионы?

Разве именно так должен был вести себя Тики?

Почему же тогда вёл себя, чёрт раздери, именно так?!

Так, словно и не был шпионом.

Так, словно и правда беспокоился.

Аллен прислушался.

Ругался за стеной всё-таки Тики.

Слышно было только его голос, из чего юноша заключил, что говорил Микк по телефону, и поэтому понять, в чем дело, становилось только сложнее. Впрочем, на логическое мышление Аллен даже в самых аховых ситуациях никогда не жаловался.

– …меня наблюдать! Нахрена было засылать посторонних?!

Уолкер стиснул зубы, на момент чувствуя разочарование – Тики ругался и беспокоился, но был, как видно, все равно шпионом.

– Ну конечно! Вернуть хотели! Он чуть у меня на руках не помер, вы как себе вообще его возвращение представляете?! На катафалке?!

Ругался Тики долго и сочно, то ли пребывая в состоянии шока (господи, он из него в домашних условиях пулю вытащил – откуда ему вообще было известно, как это делать?!), то ли просто окончательно отпустив тормоза, потому что такого потока сквернословия Аллен от него не слышал прежде и за все время их знакомства.

Юноша уже хотел попытаться сесть на кровати и позвать мужчину в палату только ради того, чтобы прекратить эти ругательства, но тут Микк сам внезапно замолк.

Молчал мужчина долго, и Аллену казалось, он в состоянии различить даже сухой едва слышный смешок, который тот издал спустя только минуты три, в течение которых старик (а кто еще это мог быть?) читал ему проповедь.

За смешком последовало короткое:

– Ну уж нет.

И – снова молчание, на этот раз где-то всего лишь секунд на десять.

– Нет, больше я на вас не работаю. И никого убеждать и убирать я не буду, – короткая пауза. – Да подавитесь своими деньгами, я себе уже давно на безбедную старость и без вас заработал.

И снова – тишина.

Отказал. Отказал Адаму. Аллен до крови прикусил изнутри щеку и постарался дышать ровнее, потому что сердце частило, и на подсоединенном аппарате это тотчас же отразилось.

Но дышать ровнее не получалось. Именно поэтому где-то минутой позже дверь в палату едва слышно скрипнула и открылась.

Уолкер тут же закрыл глаза.

– Редиска, живой? – устало поинтересовался Тики, но юноша ничего не ответил, слушая, как мужчина садится на стул с длинным выдохом. – Можешь не притворяться, мелкий, я вижу, что ты не спишь, – утомлённо проговорил он, и Аллен медленно приоткрыл один глаз, смотря из-под ресниц на его измождённую фигуру. – И как часто за тобой так шавки старика гоняются? – бесцветно спросил Микк, и Уолкеру захотелось спрятаться за белым одеялом. И тут он почувствовал, что левая рука ничем не прикрыта.

Его уродливая левая рука.

Паника накрыла с головой.

Аллен задрожал всем телом, вызвав непонимающее хмыканье Тики, и попытался заставить себя успокоиться, но ни черта не получилось, потому что ему казалось, что его рука вся вновь в огне, что её пронзают десятки стёкол и железок, что кожа обугливается и горит, и ему внезапно захотелось закричать, захотелось сжаться и исчезнуть, чтобы и боль – нестерпимая, ужасная – тоже исчезла.

Приборы оглушительно запищали.

Аллену стало нечем дышать – горло сдавило страхом и подступающей истерикой.

Ему казалось, что его левая рука вновь жарится в огне, и он неспособен ничего с этим поделать.

Вдруг Уолкера посадили, поддерживая за спину, и насильно заставили выпить какую-то таблетку.

– Ну, редиска, не вороти нос, – раздражённо проговорил Тики, и юноша сфокусировал испуганный взгляд на его взволнованном лице.

Почему он волнуется?

За какого-то уродца вроде Аллена?

Юноша проглотил таблетку, и мужчина, удовлетворённо кивнув, толкнул его обратно на кровать, сильно надавливая на грудь.

– А теперь успокойся. Меня предупреждал Кросс, что такое может случиться, но вот уж не думал, что ты настолько паникёр.

– Это… – Аллен выдохнул и запнулся. Тики смотрел на него пронзительно и неотрывно, как будто искал что-то в его лице. Или – кого-то?..

– Паническая атака, я знаю, – едва слышно отозвался мужчина, откидываясь на спинку стула и отводя взгляд. Теперь он смотрел в потолок, и Аллен мог беспрепятственно его изучать.

Раньше он не слишком-то присматривался к Тики, но, как видно, время все же пришло. Потому что Аллен должен был наконец понять, что тот из себя представляет и стоит ли ему доверять.

И что делать. И как себя вести.

И как быть с Алисой.

Однако Микк его взгляд словно бы кожей чувствовал – он не выдержал, по ощущениям Уолкера, и трех минут молчания.

– Спрашивай, – голос у него был сухой и хриплый – в общем, немудрено для человека, который только что орал матом на весь коридор. Но на самом деле… Тики выглядел очень усталым – как будто не спал всю ночь, и это было, в общем, тоже не удивительно, потому что Аллен ввалился домой за полночь, а Микк… приехал он очень скоро.

– О… о чем? – как только мужчина снова перевел на него пронзительный взгляд, Аллен стушевался и еще сильнее захотел зарыться под одеяло.

Рука… без перчатки… Вот черт.

Он ощущал себя каким-то иррационально беззащитным.

– Ну есть же у тебя вопросы, – вздохнул в ответ Микк. – Спрашивай, я отвечу. Мне надоело в прятки с тобой играть. Неа тебя сберечь хотел, а так нихрена и не сберег. Впрочем, как и ты его, – здесь он помедлил. – И его нервные клетки…

Это была словно пощёчина.

Вряд ли Тики вообще думал оскорблять его, но всё равно именно оскорблением это и было.

Потому что всё, о чём мог думать Аллен, – это безопасность брата. Как юноша может защитить его. Как может спасти его. Спрятать его. Облегчить его и так паршивую жизнь.

А тут этот бабник внезапно говорит ему, что… Уолкер не сберёг того, кого пообещал защищать с самого начала.

Дал звонкую пощёчину, от которой захотелось, чёрт раздери, позорно разреветься.

Руку вновь стало охватывать огнём.

Аллен остервенело накрыл её одеялом и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Ему всего лишь казалось – никакого огня не было. Была лишь одна уродливая, покрытая огромным алым ожогом и множеством кривых шрамов и рубцов рука.

И – психологическая травма, от которой постоянно казалось, что голую кожу пожирало пламя.

Кажется, Тики заставил его выпить успокоительное, которое несколько лет назад выписал Аллену Кросс, когда оказалось, что предыдущее перестало действовать так, как было необходимо.

– Где Неа? – сухо спросил он, уставившись в окно. Не желая смотреть, какие любопытные взгляды кидает Микк на его руку.

– В соседней комнате спит. Слишком переволновался, – легко ответил мужчина.

– А с кем ты разговаривал? – вопрос вырвался сам собой, и Аллен даже сначала не обратил внимания на то, что только что спросил, пока Тики также невозмутимо не ответил:

– С Адамом.

Аллен ощутил себя каким-то словно заледеневшим тут же. Он понимал, что так оно, скорее всего, и было – что говорил Тики с Адамом, но одно дело считать так, а другое – услышать собственными ушами.

– Так… это все-таки он тебя посылал, верно? – собственный голос показался юноше каким-то… слишком безжизненным.

Тики смотрел по-прежнему совершенно устало. Настолько, пожалуй, что Аллену стало даже немного стыдно. Тот явно не спал всю ночь (потому что за окном уже рассвело), и все это время наверняка провел в дикой нервотрепке, заботясь сначала о нем, а потом и о Неа. Брат стопроцентно истерил и не хотел отходить от его постели, вот Кросс его снотворным и накачал, иначе хрен бы он, а не спал.

– Да, – теперь тон у Микка был какой-то отсутствующий. Как будто мужчина приготовился к тому, что сейчас Аллен вытянет из него всю грязь, а потом этой грязью же его и польет. – Я искал вас три года, на четвертый нашел и решил подружиться с Неа, чтобы не особенно напрягаться. Результат налицо, – здесь Тики все-таки дернул в усмешке уголком губ, и Аллен не впервые признал, насколько же мужчина самокритичен.

– Почему ты… – голос дрогнул, едва не сорвавшись, но Аллен заставил его звучать ровнее. – Почему отказался?.. Адам же теперь тебя…

– Да ничего он мне не сделает, – сердито поморщился Тики. – Шерил уже сворачивает бизнес и переправляет его в Германию. Роад вот решила уехать вместе с Вайзли, а тот хочет год доучиться в киотском университете… Но это не так уж и страшно.

– Но почему? – настойчиво повторил Аллен. Тики закрывался своей семьей как щитом, и юноша вполне его понимал, потому что… сложно искренне говорить с человеком, который считал тебя подлецом и лжецом все это время.

Но ему было важно знать.

– Потому что Неа – мой друг.

Уолкер насморочно вздохнул, желая просто провалиться.

От стыда. От осознания. От… понимания.

Тики и правда дорожил Неа. Не играл. Не лицемерил. Не обманывал, а дружил с ним. По-настоящему. Давал брату то, чего сам Аллен дать не мог, – поддержку и опору.

Юноша глухо хохотнул, чувствуя, как смех отдаётся болью в животе, и неожиданно для самого себя выдохнул:

– Спасибо, что дружишь с ним.

Слова вылетели совершенно легко, спокойно, словно так и нужно было. Потому что сам Уолкер не мог открыться Неа. Не мог улыбаться ему, не мог хлопать по плечу, не мог выслушивать его проблемы, не мог просто сидеть с ним и смотреть вместе фильмы. И когда Аллен об этом задумывался, это его убивало.

И именно поэтому слова вылетели так непосредственно.

Чего Аллен не ожидал, так это того, что Тики протянет руку и зароется пальцами в его волосы. Потреплет немного, отвесит щелбан – какой-то совсем свойский, беззлобный и не больной – и снова откинется на спинку своего стула.

– Это хорошо, что вы друг у друга есть, Малыш, – внезапно произнес он, и Аллен вздрогнул. Потому что обычно так Микк звал его лишь в разговорах с Неа, за глаза, но никогда – напрямую. – То, что есть я, – усмехнулся мужчина, – это тоже неплохо. Но меня мало, понимаешь? И вам с Неа… поговорить бы. Много и долго говорить. Потому что иначе… нормальной жизни у вас не будет.

– Ну так живем же, – нехотя буркнул в ответ юноша, отчего-то совершенно сбитый с толку, растерянный… и смущенный.

– Н-да, ну конечно… – шумно вздохнул Тики. – Ладно, – он поднялся и качнул головой. – Воспринимай это как дружеский совет, хотя… я же не друг тебе, это верно.

– Вот-вот, так что вали отсюда, – пробубнил Аллен ужасно сконфуженно и подумал, что, вообще-то, должен бы и поблагодарить мужчину за своё спасение. Он вздохнул, закусив губу, и начал: – Слушай, я… это…

– Не трудись, редиска, – беззлобно усмехнулся Микк. – Спасибо на хлеб не намажешь, а желаемого, – тут он как-то горестно хохотнул, – ты мне дать не сможешь. Так что, – мужчина пронзительно взглянул на опешившего Уолкера, – не благодари. Хотя, подожди, – закатил он глаза с таким выражением, словно только что вспомнил что-то очень важное. – Как выглядели те шавки, что тебя подстрелили?

Это он так намекал на то, что ему известно про салочки со шпионами на протяжении последнего года?

– А что, и их снимешь? – фыркнул он, пытаясь не обращать внимания на слова про желаемое. Про Алису? – А вообще, не трудись, – передразнил мужчину Аллен, мгновение злорадно любуясь удивлением на его лице, и невозмутимо выдохнул, смотря в окно: – Я их сам прирезал.

– Как кур? – с той же беззлобной издевкой выдал Тики, останавливаясь у двери и скрещивая на груди руки.

– Представь себе… – буркнул в ответ юноша, чувствуя, как щеки заливает краска. Он не знал, плакать ему или смеяться, потому что именно на курах Адам, а потом и Неа учили его перерезать глотку.

Но вообще-то Тики отменно отвлекал от проблем насущных, просто напитывая этим пресловутым смущением.

И когда Аллен начал при нем смущаться?

Может, это из-за руки все?..

Из-за этой чертовой руки и из-за чертова старикана, точно.

– Что ж, – вздохнул Микк. – Тогда шеф-повар из тебя отменный, снимаю шляпу. Хотя бы ради этого и стоило тебя спасти.

На этом мужчина вышел за дверь, даже не удосужившись попрощаться и оставляя Аллена в гордом одиночестве.

Юноша убито вздохнул, по-прежнему чувствуя этот отвратительный жар на щеках (и как это можно было вообще терпеть), и откинулся на подушку.

Слова Тики о брате не оставляли.

Может, им и правда наконец-то стоит поговорить?

========== Op.8 ==========

Всё полетело к чертям совершенно внезапно.

Совершенно внезапно и ужасающе быстро, так, что остановить было просто невозможно.

Выходные прошли по большей части в больнице – Тики присматривал за вымотанным Неа, который всё норовил торчать у койки Аллена и которого качали снотворным и витаминами, чтобы тот спал и отдыхал. Как сказал Кросс, оказавшийся близким другом Уолкеров, мужчине была необходима передышка, чтобы избавиться приближавшегося нервного срыва.

Но больше Микка интересовал Малыш. Неожиданно оказавшийся умелым в разделывании куриц. Настолько умелым, что перерезал глотки стариковским шавкам с одного раза.

А ещё – оказавшимся невероятно тонким, совершенно удивительно хрупким на вид. Бледным, мягким и слишком нежным для того, кто, чёрт подери, убил двух вооружённых людей.

И – гладиолус. Мать вашу, тот самый гладиолус, который Тики подарил накануне Алисе. Который какого-то чёрта оказался в одной из книжек редиски, выпавшей из сумки. Микк заметил её как-то мимолётом, когда бросился к бледному как смерть юноше и такому же бледному Неа, но…

Сейчас, когда он сидел в кафе и наблюдал за поющей Алисой, этот факт не желал выходить у него из головы.

И вроде бы это все могло оказаться совпадением, но Тики не верил в такие совпадения. И цветок Аллену могла дать сама Алиса, но… по какой такой причине?

Девушка на сцене пела что-то до боли лирическое, но мыслями Тики был слишком далеко, чтобы вспомнить оригинального исполнителя или даже начать подпевать, как мог делать это обычно. Он вслушивался только в нежный перелив голоса и потрясающий фортепианный аккомпанемент. Сегодня Алиса солировала, а потому совсем не вставала со своего места, а еще… она была очень бледна (возможно, из-за Аллена?), и из-за этого посетители кафе притихли, словно подстраиваясь под ее нерадужное настроение.

Маленькая фея. Что же она с ним сделала…

Сегодня Алиса закончила поздно. Пела она много, но тихо, как будто тоже, как и Тики, была где-то в себе. И – постоянно всматривалась в толпу.

Уж не сбежавшего ли из больницы Малыша выискивала? Тот слинял еще вечером воскресенья, оставив Неа в полнейшем раздрае, а Тики – с десятком неразрешенных вопросов в голове.

Кросс потом позвонил и сказал, что отрок неразумный снова в кафе у него ошивается, но легче от этого как-то не становилось.

Пришел повидаться с Алисой?.. тоже?..

Но сам Тики его не видел. И не думал, что хотел бы увидеть.

Редиска вызывал у него странные чувства: смешанные воедино ненависть и беспокойство, впервые проснувшиеся, когда он увидел его совершенно беззащитным, но улыбавшимся.

Криво, мать, улыбавшимся, когда у него в животе ковырялись пальцем. И это было чем-то удивительным, совершенно выбивающим из колеи, потому что Микк никогда до этого не видел на лице Аллена настолько открытой улыбки.

Мужчина задумался настолько, что даже не заметил, как Алиса тихо подсела к нему за столик.

– Добрый вечер, – скромно поздоровалась она, вырывая Тики из его не самых радужных мыслей, и в каком-то неуверенном ожидании закусила нижнюю губу.

И Тики не смог заставить себя не смотреть. Он изучал ее, впитывал в себя каждую черточку, уже предвкушая боль скорого расставания – потому что Аллен все равно рано или поздно придет домой, и рано или поздно они все равно улетят. И раз уж обыграть все так, как планировалось изначально – как побег Уолкеров, раскусивших в Микке предателя – не удалось, полетят все вместе.

И… Микк не хотел думать о том, что он ощущал.

Но, пожалуй, сейчас он понимал Аллена, у которого не далее пару дней назад сам в животе пальцем и ковырялся.

– Добрый… – эхом отозвался мужчина, замечая, что прикусил щеку, только после того, как во рту стало солоно.

– Я… я хотела… – Алиса уставилась в столешницу, как будто смущённая и растерянная. Как будто… такая совершенно невозможно искренняя, какой Тики ее никогда не видел.

И увидеть, в общем, никогда уже не надеялся.

– Хотела поблагодарить вас, – наконец произнесла она, вскинув на него решительные серые глаза, и сразу же стушевалась, неловко прислонив ухо к плечу. – За то, что вы спасли Аллена. Он, ох, он столько вам проблем доставил, – девушка поклонилась, и Микк вдруг ощутил себя безмозглым идиотом, потому что всё, что он смог ответить, было совершенно дурацким вопросом:

– А вы с ним встречаетесь, что ли?

Алиса поперхнулась, подняв на него ошарашенный взгляд, и непонятливо моргнула, отчего и мужчине стало неловко.

Вот же придурок. Спрашивать такое… да что это вообще сейчас изменит?

– С чего вы… – начала девушка, но тут же качнула головой и растерянно хохотнула, – нет, конечно! Не встречаемся. Но почему вы…

– Просто гладиолус в его книге… – если уж идти, то идти до конца. Совершенно тупорылая тактика, но ничего лучше Микк уже придумать не смог, потому что бледное личико Алисы покрылось лёгким красивым румянцем.

Девушка удивлённо приподняла брови, хлопнув ресницами, и вдруг рассмеялась, вежливо прикрыв алые губы ладонью, отчего Тики даже оскорблённо нахмурился, больше своего состояния, однако, ничем не показывая.

– Ох, как неловко получилось, – наконец произнесла она, щуря глаза. – Понимаете, у моей соседки аллергия на пыльцу, а потому я засушивала все цветы, что вы мне дарили. Ну не пропадать же такой красоте, правда? – сверкнула Алиса глазами, отчего-то повеселевшая в одно мгновение. – А тут так вышло, что у меня под рукой ни одной книги, а оставлять цветок на выходные было глупо: он бы засох здесь, а Аллен как раз был со школы, – она пожала плечами, мол, дальше и так понятно, но всё равно продолжила: – Ну я и попросила его, – закончила Алиса и очаровательно улыбнулась, смущённо склонив голову к другому плечу.

Все мысли из головы вылетели моментально. Тики ощутил себя таким сущим идиотом, что даже представить страшно. Ему хотелось под пол провалиться. Это надо было… срочно свернуть как-то. И больше никогда не приходить сюда. Оставить Алису в покое, справиться со своей жаждой видеть ее и перестать строить из себя чертова страдальца.

Жалость Тики ненавидел, пожалуй, даже больше, чем ложь и подлость.

Мужчина потер лицо ладонями и сокрушенно вздохнул.

– Собственно, – с легкой усмешкой произнес он, заранее ненавидя себя за последующие слова, – с чего бы вам оправдываться, честное слово… Это я должен приносить извинения. Вы просили меня перестать приходить, и я… я давно должен был перестать и оставить вас наконец в покое. Поэтому… простите меня, я не…

– Нет, это вы простите, – оборвала его Алиса, глядя в сторону… и отчаянно полыхая щеками. – Я… только узнав, что вы каким-то боком связаны с Семьей, я не стала разбираться, а просто сбежала от этого, хотя проще всего было спросить прямо. Тогда я… я ничего не потеряла бы, а так… – она все-таки перевела на него взгляд, – я потеряла отличного собеседника.

Тики просто обомлел.

В горле пересохло, и язык, кажется, прилип к нёбу.

Он просто потерял дар речи.

Потому что если бы Алиса его прогнала, если бы Алиса и правда отшила его, если бы Алиса так и осталась недосягаемой мечтой, Микку было намного легче. Он бы покинул Японию, ни о чём не жалея.

Но девушка смотрела на него с незнакомой нежностью и благодарностью в глазах, и это совершенно обезоруживало. Давало какую-то надежду.

Тики, чёрт раздери, увёз её бы с собой, разреши она ему это сделать.

Спрятал бы ото всех на свете, чтобы никто не посмел к ней прикоснуться или найти её.

– А потому, может быть, – сконфуженно начала Алиса, беспомощно подняв плечи, – поговорим о чём-нибудь? Ох, если вам не нужно никуда спешить, конечно! – поспешно добавила она, взволнованно бросив взгляд на часы, стрелки которых показывали одиннадцать вечера.

– Мне… некуда спешить, – тихо выдохнул в ответ мужчина, всеми силами стараясь держать себя в руках. И руки держать при себе. Сидящая перед ним Алиса была такой мягкой, такой беззащитной, словно только что добровольно сняла с себя свой панцирь из едкостей. – О чем… вы хотите поговорить?

– О музыке? – неловко прикусила губу девушка и смущенно рассмеялась. – Ну что я за дура… Раньше все получалось как-то… само. Вам… понравился рок? – в конечном итоге спросила она. И столько в ее глазах было надежды…

Что Тики был просто не в силах сдерживать себя. Ему хотелось прикоснуться к девушке. Хотя бы напоследок коснуться её ладоней, вечно закутанных в перчатки, и погладить явно нежные пальцы, провести самыми кончиками ногтей по гладкой коже…

Хотелось хоть как-нибудь запечатлеть этот момент в памяти.

На мгновение Микк пожелал, чтобы Аллен не возвращался домой как можно дольше. И сразу заставил себя прикусить язык, потому что Неа рвёт и мечет, потому что Неа волнуется, беснуется, места себе найти не может. С ума там сходит.

Да и мужчине казалось, что если Алиса окажется перед ним ещё хоть раз такой беззащитной и смущённой, то он точно не сможет покинуть Японию и совершит какую-нибудь глупость.

– Мне понравилось, как вы пели, – признался Тики наконец, буквально впитывая её любопытный взгляд, полный надежды и только распустившейся радости. – Очень эмоционально. Я даже забыл, как дышать, – отшутился он, с трепетным удовольствием наблюдая за смущённой улыбкой девушки, и продолжил, чувствуя, как с каждым словом говорить становится легче, – правда, я потом послушал ещё несколько групп, и, знаете, японцы очень малоэмоциональны в песнях. Но когда я слушал вас, то меня буквально пронзало вашей энергетикой.

Алиса облегчённо рассмеялась.

– Тут дело, наверное, в том, что я лишь наполовину японка, – доверительно поделилась она с Тики. – Мой отец – англичанин, а мать погибла, когда я была ещё совсем маленькой, – грустно улыбнулась девушка, вздохнув, – а потому в доме всегда царили европейские порядки. Я даже говорю на английском лучше, чем на японском, – хохотнула Алиса, пожав плечами.

И Микк, затаив дыхание, наблюдал за плавным изгибом её алых губ, стремясь подавить в себе желание хоть раз прикоснуться к ним.

– А ваша семья, как она воспринимает то, что вы певица? – спросил он, замечая, как вдруг девушка сразу же помрачнела, отведя взгляд, и поспешно принялся извиняться: – Ох, если не хотите, то не отвечайте, простите…

– Нет-нет, ничего, – мотнула головой Алиса, чуть приподняв уголки губ в лёгкой улыбке, и, посмотрев куда-то вглубь почти опустевшего кафе, выдохнула с ироничным смешком: – Больше негативно, чем позитивно. Отец всегда против всего, что я делаю по собственной воле, а старший брат… ох, он убьёт меня, если найдёт, – неловко рассмеялась она – так, словно в этом и правда было что-то смешное.

– Он настолько не любит музыку? – это казалось странным, почти что страшным. Запрещать сестре заниматься тем, что любишь больше всего на свете… – Или, может, он вас просто не слышал ни разу?

Девушка невесело улыбнулась и качнула головой в каком-то неопределенном, неясном жесте.

– Он не слышал, – негромко произнесла она и легко махнула рукой. – И даже если услышит – мнения не изменит.

Тики все же не выдержал и коснулся и ее руки. Легко накрыл ладонь поверх тонкой ткани перчатки и успокаивающе улыбнулся.

– А вдруг изменит? – ее надо было приободрить как-то, срочно приободрить, а иначе… Тики не знал, что может случиться иначе, но он и не хотел знать. Он хотел просто развеселить Алису. – Ведь вы не пробовали, – заметил мужчина. – А ваш голос заставил меня изменить мое отношение к музыке.

Девушка с минуту разглядывала их ладони, не решаясь ни отдёрнуть руку, ни что-либо ещё, и вдруг рассмеялась, зажмурившись.

И – мягко коснулась его пальцев в ответ, однако сразу же опустив кисти на стол.

– Вряд ли, – всё же заключила Алиса, тяжело вздохнув.

Тики почувствовал, что ему ужасно хочется обнять её – успокоить, вселить в неё уверенность, оживить.

– Ну, тогда я сам его приведу, – хохотнул он, стремясь хоть как-то взбодрить внезапно вздрогнувшую девушку, метнувшую на него удивлённый взгляд. – Где вы живёте?

Однако Алиса невесело хмыкнула, всё также смотря ему в глаза, и, как-то ломано улыбнувшись, прошептала:

– Я сбежала. Так что не получится. Я прячусь от них. От своей семьи.

– Потому что не вынесли запретов? – их разделял столик, всего лишь столик, через который они оба уже перегнулись как секретничающие о своем дети, и Тики хотелось – господи, как же ему хотелось этого – снова взять ее за руки. Спрятать узкие ладони в своих, заключить в объятия, обогреть, спасти.

Пальцы Алисы слегка дрожали. Девушка смотрела на него длинно, задумчиво – как будто не знала, стоит ли говорить, сваливать свои проблемы на чужие плечи. Как будто вообще не знала, как только зарождающийся разговор в это свернул.

Тики и сам не знал.

Но он готов был к искренности в ответ.

– Я – бремя на его шее, – наконец выдохнула Алиса. – Камень, который тянет его вниз. Именно поэтому я и решила сбежать, – она отвела заблестевший взгляд, и Микк, все же не выдержав, легко сжал снова ее руки в своих ладонях. – И я… я хочу просто спокойствия и утешения.

– И ищите это в музыке… – это было бы забавным, если бы не оказалось столь грустным – и похожим на историю Уолкеров. Возможно, именно на этой почве Алиса и Аллен сблизились?.. – Но вы… просто не можете оказаться бременем, Алиса.

Не то что этот глупый редиска, который никогда не слушает старших. И вот где он сейчас?..

Девушка глухо рассмеялась, словно опровергая его слова, и покачала головой.

– Вам просто неизвестны детали, – медленно прошептала она, прикрыв глаза, и иронично улыбнулась. – Но я и так уже слишком много сказала, – судорожно вздохнула Алиса, закусив нижнюю губу, и взглянула на то, как бережно Тики скрывал её ладони в своих. – И, наверное, вам уже пора, да? – пробормотала она, смущённо втянув голову в плечи. Совершенно другая, необычайно открытая и искренняя, словно бы впервые раскрывшаяся чужому человеку, девушка была великолепной.

Вообще-то, Микк обещал сегодня заночевать у Неа, но друг ничего не говорил про время, в которое нужно было приходить, а мужчине покидать Алису не хотелось от слова совсем.

Правда, Уолкер там сейчас предавался своих панике и волнению, а потому просто необходимо было пойти и успокоить его, поддержать, но и здесь, прямо перед ним находилась девушка, которую хотелось обнять и приободрить.

– На самом деле я… – начал Тики, но Алиса оборвала его лёгким кивком головы.

– Вы нужны своему другу, – мягко произнесла она с какой-то ужасно знакомой интонацией в голосе. С такой успокаивающей, чуть ли не просящей, умоляющей.

Прямо как Аллен шептал Неа про то, что пуля в животе – это не больно.

Мужчина нахмурился, сглотнув.

– Вы знаете, где он? – вырвалось само, потому что Тики беспокоился, чёрт раздери. Он правда беспокоился. Они должны были улететь сегодня, но редиску подстрелили, а потом мелкий ещё и сбежал с пулевым ранением в кафе. – Вы же знаете, где он, да?

Алиса мотнула головой, словно извиняясь.

Аллен оставил после себя лишь одну записку.

«Не ждите меня».

И Неа ужасно разозлился, когда увидел это. Правда, он сказал разволновавшемуся Тики, что такие побеги уже случались несколько раз, а потому переживать не стоит – вернётся брат дня через три-четыре, но всё равно Уолкер был ужасно зол.

– Я – нет, – качнула головой Алиса с такой мукой на лице, что Микк закусил язык, ругая своё любопытство и стремление найти этого мелкого идиота, чтобы привести его домой. – И вряд ли его найдёте, пока он сам не захочет.

– Он дождется того, что Неа хватит сердечный приступ, – настроение тут же испортилось, и Тики сердито сдвинул брови. Господи, Аллен портил все одним упоминанием о себе. Хотя пока он лежал без сознания, Микк почему-то так не думал. – И искать его буду только я – чтобы надавать ему по башке…

Алиса мелодично рассмеялась, словно реплика Тики ее и правда повеселила, и склонила голову к плечу.