Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

И ведь Адам был таким. Он был любящим, ласковым, тёплым. Пусть и заставлял Аллена перерезать глотки визжащим курицам, пусть и заставлял наблюдать за смертью других людей, пусть и воспитывал как безжалостного наследника, но Уолкер мальчишкой обожал его. Слепо, доверчиво, искренне. Так, как любят, видимо, только дети.

И неужели эта слепая любовь была с ним все эти одиннадцать лет? Неужели она была настолько сильна, что не позволяла поднять руку на отца? Отомстить ему? Возненавидеть его?

Аллен тяжело вздохнул, обнаружив себя сидящим на полу, и, медленно встав, направился во внутренний сад, где, возможно, найти правильный ответ было бы намного легче и проще.

Он пробродил по дому, периодически возвращаясь в сад и оставаясь там ненадолго на старых качелях, весь остаток ночи и в пятом часу утра вернулся в «японскую комнату», куда служанка, тут же заметив, что юноша там устроился, принесла чай и имбирное печенье.

Тоже испеченное им.

Аллен на автомате принял угощение и принялся жевать, надеясь, что пища даст возможность получше разложить все в голове. Расставить по своим местам. Принять правильное решение. Что будет лучше, для кого и как.

Адам спустился где-то часов в шесть – юноша не следил толком за временем, но все же, когда взглянул на часы, оказалось, что он прав в своих предположениях. К моменту новой встречи с отцом блюдо с печеньем было уже пусто, а чайничек с улуном опорожнен на треть.

– Ты, я вижу, совсем не спал, – добродушно заметил мужчина, присаживаясь напротив, и Уолкер кивнул, предпочитая хранить до поры молчание. Вайзли звонил пару часов назад – телефон Тики включился, доложил он, но линия занята и освобождаться не собирается.

Микк очень основательно толковал с кем-то, и Аллен не знал, что ждать от этого.

Может, они все-таки улетят?..

Хотя кого он обманывает…

Через несколько часов Тики с Неа будут здесь, и их не убьют только в том случае, если Уолкер убьёт отца скорее.

Может быть, просто стоило отстраниться от себя, как он всегда и делал? Закрыться, заледенеть настолько, что невозможно будет уже оттаять, «умереть», стать собственной тенью и покончить со всем этим?

И уже потом предаваться вине, горю, осмыслению и так далее. Потом, когда брат с любовником будут в безопасности, когда он будет совершенно один в этом огромном доме, когда уже будет просто время для угрызений, слёз, криков и истерики.

Аллен просто представит, что Адам – это очередная курица. Аллен просто представит, что ужасно зол и больше не может сдерживать свою кровавую жажду. Аллен просто отринет все свои эмоции на несколько секунд.

На те секунды, когда нож, спрятанный в ботинке, будет перерезать мужчине глотку.

Юноша безнадежно скривился и все-таки поднял взгляд на безмятежно попивающего оставшийся чай Адама. Вскоре к ним подошла служанка (тихая как мышь, насколько же он запугал их за время своего пребывания здесь?..) и обновила кипяток и заварку.

Старик мягко смотрел в окно, на сад. На старую вишню, растущую по самому центру вот уже восемнадцать лет. Хинако посадила ее, когда была еще только беременна Алленом, и этот дом лишь строился.

Аллен знал, что эта вишня – в его честь, но у него она почему-то всегда ассоциировалась с матерью. И это было… печально, но хорошо. Вспоминать об этому Аллену было всегда приятно.

На самом деле… он был рад, что пришел сюда и увидел вновь эту вишню, которую помнил все эти одиннадцать лет.

И все эти одиннадцать лет боялся, что ее спилили.

– Ты выбираешь отличные песни в свой репертуар, если хочешь знать, – внезапно прервал тишину отец.

Аллен не хотел.

Но, честно говоря, ждал ещё вечером, что Адам обязательно что-то скажет по этому поводу. Наверное, это было просто детское желание услышать мнение родителя по поводу своего увлечения, получить похвалу, насладиться его радостью и одобрением.

Юноша перевёл взгляд на вишню, лепестки которой плавно кружились в воздухе и опадали на землю бледно-розовым покрывалом, и сухо усмехнулся, чувствуя, как лёд сковал его сердце, не позволяя просочиться наружу ни одной эмоции.

– Спасибо, – холодно отозвался он, прикрыв глаза, и степенно, расслабленно (и ощущая, как напряжена каждая клеточка тела) отпил из чашки.

– Хинако пела также сильно и удивительно. Я мог слушать её часами, – мечтательно продолжал Адам, неотрывно глядя в сторону, на ветвистую вишню, щедро одаривавшую цветами землю, и такая отстранено-блаженная улыбка блуждала на его лице, что сразу же вспомнились разговоры из детства, когда они устраивались рядом, и отец рассказывал о жене с такой любовью в глазах, что не оставалось никаких сомнений в том, как сильно он скучал по ей.

Только теперь в его глазах были лишь отблески мертвенного безумия.

От Адама даже веяло каким-то безумием. Мертвечиной, да. Страшно представить даже, что же творится в голове у старика, если это начало прорываться наружу.

Аллен всмотрелся в лицо родителя, и на секунду ему показалось, что мозги у того давно превратились в фарш. Он был похож на лича или кого-то вроде (зомби?) из тех оккультных и фэнтезийных книжек, какими юноша зачитывался, когда ему было лет четырнадцать.

В книжках рассказывалось, как поднимают мертвых. Они все помнят и знают о тебе, чем и надавить могут, но это уже не они – не люди, которых ты любил и которыми дорожил.

Интересно, сам Аллен станет таким же немертвым, когда убьет отца, или все же останется в здравом уме?

Думать об этом было как-то чуждо.

Возможно, Тики смог бы его спасти. Но Тики теперь будет его ненавидеть. И оно, на самом-то деле, к лучшему.

О чем думал отец, когда решил убить близнецов? Они ведь были сыновьями Майтры – его второй половины, того, с кем он родился в один день и час. Как же он додумался поднять на них руку – на тех, с кем возился почти так же много, как с самим Алленом, хотя они уже были вздорными неуправляемыми подростками.

Впрочем, это Неа был вздорным неуправляемым подростком, на Ману грешить не стоит.

– Мане репертуар понравился бы, – между тем произнес Адам, чуть склонив голову и прикрыв глаза. Словно мысли его прочитал.

У Аллена внутри все похолодело, пошло новой коркой льда, трескаясь и снова зарастая – как морозные узоры, затягивающие оконное стекло зимой.

– Не смей говорить о Мане.

Потому что с Маной Адам был намного ближе, чем с взбалмошным Неа, который от дяди убегал с криками и отфыркивался на все попытки обнять или потрепать по голове. А вот с младшим близнецом мужчина был на одной волне: бывало, что Аллен слушал их совместные концерты, любовался плавными движениями пальцев, подпевал незамысловатым лёгким мотивам и даже пританцовывал под джазовые мелодии, кружась по комнате и заставляя отца задорно смеяться.

Спустя несколько лет после аварии он вдруг понял: то, что выжил именно Неа, было издевательской иронией. Интересно, у Адама хоть что-нибудь в груди всколыхнулось, когда он узнал, что его любимый племянник сгорел в этой проклятой машине? Что там же был и его сын?

– О, ты всё ещё обижен? – с озадаченной непосредственностью поинтересовался мужчина, всё такой же мягкий и какой-то рыхлый – как свежевыпавший снег.

Аллен усмехнулся, благодаря всех богов, которых знал, за то, что ни одним движением мышц не выдал своего состояния – растерянного, выбитого из колеи, злого.

Он злился на то, что находился сейчас здесь. На то, что говорил о Мане с его же убийцей. Что пил чай за одним столом с живым мертвецом. С тем, кто когда-то был его отцом, но, замёрзнув в своём безумии, так и не смог оттаять.

А был ли этот человек вообще Адамом? Тем, кого на протяжении всех одиннадцати лет ждал Аллен?

– Это не обида, – спокойно возразил юноша, всматриваясь в прохладные черты отца: в его морщины, в его чёрные с проседью волосы, в его длинные узловатые пальцы и отстранённо-мечтательный изгиб тонких губ.

Тот, кто сидел перед ним сейчас, определённо точно не мог быть тем самым Адамом, который скучал по погибшей жене, заговаривался иногда, был слишком неуклюж в этом своем только-только набирающем обороты безумии, рассказывал про всё на свете. Который любил Аллена. И которого любил Аллен.

Не значит ли это, что его настоящий отец… умер вместе с Майтрой?

И что прямо сейчас здесь сидела лишь его оболочка? Его замёрзшая оболочка, которая была уже просто не способна растаять самостоятельно?

…и правда лич. Они из тех, кажется, кто принес человеческую жертву ради бессмертия и теперь сеет зло. И филактерия его – Аллен. Который и должен его убить, потому что никто другой не сможет.

Потому что тот Адам, которого знал и любил юноша, очевидно, отравился тем же ядом, что проглотил Майтра, чтобы не выдавать его тайн. Ведь близнецы, они же… все чувствуют, так?

Если так – Аллен боялся даже представить, что ощущал Неа, когда его брат сгорел. Даже не так – когда он горел. Ведь по сути Мана сгорел заживо – заживо!.. На все сто процентов. Принудительная кремация, твою мать. Там было даже нечего хоронить.

Аллен бесшумно выдохнул, стараясь думать об этом как можно меньше – хотя стоило думать больше, потому что боль за брата, сожаление и сочувствие за потерянную жизнь, за связь с близнецом, которую уже никогда ничем не восполнить – она разжигала в нем пламенную, безотчетную злость. Ярость, способную разрушить и самые крепкие из возводимых им же ледяных барьеров.

– А что же? – Адам покачал головой, и юноша снова увидел это – эту масляную пленку на его зрачках, как глаза у мертвых кур. – Явно обида, – заметил он и укоризненно сообщил: – Хотя ты должен быть мне благодарен, сын, ведь я стремился избавить тебя от боли. От той боли, которую пережил сам. У тебя никого не должно быть, Аллен, – мужчина смотрел на него в упор, и Уолкеру казалось, что у него кружится голова. – Только тогда ты станешь идеальным наследником и отдашь свою жизнь семье.

– Какой семье? – осипшим голосом выдохнул юноша, чувствуя, как перед глазами всё плывёт и уверяя себя, что это просто воображение, а не нарастающие злость и раздражение. – Нужна ли тогда вообще семья, отец, если шантажировать можно любым близким человеком? – спросил он, переведя взгляд на Адама, всё такого же спокойного и благостного, смотрящего на опадающие цветы вишни и кажущегося таким мертвенно-отстранённым, что хотелось как можно скорее загнать эту оболочку в гроб. Слова застряли в горле подобно комку куриных перьев, но Аллен, варившийся в собственных непонимании, страхе и обиде (да, и правда обиде) все эти одиннадцать лет, должен был спросить: – Неужели и я для тебя слабость?

Если он убьёт его сейчас, будет ли это считаться спасением? Изгнанием заблудшего духа на тот свет? Будет ли этого достаточно, чтобы не терзаться своим злодеянием потом оставшуюся жизнь?

Адам посмотрел на него с доброй усмешкой (этими глазами, мертвыми глазами), рождая в Аллене еще больше злости, и тепло засмеялся. Но Аллена было уже не сломить, а его ледяную броню – не уничтожить.

Он потянулся затянутой в перчатку рукой к своему ботинку.

Жесты отца были фальшивыми донельзя, и это было видно.

– А разве сила может стать слабостью? – наконец отсмеявшись, вопросом на вопрос ответил мужчина. И юноша понял – что да, оправдания спасением заблудшей души ему будет, пожалуй, и впрямь достаточно.

Потому что на самом деле его отца уже больше десяти лет нет в живых.

…движение было молниеносным, как Адам его и учил.

Адам, сейчас похожий на дернувшуюся в предсмертных конвульсиях курицу, которой перерезали глотку.

Аллен всего секунду назад вспарывал его кожу ножом и почти ощущал, как тяжело и неподатливо рвутся ткани, но ничего… ничего не чувствовал на этот счет. Совсем.

Нож остался валяться рядом со сползшим головой на стол телом, из перерезанной глотки которого, пачкая татами, хлестала кровь, но юноше было так плевать, что даже описать сложно.

– Вполне себе может отец, – негромко произнес он, – если хочешь знать.

Адам, возможно, и не хотел.

Возможно, он хотел лишь наконец умереть вслед за любимой женой и дорогим братом.

И если это было так, то Аллен просто помог ему.

Юноша медленно опустил своё тяжелое тело на татами, чувствуя, как все мышцы словно свинцом налились, и перевёл взгляд в окно, где над горами показался круг кроваво-жёлтого солнца, а на землю опадали, плавно кружась в воздухе, лепестки вишни.

Комментарий к Op.20

Репертуар:

Postmodern Jukebox feat. Haley Reinhart – Lovefool

Postmodern Jukebox – Seven Nation Army

Augustana – Remember Me

========== Op.21 ==========

Когда Тики пришел в кафе – там стояла самая настоящая шумиха. Народ в панике носился туда-сюда не находя себе места, и мужчине даже на минуту показалось, что они готовятся к концу света или типа того. Только с чего они взяли этот самый конец света, было неясно.

Микк огляделся (благо из-за своего роста мог по большей части смотреть поверх голов) и нахмурился. Вообще-то Малыш уже должен был носиться по сцене и проверять, все ли в порядке, но его тут почему-то до сих пор не было. Застрял в гримерке?

– Тики! – заметившая его Линали нервно махнула рукой в знак приветствия и, торопливо подойдя и отведя его в сторону, негромко поинтересовалась: – Ты… ты не видел Аллена, нет? – она кусала губы и заламывала пальцы, и в глазах у нее было столько беспокойства, что Микк сразу отмел вариант с шуткой.

Мужчина поджал губы и кивнул на угловой столик, за которым их не сразу заметят. Подвел к нему явно ужасно нервничающую девушку и усадил на стул, устраиваясь напротив. Тело все словно наполнилось напружинивающим напряжением, но он… он должен быть спокоен. Нельзя сеять панику.

– Рассказывай.

Линали закусила нижнюю губу, нахмурив брови и вмиг превратившись из всегда спокойно-бойкой девушки в испуганного ребёнка.

– Мы не можем найти Аллена, – сбивчиво принялась объяснять она, теребя края юбки. – Я видела его, когда он только зашёл в кафе, а потом он пропал. Его нет ни в гримёрке, ни на улице, нигде! – потерянно воскликнула младшая Ли и вскинула на него загнанный взгляд. – Аллен никогда не пропадал, никого не предупредив, Тики! – судорожно всхлипнула она, явно не выдержав беспокойства и чувствуя душой что-то неладное. – И ты… ты не знаешь, где он, да? – пробормотала Линали, сжав кулаки, словно собирая в этих хрупких ладонях (намного тоньше, чем у Малыша) всю свою волю, и кивнула, резким порывистым движением вставая из-за стола. – Тогда позвоню ещё и господину Баку: возможно, ему что-то известно… – зашептала она и, опомнившись, обратилась к крепко сжавшему челюсти Тики: – Простите за беспокойство, господин Микк.

– Тики, – невнимательно поправил ее мужчина, порывисто поднимаясь, и, сунув руку в карман, вытащил бумажник, вскоре протягивая удивленно-испуганной девушке свою визитку. – Позвони если новости будут, ладно?

Линали ошеломленно моргнула, на автомате принимая карточку, и вскинула на него глаза.

– А если вы… ты… ты найдешь его первым, то что?.. – дрогнувшим голосом спросила она, прикусывая губу и сжимая руки в кулаки так, что Микку стало ее совсем жаль.

– За шкирку притащу и заставлю извиниться, – мрачно пообещал ей мужчина и, коротко кивнув, направился к выходу из кафе. Делать ему здесь было нечего, времени терять не стоило.

Если этот недоумок исчез, то дело в Адаме, а если дело в Адаме… что ж.

Когда всего через пару минут Тики сел в машину и вставил ключи в зажигание, у него затрезвонил стоящий на подставке телефон, который Микк всегда оставлял на время концерта без присмотра. На экране высветилось имя Неа, и настроение у мужчины стало совершенно паршивым, потому что друг никогда ему не звонил вечером, прекрасно зная, что в кафе с собой телефон он даже не считает нужным брать.

– Да? – мрачно отозвался Тики, уже прекрасно представляя, что произойдёт сейчас. Уолкер, как и ожидалось, взволнованно затараторил в трубку, из-за чего было совершенно не разобрать его речь, и Микк, ужасно раздражённый и чувствующий, как с каждой минутой злость внутри разгорается всё ярче и ярче, сердито рыкнул: – Блять, успокойся! – Неа замолк. – А теперь коротко и по существу.

Тот длинно вздохнул и, продолжая беспокойно заикаться и путать слова, принялся рассказывать:

– Аллен пропал. Точнее, его забрал Адам, потому что я пришёл, а тут записка, и брата нигде нет, и я сразу тебе, и… – дальше вновь всё скатилось в околоистерическое бормотание, и Тики, прикрыв глаза, выдохнул:

– Сейчас буду.

Как и всегда в таких ситуациях, Тики гнал, совершенно плюя на правила дорожного движения и даже не думая останавливаться на светофорах. В нем тлела злость – о, какая это была злость…

Без капли ненависти.

Точнее, ненависть была, но не к Аллену, а к его вечному идиотизму, потому что ненавидеть этого белобрысого недоумка после того, что произошло между ними, Тики просто не мог.

Неа был в истерике. В окончательной и бесповоротной истерике, которая была втрое хуже той, что бурей разразилась в квартире Уолкеров, когда Аллен сбежал в первый раз со знакомства Тики с этим ненормальным семейством. Микку даже дверь пришлось открывать самому, потому что у Неа по ту сторону двери, как видно, безбожно дрожали руки – он гремел ключами, но результата не было никакого.

В конечном итоге, когда они все-таки встретились лицом к лицу, старший Уолкер буквально повис на нем, абсолютно обессиленный и обмякший. И такой до невозможности убитый, что на секунду Тики пожалел о своей холодной сдержанной злости, которая имела одного определенного адресата.

Но только на секунду.

– Неа, – коротко позвал мужчина через несколько минут после того, как Уолкер уткнулся носом ему в плечо, пытаясь восстановить дыхание, – тише. В доме есть успокоительное?

Несчастный неразборчиво мотнул головой, и Микк, коротко вздохнув и потерев пальцем висок, неловко похлопал его по спине и отвел на кухню.

Если Аллен жрет успокоительное ежедневно по несколько раз, в квартире оно обязательно должно быть. В противном случае придется съездить за ним. И как он не подумал сразу?.. Потому что от такого Неа мало чего можно будет добиться.

А начать надо хотя бы так: с чего он вообще взял, что Аллен ушел с Адамом? Сам Тики, разумеется, об этом тоже подумал сразу, но должно же быть какое-то доказательство!

Доказательство Неа показал ему через несколько минут после того, выпил успокоительного, и Микк почувствовал, как сердце замерло на мгновение и принялось заполошно бухать уже где-то в пятках.

Это была записка от Аллена: почерк, который мужчина бы ни с чьим не спутал, потому что наблюдать за что-то пишущим Малышом было великолепно, а тот много писал последний месяц, эти крючочки и петли прописной латиницы, которую использовали Уолкеры для общения между собой, этот нажим, одновременно лёгкий и глубокий… Тики часто просто любовался всеми этими закорючками, но сейчас ему хотелось лишь разорвать эту жалкую бумажку на тысячи кусочков.

Записка была в духе редиски – сухая, лаконичная, невыразительная, но полная какого-то хмурого напряжения и мрачного фатализма.

«Теперь ты свободен, прощай.

P.S. прости, Тики»

Слишком мало, но ужасно много в то же мгновение.

– Ах ты белобрысый ублюдыш, – перед глазами все расцвело красными пятнами, которые почему-то казались Тики кровью, и мужчина мысленно пообещал себе всыпать эгоистичному гаденышу столько розог, чтобы у того на спине и заднице живого места не осталось. Как это в старину в его семье делали. Шерил те времена еще застал и частенько рассказывал мелкому Тики, как происходит процесс и как уберечь тело от шрамов.

Шрамов Микк на Малыше оставлять не хотел – тому и своих достаточно, а вот поучить его методом розог уму-разуму никогда не помешает.

Ну или просто отодрать хорошенько… Так хорошо, чтобы он потом дня три ходить нормально не мог и при каждом шаге шипел и перевалился как пингвин. В таком положении ему точно не сбежать далеко.

– Он был здесь, – Неа потер лицо все также дрожащими руками и вперил в сидящего напротив Тики совершенно больной взгляд. – Адам. Понимаешь? И как он вообще… Как он посмел!

– Меня другое интересует, – мрачно зыркнул на друга мужчина. – Как твой башковитый братец мог сочинить такое идиотское послание, – он поморщился и с силой сжал кулак, совершенно не желая видеть написанное еще раз, потому что прощать и сидеть сложа руки не собирался.

Потому что если таким образом Малыш надеялся их «вразумить», то облажался он даже слишком крупно. Ибо теперь Тики собирался идти и вразумлять Аллена, который явно решил отделаться малой кровью.

Мелкий придурок. Как будто Тики когда-нибудь отдавал то, что ему принадлежит.

– Зачем он ушёл? Ну зачем? Неужели я вновь сделал что-то не то, да? – Неа в подкатывающей истерике закачался на диване спрятав лицо в ладони, и мужчина тяжело вздохнул, признавая, что для начала следовало бы успокоить слишком впечатлительного друга.

– Твой брат просто идиот, – сказал он именно то, что думал, и Уолкер завыл в голос, заставляя Микка горестно закатить глаза и пересесть к нему, чтобы неловко и слегка нервно погладить по спине. – Он просто идиот, который не доверяет взрослым и делает всё сам.

Мелкий идиот, который до сих пор так и не доверился ему, Тики, показавшему Аллену, что сможет защитить его, что можно скинуть некоторые свои заботы на него, что юноша, на самом деле, слишком хрупкий и ломкий для всего этого. Неужели Микк был недостаточно хорош? Неужели всего того, что он уже сделал, было недостаточно, чтобы вселить в юношу уверенность?

Мужчина же каждый день, как и обещал, выцеловывал ему руку, крепко-крепко обнимал, показывая свою заботу и способность оградить его ото всех бед, даже оказался как-то раз уговоренным на совместный романс, да и много ещё чего было – много того, что могло бы заставить Аллена перестать нести все свои невзгоды и решения в одиночку.

Так почему этот мелкий говнюк снова сделал всё сам?

Тики встал, отошел к окну, распахнул форточку и закурил. Надо было обдумать, какое оружие взять с собой и в котором часу отправляться. Потому что в данном случае делать все придется быстро, времени у них всего несколько часов (Тики не собирался дожидаться того момента, пока старпер увезет его Малыша в главный дом или еще куда-то, где тот станет труднодоступным). Пробраться в дом в Киото особого труда не составит – он не так уж и хорошо охраняется несмотря на слухи, потому что старик либо ощущает себя неуязвимым и неприкосновенным, либо просто ждет, когда они с Неа придут к нему сами, и он их лично убьет.

Интересно, Шерил поможет своему хозяину в убивании Тики?

Это стоило проверить уже сегодня, раз уж проблема разрослась до такого масштаба.

И это будет еще одним пунктом в списке претензий к Аллену. Тики никогда не шел на мировую первым, потому что всегда считал себя правым.

Ну что ж… маленький засранец будет ему должен и расплатится своей задницей. Потому что напряжение снимать Микк будет очень долго и упорно. Вполне вероятно, что даже с заменой розги на плетку – тоже неплохой вариант, между прочим, если правильно рассчитать силу удара.

Только сначала он всё-таки вмажет ему по лицу – и чтобы до разбитого носа, до крови, чёрт подери, иначе Тики просто-напросто не успокоится, не выпустит свой пар, свою злость и взвинченность.

Звонить Шерилу совершенно не хотелось, но брат был единственным, кто вообще мог провести их к Адаму, а потому пришлось засунуть свою гордость подальше (Малыш за всё, мать его, ответит, ещё как ответит, чтоб его) и взять телефон, попутно подсунув Неа ещё несколько таблеток с успокоительным и три шарика такояки (вот же гадёныш), которые тот слопал с рыданиями и завываниями.

– Здравствуй, Тики, – прозвучал взволнованный голос Шерила, его торопливые шаги и шебуршания бумаг. – Приезжай ко мне, я отправляюсь к главе утром, – сразу же приступил он к делу, даже не дожидаясь вопроса Микка, словно по какому-либо другому поводу явно обиженный брат звонить ему и не мог.

Значит, уже знает и видел. И не позвонил. Гребаный сукин сын.

Он изобьет их всех. Он будет долго и смачно бить их головами об дверные косяки и ни разу не внемлет мольбам о пощаде.

– В каком состоянии-то хоть господин наследник? – ядовито осведомился мужчина, зло поджимая губы и представляя себе, как будет долго и смачно пиздить этого белобрысого подонка.

А потом сдерет с него перчатку и искусает.

– Тики… – тут же растерянно забормотал Шерил, – не сердись на него!.. Он же наверняка хотел как лучше, на нем лица не было, когда я его видел, и он…

– Уж точно не из-за меня, – оборвал его Тики, – и как он хотел – ты вообще не знаешь. И он заплатит за все, что успел натворить – и за то, что мне пришлось звонить тебе – тоже, – чеканно выплюнул он. – Переебу и выебу засранца, можешь так и передать ему, ясно?!

И – бросил трубку от греха подальше, чтобы не наговорить еще чего-нибудь сверх уже произнесенного. Он и так наверняка хорошенько выдал себя при Неа, уж тот-то и под успокоительным не такой придурок, как его младший брат – на трезвую голову.

Во всяком случае, с головой в омут он не бросается и в случае чего всегда звонит Тики. То есть делает все так, как надо делать, а не через жопу.

Не то что этот мелкий идиот, возомнивший о себе невесть что и решивший отдать себя на растерзание Адаму как жертвенную овцу. Да словно это что-то изменит!

Мужчина обернулся к Неа, всё ещё что-то бормочущему себе под нос, но явно уже более-менее спокойному, и бросил:

– Ты идёшь или так и продолжишь сопли здесь распускать?

Уолкер вскинул на него ошеломлённый и совершенно потерянный взгляд, словно даже и не рассматривал такой вариант, при котором бы вытаскивали из лап Адама редиску они вдвоём, и поджал губы, нахмурившись. Микк свёл брови к переносице, отчего-то ожидая какой-нибудь идиотской фразы или не менее идиотского отказа, но друг встал с дивана, выпил ещё порцию успокоительного и, сглотнув, вперил в него внимательный испытывающий взгляд.

– Ты идёшь потому, что любишь его, да?

…или идиотского вопроса, точно. Как Тики мог забыть – Уолкеры же были мастерами на идиотские вопросы.

– Это самое важное, блять, сейчас, отлично, – вскипел мужчина, ужасно разозлённый и буквально ощущающий, как внутри у него всё горит от этой чёртовой злости. – А потом, значит, разобраться с этим не судьба, не? Обязательно сейчас, что ли, да? – с раздражённым хрипом закатил он глаза.

Неа замялся, раздражающе медлительный в этой своей нерешительности для Тики, которому гнев не давал сидеть на месте и заставлял что-то делать, и замямлил:

– Да ну… просто я. эм… ну я к тому, что не против, вот… – родил наконец свою гениальную реплику он, и Микк ощутил какое-то странное облегчение пополам с досадой – непонятно отчего и почему это возникло, но оно было, и его никуда не деть. – Да и сам я не… не без греха, – отведя взгляд в сторону и упорно не желая смотреть Тики в лицо выпалил он спустя пару секунд. – Ты же там про женитьбу говорил серьезно, так?

Мужчина шумно выдохнул, совершенно не зная, что ему сейчас делать со своим лучшим другом (ебаным мудаком, каких поискать) – обнять его или ударить, – и устало потер ладонью хрустнувшую шею.

– Абсолютно, – выдохнул он в итоге и задумчиво прищурился. – Женимся?

Неа наконец перевел на него взгляд – недоверчиво-радостный и какой-то истерично-растерянный – и поспешно закивал.

– Д-да!..

Ох, где наша не пропадала, подумал Тики и, отрывисто кивнув, направился к выходу из кухни. Злость не исчезла, но на время как-то словно утихла, сменившись длинным раздумьем на тему того, как преподнести сию новость Шерилу, который уже наверняка подбирает своей дочурке куда более благоприятные кандидатуры в супруги.

– Отлично, – бросил мужчина в итоге, выходя в прихожую и одергивая пиджак. – Тогда сначала в арсенал, а потом уже и к Шерилу, – решил он, стараясь держать голову как можно более свежей и не замутненной мыслями о том, как будет наказывать одного заносчивого сопляка. – И телефон отруби на всякий случай.

И свой телефон надо будет отключить. Ну, а вдруг какая мразь в неподходящий момент позвонить решит.

– Слушай, – неловко замялся Неа, когда они уже спускались по лестнице, – а ты серьёзно говорил про… ну… – закраснелся он, нахмурившись, и Тики закатил глаза.

– Орать твой братец будет как коза драная, понял? – жёстко припечатал он, слыша возмущённый вздох друга. – И хер ты меня остановишь.

– Но он же как лучше хотел!.. – воскликнул Уолкер как-то почти обиженно, словно бы пытаясь оправдать брата, потому что прекрасно видел и понимал, что в таком состоянии Микк точно от своих слов не отступится. О да, изобьёт этого мерзкого мальчишку в кровь, а потом будет брать его до задушенных криков: может быть, хоть тогда дойдёт до его крошечного отшибленного мозга, что нужно доверять взрослым. Что нужно доверять ему, Тики, потому что он любит идиота-редиску всем сердцем, переживает за него и готов, сука, даже пылинки с него сдувать, если потребуется! И какого чёрта этот самонадеянный индюк не может принять то, что больше не должен противостоять своим бедам в одиночку?!

– Давай-давай, – фыркнул Микк, сердито выдохнув, – расскажи мне эту сказку. Как лучше – это позвонить мне или тебе, а не заниматься блядским самопожертвованием! – взбешённо рыкнул мужчина, сжав кулаки так, что костяшки засаднили.

– Но Адам же забрал его, Тики! – не сдавался Неа, всё ещё пытаясь оправдать своего братика, которому, мать вашу, хотелось все зубы пересчитать.

– Линали сказала, он из кафе исчез. Без шума. То есть – сам, гадёныш, ушёл, – прошипел он, садясь в машину, и плотоядно усмехнулся, представляя, как всё-таки накажет глупого Малыша. – И раз так – пуля в брюхе ему конфеткой под языком покажется, – процедил Микк, заводя мотор.

– Но… – попытался возразить Неа, устроившийся рядом, и Тики раздражённо шикнул на него.

– Задрал. Лучше придумай, как перед Шерилом объясняться будешь.

Друг пристыженно замолк, всё равно продолжая кидать на мужчину косые взволнованные взгляды, словно желая что-то сказать, но отказываясь от этой затеи в последний момент.

До арсенала они доехали молча.

Тики ходил между рядами недолго – Волли всегда с ним, и надо только взять запасные патроны в магазин и для подстраховки что-нибудь. Маки он бросил Неа (который едва успел увернуться и поймать – ох, если бы он не поймал брошенный ему пистолет… И как он вообще стал криминальным авторитетом?!)

Что взять еще… Сэмми и Чатти отпадали по понятным причинам – зачем тащить за собой винтовки, если не собираешься делать гнездо и снимать врага издали. Однако стоило запастись чем-то… маленьким.

Что может быть меньше Волли?..

Плевать.

Мужчина провел по бережно чищенному нагану и решил, что возьмет его. Проверено и надежно, отчего нет, пусть у вальтера и ствол короче.