Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

– Что ж… Я думаю, вы действительно нужны Неа, если он так беспокоится за брата, – с какой-то едва различимой грустью произнесла она и поднялась.

Тики коротко кивнул и шумно выдохнул.

– Меня бы кто успокоил… – здесь он мотнул головой, заметив, как удивленно и недоумевающе посмотрела на него девушка, и постарался улыбнуться. – Я… могу подвезти вас?

Улыбка вышла кривой и наверняка бесконечно жалкой, но Алиса мягко кивнула.

– Подождете минуту?

– Конечно, – облегчённо выдохнул мужчина, смотря, как девушка тяжело встала из-за стола и медленно направилась к гримёркам, и сам покинул кафе, чувствуя себя идиотом, но совершено счастливым.

Алиса и правда вышла через минуту, в плотном пальто и лёгком шарфике, и Тики машинально подставил ей локоть, предлагая опереться, однако сразу же ругая себя за этот жест.

Но девушка, смущённо улыбнувшись, всё же вцепилась в его руку, отчего-то ужасно уставшая и бледная, и эта её болезненная слабость всколыхнула в Микке беспокойство.

– С вами всё в порядке? – взволнованно поинтересовался он, на что Алиса лишь мотнула головой.

– Я просто не очень хорошо себя чувствую, простите, – хохотнула она, пожав плечами, и закусила губу, словно не зная, что сказать дальше.

Тики не сдержался и всё же успокаивающе погладил её по ладони, заставив девушку неясно вздрогнуть, после чего усадил в машину.

…и как он вообще оставит Алису здесь? Как он улетит отсюда, чёрт подери?

Он не мог. Немогнемогнемог.

Ему казалось, каждый раз, как он ее покидает, они оба становятся немного слабее, тусклее. И тоска Тики по этой девушке, его влюбленность в нее – нежная, легкая прежде, хоть и не желающая отпускать, она крепла с каждой встречей – прямой или нет, – превращаясь во что-то большее.

Ехали как всегда молча. Алиса смотрела в окно, бледная и уставшая (идиот, только сейчас толком заметил, насколько болезненно она выглядит), и теребила перчатку на кончике большого пальца, словно напряженно о чем-то думая.

Огни города летели мимо них, оставаясь позади, машина едва слышно гудела – как выпущенная на свободу пуля, рассекающая плотный воздух, и Тики гнал-гнал-гнал, насколько позволяли правила, чтобы скорее доставить девушку к академическому общежитию.

Пейзажи за стеклом смазывались…

Когда они подъехали к давно знакомым Тики воротам, и мужчина заглушил авто, Алиса неслышно вздохнула, но так и не двинулась с места, словно все это время собиралась с силами, но так и не смогла собраться, чтобы это сделать.

– Я… – девушка потерла подушечкой пальца висок и прикусила губу в каком-то почти отчаянии. – Спасибо вам… – она вскинула на удивленно приподнявшего брови Тики взгляд – и вдруг потянулась к нему.

Мужчина в каком-то трансе понял, что его только что поцеловали в щёку – даже не поцеловали, а быстро клюнули, мимолётно коснулись губами, и Алиса, смущённо кивнув и залившись румянцем, поспешно выскочила из машины, сразу же скрываясь за воротами.

Микк сидел как заворожённый несколько минут, пока телефон не зазвонил – Неа, обеспокоенный и чуть ли не сходящий с ума от паники за брата, просил приехать как можно скорее, и у мужчины, ужасно разнеженного внезапным проявлением благодарности (симпатии?) девушки, не было даже сил, чтобы бросить какое-нибудь ругательство.

Тяжело выдохнув, Тики завел машину и отъехал от стоянки.

========== Op.9 ==========

Аллен сбежал из больницы еще в воскресенье и с тех пор дома так и не появлялся. Задним числом он понимал, что, наверное, поступает неправильно, но, черт побери, ему казалось, что он не должен маячить перед глазами у и так перенервничавшего за него брата. Неа свалился в обморок, когда Аллена привезли в больницу, и юноша так и не смог последовать совету Тики и поговорить с ним по душам.

Хотя совет был вообще-то дельный, и сам Тики оказался на самом деле хорошим парнем.

Именно поэтому в кафе, где Кросс был «менеджером», Аллен зависал уже третий день. Ел, спал, работал, пару раз заглядывал в общежитие к Роад…

А еще снова приходил Тики. Наблюдал за выступлением Алисы почти неотрывно, пил чай и убито улыбался. Аллен был почти уверен, что помимо этих визитов в кафе мужчина совершенно не отлучался от его брата, и от этого становилось еще паршивее.

Ну, а еще следовало добавить, что он, как и обычно, не стал ждать выздоровления и носился везде и всюду настолько быстро, насколько ему позволяла его нынешняя не слишком высокая скорость.

Алиса аккомпанировала песне на пианино, почти не вставая с пуфа по вечерам, когда кафе было уже близко к закрытию, и под этот аккомпанемент Аллен думалдумалдумал.

Никогда ни под что ему так хорошо не думалось, как под музыку. Иногда ему даже казалось, что инструменты живые и все-все понимают.

Жаль, что на деле это не так.

Потому что инструменты были лишь деревяшками и железками.

Это Мана чувствовал в них душу, разговаривал с ними, относился к ним как к друзьям, а Аллен пытался услышать то же, что и брат слышал в звуках фортепиано, но не мог.

Мысли текли вялым потоком, словно бы совершенно не желая показывать себя внутреннему взору, и юноша отчасти их понимал – ему самому больше всего не свете сейчас хотелось просто исчезнуть, раствориться, пропасть. Не мозолить глаза Неа. Не портить жизнь Тики. Не подвергать их опасности, потому что оба – и брат, и пресловутый Микк – были дороги ему.

Он должен был исчезнуть. Должен был спрятаться, чтобы спасти.

Должен был сдаться, видимо. Потому что Адам, пока жив, не отступится и будет продолжать искать. А потому… Неа с Тики должны были лететь без него, а через некоторое время Аллен сам появится перед стариком, требуя за своё подчинение лишь одно – оставить в покое их двоих.

Так будет правильно.

Так будет…

Уолкер горько хмыкнул и взглянул в потолок. Нужно было хотя бы попрощаться с братом. Увидеть его в последний раз, взглянуть на его чёрные волосы, в его золотые глаза, услышать его голос и – раствориться в тумане.

Именно так и нужно было поступить.

Аллен кивнул, решительно выдохнув через нос, и вышел из кафе, стремительно (как мог, потому что живот до сих пор болел при слишком резких движениях) направился домой.

По пути он как мог пытался оттянуть время встречи – и прощания – с братом. Пошел пешком, а не стал ждать автобуса на остановке, останавливался у витрин магазинов, ничего, однако не покупая, и тащился, тащился, тащился как чертова улитка.

И время – время медленной улиткой тащилось вместе с ним, словно бы застывая, как только сам он останавливался на месте.

Когда Аллен наконец добрался до дома, квартира встретила его тишиной. Юноша проскользнул в гостиную, где горел свет, и остановился растерянно на пороге.

Неа сидел на диване абсолютно недвижно, словно находился в каком-то анабиозе, и смотрел в одну точку, а Тики устроился в кресле напротив него с книгой – такой же неподвижный и бледный, как сам старший Уолкер.

Аллену показалось, время застыло не только вокруг него, но и в этой комнате тоже. Вещи не трогались со своих мест еще с пятницы – все было примерно также, как когда Аллен ввалился в помещение и в лихорадочном полубреде что-то бормотал про огонь и про то, что ему не больно.

И Неа, казалось, тоже не трогался со своего места как минимум последние сутки.

Тики заметил юношу первым. Поднял голову, так толком больше и не двигаясь, и смерил холодным усталым взглядом. И – коротко хмыкнул. А вслед за Микком ожил и Неа, видно заметивший его жест.

Аллен судорожно вздохнул, желая броситься к нему, желая обнять его, желая – в последний раз – впитать его тепло, желая наконец согреться и отпустить брата с чистой совестью.

Однако он лишь сглотнул, хмурясь, и вновь покрылся ледяной коростой. Той самой, которая одиннадцать лет защищает кровоточащее без остановки тело. Которая прячет его уродливую, вечно сжираемую огнём руку. Которая заточает лишние – то есть все – эмоции внутри.

Юноша медленно снял парку, пытаясь выглядеть не таким ущербным инвалидом, каким себя сейчас чувствовал, и с невозмутимым выражением лица прошествовал мимо мужчин на кухню.

Ему нужно успокоительное.

– Где ты был? – звенящим от напряжения голосом спросил Неа, и Аллен прикрыл глаза, почти видя, как собственными руками сжимает бешено стучащее сердце, пытаясь заставить глупый орган успокоиться, пытаясь сдержать поток лишних – всех – эмоций, пытаясь сохранить ледяную стену, на которой с каждым новым годом становилось всё больше трещин.

Юноша хотел лишь увидеть брата напоследок. Услышать его. Впитать все движения и чувства.

Потому что хотел спасти его.

И именно поэтому он должен был продолжать до самого последнего момента вести себя так, как ведёт.

– А какая разница? – спокойно пожал Уолкер плечами в ответ, наливая в стакан воды и стараясь незаметно от возмущённо вздохнувшего Неа выпить успокоительное.

Никто не должен понять, как же на самом деле брат ему дорог. Именно поэтому он будет продолжать вести себя как последняя неблагодарная тварь.

– Большая, блять, разница, – практически зашипел мужчина, со всей своей немалой, на самом деле, силы хлопая рукой по столу. Расстояние между ними брат преодолел быстро, и это было почти удивительно, учитывая его прежнее сомнамбулическое состояние. – Где ты был?! Три дня, Аллен! Три чертовых дня! Если бы не Кросс – мы с Тики начали бы обзванивать морги!

Руки у юноши задрожали. Стакан с водой выскользнул из пальцев и покатился по коврику, расплескивая воду на пол и на обувь.

Таблетки Аллен выпить так и не успел.

– А… зачем морги-то обзванивать? – на секунду стискивая зубы в попытке удержать себя в руках, выдавил младший Уолкер. – Я же… нормально все, в общем. И я же оставил записку…

– Записку! – Неа истерично расхохотался и снова хлопнул рукой по столу, а потом упал на стул, как будто ноги совершенно ему отказали, и спрятал лицо в ладонях. – Ты оставил записку! – все продолжал смеяться он. – Посмотрите!.. Ты сбежал из больницы, где лежал с простреленным животом, больной придурок! Какого хрена ты даже не смог дождаться выздоровления?! Тебе так в тягость брата иметь, что ли?!

Аллен застыл. Неа вел себя так, как если бы был пьян или не в себе. Скорее всего, у него был нервный срыв, но в данной ситуации важнее был, пожалуй, сам факт, что это Аллен брата до этого срыва довел.

Юноша до крови закусил щеку изнутри, потому что в глазах защипало противно и слишком знакомо, чтобы ошибиться, и отступил назад, натыкаясь поясницей на тумбочку и не смея больше двинуться даже ни на дюйм.

Бежать было некуда. Надо было сделать что-то, объяснить как-то.

Оправдаться?..

Аллен даже не думал уже, что сможет когда-либо отмыться от всего этого.

Но…

Ты должен быть тварью, Аллен, помнишь?

Только… зачем?

Зачем юноша поганил отношения с Неа? Почему не позволял себе улыбаться ему? Почему запрещал себе о чём-то просить его? Почему заставлял себя вести себя так по-свински?

Руки задрожали.

Почти что послышался треск льда.

Аллен должен был защитить брата. От Семьи защитить. Должен был показать, что ему совершенно плевать на Неа, иначе Адам мог сотворить непоправимое. Мог сотворить то же самое, что сотворил и с Маной.

Он мог убить его.

Юноша судорожно вздохнул, пытаясь спрятать в себе накатывающие эмоции. Пытаясь сковать себя льдом, который шёл трещинами, который обнажал его кровоточащее тело.

Ты должен быть тварью, Аллен, помнишь? Иначе у тебя отберут ещё одного брата.

– Да даже если и в тягость, то что? – ядовито осклабился он, ловя взглядом удивлённо вытянувшееся лицо Тики и ошарашенный вдох Неа. – Разве это так важно? – хохотнул Уолкер, чувствуя, как его разрывает от… чего-то. От лишних (всех) эмоций. – Ты должен был улететь! Не ждать меня!

– Улететь? Не ждать? – Неа отнял руки от лица и уставился на него как на умалишенного. – Мы братья, вообще-то! – горько выкрикнул он ему в лицо. – Если ты еще, конечно, об этом помнишь…

Юноша зажмурился, снова ощутив, как щиплет в глазах, и как мешает дышать комок в горле.

Стоящий в дверях Тики смотрел неприязненно и разочарованно. А Неа… А Неа плакал.

Руки задрожали еще сильнее. И стена… кажется, она все-таки рухнула.

– Я помню… – тихо выдавил Аллен, умоляя себя не кричать. – Я помню лучше, чем ты можешь себе представить… Поэтому… это не мне, а тебе в тягость, что у тебя есть брат, Неа…

Ну как же так… как же так, как же так, как же так… Почему он не успел?! Там же была почти лошадиная доза!.. сожрать их, состроить невозмутимую физиономию и свалить, чтобы не мешать брату нормально жить!..

Но нет! Аллен с самого рождения приносил ему сплошные проблемы!

Своим появлением на свет испортил братьям жизнь!

Жалкий, жалкий, какой же он жалкий идиот, не способный защитить единственную родную кровь, что у него осталась.

– Это я – бремя на твоей шее, камень, это я тяну тебя вниз, а ты не хочешь меня отпускать, ты какого-то чёрта всё равно волнуешься, хотя я всё сделал, всё сделал, чтобы ты меня ненавидел! – забормотал он, под конец всё же сорвавшись на крик, и вскинул на ошеломлённого Неа отчаянный взгляд. – Почему ты всё равно продолжаешь любить меня? За что? Это из-за меня Мана умер! Это из-за меня Адам охотится на нас! Это из-за меня ты вынужден скрываться! Я испортил тебе всю жизнь, но ты всё равно не отпускаешь меня!

В лёгких горело. В глазах собрались слёзы, которые не должны были скатиться по щекам, из-за которых ничего не было уже видно. Руку жгло. Руку вновь лизало пламя, но Аллену было плевать сейчас на всё – его разрывало, и он был не способен что-либо с этим сделать. Не был способен остановить это.

Потому что впервые ледяная стена дала такую огромную пробоину.

А еще… Аллен увидел, как до мертвенности побледнел замерший в дверях в гробовом молчании Тики.

Тики…

– Н-ненавидеть?.. – выдохнул Неа вдруг почти шепотом. – За что ненавидеть, Аллен?.. – он замотал головой, словно отгоняя от себя наваждение, совершенно беззащитный и безумно усталый. – Ты мой брат, Аллен… Единственный, кто у меня остался…

Аллен ощутил, что задыхается.

Неа смотрел отчаянно и просяще, почти с мольбой, с той сумасшедшей, безотчетной мольбой, с какой наблюдал за каждым его движением одиннадцать лет назад, сразу после аварии. Одиннадцать лет – и буквально пару дней назад, когда Аллен снова бредил и как в далеком детстве цеплялся за его руки.

– Ты – тоже… – едва слышно произнес юноша. – Единственный, кто у меня остался… Поэтому… – он зажмурился и тряхнул волосами, – не мешай мне защищать тебя!.. – и – выскочил вон.

Всё уже потеряно.

Аллен провалился.

Аллен разбился.

Стену, что он медленно и тщательно выстраивал целые одиннадцать лет, разбили в одночасье. Одним метким ударом.

…а был ли вообще смысл в этой стене? Был ли вообще смысл в том, чтобы прятаться от Адама и брата? Был ли вообще хоть в чём-то смысл?

Уолкер лишь знал, что так он сможет спасти Неа. Если он создаст видимость отчуждения, ненависти, невозмутимости, холодности, то сможет спасти его. Потому что Мана умер из-за того, что Аллен показывал свою привязанность по отношению к нему.

Вдруг юношу резко схватили за запястье. За левую руку, сдирая в спешке перчатку, перехватывая ладонь и словно бы пытаясь изо всех сил удержать.

По голой коже заплясал огонь, заставивший Аллена вскрикнуть и выдернуть кисть, но Неа держал крепко и смотрел с мольбой во взгляде.

– Брат, д-давай поговорим, о чём ты?.. – непонимающе шептал он, путаясь в словах, и своей беспомощностью рождал в Уолкере ужасную вину, пожирающую внутренности и ледяными когтями разрезающую сердце на мелкие кусочки.

– Лучше бы тогда умер я, брат, – криво улыбнувшись, выдохнул Аллен в лицо побледневшему Неа. Поймипоймипойми меня, пойми то, что пытаюсь донести. – Ты был бы намного счастливее. Если бы меня не было, ты был бы счастлив. Если я исчезну… твоя жизнь станет намного легче, а потому… – он надрывно хохотнул, наблюдая за непониманием в золотых глазах брата, – не жди меня, – и вырвал пожираемую огнём ладонь, бросаясь к входной двери.

– Нет! – кинулся за ним и Неа, но Аллен, сердито сплюнув, развернулся и, перехватив удивлённо вздохнувшего мужчину за предплечье, перекинул через себя, ударяя о пол и выбивая из лёгких весь воздух.

Ошарашенного возгласа Тики Уолкер постарался не замечать.

– Не. Смей. Идти. За. Мной, – прошипел он в лицо ошеломлённому Неа, после чего сразу же бросился за дверь, ощущая, как слёзы всё же потекли по щекам, и помчался прочь от дома не разбирая дороги.

Лишь бы дальше от брата, смотрящего на него виновато-растеряно.

Лишь бы дальше от Тики, которого обманывать не хотелось, но пришлось.

Лишь бы дальше от самого себя, вечно убегающего и закрывающегося ото всех труса.

***

Тики чувствовал себя разбитым. Расколотым на части настолько мелкие, что их не собрать и не склеить уже никогда и никому. Они так и останутся валяться по всей комнате в квартире у Неа Уолкера, младший брат которого все это время так искусно его дурил.

Сколько Тики был влюблен в Алису? Месяц? А может, меньше? Или немного больше?

Мужчина не знал.

Он имел привычку подолгу рассматривать нахальную девчонку, на поверку оказавшуюся слишком ранимой и избитой безжалостной жизнью, чтобы так просто оставить ее и отступиться от своей цели.

И когда Тики смотрел – он замечал. Жесты певицы были выверены до последнего взмаха ресниц, она всегда носила парик, ее лицо всегда украшал слой сценического грима, но это было слишком второстепенно прежде. Слишком второстепенно – потому что в последние их встречи Алиса была настолько искренна и открыта с ним, что на какое-то мгновение Микку показалось, будто бы у него есть шанс.

Но Аллен… О, Аллен вновь все разрушил. Только Аллен мог все разрушить так, что Алиса оказалась не то что занята или недосягаема – ее просто не существовало.

И тогда все становилось понятным – и фигура, и слабость, и знакомые интонации в нежном голосе, и даже гребаный гладиолус, выпавший из книги Уолкера немногим меньше недели ранее.

И теперь… Теперь Тики просто не знал, что ему со всем этим делать.

В частности потому, что он не был чертовым эгоистом, которому есть дело только до самого себя и своих проблем. В частности потому, что здесь и сейчас у его ног скрючился в беззвучном рыдании его лучший – его первый и единственный – друг, которому нужно было срочно помочь хоть как-то.

Микк опустился на колени рядом с Неа – осторожно и медленно, ощущая себя и Уолкера такими невозможно хрупкими, что расколоться от любого резкого неосторожного движения можно будет отнюдь не фигурально.

– Неа… – он осторожно тронул мужчину за плечо. – Эй, слышишь, Неа… Тише… Тише, пожалуйста… Ну хочешь… – эти слова дались ему с неимоверным трудом, – хочешь я схожу за ним? Слышишь?

Уолкер судорожно вдохнул, потерянно смотря на него красными от слёз глазами, и сипло выдохнул:

– Он шесть раз сбегал, Тики. Шесть раз, – мужчина хохотнул, до крови кусая губу, и тонко замычал, словно бы отказываясь верить в какую-то истину. – Впервые сбежал, когда ему было восемь, я нашёл его через неделю в больнице с отравлением, – продолжал шептать Неа, захлёбываясь собственными рыданиями, и Тики его слушал молча, потому что не знал, что должен ответить.

Потому что Алиса оказалась мелким редиской, который портил всё, что угодно, лишь одним своим появлением.

Потому что Аллен Уолкер только что перекинул Неа через плечо, с безумной кривой улыбкой на лице говоря про то, что лучше бы умер он сам. Лучше бы он исчез. Что он бремя.

Если Алиса была обманом, то и все слова, сказанные ею, были обманом.

– Тики, он молчал об этом одиннадцать лет, – в панике прошептал Уолкер, цепляясь за его рукав. – Винил себя и… и… и… боже.

– Иди сюда… – в конце концов не выдержал Тики. Он сгреб друга в охапку и крепко обнял, позволяя уткнуться носом в свое плечо и безудержно разрыдаться. Неа сжал его в руках как плюшевую игрушку и зажмурился. Микк же… что ж, он тоже зажмурился и уткнул нос в растрепанные волосы мужчины.

Они оба были слишком разбиты сейчас всем происходящим, чтобы просто встать и пойти дальше.

Потому что Неа не собирался покидать Японию без своего брата ни под каким предлогом и в итоге любой ценой вернет его обратно.

Потому что Тики был слишком влюблен в образ Алисы – пусть выдуманный и фальшивый, – чтобы так просто забыть об этом.

– Неа… – мужчина в ответ только замотал головой и сильнее сжал его в руках. Тики судорожно вздохнул, сам готовый сорваться на истерику, сокрушить что-нибудь или кого-нибудь разорвать…

Но рядом был только такой же разбитый Неа, о котором следовало позаботиться. У которого еще была какая-то крохотная надежда на спасение от всего этого, потому что все нарывы вскрыты, и теперь ясна хотя бы сама суть проблемы.

А у Тики… у него нет проблемы. Потому что Алисы просто не существует.

И именно поэтому он не мог найти ее в базе данных.

– Неа, давай я за ним схожу, – снова позвал Микк. – Давай я… я постараюсь вернуть его, слышишь? Давай сейчас мы встанем, ну… – как же мы встанем, господи, я такой расколотый и ты тоже, мы же раздробимся с тобой в порошок, стоит только двинуться. Я так хочу двинуться и стать порошком, знаешь, Неа… – Ты сядешь на диван, а я пойду за Алленом.

– Правда? – выдохнул мужчина, с мольбой глядя на него, и Тики просто не смог ему отказать или соврать.

– Конечно, – кивнул он, попытавшись ободряюще улыбнуться, казалось, в кровь разбитыми губами: так тяжело они растягивались. – Приведу этого редиску обратно, чтобы нормально тебе всё рассказал. Помнишь, вам нужно поговорить, Неа, – бормотал Микк, помогая другу встать на ноги, и усадил его на диван. Уолкер хрипло рассмеялся, даже не пытаясь вытереть слёзы, и вновь выпалил:

– Я был слеп, Тики. Из-за меня он так страдал всё это время.

И ты из-за него страдал не хуже.

Но Микк лишь молча кивнул и, пересиливая свои крошившиеся в песок ноги, вышел из квартиры, вдыхая ночной воздух. Куда мог сбежать эгоистичный мальчишка с раздутой самооценкой? Куда мог сбежать лжец и клоун?

Внутри Тики словно бездна разверзлась – так пусто было на душе.

Куда мог убежать тот, кто только что назвал себя бременем и искренне хотел исчезнуть? Тот, кто в своей искренности был ужасно похож на Алису?

Хотя…

Он же и был Алисой.

Тики сглотнул горькую слюну и бегом припустил к остановке. Далеко уйти этот идиот не мог, а вот побежать к автобусной станции, точно уверенный в том, что за ним никто не кинется – потому что и Неа, и Микк были слишком оглушены его поведением – запросто.

Бегать с простреленным животом… Господи, ну что за придурок…

Аллен действительно оказался там, где Тики и предполагал. Сидел на скамейке и смотрел в сторону, на дорогу. Бледный как выцветшая картинка – и такой же пустой, ослабевший.

Настолько, что на секунду Микку стало его даже жаль. Просто по-человечески жаль, потому что… Наверное, потому что тот был и оставался его Алисой. Которой на самом деле не существовало.

Господи, это до сих пор никак не укладывалось в голове.

Тики шагнул под козырек остановки, нарочито шурша ботинками по асфальту, чтобы обозначить свое присутствие, и Аллен, услышав его, вскинул голову и дернулся в сторону, подрываясь на месте.

– Я же сказал…

– Ну что, – тихо оборвал его Микк, – поговорим, Алиса? Нам вроде есть о чем.

Аллен даже не вздрогнул – лишь застыл, спокойно смотря на него невозможно серыми глазами из-под седой встрёпанной чёлки, и криво улыбнулся, словно находил что-то смешное в этой ситуации.

– Странно, да? – вдруг холодно поинтересовался он, вновь покрываясь ледяной коркой невозмутимости и отчуждённости, отчего у Тики кулаки зачесались. – Мелкий редиска, которого ты ненавидишь, оказался девкой, в которую ты влюбился, – иронично хмыкнул этот паршивый поганец, будто бы специально истекая ядом, чтобы разозлить мужчину как можно сильнее. – Хотя это больше смешно, чем странно, – равнодушно закончил он, слепо уставившись из-под белых ресниц на Микка.

У которого внутри словно вулкан разбудили.

Этот прогнивший редиска ещё смеет что-то отпускать про Алису. Смеет насмехаться над, чёрт подери, искренним чувством Тики. Ох, как же, наверное, он веселился, наблюдая за потугами мужчины приблизиться к ней. Ухаживать за ней. И играл. Играл напропалую. Неужели всё, что было Алисой, это всё сплошной обман? Каждый взгляд? Каждое слово? Каждая улыбка?

Неужели эта мелкая дрянь и правда самозабвенно веселилась, когда чувства Микка были самыми настоящими?

Мужчина почувствовал, как его распирает. От гнева. От злости. От ярости.

Тело бросилось вперёд само. Мгновение – и замахивается кулак, а Аллен продолжает пронзительно смотреть на него из-под ресниц с кривой ухмылкой. Секунда – и мужчина со всей силы врезает ему по морде, разбивая нос, отчего Уолкер отшатывается, хрупкий, словно карточный домик, и его сгорбленная фигура отчасти заставляет Тики прийти в себя.

– Ну что, стало легче? – безразлично поинтересовался юноша. – А теперь проваливай.

– Если ты считаешь, что своим холодом заставишь своего брата возненавидеть тебя – ты ошибаешься, – негромко произнес Тики, изо всех сих надеясь, что голос его не дрожит.

Аллен наградил его колючим злым взглядом и утер рукавом кровь из разбитой губы. Секунду они смотрели друг на друга, а потом юноша зажмурился и мотнул головой.

– Если ты пришел только за этим – то мне плевать, – сквозь зубы процедил он, и Тики снова захотелось его ударить. И бить, бить, бить до синяков, до ссадин, до гематом, пока из этого мелкого сукина сына не выйдет вся дурь, а вместе с ней – и дух. Пока он не оставит Неа в покое и не даст ему спокойно жить своей жизнью дальше, без этого груза вины, без этого самобичевания.

Но Микк слишком хорошо знал своего друга. Неа не успокоится, не выберется, не справится. Даже при помощи кого-то со стороны. Даже при помощи этого своего Кросса, который накачает его психотропными. Даже при помощи Тики, который будет рядом с ним неотлучно – обязательно будет.

Потому что у Неа есть брат, и он его очень любит. Потому что ему плевать, что Аллен готов на все, лишь бы тот навсегда забыл о его существовании.

– Эгоист, – горько и устало выплюнул Тики. – Сколько ты жалеешь себя и лелеешь свои страхи? Все эти одиннадцать лет? И чего ты добьешься этим? – фыркнул он, всеми силами стараясь держать себя в руках, чтобы не смотреть на эту наглую хмурую физиономию.

Не видеть этого лица, не сопоставлять фактов и совпадений… И не знать. Никогда не знать больше этого человека. Не интересоваться им, не беспокоиться за него, не мчаться ему на помощь по первому зову его обезумевшего от страха брата…

Никогда больше.

– Он уедет, – тихо отозвался Аллен, глядя в сторону. – Уедет и забудет обо мне. А я… я вернусь к Адаму в обмен на то, что тот его не тронет, – он помедлил. – И тебя – тоже.

Это было словно ударом под дых. Неожиданным, слишком внезапным, убивающим.

Тики уставился на вновь спокойного юношу, совершенно не понимая, о чём тот думает, говоря такое. Очередная игра? Очередной прекрасно продуманный ход? Ловушка?

Однако Аллен смотрел лишь в землю, устало прислонившись к столбу остановочной скамейки, ужасно болезненный и бледный, с разбухшим носом, с ярко алой кровью над губами, сгорбленный и словно бы… сломанный.

– И что? – всё-таки выдохнул Тики, сев в нескольких десятках сантиметров от него. – Всё зря? Все эти одиннадцать лет, что Неа над тобой трясся, всё это зря?

Аллен сухо фыркнул, дёрнув плечами.

– Если ты хочешь обезопасить его – будь с ним, – чётко произнёс мужчина, растеряв всё желание врезать этому дрянному уроду. – Он без тебя за это время едва умом не тронулся.

– Переживёт, – бесстрастно бросил Уолкер. – У него есть ты. Ты намного лучше меня.

– Чем? – Тики растянул губы в иронической улыбке. – Я не ты, Уолкер. Ты совсем мозги растерял? Он твой брат, и ты хочешь так просто его оставить? Да нахрен Неа, зачем он мне, я так – пострадаю и успокоюсь, а он как-нибудь с Тики будет. Как-нибудь переживет, – он ухмыльнулся шире, поймав сердитый взгляд мальчишки, откровенно враждебный и какой-то почти обиженный. – Ты говоришь мне это – и смеешь заявлять, что хочешь его обезопасить и защитить? Ты лгун и клоун, Аллен. Ты никого не защищаешь таким способом. Ты бежишь и прячешься.

– Ненавижу тебя, – каким-то задушенным шепотом выдавил из себя тот, сжимая кулаки и на глазах бледнея еще сильнее, становясь почти как мертвец. И тут же – краснея от злости. – Я говорил! Объяснял! Я же сказал тебе, что не могу! Неужели так сложно понять…

– Это не ты мне говорил, – беспощадно бросил в ответ Тики, доставая из кармана своей куртки сигареты. – Это мне Алиса сказала, – заметил он. – А Алиса – выдумка, и твоя – в первую очередь. И не смей больше вспоминать об этом.

Аллен вскинулся, глядя на него так загнанно и недоверчиво, что даже удивительно как-то стало. Тики действительно удивился – тому, что может еще испытывать сейчас какие-то чувства, совершенно раскрошенный в гребаный порошок, разбитый и изувеченный и все равно стоящий здесь, потому что Неа очень хотел, чтобы его брат наконец вернулся домой.

Господи, неужели этот мелкий подонок ожидал чего-то другого?

– Я не… – юноша выдохнул как-то судорожно. – Когда я говорил об этом… я не лгал, Тики.

– Да, и я испытывал сожаление и сочувствие, хотел утешить и как-то помочь, – сухо отозвался на это Тики. – Но вы хороши оба. Вы даже никак не попытались это решить. Ты никак не попытался это решить, хотя Неа бы у тебя теперь на поводу пошел, – выделил он и чиркнул колесиком зажигалки, отмечая, что как только сделал первую затяжку, руки перестали так сильно дрожать. – Я позвоню, когда твой брат загремит в больницу с нервным истощением, может тогда мозги у тебя на место встанут.

На этом мужчина поднялся и, повернувшись к Аллену спиной, направился прочь от автобусной остановки. Его ждал Неа, и если его брат не мог найти в себе сил и привязанности элементарно позаботиться о нем, Тики сделает это сам.

– Лучше отвези его уже в Канаду, – бросил вдогонку редиска, на которого до ужаса хотелось злиться, но сил на это не было, и Микк в последний раз обернулся к нему, замечая, как юноша медленно переодевает перчатку с правой руки на левую, ужасно беспомощный в этом своём движении, но ничего не ответил.

Неа сидел там же, где мужчина его и оставил, даже в той же позе, будто всё это время только и делал, что пялился в одну точку – на дверь – в ожидании Тики и брата.

– А где?.. – прохрипел он, на что Микк лишь качнул головой из стороны в сторону, и Уолкер повесил голову. – Почему всё вышло именно так?

– Потому что твой братец – маленький подонок, – вздохнул в ответ мужчина, присаживаясь рядом с ним и неловко приобнимая за плечо. – Все будет хорошо, Неа, – сам не зная зачем пообещал он, хотя абсолютно не был уверен в этом. – Он поостынет и вернется. И мы улетим отсюда и никогда больше не столкнемся с Адамом и его ненормальным семейством.