Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Шагал он при этом как по минному полю и все это время не отрывал от них взгляда.

– Так… что вы… что вы делаете? – наконец, присев в кресло и подавшись к ним, ближе к дивану, словно в деталях хотел рассмотреть позу и все сопутствующие, поинтересовался он.

– Я вызвался помочь Алисе с подбором песен на тематический вечер, – неловко (в такой позе иначе и невозможно – мужчина по сути полулежал) повел плечами Микк.

Неа непонятливо нахмурился, с каким-то странным выражением лица оглядывая их позу, на что Микк еле заставил себя сдержатся от смешка. О, знал бы он, как сложно было себя удержать от того, чтобы провести пальцами вдоль позвоночника Малыша или погладить его по тонкой спине. Особенно если сам редиска совершенно ничего не понимает и в доверчивой наивности позволяет таким ситуациям иметь место.

Что вообще происходит в его седой головушке?

Неужто Аллен думает, что вся влюблённость Тики куда-то испарилась, когда стало известно, что Алиса – это младший Уолкер? Или просто не может до сих пор принять, что кто-то мог по сути влюбиться в него самого?

– Эм… – стеснительно протянул Неа, поджав губы. – А с Алленом тогда что ты тут делаешь? – подозрительно спросил он, сердито глядя, как редиска наивно хлопает ресницами и опирается локтями о грудь и живот Тики.

– Подборку песен, – невозмутимо отозвался Микк, пытаясь не показывать в открытую, как ему приятно такое опасливое отношение друга.

– Ну, а почему с ним? – недовольно процедил Неа, нахмурившись, и бросил взгляд на нотную тетрадь, сразу же изменившись в лице.

Тики посмотрел на Аллена, моментально помрачневшего и напрягшегося, и попытался его слегка растормошить, чтобы не углублялся в свои дебри размышлений про вину.

В тетради, по словам самого юноши, почти всё было написано на странном шифре, который придумал ещё Мана, когда пытался научить редиску нотной грамоте.

– А почему с тобой, Малыш? – пытаясь напустить на себя напыщенный вид, спросил Микк, глядя на юношу, и тот обиженно фыркнул, выбираясь из-под руки мужчины.

– Так ты же в роке, ба-а-абник~, не разбираешься, налажаешь – Алиса тебя убьёт, – доверительно поделился Аллен и обратился уже к опешившему Неа: – Ты же проголодался, да? Пойду сейчас ужин приготовлю, – улыбнулся он самыми уголками губ и пошёл на кухню, провожаемый пристальным взглядом старшего Уолкера.

И как только дверь за юношей закрылась, мужчина ошарашенно уставился на довольного жизнью Тики и принялся показывать странные жесты руками, видимо, пытаясь изобразить ту позу, в которой лежали-сидели Микк с редиской до этого.

– Как… когда… откуда… какого черта? – пролепетал Неа чуть ли не писком к концу фразы.

Тики в ответ только пожал плечами снова и подобрался на диване, запуская рассеянно руку себе в волосы.

– Ну ты же вроде хотел, чтобы мы подружились, разве нет? – поинтересовался он, придавая себе самый что ни на есть невинный вид. С Неа стоило поговорить по поводу Маны и музыки, потому что если тот продолжит третировать этим и слово боящегося сказать Малыша, будет… в общем, лучше не будет.

– Но вы… – Неа сглотнул и снова яро зажестикулировал, – вы тут… совершенно развалились! – в конце концов выпалил он, хлопнув себя по колену. – Аллен никогда так… ко мне не… не относился. Только когда… когда был маленьким, – тихо признался мужчина, бросая вороватый взгляд в сторону коридора. – Вы… вы говорили о музыке, да?

– О музыке, – всеми силами стараясь ради этой невозмутимости на своем лице, согласился Микк. – И в общем-то… Алиса еще не говорила, когда точно будет тематический вечер, но я уточню… Хочу тебя сводить.

Может, это было подло, но то, какие взгляды братья бросили на тетрадь Аллена, были просто… страшными, да. Сердитый и виноватый – как вообще можно так относиться к памяти о близком тебе человеке?

Но об этом Тики решил поговорить с другом в отсутствие Аллена. И не просто когда тот в другой комнате или вроде того, а когда он стопроцентно не сможет услышать, как мужчина за него заступается.

Потому что это, пожалуй, было бы слишком подозрительно. Да и просто слишком.

Но Микк очень хотел, чтобы Неа услышал Малыша – и увидел, во что вылился его нелепый и эгоистичный запрет. Конечно, оба брата были в некоторой степени весьма эгоистичны и ужасно трепетно относились к своим больным мозолям, но такое… нет, такое для Тики, чтящего семью, какой бы она ни была, было недопустимо.

– Ты же знаешь, я не люблю джаз, – болезненно скривился Неа, и Микк позволил себе закатить глаза в ответ на это.

Аллен поделился, что именно Мана в их троице обожал джаз, блюз, лёгкие жанры рока, и это наводило на мысль, что вся жизнь Уолкеров крутилась вокруг погибшего брата. И при этом, если редиска вспоминал об этом с приятной ностальгией и чувством вины, что не смог защитить, то Неа доводил всё чуть ли не до фанатизма и идиотизма.

– А вечер будет посвящён рок-балладам, – усмехнулся Тики, замечая, как мужчина обречённо вздохнул, поджав губы. – Так что я обязательно вытащу тебя. Послушаешь, как Алиса потрясающе поёт. Тебе должно понравиться, – пообещал он, думая, что пусть это и низко, но братьям просто жизненно необходимо.

Неа задумчиво насупился, но в итоге всё же сдался, испустив обречённый вздох.

– Ладно, приду, чтобы ты от меня отвязался, – проворчал он и хитро блеснул глазами. – Так не терпится познакомить меня со своей пассией, что ли?

Тики поперхнулся на мгновение, отчего-то совершенно растерянный таким вопросом, но тут же ухмыльнулся.

– О да-а-а, – протянул мужчина, иронично хохотнув. Неа будет просто в шоке, когда поймёт, про кого всё это время здесь распинался Микк. – Да будет тебе известно, Алиса не моя пассия. Мы… просто дружим, да. Такие дела.

Неа… ох, Неа просто натурально вытаращился. Нет, в чем-то Тики его понимал, конечно, но на самом деле это… было не слишком приятно теперь, когда собственные чувства казались мужчине не очень-то правильными. Он не страдал предрассудками относительно секс-меньшинств, но все же…

И Неа, который априори считал, видимо, что друг может получить любую девушку, теперь ошибался. И эта ошибка была для Тики даже не то что чем-то досадным – она просто указывала на невозможность достижения нынешней цели.

Хотя бы потому, что и сам Неа не будет рад, если узнает, что его лучший друг хочет его младшего брата.

А Тики хотел. При этом прекрасно осознавая, что тот никак не девушка. Но он хотел его так же, как хотел, когда не знал, что Алиса и он – это одно лицо. То есть – всего, целиком.

Думать об этом было непривычно, неудобно и даже смущающе, а поэтому… Тики старался не думать – еще и чтобы не поддаваться своим желаниям.

– Что-о-о-о?.. – наконец отмерев, на высокой ноте протянул старший Уолкер. – Но ты же… Я думал… Ты все… Ты не сказал!.. Точнее, ты говорил только когда… Но я думал, все изменилось!

– Изменилось, – покладисто согласился Микк. – Мы снова общаемся. Но это не отменяет того факта, что Алиса по-прежнему не подпускает меня к себе. Разве не это называют… хм… даже не дружбой, а… приятельством?

– На которое ты согласен? – мужчина недоверчиво прищурился и скрестил руки на груди, пристально его рассматривая.

– Как видишь.

Лицо Неа вытянулось ещё смешнее, словно он даже и не подозревал про такое развитие событий, словно ему было тяжело просто представить это, и Тики в чём-то понимал его, но поощрять такую реакцию совершенно не хотел.

Друг присвистнул, качая головой, и растерянно запустил пятерню в волосы.

– Как, однако, любовь людей меняет, – протянул он с неверящей улыбкой, и в этот момент телефон редиски, оставленный на столе, завибрировал, высвечивая на экране «Лави». – Аллен, тебе звонят! – крикнул мужчина, и через несколько мгновений в гостиную выскочил младший Уолкер с сердитым выражением лица, буквально гневным, прожигая несчастный телефон.

– Что надо? – грубо спросил юноша. – Крольчатина, чтоб тебя, заткнись, вдохни глубже и выкладывай суть дела. Я сказал, без отступлений! – прошипел Аллен, удивляя таким поведением Тики, который привык либо к ледяной невозмутимости, либо к лукавой ехидности, но точно уж не к такой вот твёрдой властности. Юноша закатил глаза, недовольно скривившись, и сухо бросил: – Понял, буду через час. Мне плевать, что требуют сейчас, сказал, что буду через час – значит, буду через час и ни минутой раньше, ясно? – Уолкер рассерженно фыркнул, пряча телефон в карман, и обречённо выдохнул: – Брат, ухожу скоро, очередные идиоты устроили стрелку.

– О, а чего ты тогда через час-то? – озабоченно нахмурился мужчина, позволяя Тики (хоть и бывшему частью теневого мира, но не особенно вникающего в его, если можно так сказать, быт) заинтересованно вскинуть брови. – Может, сейчас пойдешь, сразу?

Аллен мотнул головой, смешно морща нос и вновь превращаясь из кого-то невозможно притягательного в своей властности в мягкого смазливого подростка.

– Лапша не успеет свариться, – с досадой заметил он – и махнул рукой. – Подождут, не подохнут. Я не мальчик на побегушках – когда мне надо, тогда и приду.

– Самонадеянный засранец, – с невыносимой теплотой в голосе припечатал Неа, и юноша в ответ закатил глаза.

– Уж кто бы говорил, ладно? – парировал он и, присев рядом с братом, отвесил ему щелбан, а потом – потянулся за своей тетрадью и, взяв телефон Тики, выписал оттуда название последней песни, которую они слушали.

Неа ревниво (это было слишком похоже на ревность, чёрт подери, хотя Микк пытался уверить себя в обратном, но все аргументы, как говорится, были налицо!) поджал губы, заглядывая юноше через плечо с таким сердито-недовольным видом, что Аллен виновато съёжился и поспешно захлопнул тетрадку, скручивая её и пряча в карман широких шорт.

Тики захотелось настучать этому брату-идиоту по голове, но он лишь позволил себе нахмуриться.

Редиска закусил нижнюю губу и, пробормотав что-то про нарезку овощей, быстро ретировался на кухню.

– Не смотри так на меня, – угрюмо проворчал Неа, скривившись, словно ему было неприятно под пристальным взглядом Микка.

– Мы с тобой еще серьезно об этом поговорим, когда он уйдет, – прищурился тот, скрещивая руки на груди. И, дабы распалить этого барана, крикнул: – Эй, редиска, утащенный телефон мне потом верни! Там вся моя музыкальная коллекция в мини-формате!

– Да нужен мне твой телефон! – звонко донеслось с кухни, и Неа недовольно насупился, стреляя в сторону голоса новым ревнивым взглядом, а потом с недовольной физиономией поворачиваясь к Тики.

– И когда вы успели так подружиться? – почти сердито бросил он, щурясь. – Я одиннадцать лет вокруг него…

– Когда о музыке заговорили, – безжалостно оборвал его Тики, совершенно не боясь отрицательной реакции. Когда он говорил Аллену о том, почему так болезненно реагирует на их с Неа отношения – он ни словом не солгал. – Знаешь, в чем секрет, дружище? Я – младший брат, – поделился он с дернувшимся как от оплеухи мужчиной. – И старший до кучи тоже. И у меня с Шерилом разница в возрасте еще больше, чем у вас с Алленом, поэтому это дает моему брату полное право строить из себя заботливого папашу. Однако Шерил никогда меня ни в чем не ущемлял. Но, – мужчина предупреждающе вскинул руку, как только старший Уолкер открыл рот, – об этом мы поговорим, когда Малыш уйдет.

Неа насупился, явно не желая вообще обсуждать эту тему, но ничего не сказал и лишь вздохнул, соглашаясь.

– Как скажешь, – недовольно простонал он, отведя взгляд к телевизору, и, включив его, замолчал до того самого момента, пока Аллен через полчаса не позвал их ужинать.

Тики наградил друга долгим проницательным взглядом, на что тот лишь закатил глаза, словно показывая, что ему плевать на это и что он всё выслушает, и направился вслед за братьями на кухню, наблюдая за делано спокойным и невозмутимым редиской, который бесстрастно смотрел куда-то в сторону с совершенно отсутствующим видом.

Мужчина вздохнул и ущипнул Малыша за бок, слишком сильно не желая видеть его таким ледяным, и юноша тут возмущённо надулся, стремительно краснея больше от злости, чем смущения, и, фыркнув, пихнул Микка в плечо, после чего под пристальным взглядом Неа (ну что за курица-наседка, а) сел за стол.

– Да что с вами такое? – минут через пять напряженных переглядок выпалил старший Уолкер, и Аллен тут же дернулся, отрываясь от своей еды и глядя на него как-то даже слегка испуганно. И – виновато.

Начинается… Тики не имел ничего против того, что друг любит Малыша и не хочет его терять, но это был перебор. Это было слишком – Аллен был как красна девица, которой Неа запрещал то и это, потому что у него самого, видите ли, психологическая травма, с которой он явно не слишком боролся. А Аллен, решив остаться рядом с братом, теперь как будто взял себе за правило подчиняться всем его охам.

Какой-то деспотизм в чистом виде.

Если бы Шерил в свое время запретил Тики заниматься стрельбой, мужчина бы просто его послал. И сейчас ему казалось, его брат это понимал, потому что как только Микк заикнулся в детстве о стрельбе после долгого и сосредоточенного рассматривания огнестрелов разных видов, он сам его принялся учить.

– Ну ты же хотел, чтобы мы подружились, – заставляя Малыша чуть расслабиться, вздохнул Тики, переводя на Неа пристальный взгляд. – В чем дело?

– Да просто это подозрительно, что вы так резко!.. – обиженно воскликнул мужчина, надувшись, и Аллен вдруг прыснул в кулак, задорно зажмурившись, на что старший Уолкер сразу же умиленно растаял в лужицу, бросив на Микка очередной подозрительный взгляд, но расспрашивать перестал, явно довольный уже просто тем, что редиска хотя бы улыбается. – Ла-а-адно, чёрт с вами, – примирительно и даже покровительственно (словно отец, который разрешал ненаглядной дочери разговаривать с мальчиками) протянул он, состроив важный вид, от которого хотелось рассмеяться, и Тики усмехнулся, в душе поражаясь отношениям этих двоих.

Если сначала ему казалось, что Аллен был неблагодарным придурком, который плевал на всех окружающих, то теперь мужчина всё больше понимал, что и сам Неа во многом виноват со своей странной политикой запретов.

Но братья на то и братья, чтобы быть такими похожими в некоторых чертах. У Уолкеров, видимо, это был идиотизм. Ведь им стоило лишь разок хорошо поговорить, выяснить всё, но они просто боялись этого.

Тики вздохнул, взглянув на часы, и как раз в этот момент Аллен, поспешно доевший свою шестую тарелку лапши (и как в него вообще столько помещается?), встал из-за стола и, попрощавшись со всеми, выскочил их кухни, а потом и из квартиры.

Мужчина отставил в сторону свою тарелку, как только в комнате воцарилась тишина. Неа смотрел на него как бирюк – недоверчивый, подозрительный и какой-то почти обиженный тем, что Аллен отнесся к нему более тепло.

– Ну что, – вздохнул Микк, – поговорим?

Старший Уолкер поджал губы и набычился, становясь непривычно колким и неприятным. С таким, с ним даже в одном помещении находиться желания никакого не было, и будь Тики чуть более гордым – он просто развернулся и ушел бы, оставив дурака самого разбираться с заваренной кашей, наплевав на то, что этот самый дурак – его друг.

– Нотации мне читать будешь?

– И буду, – мужчина дернул плечами и склонил голову к груди. – Скажи, Неа… Ты говорил, музыкой ему запрещаешь заниматься, верно? Из-за чего ты это делаешь? Ты боишься, он пальцы о клавиши поранит? Или что в нотных листах утонет?

– Я уже говорил, по какой причине, – напряженно отозвался тот, сердито вздергивая нос. – Не заставляй меня повторять!

– А ты повтори все-таки, – не сдавался Микк. – И подумай, ты о ком заботишься – о себе или о нем.

Неа буквально взбешённо вскинулся, сжав кулаки и шумно задышав, но Тики этим было не напугать – он чётко поставил себе цель заставить Уолкера разобраться во всей этой ситуации и вникнуть в неё самому, чтобы понимать, как общаться с редиской, который был намного мягче в плане скрывания своих тайн, но таким же упрямым и твердолобым.

– Я забочусь о нём, – по слогам, внося столько напряжённой злости в каждый звук, чуть ли не прошипел Неа и сразу же обессиленно выдохнул, взмахнув руками. – Ну зачем ты это вообще спрашиваешь, Тики? Тебе-то что за дело, а, чёрт раздери?

– О, правда? – ядовито ухмыльнулся Микк, подаваясь вперед, к сидящему напротив другу, и подпирая кулаком щеку. – Ну, а теперь давай, расскажи мне, чем музыка может ему навредить? Можешь мне вмазать, конечно, но тогда ты многого не узнаешь и не поймешь, – заметил он, как только друг снова вскинулся, сверля его мрачным взглядом. – У меня никто так к своей семье не относятся, я в других устоях вырос. Расскажи мне, Неа, это только у вас, англичан, так принято – ущемлять своих близких в том, чем они хотят заниматься больше всего?

– Он не хочет заниматься музыкой! – Неа со все своей немалой силой саданул по столу и вскочил на ноги. – И не должен! И не будет! И не лезь в это! – взбешенно выпалил он – и тут же замолк, как только понял, что именно сказал и кому.

Наверное, вспомнил, что именно Тики приехал вынимать из его брата пулю, когда Кросс не отозвался, и что именно Тики унимал его истерику, когда Малыш сбежал сначала из больницы, а потом и из дома.

Хотя… кто знает, что ж. Чужая душа – потемки.

– Ну, а ты мне все-таки скажи, – не унимался Тики. – Нет, ты можешь не говорить, конечно, – задумчиво пожал плечами он, глядя на друга откровенно снизу вверх и специально подчеркивая то, как тот над ним возвышается. – Но не скажешь ты этого потому, что себе признаться боишься. Мне-то твоя причина известна.

Неа озлобленно втянул носом воздух, становясь совершенно рассвирепевшим, и напрягся всем телом, словно кошка перед прыжком, но Микк сидел так же невозмутимо, как и до этого, не позволяя запугать себя такими идиотскими попытками.

– Да с чего ты вообще это взял? – взбеленился Уолкер, и вены на его шее от гнева вздулись.

Как же всё-таки они с Алленом любовно охраняли свои тайны.

Тики холодно усмехнулся, чувствуя, что ему ужасно хочется дать мужчине по голове, чтобы хоть немного успокоился, и нарочито спокойно принялся говорить:

– Аллен мне сам рассказал. Про Ману, – Неа потрясённо уставился на него, словно не верил, что редиска мог рассказать что-то такое. – Видел бы ты, как он страдает оттого, что Мана умер. Считает, что именно он убил его.

Мужчина специально не стал рассказывать про то, что Малыш также поделился и тем, что является наследником. Что ненавидит себя за то, что Адам охотится на них.

Аллен вообще оказался тем ещё забитым подростком.

И это очень удивляло Микка.

Потому что Алиса словно фонтанировала жизнью и энергией. Заряжала своими эмоциями, была такой чувственной и чуть ли не горячей – она была словно огнём.

Аллен им был.

Но стоило ему просто снять платье, свой рыжий парик и явить миру седые волосы с тату, как он превращался в глыбу айсберга.

Неа уставился на него теперь ошеломлённо. Задрожавшие губы сложились в какую-то кривую ломаную линию, брови непонимающе нахмурились, и он тяжело вздохнул, опустив голову на ладони.

– Адам тоже любит музыку. Я… боюсь, что Аллен станет таким же, как и он. Аллен… – мужчина вскинул на ошарашенного Тики потерянный взгляд. – Аллен уже становится похожим на него. С каждым годом всё больше и больше.

– А тебе не приходило в голову, что это ты его таким делаешь? – устало потерев рукой лоб, поинтересовался Тики и тут же заметил, как помертвел друг при его словах. – Аллен на самом деле очень забитый подросток, тащащий на себе огромный груз вины – он считает, что единственный, кто виноват в случившемся с вами. И единственное, чего он хочет – это чтобы его оставили в покое и позволили заниматься тем, чем ему нравится. Ему нравится музыка, – здесь мужчина развел руками, всем своим видом показывая, что не видит в этом ничего страшного – потому как и впрямь не видел.

– Я не делал его таким!.. – вскинулся старший Уолкер, закусывая губу. Бледный, огорошенный, он явно совершенно не представлял, что делать с этим обличением, а потому отнекивался как мог. – Я вообще!..

– Ты вообще нихрена не делал, – жестко оборвал его Микк. – Только запрещал, – заметил он. – Потому что увлечения твоего младшего брата напоминали тебе о твоих жизненных трагедиях. Потому что мертвых отпускать не умеешь, – мужчина досадливо поморщился. – Вы оба этого не умеете. Но Аллен держит Ману у сердца, так он отдает дань памяти о нем и выражает свою любовь к нему. А ты – ты всячески закрываешься от этого, и он, оставаясь с тобой, решая быть рядом, не знает, о чем вам говорить и как.

Уолкер глядел на него так, словно ему только что выбили из лёгких весь кислород, – раскрывал и закрывал рот подобно брошенной на берег рыбе, не способный что-либо сказать. Он выглядел, чёрт подери, жалко, совершенно разбито, потерянно, будто никогда раньше и не задумывался, что его младший брат может испытывать что-то в этом роде. Что Аллен вообще может что-то негативное испытывать.

Тики сглотнул, облизнув пересохшие губы, и неожиданно сам для себя продолжил:

– Заговори с ним о музыке – и он навстречу тебе раскроется, – Малыш буквально от счастья светился, когда разговаривал об этом. – Ты, когда вошёл, видел, как редиска улыбался? – спросил с придыханием мужчина и, когда Неа растерянно кивнул в ответ, обескураженно выдохнул: – Я и не знал, что он умеет так открыто улыбаться.

Уолкер взглянул на него с виной и пониманием в глазах и длинно вздохнул, роняя голову на руки.

– Я тоже. Он так только в детстве улыбался, Тики, – прошептал мужчина, коротко усмехнувшись.

– В детстве, в котором рядом с вами был Мана, любящий музыку всем сердцем, – с невеселой улыбкой уточнил Микк, и старший Уолкер заторможенно кивнул.

– Верно… – тихо, как-то придушенно произнес он. – А я… я о таком даже и не подумал…

– Ну еще бы, – смягчился Тики, легко покачивая головой. – Ты тот еще тюфяк, как я посмотрю, – фыркнул он, в ответ на что Неа совершенно стушевался и горько вздохнул.

– Я… я подумаю над этим, – выдавил он наконец спустя пару минут молчания. – Очень серьезно… Ну, а сейчас, – здесь Уолкер потер руками лицо – как будто снимал с него липкие тенета, – по-моему, надо выпить. На трезвую голову я чувствую себя слишком жалким.

– Правильно чувствуешь, – расхохотался Тики в ответ. – Но тут ты прав – выпить и правда надо.

Комментарий к Op.12

Репертуар:

Perry Como – Magic Moments

Simona Molinari – Egocentrica

Simona Molinari – Non so dirti di no

Simona Molinari – La verità

Scorpions – Wind of Change

Scorpions – Lorelei

Bon Jovi – Bed Of Roses

Ozzy Osbourne & Lita Ford – Close my eyes forever

Europe – Dreamer

Halestorm – Familiar Taste Of Poison

Guns ‘N’ Roses – This I love

Iron Maiden – Wasting Love

========== Op.13 ==========

Аллен чувствовал себя слишком странно. Ему казалось, словно его накачали воздухом, отчего он мог взлететь как шарик в самую высь и остаться парить там до самого конца времён. Внутри него всё почему-то трепетало, и в груди будто целое поле цветов выросло, и он не мог перестать улыбаться, как идиот, и… и… и…

Ещё много разных «и», которыми было просто невозможно описать, насколько Аллен был сейчас рад и благостен.

Линали в школе сразу же заприметила эту перемену в обычно мрачном друге, а Лави даже предположил, что Уолкер обзавёлся девушкой, на что юноша, закатив глаза, ничего не ответил.

Вчерашний день не смогла испортить даже мозговыносящая разборка с очередными придурками, которым захотелось оспорить главенство Аллена над хулиганами в районе.

Ведь вчера он почти всё время обсуждал музыку. С Тики, чёрт подери, но это было так прекрасно, что жаловаться – грех, на самом деле. Мужчина словно дарил какое-то чувство защищённости и заинтересованности, отчего Уолкер в какой-то момент просто забыл прикрываться своей ледяной маской, полностью отдаваясь разговору.

И это было прекрасно.

Потому что Аллен давно ни с кем так не разговаривал. Даже будучи Алисой, он стремился ни с кем особо не контактировать, потому что опасался раскрытия, да и просто не горел желанием общаться с кем-либо за исключением нескольких человек. С которыми, однако, о музыке не поговоришь.

А сейчас внутри у него всё буквально пело и чуть ли не танцевало, отчего хотелось рассмеяться в голос – в нём было слишком много эмоций. А Аллен не привык, что в груди вообще может быть столько всего приятного в один момент. Он не знал, что с этим делать. Не знал – и поэтому они вылетали из него, парили по залу, мягко укутывали людей, и юноша чувствовал, что ещё немного и просто расплачется, не понимая, как вообще справляться с таким потоком радостных чувств.

Виновник его порхающего настроения сидел на своем месте за столиком у сцены и чуть улыбался, потягивая что-то из чашки – то ли чай, то ли кофе (на самом деле Аллен заметил, что больше Микк любит именно чай, а потому решил больше кофе его не поить). Мужчина был ужасно ленивый, ужасно довольный и ужасно… притягательный.

Стоило признаться хотя бы самому себе, что Аллена просто манило к нему, примагничивало как будто. Он весь сегодняшний день провел в каком-то странно лихорадочном предвкушении, гадая, понравился ли Тики его исполнение на этот раз или он разфыркается как фыркал, когда говорил о любимой музыке Неа.

А еще, может, дело было в том, что юноша не знал, как Микк отнесется к нему-Алисе. С Алисой он всегда был галантен и спокоен – кроме последнего раза, разумеется. Но последний раз… он был аж в пятницу, отчего младшему Уолкеру казалось – очень-очень давно. И теперь… ох, теперь Аллен даже не знал, как хочет, чтобы Тики себя вел. Он не видел смысла в цветах после всего произошедшего, как и в целовании рук или вроде того, тем более, что, когда они поедут домой, юноша смоет с себя всю штукатурку и… будет уже не Алисой, в общем.

Не девушкой, в которую Микк был влюблен, а парнем, который ему солгал.

И это напрягало в некотором смысле, если быть до конца честным.

Потому что Аллену сложно было поверить, что кто-то мог настолько сильно влюбиться, по сути, в него самого. В то, как он мыслит. В то, что он прячет глубоко внутри, чтобы не подвергать опасности дорогих людей.

А теперь Тики пусть и относился к нему намного лучше, чем раньше, но юноша совершенно не представлял, как Микк поведет себя, когда вновь увидит Алису.

Аллен был несуразным и уродливым мальчишкой.

А Алиса была живой и прекрасной в своей искренности.

Она была сосредоточием того, что Уолкер слишком сильно устал прятать.

Джонни начал аккуратно перебирать пальцами клавиши, рождая чистые переливы, наполненные грустной ностальгией и печалью, и Аллен глубоко вздохнул, прикрыв глаза.

Последняя на сегодня песня.

Последняя, но самая эмоциональная и любимая.

Он пел, и эта песня бежала, летела, окутывала его. Ему казалось, это ветер его окутывает. Ветер, которого в помещении кафе, естественно, не было.

Мелодия то ускорялась, то замедлялась, то приглушалась, то становилась громче, но при этом все равно оставалась такой нежной, что в ней хотелось купаться, хотелось кружиться.

Раскрываться.

Аллен пел – и обнажал себя, свои мысли, уже выраженные чужими словами, но нашедшие в нем несомненный отклик – мощный, прекрасный, яркий.

Внутри него была пустота все эти одиннадцать лет – и смотрел Аллен в пустоту. Это было будущее, не имеющее никаких перспектив, кроме постоянных догонялок с Адамом. Иногда юноша даже думал, что стоило бы сдаться ему на милость, спрятать брата за семью печатями и стать главой семьи. Поскорее избавиться от этого безумного, какого-то совершенно маниакального преследования.

Может, он стал бы хоть немного, хоть на йоту свободнее?..

Тики смотрел на него не отрывая глаз. Сияющий, глубокий, ошеломленный. Аллен пообещал себе еще долго помнить этот изломанный в своей ошарашенности изгиб бровей и приоткрытый рот.

Под веками защипало.

Потому что юноша пел про свои стигмы. Про свои клейма, про пути, которые потерял, про то, что ничего не видел, что глаза его насильно закрыты и что непрекращающийся дождь, окружающий его, казалось, вечность, слишком тёпел.

Аллен пел про себя – и чувствовал, как внутри всё бухнет, как грудную клетку словно что-то разрывает, как его, слабого и совершенно немощного, размывает мелодией, музыкой, словами. Своими эмоциями.

Он задыхался. Захлёбывался. Тонул.

Он хотел хоть с кем-то поделиться тем, как ему на самом деле плохо. Как ему горестно. Как ему тяжело. Он мечтал рассказать об этом однажды хоть кому-нибудь. Тому, кто мог бы поддержать, обнять, успокоить. Он мечтал однажды снять перчатку и не быть пожираемым огнём. Он мечтал посмотреть однажды в зеркало и не увидеть в нём мрачного ледяного урода с седыми волосами.

Он мечтал.

Потому что мечтать Аллен мог только на сцене. В платье, в парике, под тонной штукатурки и с искренней улыбкой, когда его никто не узнает, когда никто не поймёт, когда никому из знакомых не грозит опасность.

Потому что никому не известная Алиса с красивым голосом совершено не похожа на Аллена, за которым ведётся охота длиной в одиннадцать лет.

Когда песня закончилась, Уолкер не сразу понял, что по его щеке течёт слеза.

Он растерянно улыбнулся, вслушиваясь в повисшую в зале тишину, и поклонился, обескураженно поблагодарив всех за проведённый в его компании вечер. И аудитория буквально взорвалась аплодисментами, отчего Аллен счастливо рассмеялся, ловя летящие к нему цветы (нужно будет их все засушить), и спрыгнул со сцены, уже на автомате направившись к будто приросшему к своему месту Тики, смотрящему на него как-то слишком странно.

Чуть ли не восхищённо.

Мужчина выдохнул, когда Аллен приблизился, и мотнул головой, вдруг резко прижимая его к себе и утыкаясь носом в волосы.

Юноше стало немного жаль, что на нём парик. Тики обнимал надежно, ласково и крепко, как будто понял каждое относящееся к Уолкеру слово из песни.

– У тебя такой голос… Как же ты поешь… – горячо зашептал он ему на ухо, заставляя вздрогнуть и мягко гладя по спине.

Аллен замер, совершенно ошеломленный, непонимающий и какой-то… счастливо-несчастливый.

У Тики на столе лежал букет красных тюльпанов. Но зачем нужны эти цветы, если Алиса – это Аллен, парень?.. Неужели…

Юноша отстранился, заглядывая мужчине в лицо – и замер. Тики смотрел как сжигал, и Аллен, конечно же, тут же и загорелся, вспыхнул как спичка, смущаясь и радуясь.

И совсем немного обижаясь на то, что смотрел Микк на Алису.

Аллен уже хотел сказать об этом, натянуто улыбнуться и отпрянуть, но Тики вдруг скользнул подушечками пальцев по его щеке и наклонился, легко-легко, едва ощутимо целуя в уголок губ.

Аллен дернулся, жмурясь на секунду, скользнул по шероховатой ткани его рубашки – и отпрянул, чувствуя, как горят щеки и совершенно не представляя, как вести себя.