Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

– Не слышал ты, что ли? Нет у нас ничего. И не было.

Но будет, как только ты выйдешь из машины, потому что будь я проклят, но я поцелую Малыша и не просто поцелую, а зацелую до красных губ.

– Ну-у… – старший Уолкер чуть нахмурился, но кивнул. – Ну да, ты же по девкам всегда был.

Был, вздохнул Тики. До знакомства с Алисой.

Но вслух ничего не сказал. Только коротко хмыкнул и открыл окно, закуривая и выдыхая в морозный воздух дым.

– Ладно, – Аллен потер руками полыхающее лицо и обернулся к брату. – Я тебе… все расскажу, честно. Ты иди в дом, а мне… надо поговорить с этим умником, – здесь юноша сердито поджал губы и смерил Микка многообещающим взглядом.

Неа облегченно засмеялся и легко потрепал брата по волосам.

– Только сильно его не бей!

Аллен в ответ что-то зашипел, буквально дыша гневом, и мужчина со смешком оставил их одних, насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик.

Юноша, сердито подбоченившись, взглянул на заинтересованно разглядывающего его в ответ Микка и обиженно поджал губы.

– Ну какого хрена, Тики? – наконец спросил он спустя несколько секунд, как-то устало и зло нахмурившись, и недовольно сверкнул глазами, в темноте отливавшими серебром. – Ну кто тебя, мать твою, вообще просил? Ну что за бред, а?

Это ты сейчас бред несёшь, подумал Микк и лишь слабо улыбнулся, пытаясь не выглядеть слишком хитрым и предвкушающим, каким он себя, на самом деле, и чувствовал.

– Не трогай мою матушку, Малыш, она была великолепной женщиной, – спокойно возразил мужчина, с удовольствием наблюдая, как юноша закатил глаза и покрылся пятнами румянца. – А про Алису ты бы Неа никогда сам не рассказал, и, следовательно, он бы никогда самостоятельно не понял всего масштаба своего косяка.

Аллен взглянул на него с распаляющимся раздражением, и Тики признал, что, чёрт подери, он сейчас был ещё более великолепен, чем обычно – с красноватыми губами, алыми щеками и сверкающими гневно глазами.

– А ему нужно было это ещё и понимать? – взбеленился редиска, взмахнув ладонями в таком жесте, словно хотел ударить Микка, но передумал в самый последний момент. – Это же просто ошибка! Это мой косяк, Тики, и я уже множество раз извинился за то, что ты умудрился влюбиться в Алису!..

Мужчине надоело выслушивать этот бред. Конечно, он понимал, что Малыш у него просто закомплексованный мальчишка, которому тяжело принять, что кто-то мог влюбиться именно в него, а потому Микк решил всеми силами попытаться показать Аллену, что да, можно было – влюбиться в очаровательного мальчишку, всего себя отдающего музыке и старшему брату, можно было.

А потому Тики потянулся вперёд, схватил размахивающего руками Малыша за плечи и, словив ошеломлённый вздох и взгляд, припал губами к его столько времени уже желанным губам.

Юноша забрыкался, ошеломленно выдохнув, чем Тики и воспользовался, и попытался все же его ударить и отпрянуть, но мужчина держал крепко, и в итоге Аллен даже как будто сдался.

И Тики показалось, он просто тонет в этом румяном от смущения и злости мальчишке, только недавно певшем о том, как сильно можно любить и как он хочет найти кого-то, кто сможет его понять.

Губы у Аллена были искусанные, солоноватые и мягкие. Микк скользнул по ним языком и отстранился, оставив юношу задыхаться и бессмысленно смотреть вперед широко распахнутыми глазами.

Кажется, это был его первый поцелуй, черт побери, и если так – Тики готов был сделать его единственным настоящим.

– Что ты… – наконец шокированно выдал юноша и, не закончив, замотал головой, тяня на себя ручку дверцы автомобиля и выскакивая наружу. Мужчина, вздохнув, последовал за ним. – Я не девчонка, Тики, слышишь?! Я не Алиса, твою мать! – он топнул ногой, глядя на него зло и обиженно, и бросился к высотке.

Тики поймал его уже только в подъезде. Цапнул за плечо и быстро развернул к себе, как идиот любуясь полыхающими щеками и чувствуя себя таким влюбленным и таким мальчишкой в этой влюбленности, что даже немного страшно.

– Я заметил Алису из-за голоса, – коротко и членораздельно произнес он, наблюдая за переменой в лице юноши и чуть расслабляя хватку. – Этот голос принадлежит тебе. И эти мысли принадлежат тебе, – Аллен замер, не вырываясь, сосредоточенно нахмурившийся и даже не моргающий, и мужчина крепко прижал его к себе, целуя в макушку и спускаясь губами от виска к щеке.

Дурак-дурак-дурак-дурак…

– Но я же… – наконец слабо выдавил младший Уолкер, чуть отстраняясь и вскидывая зачем-то руку (чтобы в итоге погладить Тики по щеке). – Я же… парень, а ты… И я… – он зажмурился и замотал головой. И Микк услышал безнадежное в своем шепоте: – …инвалид и урод.

И было столько непонимания в голосе, в его румяном лице, столько отчаянного несогласия и подозрения, словно он подразумевал, что Микк просто не мог найти ничего интересного в нём, чтобы влюбиться.

Ну что за забитый милый мальчишка.

Уже только за одно это можно было целовать его до синяков.

Тики ободряюще улыбнулся, заглядывая в растерянные глаза, и погладил его большим пальцем по щеке.

– Придурок ты, – беззлобно выдохнул он, ловя возмущённый вздох губами, и, обнимая юношу настолько крепко, насколько вообще мог (Аллен вцепился в его плечи словно утопающий), и ещё раз поцеловал его, чёрт подери.

И целовал, пока весь кислород не закончился в лёгких. А когда отстранился – Малыш глядел на него ещё более ошеломлённо, совершенно красный, взъерошенный и явно ничего не понимающий, всё ещё уверенный в том, что в него влюбиться невозможно. И Микк, прислонившись лбом к его лбу (пришлось слегка наклониться – редиска доставал ему лишь до плеча), прошептал с идиотской улыбкой:

– Я тебя, идиот, люблю.

– Я…, но Неа же только что сказал, что ты…, а я… – он очаровательно зажмурился, испуганный и смущенный, и спрятал лицо у мужчины на плече, по-прежнему цепляясь за него как вообще только можно.

Тики, не выдержав такой откровенной, пусть и непреднамеренной провокации, легко погладил юношу по спине и скользнул ладонями ему под не застегнутую парку, заставляя дернуться и прижаться ближе.

– Аллен, – Тики мягко выдохнул ему на ухо, чуть усмехаясь, – поверь, я прекрасно знаю, что у тебя между ног и почему у тебя нет груди, ну серьезно, – Малыш пискнул, совершенно стушевавшись, и еще сильнее в него вцепился, явно просто не зная, как же себя вести. – Я же вроде взрослый мальчик уже. Другой вопрос… в том, нужно ли тебе это вообще самому, вот и все, – он снова мазнул юношу губами по виску просто не в силах держать себя в узде именно в этот конкретный момент. – Давай ты просто не будешь искать отговорок и оправданий, а подумаешь над этим, ладно?

Уолкер вскинул на него удивлённый взгляд, отчего-то ужасно ошарашенный, но с расползающимися в разные стороны уголками губ, и неловко хохотнул, опустив лицо вниз, словно бы пряча себя от мужчины.

– Ладно, – выдохнул он спустя несколько долгих секунд и кивнул. – Я подумаю.

Микк стоически сглотнул, наконец-то понимая, что Аллену, вообще-то, всё это могло быть и не нужно – все эти трепетные поцелуи и объятия, вся эта неожиданная влюблённость и нежность, и вздохнул, вмиг становясь слишком усталым и разочарованным. Он мягко погладил вздрогнувшего редиску по бокам и, легко поцеловав его в макушку (ну не мог Тики сейчас себя остановить! Только не сейчас – когда желаемое так близко, пусть, видимо, и не жаждущее того же, чего и сам мужчина), медленно скользнул руками по тонкой спине, высвобождая ладони, как вдруг Уолкер схватил его за воротник, всё ещё смотря вниз, и выпалил:

– Подумал.

Тики обескураженно приподнял бровь, ловя себя на том, что глупая улыбка сама появляется на губах.

– К-кажется, ты мне тоже нравишься в-в том смысле, что и я… т-тебе… – уже шепотом закончил Малыш фразу, ссутулившись будто бы в попытке уменьшиться и раствориться.

– А чего так тихо? – не в силах тактично выслушать юношу, выдохнул мужчина, накрывая его ладонь своей и мягко гладя подушечками пальцев поверх перчатки.

На этот раз… Аллен схватил его за пальто левой рукой. Вообще-то он и писал левой, а Тики очень часто замечал и другие жесты, выдающие в нем левшу, но… ему младший Уолкер всегда протягивал только правую руку. И касался – только правой рукой.

И сейчас… это значило, что Аллен наконец-то ему доверился?

– Потому что! – густо покраснел юноша, вскидывая на него сердито-смущенный взгляд и забавно надувая губы (Тики непроизвольно облизнулся, задерживая на них взгляд). – Это же… смущает! Ты же… ты взрослый, ты… ты знаешь, чего хочешь, а я все это время как дурак ревновал тебя к самому себе! – он замотал головой и крепко сжал в пальцах ворот пальто Микка.

– И правда дурак, – мечтательно протянул мужчина, сверкнув глазами, и легко улыбнулся.

И только после этого вспомнил о Неа. И по нахмуренному взгляду младшего Уолкера куда-то в сторону понял, что тот о нем тоже особенно надолго не забывал.

– Его инфаркт хватит, – обречённо вздохнул Аллен, закусив губу, и прикрыл глаза. – После того, как он попытается убить тебя.

Тики прыснул, всё же вновь целуя Малыша в скулу и опускаясь к его губам, и как-то слишком окрылённо улыбнулся, чувствуя себя так, словно его накачали кислородом и стоит ему сейчас оттолкнуться от земли – полетит. Аллен смущённо забрыкался у него в объятиях, мягко отстраняясь, однако делая это слишком лениво и неохотно, будто одновременно хотел и не хотел (хотя тут больше боялся или просто стеснялся), на что Микк лишь хитро ухмыльнулся со смешком и погладил редиску поверх парки по спине, прижимая к себе.

– А мы от него прятаться будем, – серьёзно (и слишком комично в своей серьёзности) предложил мужчина, и Уолкер возмущённо взглянул на него, недовольно хмуря брови.

– Я не шучу, чёрт подери! – проворчал он и всё-таки отстранился, поправляя толстовку и воротник парки, после чего, поджав губы и бросив на него острый и до ужаса смущённый взгляд, направился к своей квартире.

– Ну так и я полностью серьёзен, – спокойно возразил Тики, шагнув за ним. – Просто не скажем ему и всё.

Иначе Неа и правда убьёт меня, невесело подумал мужчина, издав короткий скептичный смешок.

Аллен замер, так и не оборачиваясь к нему, и убито вздохнул – как будто хотел выругаться и рассмеяться (потому что больше ничего не мог в такой ситуации в принципе), но в итоге только покачал головой.

– Ты понимаешь, что затеял мое разоблачение – за которое еще мне ответишь – чтобы между мной и братом больше секретов не было? – хмыкнул он сардонически.

Тики повел плечами, чуть подталкивая его вперед и начиная подниматься вверх по лестнице. На самом деле Неа сказать стоило хотя бы ради того, чтобы увидеть его шокированное лицо. Но определенно не сегодня – не после того, как Аллен поспешно заверил старшего Уолкера в том, что между ним и Микком ничего нет.

Собственно, об этом мужчина звучно хлопнувшему себя по лбу Малышу и сообщил.

– Но между прочим, – в конце концов фыркнул Аллен, – если бы я этого не сказал – он убил бы тебя прямо там!

Они поднялись на нужную лестничную клетку (лифт третий день не работал, и чинить его не спешили), и он достал ключи.

Тики закатил глаза и отвесил ему легкий щелбан.

– Двадцать пять лет я жил, а тут какой-то рукопашник меня убьет, вот спасибо, – хмыкнул он и услышал неразборчивое: «И об этом мы еще тоже поговорим…». И – хохотнул. – Если что – ты ударил меня в живот.

Аллен замер на мгновение, чтобы в следующую же секунду заехать ему ногой чуть выше бедра, буквально выбивая из лёгких весь воздух, и Тики ошарашенно вскрикнул, во все глаза уставившись на невозмутимо посмотревшего на него юношу, и непонимающе нахмурил брови.

– Чтобы он поверил, – просто ответил на невысказанный вопрос этот чёртов редиска и сразу же потянулся к нему, легко целуя в уголок губ и ещё больше вводя в состояние полнейшего потрясения. – И я не сильно, так что скоро пройдёт, – уже поспешно пробормотал он, стремительно отстраняясь и отводя взгляд, и бросился к двери.

Тики запоздало согнулся, понимая, что удар у Аллена довольно тяжёлый (ну конечно! этот мальчишка же с несколько недель назад зарезал двух взрослых амбалов, Микк! Тебе стоит беспокоиться за свою безопасность, а не за этого соблазнительного малолетнего убийцу), и обескураженно хохотнул, обещая себе обязательно отомстить.

Например, связать его как-нибудь разок и брать медленно-медленно, наслаждаясь просящими стонами.

Тики предвкушающе облизнулся, сразу же болезненно застонав, и всё же зашёл в квартиру слишком проблемных братьев.

Стоит ли говорить, что Неа, увидевший согнувшуюся в три погибели фигуру Микка, был в восторге?

Комментарий к Op.14

Репертуар:

Scorpions – Lorelei

Ozzy Osbourne & Lita Ford – Close my eyes forever

Bon Jovi – Bed Of Roses

Guns ‘N’ Roses – This I love

Scorpions – Wind of Change

Europe – Dreamer

========== Op.15 ==========

– А ты не сильно его ударил? – все-таки взволнованно вздохнул Неа, когда они уже ушли на кухню, где Аллен тут же поставил чайник. Юноша, вспомнив полное страдания лицо Тики, которому уже явно не было больно, прыснул и махнул в ответ рукой.

– Синяк будет, но я еще был добрым, на самом деле, – наигранно спокойно бросил он, памятуя о том, вообще-то, что до этого Микк поцеловал его аж два раза, и это были чертовы первые поцелуи в его жизни.

Уже за это стоило отомстить этому повесе и засранцу, потому что Аллен… не был готов к такому!..

Или – был.

На самом деле, это было уже не так важно, и стоило, наверное, просто принять все как факт, но…

Наверное, Аллену просто не верилось в происходящее. Потому что он… и правда, совершенно окончательно сегодня обрел семью. Частью которой был Тики Микк, с которым он не далее часа назад целовался на лестничной клетке.

Черт.

Неа, глядя на очень живописные, как видно, метаморфозы на его лице, рассмеялся и покачал головой, явно истолковав все по-своему.

– Маленький куриный палач, – выдавил мужчина сквозь смех, и юноша сердито покраснел.

– Иди ты…

Вскоре чай пошел ароматным дымком из чашек, и Аллен устроился напротив брата за столом. Неа принял от него свой напиток и обхватил бокал руками. И – невесело улыбнулся.

– Тики уже вставил мне… – он пожевал губами, как видно решив не ругаться, и мотнул головой. – В общем, он меня уже выругал, да… И теперь… Ругай меня ты, Аллен. Я и правда… такой дурак!.. Но я очень… хочу знать, как вообще все это произошло.

Юноша опустил взгляд в чашку, не желая смотреть в этот момент на брата, не желая вообще ему что-либо рассказывать, не желая даже раскрываться ему по этому поводу.

Потому что Алиса была его сердцем. Трепетным и бархатным сердцем, сосредоточием слабости и нежности, искренности и света, и Аллен совершенно не горел желанием делиться тайной её происхождения с Неа. Особенно с Неа.

Потому что Алиса родилась тогда, когда он почти отчаялся и жил так, словно его уже похоронили: так тяжело было просто дышать. Ему казалось, словно на плечах была целая гора, неподъёмная и массивная, протыкающая острой вершиной небо, и она придавливала Уолкера к земле, словно какое-то жалкое насекомое, которое не было способно защитить себя.

Алиса полной грудью вдыхала свежий воздух.

Алиса жила и восторженно глядела вперёд.

Алиса была добра ко всем окружающим и пыталась обогреть их своих голосом.

А Аллен леденел и каменел, с каждым новым днём придавливаемый к земле всё ниже и ниже.

Аллен молча захлёбывался в болотной жиже, не позволяя себе даже позвать кого-нибудь на помощь.

Аллен же… был ходячим мертвецом.

Потому что любимый старший брат погиб из-за него.

Потому что Адам охотится за ними.

Потому что Адам, его кумир, рядом с которым он провёл всё детство, желал убить всех, кто дорог Аллену.

Неа смотрел на юношу мягко, но просяще, и в его золотых глазах – у старика были такие же золотые глаза, только намного холоднее – плескалось беспокойство и желание наконец разобраться.

А Аллен не знал, как сказать ему, что Алиса родилась лишь потому, что сам Неа запрещал ему отвлекаться от всех окружавших проблем.

Ведь это только сильнее ранит брата, не так ли?

– Кросс попросил помочь ему с долгами, – уклончиво протянул он, опустив голову к плечу. – Я к тому времени уже работал у него поваром, и ребята учили меня играть на пианино, а потом Мариан… ну… предложил мне выступать на сцене. Я не смог отказаться, – сбивчиво объяснил он, на самом деле ни разу не соврав, но и не сказав всей правды.

Не сказав того, что задыхался к тому времени, и Кросс, заметив это, решил вернуть его к жизни.

Неа подавленно вздохнул и потер руками лицо.

– Ну Кросс… – недовольно простонал он, – вот скоти-и-и-на! Ну неужели нельзя было мне хоть сказать, а?.. Я же… ты стал так поздно домой возвращаться, и я волновался жутко, но спросить…

Аллен бледно улыбнулся ему в ответ и понимающе кивнул, чувствуя себя абсолютно выжатым. В этом он сам виновен, конечно, был – что Неа его не спрашивал. Потому что брат просто боялся нарушать его личное пространство и как-либо тревожить.

Аллен сам добился такого статуса, при котором Неа не осмеливался даже спрашивать о его делах, и это было… на самом деле только теперь он, как и Неа, осознавал весь ужас ситуации.

Потому что они жили все это время, стараясь ни словом, ни жестом не тревожить друг друга. Оба изломанные, забитые, совершенно уничтоженные.

И не имеющие возможности протянуть руки друг к другу.

Потому что Неа боялся задеть Аллена и потревожить, а Аллен считал, в свою очередь, что такая открытая привязанность доломает обоих их окончательно.

Только теперь он осознавал, что однажды просто не выдержал бы подобного напряжения в доме и… ох, наверное, удавился бы. Или – сдался Адаму, что даже, пожалуй, намного хуже.

– Ну… Кросс… он… ты на него не злись, Неа, – Аллен вздохнул и потер пальцем висок, делая глоток из своей чашки и обжигая жаром горло. – Это я его молчать попросил. Просто… скажи он про Алису – сказал бы и про фортепиано и пение, и тогда… скандала было бы просто не избежать. А я его не хотел.

Брат, тоже отпивший кофе из своей кружки, метнул на него такой загнанный взгляд, что юношу передёрнуло. Он не хотел вредить ему! Не хотел бередить раны, не хотел заставлять чувствовать его виноватым!

Аллен хотел, чтобы Неа был счастлив.

И все эти одиннадцать лет он искренне считал, что ему будет лучше без такого непутёвого младшего братца, от которого одни лишь проблемы.

Честно говоря, он и сейчас так считал, но ни Неа, ни Тики лучше об этом ничего не знать.

Потому что если придётся жертвовать кем-то, то Аллен пожертвует собой. Отдаст себя Адаму, примет то, что принадлежит ему по праву наследования, и распрощается со своей маленькой прекрасной семьёй.

– Прости, – прошептал мужчина, отвлекая его от не самых приятных размышлений, и длинно вздохнул. – Я запрещал тебе, постоянно запрещал, какой же я идиот… – обречённо простонал он и вдруг мягко улыбнулся, ласково сверкнул глазами. – Знаешь, ты и правда был ужасно похож на Хинако.

Хинако… Неа всегда называл ее по имени, когда еще Мана был жив. Потом – перестал. Потому что они вообще говорить перестали, на самом деле. Но для Аллена все было проще.

Хинако… Мама.

Он не помнил ее, не знал. Неа и Мана рассказывали, она была замечательной. Сами полусироты, не знавшие матери (она была слаба сердцем и умерла при родах) и воспитанные в основном отцом, тоже вскоре скончавшимся, они любили ее как родную, и, когда женщина погибла в перестрелке (Аллену было чуть больше года), тяжело переживали.

И поэтому, наверное, так ухватились за Аллена. Который, однако, считал, что совершенно на мать не похож. Но сейчас… это грело душу.

Вся чернота из мыслей ускользнула как-то сразу же. Аллен легко улыбнулся.

– П-правда?..

Неа кивнул в ответ и, отставив в сторону свою чашку, мягко погладил его по руке. Вид у него был ностальгически-нежный, какой-то… мечтательный.

– Она же… тоже была певицей, братец. Пела в кафе, – Аллен широко распахнул рот, совершенно ошеломленный подобной новостью, и это… о, это… – Мы очень любили ее, – между тем продолжал Неа со всей той же улыбкой. – А пела она так красиво, что, наверное, именно это пение и было тем, из-за чего Мана полюбил музыку.

– Вы никогда раньше не… не говорили, – юноше показалось, что он куда-то падает. Падает, падает, падает.

Совершенно не похожий на маму, которую знал только по одному-единственному портрету, висящему на стене в фамильном доме, он даже помыслить не мог о том, что будет… тоже певицей в кафе.

Черт, это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Потому что мама была прекрасной.

Аллен, когда был в отцовском доме, часто засматривался на её портрет, откуда на него глядела недосягаемая и потрясающая женщина. Он помнил её бледное тонкое лицо, длинные рыжие волосы, густой волной спадавшие по плечам до локтей, сверкающие серые глаза, ласковую, какую-то мистическую улыбку в самых уголках губ, и ему часто казалось, что на него смотрела та самая Джоконда, мечтательность которой завораживала многих.

Но юноша никогда не считал, что похож на неё. Особенно – сейчас, когда был похож на сморщенного старика, уродливого и обезображенного настолько, что даже не хотелось показывать себя миру.

Может, оттого Аллен и закутывался в одежду так плотно, что лишь лицо и было видно.

А Неа сейчас вдруг сказал, что он похож на маму.

– Точно! – вдруг воскликнул брат, воодушевлённо хлопнув в ладоши, и радостно продолжил: – У меня же есть её фотография, представляешь? Сейчас её принесу! – и умчался к себе в комнату, оставив юношу в совершеннейшем смятении.

Когда мужчина вернулся, Аллен уже допил свой чай и теперь в полнейшем раздрае кусал губы, потому что… лица мамы – с того портрета – не видел уже одиннадцать лет. И все… все, что у него от нее было – воспоминание об этом портрете и фантомное ощущение теплых рук, иногда настигающее его по ночам. А теперь еще, как оказалось, голос.

И, может быть, фотография.

Неа осторожно передал юноше старое фото с немного завернувшимися засаленными уголками и замер на месте, так снова и не сев на свое место.

На фотографии были изображены близнецы – еще совсем мелкие, лет по семь-восемь, ровесники самого Аллена на момент аварии. И – молодая женщина в длинном простом платье и с распущенными волосами. Она мягко улыбалась, гладя мальчишек по голове, и доверчиво смотрела в объектив фотоаппарата.

Один из мальчишек (кажется, сам Неа, хотя, может, и Мана – тогда близнецов было не отличить) прижался ухом к едва заметно округлившемуся животу женщины и широко улыбался.

– Она была на четвертом месяце беременности тогда, – Неа едва заметно улыбнулся, протягивая руку и взъерошивая Аллену волосы. – Уже тогда знала, как тебя назовет. Перерыла кучу справочников с именами зачем-то… До сих пор помню, – мужчина сел рядом и поставил локти на стол. – Она говорила, ее сын будет тверд как скала – и счастлив как получивший признание музыкант. И ведь даже… даже проверяться никогда не ходила. Отец вечно над ней смеялся. Говорил, а что делать будешь, если родится девочка. Но Хинако всегда только в ответ на это рукой махала.

Аллен слушал его как заворожённый, не способный даже и слова сказать, потому что Неа рассказывал о Хинако так нежно, так тепло, и эта доброта его слов, она будто разлилась по кухне, окутывая ощущением защиты, любви, безопасности.

Юноша хохотнул, представляя, как Майтра, скорее всего ворчал при разговоре с женщиной, и отчего-то почувствовал себя совершенно счастливым.

Он помнил отца Неа – тот был всегда добр к нему, гладил по голове и рассказывал разные научные вещи, в которых мальчишка не понимал ничего, но слушал с нескрываемым восторгом.

– Отец очень любил её, – вдруг проговорил Неа со вздохом. – Когда умерла наша мать, Хинако уже была в Семье и помогала ему всем, чем могла. Нас вот как своих воспитывала, – со светлой грустью улыбнулся мужчина, и Аллену внезапно ужасно захотелось его поддержать. Он протянул правую руку к его ладони, лежащей на столе, и не сильно сжал её пальцами.

Юноша не знал, что сказать, не знал, что сделать, как успокоить, как подбодрить, а потому он молчал, смотря на поджавшего губы брата, и поглаживал его кисть, пытаясь хоть так показать свою беспокойство.

– И даже в этом ты ужасно похож на неё, – улыбнулся Неа, иронично хмыкнув. – А когда ты был на сцене, я даже сначала подумал, что это… Хинако.

– Н-но… – Аллен не смог удержать недоверчивой улыбки и выдохнул, – ведь ты же говорил про Адама, и я так… боялся, что…

Мужчина часто замотал головой, прерывая его, и сжал его руку в своих ладонях, не давая отстраниться и испугаться.

– Я когда голос твой услышал, – он сорвал на шепот и благоговейно зажмурился, – сразу решил, что мне чудится, понимаешь?.. и еще подумал тогда – о, я понимаю, почему Тики влюбился по уши в эту девушку, – Аллен прыснул, опуская голову, чтобы не дать брату увидеть своих смущенно полыхающих щек. – А потом… – здесь Неа и сам хохотнул, – он мне сказал, что это ты там, на сцене!.. и я дернулся к тебе, я хотел… прощения попросить. Потому что такое… такой голос не прячут, Аллен, и я… я рад, что все вот так вот произошло.

Юноша вздохнул, чувствуя себя совершенно обескураженным, и потер ладонью лоб. На самом деле теперь… теперь и он был рад, что все так произошло и что Микк рассказал его брату правду, потому что иначе…

Вообще, если разобраться и рассудить по-хорошему, без Тики они бы с Неа не сидели сейчас вот так за чаем и не говорили о покойной матери Аллена – о том, какой она была замечательной, и как сильно он – о господи, у него не было даже мечты об этом! – на нее похож.

Наверное, всё-таки зря юноша ударил его. Микк же из лучших побуждений это сделал. А потом ещё и… о боже, в любви признался, а Уолкер, совершенно растерянный и просто не понимающий, как вести себя в таких ситуациях, в живот ему заехал.

Успокаивало лишь то, что он вложил минимум силы в удар.

Аллен тяжело вздохнул, глядя на Неа с каким-то доселе не испытываемым трепетом и спокойствием, чувствуя – наконец чувствуя – его тепло и обладая возможностью вернуть это тепло сторицей, и неловко хохотнул, решив, что обязательно извинится перед Тики завтра с утра, иначе стыд сожрёт его.

Хотя он и так сожрёт его, если мужчина снова полезет обниматься и целоваться.

Юноша обречённо выдохнул, пытаясь казаться не сильно смущённым, и улыбнулся брату.

– Я… я тоже рад, – прошептал он, закусив губу, и крепче сжал пальцами его ладонь, ужасно желая спросить про Хинако ещё и испытывая странный, иррациональный испуг. – А мама… ну… она…

– Она была замечательной, Аллен, – заверил его Неа с уверенной улыбкой. – И ты… ты был таким же красивым на сцене, как и она. Ужасно похож на неё, – снова как-то даже обескураженно признался он, словно для него самого это стало открытием, и он никак не может успокоиться. Хотя так и было, по всей видимости.

– А расскажи… – Аллен запнулся и закусил губу, не в силах не воспользоваться случаем, но в то же время понимая, что Неа может быть трудно вспоминать это, – что она петь любила?.. Ведь Мана… он же свои вкусы музыкальные имел. А мама…

– Она любила разные колыбельные, – улыбнулся, однако, в ответ мужчина. – И еще – романсы. О, романсы были историей отдельной! – он откинулся на спинку своего стула, отпуская руку юноши и взмахивая руками. – Она обожала именно испанские романсы! И постоянно приговаривала, что любителей испанского искусства в доме нет, какой кошмар! Никто не разделяет ее страсти, всем подавай фортепиано!

Аллен засмеялся, жутко удивляясь звонкости своего голоса, и подпер ладонями лицо.

Он готов был слушать рассказы об этом вечно – какой замечательной была Хинако, какие у нее были руки, какие глаза, какой голос, что она любила и какие песни пела… Когда-то он все это уже знал, но сейчас ему казалось, что все забыто, потому что в последний раз о маме они с Неа говорили еще перед смертью Маны.

И теперь… теперь это было так ошеломляюще хорошо, что Аллен готов был не спать всю ночь.

Но Неа, видимо, всё-таки заметив, как юноша медленно зевал, пытаясь не раскрывать рот, покачал головой и, взъерошив распущенные седые волосы, улыбнулся.

– Тебе в школу с утра, братишка, так что иди-ка уже спать, – ласково проговорил мужчина, и Аллен счастливо зажмурился, чувствуя, как внутри у него всё трепещет и дрожит, потому что… о боже, они с Неа сидели за одним столом и разговаривали. Сколько он уже мечтал об этом? Как долго желал этого?

…все одиннадцать лет они были рядом, но между ними была огромная стена.

Которую разбить удалось лишь Тики.

Аллен хохотнул, кивая в ответ, и, не сдержавшись и обняв Неа (тот охотно прижал его к себе в таком жесте, словно сам поверить не мог во всё, что сейчас происходило), направился в свою комнату, ощущая себя внезапно слишком уставшим и вымотанным.

Проходя мимо Микка, развалившегося прямо в гостиной (тот буквально повалился на диван, кряхтя и стоная, и потребовал не беспокоить его), юноша украдкой поправил одеяло, проводя пальцами рук по его лицу и шее, и, залившись краской, под внимательный и подозрительный взгляд брата, показал спящему мужчине язык, отчего-то желая в этот момент коснуться губами его лба.

Уснул Аллен сразу же, как голова его коснулась подушки. И последней мыслью, пролетевшей в его голове, было то, что быть таким счастливым долго просто невозможно.

Но ему ужасно этого хотелось.

А потому образ Адама – такого, каким он помнил его с детства: черноволосый, с золотыми радужками и сеточкой морщин около глаз – выветрился сразу же, заменяемый видением мамы в просторном светлом платье, близнецов, скачущих около неё, и, неожиданно, Тики, со спокойной и наглой ухмылкой взирающего на него, отчего, кажется, Аллен даже под одеялом раскраснелся настолько, что хотелось провалиться под землю.

***

Тики просыпался медленно, но приятно. Тело явно затекло до безобразия, но тепло компенсировало это неудобство, а еще кто-то гладил по голове и иногда соскальзывал подушечками пальцев на загривок, разгоняя по телу мелкие мурашки.

Мужчина потянулся, широко зевая, и уткнулся носом в диванную подушку, не желая так быстро расставаться со сном и ворча себе под нос что-то беззлобно-неразборчивое. Ласковая рука зарылась пальцами в волосы, поглаживая кожу головы, и Микк глубоко вздохнул.

– Ну Ти-и-ки, – тихо усмехнулись ему на ухо, сильнее сжимая волосы в пальцах, – просыпайся. А то твой чай скоро остынет. И у тебя телефон звонил.

Тики лениво вскинул свисающую с дивана руку, ловя гладящую его по голове ладонь, и ласково сжал ее, скользнув пальцами по тонкому запястью. Ладонь дернулась – теплая, узкая, нежная, – и ее обладатель обескураженно хохотнул.

– Ну Тики!

– Ну что?.. – поворачивая голову и открывая один глаз, вздохнул Микк. Малыш сидел на диване рядом почти впритирку, и смотрел на него склонив к плечу голову. Белые пряди падают на шею и накрывают щеку, татуировка поверх шрама извивается черной хитрой змеей, губы подрагивают в легкой улыбке. – Звонили и звонили…