Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

– Хозя-яин, вам нечего здесь делать.

Странное дело, но Мариана Аллен в кафе называл исключительно «хозяином», отчего в Тики иногда просыпалось что-то ревнивое и желание хотя бы разок услышать это обращение в свой адрес.

Кросс устало выдохнул, лениво пожав плечами, и послушно поплёлся за редиской, который принялся что-то сердито ему выговаривать.

Микк проводил их недовольным взглядом и откинулся на спинку своего стула.

Надо было просто перетерпеть этот вечер, а потом – уволочь Аллена к себе домой и не выпускать до завтрашнего утра. И ласкать, целовать и клеймить всю ночь, стащив наконец с руки эту чертову перчатку и отмечая губами каждый палец.

Голова болела – гудела, тяжелая до чугунности, но думать это не мешало.

Из дома Шерила Тики выскочил на взводе, злой как черт и жестокий как самый хладнокровный палач. Только кровь и пульсировала в висках. А теперь… теперь Аллен угомонил злость, успокоил. И можно подумать о том, когда и с какой позиции удобнее будет поразить цель.

В том, что сможет убить старика из винтовки, Микк не сомневался. Он всегда славился среди своих коллег необычайной меткостью – потому что почти фанатично любил оружие еще с самого детства. Однако… целесообразно ли будет подбираться к нему как-то издалека, если можно убить эту дрянь в его собственном доме?

Вечер тянулся лениво и утомительно, даже голос Аллена сегодня не спасал, хотя обычно именно его пение и успокаивало, что бы ни произошло.

Возможно ли, что теперь, познав больше, Тики и хотел большего?..

Наверняка определить это было сложно, но все же… Мужчина старался, стремился вслушаться в песни, исполняемые юношей сегодня, но все как-то проходило мимо, все было какое-то легкое как дуновение ветерка – и поэтому сносилось куда-то в сторону.

А может, дело было в неустанно сверлящем спину чужом взгляде.

И потому… по-прежнему мужчине ярко запоминался только голос Малыша – нежный, звонкий и мягкий.

О, как же он будет стонать ночью – Тики уж точно не упустит такой потрясающей возможности, чтобы вдоволь насладиться его вскриками и несдержанным мычанием.

За такими размышлениями он даже и не заметил, как, совершенно утомившийся и уставший, задремал под медленные, тягучие песни, которые приятных эхом отдавались в голове, и проснулся лишь когда кто-то мягко прикоснулся к его плечу.

– Ти-и-ики, – шепотом протянул Аллен (его ласковый Аллен) и осторожно погладил по руке. – Просыпайся, Тики.

Мужчина неохотно приоткрыл глаза, отмечая, что Малыш уже переоделся в свои повседневные толстовку с джинсами, и широко зевнул, ощущая себя ужасно вымотанным и желая как можно быстрее прижать к себе редиску, чтобы подзарядиться и понежиться в его странной, какой-то зыбкой и обволакивающей туманом ласке.

Микк дёрнул охнувшего от неожиданности Аллена за руку, усаживая к себе на колени, и уткнулся лбом ему в шею, улавливая аромат каких-то резковатых, но вполне приятных женских духов, которыми юноша брызгался каждый раз, когда надевал платье.

– Может быть, поедем домой? – смущённо поинтересовался редиска, растерянно и слегка скованно проводя ладонью по голове мужчины, и Тики отчего-то чуть расстроился.

Ну вот, пропала вся чарующая его раскрепощенность.

Микк поднял на него усталые глаза и подумал о том, что хочет вернуть это очарование в его движения. Что хочет еще раз – еще много раз – ощутить эту ласку, эту естественность, с которой Аллен к нему прикасался, будучи Алисой.

Без парика, без помады, платьев и штукатурки.

Просто Аллен, который будет с ним ласков и раскроется ему навстречу.

– Да, – выдохнул мужчина, поднимая руку и мягко касаясь подушечкой пальца его разрумянившейся щеки. Скользнул по росчерку шрама, ощущая пальцами шероховатость кожи в этом месте и заставляя юношу легко вздрогнуть. – Поехали.

Аллен сполз с его колен, вставая на ноги, и подхватил со стола свою сумку, вешая ее на плечо и молча кивая Микку в сторону выхода.

Они покинули кафе и вскоре оказались на стоянке. Тики отомкнул машину, и… все, можно было ехать домой, но… ехать никуда не хотелось. «Домой» – значило домой к Уолкерам, а он хотел не возгласов супергероев на экране телевизора, а просто… тишины. Неа сразу заметит его состояние, даже если Микк будет всячески держать себя в руках и улыбаться, а потому…

– Тики, ну в чем дело? – Аллен, уже наученный опытом их посиделок в машине, стащил с себя парку и бросил ее на заднее сиденье, осторожно беря Тики за руку и слегка поглаживая по внутренней стороне ладони кончиками пальцев. – Был как тайфун, а теперь – как неживой. Что произошло?

Мужчина медленно обвёл взглядом его мешковатую толстовку, чувствуя жгучее желание снять её или нарядить Малыша в какую-нибудь обтягивающую футболку, чтобы любоваться тонким телом и выпирающими лопатками, и вздохнул, качнув головой.

Он не хотел беспокоить Аллена новостями об Адаме.

– Ничего, правда, – постарался Тики улыбнуться, но, судя по скептическому лицу юноши, улыбка получилась слишком кривой. – Это… не так важно.

Уолкер облизнул губы, встревоженно подавшись к нему, и ободряюще сжал его ладонь в пальцах.

– Ты поссорился с кем-то из братьев? – Микк вздрогнул, неприязненно нахмурившись, и редиска, глубоко вздохнув, сглотнул. – Я же хочу помочь, Тики, понимаешь? Хочу помочь тебе успокоиться, иначе ты либо уйдёшь в долгий запой, либо примешься убивать незадачливых преступников, – мягко хохотнул он, заглядывая в лицо мужчине, но оставаясь при этом очень скованным и напряжённым, словно не знал, как поступить и что сделать, хотя там, в кафе, в этом чёртовом платье и с этим париком, Малыш всегда чувствовался словно другим человеком – раскрытым, раскрепощённым, неимоверно нежным и доброжелательным.

– Побудь немного таким, как в кафе, – шепнул Микк как-то на автомате и перетянул непонимающе нахмурившегося Аллена к себе (он всегда так смешно это делал – пытался не испачкать ботинками салон, а в итоге сдавался и просто снимал обувь). – Побудь таким же ласковым-ла-а-асковым, – попросил мужчина, прошептав ему уже в ухо, и огладил ладонями юношеские бока.

Уолкер чуть отстранился, глядя недовольно, подозрительно и как-то даже обиженно. Но вслух долго ничего не говорил – наверное, даже целую минуту, словно пытаясь понять, правильно ли услышал мужчину. И в конце концов все-таки уточнил:

– Побыть… Алисой?

Брови Тики, решившего, что его явно как-то неправильно поняли, взлетели вверх. Мужчина глубоко вздохнул, чувствуя себя ужасно уставшим и каким-то почти убитым, и погладил юношу по напряженной спине.

– Не Алисой, – заметил он, утыкаясь носом ему в плечо. – Просто… посиди со мной и погладь меня, – и добавил тихо: – Пожалуйста.

Аллен снова дернулся, дрогнул – и с коротким смешком, полным какого-то странного облегчения, прильнул к мужчине, зарываясь пальцами ему в волосы и распуская и без того растрепанный хвост.

…наверное, просить его быть таким ласковым, как Алиса – это странно. Но будучи Алленом, просто Алленом (Тики почему-то вспомнил здесь роулинговское «just Harry»), юноша как будто… боялся его или что-то вроде. И потому был стеснен и скован, тогда как для «Алисы» подобная ласка была естественна как дыхание.

И это было странно, это даже вызывало временами когнитивный диссонанс, потому что всё это вкупе смахивало на раздвоение личности, но Микк прекрасно видел, что «Алиса» – это Аллен. Точнее – это Аллен без своей вечной ледяной брони, тот Аллен, которым он, возможно, был в детстве, когда участливо улыбался незнакомцам и приветливо сверкал глазами на камеру.

И сам юноша, кажется, настолько привык быть Алисой, что стал разделять их, как бы глупо и идиотски это ни звучало, – модели поведения словно бы были строго ограничены для мужского и женского образа. И Тики не мог понять, как ему пробиться сквозь этот, по сути, очередной защитный механизм, потому что он хотел ласкового Аллена в свои объятия, своего милого Малыша, который так внезапно поразил сегодня своей раскрепощенностью.

…вот тебе и гибкая ледяная психика, о которой говорил совсем недавно Шерил.

Микк встряхнул головой, совершенно не горя желанием вспоминать этого… предателя, чёрт подери, предателя, который продал свою семью ради… чего?

– Тики, не думай об этом, – Аллен мягко поцеловал его в висок и (всё ещё оставаясь довольно скованным, но словно борющимся сам с собой) провёл носом по щеке, выдыхая: – Не думай об этом в одиночестве: расскажи мне, что тебя так гложет?

Мужчина поймал его выдох и легонько чмокнул в губы, ощущая, как медленно оттаивает. Как они оба словно бы согреваются.

– Я был у Шерила, – глухо выдавил он, сдаваясь. – Вайзли в доме в Киото, а Адам поет джаз. Шерил… заявил, что нам не сбежать и что даже рад этому, потому что наследник вернется в семью. И он… назвал тебя и Неа «малой кровью», – здесь мужчина сердито сморщился и теснее прижал молчаливо слушающего его Аллена к себе. – И Вайзли, с которым носился как с золотым яйцом, он, как видно, расценивает также.

Младший Уолкер судорожно выдохнул, быстро и мягко целуя его лицо, и скользнул по волосам тем самым узнаваемым жестом – жестом «Алисы». И Тики почти ощутил, как ему стало легче. Потому что… потому что это был Аллен, его Аллен, живой, теплый и мягкий, и не было никакой «ледяной психики», просто Шерил был идиотом, ничего не понимающим в людях.

– И поэтому ты примчался проверить, твой ли я еще или собираюсь в семью? – тихо и невесело засмеялся юноша, сползая ладонями ему на плечи и сглаживая их каменное напряжение.

– Я не отдам тебя, – жестко рыкнул Тики, ощущая прилив злости от одного только воспоминания от этого непонимания Шерилом ситуации. – И Неа не отдам. Вы для меня такая же семья, как братья. Я люблю вас, и значит, вы принадлежите мне, – он взял лицо широко распахнувшего глаза от такой тирады Аллена в ладони и крепко поцеловал юношу, стремясь хотя бы так закрепить свои права на него. – И я просто убью этого старика, если он так до сих пор и не понял, что ему ничего не светит.

Малыш вздрогнул, ошалело уставившись на него, и лихорадочно вдохнул, внезапно задрожавшими пальцами провёл по скулам мужчины, с каким-то странным чуть ли не испуганным подозрением всматриваясь в его глаза.

– Убьёшь… Адама? – шепотом выдохнул Уолкер, горько ухмыльнувшись. – Знаешь, сколько людей до тебя пытались это сделать? – взволнованно спросил он, ёрзая на месте, и устроился так, что его колени оказались по обе стороны от бёдер Тики. – Ни у кого не вышло. А все, кто пытался, умерли в пытках от его руки, – его голос дрогнул, словно все эти пытки происходили на его глазах, и Микк ощутил, что жажда убить этого толстозадого старика с каждой секундой только увеличивалась. Понял это, видимо, и сам Аллен, потому что юноша встревожено облизнулся, на секунду в раздумьях отведя взгляд, и вновь посмотрел на него так проникновенно, так серьёзно и вкрадчиво, словно хотел донести что-то очень важное. – В детстве Адам часто повторял, что семья – это самый действенный рычаг давления, – медленно и тихо проговорил Малыш, не переставая поглаживать Тики пальцами за ушами, успокаивая и будто бы приручая. – Так что если ты сейчас в приступе злости и бешенства кинешься его убивать, то только сыграешь на руку. Пожалуйста, пойми, что это не Шерил отдал Вайзли, а Адам сам забрал его. Брат позвал тебя, чтобы предупредить, а не ссориться, – прошептал юноша уже совершенно умоляюще и вдруг просяще выдохнул: – Поэтому, прошу тебя, не совершай необдуманных поступков.

А я и не буду, подумал Тики, совершать необдуманных поступков. Я убью старика очень обдуманно, уж поверь. И тогда все просто закончится, а этой чертовой семьей пусть занимается Шерил, раз уж так за нее держится.

Вслух, однако, мужчина сказал другое. И – не солгал, конечно же. Это была просто… другая правда, которая вполне могла оправдать его взгляд сейчас и его напряжённую задумчивость.

– Ты просто не слышал его тогда, – тихо произнес он, глядя мимо юноши, за плечо ему, вспоминая лицо брата в этот момент – лицо обреченного и смирившегося человека, за которое просто хотел его растерзать. – Он даже не подумал как-то отрицать и оправдаться, Аллен. Вместо ответа он… он спросил: «А ты бы меня не отдал?» А ведь я и не отдавал – он сам ушел и цепляется за семью, хотя семья сгубила нам обоих родителей.

Аллен замер на месте, словно не в силах состыковать слова мужчины с тем, что наверняка слышал от Роад прежде. А потом – просто глубоко вздохнул, будто в попытке смириться, и мягко повел подушечкой скрытого тканью пальца по его губам.

Как же Тики хотелось ощутить его горячие пальцы…

– Поехали ко мне, Малыш, – тихо выдохнул мужчина, улучая момент и слегка всасывая палец юноши в рот. Аллен вскинул брови и уже открыл рот, чтобы ответить (наверное, отрицательно), но Тики тихо попросил: – Пожалуйста. Я очень хочу тишины. Обниму тебя и усну. Мне очень нужно успокоиться.

Юноша молчал с несколько секунд, неотрывно смотря ему в глаза каким-то незнакомым взглядом – спокойным, сосредоточенным, но ужасно нежным и каким-то даже жалостливым, и, улыбнувшись, кивнул, медленно прикоснувшись лбом к его лбу.

– Конечно, поехали к тебе, – прошептал он, легко поцеловав мужчину в губы, и крепко обнял его, выдыхая в шею и опаляя кожу горячим дыханием. – Я просто очень волнуюсь за тебя, Тики, поэтому пообещай мне, что ничего глупого ты не сделаешь, хорошо?

Микк сглотнул, уверяя себя, что убийство Адама глупостью не является, и кивнул.

– Обещаю, – выдохнул он в ответ, и Аллен обрадованно кивнул, потеревшись носом о его шею.

– Отлично, – улыбнулся он ободряюще. – К тому же… я ведь ни разу не был у тебя дома. Чем, интересно, набит твой холодильник…

Тики хохотнул, ощущая себя еще немного легче, но вместе с тем немного и тяжелее. Как же все это со временем усложнялось…

– Полуфабрикатами.

Он мягко поцеловал юношу в шею, осторожно отогнув воротник его рубашки и спустившись к ключицам. Аллен охнул, цепляясь за его плечи и откидывая голову назад, и облокотился спиной на руль. И – хрипло засмеялся, вселяя в мужчину прежние спокойствие и уверенность.

Дома у Тики они были уже спустя полчаса. Сплелись клубком из тел на кровати, прижимаясь друг к другу и лениво целуясь, пока кого-то из них (вспомни еще, кого именно) не сморило.

В эту ночь Микк спал так спокойно и крепко, как еще, кажется, никогда.

***

Аллен проснулся оттого, что правая рука затекла настолько, что уже болезненно покалывала, и, слишком ленясь раскрывать веки, ощутил, как его осторожно прижимает к себе Тики. Ему было душно, тяжело (потому что кое-кто закинул на него свои тяжеленные конечности) и, чёрт подери, больно, но вставать не хотелось совершенно. Юноша слегка подёргался, пытаясь вытащить собственную руку из-под груди Микка, и, освободившись, с приятным удивлением обнаружил, что мужчина, забавно морщась и причмокивая, обхватил его обеими ногами, заключив в крепкие объятия, и шумно выдохнул в шею, щекоча горячим дыханием кожу, отчего Уолкер, не выдержав, хохотнул.

Который сейчас был час? Кажется, где-то около восьми, потому что примерно в это время он обычно и просыпался на выходных, но часов поблизости, чтобы проверить, не обнаружилось. Тики-то, скорее всего, проваляется до обеда, потому что за время их знакомства мужчина редко вставал раньше одиннадцати, и это на первых порах очень удивляло юношу (даже раздражало), но впоследствии он привык.

Сейчас бы только выкарабкаться из его приятных объятий так, чтобы не разбудить, и можно будет в магазин сбегать, приготовить что-нибудь, даже душ успеть принять. И Баку позвонить, точно. Вновь заведёт свою шарманку, так что лучше это сделать с утра, чтобы потом не сильно отвлекаться.

Аллен осторожно погладил Микка по плечам, потёршись щекой о его макушку, и медленно провёл пальцами по рукам до ладоней, аккуратно убирая их со своей талии и улыбаясь оттого, как протестующе замычал во сне мужчина, но всё равно повиновался, и через несколько минут юноша был уже полностью свободен, проделав такую же процедуру (и получив очередную порцию обиженного сонного ворчания) и с ногами.

Было и правда восемь утра – прекрасное время, чтобы успеть сделать всё, что необходимо, до того, как Тики проснётся.

Приняв душ и немного поморозив левую руку холодной водой, Уолкер, в который раз удрученно взглянув в зеркало на своё отражение, как можно быстрее покинул просторную ванную и с восторгом принялся рассматривать кухню – большую, светлую, с потрясающим набором техники, которой, очевидно, никто в этой квартире не пользовался на полную катушку.

В холодильнике оказались по большей части полуфабрикаты (юноша обречённо вздохнул, качнув головой), на боковых полках нашлись помидоры и твёрдый сыр, а в шкафчике рядом с окном (на нём были светлые занавески) обнаружилась ещё и пачка с макаронами. Аллен, задумчиво кивнув, заглянул в спальню и, улыбнувшись тому, что Тики теперь прижимает к себе большую мягкую подушку, покинул квартиру, с минуты две скитаясь по округе, чтобы разобраться, в каком это районе находится. В итоге, поняв, что, вообще-то, Микк живет рядом с центром (что ни разу не удивило), он направился в магазин.

Примерно к половине одиннадцатого Уолкер был уже вновь на кухне и разделывал свинину, горя желанием запечь её с начавшими подгнивать помидорами и сыром. Готовить что-либо из японской кухни было бы слишком затратно, потому что у Тики ничего здесь подходящего не было, а юноша, вообще-то, работающий поваром, знал много блюд совершенно разных кухонь.

Когда макароны были сварены, а мясо – отправлено в духовку, Аллен, тихо прокравшись мимо спящего мужчины, вытащил из кармана толстовки телефон (Микк заставил его вчера переодеться в свою домашнюю одежду), и также тихо ускользнул на кухню.

– Господин Бак? Доброе утро, – поздоровался он, когда после длинных гудков на том конце провода послышался недовольный и заспанный голос.

– Уолкер? – удивился тот, словно бы ожидавший, что Аллен ему вообще сегодня не позвонит, и прокашлялся, раздав сердитые указания нескольким работникам.

– Что, с самого утра на ногах, господин полицейский? – с беззлобной усмешкой поинтересовался юноша, на что Бак лишь горестно вздохнул.

– Полиция никогда не дремлет, – заметил он устало, и юноша ощутил себя немного… злорадно.

– Во-о-о-т как, – хохотнул он легко. – Ну так чего вам от меня-то надо? Алиса вроде все вам сказала.

– А она тебе и рассказать успела, про что мы беседу вели? – судя по тону, Бак ухмыльнулся. – А про кавалера ее ты знаешь? – поинтересовался он заговорщицки.

Аллен закатил глаза, чувствуя, что уже даже и не краснеет почти. Ну потому что в последнее время на их с Тики связь указывали все, кому не лень, и за это время… в общем, можно было привыкнуть.

– Знаю, – откликнулся он. – А ты как сплетник будешь докладывать, с кем и когда Алиса по углам обжимается?

Бак тут же смущенно закашлялся и извинился, переводя тему и давая Аллену вздохнуть спокойно.

– Ну вообще-то я с тобой про банды поговорить хотел, – заметил он, – вот и просил позвонить… Ты бы мне рассказал, кто у вас там с перерезанными глотками валялся несколько недель назад. И кто это с ними сделал. Алиса сказала, обсудить это подробнее можно с тобой, вот и…

Юноша устало вздохнул, на самом деле, не слишком желая вспоминать всё, что было связано с Семьёй, и принялся неохотно рассказывать:

– Это были шпионы Адама, Бак, – без уважительных суффиксов и разных отговорок, потому что тема была серьёзной и настроение на какую-либо вежливость совершенно не было. Да и, на самом деле, Аллен вообще редко был учтивым в разговоре, в отличие от той же Алисы, которая говорила на кэйго. – Напали на меня, и мне пришлось убить их, – спокойно проговорил Уолкер, улавливая задумчивое мычание по ту сторону провода.

Вот за что ему нравился этот коп, так это за то, что он никогда не задавал глупых вопросов и реагировал на все события как положено: без удивлённых вздохов, без обвинительных взглядов, чётко и бесстрастно, как и должен был воспринимать все события полицейский.

– Но ты же обычно никого не убивал, – возразил Бак, и у Аллена отчётливо встало перед глазами, как мужчина озадаченно трёт подбородок. – Что же произошло на этот раз?

– Меня подстрелили, – безразлично ответил юноша, смотря в окно. – Вероятность того, что повяжут, была высока, из-за чего самым оптимальным вариантом было зарезать их.

То, что Уолкер в те дни был ещё и невероятно зол, из-за чего хотелось кого-нибудь убить, он опустил, иначе подумает Бак, что пригрел под крылышком маньяка, а не беглеца.

На самом деле, этой своей жажды убийств, просыпающейся очень редко (и слава богу), Аллен стеснялся и даже немного побаивался ее, потому что каждый раз это напоминало ему об Адаме, о Семье. О наследстве. О чёртовом наследстве, которое с каждым годом принять хотелось всё сильнее. И чем выше становилась эта жажда, тем больше юноша себя ненавидел.

Он ничего не мог поделать, но иногда ловил себя на том, что размышляет о перераспределении расходов, о налаживании связей, о вложении некоторого процента средств в благотворительность, а потом остервенело мотал головой и заставлял себя вернуться к зубрёжке или аранжировке очередной песни.

И ему было противно, потому что Аллен ощущал себя… грязным. Испачканным, испорченным, запятнанным. Он одновременно хотел и не хотел быть наследником. Он одновременно хотел и не хотел вернуться. Он одновременно хотел и не хотел сдаться.

Наверное, именно поэтому юноша и позволил сделать себя бантё – чтобы хоть немного создать видимость занятости и деятельности. Той самой деятельности, которой обучал его Адам.

Да и Неа тогда заставил его перебить всех соперников, при этом будучи таким гордым за брата, что Аллен просто не мог отказаться.

– Хм-м-м, – наконец промычал Бак, явно нахмурившись, – я должен был сразу догадаться, что ты здесь замешан. Ну, тогда я закрываю это дело, и почему сразу тебе не позвонил?.. Стоять, – вдруг грозно протянул мужчина, и Уолкер закатил глаза, ожидая новой порции волнения и заботы. – То есть всё это время ты расхаживал с пулевым ранением?

Всё было в Баке хорошо. Всё, кроме его гиперопеки, отчего-то внезапно проснувшейся к Аллену и Алисе. Возможно, всё это было связано с тем, что Фоу, его сестра, дружила с ними обоими и ужасно дорожила этой дружбой, а, может быть, мужчина просто хотел заботиться о ком-то, и Уолкер так удачно вписался в это, когда попросил о помощи три года назад.

– Да, представляешь, господин полицейский, я с несколько недель разгуливаю с пулевым ранением живота, – с шутливой издёвкой усмехнулся юноша, кинув взгляд на духовку, где аппетитно плавился сыр.

Мужчина вскинулся, слишком сильно ненавидя, когда его звали этим прозвищем (просто лишь только дети называли так копов), и сердито зашипел:

– Уолкер, мать твою, почему тогда не в больнице, а?

– Да было бы время, господинушка полицейский, – ехидно протянул Аллен, не скрывая задорной улыбки, когда Бак возмущённо выдохнул. – От Адама-то бегать – это не пиво на работе распивать.

– Клевета! – сразу же вскрикнул мужчина, и юноша не сдержал всё-таки короткого искреннего смеха.

– Так о чём ты ещё хотел со мной поговорить, Бак? – успокоившись, задал вопрос Уолкер, разминая пальцы левой руки и понимая, что на кухне слишком душно: перчатка начала противно липнуть к коже.

– О, точно, хотел спросить насчёт экзаменов. Как сдал-то? – с улыбкой в голосе поинтересовался Бак.

– Хорошо сдал, – закатил глаза юноша. Ему приятно было, конечно, что Бак беспокоится, но право слово! Сколько можно?! У него и так уже есть брат и… и любовник (на этом Уолкер нежно покраснел), которые просто пылинки сдувают с него. А ведь он мужчина! Мужчина!..

– Не ниже семидесяти, я надеюсь, – проворчал себе под нос мужчина. – А то знаю я тебя, маленький гангстер…

Знает он, разумеется. Маленький, ну конечно. Вообще-то Бак Чан был ростом с Аллена в свои тридцать пять, а в Аллене росту и шести футов не было. Так что… кто еще тут был маленьким, да-да.

Но братский комплекс у мужчины точно присутствовал.

– Не ниже, – со смешком согласился Уолкер и с сомнением добавил: – Надеюсь… Результаты только на следующей неделе будут просто. Ну не зря же я пахал как лошадь все это время! – вскинулся он тут же.

Бак засмеялся уже в открытую и, наверное, даже рукой бы на него махнул, если бы они говорили лично.

– Черт с тобой, белый бес! – заявил он. – Тогда можешь продолжать спать хоть до самого вечера!

Юноша тоже захохотал и сердечно попрощался с полицейским.

И тут как раз призывно пискнула духовка. Отлично…

На самом деле, даже было удивительно, что Бак не завёл свою шарманку про поступление, потому что последние два года мужчина большую часть времени только и делал, что рассказывал все преимущества обучения на полицейского, потому что «потерять такого способного сотрудника было бы огромным расточительством».

Аллен тогда про себя задумывался, что Баку будет куда больше пользы от Уолкера как главы Семьи, а потом сразу же прикусывал язык до крови, чтоб запрещать себе думать в таком ключе, и честно отвечал, что хочет выучиться на повара.

Юноша горестно вздохнул, поднимаясь со стула и отчего-то вспоминая, что Адам до ужаса обожал жаркое, которое готовила Хинако, а потом по её рецепту и служанки (хотя мужчина всегда приговаривал, что лучше, чем Хиначчи, как ласково называл он её, никто не способен приготовить), и раскрыл духовку, вдыхая пряный аромат готового блюда.

– С кем это ты с утра пораньше смеёшься тут? – вдруг раздался заспанный голос сзади, и Аллен закатил глаза, легко усмехнувшись.

– Уже почти обед, Тики, так что умывайся и садись кушать, – проговорил он, доставая противень из духовки и ставя на плиту, и только после этого обернулся к мужчине, понимая, что ощущает себя слишком… по-домашнему. Что ему тепло здесь.

Микк, уже успевший подойти к нему почти вплотную, мягко приобнял юношу за талию и чмокнул в макушку.

– С добрым утром, – улыбнулся он, приглушённо мерцая глазами, и Аллен вдруг ощутил, как вновь стал заливаться краской.

– С добрым, – буркнул Уолкер в ответ и погнал хохотнувшего мужчину в ванну.

И это было настолько… тепло, как никогда, пожалуй, эти одиннадцать лет не было дома. Как не было даже после того, как стена между Алленом и Неа рухнула, потому что юноша все равно чувствовал себя хоть и хорошо рядом с братом, но как-то скованно.

Слишком много было не сказанного между ними.

Когда спустя четверть часа Тики вернулся на кухню улыбчивым, посвежевшим и с потяжелевшими от влаги волосами, Аллен ощутил себя совсем счастливым.

И заметил, что с Микком… забывается. Забывает про все это – про семью, про Адама, про бега и многочисленные лишения ради собственной же безопасности, не говоря уже о безопасности брата. Тики окутывал его всего – его прикосновения, голос, запах… к нему хотелось тянуться, рядом с ним хотелось расслабиться. И Аллен рад был бы сделать именно так, но он отчетливо осознавал, что сейчас нельзя, не время.

Особенно после вчерашнего, когда стало ясно, что они все же находятся в большой опасности. В западне, из которой не выбраться просто так, почему и надо быть осторожными.

И на самом деле… Аллен в глубине души был согласен с Шерилом относительно того, что бежать бесполезно. Но у него был Неа, и у него был Тики… А еще у него было много людей, которые за эти одиннадцать лет стали ему очень дороги, и которым был дорог он сам. И поэтому… Аллен не мог допустить, чтобы с ними сделали что-то.

– Так с кем это ты болтал? – поинтересовался Тики вновь. В его голосе слышалась едва различимая ревность, и на это Уолкер только закатил глаза. Это было… приятно, но вместе с тем… достаточно муторно, он бы сказал. Уж теперь-то, когда Микк всячески закреплял свои права на него. – Неа же ты вроде звонил вчера, сказал, что останешься у друга…

Аллен разложил еду по тарелкам, пошаманил у плиты, налил себе чаю и сел за стол, жалея, что забыл купить имбирь, которого в доме мужчины, понятное дело, тоже не оказалось. Тики с голодным воодушевлением сглотнул, рассматривая кусок мяса перед собой, и юноша вновь закатил глаза – слишком уж смешно это выглядело.

– Это был господин Бак. Он же вчера просил позвонить ему, – напомнил Уолкер, принимаясь за еду, и Микк понятливо мыкнул, усмехнувшись.

– А что ему вообще от тебя нужно? – поинтересовался мужчина, с удовольствием поглощая перетёкший в обед завтрак.

– Не ему, а мне, – деликатно поправил его Аллен и постарался не обращать внимания на удивлённый взгляд Тики. – Он почти три года помогает мне и брату скрываться от Адама.

– А как так вообще получилось, что ты знаком с такой шишкой? – любопытно подобрался мужчина, кажется, и впрямь заинтересовавшийся этой, на самом деле, не самой интересной историей.

Интересно ещё, как много он слышал из недавнего разговора? Не то чтобы Аллен не хотел, чтобы Микк знал про Бака или что-то в этом роде, просто… разговаривая с полицейским, юноша часто замечал за собой, что рассуждает довольно холодно и надменно. Прямо так, как учил его размышлять Адам.

Уолкер ужасно не хотел, чтобы Тики видел его таким.

Потому что Неа всеми силами пытался задавить эти повадки в зародыше, но, к сожалению, ничего у него не получилось, а Аллен…, а Аллен просто не мог противиться этому, хотя и старался до посинения.

– Ну, когда я закончил среднюю школу, в городе стали появляться первые шпионы Адама, которым не была известна моя нынешняя внешность, а Неа в то время только-только стал привыкать к студенческой жизни, и мне не хотелось его отвлекать на Семью и очередную нервотрёпку с прятками. Поэтому я решил сам с ними немного поиграть, – просто пожал юноша плечами, и в самом деле не видя чего-то сложного в том, чтобы поубегать от стариковских болванов. – В конце наших салочек я привёл их к главному отделению полиции, где уже заведовал всем Бак, у которого были какие-то странные тёрки с якудза… отчего он их люто ненавидел и ловил всех, кто попадётся. Вот этих незадачливых шпионов и повязали, – фыркнул Аллен.

– И с тех пор он покрывает вас в обмен на то, что ты ему шпану сдаешь? – брови Тики взлетели вверх, мужчина смотрел удивленно и пристально, и под этим взглядом, проницательным и задумчивым, Аллену стало как-то не по себе.

– Ну вроде того, – пожал плечами юноша, с недоумением следя за тем, как взгляд Тики стал каким-то расстроенным и печальным, как будто он вспомнил о чем-то до крайности неприятном.

– Это я виноват, что тебя ранили, – в конце концов тихо вздохнул мужчина, глядя в тарелку и не поднимая на Аллена глаз. – В этом Шерил был прав… Не найди я вас, вы бы скрывались еще столько же, но теперь…