Текст книги "Klangfarbenmelodie (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

У Аллена тогда была истерика.

Непрекращающаяся истерика длиной в несколько лет.

Он молчал. Это Неа помнил прекрасно. Его братишка молчал, смотрел вперёд пустым, лишившимся всех эмоций взглядом, был подобен бледной тени, и лишь алое увечье на лице вообще позволяло замечать его. Аллен молчал, чёрт подери, и Неа пугало это больше всего. Потому что рыжеволосый мальчишка всегда улыбался, всегда что-то лопотал, всегда сверкал серыми глазами, всегда искренне смеялся, а седоволосый старик, ставший таким за считанные дни, молчал. И это молчание было самым страшным на свете – но Неа ничего не мог поделать.

Он должен был обезопасить их. Должен был спрятать от Адама. Должен был найти своё место, чтобы выжить и позволить Аллену жить дальше.

Неа ставил ему удар, а братишка молчал, и лишь слёзы текли по его бледному лицу, когда тот рассекал коленку или когда ему выворачивали руку.

Но по ночам Аллен залезал к нему в кровать и цеплялся за него так, словно парень мог раствориться в любой момент. И это грело душу. Немного.

А потом случилось что-то странное: братишка вдруг отстранился, закрылся, стал игнорировать. И огрызаться. И, чёрт подери, когда Аллен послал его, фактически впервые заговорив за эти долгие три года, Неа был счастлив. Конечно, он сразу же шлёпнул мальчика по губам, чтобы не смел так делать больше, но счастье буквально распирало ему грудную клетку.

Но Аллен неуловимо и стремительно леденел.

И в итоге от него осталась лишь жалкая пародия на самого же себя.

Неа понимал, что должен был тогда оставаться с ним, поддерживать его, успокаивать его, но… он должен был обезопасить их.

Да только это, скорее всего, не было достаточным оправданием.

– Всё равно не верю, что этот хлюпик может вообще кого-нибудь уложить на лопатки, – наконец отсмеялся Тики, и Неа лишь хмыкнул.

– Честно говоря, я тоже, – пожал он плечами. – Я ни разу, по сути, и не видел его в деле. Аллен не любит драться, а потому к применению силы прибегает очень редко.

Микк хмыкнул, явно вспомнив, каким избитым иногда приходит домой Аллен, и покачал головой.

– Никогда не понимал этого всего, – почесав в затылке, признался он. – Наверное, потому что мое дело – просто стрелять, причем, не только других бандитов, но и политических. Нет во мне этого всего, хотя я в этом с детства как в грязи.

– А ты и не похож на гангстера, – с усмешкой поделился Неа. – Скорее, на мажора. По тебе и не скажешь, на самом деле, что ты даже стрелять умеешь, не то что фанатеешь от оружия как безумец.

О, у Тики был целый чертов склад оружия, и Уолкер даже не представлял, как тот умудряется контрабандой провозить с собой через границу самые любимые игрушки. А пару дней назад Микк рассказал, что Шерил на двадцатипятилетие решил подарить ему… стрельбище.

То есть самое настоящее стрельбище. Не тот тир, в который обычно они с мужчиной ходили, а стрельбище по военному типу, куда можно будет на постоянной основе (и на законном основании) перевезти весь оружейный склад Тики.

Это якобы должно было стать сюрпризом, но Микк со смехом рассказал, что брат не удержался и попросил как-нибудь в скором времени прилететь и оценить все с точки зрения профессионала, чтобы на юбилей не было никаких косяков.

– И неужели ты ни разу не решался проследить за своим братцем, чтобы узнать, как у него дела? – вырвал Неа из размышлений мужчина. – Ты же над ним трясешься как курица над яйцом.

Уолкер неопределённо засмеялся, отведя взгляд.

– На самом деле, было несколько раз, – Тики поперхнулся, явно не ожидая положительного ответа, – но, представляешь, у меня не получилось!

– В смысле? – не понял Микк, и Неа неловко втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– В самом прямом: он ушёл от слежки, понимаешь? – взмахнул он ладонями. – С одной стороны, я рад, а с другой… – мужчина цокнул языком, – мне тревожно.

Неа и правда был рад тому, что Аллен научился, видимо, многому из его тренировок, но одной из самых частых мыслей, которые вообще проскакивали в голове старшего Уолкера, была о том, что братишка становился с каждым годом всё больше и больше похожим на отца. На того, кто мог стать прекрасным живым оружием или шпионом. Как Лулу, например. Та была великолепным агентом, способной просочиться в любую организацию и раздобыть данные любой важности и степени защищённости.

А Неа совершенно не хотел, чтобы Аллен вообще хоть как-нибудь был связан с криминалом.

Неа боялся, что всё может повториться.

– Не ожидал, однако, – наконец пробормотал Тики со смешком. – А Малыш-то тот ещё фрукт.

– Он очень хорошо прячется, – невесело усмехнулся Неа. – И при всем при этом – при всех своих пропаданиях – он еще умудряется учиться в школе очень даже неплохо. Особенно хорошо ему языки даются.

– Он такой же, как ты. Ты умудряешься вести бизнес, являясь главой мафиозной группировки, и писать диплом, – закатив глаза, парировал Тики. – На самом деле, вполне вероятно, все из-за того, что ты заботился о нем довольно… своеобразно. Не всегда правильно, – со вздохом предположил он. – Я-то сам пришел к Шерилу и потребовал, чтобы тот меня научил стрелять.

– …и в итоге стал стрелять в три раза лучше Шерила, – передразнил мужчину Неа. Он слышал об этом тысячу раз, как будто это было тем единственным, в чем Микк превзошел своего брата и чем безмерно гордился, хотя Уолкер никогда не замечал в друге чувства соперничества по отношению к Шерилу.

Возможно, Тики просто был настолько повернут на стрельбе, что это накладывало свой отпечаток? Потому что о своем старшем брате мужчина отзывался с ворчливой теплотой.

Неа очень хотел бы, чтобы также Аллен отзывался о нем самом.

Но, кажется, такому уже никогда не бывать.

Потому что Неа упустил свой шанс.

– Но это не отменяет того, – продолжил Тики, предпочитая не замечать того, что сказал Уолкер, – что у Малыша просто переходный возраст, у него сейчас мозги набекрень, понимаешь? – усмехнулся мужчина. – А вот как одумается, наговоритесь вы ещё, – беззаботно махнул он ладонью.

И Неа хотел ему верить.

Очень хотел верить, что у Аллена и правда был просто переходный возраст. Длиной чуть ли не в одиннадцать лет.

Ну-ну, как же.

Но делиться своими мрачными мыслями с Микком совершенно не хотелось. Тот и так слишком много на себя брал. И иногда Уолкеру было даже стыдно за то, что Тики был свидетелем всего вот этого: братских молчаливых разборок. Хотя, конечно, Неа был рад, что Аллен не вступал в открытый конфликт с другом, явно не желая его расстраивать.

– Но мы говорили, кажется, об Алисе, не так ли? – хохотнул он, переводя тему на более приятную как для себя, так и для Микка, который снова воодушевился и словно бы даже подобрался.

Ох, бедная девушка. Неа было даже интересно, сколько же она ещё будет отшивать мужчину.

– В последний раз она пела песни из репертуара Билли Холидей, – снова соловьем залился тот. – И ты даже не представляешь, насколько просто она копировала эту манеру пения! Просто девушка-хамелеон, черт подери! А потом… потом она прошла мимо меня, и я поинтересовался, сможет ли она исполнить что-нибудь из Фицджеральд! И она засияла, понимаешь? Просто засияла! – здесь Тики растерянно зарылся себе пальцами в волосы. – Правда… Вслух она мне так и не ответила… В общем, буду ждать завтрашнего дня.

Неа, не выдержав, чуть хрюкнул от смеха, снова задумавшись о том, а не открыть ли другу глаза на природу его симпатий, но снова передумал, потому что Микк мог легко начать отрицать все происходящее с ним и этим все испортить.

Ну уж нет. Лучше постфактум поймет, что втрескался по уши. И то сказать – никогда раньше Тики не превозносил какие-либо достоинства девушек помимо их физических прелестей, если этих самых девушек хотел затащить в постель.

Тем более, что эта самая Алиса, по словам любителя-пышных-испанок-Тики, была совершенно плоской. То есть груди у нее не было от слова совсем. Нулевой размер.

«Если не минус первый», – злорадно шутил мужчина – и снова распинался по поводу того, какой у нее потрясающий голос, какая замечательная кожа, и какой острый язык.

Неа стойко выдержал сердитый взгляд Тики, слишком задетого его смехом, и всё-таки сквозь смешки проговорил:

– Я в музыке совершеннейший остолоп, приятель, так что могу сказать лишь то, что это круто, что у вас есть общие увлечения, – и, раздумывая с несколько секунд, вновь хрюкнул: – Будет о чём в постели разговаривать, – и снова разразился хохотом, надрывая живот.

Микк оскорблённо стукнул его в плечо, всё же предвкушающе улыбнувшись на мгновение, и, скрестив руки на груди, отвернулся к стене, строя обиженного.

– Как можно быть таким филистером, – пробурчал себе под нос он. – Ни музыкой не интересуешься, ни живописью… Один этот сплошной блевотный ор, от которого тащатся ненормальные подростки. Ты – вечный ребенок, Неа. Может, тебе водяной пистолетик подарить?

– Да иди ты нахрен! – Уолкер показал ему язык (да, конечно, тут же подтверждая свое жуткое ребячество, молодец) и треснул ему по лохматой кучерявой голове жесткой диванной подушкой. – Любитель тонущих Фелиций…

– Не только тонущих Фелиций, между прочим! – захохотал в ответ Тики. —Это ты в школе Шекспира не читал, а я был молодец!

– Да с чего ты взял, что я не читал? – фыркнул Неа (который на самом-то деле действительно не слишком интересовался Шекспировскими трагедиями), уворачиваясь от ответного удара подушкой.

– Потому что в «Гамлете» не Фелиция, а Офелия! – злорадно отозвался Микк, соскакивая с дивана и тут же становясь напротив телевизора – туда, Неа точно не станет ничего кидать.

Уолкер вскочил вслед за ним, собираясь перевести их битву на новый уровень (Тики всегда проигрывал ему в рукопашке) и расхохотался.

Комментарий к Op.2

Репертуар:

Nina Simone – Feeling Good

========== Op.3 ==========

Аллен раздражённо хлопнул входной дверью, мимоходом смотря на висящие на кухне часы (в форме мордочки лягушонка, милые такие, он их в детстве у Неа выпросил), и чуть слышно чертыхаясь себе под нос.

Отвратный день. Просто отвратный день. Сначала с утра в переулке подкараулили, потом в школу на первый урок опоздал (а историк вечно давал опоздавшим по башке), днём оказалось, что он обед дома забыл (милая Линали, правда, поделилась своим, за что Уолкер благодарил её всё оставшееся время), а вечером… чёрт раздери, вечером случилась Алиса, за которой увязался бабник-Микк, которому хотелось заехать хорошенько с разворота. Но Роад лишь хохотала на это, легко отмахиваясь от таких «незначительных» проблем, как пристающие парни, и юноша, в общем был с ней согласен, тем более, что на тот момент ему совершенно не хотелось ругаться.

Потому что в кафе сегодня вечер был посвящён Элле Фицджеральд, по счастью оказавшейся одной из любимейших певиц Аллена, так что вечерние посиделки у Роад, ставшие отчего-то уже привычными, были больше посвящены восторженным разговорам об этой замечательной женщине и, как ни странно, проблеме участившихся нападений насильников на девушек.

Так уж получилось, что Уолкер, как бантё одной из крупнейших группировок янки в этом городе, обязался следить за порядком и помогать людям, чтобы хулиганы, насильники или маньяки не разгуливали по улицам. Не то что бы он был обязан это делать, но Аллен любил справедливость, да и не помогать людям, когда есть возможность это сделать, было бы просто позором.

А потому он уже как три года наводил порядок в одном из регионов города, на самой его окраине, по счастью оказавшейся на приличном отдалении от дома, где обитали настоящие преступники, с которыми школьники справиться просто не смогли бы.

Аллен вздохнул, встряхнул головой и направился на кухню, повесив тёпленькую парку в прихожей. Он был зверски голоден: работа ужасно выматывала его, но ему нравилось заниматься этим, а потому юноша особо и не ныл.

На часах была почти полночь. Неа, скорее всего, сидел у себя в комнате, вновь корпел над дипломом (скоро был уже конец учебного года), и Аллен с удовольствием заметил, что всё наготовленное с утра съедено. Он неторопливо достал из холодильника куриные отбивные, поставил чайник и уже сел за стол, приготовившись порешать тесты по английскому, как вдруг входная дверь с грохотом отворилась, и из прихожей раздались восторженные крики уолкеровской головной боли:

– Неа! Неа! Чёрт подери, она спела! Представляешь, она всё-таки спела!

Брови юноши поползли вверх.

Это он про что? Про Алису, что ли?

Нет. Не так. Микк рассказал про Алису Неа? То есть серьезно рассказал? И это он сейчас так пародией на Эллу восторгается?

На самом деле, Аллен даже не думал, что Тики может восторгаться чем-то, кроме женских прелестей, которым воспевал оды едва ли не ежедневно, чем в принципе создавал о себе впечатление недалекого похабного повесы, не интересующегося ничем, помимо женщин и секса.

Тики мимолетно кивнул ему, проходя мимо входа на кухню (дверь была распахнута), и направился, как видно, в комнату Неа.

Аллен прикусил щеку, не зная, как совладать с неожиданно проснувшимся в нем любопытством (в конце концов, Микк обещал доставить много проблем Алисе, а это было совершенно неприемлемо), и подпер рукой подбородок.

Как вариант – можно было подслушать. Или даже подсмотреть. Правда, Неа мог засечь его за этим и потом не слезть с него весь вечер (что тоже было недопустимо), но шанс был минимален. Когда Аллен учился прятаться от брата, он досконально изучил его манеру слежки и систему замечания всяких деталей. Теперь можно было просто тенью метнуться мимо него, если знать, как Неа сел, и брат его не заметит.

Юноша поднялся, коротко кивнув сам себе, и выскользнул в коридор, уверенно двигаясь на восторженные возгласы повесы-Микка.

– Ты просто не представляешь, как прекрасно она спела! А как глазами сверкала! И двигалась, Неа, как она потрясающе на сцене вообще держится! – воспевал Алису этот идиот, и Аллен досадливо скривился, понимая, что мужчина, видимо, ещё долго не отстанет от неё.

– Нет, не представляю, – прерывисто отозвался брат, словно давя в себе смех, и юноша осторожно прислонился к стене рядом с приоткрытой дверью в его комнату.

– Но она прекрасна, понимаешь! А руки, какие у неё руки! Так и хочется их связать!

– Извращенец ты, Тики, – уже ярче хохотнул Неа. – Она от тебя сбежит быстрее, если ты так на неё бросаться будешь. Хотя, вероятнее, что она… – он всё-таки не сдержался и хрюкнул: – тебе по яйцам даст.

– Я не бросаюсь, – Тики скрестил на груди руки и фыркнул, возводя глаза к потолку. – Это я тебе тут ору и распинаюсь о том, какая она потрясающая.

– А что тогда ты делаешь там? – хмыкнул Неа, лукаво сверкая глазами и склоняя голову набок. Он сидел на диване и снизу вверх наблюдал за Микком, держа на коленях ноутбук с еще даже не потухшим экраном. Его усталое лицо Аллен даже слишком хорошо видел в щель между дверью и стеной, и эта усталость вызывала в нем досаду.

Неа работал. Работал! Он писал чертов диплом в чертов университет, а этот придурок-Тики его отвлекал! Сам не учился толком ни черта, наверное, а теперь еще и Неа делать этого не дает!

И надо подумать! Кому пришел распинаться! Неа! Про Алису!

– Я просто тихо млею, – совершенно неожиданно мягко произнес в ответ Микк. – Она пела «All of me», Неа. Это надо было просто слышать! Мало какая профессиональная певица может повторить это шикарное исполнение Эллы, а эта девчонка…

– Определись, на чем ты зависаешь больше, – со смехом посоветовал ему Неа, – на том, как она поет, или на том, как ты хочешь затащить ее в постель.

Микк замер, недоуменно вскинув брови, и смерил мужчину непонимающим взглядом.

Аллен ощутил, как его собственное лицо ошеломленно вытягивается, и плотнее прижался к стене.

Что за идиотский намек?

Он и так знал, что этому бабнику-Микку от Алисы нужны лишь её ножки, и, чёрт подери, его это бесило неимоверно!

Разве не было понятно, что мужчине ничего не светит? Так почему Тики не отступает? Почему не оставляет в покое? Почему продолжает, мать его, доставать своим присутствием?

– Ну… кхм… – забормотал повеса, и Неа хохотнул, качнув головой.

– Я вижу следы усиленной умственной работы на твоём лице, дружище, – проговорил он со смехом и вдруг ободряюще улыбнулся. – Подумай, Тики, может быть, она для тебя теперь не жертва на ночь, не та, кого тебе хочется завалить, – брат сделал многозначительную паузу, словно давая Микку время свыкнуться с этими мыслями, и Аллен неприятно поморщился, – а та, с кем тебе хочется подружиться?

– Да не-е-ет, – неуверенно протянул мужчина в ответ, и юноша закатил глаза. Повеса и бабник, гоняющийся за женскими юбками.

Неа обречённо вздохнул, но, видимо, решил не отступать от своей идеи.

– Как часто, Тики, тебе хотелось обсуждать эти ваши музыкальные штучки с другими девушками? – проникновенно спросил он. Микк вздрогнул, нахмурившись (Аллен, замерший в нетерпеливом ожидании, видел его лицо), и Неа продолжил, вновь уткнувшись взглядом в ноутбук. – Ты впервые так вдохновенно рассказываешь о девушке, с которой якобы хочешь переспать. И впервые расписываешь в первую очередь не её грудь или бёдра, – с усмешкой заметил он.

– У нее нет груди, я же говорил, – злорадно отозвался Тики, и Аллен закусил губу, чтобы не расхохотаться. – Она – язвительная плоскодонка.

– И ты ее хочешь? – снова уточнил Неа, глядя на него все также лукаво и снисходительно.

– Да, – с вызовом отозвался Тики. – Я ее хочу, – четко повторил он, и Аллен зажмурился, стискивая зубы и мысленно матерясьматерясьматерясь.

– Почему, если в ней нет того, что тебя привлекает? – между тем продолжал допытываться брат. Младший Уолкер сжал кулаки. О, как бы сейчас он хотел прописать этим придуркам затрещину…

– Ну… – Тики растерянно усмехнулся, зарываясь себе пальцами в волосы и вдруг переставая выглядеть как пижон, и приземлился рядом с ним. – Она же потрясающая.

– Чем? – не унимаясь, захохотал Неа, хлопая его по колену. – Просто признай, что ты хочешь с ней подружиться!

– Да неправда! – взбеленился Микк, взмахнув ладонями. – Я её просто, мать, хочу. И всё! Мне не хочется с ней говорить, мне не хочется её слушать, мне не хочется на неё смотреть и мне совершено не хочется с ней дружить, понял?

Неа лукаво хохотнул, широко заулыбавшись, и несильно толкнул решительно нахмурившегося Тики в плечо.

– Ну вот видишь, ты только что сам признался. Тебе хочется… – он вновь остановился, и в этот раз Аллену показалось, что брат хочет сказать что-то другое, но тот словно бы передумал в последний момент, – подружиться. Возможно, тебе и хочется переспать с ней, но это желание точно уж не главенствующее.

Тики мотнул головой.

– Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, – недовольно поморщился он, как будто сдаваясь, но все равно не имея желания полностью признавать поражение.

Вообще-то Аллена удивило уже то, что этот придурок вообще увлекался джазом.

Ну то есть юноша совсем не считал его кем-то вроде человека, который способен восхищаться чем-то таким, что порой сложно понять, потому что для понимания нужно было проникать даже не в слова песен, а в саму музыку.

Нужно было слушать и слышать.

С одной стороны, Микк как будто бы совершенно искренне восхищался музыкальностью Алисы, и с другой – это могло быть и просто игрой на публику.

Тики же мажор. Он же вырос в таком обществе, где с детства учили лгать и лицемерить, где нужно было втираться в доверие, подлизываться и так далее в этом роде.

Аллен помнил реалии этого общества. Помнил – и не горел желанием в него возвращаться.

И именно поэтому он совершенно не верил в искренность чувств этого повесы, желавшего затащить Алису в постель. Да как будто бы ему так просто это позволят!

Аллен был уверен, что через две недельки Микк сам отстанет, поняв, что ничего у него не получится. Что Алиса не намерена раздвигать перед ним ноги. Что она вообще не намерена близко подпускать его к себе.

…но «All of me» звучало сегодня прекрасно. И глаза у обычно лукавого и ленивого Тики горели ну совершенно заворожённо.

– Тогда пытайся и дальше затащить её в койку, – хохотнул Неа, и Аллену захотелось стукнуть его по голове за такие слова. – Я буду совершенно не удивлен, когда у тебя ничего не получится.

Тики фыркнул, закатив глаза, и спустя несколько секунд всё же выдохнул:

– Она просто великолепная, Неа. И все, что я знаю, – сглотнул он словно бы в какой-то неуверенности, каком-то волнении, и прошептал: – то, что я хочу её до одури.

Аллен сердито закусил губу, ужасно злой, и, когда брат повернул голову в сторону Микка, прошмыгнул дальше по коридору в свою комнату, не желая больше слушать этот бред.

Есть больше не хотелось.

Хотелось лишь повалиться на кровать и заснуть. Что Аллен, улыбнувшись Мане с фотографии, и сделал.

***

Тики прикусил губу, дожидаясь Алису у главного входа, и тихо вздохнул, снова вспоминая слова Неа.

На самом деле он не был уверен в том, что говорит правду другу. Что просто хочет ее, потому что… Алиса была великолепной. У нее был шикарный голос, выразительные глаза, ядовитая улыбка, нежная кожа и тонкие запястья. А еще от нее пахло яблоками, и Тики всегда несло, когда удавалось завести разговор по пути к автобусной остановке (потому что девушка по-прежнему отказывалась от того, чтобы он ее подвозил).

Он говорил о том, как потрясающе пародирует джазовых певиц Алиса, как великолепно пели в двадцатом веке, как мало сейчас выпускают стоящей музыки… Говорил – и проклинал свою болтливость, но ничего не мог поделать, потому что молчать не хотел и преследовал цель разговорить как будто бы даже слушающую его девушку.

Алиса вышла из здания кафе, по своему обыкновению смерила его насмешливым взглядом – и кивнула в сторону остановки.

– По-прежнему не хотите, чтобы я вас подвез? – чуть улыбнулся этой ее насмешке Тики.

– По-прежнему надеетесь на то, что вам что-то перепадет? – тонко отозвалась девушка, теребя пальцами лямку своей сумки и легко вскидывая бровь, как будто бросала вызов.

Микк легко усмехнулся в ответ, лукаво прищурившись.

– Я лишь надеюсь, что однажды вы мне улыбнётесь без издёвки, – обольстительно улыбнулся он, внимательно наблюдая за лицом Алисы из-под полуопущенных ресниц.

Девушка дёрнула уголком губ в ироничной ухмылке, хмыкнув, и вновь направила взгляд вперёд, в опускающуюся на город темноту звёздной ночи.

– Я улыбнусь вам на прощание, обещаю, – кокетливо проговорила она, явно намекая на то, чтобы Микк наконец отстал от неё.

А Тики не хотел отставать. Он хотел, чёрт раздери, быть рядом. Хотел слушать, хотел смотреть, хотел говорить. Просто хотел.

И эта жажда буквально съедала его изнутри.

Наверное, впервые он хотел кого-то до дрожи в животе. До идиотской трясучки в ожидании каждой новой встречи.

Неа говорил про дружбу. Но ведь Микк ничего такого не испытывал по отношению, мать его, к Уолкеру!

А если это не желание дружбы (о боже, какая глупость – дружба между мужчиной и женщиной), то только стремление затащить её в постель. Ну просто по-другому быть не может!

Правда, после всего пяти встреч с этой великолепной девушкой образы того, как Тики раздевает её и медленно, растягивая удовольствие, вдавливает в кровать, стали посещать голову намного реже.

Тики хотелось узнать об Алисе больше. Хотелось спросить о вкусах, увлечениях, любимых книгах или художниках, хотелось обсуждать всякую отвлечённую ерунду и любоватьсялюбоватьсялюбоваться.

– Ох, я уверен, что вы улыбнётесь мне раньше, и не придётся прибегать к таким крайним мерам, – смешливо отозвался Микк, на что девушка лишь фыркнула и легко покачала головой.

Она поправила заплетённые в пышную косу рыжие волосы, отряхнула рукав пальто от дождевых капелек и достала из сумки зонтик. Тики удивлённо приподнял бровь: что, неужели пригласит под него? Правда? Вообще-то, он сам взял свой большой чёрный зонт, просмотрев прогноз на вечер, но даже и не надеялся, что вообще получится быть ближе, чем обычно. Потому что Алиса всегда шла в трёх шагах от него, строго соблюдая дистанцию на протяжении всего пути до остановки.

– Ну, чего стоите? – нетерпеливо поинтересовалась девушка, раскрыв цветастый широкий зонт.

Вот так просто?

Тики моргнул, стараясь быть не таким ошеломлённым, каким был на самом деле, и, шагнув ближе к Алисе, перехватил ручку, чтобы держать зонтик повыше (девчонка-то доставала ему до плеча).

– Это романтично, не находите? – улыбнулся Микк спустя несколько минут молчаливой ходьбы, нарушаемой лишь хлопающими об асфальт, об окна, о крыши и о натянутую ткань каплями дождя, и взглянул на невозмутимо улыбавшуюся Алису.

– Нет, не нахожу, – спокойно протянула она, вновь вдребезги разбивая все попытки Тики подступиться к ней.

– Скажите, Алиса, – невесело улыбнулся мужчина, чувствуя себя… пожалуй, разбитым. – А что еще помимо джаза вам нравится?

Девушка вздохнула, как будто думала о том, как же он ей надоел, и сжала в тонкую линию губы.

– Рок, – наконец как-то напряженно (даже странно) повела плечами она. – Мне нравится рок.

Это было… по крайней мере, неожиданно. Просто сама по себе Алиса – тонкая, хрупкая, милая – совершенно не была похожа на человека, который будет слушать такую безумную музыку.

Которая так не нравилась Тики.

Печально.

– Неожиданно, – со смешком протянул мужчина – и понял, что это совершенно его не коробит и не отталкивает. Просто действительно неожиданно.

Однако девушка истолковала его слова по-своему. Хмыкнула и смерила его насмешливым взглядом.

– Вам ведь не нравится такая музыка, верно? – с каким-то странным торжеством предположила она.

– Нет, – честно отозвался Тики. – Я не понимаю её, – он чуть скривил губы и тут же улыбнулся. – Правда, мой лучший друг обожает эту музыку и совершенно ничего не смыслит в джазовых музыкантах, так что… в вас я ищу отраду.

Алиса вдруг глухо рассмеялась в этой своей кокетливой неискренней манере, и Микк поджал губы, чувствуя себя в очередной раз проигравшим.

Каким же комплиментом нужно было одарить эту девушку, чтобы она пала ниц перед ним?

– Рок – это музыка свободы, – внезапно начала Алиса задумчивым голосом, и Тики еле сдержал себя от торжествующей улыбки: она впервые говорила о чём-то по собственной воле, – в то время как джаз… – она отрешённо приподняла брови на мгновение, словно подыскивая нужное слово, – скорее музыка мечтаний, – на её губах проскользнула ядовитая, совершенно мрачная и ироничная усмешка. – А я… – Алиса замялась, сглотнув, и неловко закусила напомаженную алую губу. Микк даже дыхание затаил в ожидании продолжения фразы. – А я не хочу, чтобы свобода была лишь мечтой, – после долгой паузы всё-таки сказала девушка так тихо, что мужчина бы и не расслышал её, не стой он так близко, и сразу же пожала плечами, сбрасывая с себя флёр задумчивости и хрупкой мечтательности. – Может, оттого и люблю рок.

– А вы считаете мечтой именно что-то неосуществимое? – заинтересовался Микк. Он любил такие разговоры, на самом деле, и ему казалось… казалось, он может как-то переубедить Алису. – Почему?

– Потому что то, что мы можем осуществить, является нашей целью, – легко отозвалась девушка, вскидывая на него глаза.

И Тики увидел, как она улыбается.

Совсем слегка, почти незаметно. Но ужасно красиво.

– Не думаю, – мужчина улыбнулся ей в ответ, снова чувствуя этот подъем – как когда она пела – и покачал головой. – Мечта – это ведь наше самое сокровенное. То, что неосуществимо – это греза, прекрасный сон, часто сказочный и фантастический… А мечта… да, нечто как будто высокое, но вместе с тем… Часто ли вы задумывались о том, чего на самом деле хотите, и как это осуществить? Это и есть мечта. Цель – это то, что мы должны делать для чего-то, мне кажется. А мечта… это, пожалуй, смысл, – здесь он чуть качнул головой, даже немного удивляясь своему красноречию, и посмотрел вперед. – Хотя кто знает, конечно… мнения у всех разные. И раз вы считаете рок музыкой свободы… может, споете как-нибудь?

Ему было ужасно стыдно смотреть на примолкшую Алису. Отчего-то ему казалось, что сейчас та его на смех поднимет. Даже было как-то удивительно, что он вообще заговорил об этом.

Удивительно, что он так отвлёкся на это.

Вполне ожидаемо Алиса засмеялась. Но – засмеялась мягко, ласково, легко-легко, правда, ужасно печально и оттого совершенно тихо, хоть и непередаваемо искренне и красиво. Микк заворожённо улыбнулся, чуть скосив взгляд в сторону посмеивающейся (и умилительно прикрывающей рот ладонью) девушки.

– Мне больше в этом плане английский нравится, – поделилась она с лёгкой, той самой еле заметной улыбкой. – Там «мечта» означает «сон», и это прекрасно. А потому, – задорно сверкнула Алиса серыми глазами, подняв лицо к Тики, – я останусь при своём мнении. А что насчёт рока… – протянула девушка, – то через неделю как раз будет вечер, посвящённый року. Если всё окупится, – тут она восторженно облизнулась, как-то сразу же подобравшись и воодушевившись, – то каждый месяц директор будет проводить тематические вечера. И я смогу петь не только J-рок, но и поп-рок, и инди, и кантри, и… и… даже народные, представляете? – словно в экстазе протараторила Алиса, сцепив ладони на груди в замок, и широко улыбнулась, издав несколько весёлых смешков. И тут же вздрогнула, закусив губу, и отвела взгляд в сторону, в каком-то странном напряжении передёрнув плечами.

– Кантри? – совершенно восхищенно выдал Тики. – Скажите, что я вас не придумал, – совершенно растерянно засмеялся он, и взгляд Алисы из напряженного превратился в откровенно удивленный.

И она… впервые проявляла столько эмоций при нем – это потрясающее воодушевление, и печаль, ошеломление…

– Да вроде нет, хотя как сказать, – наконец протянула девушка. – А вы уважаете кантри? – все-таки не удержалась она. – Джонни Кэш?

Микк ошеломлённо хлопнул ресницами, чувствуя, как глупая, совершенно идиотская улыбка сама растягивает его губы. Подумать только – японка, знакомая с кантри-культурой. Подумать только – девушка, в которой его интересуют не женские прелести, а… она сама.

– House Of The Rising Sun? – на выдохе спросил он, и Алиса буквально расцвела, даже подпрыгнув на месте.

– Просто ужасно хочу спеть её когда-нибудь! – воскликнула она, рассмеявшись. По-другому рассмеявшись. Глубоко, задорно, мягко и так, что Тики захотелось рассмеяться следом. Что он и сделал.

Дождь барабанил по зонту, ручьями катился по водостокам, разбивался об асфальт, а мужчина любовался лучистой улыбкой Алисы, выглядевшей сейчас совершенно не такой, как обычно – какой-то близкой, словно бы растаявшей.

– А Вилли Нельсон? – лукаво поинтересовалась девушка, и Тики ответил ей с не менее хитрым выражением лица:

– Искренне считаю, что Whiskey River у него вышла лучшей.

Алиса закатила глаза, весело фыркнув, и покачала головой.