Текст книги "Кедровый лохотрон (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)
– Крепостных? – хриплым, севшим вдруг сразу голосом едва слышно проскрипел Голова. – Ну, я ему покажу, крепостных, – тихо процедил он сквозь стиснутые зубы, до которого наконец-то стало доходить, что такое перед ним происходит. – Ну, гад! Меня чуть на виселицу не послали, обвинив чуть ли не в рабовладении, а сам…. Ну, погоди! – мстительно прищурился он.
– А чего годить то, – усмехнулся Староста. – Что ты ему сделаешь?
Накажешь? За что?
– Как за что? – аж растерялся от подобной наглости Голова. – Вот за это! – ткнул он рукой по направлению толпы переселенцев. – Да я…
– Ты заткнешься, и будешь молчать! – неожиданно тихо и зло, каким-то придушенным, злым голосом рыкнул на него Староста. – Молчать и смотреть, если не хочешь проблем себе на шею. И ничего ты ему не сделаешь.
Державшемуся всё это время чуть в стороне Боровцу, в этот момент вдруг стало отчётливо ясно, кто в этой двойке главный. Не Голова, который всегда прилюдно был впереди и на первых ролях, а Староста – серый кардинал, как говорили в таких случаях сами земляне.
Боровец поёжился. Многие знания грозили многими проблемами, а связываться с этими двумя – себе дороже было. Только такие отморозки, как Сидор со своей компанией могли на такое пойти, а он был человек степенный, семейный. И давать кому-либо из них повод подумать, что он догадался о внутренних пружинах этого союза, он не собирался.
Сделав безразличную, нейтральную морду, Боровец, внешне совершенно равнодушно зевнул.
– Лучше следить надо было за тем, что у тебя под собственным носом происходит, – ругался меж тем Староста, не обращая никакого внимания на манипуляции с лицом Боровца. – Корней уже известил Совет, что у него большой заказ на обучение новобранцев и поэтому никого из города брать на обучение он больше не будет.
Можно подумать ему кто предлагал, – сердито прошипел Староста.
И Машка его в тот же день принесла официальное заявление в Совет о досрочном расторжении договора между их компанией и городскими властями города Старый Ключ в выделении городу десятилетней безпроцентной суды на подготовку и переоснащение городского войска.
Мол, обе задачи фактически уже выполнены, а в городе полно иных, клановых центров обучения, где готовят не худших воинов. А переоснащение войска, после городского конкурса пулемётов, вообще теперь пойдёт на иных принципах. Поэтому и необходимости в ссуде городу они уже больше не видят. Потребовала провести ревизию, расторжения договора и досрочного возвращения ссуды.
Вот он подтвердит, – Староста мрачно кивнул на сразу же сникшего после этих слов Боровца.
– Сильный удар, – аж крякнул от расстройства Голова. – Ай, да Сидор, ай да Маша.
И всё по закону. У нас обучающие центры свои, чего раньше не было. А он для себя обучает свою неопытную дружину. И ему нужны деньги и учебный центр. И пока он свою дружину не обучит, использовать его бойцов на каких-либо городских делах нельзя. Не по праву.
А обучать он её, естественно, может хоть двадцать пять лет – срок службы дружинника, хоть вдвое больше. Пока обучаемые не умрут от старости. А там и призвать, кого на службу города нельзя будет. Померла дружина, что теперь с мёртвых возьмёшь.
И обучение, когда оно полностью в твоих руках, можно так построить, что со стороны и не поймёшь, что происходит. А, не поняв – не придерёшься.
То ли он их обучает, то ли этот горе вояка сейчас землю пашет, а обучаться он будет потом, когда отсеется, или когда урожай соберёт, или когда крепость где-нибудь там, на их озёрах построит, или когда то, или когда сё… Дружина то вспомогательная, не основная. Потому как в основную брать некого.
Ай, да Сидор, – недоверчиво покачал он головой. – Ишь, как замутил то.
Так обучать можно до безконечности, сами знаете.
И через гильдии городских ремесленников мы его не прижмём, – перебил он попытавшегося что-то вставить Голову. – Все городские ремесленные гильдии получили взятку!
– Как взятку, – сбросив оцепенение, на глазах стал звереть Голова. – Да я им…
– Заткнись, – резко оборвал его Староста.
Гильдиям уплачено вперёд за три месяца обучения. Разом, – оборвал его Староста. – Как бы только за три первых месяца, а не за двенадцать, но вперёд и золотом, а не услугами и не льготами, как это у тебя принято, – буквально набросился он на заткнувшегося в недоумении Голову. – И уплачена безумная по нашим меркам сумма – сто тысяч имперских золотых! Сразу! Разом!
А впереди им ещё обещано трижды по столько.
Сам видел вчера, как таскали сундуки с золотом из подвалов их банка. И как сундуки с золотом расхватывали гильдейские, словно горячие пирожки с поддона.
Вот куда пошло золото с "Золотой лодьи"! – раздражённо хлопнул он себя кнутовищем по сапогу.
Раздражённый, злой Староста злобно сплюнул на грязные доски настила.
– И теперь все городские ремесленные гильдии будут сидеть и молчать, чтобы ты не сказал и чтобы тут Сидор не воротил. А если ты, не дай тебе Бог, к ним сунешься, и что-либо против этой компании вякнешь….
Если только эти жирные коты почувствуют угрозу для своего уже полученного от барона золота и для своего сытого будущего, то они и тебя, и меня, и даже его с дерьмом смешают!
Староста в сильнейшем возбуждении ткнул прямо в глаз начальника Городской Стражи указательным пальцем, заставив того в испуге отпрянуть в сторону.
– Потому что таких денег сейчас, когда они так остро всем нужны, им взять, кроме как у барона, просто негде. А они им сам знаешь, как нужны. Срочно и как кровь из носу!
Перевал то открыли, а ты своё золото никому не даёшь, в загашнике держишь. А они дали! И дали много, и сразу!
Голова внимательно, несколько долгих, напряжённых минут молча разглядывал нахохлившегося Старосту, отвернувшего от них в сторону, и неожиданно глухим, напряжённым голосом тихо поинтересовался:
– Ты это когда понял? Сразу, или только сейчас догадался?
– Только что, – негромко буркнул Староста, не глядя на него. – Думать об этом начал сразу, как только его жена притащила в Совет заявку на обоз, а дошло только сейчас. Здесь на пристани! Как увидел, так сразу всё и встало на свои места. Никакие это не дружинники. Это переселенцы: селяне, рабочие, шахтёры, лесники, все кто угодно, но не воины. Не дружина это, а его крепостные на двадцать пять лет.
Но и с этого боку ты его никак не прижмёшь, потому что он уже выправил первую очередь в тридцать тысяч именных участков на свободное поселение своих дружинников. Мол, должны же они чем-то питаться. Вот и землица им, свободная, пожалуйста.
Но, как ты бы мог и сам догадаться, участки эти почему-то оказались из их же участков. Из тех, что ушли от нас по старым закладным. И теперь под его рукой не менее тридцати тысяч коренных жителей будет. Участки то у него – староосвоенные, – с горечью проговорил он.
Вот где они пригодились, закладные то, – глухо буркнул он, так и глядя в сторону. – Нам бы, нам. А не этому барону о том бы догадаться, что так можно их использовать, – с нескрываемой в голосе горечью проговорил Староста. – Нам бы, а не барону.
– Не вижу проблем, – тихо откликнулся Голова. – Не вижу проблем, – громче повторил он, привлекая внимание Старосты.
Всё это же можно использовать любому, – медленно и тягуче выговаривая каждое слово, негромко проговорил он. – Это же любой может так сделать! Мы же так можем легко заселить огромные массивы пустующей земли. А у нас, в отличие от Сидора и от всей их компании возможностей в том много больше.
– Не любой, а только шляхтич, барон или князь, – глухо отрезал Староста. – Но, ни ты, ни я, ни кто-либо из наших – не дворяне. Так что об этом способе увеличить население наших клановых деревень даже не мечтай.
Голова, хищно ухмыльнувшись, насмешливо посмотрел на Старосту.
– Шляхтич, говоришь?
А как тебе нищий шляхтич? Нищий шляхтич, который за малую денежку купит себе такую дружину, а потом передаст её нам в найм. Нанимают же баронские дружины себе ратников у нас на Левобережье? Нанимают! Для отражения набегов и амазонок, и ящеров. Стоит это конечно дорого, но ведь оно того стоит!
– Вот и мы себе такую дружину наймём. Или, обоз, как тот же Сидор, таких же сопляков. Это наверняка и дешевле, и…
– И выложим за неё такие же деньги, как эти? Четыреста тысяч? – Староста пренебрежительно кивнул в сторону, где стояли, что-то обсуждая, Маша Корнеева со своим мужем и Изабелла де Вехтор. – Ты готов к этому? – ехидно глянул он на Голову, ничуть не сомневаясь в ответе.
– Да и кто нам такое позволит? В Совете все на уши встанут. Да и гильдии городских ремесленников в этом случае, думаю, не останутся совсем безучастными. Один раз прошло, но второй раз не прокатит. Не дадут. Они тоже не дураки и уже через пару месяцев поймут, что их кинули. И с другими, то есть с нами, начнут цену задирать.
Поймут что это хороший заработок и захотят больше. Сам знаешь, аппетиты растут во время еды.
И вот с нас они возьмут уже сразу не за три месяца сразу, а за все двенадцать. И наличными, как барон платил. Скажут, что прецедент уже был. И никуда ты не денешься, если захочешь договориться. Да и то, думаю, вряд ли. Не дураки они рубить сук, на котором сидят, и пускать в город посторонних дешёвых рабочих не будут. Чай понимают, чем им лично это грозит. Поэтому, цена будет запредельная.
Поехали отсюда, – усталым, поникшим голосом заметил он, разворачивая своего коня обратно в город. – Сейчас мы ничего не придумаем, а вот завтра посмотрим, – с нотками скрытой угрозы в голосе пообещал он, бросив косой взгляд в сторону копошащегося на пристани клана землян.
– Ну почему же ничего, – насмешливо усмехнулся Голова, покровительственно посмотрев на друга. – Всяко дело имеет, как правило, два решения, неправильное и моё.
Так вот что я скажу тебе, друг мой. Всякое войско хочет кушать и, как правило, не впроголодь. А сейчас – осень. А ни зерна у этой шустрой компании, ни каких-либо других продуктов питания своего нет. Земельку то их мы им по весне не дали засеять? Не дали! Вот они и без своего хлебушка в этот год остались. А хлеб есть у нас. И через три месяца, когда кончится обучение у ремесленных гильдий, перед ними во весь рост встанет призрак голода.
Сколько, говоришь, у них людей планируется? Тыщ двадцать? Сорок?
– По последним данным то ли тридцать два, то ли тридцать шесть. Неопределённо, – заинтересованно глянул на него Староста. – Может и так, а вероятнее всего больше. Но жрать им точно нечего. Тут ты попал в самую точку.
– Не забывайте, – деловым тоном включился в разговор Боровец. – На их шее ещё и подгорные людоеды сидят, несколько тысяч. Пленные, что им руду кайлят в горах и на озёрах где-то в ящеровых предгорьях.
– О-очень хорошо, – расплылся Голова в радостной ухмылке. – Вот эти точно знают, что, а точнее кого они будут есть. Своих охранниц, которых давно пора бы было скинуть с тех озёр и зачистить от них территорию. Такие роскошные места не для каких-то бывших разбойниц. Которых, кстати, – Голова со значимым видом поднял вверх указательный палец, – они давно должны были отпустить на волю.
И срок, отведённый им – вышел. Пора к порядку призвать, – нагло ухмыльнулся он.
А хлеба своего у них нет, – с непередаваемо довольным видом снова констатировал он. – И если мы чуть-чуть подсобим – то и не будет.
А это ещё что? – заинтересовался он, заметив повышенную суету на прибывшей лодье. – Что это они там из трюма выносят?
О, – с непередаваемым удовлетворением проговорил Голова. – А вот и дохленькие. Гляди, как зашевелились, как забегали.
Всё! – хлопнул он себя кнутовищем по сапогу, – Можно закрывать лавочку и объявлять о наличие на борту корабля эпидемии. Объявляем карантин. И больше ни одна лодья нашего барона не войдёт в воды Ключевки без моего согласия. И из барона теперь можно будет вить верёвки.
– Я буду не я, если он нам половину людишек своих не отстегнёт, лишь бы остальных не трогали.
– М-да? – со скептическим видом синхронно повернулись к нему оба его товарища. – А объявлять о том, что ты вводишь карантин, ты кому будешь?
– Баронессе? Вон она стоит на пристани. Иди и объяви. Ведь Сидора нет в городе. Значит, только ей. Обоз то её.
Голова заметно увял. Связываться с баронессой Изабеллой де Вехтор он не хотел ни под каким видом. Мало того, что он перед ней натурально робел, так ведь, если честно признаться, хотя бы уж самому себе, он её просто боялся.
Та ведь могла и не посмотреть что он Глава этого города. Выхватит свою маленькую, изящную сабельку, которая вот так небрежно висит у неё на изукрашенном жемчугом пояске, махнёт, так его голова и покатится по настилу. И никакие телохранители его не спасут. Воспрявшее было паскудное настроение, упало ниже некуда.
– Не, – ехидно поддержал Старосту и Боровец с другой стороны, при том, подмигнув товарищу. – Он Белле ничего не скажет, он скажет Маше.
– Марье Ивановне Корнеевой, – тщательно выговаривая слова, проговорил он, ехидно глядя прямо в глаза Голове. – Она ему один фингал под глаз уже поставила, за равноправие в распределении премии за спасение жителей нашего города, поставит и второй, для симметрии. А потом добавит, – лыбящийся Боровец с любовью посмотрел на вытянутый перед собой кулак.
У них на случай какой-либо эпидемии всё предусмотрено. Врачи – самые лучшие. Не то, что в нашем городе, а на всём континенте, и лагерь, оборудованный всем, чем только можно.
У нас с тобой дома нет того, что у них хранится в аптечке самого обычного лагерного лазарета, – мрачно покосился он на Голову.
Даже неведомо где взятой колючей проволокой в два ряда периметр лагеря для переселенцев обнесли, стервецы такие. Чтобы во время двухмесячного карантина ни у кого из вновь прибывших раньше положенного времени не было желания сбежать и пообщаться с местными сверстниками.
Всё предусмотрели, – разочаровано проворчал он, – тут ты не подкопаешься. Надо искать иных путей.
Нет, можно конечно, дождаться самого Сидора и объявить ему о том, что ты вводишь карантин.
Тебе что, – посмотрел он в глаза Головы, – нужны проблемы с Территориальным Советом? Ведь программа барона с переселением курируется лично Ведуном.
Тебе нужны ТАКИЕ проблемы? – выделил он голосом сказанное.
– Твою мать! – выругался от души Голова, со злобой теперь уже рассматривая прибывший корабль. – Со всех сторон прикрылся, сволочь. Ладно. Будем думать. Нет такого дела, что человек не мог бы придумать. Как нет и такого, что нельзя было бы ему в том помешать. Надо думать.
– Думай, – равнодушно пожал плечами Боровец. – Если делать нечего, думай, никто тебе не запретит. А я лучше попытаюсь с ним договориться. Ведь обучить настоящему бою такую прорву сопливых пацанов не так-то легко. Да и места много надо. Так что и для моей стражи там работёнка найдётся, выдрессировать пару, другую сотен бойцов. А барон платит исправно, это всем известно.
И не скупится, в отличие от некоторых, – холодно глянул он на мгновенно смутившегося Голову.
Глава 4 Ореховая сень
Претензия.*
Пронзительно ясная, тёплая золотая осень как-то удивительно быстро и незаметно прошла, оставив после себя одни только грустные воспоминания о прекрасных, тёплых деньках нежданного золотого бабьего лета. И снова вернувшаяся на своё законное место промозглая сырая погода встала над Ключёвским краем мгновенно всем надоевшей слякотью и зарядившими на долгие дни обложными холодными осенними дождями.
Серые, тяжело нависшие над городом набухшие влагой дождевые тучи, казалось, придавили небо низко-низко к земле, создавая впечатление, что за них можно буквально схватиться рукой, и глядя на царящую кругом холодную слякоть, настроение у людей было соответствующее – раздражённое.
После совсем недавнего жаркого, насыщенного кучей произошедших событий бабьего лета и золотой осени, пришедшая слякоть казалась каким-то устоявшимся, неизменным болотом, в котором уже ничего не могло произойти. И хоть это было совсем не так, но сделать что-либо с этим странным и непонятным ощущением, буквально преследовавшим последние дни Сидора, он ничего не мог.
Даже вестей из Приморья о том, как там идут дела в отправленных туда двух торговых обозах, в последние дни не было. Последней короткой вестью, принесённой голубем две недели назад, было, что дело налаживается, претензий к ним ни у кого не возникает и, главное, что барона де Вехтор там ещё не забыли, а в иных местах так очень даже хорошо помнят. И особенно помнят передвижной госпиталь ящеров.
И очень интересовались: "Не собирается ли господин барон и в следующем году восстановить свой доходный промысел. И даже обещали поставлять клиентуру, дабы возникнет таковая потребность. Лишь бы господин барон восстановил свой великолепный передвижной госпиталь, услугу, как оказалось, в тех суровых краях крайне необходимую.
Воевать то народ друг с другом воевал, воевал постоянно, а вот лечить потом пострадавших, было некому.
Не то чтобы совсем некому, знахарей и костоправов всяких хватало, а вот так, чтоб больные при лечении ещё и гарантировано выживали, чем собственно и славен был баронский госпиталь, такого не было.
Поэтому, очень многие серьёзные люди в Приморье интересовались, когда следует ожидать ответ от господина барона, и каковой он будет. За что, готовы были рассмотреть любые его предложения по торговле и иным делам, буде таковые у господина барона возникнут.
Потому и серьёзных проблем с приморскими обозами, Сидор в делах пока не наблюдал. И, более главное, что они пока не предвидятся.
Обещались в самом скором времени прислать первые денежки и напоминали, что с такой интенсивной торговлей, своего товара им опять очень быстро не хватит и, что следовало бы поторопиться с восстановлением особого, третьего обоза обеспечения, доставлявшего бы товары с гор на равнину. Поскольку самим, каждый раз отправляться всем обозом в Гуано и обратно, как они это пока делали, становилось всё более накладно. Торговые обороты росли прямо на глазах, и время на доставку терять было крайне нежелательно.
Одним словом – всё было просто супер. Если не считать, конечно, того, как велика оказалась конкуренция местных торговцев, быстро сообразивших выгоды, приносимые большим, хорошо защищённым торговым обозом и тут же включившимся в подобную гонку.
Так что, хоть общая доходность сего промысла, по сравнению с прошлым годом и упала в разы, не принося уже былых сверхдоходов, но и того что получалось – было вполне достаточно. О таких небольших прибылях в Приморье, в родном городе следовало лишь мечтать. Поэтому настоятельно советовали высылать как можно больше товара, причём, любого. Здесь можно было продать всё.
Можно сказать, это был единственный светлый лучик в их серых мокрых буднях осени этого года на Левобережье.
И, глядя на сыплющуюся с неба морось, Сидор с тоской вспоминал сухие, ясные солнечные дни в Приморье и прошедшего в горах лета. Здесь и сейчас была слякоть и холод, а там…
– А ты знаешь, чем закончилась та безумная программа, затеянная тобою вдвоём с профессором, по посадке саженцев кедра на заброшенных вырубках, – неожиданно выдернул Сидора из мечтаний суховатый, резкий голосок Маши.
Точнее не закончилась, а только началась…
– Что? – повернулся он к ней, стараясь спуститься мыслями обратно на землю. Получалось плохо, мысли никак не желали настраиваться на деловой лад.
Кто бы мог подумать, что не столь уж и длительная командировка Корнея в поречные города для найма баронского обоза, обернётся вдруг такими серьёзными изменениями в характере Маши.
Она стала сухой, деловитой женщиной, сосредоточенной чисто на работе и на доме. Маленькая дочка, которой ранее не уделялось практически никакого внимания, теперь заняла основное место в её жизни и в разговорах с Беллой. И Сидор уже не удивлялся тому, что не было ни дня, когда бы она не заглянула к ним в землянку, как она говорила: "На минутку, языки почесать".
Причём, минутка эта, как правило, растягивалась на многие часы и поэтому на то, о чём там они трепались с Беллой, Сидор, каждый вечер сидя у ежедневно топящегося по такой сырой погоде камина, давно уже привычно не обращал внимания.
Посему, прямое обращение к себе он банально проворонил, витая мыслями в собственных мечтах и планах по организации ещё одного, помимо планируемого для амазонок, теперь уже вспомогательного обоза в Приморье, чтоб уж окончательно закрыть тот вопрос. Пока не дождался от Маши весьма чувствительного тычка себе в бок, заставившего его сердито почесаться, и наконец-то прислушаться к тому, что Маша оказывается, к нему обращается.
– Ау, – помахала Маша у него перед глазами рукой. – Дома есть кто? – ядовито поинтересовалась она, сухо щёлкая перед его лицом пальцами.
– Ты слышал о чём я говорила? – повторила она вопрос, заметив искру сознания, вернувшуюся в глаза Сидора.
– Ты что-то там говорила о каких-то питомцах? – переспросил неохотно Сидор. Было откровенно лениво, и влезать в какие-то очередные разборки, с которыми, похоже, опять подвалила Маша, категорически не хотелось.
– Не питомцы, а питомники. И не какие-то, а наши собственные, кедровые, – въедливо ухмыльнулась Маша, видя, что тот ещё не очнулся. – Понимаю, что неохота вникать в очередные разборки, но придётся. Поскольку ваша с профессором бурная деятельность по плантациям кедра получила неожиданное продолжение. И для нас крайне неприятное, к твоему сведению.
Маша, замолчав с любопытством смотрела на едва проявившего ленивое любопытство Сидора. Видно было, что тому совершенно неохота сейчас ни во что не вникать.
– Ну что там ещё? – равнодушно откликнулся Сидор.
– Ещё там есть та самая ваша откровенно дурацкая программа, где ты с профессором помимо кедра, ещё сахарный клён сажали по вырубкам, там, когда у вас не хватило кедровых саженцев! – усмехнулась краешком губ Маша. Все терзания Сидора она видела как на открытом листе, но щадить его лень, похоже, не собиралась.
– Чё это ты вспомнила седую древность такую? – удивлённо уставился на неё Сидор. – У нас что, дел мало, что ты про плантации эти вспомнила? Не гоношись. Там до этих плантаций дела дойдут, дай Бог лет через пятьдесят, а то и все шестьдесят. Если не чрез сто, – с усмешкой уточнил он срок. – А ты уже сейчас всполошилась. Да что с тобой? – возмущённо переспросил он её. – Те что, делать нечего? Так бы и сказала. Я б тебе живо занятие нашёл. Вот, например…
– Ах, делать мне нечего, – одними губами изобразила холодную улыбку Маша. Весёлое до того выражение медленно сползало с неё, словно старая кожа с тела змеи, ясно показывая насколько веселье Маши было напускное. – Ну-ну, – совсем уже холодно, заледеневшим голосом проговорила она. – Думаю, что тут ты ошибаешься. Дел у меня, благодаря вам с профессором не убывает. А про пятьдесят лет спокойной жизни с этого дня можешь вообще забыть. Твоя седая древность оказалась живее всех живых.
Вот насчёт вашего сахарного клёна – скажу одно. Хрен бы с ним, с клёном этим, – устало и безнадёжно махнула на него рукой Маша, невольно вдруг выругавшись. – Сахарный он там, не сахарный, Бог с ним. С клёном и потом как-нибудь можно будет разобраться. Когда он ещё вырастет, и когда ещё от него первая польза будет, одному Богу известно. А вот с тем, что получилось в результате ваших безумных посадок кедровых саженцев, ты, к сожалению серьёзно ошибаешься. Тут придётся разбираться сейчас. И чем быстрей, тем лучше.
Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что у вас там в ваших кедровых угодьях творится?
Молчишь! – обвиняюще ткнула она пальчиком в его сторону.
А вот мы с Изабеллой имеем! Нас, в отличие от тебя, уже проинформировали.
– Ну, и, – скептически глянул на неё Сидор.
Претензии Маши к ним с профессором были просто смешны. В памяти его тут же всплыло, что Машка умудрилась натворить за прошедшее время, всего лишь за три неполных года их нахождения здесь, в этом мире. Список впечатлял. Так что, честнее будет сказать прямо – сама она была проблема. Причём, большая такая, пудика на четыре.
Сидор скептическим взглядом окинул изящную фигуру Маши. Ничего так! Корнею явно повезло. Было там, за что подержаться и что приласкать.
Сидор лениво отогнал дурные мысли, мысленно махнув рукой на всё прошлое, и про себя ухмыльнулся. Настроение начало стремительно повышаться. Всё это было дело прошлое. Да и сил разбираться кто кому там чего должен, и кому, какие проблемы создал, честно говоря, не было. Как впрочем, не было и желания копаться в старом грязном белье. Своё бы отстирать. Сам он тоже дел в прошлом наворочал немало.
– Так что там с кедром то, говоришь? – не выдержав затянувшегося угрюмого молчания Маши, поторопил её Сидор. Что он меньше всего любил, так это вот такие пустые разговоры. Вокруг, да около, да ни о чём. К тому ж сопровождаемое вот таким вот непонятно с чего вдруг мрачным молчанием. – Говори толком. Вымерз, что ли?
– Сам ты вымерз! – рявкнула взбешённая Маша.
Последнее время из-за расшатанной нервной системы ей трудно было себя контролировать, и она частенько срывалась. На что все окружающие, впрочем, внимания не обращали, притерпелись. Да и понимали, что это скоро пройдёт, успокоится Машка.
– Если что и вымерзло, так это ваши с профессором мозги! Причём с самого начала, ещё до начала ваших дурацких работ!
Когда вы затевали эту свою безумную программу с кедровыми плантациями, вы чем думали? Задницей?
Вы знали о том, что это не тот кедр, что растёт у нас здесь на лонгарской равнине? Не лонгарский равнинный, а другая какая-то его разновидность – горный?
– Ну, знали, ну и чего. Какая разница? – удивился Сидор. – И тот кедр, и этот кедр. Что такого? Горный даже лучше. У него и шишка крупнее, и эти, орешки, больше. Тот хорош одним, этот – другим. Что попалось, то и посадили. Точнее, что привезли, то и посадили. А что?
– Судя по твоему глупому виду – значит, не знал! – в сильнейшем раздражении Маша хлопнула ладонью по столу.
Так вот, Мичурин ты хренов, чтоб знал на будущее. Оказалось, что при пересадке в определённом возрасте, в том самом, в котором вы его и сажали, десятилетнем, тот ваш неместный кедр, который горный, подгорный или как там его ещё…
Не знаю, как и обругать то его покрепче…, – с неожиданной горечью в голосе проговорила Маша.
Злая, раздражённая Маша вдруг откровенно, не смущаясь, грязно выругалась. У Сидора от изумления вытянулось лицо. Такого, он от неё никак не ожидал услышать.
– Да что случилось то? – изумлённо переспросил он, ничего уже не понимая. Машка чуть не плакала, глядя на него.
– Случилось, – змеюкой зашипела та на изумлённого Сидора. – Этот ваш кедр неместный, горный, подгорный или какой он там, начинает плодоносить не на семидесятый год после посадки, как у нас на земле, да и как здесь повсеместно имеет место быть у всех приличных людей, а на следующий же год после пересадки его зимой в десятилетнем возрасте. В одиннадцать лет!
– Угу, – флегматично отозвался Сидор с облегчением. – А я китайский император.
Да что за бред, Маша, – искренне возмутился Сидор. От подобной неслыханной глупости он на какой-то момент даже растерялся. – Да этого просто не может быть.
Не слушая его, возмущённая Маша наседала.
– И у нас с тобой сейчас на руках тысячи безхозных гектар тайги, с вашими посадками кедра. И все как один, они у нас проходят по графе "угодья".
А за угодья, за плодоносящие угодья, тем более такие урожайные как наши, – глаза Сидора изумлённо, неверяще распахнулись, – положено платить налоги, будь они неладны! – совершенно уже не сдерживаясь, рявкнула на Сидора расстроенная Маша. – Поскольку земли под них нам выделила городская администрация и мы являемся законопослушными жителями города.
– А законопослушные жители, чтоб ты знал, или вспомнил, если забыл, платят налоги, – сердито постучала она костяшками пальцев по столу. – Все, такие как мы, платят десятину, вот и мы должны платить.
Уже этой осенью наши угодья дадут второй уже урожай, а мы ни сном, ни духом. Точнее – ни рылом, – раздражённо глянула она на Сидора.
Первый год мы все благополучно проср…ли, так хоть второй бы не проср…ть!
– "Похоже, у Машки окончательно снесло крышу, – осторожно отодвинулся от неё Сидор. – Боже мой, что за бред она несёт".
– А безхозные они потому, что никто ими не занимается, – развела Маша руками. – А с наших угодий можно уже снимать урожай. Всё, завтра первый платёж – льгота кончилась. Пора пришла платить налоги. Второй год, нам в Совете так уж и быть простят, поскольку сами никак такого не ожидали, а вот за третий – будь любезен, дорогой. Плати!
– За что? – ещё больше растерялся Сидор. – За что платить то?
– Идиот! – не выдержав, обругала его снова Маша. – Ты чем слушал? Ухом или брюхом?
У нас нет семидесяти лет ожиданий, поскольку наши кедровые угодья уже дали даже не первый, а второй урожай. И никто больше откладывать наш платёж не намерен. Этой осенью с нас потребуют заплатить десятину. Со всех наших площадей, что стоят во всех списках. Шесть с чем-то там тысяч га. За которые мы обязаны заплатить в Управу налог в размере десятины, в натуральном выражении. Или в деньгах.
Конечно, если они начинают исправно функционировать, то есть давать урожай. А у нас они урожай уже дали. Досрочно! Вот нам счёт скоро и выкатят. Срок вышел.
– Выкатят? – ухватился за последние слова Сидор. – Значит, ещё не выкатили, а ты уже всполошилась?
– Может, ты ошибаешься? Откуда такие сведения, что нам счёт выкатят?
– От Имры Строгой, – донёсся со стороны до Сидора голос его жены.
Сидящая молча в стороне Белла, повернула к Сидору голову и внимательно смотрела на него, не отводя глаза.
– На днях у нас в гостях была гостья, Имра Строгая, сноха Головы. Ты её не застал, да она и сама не горела желанием с тобой пообщаться. Но нам, все, что надо сказала.
Городская Старшина готовит нам "ассиметричный" ответ на наши выкрутасы с Басанрогским перевалом и помимо этого надеется что-нибудь отщипнуть от нас из числа переселенцев. Тысчонку, другую.
– А чтоб мы особо не рыпались, собирается нас прижать с нашими кедровниками. И имеет на то несомненное право.
– Кедровники проходят в Совете по графе "угодья" и второй год уже как плодоносят. Что неоспоримо доказанный факт. Поэтому, мы обязаны этой осенью заплатить за них налог, десятину.
– Вот и всё, – скупо улыбнулась она одними губами.
– Впрочем, не всё так плохо, – включилась в разговор Маша. – Если кто не согласен, то нет проблем. Верни землю и убирайся с занятых тобой участков. Отдай другим. Желающих полно.
– Так может отдать? – неосторожно ляпнул Сидор. – Нахрена оно нам сдалось. У нас и других дел навалом. Нам только ещё с кедровниками сейчас и возиться.
– Что? – Маша посмотрела на Сидора как на идиота. – Отдать? Шесть тысяч гектар земли? Кедровник?
