Текст книги "Кедровый лохотрон (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)
Нет, – тут же перерешил он. – Всё отбирать не буду. Часть всё же оставлю, малую, три процента, чтобы не так шибко обижались. Как раз ту долю малую, что они тут меж собой, надо понимать заранее, решили мне выделить".
– Ну ладно, – начал заново Травник. – Вкратце – такое дело.
Мы с ребятами прослышали, как вас кинули с премией за освобождение хуторян в Приморье и решили со своей стороны хоть как-то тебя отблагодарить. Если бы не вы, то никто из наших хуторских ребят оттуда, из Приморья, не вернулся бы. А поведение Городского Совета нам очень не понравилось.
– "Как благородно, щаз заплачу, – пронеслась в голове Сидора весёлая насмешливая мысль. – Особенно если не знать, что такая объёмная работа, как здесь, должна была быть начата сразу же после моего возвращения из Приморья. Ещё весной. Задолго до всей этой эпопеи с освобождением Дюжего. А это лишь попытка легализации. Жалкая, скажем прямо. Хотя, работа, честно надо признаться, проведена колоссальная. Вот что значит серьёзно заинтересовать людей.
Мне так легко, как это получилось у Травника с Кузнецом такую здоровущую толпу на нужную мне работу, уж точно тут было не собрать, – с лёгкой грустью позавидовал он мужикам.
Ну а теперь, чтобы задобрить, сунут мне мелкий, ничего не значащий кусок в пасть и что-то будут просить. Весомое, грубое, зримое. Точнее – требовать, – насмешливо хмыкнул он про себя, вслушиваясь в горячий монолог Кузнеца с благодарностями за спасение их товарищей. – А ещё точнее, с ножом у горла будут выкручивать мне руки, чтобы добиться чего-то своего, им крайне нужного".
– Потом мы узнали, что у тебя затруднения с плантациями твоими кедровыми. Потом до нас дошёл слух о кедровом буме, разразившемся в городе, – поддержал меж тем товарища Травник.
– "Вот-вот, – довольно оживился Сидор. – Уже теплее, теплее. Ври дальше".
– Вот мы собрались и порешили. Чего это у тебя земля будет простаивать, пустовать, да ещё тут, совсем рядом с крепостью, прям у нас под боком. Когда ещё вы с Димоном соберётесь её обрабатывать. Ну, мужики взялись и сообща быстро всё поле и перепахали. А потом собрали из наших окрестных кедровников саженцы и под чутким руководством нашего главного травознатца, то есть под моим личным присмотром, всё аккуратно и высадили.
Травник с гордым видом протянул руку, указывая на поле.
– "Зашибись, – чуть в голос не заржал Сидор, увидев позу, в которую встал Травник. – Ему бы Ильичом на постаменте подрабатывать, отбою бы от почитателей не было. От голубей, то есть".
– И как видишь, всё прижилось, – с довольным видом вещал меж тем Травник. – Воду от горного ручья для полива на поле тебе подвели, – ткнул он пальцем себе под ноги, где Сидор только сейчас с удивлением заметил небольшой ручеёк, текущий по тянущейся вдоль дороги канавке.
– "Да, – с укором попенял он себе. – С пьянством надо заканчивать, да ещё в таких количествах. Не мальчик чай. Не видеть уже, что у тебя прямо под ногами находится? Совсем допился, алкаш".
– Детишки, вот, поливают, где канавок не достаёт, – Травник рукой с гордым видом указал куда-то в сторону. – Правда, много ещё пока недоработок, много не доделано, но ничего, народ старается, и скоро всё наладят. Все, как положено, будет.
Где-то, чуть ли не на горизонте, но, во всяком случае, гораздо дальше, чем можно было свободно докричаться, копошились какие-то маленькие фигурки, в которых только сейчас Сидор с удивлением признал многочисленную крепостную детвору, которой он с удивлением не обнаруживал вчера в самой крепости.
Мысль о детях, которых он не заметил сразу по приезду, отложилась с самого начала на подсознании, и только сейчас он понял, что же подспудно так его беспокоило всё это утро. Не это его пьянство не ко времени, а куда подевались все крепостные дети. Оказывается, вона что.
Все дети работали на его поле. Делая что-то такое, чего он пока не знал, но уже начинал догадываться.
Настроение Сидора начало медленно, но уверенно портиться.
– "Не будет, – вдруг с внезапной щемящей грустью в груди подумал Сидор. – Не будет, друг мой Травник. Как положено, ничего у вас не будет. Не дадут. А будет то, что я вас сейчас огорчу. Сильно огорчу".
Отдавать в пользование хитрых хуторян это, самое ближнее к крепости поле, одно из самых лучших во всей округе, он не собирался ни под каким видом. В этом у него не было даже и тени сомнения. Мало того что потом хрен его обратно вернёшь без жуткого скандала, так ещё этим пронырам как бы потом и должным не оказаться.
Да и детский труд, хоть и не считался в этих краях чем-то предосудительным, но откровенно и не поощрялся. А Сидору, получившему недавно на свою голову кучу подростков, так и вообще категорически что-то нравиться перестал. Особенно последнее время, сразу после того как он за какой-то надобностью на короткое время заскочил в карантинный лагерь своего обоза на Речной Пристани. Тысячи и тысячи подростков, собранных в одном месте – это… нечто.
– "Нахрен – сердито подумал Сидор. – Надо сразу возвращать назад своё поле, иначе потом придётся изгонять их отсюда силой. Выгнать выгоню, да что там, сами уйдут, как только потребую и поставлю вопрос ребром. Тем более что с самого начала они так и сказали. Но всё равно серьёзно поссорюсь. А это не есть good.
Кто же это мутит воду в крепости, стравливая нас? – вдруг озадачился он. – Меня с хуторянами довольно ловко стравливают, а их со мной. Кто это тут такой умный выискался, что присоветовал подобное? Надо бы узнать. Ведь не сами же они придумали такое. Кто-то наверняка "посоветовал" занять мои земли, как будто кругом мало пустующих участков, не хуже.
– А вот собственно и то, о чём мы тебе говорили с самого начала.
Голос Травника, громом раздавшийся прямо над его ухом, вывел Сидора из глубокой задумчивости.
– Вот тебе наш подарок – саженцы кедра. Самые большие, самые крепкие, самые, самые…. Ровным счётом полторы тысячи штук. Все примерно одного роста и возраста, где-то по десять – двенадцать лет. Так что, можешь, смело высаживать их по своей с профессором професидровой методе на своих многочисленных плантациях и через год собирать свою шишку.
– "Понятно, – чуть не заржал в полный голос Сидор. – Мне, значит, полторы тысячи саженцев, а себе – остальные тридцать – сорок тысяч. На этом поле, если на глаз прикинуть, как раз тысяч сорок саженцев и будет. Здорово! Думаете самые умные?
Так я вас огорчу, – мстительно прищурил он глаза. – Хрен вам, а не моё поле".
– И сколько же здесь уже посажено, всего? – поинтересовался он нейтральным тоном.
– Сейчас уже тысяч сорок, – тут же с довольным видом отозвался травник, полностью подтвердив расчёты Сидора. – А будет сто.
Сидор даже в этот момент почувствовал чувство внутренней гордости, насколько чётко он просчитал шельмецов. И, главное, не ошибся в своих подсчётах, даже на глаз.
– Но народ постоянно подвозит и подвозит, еле успеваем сортировать и высаживать, – вещал меж тем довольный донельзя Травник. – Так что, думаем к зиме, когда придёт пора пересаживать их на новые плантации, на этом поле уже будут как раз означенные сто тысяч.
– "На этом поле, – мгновенно отметил для себя Сидор. – Значит, есть и другое. И наверняка тоже моё".
– Тогда и твоих здесь будет тысячи три – четыре, – тут же подтвердил мысли Сидора Рим.
– Значит, три – четыре процента? – не сумев сдержать кривой усмешки, нейтральным тоном обронил Сидор, бросив косой взгляд на Травника.
Тот незаметно напрягся. Тон Сидора ему не понравился. Побывав с ним во многих передрягах в Приморье, Травник давно уже научился замечать малейшие нюансы в поведении того. И то, что ему послышалось в голосе Сидора, серьёзно настораживало.
Переведя взгляд на толпу, Сидора заметил радостные, довольные улыбки у всех на лицах. Ну, точь в точь как у пронырливых крестьян, провёдших барина, и теперь с довольным видом ожидающих от него если и не похвалы, то уж во всяком случае, какой-никакой награды.
"От, шельмы! Процент, меньше даже, чем обычная десятина городу. Как дети, честное слово, – устало подумал про себя Сидор. Сил злиться на лесовиков уже не было. – Только вот я вам не тупой барин, или баран, что точнее отвечает вашим чаяниям, – мысленно поправился он. – Но, и вы не хитроумные пейзане. И сейчас я вас сильно огорчу. Потому как достали".
– Значит, три-четыре процента? – задумчиво повторил он вслух. – Не густо.
– Ну-у-у, Сидор, – мгновенно деланно возмутился Травник.
Глаза его настороженно блеснули. Тон Сидора и его задумчивость нравились ему всё меньше и меньше. Сейчас ему идея занять ближнее к городу поле, как наиболее безопасное с точки зрения защиты от набегов подгорных людоедов, уже не казалась такой хорошей, как полгода назад. Да и потом он не раз хотел перебраться куда-нибудь в другие места, пусть и дальше от крепости и защиты, но не такое скандальное, как того с самого начала можно было бы и предположить. Сейчас самые его наихудшие предположения, похоже, подтверждались. Сидор явно был настроен на скандал. А это грозило им серьёзной задержкой в их планах, а значит и потерей будущих колоссальных прибылей.
– Ты же сам не раз говорил, что много брать со своих не будешь, максимум три, пять процентов, – тем не менее мгновенно сократил он вдвое все когда-либо ранее слышанные от Сидора цифры каких-либо налогов.
Да и что тебе не нравится? – деланно возмутился он. – Поле так и так пустовало. А мы целину подняли, перепахали, унавозили, пробороновали, воду подвели. Границы выровняли, срезав опушки и расчистив заросшие куски. Рвами граничными окопали. Всё честь по чести. Теперь поле словно конфетка. Составляет ровно сто квадратных десятин великолепной пашни. Тютелька в тютельку. А к весне мы вообще полностью освободим его от всех своих саженцев. Делай тогда с ним что хочешь.
Конечно, это не равнинные чернозёмы, а лесной подзол, но рожь родит чудо как. Хоть кукурузу свою любимую сажай, хоть что, – расплылся он в счастливой, довольной улыбке.
– "Какая ещё кукуруза? – раздражённо подумал Сидор, невольно отвлекаясь от рассеянного созерцания ровных рядков саженцев у себя под ногами. – И откуда, только к нему это прицепилось? И я-то здесь при чём, непонятно. Ведь никогда же ничего подобного не говорил. Или говорил что, спьяну? – вдруг озадачился он. – Не помню".
– Другой кусочек твоего поля, – Травник уверенно кивнул куда-то за спину Сидору, там, где через дорогу, по которой они пришли, начиналось если не точно такое же, но уж никак не меньшее по площади поле, как и то, на котором они стояли. – Если не будешь возражать, то и на этом поле ещё один питомник сделаем, второй. Ещё как раз на сто гектар. Но это уже на следующий год, сейчас уже поздно.
Хотя, – задумчиво задрал он голову, с сомнением глядя на низкое хмурое небо. – Если такая тёплая погода и дальше будет стоять, то можем управиться и этой осенью, до снегов.
А нет, – деланно пожал он плечами, – так начнём с весны и как раз к зиме всё закончим. Так что максимум ещё через год ты получишь ещё одно полностью готовое к обработке поле. Как тебе план? – с ухмылкой полюбопытствовал он.
Впрочем, судя по тону вопроса, в ответе он нисколько не сомневался.
– "Широко шагаешь, дорогой товарищ, штаны порвёшь", – сердито подумал Сидор, глядя на довольную физиономию Травника. Раздражение неумолимо нарастало.
За спокойной уверенностью мужика стояло чёткое понимание того, что до этой зимы Сидор никак не соберётся начать обрабатывать свои земли. Хотя бы, потому что вот она, зима уже почти началась. А это значит, что и возражать против его планов Сидор особо не будет, потому как нет на то у него веских оснований. Так, может потрепыхается чуток, чтоб права свои показать и лица не потерять, а потом всё одно согласится. Ведь выгода – вот она, прям на ладони. Пусть и малая, но есть. А иначе бы не было. А поле его всё одно в его собственности остаётся, никто же на него не покушается.
Пока, во всяком случае. А там дальше, кто его знает, как оно всё повернётся. Может и вообще он от своего поля со временем откажется. Зачем оно ему, в самом то деле, всё одно не пользуется.
А раз так, значит, можно легко сейчас воспользоваться чужим имуществом, заплатив за пользование сущие гроши. Или вообще лучше ничего не платить.
Эта внутренняя уверенность в собственной правоте и оборотистости буквально пёрла из того, как тесто на дрожжах, вызывая у Сидора всё растущее и растущее чувство гадливости и глухого раздражения.
– Ещё на сто тысяч саженцев кедра, значит, – задумчиво констатировал Сидор, глядя прямо перед собой.
– Ну, где-то так, – согласился с ним Травник.
Присев на корточки, Сидор протянул руку к растущему под ногами саженцу и принялся что-то внимательно рассматривать, периодически теребя в пальцах резко пахнувшие хвоёй иголки деревца.
– Как же вы умудрились так быстро всё это поднять? – задумчиво поинтересовался он, рассеянно разглядывая растёртую хвою на пальцах. – Ещё весной здесь воистину конь не валялся, а теперь, прям настоящий питомник? Что же вас так подвигло то?
В возникшие у него в голове и окончательно укрепившиеся сейчас подозрения он никак не хотел поверить. Слишком чудовищная картина тогда вырисовывалась. И он окончательно сейчас понял, в чём была основная причина невероятного кедрового бума последнего времени. И что он, барон Сидор де Вехтор здесь совершенно ни при чём, это он тоже сейчас понял совершенно отчётливо.
– Кедровый бум ессесьтьвенно, – со смешком подтвердил Рим его самые мрачные предположения. – Так что считай, что ты сам нас на это дело и подвинул. В городе настоящая драчка идёт за саженцы нашего горного кедра. А у нас в лесах его полно. Всё, что у нас из леса приносится, уже всё продано. А то, что перед тобой – это просто передержка, которую новые хозяева попросили нас попридержать здесь до зимы, когда пересаживать будут по вашему с профессором методу.
– И почём пучок? – нахмурившись, сухо поинтересовался Сидор.
Впрочем, последнего он мог бы и не спрашивать, так как сам прекрасно знал устоявшиеся за последний месяц в городе цены на данный товар. Безумно дорогой, и столь же невозможный к покупке.
– По золотому штука, – довольно бодрым ещё голосом тихо ответил травник.
Улыбка, до того так и сиявшая у него на лице, медленно сползала, замещаемая настороженным, обеспокоенным взглядом.
– Золотой за десятилетку, плюс два, три года, – уже совсем сухим, деловым тоном уточнил он. – Твои саженцы, не безпокойся, мы не трогали, но если тебе так нужны деньги, выкупим, хоть сейчас – по золотому штука.
– А дорого то, чего так? – повернул к нему хмурое, мрачное лицо Сидор. – Обычная же цена – медяшка за дюжину. А то и ещё меньше.
– А с того, что через год наши саженцы, после зимней пересадки будут готовой продуктивной плантацией, – грубым, недовольным голосом отозвался стоящий рядом Кузнец, которому, так же как и Травнику начинало сильно не нравиться мрачное выражение лица Сидора.
– Не будут! – жёстко отрезал Сидор.
Зная в чём тут дело, обманывать этих людей, он не хотел. Хоть они и свиньи были порядочные, захватившие, пусть и на короткое время, всего на один сезон, его земли, но всё одно, оставлять их в неведении, во что они вляпались нельзя было. Не по-товарищески это.
– Ни через год, ни через два, ни через пять лет, никакого урожая у вас не будет, – жёстким холодным тоном повторил он.
Установившееся вокруг оглушительное гробовое молчание яснее ясного показало реакцию присутствующих на его слова. Никто ничего не понимал. Понятно было только что праздник, устроенный ими в честь открытия нового, перспективного дела, не получился. И сорвал его главный виновник торжества.
– Объяснись! – ледяным тоном потребовал Кузнец. – Весь посад с половиной крепости, две сотни живых душ, пацаны, бабы, старики несколько месяцев корячилась, не разгибая спины с рассвета и до заката, а ты приехал и одним своим словом разрушил мечту людей о хорошем заработке. Говоришь, что у них ничего не будет. Как тебя понимать?
Мы уже все деньги за эти саженцы по договорам с заказчиков получили. И люди их уже потратили.
Мы всем желающим ещё вдвое больше саженцев обещали, и опять деньги вперёд получили. И половину работ уже сделали. И что? Сказать, что ты нам отказываешь от места, и данные нами обещания повисают в воздухе? Тебе что, поле это освободить? Прям щас? Срочно? Так тебя надо понимать? Или тебе процент мал? Жаба душит?
Несколько долгих, томительных минут Сидор стоял один, молча перед сгрудившейся перед ним толпой мрачных, угрюмых хуторян. Их обветренные на солнце, суровые, жёсткие лица не сулили ему ничего хорошего. Сверкающие яростью глаза, казалось, насквозь прожигали в нём дырки.
Наклонившись к земле, он выхватил из голенища засапожный нож и резким взмахом руки полоснул по тонкому стволу деревца. Срубленная верхушка мягко упала на землю.
Подхватив её, Сидор, молча, не обращая внимания на опасно заворчавшую толпу, внимательно всмотрелся в тонкий, ровный срез.
– Ничего у вас не будет, – тихо повторил он.
Поднявшийся было шум, как ножом отрезало.
– Вы поверили в ложный слух, что десятилетний саженец кедра горного после зимней пересадки по какой-то особой "професидровой" методе на следующий же год даёт шишку. Поверили в "новую" технологию, "освящённую" именем знаменитого на всё Левобережье профессора, – ядовитым голосом выделил он слово "новую". – Решили, что самые умные, и что уже следующей осенью озолотитесь?
Этого всего не будет. Всё это ложь.
Это! – Сидор резко ткнул указательным пальцем прямо себе под ноги, указывая на растущие там саженцы. – Это тот самый горный кедр, о котором и идёт речь! Десятилетний. Самый обычный горный кедр для этих мест. И первый урожай он, как и положено самому обыкновенному десятилетнему горному поморскому кедру даёт не на следующий год после пересадки, несмотря ни на какую обработку холодом и зимнюю пересадку, а на семидесятый год своей жизни. А полной зрелости плантация кедра, или естественный, природный кедровник, как вы все прекрасно знаете, достигает к ста годам и потом на протяжении трёхсот лет даёт устойчивый, постоянный урожай кедровой шишки.
Так?
Так! – ответил он сам себе при всеобщем, гробовом молчании.
Тот же кедр, который мы, то есть наша компания, высадили на своих плантациях и уже через год получили первый урожай, и из-за которого потом начался весь этот кедровый бум, вообще непонятно что. Но что не этот, который вы тут рассадили на моём поле, точно, при всей их похожести.
И древесина у него не такая, а словно камень. А почему?
Потому что рос он раньше не в здешних мягких условиях, а в какой-то экстремальной климатической зоне. На какой-нибудь вечной мерзлоте на севере, будь она трижды неладна или на скалах под ледником. Откуда и был привезён к нам и здесь посажен. И здесь, в гораздо более мягких для себя условиях, он и ломанул так в росте, и сразу, в первый же год дал здоровую, невиданную никем шишку. Которую там, у себя на родине, наверняка, никто и никогда от него даже не видал.
А разницы внешней между этими двумя деревцами нет. Что и говорит за то, что это одна и та же древесная порода.
Вот, – поднял он над головой что-то круглое и коричневое. – Маленький спил с того дерева, что внезапно дало невиданный урожай. Годовые кольца глазом не просматриваются. Только в самый сильный микроскоп, что я нашёл в лаборатории у профессора. Оттого он такой и коричневый. Сто двадцать лет дереву. И нет ничего удивительного, что оно сразу же дало урожай, как только попало в тепличные условия. Всё по законам природы.
А вот тот саженец, что я при вас одним взмахом располовинил ножом. Вот его срез, – показал он всем жёлтую сердцевину среза. – Земля и небо. Взрослое, столетнее дерево с плотной и твёрдой древесиной, и молодое десятилетнее деревце с мягкой древесиной.
Мне очень жаль разрушать вашу мечту, но это правда. Хреновая, но, правда. Это не тот кедр. Возраст не тот. И никакого урожая через год от ваших саженцев не будет. И это правда.
После этих слов он замолчал, и долго молча, смотрел на стоящих напротив него разочарованных, поникших людей.
– Вы сами можете всё проверить, сделав спил.
– Сделать спил, о котором ты говоришь – значит убить дерево, – едва слышно, с трудом проговорил Травник. – Мне такое даже в голову не приходит.
– Значит, ты веришь, что я говорю правду.
– Пошёл бы ты, знаешь куда, со своей правдой! – тихий, обречённый голос кого-то из толпы совершенно недвусмысленно показал, что народ понял и поверил в его слова.
– Пришёл барон и всё обосрал. Эх! – мрачный, злой чей-то голос, прокомментировал слова своего товарища.
Больше никто ничего не сказал, только стоящая перед ним толпа стала постепенно, как-то незаметно рассеиваться и скоро по направлению к городу медленно и уныло двигалась немногочисленная группа людей, по понурым спинам которых ясно читалось об их настроении и обманутых надеждах.
Возвращаться обратно в крепость вместе со всеми, у Сидора не было ни малейшего желания. На душе было тяжело.
– Всё точно, как ты и сказал?
Тихий голос Травника вывел Сидора из задумчивости.
Обернувшись, он понял, что остался на поле совершенно один. И лишь Травник с Кузнецом одни сейчас и составляли ему компанию.
– А вы чего остались? – вяло поинтересовался Сидор, глядя, как два его старых товарища угрюмо смотрят на него.
– Умеешь ты Сидор людей порадовать, – тихо проговорил Кузнец. – Ничего не скажешь. Это что? Особое такое умение – сначала плюнуть людям в душу, когда у них праздник, а потом ещё и потоптаться?
Не мог сейчас промолчать, а сказать потом, нам двоим, тихо, чтоб никто ничего раньше времени не услышал? Чтоб сейчас не портить людям настроение? Ведь у них же праздник… Был, – закончил он совсем упавшим голосом.
Если считаешь что прав, то подождал бы немного, люди бы разошлись, а потом бы и вываливал на нас двоих свою правду, раз так уж невтерпёж. Ничего бы не изменилось. Тем более что так ли это на самом деле, это ещё надо доказать.
А ты прям в лоб, безцеремонно. Никакого в тебе вежества Сидор нет.
– Не верите? – Мрачный Сидор хмуро смотрел на своих друзей.
– Знали бы тебя чуть хуже, не стояли бы тут, – отрезал Кузнец. – Хоть ты и скотина изрядная, и нам такой хороший праздник испортил, но хотелось бы мне разобраться. Слишком велика цена вопроса.
Это они там, те, кто в толпе, могут себе позволить развернуться и уйти. А за это поле и за все, что на нём растёт, перед всем обществом нам двоим с тёзкой моим ответ держать. И если то, что ты говоришь, правда, то дело наше хреновое. И тогда ты тут на все сто процентов прав. Тут уж не до вежества. Тут нам всем правду надо искать.
– Хочешь знать всю правду, так слушай. Слушай и не перебивай, – поморщился Сидор от злого взгляда кузнеца. – Только перед этим, пошли куда-нибудь присядем, разговор будет долгим. Да и на холодном ветру стоять неохота.
– Вон, развалины рядом, – кузнец кивнул в сторону каменных руин метрах в ста от них, мимо которых они проходили, когда направлялись на поле. – Собирались заодно тебе домик тот починить, брёвна, доски завезли, хотели крышу перебрать и вообще, в порядок привести, больно ух расположен домишко удобно. Для смотрителя в самый раз.
– А потом слупили бы с меня, как за два новых, – мрачно констатировал Сидор, ни на секунду не обольщаясь их альтруизмом.
– Не без того, – согласно кивнул Кузнец, как о деле совершенно само собой разумеющемся, чем тут же вызвал в душе Сидора целую бурю чувств. – Да теперь уж видно не судьба, – тяжело вздохнул кузнец.
На досках там посидим, – хмуро бросил он. – Хоть уже и не лето, но на солнышке там хорошо.
Когда они все втроём устроились на досках, лежащих штабелем под стеной дома от пронзительного северного ветра, солнце стояло уже чуть ли не в зените, и под защитой полуразрушенной стены жарило так, что казалось, наступила макушка лета. Однако периодически задувавший из-за угла дома бодрящий, прохладный ветерок, своим чуть ли не зимним ледяным дыханием живо напоминал, что до скорой зимы ой как недалеко.
– Может быть вы и правы, – начал Сидор, поудобнее устраиваясь на лежащей сверху штабеля широкой толстой доске и мрачно посматривая на товарищей. – Может быть я и перестраховщик, и мерзавец, и правда всё то, что не сказали, но подумали все те, кто только, что был с нами на этом поле, а сейчас плюнув в мою сторону, ушёл, не оглядываясь, но…
Горечь, прозвучавшая в словах Сидора, на миг сбила маску равнодушия и безразличия, которую он нацепил на себя, как только услышал первую грубость в свой адрес.
– Но слушайте, как я понимаю всё то, что здесь и сейчас происходит.
Я сам только перед отъездом сюда в этом вопросе разобрался. И то, как выяснилось, не до конца. И не поверите, – кривая улыбка на миг перекосила его лицо, – помогли мне в этом птицы.
– Какие птицы? – недоверчиво посмотрел на него Кузнец.
– Разные, – сердито огрызнулся Сидор.
Что-либо объяснять в данной ситуации было тяжело, но он попытался.
– Самые обыкновенные птицы: дятлы, воробьи, сороки и множество всякой другой пернатой живности, во множестве слетевшейся на наши так называемые "кедровые угодья" под городом и вот уже второй год активно там обитающие. Просто птичий базар какой-то.
Сначала данный факт не вызвал у меня никакого интереса. Ну, птицы и птицы. Ну, много и много. И что?
А потом, как пошла вся эта эпопея с кедрачом, заинтересовался. Чего это они так активно роются у подножия наших кедров, буквально раскапывая корни? Чего это там дятлы нашли, что вместо дерева суют свои клювы в землю. И даже присутствие человека их не останавливает, словно они нас в упор не видят.
Стали с профессором разбираться. И вот что выяснили.
Те деревца, что нам с профессором привезли откуда-то из-за гор под видом горного кедра, им таковым на самом деле и являются. Натуральный горный кедр и никто иной.
Отличие в одном. Рос этот наш кедр где-то в жутко экстремальных условиях, как я и говорил. И в столетнем возрасте как две капли воды похож был на местную десятилетку. Оттого и древесина у него как камень, что я две пилы сломал, пока умудрился один единственный кружок для микроскопа спилить.
Это что-то типа карельской берёзы у нас на Земле. Имеет очень крепкую и удивительно красивую древесину, за что высоко и ценится.
Вы эту историю может, не знаете, но была у нас в истории государства как-то попытка вырастить подобное дерево в более мягких, более южных условиях, где оно могло бы быстрей развиваться и соответственно давать больший объём прироста ценной древесины.
Но, как только дерево попало в более мягкие для себя климатические условия, так сразу же выродилась в самую обычную берёзу, ничем от местных не отличающуюся. Как была берёзой, так и стала берёзой, только уже местной. Что мы и имеем в нашем случае с кедром, когда он на второй же год так ломанул в своём развитии, что все ахнули.
Но это ещё не всё. Хитрость не только в этом. Это растение – нечто вроде того, что на Земле называется бонсай или бонсаи. Не помню, как правильно называется, но нам и не важно. Что сову об пень, что пнём по сове, эффект один. Главное, что основной причиной, по которой этот бонсай не растёт, так как нормальному дереву положено, является ежегодное вытряхивание его из земли и подрезание корней дерева. Что ведёт к его угнетению и соответственно к прекращению роста и развития.
А здесь ту же функцию подрезания корней выполняет личинка какого-то гадского жука, называемого какой-то там корнеед. Его специально подселяют в корни таких растений, чтобы оно не развивалось. Личинка жука жрёт корни кедра и помимо этого ещё и своими выделениями угнетает его рост. Поэтому, когда растения попадают в нормальные для своего развития условия – они не растут. Личинка им не позволяет.
Отсюда и такое обилие птиц на местах посадки этого кедра. Я с внучком нашего лешего Сучком потом плотно пообщался и он подтвердил, что это его работа. Это он приманил к нашим посадкам столько птиц. Деревья ему стало жаль, вот он и распорядился. Сам. А птицы и рады. Это для них оказался какой-то жутко приманчивый деликатес. Они на этих жуках так там расплодились, что местные жители эти места уже окрестили птичьи раем, столько их там много.
Вот и всё ребята, – мрачный Сидор недовольно покачал головой. – Над нами хотели посмеяться, потому и подсунули нам этот бонсаи. Заложили мину под нас, а подорвались вы со своим питомником.
– Придётся деньги возвращать, – хриплым, ровным голосом, без тени малейшей эмоции, выдавил из себя Травник.
Его мрачное, угрюмое лицо не выражало никаких чувств, и только чуть дрогнувший голос выдал его в этот момент.
– Одно лето каторжного труда псу под хвост, – тихо проговорил он. – Мечты, надежды – все вдребезги.
– Думаешь легко отделаться, – с кривой ухмылкой непонятно как-то хмыкнул Сидор. – Не выйдет. Думаешь, извинился, деньги отдал и всё?
– А они у тебя есть?
Сидор замолчал, напряжённо наблюдая за реакцией Травника с Кузнецом. Дождавшись от них лишь мрачного, злого взгляда, с тяжёлым вздохом мрачно продолжил:
– Нет, дружок. Малой кровью вы не отделаетесь. Всё гораздо хуже, – Сидор с мрачным видом прервал попытавшегося что-то возразить травника. – У вашей истории есть и своя предыстория.
А она такова, судари мои.
Вы наверняка знаете, что всеми вопросами, связанными с кедровниками, в нашем городе занимается некий "Кедровый Союз". В него входит вся часть городской старшины, чьи кланы владеют хоть одним единственным кедровником. И в городе существует фактическая монополия и на продажу кедрового ореха, и на всю продукцию от этого производства: на муку кедровую, на масло, на поделки из древесины кедра, на всё, идущее за пределы города на продажу.
Знаешь такой? – в упор глянул он прямо в глаза травника.
– Ну, знаю, – неохотно отозвался тот. – Сволочи те ещё и крови они нам в своё время попортили изрядно. И с нашими кедровниками, когда мы заявляли на них права, да и вообще.
– Ну, так вот, – криво усмехнулся Сидор. – Раз знаешь, продолжаю.
Этот "Кедровый Союз" монопольно торгует кедровым орешком и всеми продуктами из него. И он же монопольно устанавливает в городе закупочные цены. И он же следит за нарушениями в этой сфере. То есть делает всё то, что обычно делает какой-нибудь специализированный ремесленный цех или гильдия, вроде пивоваров или других ремесленников. Но, ни цехом, ни гильдией они себя не спешат назвать, чтоб не нести никакой ответственности низа что, и вообще, стараются не привлекать к себе лишнего внимания. И соответственно не платить обязательных гильдейских налогов в казну города. Де-факто они гильдия, де-юре – они никто, простая общественная организация, клуб по интересам, не несущая ни за что никакой ответственность. Но, тем не менее, устанавливающая довольно жёсткие законы и правила в своей области.
