Текст книги "Кедровый лохотрон (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)
Глава 11 Город и Старшина, или Старшина и город
Сбор.*
Простой воскресный день первого месяца начала зимы удивительным образом совпал с праздничным днём в доме Городского Головы. И по этому случаю с самого раннего утра в доме Сильвестра Андреича Косого царило необычное для столь раннего часа оживление – на сегодня были назначены крестины его долгожданного внука Ванечки. Первого сына его младшенького и самого любимого сыночка Аркаши. И теперь ничего не подозревающий по своему несмышлёному, грудничковому возрасту Иван Аркадьевич Косой, внук Главы города Старый Ключ, готовился вечером принимать гостей. И для этой важной цели усиленно набирался сил, тихо посапывая рядом со своей молодой мамашей – бывшей амазонкой речной стражи Имры Строгой, в замужестве Имры Косой.
Правда, злые языки возводили гнусный поклёп на его младшенького, говоря, что тот оказался абсолютно безхарактерным мужичонком и попал под каблук и полный контроль со стороны своей юной жены. И теперь не то, что выпить лишнюю стопку боялся, но даже смотреть в ту сторону не смел. Даже смели имя их родовое ломать, ёрнически называя сыночка Аркашу – Строго Косой. Хотя, Голове нравилось, хоть он и ворчал часто по этому поводу.
И плохой бы он был политик, если б не использовал подвернувшийся случай в своих интересах. Приставка Строгий к родовому имени, по мнению Головы, придавала ему большей значительности. И порой он сам иногда думал, а не оставить ли окончательно и у себя подобную приставку-расширение. Тем более что существующими языковыми нормами подобное допускалось. По крайней мере, это могло бы поставить на место некоторых слишком зарвавшихся в последнее время жителей этого города.
Вот по этому поводу, по поводу крещения своего внука, Голова и собирал на крестины представителей всех старых, богатых родов города. И чтобы не ударить лицом в грязь, с самого раннего утра в его усадьбе царил упорядоченный, строго выверенный хаос, результатом которого этим вечером должна была стать знатная пирушка старых, проверенных друзей.
Правда, на пирушке должны были присутствовать и кое-какие не совсем желательные посторонние из новеньких скоробогатых, но это не должно было нарушить привычный, давно выработанный ритм праздника.
Поэтому стоящий на высоком крыльце своего терема Сильвестр Андреич Косой – Строгий, как он в мыслях уже привычно себя называл, с самого раннего утра пребывал в самом преотличнейшем настроении, и грядущий, впереди суетливый день подготовки к празднику, обещал ему самые приятственные впечатления.
Вечером, его приподнятое с самого утра настроение только ещё более усилилось. Дошли вести что Ведун, так досаждавший ему последнее время своим регулярным присутствием в городе, неожиданно быстро собрался и куда-то отбыл. Как утверждали надёжные источники – подался в низовья Лонгары, решать какие-то свои дела в Большом Территориальном Совете всея земли Левобережныя, таков был далеко не полный титул этого управляющего всеми левобережными землями верховного органа власти.
Только это и заставляло Голову терпеть порой просто безобразные выходки этого наглого Ведуна, навроде того, что тот не так давно отчебучил, когда в принудительном порядке ввёл в Городской Совет представителей одного молодого, непоседливого клана землян, без всяких на то законных оснований.
Но этому наглому молодому клану впрочем, очень скоро указали на истинное, положенное этому место, быстренько выкинув самозванцев из состава Совета.
Однако, как в тайне ото всех сам себе признавался Голова, лично для него это имело далеко не самые лучшие последствия. Он серьёзно поссорился с этими шебутными, непоседливыми ребятками и мелкая, казалось бы, ссора, грозила не просто затянуться, а уже перешла в пока ещё скрытое, но вполне серьёзное противостояние. А вот это было плохо. Голова не хотел ни с кем ссориться. Лаской да таской добиться можно было много большего, чем одной лишь таской. О которой, впрочем, никогда забывать не стоило. Особливо с тем кланом землян, которые слова доброго иной раз просто не понимали, но которых непонятно по какой причине поддерживал Ведун.
А Ведун – это был Территориальный Совет, ссориться с которым Голова категорически не хотел. По крайней мере, серьёзно. Поэтому надо было поискать путей, чтобы ненавязчиво помириться с этими новичками, но так, чтобы не уронить при этом своего достоинства, чем он весьма и весьма дорожил.
Одно утешало, что Ведун, похоже, в последнее время и сам серьёзно поссорился с этими ребятушками. Во всяком случае, как докладывали самые достоверные источники, при последней попытке встретиться с Машей, того даже не допустили в её кабинет. А по личному распоряжению управляющей банка Машки Корнеевой охране было категорически указано не допускать того даже на крыльцо.
Чем уж так насолил им Ведун, Голова не знал, но догадывался. И догадки не могли его не радовать. Похоже, Ведун здорово досадил землянам.
И причём, весьма серьёзно, судя по очень и очень резкой реакции на него той самой Машки Корнеевой. И эти догадки были очень похожи на правду, судя по тому, как вела себя Маша, сквозь зубы согласившись с условиями отмены торгового эмбарго амазонок, фактически за их счёт. Когда в присутствии всех членов Городского Совета молча, проглотила неприкрытое оскорбление со стороны Городского Совета, легко пошедшего на соглашение и настоятельную "просьбу" амазонок поспособствовать в возвращении потерянных ими при последнем набеге на Старый Ключ больших транспортных лодий. Уж очень, мол, амазонкам необходимы большие транспортные корабли в начавшейся внезапно войне.
Беспрецедентное по наглости требование, с которым, тем не менее, легко согласились практически все члены городского Совета, поскольку лично никого из них они не касались. А то, что при этом серьёзно пострадал кто-то из горожан, никого не остановило. Похоже, все были довольны, что мимо них пронесло, поскольку чуть ли не за каждым из них тянулся в прошлое аналогичный грешок.
Ну а уж чего стоило самому Голове, чтобы добиться столь внешне согласного всеми решения, знал лишь он один. И знание то радости ему не доставляло. Долго ещё придётся расплачиваться. Одно радовало. Вбитый его неимоверными усилиями клин между компанией землян и Территориальный Советом имел место быть. А вот это дорогого стоило. Ему в городе не нужны были шпионы территориалов.
Ну а уж взгляд, которым тогда Машка наградила Ведуна, был весьма и весьма красноречив. Таким взглядом убивают, но никак не привечают друзей. Так что о странной дружбе между кланом каких-то землян и Территориальным Советом, кошмаром Головы последние несколько лет, можно было смело забыть. По крайней мере, на какое-то время.
Поэтому теперь Голова даже подумывал отложить замирение с этим кланом на более поздние сроки, мол, со временем все неприятности позабудутся, а там они и сами собой помирятся. Чего им делить то, на самом деле.
– "Хотя, на самом деле, есть что делить", – сразу помрачнев, вспомнил Голова. – "Васяткины земли, будь они неладны. И даже не сами Васяткины, как то, что позднее им же самим было бездумно присоединено к этим землям и теперь проходило под таким общим наименованием в бумагах Совета. И которые теперь не выделишь в отдельную часть и не учтёшь отдельно, не перепродашь, не сбросишь как балласт, как давно и по уму следовало бы сделать. Потому, что сразу же самым естественным образом поднимется крайне неприятный вопрос о жульничестве и подтасовках с его стороны.
Как говорится: "Не буди лихо, пока оно тихо".
К тому же и уступать ничего своего Голова никому не собирался. Никому и ничего! Даже бывшим хозяевам. Даже ту небольшую часть, что когда-то действительно была Васяткиными землями.
– "Что с возу упало, то пропало", – любимая его поговорка на все подобные Васяткиным случаи.
А эти земли он давно уже и по праву считал своими, и отдавать за просто так, пусть даже и какому-то своему дальнему родственнику, был не намерен. Даже часть. Тем более что те земли приносили весьма существенный доход в его казну. Точнее в клановую казну, но которую он давно уже считал практически своей.
– "Эх, хорошо! – пронеслась у него в голове довольная мысль при виде деловито суетящихся по двору работников. – А вот и первые гости", – обрадовался Голова, видя, хорошо знакомую подрессоренную коляску Всеслав Игоревича Котова, своего старого и самого надёжного компаньона, первым за этот вечер, подъехавшим к нему.
Слава Богу, что гостей встречал он не один, иначе замечтавшись, он попросту пропустил бы появление долгожданного гостя.
На его счастье, рядом с ним встречая гостей, с ребёнком на руках, стояла его "любимая", будь она неладна, сноха. Она то и не дала ему опростоволоситься, довольно невежливо ткнув своим острым локотком его под бок.
Она была очаровательна в своём красивом, вечернем платье со сверкающей в левом ушке изумительной красоты маленькой серебряной серёжкой. Дивной старинной поморской работы, она нежно сияла на солнце страшно дорогущим зелёным поморском изумрудом в серёдке тонкой паутинки висюльки.
Это был личный подарок баронессы Изабеллы де Вехтор Имре Строгой-Косой на рождение первенца.
И это был предмет ещё одной тайной гордости за свою сноху Головы.
Случилось так, что вредная сноха, вертящая его сыном, как ей вздумается, желая произвести на приглашённых гостей незабываемое впечатление, потребовала от него доставить ей на пиршеский стол несколько бутылочек не чего либо, а орехового напитка "Старый Когнак", жутко дорого и страшно редко встречаемого в продаже коньяка.
Его, Главу города, как будто ему заняться было нечем, кроме как доставать какой-то бабе, пусть даже и собственной снохе, неизвестно откуда безумно дорогущие напитки, словно он половой в трактире. Тем более что у него получился, с таким поначалу казавшимся незначительным вопросом, полным облом.
Насколько уж он был не самым последним человеком в этом городе, но не получилось у него достать, ни одной бутылочки на крестины. У кого бы ни спрашивал, все лишь с сожалением разводили руками, говоря, что старые запасы у всех давно кончились, слишком велик на когнак оказался спрос и потребление, а земной клан, единственный производитель этого редкого напитка, в последнее время перестал им торговать, придерживая его для каких-то своих нужд.
И как последнее время начал подозревать Голова, он понял, для каких. Для тайного подкупа членов его семьи.
Но даже это не становило упрямую сноху. И она добилась-таки своего. Но не с его помощью, а вопреки.
Не найдя коньяка нигде в городе в свободной продаже, она не придумала ничего лучшего, как заявиться в банк к Машке Корнеевой с просьбой поспособствовать в покупке. А потом вместе с ней завалилась в гости к самой баронессе Изабелле де Вехтор, жене лично неприятного ему человека, последнее время серьёзно досаждавшего и Голове, и всем его друзьям.
Да не просто так завалилась в гости, а ещё и потребовала от баронессы продать ей на торжество парочку бутылочек самого дорогущего когнака.
– "Стерва, не экономит семейные капиталы", – мгновенно вспыхнуло раздражение, как только мысли Головы вильнули в ту сторону.
И баронесса, ещё одна точно такая же стерва, если не хуже, якобы растроганная ангельским видом спящего, невинного младенца, которого хитрая баба притащила с собой, не придумала ничего лучшего, как подарить ей серёжку с поморским изумрудом из собственного ушка. Безумно дорогу. фамильную драгоценность, простой амазонке. Подарить просто так, без всякой выгоды, только как матери понравившегося ей младенца. Щаз! Так он и поверил!
Хотя нет, подарила не просто так, а с условием, что Имра Строгая Косая, вместе с его сыном Аркашкой, не задержатся со вторым. Тогда она подарит ей и вторую серёжку, до пары.
Сказать, что Глова был недоволен этим подарком, значит не сказать ничего. Просто в этой ситуации он ничего не мог сделать. Он сцепил зубы и промолчал. Потому что домашние бабы как только увидели подарок сразу раскудахтались, разахались, и сказать им в этот момент что-либо против, было смерти подобно. Тем более что сноха настолько гордилась этим подарком, что даже на ночь с ней не расставалась, не вынимая его из ушка даже ложась в постель с супругом.
И надо сказать, что к условию баронессы Имра отнеслась более чем серьёзно. И теперь из их комнаты каждую ночь доносились весьма характерные звуки, приводя в весьма легкомысленное состояние всех его домочадцев. Даже жена его, на что уж баба не молодая и ленивая, но и та теперь довольно недвусмысленно каждую ночь пихала его в бок, требуя и своей бабьей доли.
Ну а про то, что все в городе только и судачили о столь ценном, дорогом подарке простой амазонке и вообще говорить не стоило. Хотя, какая она простая – единственная дочь весьма небедных родителей, далеко-о-о не последних людей у себя в республике.
Собственно, именно это и примирило Косого с этим подарком. В конце концов, выходило, что ни у кого в городе нет такой редкой драгоценности, кроме как в семье Городского Головы.
Сама же баронесса, обладательница подобной редкости, была не в счёт. Поскольку в старинных дворянских семьях можно было и не такое ещё встретить. Но вот раздаривать направо и налево столь дорогие подарки – это не всякому было дано. И Голова прекрасно понимал, что в лице собственной снохи он получил к себе в семью тайного агента баронессы, беззаветно ей преданного и, что самое главное – искренне любящего своего благодетеля.
Да и самому себе Голова признавался, что он на месте своей снохи, точно также относился бы к такому человеку. К которому ты, придя в робкой, безнадёжной попытке попросить на продажу хотя бы одну бутылочку ценнейшего, самого редкого в их краях напитка "Старый Когнак", получил в подарок такую ценность.
А по случаю крестин, баронесса подарила его снохе не просто пару бутылок, а целую корзину, ровно девять литровых бутылок ценнейшего и редчайшего напитка, не считая бесценную, дорогущую серёжку. Да ещё с таким весёлым, фривольным пожеланием.
Но теперь целых семь бутылок "Старого Когнака" горделиво красовались посреди пиршеского стола, утверждая его превосходство пред всеми прочими, а оставшуюся пару Голова решительно припрятал у себя в шкафу, на всякий случай, как он объяснил возмущённой его поступком снохе. Последнюю же, десятую они выпили вместе с ней на двоих, в знак обоюдного примирения и взаимного согласия. Младшенького же сынка предусмотрительно не позвали – бутылка была одна, да и молод он ещё был такие дорогущие напитки распивать.
На том, что сама вредная сноха была значительно моложе его сына, он благоразумно акцентировать внимание не стал, справедливо рассудив про себя, что иначе ему точно не достанется ни-че-го.
Дальше его мысли прервались, и прибывающие всё новые и новые гости закружились своим нескончаемым чередом. И буквально через пару часов весёлый пир по случаю крестин нового жителя их города бушевал уже по всему терему. Включая и дворовые службы, и гостевые комнаты, и даже сеновалы, куда уже оттащили первых не выдержавших соревнования с зелёным змием гостей.
И за всей этой вакханалией празднества в дальней, уединённой горнице, скрытой от основной массы приглашённых длинным и узким коридором с парой проходных комнат, в которых расположились приближённые стражники, собрался узкий, сугубо ограниченный круг особо приближённых гостей. Для обсуждения наиважнейших стоящих на повестке дня перед городом вопросов.
Узкий круг.*
Первым на сегодня был вопрос дня: «Что делать с посольством амазонок?». Первым и самым главным.
Приятная, радостная, долгожданная, наконец-то с успехом разрешившаяся, но крайне серьёзная головная боль – бывшее недавно в городе Старый Ключ Посольство Совета Матерей амазонок с предложением Старому Ключу о снятии амазонками торговой блокады по реке в обмен на помощь в войне с ящерами. И, породившее невероятную кучу серьёзных проблем, разрешение большинства из которых даже не просматривалось.
Предложение, ещё вчера бы показавшееся полным бредом, теперь звучало крайне серьёзно и без малейшего ёрничанья. Амазонки сами запросили мира и помощи. И с охотой пошли на предложенные городом мирные решения, словно только их и ждали.
Крайне непонятное положение. И что делать, было неясно. Кроме одного, что-то в мире сдвинулось, а вот что – неясно.
Точнее ясно – надо было по-быстрому соглашаться, пока те не передумали, и как можно быстрей закреплять полученный результат.
Однако во всём этом деле была куча маленьких "но", которые требовалось всесторонне обсосать с ближниками со всем надлежащим тщанием, и как можно скорее, пока время не ушло.
По всем данным выходило, что дела в Амазонии творятся странные и доселе невиданные. Была обезглавлена чуть ли не половина пресловутого Совета Матерей Амазонии, органа, управлявшего всей страной, и в республике воцарился хаос. И всё это на фоне какого-то непонятного восстания штрафного легиона где-то в верховьях Лонгары, и начавшейся войны на границе с людоедами.
И особенно много было непонятного с самими казнёнными.
Худо-бедно, но до сих пор казнённые вполне нормально справлялись со своими должностными обязанностями, а тут вдруг были объявлены как не справившиеся с доверием народа и казнены. Прилюдно, при большом стечении толпы.
И что ещё более странное, никто не выступил в их защиту, а значит, что и вины казнённых были, безусловно доказаны, раз никто с тем не спорил. А вот это наводило на самые серьёзные мысли и неприятные ассоциации.
Но и обстоятельства, приведшее к подобному, неслыханному ранее положению дел, были допреж тоже не слыханы. На болотистые, казалось бы ранее никому не нужные земли амазонок в верховьях Лонгары навалились доселе вполне им лояльные пограничные племена подгорных ящеров-людоедов, до того считавшиеся там чуть ли не союзниками, несмотря на всё их людоедство. И на бывшей мирной границе с каждым днём всё более и более разгорался пожар войны.
И теперь, разбитые в быстротечных приграничных сражениях регулярные войска амазонок с тяжёлыми кровопролитными боями медленно отходили вглубь своих пограничных земель, оставляя людоедам свои болота. За которые они непонятно почему вцепились мёртвой хваткой и не желали отдавать. Хотя, спрашивается, что там было такого ценного, что стоило такой крови?
На данный момент амазонкам было потеряно уже до половины территории пограничных болот в верховьях, и пока ими ещё удерживалась узкая полоса болотистой земли вдоль цепочки торфяных озёр, разделявшей все принадлежавшие ранее амазонкам болота верховий где-то наполовину. И теперь на топких болотистых берегах Гнилой речки, реки, названия которой до сего дня не знал практически никто, в кровопролитной схватке намертво вцепились пограничники амазонок с неизвестно откуда взявшимися у людоедов прекрасно подготовленными и вооружёнными легионами ящеров.
Не имперских, что было удивительно, но от того было не легче. В болотах верховий идут кровавые бои, и амазонки еле сдерживают страшный натиск людоедов. А с кем они воюют – непонятно.
И отчаявшиеся уже амазонки, просят ключёвцев надавить на ящера здесь, чтоб снять давление с них там.
И следовало бы решить, принять предложение амазонок и влезть в так не нужную им войну, или всё же послать их куда подальше, посоветовав самим решать свои проблемы. Вот только в таком случае возникала серьёзная опасность, что те же самые проблемы в самом скором времени станут и их тоже. Потеря соседями своей территории кого угодно могло впечатлить, как не могло не вызывать и беспокойства собравшихся в дальней, потаённой комнате людей.
Странное затишье последнего года на их собственной границе с ящером получило грозное, пугающее объяснение. И практика последних месяцев, когда практически все ответственные за определённые участки границы кланы в преддверии зимнего затишья, распустили по домам нанятые ими на летний сезон отряды лесовиков-наёмников, следовало бы признать крайне поспешной и явно ошибочной практикой. Своих войск при таком раскладе могло и не хватить.
К тому ж, хоть напрямую это кланов и не касалось, но их собственный недавний негативный опыт по ведению боёв против новой генерации подгорных ящеров показал высокую уязвимость клановых войск в боях.
По всему выходило, что амазонки столкнулись на своих землях с тем же самым явлением, что и люди на Левобережье. В пограничной зоне контакта с людьми у подгорных ящеров появилась новая раса ящеров. Более высокая, более сильная, более легко обучаемая и более разумная, чем обычный подгорный людоед.
В этой связи всеми с неохотой вспоминалась информация, ещё прошлой весной доведённая до сведения городских властей земным кланом, этим неугомонным Сидором с компанией, о возможности чего-то подобного. Тогда их никто не послушал, сочтя за откровенные басни и желание выделиться. И тем неприятнее было теперь осознавать, насколько те в своих предположениях оказались правы. Хотя, какие уже предположения, это суровая реальность оказалась.
И никому из сейчас собравшихся в этой комнате, подобное положение дел не нравилось. Сильно не нравилось.
И ещё это однозначно свидетельствовало, что натиск Империи Ящеров на земли людей не остановился, как они все последнее время думали. И совсем уж не пошёл обратный откат, как они все себя в наивном ослеплении уверяли, видя творимые безобразия в самой Империи.
И ещё это значило, что усыпляя их внимание демонстративным бездействием и пассивностью, на самом деле Империя последние годы взращивала новую генерацию бойцов для борьбы с людьми. И вырастила! Более сильных, более умных, более дисциплинированных. А насколько умен, может быть ящер, они прекрасно знали по своим, городским ящерам, во множестве поселившимся последний год в их пограничном городе. И даже основавшим в городе свою Лекарскую Академию, где преподавали не только химию и математику, но и более точные науки, механику и биологию, не говоря уж о своём излюбленном предмете – медицине.
Но что больше всего примиряло горожан с этими ящерами, буквально намертво связывая, была их абсолютная, смертельная ненависть к Империи и лично к нынешней правящей династии Императриц. Что они неоднократно уже и доказали, щедро проливая свою кровь в пограничных боях. Правда, не на границе по Чёрной речке, а в сугубо семейной драчке землян с подгорными людоедами на своих озёрах где-то в предгорьях, но оттого не менее кровавых.
И любому их них, случись им случайно оказаться в той самой Империи откуда они все были родом, грозила медленная, мучительная смерть.
Потому их и не гнали из города, что лучшего союзника нельзя было и придумать. Умные, сильные, умелые, они уже весьма значительно помогли многим городским кланам укрепить собственную обороноспособность, за это лето построив на границе для трёх городских кланов четыре хоть и небольшие, но каменные крепости, обещавшие стать непреодолимой преградой на пути подгорных ящеров в будущую военную компанию этой пришедшей суматошной зимы.
Голова настолько погрузился в собственные мысли, что утратил нить ведущегося за столом разговора, и теперь с несколько безсмысленным, бездумным взглядом слушал очередного выступающего. О чем там говорилось, он совершенно не обращал внимания.
Мысли его привычно вернулись на наезженную за последний месяц колею: "Хватит гнобить этот клан землян, или ещё можно немножко?"
Подбитый когда-то глаз задёргало тупой фантомной болью, и о том, что он ещё пять минут назад он думал как бы замириться с кланом землян, Голова забыл начисто.
Как в своё время объясняли ему врачи ящеры, свои, из Академии, боль эта была не в теле, а в его голове. И утихнет лишь тогда, когда он сам решит, что с него довольно, что он отомщён и можно успокоиться. Тогда всё пройдёт само собой. А пока так и будет глаз периодически дёргать, напоминая о неприятном прошлом.
– "За тот фингал, что поставила ему Машка, та стерва должна заплатить. И заплатит, – клятвенно пообещал он себе в который раз.
Надо было так отыграться на Машке, чтоб никто в городе не смел никогда сказать, что Городского Голову можно безнаказанно бить. А это значило, что уже проделанных дел было мало. Надо было ещё придумать какой план, чтоб ещё более унизить эту наглую компанию землян, чтоб окончательно всех утвердить в мысли что ни самого Голову, ни его клан, ни его интересы, ничего с ним связанное никто не смеет и пальцем тронуть.
А для этого надо было ещё более унизить землян. Брать с них пока что было нечего, а вот унизить – можно было расстараться.
– "Жаль, что с принятием в Совет ничего не получилось. – Вывернулась Машка, отказавшись принять "щедрое" предложение Головы войти в состав Совета с правом совещательного голоса. А то бы там открылась немало прекрасных возможностей поиздеваться над этой докучливой бабёнкой. Да видать у той оказались толковые советники".
В этот миг припомнив короткий взгляд баронессы, мельком брошенный на него при оглашении Головой предложений Совета клану землян, Голове на миг поплохело. Было понятно, откуда ноги растут с отказом принять его "щедрое" предложение. У дуры Машки своих бы мозгов точно на такое не хватило. Баронесса! Умная стерва, заранее отсекающая малейшие рычаги влияния на клан.
– "Ну да ничего, – клятвенно пообещал себе Голова. – Найдётся и на эту норовистую кобылку крепкая уздечка".
Тут же вспомнилось ещё одно его предложение, с энтузиазмом подхваченное всеми остальными членами Совета. И настроение Головы тут же быстро пошло вверх. "Дать клану землян, тяжко "пострадавшему" от наглых требований беспредельщиков амазонок, льготу по налогам сроком на три года".
Да о каких льготах вообще можно вести речь, – усмехнулся мысленно Голова. – Доходов то у них всего с гулькин нос. Так что три года, предоставленных для них налоговых льгот, это просто пустышка, ничего не значащая".
Голова по праву гордился собственноручно разработанной и с блеском проведённой им операцией по наказанию зарвавшегося клана. Добиться от Совета подобного срока, за который они гарантированно не смогут вернуть ни-че-го, это дорогого стоило.
А уж как он детально разработал и ловко провернул операцию по лишению земного клана работников с их заводов, так вообще можно было хоть сейчас заносить в учебники тайных операций.
– "Ну что у нас за народ, – весело подумал Голова. – Бараны! Настоящие бараны! Поверить на слово, что в низовьях Лонгары текут медовые реки с кисельными берегами? Это, каким же надо быть идиотом? Сорваться с нагретого места с гарантированной хорошей оплатой! Бросив всё, наплевав на все договорённости с работодателем! Таких дураков надо наказывать. Вот пусть Сидор их и накажет. А Голова их потом пригреет, как неправедно обиженных. Только вот потом, набив шишек, они всяко потише будут и былого гонору поубавится. Чего, собственно он и добивался".
И хорошо, что никто искренне не понимает, зачем ему это надо, демонстративно кого-либо наказывать. Да ещё именно эту компанию землян, которая ничего худого до сих пор никому не сделала. И Голове пришлось приложить воистину титанические усилия, чтобы доиться своего. Впереди Городу предстояло выполнение крупного промышленного заказа из Амазонии. И выполнить его следовало СВОИМИ силами. Или, в крайнем случае, силами ЛОЯЛЬНЫХ ему промышленников, типа Кондрата Стальнова и ещё пары других. Но никак не руками слишком самостоятельной компании землян.
"И в самом деле, дороговато вышло", – недовольно поморщился он, вспомнив конечную сумму взяток и договорённостей, розданных им для принятия нужного ему решения. Но клан безпокойных землян терял в этом случае ещё больше, и Голова не мог отказать себе в сладости мести, хотя бы за тот фингал, который украшал его левый глаз целых две недели после сорванного этой злой Машкой чествования освободителей хуторян.
Ну и что, что поздравляли и награждали не тех, кто в действительности на самом деле освободил и помог выбраться из смертельной ловушки их землякам. Что с того? Это же не значит, что надо швыряться наградой, тяжёленьким таким мешочком с несколькими десятками золотых, прямо ему в глаз. А потом ещё и кулачком своим в тот же глаз ещё раз добавить. Да больно-то как. Да прилюдно, на глазах у всего города.
– "Подумаешь, цаца какая! – угрюмо вспомнил случившуюся неприятность Голова. – Не понравилось, что дружески похлопал по попке. Так не надо выставлять такое богатство всем на обозрение и вертеть у него перед носом. Тоже мне, цаца. Так вот вам теперь всем и надо. Крутитесь теперь без своего капитала, умники. И без своих лодий. И без городских заказов! А то ишь ты, гордецы какие выискались!"….
– Поэтому я предлагаю увеличить финансирование военных разработок из городского бюджета минимум вдвое, – неожиданно ввалившись в ведущийся рядом разговор, Голова услышал только конец обрывка фразы.
Впрочем, о чём сейчас говорил Кондрат Стальнов, Голова более-менее себе представлял. Тот наверняка опять просил у Совета денег. Недостающий оборотный капитал теперь уже на выполнение заказа амазонок по поставкам пулемётов.
– "До чего же он жадный, – с внезапно вспыхнувшим раздражением подумал Голова. – Всё-то ему мало! Лучше бы расценки свои снизил, выжига", – Голова мысленно недовольно поморщился, однако никак не показав это на собственном лице. Что-что, а управлять собственными лицевыми мышцами, он научился давно.
Голова невольно поймал себя на мысли, что ему вдруг стало безумно интересно: "А как бы на месте Кондрата повёл себя барон, барон Сидор де Вехтор. Или его друг Димон Безфамильный. И собственный вывод из невольного сравнения неприятно поразил его.
– "Ну, что они точно не стали бы делать, так это ничего, ни у кого не просили бы. Это уж точно. Гордые, больно", – усмехнулся невольно Голова, только на миг, представив обоих бывших своих друзей здесь, в этой комнате.
– "А впрочем, и представлять не надо, – сразу же помрачнел он. – Эти двое сюда даже не придут. И не то, что их никто не пригласит или их нет обоих в городе, а даже если б и пригласили, они всё равно бы не пришли. Не та, мол, компания!"
Голова снова нечаянно вывалился в самый конец разговора, толком, не расслышав окончания фразы.
– "Всё-таки надо будет дать ему денег из городской казны. Много. Чтоб послушней был. И дать, прямо сейчас, пока в рот смотрит. Чтобы и дальше в рот смотрел, а не на сторону. И чтобы на порох, и на остальную необходимую мелочь ему хватило, – Голова усмехнулся, внутренне торжествуя. Всё шло согласно его планам. – Пусть потом у меня же и купит и селитру, и всё остальное, из чего потом будет делать этот свой порох, или что там ещё. Вот денежки назад и вернутся. В те руки, в чьих они и должны быть. Но уже чистыми, честно заработанными.
