Текст книги "Гарри Поттер и Обитель Бессмертия"

Автор книги: akchiskosan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 57 страниц)

– Почему? – удивился Гарри. – Ведь это достижение в борьбе с Темным лордом!

– Все не так просто, – со значением произнес Маклаген. – Дело в том, что Флориана Фортескью обменяли на очень опасный черномагический предмет.

Секунду Гарри разрывался, сомневаясь, какая реакция на эти слова будет выглядеть естественнее: равнодушие или заинтересованность. Гермиона изобразила второе, и он последовал ее примеру.

– А почему «Пророк» об этом ничего не написал? – поинтересовалась Джинни.

– А «Пророк» не пишет о том, чего не знает! И то, что это будет, если на каждого заложника выменивать, нет, я вам даже не буду говорить, что! Твой братец, Уизли, так возмущался по этому поводу! – снисходительно поморщился Кормак, – Но что он может с этим сделать? Не обижайся, но ты же сам понимаешь, что он помешан на бумажках.

Рону очень хотелось бы возразить; но он ограничил свое возмущение тем, что покраснел до корней волос.

Должно быть, появление Маклагена здорово разозлило Джинни. После его ухода она долго ворчала, жалуясь, что они, как дураки, связаны благоразумием, и ничего не могут сделать. И, конечно, когда Гермиона отправилась на свидание, это показалось ей прямым руководством к действию.

– Гарри, я сама пойду, если ты так будешь сидеть и наблюдать, как мир катится к черту! – заявила она…

Когда Гарри, в мантии-невидимке, шествовал в направлении лестницы, ему пришло в голову, что ей удалось задеть его больное место. Мантию он выбрал потому, что она защищала от холода, а также из нежелания применять заклинание, ведь Амбридж в любой момент могла под благовидным предлогом проверить палочку.

Внутренний дворик оказался настоящим царством сквозняков. Гарри сразу увидел подругу в компании слизеринского недруга, кутающихся в мантии и прячущих подбородки в шарфах. Следовать за ними, держась на расстоянии нескольких шагов, было нетрудно, хотя, на удивление, довольно много ребят желали подышать свежим воздухом.

Малфой заговорил с Гермионой, лишь когда они отдалились на приличное расстояние от других гуляющих, так, чтобы их не могли услышать. Само их желание уйти за пределы досягаемости выглядело так естественно, что Гарри ревниво подобрался. Определенно, Виктор Крам рядом с Гермионой понравился бы ему больше.

– Ты написала родителям? – спросил Малфой. Несмотря на то, что голос его звучал ровно, Гарри показалось, в него заранее встроено неодобрение.

– Слушай, – с натянутым миролюбием произнесла Гермиона, – не понимаю, что ты ко мне пристаешь с моими родителями. Это, все-таки, тебя не касается.

– С тех пор, как они стали жить с моими родителями и жаловаться на твое пренебрежение, касается, – теперь претензия в словах Драко смешивалась с превосходством. – Между прочим, они мне написали, немного, правда, – заметив, что краска заливает лицо Гермионы, он резко сменил интонацию, – справедливости ради, может, это они оттого, что видят, как часто я пишу домой. Между прочим, ты мне обещала, что будешь посылать им сову каждую неделю.

Гермиона явно не хотела развивать данную тему. Гарри предположил, что ему следует быть особенно осторожным; если сейчас она услышит любой шорох от его движения, то непременно обратит на это внимание, просто чтобы переключиться. А Гарри, свыкшись в некотором роде, что поступает ей во благо, ни за что на свете не захотел бы, чтобы подруга когда-либо узнала о том, что он позволил себе хоть несколько минут за ней шпионить. Между тем, пройдя более десятка шагов, Гермиона все же обратилась к недовольному собеседнику.

– До чего ты все усложняешь, – сказала она. – Наверное, у тебя натура такая.

– Я не понимаю, почему ты так напряжена, – заявил, в свою очередь, Малфой. – У тебя хорошие родители.

– А я не понимаю, чем тебе не нравится Чарли!

Закипал спор.

– Он мне не сказать, чтоб не нравится, – возразил Малфой. – Просто он…Уизли! А в целом я признаю, что Нимфадора гораздо лучше выбрала себе мужа, чем моя тетушка.

Они дошли до свободной скамейки, на которую староста девочек опустилась нарочито медленно, затем – огляделась, после чего без всякой необходимости чуть подвинулась, освобождая Драко место, которого было и так полно. Гарри понимал, она делает это затем, чтобы оттянуть продолжение разговора. Но эти средства скоро были исчерпаны.

– Я уже слышала об этом, – сказала Гермиона. – Но ты никогда не объяснял толком. Это какой-то семейный секрет? И, пожалуйста, не надо больше о моих родителях!

– Последнего я тебе не обещаю, – жестко произнес Драко. Он глядел не на нее, а прямо перед собой, и, заметив это, Гермиона сделала так же. Сейчас, сидя рядом, они смотрелись отнюдь не беззаботной и даже не парой; любой, проходя мимо, заметил бы, что они напряжены оба, но совершенно по-разному.

– Так что насчет твоей тети? – повторила Гермиона, и эта просьба заставила Малфоя недовольно сморщиться.

– Тетя Андромеда изгнана из семьи Блэк с тех пор, как выбрала себе в спутники жизни неизвестного тебе, к счастью, мистера Теда Тонкса, – начал он и, тяжко вздохнув не без нарочитости, умолк, подбирая слова.

– Почему – «к счастью»? – не поняла Гермиона.

Гарри заметил, как знакомая насмешливая ухмылка расползается по физиономии Малфоя. Так всегда происходило, когда слизеринец собирался объявить кое-что неприятное.

– Потому что лично мне было бы неловко знакомить его с тобой и даже с моими друзьями. А ты что, вообразила его рыцарем в сияющих доспехах? – спросил он нормальным тоном, так контрастировавшим с выражением его лица. – Ну, на самом деле речь вовсе не о нем. Главным действующим лицом в этой истории является тетя Андромеда, а точнее – благородный и старинный род Блэков. Видишь ли, мои родственники по этой линии – довольно своеобразные люди.

«Как будто по другой лучше», – подумал Гарри, хмурясь при виде подтверждающего кивка Гермионы.

– Тетя, по сути, очень порядочный человек, и оказалась подверженной всяким передовым идеям. А в нашем роду издревле выводились консерваторы, да и просто чокнутые зануды. В общем, я могу понять, что ей опротивел родительский дом. Ты же там часто бывала, даже жила? – на это Малфой получил еще один подтверждающий кивок. – Мама говорит, по молодости лет тете было простительно впасть в романтизм. Насколько я понял, чтобы убраться подальше от семьи, она сбежала с первым встречным. Им оказался, к сожалению, мистер Тонкс, отец моей кузины. Ну, если честно, поначалу он очень подходил. Он был воплощением всего, чего не выносили члены семьи Блэк, полной их противоположностью.

– Они счастливы? – спросила Гермиона с надеждой. Малфой фыркнул.

– Ну… во всяком случае, они недовольны друг другом совершенно взаимно. Некоторые считают, что и в этом можно найти счастье, – ответил он. – Очень скоро тетя выяснила, что у них принципиально разные представления о том, что такое нормальная жизнь. Мистер Тонкс происходил из очень, как я понимаю, мм, простой семьи, даже по маггловским меркам. Он уважал себя за то, что имел работу, приносил домой какие-то деньги, не изменял жене и мог себе позволить угостить друзей. Он считал, что этого более чем достаточно, и для другой женщины, из его круга, возможно, так бы и было.

– Деньги – не главное! – проворчала Гермиона.

– Не главное, – неожиданно покладисто согласился с ней Малфой. – Но если ты привыкла ни в чем себе не отказывать, а потом тебя ставят перед фактом, что финансам, которыми ты отныне располагаешь, есть предел, и предел этот довольно близок… деньги, как я понимаю, становятся очень важны, когда их не хватает. А потом родилась Нимфадора, и разочарований стало еще больше, потому что она, конечно, не принадлежала к избранному кругу, а все из-за папочки.

Гарри никогда не любил сплетен и презирал манеру тети Петунии подслушивать все, что происходит у соседей, но теперь неожиданно поймал себя на том, что ему интересно. Все-таки, дело касалось знакомых ему людей. Но, на самом деле, его цель была достигнута, он убедился в том, что Драко Малфой вовсе не пытается ни очаровать Гермиону, ни обмануть ее иным способом, а всего лишь настаивает на ее общении с родителями. При всем желании Гарри не находил в этом ничего предосудительного и полагал, что пора бы убраться.

– У человека в данный конкретный момент может не быть денег, – веско заявил Малфой, переведя дыхание; Гарри ущипнул себя, отгоняя напоминание о малфоевском боггарте, который свидетельствовал о прямо противоположных взглядах Драко. – Но! Всегда видно, как надолго он намерен оставаться в таком положении. По словам тети, ее благоверный навечно «застрял в луже». Моя тетя, не забывай, из той породы, которой важны не только деньги, но и амбиции. Ее муж их начисто лишен. Чтобы чего-то там добиваться, нет, это не для него, он валяется на диване, попивает пиво, и был бы вовсе счастлив, если бы тетя его не пилила. В общем, передовых взглядов у тетушки поубавилось, и теперь она является яростной противницей неравных браков.

– Наверное, тогда я ей не понравилась, – предположила Гермиона с искренним сожалением.

– Нет, почему же? – пожал плечами Малфой. – Тетя тебя похвалила. Она заметила, что ты не дура.

Последняя характеристика, судя по всему, в свое время исторглась из уст самой тетушки.

– Да, я давно хотела спросить, – оживилась Гермиона. – Почему ей не рассказали правду, ну, о нас?

Гарри не общался с матерью Нимфадоры и потому не имел представления, поставили ли ее в известность о том, что помолвка – лишь способ вытащить Люциуса Малфоя из Азкабана.

– Зачем? – удивился Драко. – Необязательно ставить в известность всех подряд, мало ли кто может проболтаться. Намного лучше, что моя законопослушная тетя искренне верит нам. Ну, теперь ты поняла?!

Это прозвучало так, словно все сказанное ранее касалось самой Гермионы. Драко не просто интересовался, может ли она обозначить мораль этой истории, а – извлечь урок, имеющий к ней прямое отношение. Даже у Гарри возникло желание обороняться от такого наглого наставничества. Пожалуй, Малфой не сумел бы лучше испортить настрой взаимопонимания, который сложился между ними в то время, пока он рассказывал.

– Что поняла? – возмущенно спросила Гермиона.

– Я хочу сказать, что нет ничего хорошего в том, чтобы сбегать из дома, – назидательно изрек Малфой. – Конечно, в сказках это может выглядеть как решение проблемы, но чаще всего происходит так, что одни проблемы меняются на другие.

Посчитав, что с него хватит, Гарри решил прекратить недостойное занятие. Он развернулся и пошел в башню, обдумывая, что из услышанного передаст Рону и Джинни, когда последняя потребует отчета. Невзирая на то, что в разговоре Гермионы с Малфоем не прозвучало вроде бы ничего предосудительного, он чувствовал, что имеет право пересказать Джинни далеко не все. Ему, например, вовсе не хотелось упоминать родителей Гермионы и, тем более, Нимфадоры.

– Ну что? – требовательно обратилась к нему Джинни, когда Гарри, оставив мантию в сундуке, спустился в гостиную.

– Да ничего! – раздраженно бросил Гарри. – Не поверите, они повторяют теорию трансфигурации за шестой курс!

В самый обычный понедельник Гарри шел по коридору между Роном и Гермионой, размышляя, не приобщился ли он с помощью подобного вранья к дипломатии. Особого удовольствия он от таких навыков не испытывал, к тому же злился на Джинни за то, что она вынудила его что-то придумывать.

Миллисента Булстроуд как бы между прочим поравнялась с гриффиндорцами. Поскольку это отнюдь не было в порядке вещей, Гарри очень надеялся, что у него не слишком вопрошающий или изумленный вид. А вот ее проявленное недовольство ни у кого не вызвало бы сомнения в том, что слизеринке не очень-то приятно идти с ними рядом.

– Как дела? – процедил Гарри, догадавшись, что она ждет, когда к ней обратятся.

– Серый Кардинал одобрил авантюру с летающими машинами, – отозвалась мисс Булстроуд.

– Вот как? – радостно вскинулся Рон, так что и Гарри, и Гермиона дружно зашикали на него.

Гарри отлично понимал друга, ему тоже хотелось бы задать множество вопросов, однако он помнил о необходимости соблюдать осторожность. Когда-то он смотрел на вещи гораздо оптимистичнее и думать не желал, что в гриффиндорской башне найдется ученик, готовый прислушаться к Волдеморту. Теперь же его мнение о колдовской породе опустилось настолько, что Гарри, не задумываясь о низости таких подозрений, зорко выглядывал в толпе ребят, которые оборачиваются или вертятся, прислушиваются, замедляют шаг; вынужденный реально смотреть на жизнь, он не сомневался, что для Долорес Амбридж не было большой проблемой завербовать себе шпионов среди учеников.

– Да. Он считает, что машины управляемы лучше драконов, – монотонно пробубнила Миллисента. – Во всяком случае, они никого не спалят, если у них будет плохое настроение. Он хочет дать задание твоему отцу, чтобы мистер Уизли сделал еще.

То, что она говорила, Гарри определенно нравилось. А Рон, войдя в роль, нахмурился так, словно услышал от слизеринки нечто невыразимо отвратительное, что собственно и следует слышать от слизеринки.

– Мне не нравится то, – продолжала Миллисента, – что он собирается вас, ну и нас тоже, попросить испытывать эти машины. Малфой очень доволен, а вот я не понимаю!

«От тебя и не требуется», – подумал Гарри, но дипломатично промолчал.

– С каких это пор ты судишь решения Серого?.. – Рон вовремя осекся, но зато успел высказать то, что, по всей видимости, действительно думал.

Глаза Булстроуд недобро сверкнули.

– Я считаю, это неразумно! – отчеканила она и ускорила шаг, благодаря чему первой перешагнула порог класса защиты от темных искусств.

Но Рон был слишком воодушевлен, чтобы всерьез интересоваться мнением Миллисенты или беспокоиться по поводу ее неудовольствия. Она тоже, явно, не очень переживала, когда заняла место у окна рядом с Паркинсон. Гриффиндорцы проследовали, как всегда, в конец класса. Кинув сумку на парту, Рон мечтательно зажмурился.

– Я с удовольствием снова сяду за руль, – признался он.

– Ну, если Серый Кардинал так считает… – задумчиво произнесла Гермиона.

Гарри уже не раз отмечал, что с тех пор, как Малфой познакомил ее с Кардиналом, она относится к распоряжением последнего с большим доверием, даже если они ей, вот как сейчас, бесспорно, не нравятся. Это интриговало, и Гарри, не особо рассчитывая на успех провокации, все же решился поддеть ее, когда вечером они конспектировали в общей гостиной.

– А что, он и правда такой умный? – спросил он, всячески выказывая свои сомнения в данном вопросе.

Но Гермиона не посчитала нужным что-то для него придумывать.

– Гарри! Ты же знаешь, я не могу ответить, – упрекнула она.

То же самое она повторила и позднее, в гостиной, когда Рон, в свою очередь, решил попытать счастья.

– Да уж, – заметила Джинни. – И ты туда же. Оберегаешь инкогнито этого солидного господина!

Гарри в числе прочих прервал свои занятия, изумленно уставившись на Джинни. Он не очень понимал, какая муха ее укусила, и тем более ничего не понял, заметив, что Гермиона как будто бы сильно смутилась.

– Не стоит о нем так говорить, – тем не менее, с вызовом произнесла староста девочек.

– Я не о нем, а о тебе, – не без ехидства ответила Джинни. – Нет, и о нем тоже, конечно. Но ты стала слишком лояльной ко всяким непонятно кому нужным тайнам.

– Прекрати немедленно! – отрезала Гермиона, заливаясь краской.

Казалось, она вот-вот встанет и уйдет. Гарри тоже возмутился; он не ожидал, что Джинни зайдет так далеко. Да, ему было очень важно узнать, кто возглавляет Ордена, но ему вовсе не нужна была такая поддержка. Сам он никогда не стал бы намекать, что Гермиона изменилась в худшую сторону и обманывает друзей из-за того, что прогуливается под руку с Драко Малфоем. Он считал себя обязанным что-нибудь сказать, а не сидеть тут безмолвным свидетелем вместе со всеми.

– Знаешь, Джинни, – заговорила Гермиона, отчего румянец на ее щеках разгорелся еще жарче, – я думаю, ты должна с уважением относиться к Серому Кардиналу, если хочешь когда-нибудь вступить в Орден Феникса.

И она принялась строчить свой реферат, словно больше на свете ничего не существовало. Джинни не нашлась, что возразить; зато разозлилась. Гарри не находил слов, чтоб ее успокоить; и не то, чтобы он совсем этого не хотел, но все же ему казалось, что Джинни достаточно взрослая, чтобы не создавать подобных ситуаций.

– Ты того, слишком, – пробормотал Рон.

Глава 28. Дар Хельги и новая вылазка

На фоне возросшей активности Долорес Амбридж постепенно расцветала предэкзаменационная истерия. Теперь помощница директора чаще всего сидела в библиотеке и наблюдала, кто какие книги берет и как часто. Еще Амбридж завела моду заходить во все классы и отмечать, кто присутствует. Учителя старались каждый урок проводить повторения пройденного, и ученики не могли не заметить, что в случае появления в классе помощника директора они с ходу начинали говорить совсем другое, чем минуту назад.

– Как мне все это надоело! – возмутился Гарри. – И почему кому попало позволяется командовать «Хогвартсом»? Поневоле хочется бросить все это и заняться, наконец, настоящим делом.

– Гарри! Ты обязательно должен присутствовать на каждом экзамене! Или ты уже не хочешь стать аврором? – сурово спросила Гермиона.

Подобной постановки вопроса Гарри не ожидал. Сразу вспомнилось, что ему уже повезло однажды: когда Снейп ушел с преподавания зелий, что позволило Гарри взять их на ТРИТОН. Он и в самом деле стремился стать аврором, и не хотел думать о том, что ради этого стоит подумать и об экзаменах. Гарри хотел бы возразить подруге, что в случае нападения Волдеморта он не станет выбирать, но это выглядело бы, как позерство. Поколебавшись между настоящим и будущим, Гарри все же, не без злости на Гермиону, признал, что она права.

– Плохо, что у меня больше всех экзаменов, – сказал он.

– Уж ты-то точно их все будешь сдавать, – констатировал Рон.

– Знаешь, если возникнет необходимость, я сумею отказаться от чего угодно! Даже от трансфигурации, – с достоинством произнесла Гермиона, но в конце голос ее дрогнул.

Да, экзамены нельзя было ни отменить, ни перенести. Эрни Макмиллан очень переживал из-за ТРИТОНов, поскольку ему для карьерных планов требовались высокие оценки. А вот слизеринцы демонстративно пренебрегали подготовкой и держались так, словно их это вообще не волнует. Малфой и вовсе не скрывал, что нет смысла стараться, ведь в Министерство его теперь с любыми оценками не возьмут. Зато он нашел другой способ бахвалиться:

– Я тщательно изучу научные труды моего деда, а когда сделаю великое открытие, про мои оценки никто не вспомнит, – полагал он.

Невзирая на то, что нес он вздор, поглядывали на него, между прочим, уважительно. С тех пор, как по школе поползли слухи о его татуировке, благодаря фантазии любопытствующих школьников превратившейся в несколько татуировок самого разного вида, личность Малфоя-младшего приобрела некий таинственный ореол героизма. Рона это раздражало.

– Он постоянно пытается соперничать с тобой, Гарри, не в квиддиче, так по-другому, – ворчал он.

– Нет, Малфой вовсе не хотел, чтобы люди знали о зеленом драконе, – возразила однажды Гермиона. – Из-за этого его мать очень переживает, что подумают о нем все эти чистокровные снобы, с которыми они водятся.

– Она, наверное, вообще не хотела, чтобы он делал татуировку, – предположила Парвати.

– Ну, лучше так, но на свободе, – усмехнулся ее словам Гарри. – Он сделал это, чтобы обмануть Уизенгамот, и, по-моему, они вместе придумали этот план. Пусть хвастается, вообще-то мне не жалко.

Гарри никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из друзей это обсуждал, но с тех пор, как слизеринцы присоединились к Д.А., настроения в группе борцов с Волдемортом неуловимо, но существенно изменились. Как будто бы каждый, включая самых правильных ребят вроде Эрни Макмиллана, подхватил вирус, от которого в душе воспаряло восхитительное, порой пугающее ощущение вседозволенности и хулиганства. Нечто подобное Гарри чувствовал и раньше: в компании близнецов Уизли, с ними как будто нет никаких ограничений, и все возможно. Гарри и до сих пор не испытывал особых угрызений совести, нарушая правила, но теперь, имея возможность чаще наблюдать за тем же Малфоем и другими слизеринцами, для которых это было вообще естественно, ему становилось не по себе. Сразу вспоминался суровый вердикт распределяющей Шляпы, утверждавшей, что он отлично вписался бы в «Слизерин».

Однако именно слизеринцы больше всех возражали против того, чтобы еще раз впустить Упивающихся смертью в «Хогвартс». Они, правда, соглашались, что установить здесь подходящие ловушки проще всего.

– Но риск неоправдан, – отрезал Нотт, и по тому, как синхронно закивали его друзья, стало ясно, что для них тут спорить не о чем.

– А если Министерство вдруг утвердит это решение? – спросил Майкл Корнер.

– Не совсем же там одни идиоты сидят. Они должны понимать, что фанатизм – страшная сила, – был ответ слизеринцев.

Гарри не очень приятно было с ними соглашаться, тем более, он вовсе не боялся сражаться, но одна мысль о том, что нога кого-нибудь вроде покойной Беллатрикс ступит на землю «Хогвартса», была ему настолько противна, что он, пожалуй, даже согласился бы перевестись ненадолго в «Слизерин», лишь бы этого не допустить.

Тем не менее, нечто приближалось. Гарри замечал, что не только он это ощущает. В воздухе витало предчувствие битвы, скорой развязки, чего-то такого, чему нельзя сопротивляться и к чему бесполезно готовиться.

– Все-таки важнее всего очистить Министерство, даже если это не в наших силах, – мрачно выдал как-то вечером Рон, когда они упорядочивали конспекты накануне экзаменов. – Но, может, стоит и нам подумать, как их лучше обезвредить?

– Нам бы среди наших порядок навести, – бросил на это Симус.

– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся Невилл. – Ты кому-то не веришь?

– Тому, кто боится, – фыркнул Симус. – Ты про мамашу Забини слышал? На нее нажми, и она – готовый тебе предатель.

– А никто ей ничего рассказывать не собирается, – веско произнес, обрывая пессимистичные разглагольствования, Рон. – А ты чего молчишь, Гарри?

Гарри помотал головой, не желая делиться своими мыслями. Рассуждения Симуса заставили его подумать о том, что он видел и слышал, когда ездил на матчи в другие страны. В определенном смысле, эти соревнования все же были полезны. Они показали, что обстановка во всем мире, в общем-то, далеко не спокойна. Сторонники для Волдеморта, скорее всего, находились повсюду, возможно, он собирал их во время своих долгих скитаний, когда был лишен тела, или они приходили сами по себе: гордецы, полагающие, что их происхождение должно давать им привилегии, всегда найдутся. Просмотрев колонку международных новостей, Гарри нашел подтверждение своих мыслей.

Но он по-прежнему считал, что должен прежде всего думать о том, на что способен повлиять. У него было сигнальное зеркало; а Серый Кардинал, как выяснилось, к его предложению отнесся со всей серьезностью.

– Два Зеркала Сокровения установлены в закрытых местах, к которым Упивающиеся смертью проявляют стабильный интерес, – сообщил Кингсли Шеклбот еще до того, как Гарри задал вопрос.

– Это где? – пожелал уточнить гриффиндорец.

– Я не могу тебе этого сказать, Гарри, – с сожалением помотал головой аврор.

Гарри сдержался, заставив себя не протестовать. Все-таки следовало признать, что у Кингсли были основания не говорить ему всего.

– А почему только в двух? Надо по возможности везде, – недовольно произнес он вместо этого.

Аврор усмехнулся; Гарри даже показалось, что по черному лицу мелькнула тень снисходительности.

– Ты думаешь, нам хватит зеркал? – спросил Кингсли. – А в доступных местах бывают не только Упивающиеся смертью, и что потом делать с честными гражданами, которые не пожелают оторваться от любования своими мечтаниями? Давай сначала посмотрим, к какому результату приведет установка этих двух.

– Они должны сработать! А сколько всего зеркал можно поставить? – спросил Гарри.

Ответ поразил его в самое сердце.

– Девять, – сообщил аврор.

Более чем скромная цифра настолько шокировала Гарри, что он никак не сумел это прокомментировать посредством речи, лишь едва выдавил из себя невнятное мычание, до отвращения напоминающее мыслительный процесс Гойла.

Воспользовавшись этим, Шеклбот поспешил распрощаться. С тем и отправился Гарри на зелья, не сомневаясь, что Гермиона объяснит все как следует.

– Да, их мало, – удивилась она его удивлению, – Зеркала Сокровения – штучный товар. Ни одному мастеру не удалось изготовить больше одного за всю жизнь. Не существует точной методики их изготовления. Описано много случаев, когда люди тратят годы, но так и не добиваются результата, – Гермиона перевела дыхание; ее слушали очень внимательно, не забывая, впрочем, одновременно с ней помешивать в котлах. – Это не научно и не доказано, но существует мнение, что Зеркало получается, только если сам изготовитель способен задать эталон. Если этот человек, глядя в Зеркало, видит только самого себя.

– То есть счастливый человек, у которого все есть, – вполголоса пробормотал Забини. – Да, это объясняет, почему зеркал так мало.

– И что, их действительно только девять? – уточнил Гарри.

– В Англии – да, – кивнула Гермиона. – Три – в Министерстве магии, и, по-моему, два находятся в распоряжении авроров, а одно заперто на всякий случай. А где остальные, неизвестно. Наверное, то, которое было установлено для защиты философского камня, Дамблдор заимствовал в Министерстве.

Последовавшее за этим фырканье Малфоя было преисполнено снисходительного превосходства.

– Неправильно, Грэнжер, – произнес он почти нежно. – Оно – собственность семьи Дамблдора. Думаю, все неизвестные тебе Зеркала хранятся в древних колдовских семьях. Не поручусь, конечно, за те, о которых точно не знаю.

Гарри подумал, что, если Малфой жаждал внимания, у него отлично получилось привлечь его к своей персоне.

– Да? И где же остальные Зеркала? – полюбопытствовала Гермиона.

Малфой выставил перед собой ладонь левой руки и принялся, перечисляя, деловито загибать пальцы.

– То, которое принадлежит Дамблдорам, по-моему, еще здесь, в «Хогвартсе»; надо у Кардинала спросить, – сказал он. – Еще одно заперто на чердаке в особняке мистера Тибериуса Огдена, двоюродного дяди Кормака Маклагена. Одно – у Борджина и Беркса, мой отец его видел; кстати, оно не продается, и защищено от обыска. Не имею понятия, как, – отмахнулся он от Гермионы, которая уже открыла рот, явно намереваясь перебить его. – Еще одно должно храниться в семье Хиггсов, но, может, и у Смитов, это не точно, – поспешно произнес он, видя, что теперь перебить его собирается Захариас Смит. – Еще два, по непроверенным данным, – Драко напирал на слово «непроверенным», – спрятано в доме на Гриммаулд-Плейс. В том самом, Макмиллан, – кивнул он Эрни. – И это ничего не значит, Поттер! – предупреждающе бросил сдизеринец, поскольку Гарри жадно вытянул шею. – Я слышал об этом от портрета мамаши Блэк, еще до школы. И не поручусь, что кто-то из нас получит доступ в те помещения, где спрятаны Зеркала. Если они вообще там. Миссис Блэк могла это выдумать, чтобы подчеркнуть величие рода Блэк.

Гарри поймал себя на том, что кивает; он не доверился бы словам зловредной старухи на портрете. Собрание, впечатленное рассуждениями Малфоя, медленно приходило в себя.

– А ведь, по сути, ничего он не сказал, – шепнул Рон.

– В том доме можно что угодно упрятать так, что потом в жизни не найдешь, – проворчал кто-то из слизеринцев.

– А где еще одно? – требовательно спросила Гермиона.

– Даже не могу себе представить, – театрально развел руками Малфой.

Гарри заметил, что Драко не расстается со шляпой. С тех пор, как Тонкс ожила, он, похоже, воспылал тайной надеждой, что в Шляпе можно отыскать решение любой проблемы, и дорожил ею чрезвычайно. Он держал ее в специальном отсеке своей школьной сумки, и каждый раз, как требовалось что-то положить или вынуть, обязательно заглядывал, на месте ли Шляпа. Гермионе такое поведение казалось неразумным.

– А если Шляпу заметит Амбридж, или Вриттер, или кто угодно из шпионов Лорда в школе? – возмущенно вопрошала она. – Если же подмену обнаружит директор, Малфой, тебя точно выставят из школы в назидание прочим наглецам!

Все это Малфой покорно выслушивал, но каждый раз заявлял, что достаточно осторожен, и продолжал в том же духе. В душе Гарри крепла уверенность, что таким образом он преследует определенную цель, возможно, рассчитывает, что Шляпа выдаст что-нибудь еще.

Гарри сказал об этом Рону, и тот подтвердил, что Малфой, когда думает, что его никто не видит, например, на зельях, частенько сует руку в колпак.

– Хитрый крысеныш! – прокомментировал Уизли. – Надо бы намекнуть ему, что у людей есть глаза!

Гарри посмеялся вместе с другом, но намекать ничего не стал. Во всяком случае, Малфой снял с Гарри заботу о сохранности шляпы Гриффиндора, и это было весьма удобно.

Между тем у Дамблдоровой Армии намечалось значительное событие. По мнению Гермионы, Рон и Майкл Корнер уже могли продемонстрировать, чему научились.

– Я хочу, чтобы они сделали это, – доверительно сообщила она Гарри, – чтобы настроить их на дальнейшую работу. Все-таки до настоящих результатов еще долго, а, учитывая все эти проблемы, велико искушение все бросить на полпути.

Гарри покачал головой; он был уверен, что сам тренировался бы на износ, но ни за что бы не бросил.

Вскоре удача улыбнулась замыслам Гермионы: Амбридж зачем-то вызвали в Министерство. По такому случаю единомышленники Гарри и те, кто считались таковыми, рискнули снова собраться в Комнате необходимости. Ребята тихонько переговаривались в предвкушении интересного зрелища, пока Гермиона вывешивала экран.

– У Гойла пламя было белое, – рассказывал ей Малфой. – Мы сразу прониклись важностью момента. Я читал, что такое бывает раз в сто лет.

Наблюдая за ними от нечего делать, Гарри услышал, как она спросила, а кто еще из слизеринцев пробовал это делать. Малфой ушел от ответа, но, возможно, у Гермионы просто не было времени настаивать. Скоро она попросила внимания и начала рассказывать.

Главным достижением будущих анимагов Гермиона считала то, что они научились концентрироваться на образе зверя. В качестве демонстрации, она поочередно попросила обоих встать между светом и экраном.

Гарри, как и многие, не сдержал смешка, когда на белом экране позади Майкла Корнера вырисовался контур обезьяны.

– А что? Это очень умные животные! – обиделся Майкл. – Их интеллект, между прочим, наиболее близок к человеческому!

Тень, которую отбросил Рон, создавала видимость чего-то мощного и вызвала много пересудов.