Текст книги "Еврейское остроумие"

Автор книги: Зальция Ландман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– Зачем он мне?

– Когда поедете куда-нибудь, можно будет в него положить костюм.

– Вот как? А мне что, по-вашему, сидеть в вагоне в одной рубашке?

В налоговой инспекции.

– Сколько вы зарабатываете?

– Нисколько.

– Как так? Где вы работаете?

– У отца в конторе.

– Вот видите! И в чем состоит ваша работа?

– Я часть накладных расходов.

Экономист у Шолом-Алейхема:

"У меня дела идут плохо – это значит: он зарабатывает, я терплю убытки.

Дела идут средне: зарабатываем оба.

Дела идут хорошо: я зарабатываю, он терпит убытки".

– Шлойме, – говорит жена, – как ты мог почтовую марку, которая стоит десять геллеров, отдать тому господину за семь?

– Чего тут непонятного? Если бы я не отдал ему марку по дешевке, он пошел бы покупать ее на почте!

– Янкель, ты знаешь, вышло новое предписание раввината: женщины не имеют права входить на биржу между двенадцатью и часом дня.

– Что за глупость!

– Вовсе не глупость. Дело в том, что к этому времени многие мужчины уже остаются без штанов.

Острайхер приходит к банкиру Оппенгеймеру и спрашивает совета, стоит ли ему покупать акции «Отави-Минен». Оппенгеймер:

– Если вы их купите, то заработаете…

Острайхер стремглав мчится на биржу, вкладывает все свое состояние в акции "Отави-Минен" – и теряет деньги до последнего гроша. Удрученный, он приходит к Оппенгеймеру, который дал ему плохой совет.

– Вы же не дали мне договорить! – оправдывается Оппенгеймер. – Я хотел сказать: если вы их купите, то заработаете себе головную боль!

После Первой мировой войны. Еврей спрашивает у биржевика, стоит ли покупать польские злотые.

– Нет, они будут падать, – предостерегает его специалист.

Еврей все-таки покупает злотые – и терпит убытки.

– А можно покупать румынские леи? – спрашивает он в другой раз.

– Нет, они будут падать, – опять говорит биржевик.

Еврей покупает леи – и опять терпит убытки.

– Что же мне теперь делать? – допытывается он, снова придя к советчику.

– Теперь поцелуй меня в пупок! – отвечает тот.

– То есть как? – недоумевает еврей.

– Чего тут непонятного? Что я тебе ни советовал, ты делал наоборот. В этом случае получится как раз то, что надо!

Агент виноторговой фирмы – владельцу ресторана:

– Купите это замечательное вино!

– Красное вино мне не нужно.

– Ну хоть попробуйте…

– У меня вина больше чем надо.

– Тогда хотя бы понюхайте, прямо из бутылки!

– Еще слово, и я спущу вас с лестницы.

– Но это такое замечательное вино…

Владелец ресторана выполняет свою угрозу. Агент, скатившись по ступенькам, долго лежит внизу. Потом, с трудом поднявшись на ноги, снова карабкается в зал и говорит владельцу:

– С красным вином ясно. А что вы скажете насчет белого?

Торговец-еврей пишет своему оптовому поставщику: «Срочно пришлите мне, пожалуйста, три штуки зеленой набивной ткани, сатин, с рисунком». Постскриптум: «Жена как раз говорит мне – того, что есть в наличии, вполне достаточно. Так что ничего мне не присылайте».

Жена торговца, который везет на рынок сто пар брюк:

– С Богом, и желаю тебе, чтобы ты вернулся без штанов!

– Какой ты часовщик? Когда я принес тебе часы, они пускай плохо, но шли. А теперь вообще стоят!

– Знаешь что я тебе скажу? Пусть меня Бог покарает, если я хотя бы притронулся к твоим часам!

– Дела у меня совсем никуда. Поверьте, часто я не знаю, что мне поесть.

– Если позволено будет спросить, на что вы, собственно, живете?

– Ну, знаете, когда бывает факельное шествие, какая-нибудь процессия или что-то подобное, я сдаю места у окон моей квартиры.

– А где, собственно, вы живете?

– На Малой Моренгассе.

– Там же никаких факельных шествий не бывает!

– Теперь вы можете себе представить, как плохо идут у меня дела?

– Как дела?

– Хорошо – если бы не проблемы.

– А ты делай, как я. Найми кого-нибудь, кто будет с ними мучиться. Ты платишь ему пять тысяч гульденов, а он решает твои проблемы.

– Где же я возьму пять тысяч?

– Вот это и будет первая его проблема.

Экономический кризис. Коммивояжер за целый день ничего не продал. Хозяин с горечью спрашивает у него:

– Скажите, или у меня есть дело, а вы в нем продавец, или у меня есть музей, а вы в нем хранитель?

Экономический кризис 1931 года. Лавка Кона закрыта, на двери висит табличка с надписью: «Закрыто по случаю смерти».

Грюн сочувственно спрашивает у Кона:

– Кто же у вас умер?

– Клиентура.

– Почему это у вас селедка стоит сорок крейцеров штука? Вон Лефкович, через дорогу, продает по двадцать!

– Так и покупайте у Лефковича!

– Да, но у него селедка кончилась.

– Вот когда и у меня кончится, я тоже буду продавать по двадцать.

Господин Манделькерн приезжает на морской курорт. Он заказывает себе горячую ванну, причем, за дополнительную плату, с морской водой. Отдохнув после ванны, он выходит на балкон и, в полной растерянности, смотрит на наступивший отлив:

– Боже праведный! Вот это расход!

– Знаешь, Кац, я в затруднительном положении. Не мог бы ты меня выручить? Мне позарез нужны десять тысяч шиллингов.

– О чем речь, дорогой! Конечно, могу.

– А под какие проценты?

– Девять.

– Ты что, мешуге, Кац? Как ты можешь драть такие проценты с единоверца? Что подумает о тебе Господь, если посмотрит сверху?

– Если Он посмотрит сверху, то увидит не девятку, а шестерку!

Морицл:

– Тате-лебен, как лучше сказать: три перцента или три процента?

– Лучше – четыре процента.

– Как у вас дела с финансами?

– Спасибо, не жалуюсь… Это кредиторы на меня жалуются.

Разговор в поезде:

– Ставлю гульден, что я знаю, зачем вы едете в Вену.

– Зачем?

– Вы хотите рассчитаться с тамошними кредиторами.

– Вот ваш гульден.

– Как? Я в самом деле угадал?

– Нет. Но ваша идея больше гульдена не стоит.

Пинчевер создал свое дело в кредит. Принцип такой: он берет кредит в Национальном банке, потом, взяв еще большую сумму в Кредитном банке, рассчитывается с Национальным банком и так далее. В один прекрасный день он вдруг прекращает выплаты. На него сыплются упреки и угрозы.

– С какой стати я должен бегать туда-сюда? – говорит Пинчевер. – Что эти банки – больные? Пускай сами носятся и рассчитываются друг с другом!

Истец и ответчик стоят перед раввином.

– Он должен мне пятьсот рублей и никак не отдает, – говорит истец.

– В этом месяце я, к сожалению, расплатиться не могу.

– Это он говорил и в прошлом месяце!

– И что? Разве я не сдержал своего слова?

Бреслауэр делает у оптовика большой заказ и расплачивается векселем. По случаю заключенной сделки оптовик, в качестве маленькой премии, дарит ему пару перчаток.

– Всего одну пару? – разочарованно спрашивает Бреслауэр.

– А вы бы предпочли, чтобы я в виде премии подарил вам ваш вексель?

Бреслауэр испуганно машет руками:

– Нет-нет, тогда уж лучше перчатки!

– Почему ты каждый раз, когда подписываешь чек, надеваешь ермолку?

– Это единственное покрытие, которое у меня есть.

Еврей из местечка закупил в городе товары в долг. Поставив подпись под долговой распиской, он собрал с пола немного пыли и посыпал ею бумагу.

– Что это вы делаете?

– Еще мальчиком, – мечтательно говорит еврей, – я усвоил: что посыпано прахом, то забыто сердцем.

Кон и Леви совершили сделку.

– Будем составлять договор?

– Договор? Зачем договор? Все очень просто: если товары будут подниматься в цене, вы мне не станете их поставлять. Если цена будет падать, я не стану их брать.

– Штерн собирается взыскать с меня через суд сто марок! Тут одно можно сказать: «Из-за какой-то паршивой сотни вы собираетесь судиться? К тому же дерьмо, которое вы мне поставили, и десяти марок не стоит. Пришлите ко мне сейчас же вашего бухгалтера, чтобы он получил сто марок и к ним сто оплеух»… То есть все это я бы ему написал, если бы у меня были деньги, чтобы расплатиться!

– На что же мне теперь жить? – жалуется Мендл.

– Купи пшеницу! Она как раз поднимается в цене, – советует ему друг.

– Как я куплю пшеницу без денег?

– Заложи свой склад.

– Склад? На него давно наложили арест кредиторы!

– Тогда заложи мебель.

– Какую мебель? Я давно живу в четырех пустых стенах, причем в квартире, из которой меня выселяют.

– Приятель, да ты банкрот!

– Ну, если бы я был банкротом… ( Считается, что банкротство означает хорошую сделку, а не отчаянное положение.)

– Мне уже не на что жить.

– Я был на бирже и слышал, просо растет в цене. На просе ты можешь хорошо заработать.

– Откуда я возьму сразу столько проса?

– Ну, если у тебя даже проса нет…

Шафран приостановил платежи и предложил кредиторам двадцать процентов своих долгов. Потом он объявил себя больным, уехал на курорт и возвратился, лишь когда, по его мнению, ярость кредиторов уже улеглась.

На вокзале он встречает знакомого, который радостно приветствует его:

– Послушайте, вы опять выглядите на восемьдесят процентов!

Мейсл потерял все свои деньги и торгует вразнос бубликами. Он стоит у главного входа в Госбанк. Мимо проходит приятель и спрашивает сочувственно:

– Ну, как дела?

– Великолепно! У меня в Госбанком соглашение: я не продаю ценные бумаги, а он не продает бублики!

Вариант.

Еврей торгует орешками у входа в крупный банк. К нему подходит приятель и говорит:

– Похоже, дела у тебя идут неплохо. Одолжи мне сотню, я открою на нее собственное дело, заработаю денег и отдам тебе долг с процентами.

– Я бы рад, да не могу. Понимаешь, у меня договор с этим банком…

– Договор? О чем?

– О том, что мы друг другу не мешаем: они не торгуют орешками, а я не даю кредитов.

– Господин советник коммерции, – говорит Каминер, – я привел сюда своего двоюродного брата. У него очень плохи дела. Он голодает.

Советник дает бедняге некоторую сумму. Каминер, однако, не уходит.

– Чего вы еще ждете? – спрашивает нетерпеливо советник.

– Комиссионных. Ведь это я привел сюда этого человека.

Грюншванц приходит к богатому родственнику:

– Одолжи мне сто крон. А я даю тебе честное слово, что за это устрою тебе гешефт на много лет вперед.

– Вот тебе деньги. И что это за гешефт?

– Это занятие на всю жизнь: ты будешь напоминать мне, что я должен тебе сто крон.

Хозяин – бухгалтеру:

– Кассир Розенцвейга удрал со ста тысячами марок, фирма приостанавливает платежи. Много наших денег там застряло?

– Нисколько не застряло. Мы уже год не ведем никаких дел с Розенцвейгом.

– В Берлине обанкротился Нахтлихт. Нас это сильно задевает?

– Нет, он нам ничего не должен.

– У Беншера большие растраты. Сколько мы там потеряли?

– С Беншером мы вообще никогда не работали.

Хозяин, озабоченно:

– Черт возьми, так есть у меня, в конце концов, свое дело или нет?

Розенбаум обанкротился. Приходит к нему один из друзей и поносит его на чем свет стоит:

– Ты еще вернешь мне мои деньги! Ну, чего ты молчишь? Скажи что-нибудь, хоть выругайся, хоть скажи "поцелуй меня в ж..!".

– Ни за что. Такое я говорю только тем, кто хочет получить у меня вексель.

Старый Левинзон умирает. Напрягая последние силы, он диктует сыну имена должников и суммы, которые они ему должны. Потом, утомленный, замолкает.

– А имена кредиторов ты мне не хочешь продиктовать? – спрашивает сын.

– Зачем? – бормочет старик. – Не бойся, они сами объявятся.

Вариант.

– Отец, а кому тыостался должен?

– По-твоему, я и это должен перечислять? Пускай мои кредиторы тоже умрут и сами скажут своим детям, кто и сколько им должен.

Теплицер со своим будущим зятем пробирается через толпу в зале биржи и говорит ему:

– Видишь этого толстяка с норковым воротником? Я ему должен пятьдесят тысяч. А тех двоих господ? Это компаньоны, им я должен двадцать тысяч. А того щеголя с моноклем? Он мне ссудил семьдесят тысяч.

– Но, папа, – недоумевает молодой человек, – почему вы мне показываете только тех, кому вы должны? Почему не расскажете, что вы сами имеете?

– Дурачок! То, что я им должен, я как раз и имею!

Зильберштейн учит своих сыновей уму-разуму:

– Если вы замыслили поправить свои финансы с помощью банкротства, то прежде всего научитесь помалкивать и выглядеть невозмутимыми. Хочу вам объяснить это на примере. Допустим, у какой-нибудь умной еврейки украли курицу. Что она сделает? Будет помалкивать, а взамен украденной стащит курицу у соседки. Если соседка тоже умная, она стащит курицу у следующей соседки… И в конце концов у какой-то еврейки пропадет курица, которая принадлежала вовсе не ей.Если эта еврейка окажется дурой и примется причитать, то все другие еврейки закроют покрепче ворота – и тогда, конечно, курицы будет не хватать у нее.

Улицы в Амстердаме, особенно в тех кварталах, где прежде находилось гетто, очень узкие.

В одну из жарких летних ночей Кон беспокойно ворочается в постели.

– Тебе нехорошо? – спрашивает жена. Кон тяжко вздыхает:

– Я должен Натансону, который живет напротив, триста гульденов, завтра утром я должен с ним расплатиться, а денег у меня нет.

– И это все? – спрашивает жена, решительно встает и кричит в окно. – Натансон, ты меня слышишь? Мой муж, Кон, не заплатит тебе утром! – Потом закрывает окно и говорит Кону: – Теперь уже спи наконец! Пусть теперь Натансон не спит…

– Заплатить за товар наличными я не могу, но я точно расплачусь через месяц… Поймите же: месяц – это всего лишь тридцать дней!

– Да, вы правы, тридцать дней я мог бы выдержать… Но тридцать ночей!

– Есть вещи, которые я просто не в силах понять. Я поехал в окружной город, взять денег взаймы. И ничего не вышло, потому что меня там никто не знает. Тогда я попытался сделать это дома – и опять ничего не вышло: тут меня знает каждая собака!

Из письменного напоминания об уплате долга:

"Кто обещал, что расплатится к сроку? Вы! Кто не сдержал слова? Вы! Кто же мошенник?

Ваш Вольф Розенхайн"

Йосель должен Рубену деньги. На письменные напоминания Йосель не отвечает, по телефону его никогда не застать. Наконец Рубен приезжает к нему сам. Йосель проводит его в свой кабинет, тщательно закрывает двери и шепотом говорит:

– Хочу поделиться с тобой тайной. Я могу доверять тебе полностью?

– Буду нем как могила!

– Хорошо, тогда слушай: одалживать мне деньги – совершенно безнадежное дело!

– Когда я даю кредит, я требую вернуть вдвойне.

– А я – половину.

– Какой в этом смысл?

– Ну, в этом случае я меньше теряю…

Отец взял с собой сына в деловую поездку. Сын удивлен тем, с какой страстью его отец стремится сбить цены.

– Папа, – говорит он, – зачем тебе это нужно? Ведь ты и так ничего не заплатишь.

– Верно, – соглашается отец. – Но я жалею людей: мне не хочется, чтобы они на мне очень уж много теряли!

Хозяин, служащему:

– Этот Эренберг, должно быть, совсем сошел с ума. Он должен нам две тысячи гульденов. Посмотрите, что тут можно сделать.

Служащий, вернувшись со встречи с Эренбергом:

– Да, он явно мешуге.

– Но деньги он хотя бы вернул?

– Ну, он еще не настолько мешуге…

Банкир Шпербер, своему кассиру:

– Этот кулак, Фейт, должен мне тысячу марок. Я слышал, у него умерла мать. Поезжай к нему и осторожно заведи разговор… Как-нибудь так: "Люди, почему это вы все в черном? У вас кто-нибудь умер? Как, ваша матушка умерла? Какое горе! Наверное, она оставила вам наследство? Ага, тогда у вас есть деньги? Вот здорово: наконец-то вы сможете расплатиться со стариком Шпербером!"

Все точно запомнив, кассир едет к крестьянину Фейту. Приехав, он видит: все веселы, никакого траура, работа кипит. Он осторожно заводит разговор: "Люди, почему вы не в черном? Как, никто не умер? Стало быть, матушка в добром здравии? Тогда она вам ничего не оставила? Значит, у вас нет денег? И вы наверняка не можете расплатиться со стариком Шпербером?"

– Я сейчас основательно сижу на мели.

– Что ж, Бог вам поможет!

– Конечно. А пока, в счет этой помощи, одолжите мне пять рублей!

Бедный деревенский еврей приехал в город, к своему не менее бедному родственнику. Он впервые видит банк – и спрашивает, что это такое.

– Это вроде лавки, – объясняет родственник, – но никаких товаров у них нет. Там просто получают деньги.

Деревенский еврей удивляется:

– Выходит, если мы туда зайдем, они нам с тобой так, ни за что ни про что?..

– Да, тут ты можешь быть совершенно уверен: они и тебе ни за что, и мне ни про что…

Бедная еврейская община в Галиции обращается к богатому торговцу углем из Львова с просьбой: не мог бы он пожертвовать ей шесть вагонов угля? На что торговец отвечает:

– Подарить уголь я вам не могу, но продать за полцены готов.

Община согласна и заказывает три вагона.

Спустя несколько месяцев, не получив ни платы, ни дополнительного заказа, торговец посылает напоминание.

Община отвечает: "… А напоминание ваше нам непонятно. Вы предложили шесть вагонов за полцены, что соответствует трем вагонам. Эти три вагона мы получили, на оставшуюся часть не претендуем".

Симон и Леви были добрыми друзьями, пока не случилось так, что Симон взял у Леви взаймы сто рублей и не вернул их.

Симон подает на бывшего друга в суд. Леви, однако, клянется, что никогда не брал этих денег. А так как никакой расписки у Симона нет, он процесс проигрывает…

Когда они вместе выходят из суда, Симон с горечью говорит:

– И не стыдно тебе из-за ста рублей пойти на клятвопреступление?

– А тебе? – спрашивает Леви. – Тебе не стыдно из-за ста рублей толкнуть своего друга на клятвопреступление?

Кон приходит к адвокату:

– Посмотрите, что мне пишет этот мошенник Грюн: я, дескать, должен вернуть ему две тысячи гульденов, иначе он подаст на меня в суд. Никогда в жизни я не брал у него двух тысяч гульденов, могу в этом поклясться!

– Что ж, тогда дело совсем простое… Барышня, диктую: "Так как двух тысяч гульденов я у вас никогда не брал, то ваш иск меня не волнует…"

– Но, господин адвокат, так не годится! Барышня, пишите: "Так как две тысячи я вам давно вернул, то ваш иск…"

– Господин Кон, вы только что сказали, что не брали у него этих денег!

– А что, разве брал?

– Почему же вы хотите написать, что давно их вернули?

– Видите ли, господин адвокат, если я напишу так, как говорите вы, кончится тем, что он выставит двух свидетелей, и они подтвердят, что он таки давал мне деньги… Если же я напишу, как я хочу, тогда двух свидетелей выставлю я…

Судья спрашивает ответчика:

– Вы утверждаете, что заплатили эти триста рублей? Истец это отрицает. Вы можете поклясться?

– Думаю, да, ваша честь.

– Нет, так клясться нельзя. Вы должны сказать или "я заплатил", или "я не заплатил".

– Вот-вот, именно в этом я и хотел поклясться!

Теплицер, несмотря на неоднократные напоминания, не возвращает деньги. Бухгалтер кредитора предлагает шефу послать резкую телеграмму и составляет черновик.

– Чепуха, – говорит шеф. – Все это – пустое многословие. Хочу вам показать, как надо телеграфировать в таких случаях.

И он пишет на бланке одно-единственное слово: "Ну?"

Через два часа приходит ответная телеграмма: "Ну-ну!"

Когда жена берет фамилию мужа?

В день свадьбы.

А когда муж берет фамилию жены?

В день банкротства.

– Не хотел бы я встречаться со стариком Купферштилем. Год назад я увидел его на улице и попросил у него взаймы двести франков…

– И этот тип тебе отказал?

– В том-то и дело, что дал!

На компаньонов Ратнера и Гурвича напали бандиты и потребовали: жизнь или все наличные. Ратнер дрожащей рукой отсчитывает грабителям одну банкноту за другой. Вдруг он оборачивается к Гурвичу и говорит:

– Я должен тебе тысячу. Вот она, я ее отдаю. Теперь мы в расчете.

– Я по уши в долгах.

– Так женись на богатой!

– Ну уж нет! Если моим кредиторам нужны деньги, то, пожалуйста, пускай сами и женятся!

Блох, с мягким упреком, своему парижскому поставщику:

– Мой конкурент, Леви, рассказывал: всякий раз, когда он приходит к вам, вы провожаете его вниз по лестнице со свечой. Со мной вы никогда так не носитесь! При этом я рассчитываюсь с вами наличными, а этот паршивец Леви все берет в долг.

– Как раз поэтому! Если вы сломаете на лестнице шею, это ваше дело, а если сломает шею Леви, то кто заплатит мне по его векселям?

– Как вам нравится мой Рафаэль?

– Он великолепен… Но ведь на картине подпись не "Рафаэль", а "Рахиль"!

– Я знаю. Мой адвокат советовал мне все переписать на имя жены.

Отец, на смертном одре:

– Я оставляю вам прекрасное состояние. И прошу вас: когда я умру, положите мне что-нибудь, чтобы я унес это с собой в могилу.

Отец умер. К гробу подходит старший сын:

– Я обещал положить что-нибудь отцу в гроб. Я кладу сто марок. – И кладет в гроб купюру.

Подходит второй сын:

– Я тоже обещал положить что-нибудь в гроб. Мой брат положил сто марок. Я кладу столько же.

Следующим подходит третий сын. Он видит в гробу две купюры и говорит:

– Если мои братья положили по сто марок, то и я не могу не выполнить последнюю волю отца. Даю тоже сто марок. А поручиться могу за триста. Так что двести я забираю, зато кладу вексель на всю сумму.

Вариант.

Когда окружающие начинают роптать, третий сын говорит возмущенно:

– Что это значит? Вы что, думаете, мой вексель не обеспечен?

Кон, еврею-сапожнику:

– Сколько я должен?

– Откуда мне знать? За мою работу вы заплатите мне два гульдена. Остальное меня не касается.

– Ты мог бы одолжить мне немного денег?

– С собой у меня, к сожалению, ничего нет.

– А дома?

– Дома? Спасибо, дома все хорошо.

Польский помещик:

– Одолжите мне десять тысяч рублей.

Банкир Гольдберг:

– Под какую гарантию?

Помещик, гордо:

– Под честное слово дворянина.

– Согласен. Несите его сюда!

Барон Трахниц:

– Господин советник коммерции, вы прекрасно выглядите. Я только что встретил вашу драгоценную семью. Ваши прелестные…

– Господин барон, оставим подробности! Сколько и на какой срок?

– Фейгенблюм, вы могли бы одолжить пятьсот злотых?

– Да, но у кого?

Когда распалась Астро-Венгерская империя, торговцы-евреи в некогда процветавших венгерских пограничных городках поголовно обанкротились и готовы были на возврат денег хотя бы в половинном размере.

В одном таком городке приходит Грюнфельд в магазин головных уборов Кертеса и покупает нарядную бобровую шапку для особо торжественных случаев.

– Отдаю вам ее по себестоимости, – говорит Кертес, – за три гульдена.

Грюнфельд кладет на прилавок полтора гульдена.

– Господин Грюнфельд, я же сказал, что три гульдена – это уже цена по себестоимости!

– Понимаю, но когда это было, чтобы мы платили больше пятидесяти процентов?

Блох, бледный, стеная, в третий раз садится на карусель.

– Если вам плохо, может, лучше слезете? – спрашивает его приятель.

– Нет, ни за что! Владелец карусели должен мне двести франков, и это единственный способ их с него получить.

Адвокат Кон, своему зятю, тоже юристу:

– Приданого за моей Ребеккой я дать не могу. Но я передам тебе один процесс о наследстве, на котором можно хорошо заработать.

Спустя четыре месяца зять гордо сообщает:

– Папа, я выиграл процесс!

– Дурень! – с ужасом отвечает Кон. – Я же с этого процесса пятнадцать лет жил!

Варшавский монолог.

– Ты видишь мои штаны, Мойше? Это величайшее экономическое чудо света. В Австралии разводят миллионы овец, и этим живут тысячи овцеводов. Овечья шерсть на пароходах едет в Шотландию, поступает на текстильные фабрики, где этим живут сотни фабрикантов и десятки тысяч рабочих. Потом ткань попадает в Польшу, на предприятия готового платья, и обеспечивает жизнь многим тысячам закройщиков, портных и швей. Потом готовый товар везут к оптовым торговцам, которые очень даже хорошо с этого живут. В конце концов штаны оказываются у розничного торговца, где я покупаю их в кредит, а кредит никогда не выплачиваю…

Еврей из Лидса и еврей из Лодзи рассуждают о ткацком производстве.

– У нас самые современные станки, – говорит еврей из Лидса. – С одной стороны туда входит овечья шерсть, а с другой выходит готовый костюм.

– Это все пустяки, – отвечает лодзинский еврей. – Вот у нас в Лодзи машины так машины: с одной стороны туда входит шерсть, прямо с овцы, а с другой выходит вексель, причем уже опротестованный.

Владельцы варшавских магазинов тканей говорят: «Ничего нет лучше нашей торговли. Мы можем жить в роскоши, давать образование сыновьям, хорошо выдавать замуж дочерей, четырежды в год отправлять жен на самые дорогие курорты – наших доходов на все хватает. Единственное, на что их не хватает, – чтобы оплатить хоть один-единственный вексель».

Польша после Первой мировой войны. Еврей хвалится:

– У меня, слава Богу, сыновья исключительно удачные! Один – врач, другой – адвокат, третий – химик, четвертый – художник, пятый – писатель…

– А вы сами чем занимаетесь?

– У меня магазинчик мануфактуры. Небольшой, но, слава Богу, хватает, чтобы всех прокормить!

Шмерл приходит в контору к своему другу Берлу.

– Берл, я три раза тебе писал, не можешь ли ты одолжить мне сто гульденов. Хоть один раз ты мог бы мне ответить!

– Лучше, если я тебе буду должен один ответ, чем ты будешь должен мне сто гульденов.

– Вчера подходит ко мне Моргенштерн, говорит: мол, выручи меня, дай сто марок… Я стал взвешивать про себя: скажи я «да», Моргенштерн будет меня избегать как самого заклятого врага. Скажи я «нет», Моргенштерн станет моим врагом до конца жизни… Так что я выбрал золотую середину.

– И что же вы ему сказали?

– Я сказал ему: "Поцелуй меня в ж…!"

– Вы должны мне тысячу франков. Когда я их наконец получу?

– Сейчас объясню. Я делю своих кредиторов на три категории. Первая – те, кому я плачу, как это не трудно. Вторая – те, кто может подождать, пока я смогу заплатить. И третья – те, кто может ждать до потери пульса…

– И к какой категории принадлежу я?

– В данный момент – к первой. Но если будете мне досаждать, запихну в третью, да так, что вы никогда оттуда не вылезете!

Зильберштейн снял со своего счета последние деньги. Выходя из банка, он подходит к охраннику, который стоит у входа, хлопает его по плечу и говорит покровительственным тоном:

– По мне, так теперь вы спокойно можете идти домой!

– Три года назад вы одолжили моему двоюродному брату костюм!

– А вы, наверное, пришли, чтобы за него заплатить?

– Нет, я только хотел спросить, не могли бы вы со мной поработать на тех же условиях?

– Какой чудесный костюм! Сколько он стоил?

– Что значит – стоил? Он все еще стоит!

Еще до 1914 года Леви взял взаймы у своего друга Кона восемьсот марок и перебрался из Берлина в Париж.

Когда они встречаются в Париже, Кон видит, что Леви разбогател, и говорит:

– Теперь ты мог бы вернуть мне восемьсот марок!

– Ты мне друг, верно? – спрашивает Кон. – Так что запомни, что я тебе скажу: никогда – слышишь? – никогда я не верну тебе восемьсот марок, если вы не вернете нам Эльзас и Лотарингию!

Доктор Христиансон вызвал доктора Гольдфарба на дуэль. Утром на месте дуэли вместо Гольдфарба появляется его слуга и сообщает:

– Господин доктор передает поклон. Он просил сказать, что продал свой вызов.

– У меня столько долгов! Я совсем не сплю ночами!

– Как же ты выдерживаешь такое?

– Сплю днем!

Штерн заказывает у Кана товары.

Кан пишет: "До тех пор пока не будут оплачены прежние счета, я вынужден буду отвечать на ваши просьбы отказом".

Штерн отвечает: "Так как я не имею возможности ждать так долго, размещаю заказы в других местах".

Ицик купил у Меира лошадей и дал ему векселя с очень дальним сроком оплаты.

Меир, раздраженно:

– Но они так медленно движутся!

– Чего ты кричишь? – отвечает Ицик. – Я был бы рад, если бы твои лошади бежали так же медленно, как мои векселя!

Встречаются Грюн и Блау.

– Блау, ты мог бы мне одолжить пятьдесят марок? – говорит Грюн. Блау дает ему купюру.

Спустя десять дней они встречаются опять.

– Блау, я тебе должен пятьдесят марок. Если бы ты мог одолжить еще пятьдесят, то всего было бы сто…

– Чтобы доставить тебе удовольствие, пожалуйста!

Еще через десять дней.

– Блау, я тебе, случайно, не должен сто марок?

– Должен.

– Если бы ты добавил еще сто, я был бы должен тебе двести.

– Ну, если тебе так надо, дам.

Через несколько дней они встречаются снова.

– Я тебе не задолжал двести марок? – спрашивает Грюн.

– Нет! – решительно отвечает Блау.

– Ты только представь: налоговое ведомство ликвидируют!

– То есть как это?

– А вот так! Я получил бумагу, и там, черным по белому, написано: последнее напоминание.

– Кем бы ты хотел быть: миллионером или тифозным больным?

– Что за бред! Конечно, миллионером.

– И напрасно. Подумай-ка: миллионеры все умрут, а смертность среди больных тифом – только тринадцать процентов!