355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Зальция Ландман » Еврейское остроумие » Текст книги (страница 12)
Еврейское остроумие
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 02:46

Текст книги "Еврейское остроумие"


Автор книги: Зальция Ландман


Жанр:

   

Прочий юмор


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– Как стать богатым? – спрашивает бедный еврей богатого.

– Ну, – объясняет тот, – начать нужно вот с чего: первые двадцать лет надо быть закоренелым скрягой.

– А потом?

– Потом? – переспрашивает богатый. – Потом вы им и останетесь, но уже на всю жизнь.


Самый богатый еврей в местечке – человек черствый и скупой. Раввин, разговаривая с ним, взывает к его совести, просит проявлять сострадание. Богач обещает исправиться…

Студеной зимней ночью в окно богачу стучит нищий и умоляет помочь ему: он замерз и проголодался.

– Как мне вас жаль, как жаль! – сочувственно говорит богач.

– Впусти же его наконец! – говорит жена.

– Замолчи, курица! Раввин сказал, я должен сострадать людям. Если я его впущу и он будет сыт и согрет, зачем тогда ему мое сострадание?


Нищему удалось, затратив немало усилий, получить аудиенцию у советника коммерции и обрисовать ему свои несчастья. Тот, глубоко взволнованный тем, что услышал, звонит лакею и дает ему распоряжение:

– Жан, вышвырните этого господина вон: он надрывает мне сердце!


– Рабби, почему пожертвования для нищих калек собирать гораздо легче, чем для нищих ученых?

– Это легко объяснить. Каждый богач знает, что он сам может стать нищим калекой. А вот нищим ученым ему не стать никогда.


– У меня дела совсем плохи. Помогите мне!

– Не могу. У меня очень бедный брат, который рассчитывает на мою помощь.

– Но я же знаю, что своему брату вы ничего не даете!

– Если вы это знаете, как же вы тогда можете надеяться, что я дам денег совсем чужому человеку?


– Пожалуйста, помогите мне! Я в вашем городе родился!

– Не может этого быть!

– Почему не может быть?

– Потому что тогда бы вы знали, что я никому ничего не даю.


– Ваш сын пожертвовал тысячу рублей на новую синагогу, а вы хотите дать только сто?

– Мой сын может это себе позволить. У него есть бережливый отец. А у меня – только легкомысленный сын.


– Господин советник коммерции, – говорит нищий, – я знавал вашего блаженной памяти папашу, вашу блаженной памяти тетю Хану, вашего блаженной памяти дедушку…

– Говорите скорей, сколько вы хотите, только не лазайте по моему фамильному древу!


Бедный уличный торговец спрашивает у раввина:

– Есть ли способ усмирить кусачую собаку?

– Есть, – отвечает раввин. – Мидраш (буквально: Учение)советует: если на тебя напали собаки, сядь на землю.

Спустя две недели торговец снова у раввина: искусанный, в разодранной одежде.

– Ребе, Мидраш не прав.

– Мидраш всегда прав. Но подозреваю, что собаки никогда ничего не слыхали про Мидраш.


Вариант.

Раввин предложил торговцу очень действенную молитву, тот хвастался ей перед людьми, а когда его все же покусали собаки, люди стали смеяться над ним. Торговец им ответил:

– Молитва и в самом деле действенная, только собаки не дали мне ее произнести до конца!


– Собака так злобно лает! Удастся нам уйти?

– Ты же знаешь: собаки, которые лают, не кусаются.

– Я-то знаю. Но не знаю, знает ли это собака!


Скупой еврей подходит к вратам Царства Небесного.

– Я дал нищему Хаиму две копейки! – уверяет он.

Разыскивают Хаима. Он подтверждает: да, было.

– Нищему Шлойме я тоже дал две копейки, – говорит скупой.

Нищего приводят, и он подтверждает: да, дал.

Две копейки получил в свое время и еще один, третий нищий. Он тоже свидетельствует: да, это правда.

Тут всемилостивый Бог говорит:

– Верните ему эти вшивые шесть копеек и гоните его ко всем чертям!


У бедного портного дюжина детишек. Однажды влезает он на крышу и видит: там сидит какое-то жалкое существо, старое, тощее, голое. Он спрашивает:

– Ты кто такой и что тут делаешь?

– Я здесь живу, я – нужда! – говорит существо.

Портному становится его жалко. Он снимает мерку и шьет ему костюм. Когда костюм готов, он опять лезет на крышу. Костюм мал: нужда за это время выросла!


В дороге

Айзенштадт на своем экипаже прибывает ночью в какое-то захолустное местечко. На постоялом дворе он снимает комнату, собираясь немного поспать, а кучера Айзика оставляет в экипаже, чтобы стерег лошадей.

Тем не менее Айзенштадт не спокоен. Около полуночи он подходит к окну и спрашивает:

– Айзик, ты не спишь?

– Не сплю, – отвечает Айзик.

– Что ты делаешь?

– Размышляю.

– О чем же ты размышляешь?

– Я размышляю: когда выкапывают котлован для нового дома, куда девается вынутая земля?

– Ладно, размышляй дальше.

Проходит еще час. Айзенштадт опять не спокоен.

– Ты не спишь, Айзик?

– Не сплю. Размышляю.

– О чем размышляешь?

– Я размышляю: когда из трубы поднимается дым, куда он потом девается?

– Ладно, размышляй дальше.

Проходит еще час; скоро утро. Айзенштадт спрашивает в третий раз:

– Айзик, ты не спишь?

– Не сплю. Размышляю.

– О чем?

– Вот о чем: всю ночь я не спал и смотрел в оба – куда же делись лошади?


Еврейской мистике не чужда идея о переселении душ.

Два бедных еврея распрягли у спящего крестьянина лошадь и спрятали ее в лесу. Но душа у них не на месте: ведь когда крестьянин проснется, он переполошит народ, они обыщут окрестности, найдут воров, безжалостно изобьют их и заберут лошадь… Йойне говорит Шмулю:

– Положись на меня. Я кое-что придумал! – И, встав перед телегой, надевает на себя упряжь. А товарищу велит отвести лошадь на ближайшую конную ярмарку…

Проснувшись, крестьянин ужасно удивился, увидев вместо лошади еврея в лапсердаке. А еврей ударился в слезы и стал рассказывать:

– Когда мы, евреи, согрешим, Бог карает нас, превращая в животных. Вот я согрешил – и стал лошадью. Я раскаялся, и теперь я опять человек. Но ты купил меня, и я должен теперь, уже как человек, тащить твою телегу!

Крестьянин даже заплакал от жалости.

– Ни за что! – сказал он. – Бог тебя простил – значит, и я должен тебя простить и отпустить на все четыре стороны. Вот тебе гульден, ступай с миром домой!

Но крестьянину теперь нужна новая лошадь. Он отправляется на конную ярмарку – и что он видит: там стоит его лошадка! Крестьянин подходит к ней и, ткнув ее кулаком в бок, лукаво шепчет:

– Ну что, плут? Опять согрешил?


Кучер-еврей безжалостно хлещет свою лошаденку. Другой еврей не в силах на это смотреть – и, решив сыграть на вере в переселение душ, говорит кучеру:

– Ты разве не знаешь, что в этой лошади может скрываться душа еврея, наказанного за грехи?

– И пусть себе! – невозмутимо отвечает ему кучер. – Если еврей взялся быть лошадью, пускай тянет!


Барышник всучил неопытному покупателю хромую лошадь. Тот заметил это после того, как расплатился, и принялся причитать и жаловаться на судьбу. Народ, собравшийся вокруг бедолаги, требует от барышника, чтобы тот вернул деньги.

– Что вы за люди? – недоволен барышник. – У лошади хромая нога – и вы уже поднимаете крик! А почему никто не вспомнит, что у нее еще три здоровых ноги?


Кучер вез раввина в дальнюю поездку и по дороге жаловался на несправедливость жизни. Вот раввина везде встречают с почестями, преподносят подарки, а на него, кучера, смотрят как на последнюю собаку.

Раввин старается утешить кучера: эти почести – награда за долгие годы тяжелой учебы.

– Ты бы, – сказал он, – в моей шкуре не смог, да и не захотел бы пробыть даже часа.

Тогда кучер предложил раввину для пробы поменяться одеждой. Тот согласился.

Так они въехали в какой-то городок. Переодетого кучера обступили люди, а настоящий раввин сидел в углу, и никто не обращал на него внимания. Тут вперед вышел почтенного вида еврей и обратился к мнимому раввину:

– Есть в Талмуде одно место, насчет которого мы спорим. Вы могли бы, наверное, нам его объяснить.

Кучер бросил взгляд в книгу и сказал снисходительно:

– И это вызывает у вас трудности? Да у нас в городе с такими вопросами справится даже самый простой человек. И я вам это сейчас докажу. Эй, кучер, иди сюда, растолкуй господам это место!


Раввин нанял для поездки экипаж. Едут они, едут, подъезжают к холму. У подножья кучер говорит:

– Ребе, эта лошадь – совсем старая и немощная. Будьте добры, слезьте и помогите мне толкать экипаж.

Раввин, в меру своих сил, помогает. Они поднимаются на холм, раввин собирается сесть в экипаж.

– Нет, ребе, – опять просит кучер, – тормоза у экипажа плохие, помогите мне его придержать, чтобы его не понесло!

Раввин помогает снова…

Когда они прибыли к месту назначения, раввин отсчитал сумму, на которую они договаривались, и сказал:

– Почему я тебя нанял, ясно: мне нужно было сюда по делам. Почему ты взялся меня отвезти, тоже понятно: ты и твоя семья должны как-то жить… Но что тут, в конце концов, делает лошадь?


Вариант.

Кучер просит пассажиров:

– Тут такой крутой подъем, пожалейте лошадей, выйдите ненадолго из экипажа!

Когда подъем кончается и начинается спуск, кучер предостерегает пассажиров:

– Экипаж может понести, лучше идите пешком!

Наконец, дорога становится ровной и гладкой, пассажиры хотят подняться в экипаж. Но кучер возражает:

– Не будьте привередливыми! Смотрите, какое прекрасное место для приятной, полезной для здоровья прогулки!

– Что же, мы так и не посидим в экипаже? – спрашивает один из пассажиров.

– Отчего же, посидите. Когда лошади пойдут пастись!


На крутом подъеме раввин, жалея лошадь, выходит из экипажа.

– Ребе, – говорит кучер, – моя лошадь обязана везти вас и в гору!

– Знаю, – соглашается раввин. – Окажись я с твоей лошадью перед судом, я бы наверняка выиграл. Но я не завожу тяжбу с лошадьми.


В еврейском народе сохраняется унаследованное от прошлого деление на священнослужителей (коэны), культовых помощников (левиты) и обычных людей (Израиль). Сегодня это деление большой роли не играет; существует лишь одно исключение: коэнам не разрешается жениться на разведенных женщинах.

Кучер, обращаясь к раввину:

– Могу я, хоть я из коэнов, взять разведенную женщину?

– Ты же знаешь, коэну запрещено жениться на разведенной!

– Что вы, ребе! Кто говорит о женитьбе? Я хочу взять ее пассажиркой!


Раввин сидит в экипаже; дорога идет в гору. Он видит дорожных рабочих, которые мостят улицу, и спрашивает кучера, зачем это нужно.

– По мощеной улице в гору ехать гораздо легче, – объясняет тот.

Но, спускаясь по другой стороне холма, они снова видят рабочих, которые мостят улицу.

– Когда мостят дорогу, ведущую вверх, – мудро замечает раввин, – это я понимаю. Но зачем мостить здесь, где она идет вниз?


– Моя лошадь уже не один раз окупила свой корм, – размышляет кучер. – Так что у меня есть все причины быть благодарным. Что бы я делал, если бы Господу, слава Ему, пришло в голову посадить лошадь в экипаж, а меня запрячь?


– Мой коняга, – говорит кучер, – он же одновременно и хасид ( благочестивый), и цадик ( праведный), и анав ( смиренный): не заглядывается на женщин, постится от шабеса до шабеса и не лезет вперед, а всегда довольствуется последним местом…


Кучер – торопящимся пассажирам:

– Зачем погонять бедных животных? Поверьте мне, я своих лошадей знаю. Если они захотят, помчатся, как черти!

– А почему тогда мы еле ползем?

– Что я могу сделать? Они еще ни разу в жизни не хотели никуда мчаться!


Бедный кучер приучал свою лошадку поститься. Сначала он давал ей корм раз в день, потом раз в два дня, потом – в три дня.

Потом она легла на землю и умерла.

– Ох, – жалуется кучер, – она уже так привыкла поститься! Надо же было ей как раз теперь лечь на землю и умереть!


Пока еврей отдыхал на постоялом дворе, конокрады увели его лошадей. Обнаружив это, он сказал, сдерживая слезы:

– Теперь мне придется поступить так, как поступал в таком положении мой бедный отец!

Конокрады услышали это и испугались. Лошадей они, конечно, украли, но обрекать бедного еврея на самоубийство никто не хотел. Они незаметно привели лошадей обратно, а потом спросили:

– Что же делал в таких случаях ваш папаша?

– А что ему было делать? – ответил еврей. – Он шел дальше пешком.


На определенный день – дело было поздней осенью – торговец заказал экипаж с кучером. Кучер не приехал, торговец из-за этого понес убытки – и пришел к раввину с жалобой на кучера.

– Я платить не буду! – заявил кучер.

– Что значит: не будешь? – сказал раввин. – По Моисееву закону ты должен возместить ущерб, причиной которого стало нарушение договора.

– Все равно не буду. Моисею хорошо было говорить! Он дал нам Тору к Швуэсу, когда дороги уже просохли. А сейчас это разве дороги? Это же болото! Летом я бы тоже поехал, а теперь, осенью, пускай сам едет, если ему так хочется!


Еврей заказал экипаж с кучером на понедельник. В понедельник кучер не явился, и еврей из-за этого не попал на ярмарку. Спустя неделю, в понедельник, кучер стучится в дверь.

– Ты только сейчас являешься? С опозданием на неделю?

– Дело было так, – объясняет кучер. – Во вторник мне пришло в голову, что я забыл прийти к вам в понедельник. В среду у меня не было времени. В четверг я подумал, что ехать куда-то, когда на носу шабес, нет смысла. В воскресенье я не пришел, потому что вы меня заказывали на понедельник. А сегодня как раз понедельник, и я вот он. Так что вы хотели?


Кучер догоняет бедного уличного торговца, который с трудом тащит на плечах тяжеленный тюк, и приглашает его сесть к нему на пустую подводу. Торговец садится, но тюк продолжает держать на плечах.

– Да вы положите мешок-то! – говорит ему кучер.

– Ох, – скромно отвечает торговец, – мне и так неловко, что ваша лошадь должна меня везти!


– Черт бы побрал эту клячу! – горько жалуется кучер. – Слепа, как Самсон, а надо же, отыскала на всей улице одну-единственную ямку и сломала себе ногу!


Казак и еврей стоят перед судьей. Еврей утверждает, что казак украл у него коня.

– Да нет, я этого коня нашел, – говорит казак.

– Что значит нашел? На том коне я сидел! А он огрел меня плетью, ударил кулаком и сбросил на землю!

– Так все было или не так? – спрашивает судья.

– Ну, так, – мрачно отвечает казак. – Я их обоих нашел, еврея и коня, только еврей мне ни к чему.


– Слушай, что я тебе расскажу! Дело было в разгар зимы. Мне нужно было ехать в дальнюю деревню. Мой кучер был пьян и сбился с дороги. Наступила ночь, а мы где-то в глухом лесу. И вдруг – волки! Кучер стал хлестать лошадей. Но какой с этого толк? Два волка бросились на лошадь, что бежала впереди. В тот же самый момент я почувствовал дыхание третьего зверя на своей шее… Но как велико могущество Божие! Вся эта история была неправдой!


– Когда мы вчера ехали на телеге через лес, за нами погналась по меньшей мере сотня волков.

– В самом деле, сто волков?

– Ну, если их было пятьдесят или двадцать, вам от этого легче?

– Значит, их было двадцать?

– Я вас не понимаю. Разве в числе дело? Разве один-единственный волк – это не ужасно?

– Ага, значит, там на самом деле был один волк?

– Ну а кто там еще, по-вашему, мог рычать в кустах?


– Когда я минувшей зимой ехал в экипаже через Карпаты, за мной погнались девяносто девять волков.

– Почему именно девяносто девять?

– Я, собственно, хотел сказать: сто, но ведь тогда вы наверняка сказали бы, что это преувеличение.


Еврей идет по тракту. Встречается ему крестьянская телега. Еврей спрашивает крестьянина:

– Далеко отсюда до деревни Сатьмази?

– Полчаса.

– Можно с вами поехать?

– Садись.

Они едут полчаса. Еврей начинает беспокоиться.

– А теперь – далеко еще до Сатьмази?

– Добрый час или около того.

– Как?! Перед этим вы сказали, что полчаса!

– Так мы же едем в другую сторону.


Северный вокзал в Вене. Ицик подходит к билетной кассе и нерешительно бормочет:

– Скажите, до Кракова можно ехать прямо или надо делать пересадку в Перемышле?

– Давайте быстрее, – торопит его кассир.

– А вы разговаривайте повежливей! – возмущается Ицик. – В Вене ведь и другой вокзал есть.


Шмуль обращается к кассиру:

– Будьте так любезны, скажите, сколько стоит доехать до Тернополя?

– Двадцать крон.

– Двадцать крон! Какой ужас! Ваше благородие, сделайте бедному еврею скидку на пятьдесят процентов.

– Я сказал: двадцать крон!

– Ну хорошо, зачем кричать? Давайте скажем так: восемнадцать крон – и по рукам!.

– Убирайтесь к дьяволу!

– Ша, не надо так о себе воображать! Смотрите, на той платформе стоит еще один служащий! Я сейчас пойду к нему и спрошу, что он может мне предложить.

Шмуль спускается на пути и, пренебрегая опасностью, шагает по рельсам. Кассир испуганно машет ему: дескать, вернитесь немедленно. Шмуль с гордым видом отмахивается:

– Поздно, ваше благородие! Со мной гешефта теперь у вас не получится!


Вариант.

Розенблат обращается к кассиру на вокзале:

– Ваш билет стоит ужасно дорого! Сделайте мне скидку!

Кассир в ярости. Розенблат еще раз пытается растолковать, чего он хочет. Поезд тем временем уходит.

Розенблат, торжествуя:

– Вот видите? Теперь вы совсем ничего не получите!


– Пожалуйста, мне билет до Гамбурга! – просит Краковер.

– Через Ульцен или через Штендаль?

– Через две недели.


– Куда? – спрашивает кассир.

– Афцу (т. е. «до» на идише)Познань.

– "Афцу" Познань у нас нет билетов, у нас есть нах Познань (правильно по-немецки: nach Posen; но" nach" означает еще и «после».)

– Зачем кричать? Давайте мне "после" Познани, тот кусочек я пройду назад пешком!


Носильщик:

– Могу я взять ваш чемодан?

Мандельброт:

– А что, разве я несу его неправильно?


На вокзале во Львове. Старая еврейка спрашивает еврея:

– Когда уходит последний поезд на Тернополь?

– До этого, – отвечает тот, – вы все равно не доживете!


У еврея перед самым носом ушел поезд. Еврей, презрительно:

– Тоже мне хохма!


Варианты.

1

Еврей – поезду:

– Зря ты так старался. Я и не собирался на тебе ехать!

2

– Нет, вы мне скажите, разве это не антисемитизм?


Еврей стоит на платформе и жалобно причитает:

– Я опоздал на поезд всего на полминуты!

– А представляешь, – говорит ему другой, – как было бы досадно, если бы ты опоздал на целых полчаса!


Кон сел не на тот поезд. Он спрашивает у сидящего напротив пассажира:

– Куда вы едете?

– Из Варшавы в Ковно.

– Нет, до чего дошла техника! – восхищается Кон. – Вы едете из Варшавы в Ковно, я из Ковно в Варшаву, и мы оба сидим в одном поезде, только едем в разные стороны!


– Поезжай с Богом, сынок! Когда прибудешь на место, возьми пустой конверт с маркой и брось в почтовый ящик: я его получу и буду знать, что все в порядке.

– Папа, лучше давай я пошлю конверт без марки. Ты его получишь и откажешься платить за доставку, но все равно будешь знать, что у меня все в порядке!


– Зачем ты хочешь ехать в Познань?

– Если мой тесть поедет в Познань, он и меня возьмет с собой в Познань. А если он не поедет в Познань, то почему бы мне не поехать в Познань?


Поезд трясет и бросает, как никогда. Пассажиры начинают беспокоиться. Особенно громко причитает какая-то еврейка.

– Что вы так кричите? – обращаются к ней пассажиры. – Вас трясет не больше, чем нас, но никто же из нас не паникует!

– Вам хорошо говорить, – отвечает еврейка, – а я везу корзину яиц!


Бедные евреи часто ездили на поездах зайцем. Чтобы их не высадили, они давали немного денег проводнику. Если же денег совсем не было, приходилось как-то проводника обманывать.

Приближается проводник; однако евреи поставили одного из своих на стражу и вовремя залезают под скамьи. Проводник входит, видит под скамейкой огромный башмак, хватается за него и вытаскивает верзилу, крестьянина-украинца.

– Билет! – требует проводник.

Крестьянин вынимает билет.

– А зачем тогда под скамью залез?

– Дело вот какое, – объясняет крестьянин. – Вижу я, Ицик Беренфельд лезет под лавку. Я вообще-то не понял, но сказал себе: если умный Ицик туда лезет, то он знает, зачем он туда лезет, и лучше всего, если я тоже полезу.


Проводник входит в вагон, и тот кажется ему подозрительно пустым. Он заглядывает под скамьи – и в самом деле, там лежат два еврея.

– Пожалейте меня, – умоляюще говорит один. – Моя дочь справляет свадьбу в Виннице, она – мой единственный ребенок, а у меня нет денег на билет!

Проводник чешет в затылке; в нем просыпается сострадание.

– А вы?

– А я с ним, – отвечает второй. – Он меня пригласил на свадьбу.


Поезд Тернополь – Черновцы. Шмуль сел в поезд без билета. Проводник поймал его и на ближайшей станции пинком в зад вытолкал из вагона. Шмуль дождался следующего поезда, но и оттуда его вышвырнули тем же способом. Шмуль сидит на перроне и охает. Вокруг собираются евреи.

– Куда вы, собственно, едете? – спрашивают его.

– Если тохес (зад)выдержит – в Черновцы.

Вариант.

– Ваш билет, – требует проводник у еврея. Еврей молчит. – Ваш билет! – кричит проводник.

В ответ ни слова. Проводник, осатанев, бьет еврея по лицу, потом еще и еще раз. Наконец, обессилев, он просит:

– Ну, скажи хотя бы, куда ты едешь!

– Если морда выдержит, то до Харькова…


– …И тогда подошел проводник и посмотрел на меня так, будто у меня нет билета.

– А ты что сделал?

– А я посмотрел на него так, будто у меня есть билет.


Проводник:

– И вы, с билетом второго класса, едете в первом классе?

Еврей, обиженно:

– А чего бы вы хотели – чтобы я, с билетом второго класса, ехал в третьем классе?


– У вас билет на пассажирский поезд, а вы сели на экспресс. Придется доплатить!

– Зачем? Можете ехать медленнее, я никуда не спешу!


– Эй, в вагоне нельзя плевать! Вот же, специально написано на табличке!

– По-вашему, я должен выполнять все, что тут кругом понаписано? Вот, скажем, написано: "Пейте какао "Тоблер"!" И что, я должен его пить?


Гоем (неевреем) могли в насмешку называть нерелигиозного еврея. Парех (парша) может также означать: изгой, последний человек.

В польском поезде сидит еврей в лапсердаке, с пейсами. В вагон садятся трое элегантных, по-западному одетых молодых евреев и начинают насмехаться над евреем в лапсердаке. Тот молчит.

На дворе зима, пути занесены снегом, поезд сильно опаздывает. Вагона-ресторана в нем нет. Еврей в лапсердаке распаковывает свою кошерную провизию. Трое голодных юнцов стараются не смотреть на еду.

– Присоединяйтесь, – говорит еврей в лапсердаке. – А когда вы поедите, я вам докажу, что вы – самое лучшее и самое прекрасное в мире, хотя вы надо мной и смеялись!

Все наелись досыта. И тогда старый еврей заговорил:

– Я хочу доказать вам это на трех примерах. Вот первый пример.

Наступает время вечерней молитвы, но в синагоге до миньяна (число мужчин, не менее десяти, для богослужения),одного еврея не хватает. Девять евреев стоят перед синагогой и смотрят по сторонам: не появится ли еще один? Вот вдалеке кто-то появился. Кто? Гой? Еврей? Он подходит ближе – и что вы думаете? Это еврей, наконец можно начинать молитву… Скажите сами: может ли что-нибудь быть прекраснее еврея?

Пример второй. Ночь с пятницы на субботу, семья хочет спать, но лихт-гой (нееврей, которого нанимают гасить свечи: правоверным евреям в шабес делать это запрещено)все не приходит и не приходит, а оставлять горящие свечи на ночь слишком опасно. Наконец за дверью раздается топот, и входит Иван! Сейчас он погасит свечи, и все смогут лечь в постель… Скажите сами: может ли что-нибудь быть прекраснее гоя?

История третья. Единственного сына матери-еврейки забирают в армию. Она ведет его к врачу – но парень здоров как бык. Мать в отчаянии. Тут врач, который сочувствует женщине, обнаруживает, что у парня на голове выпали волосы, и говорит ей: "Знаете что? Я напишу, что эти проплешины – от парши, и вашего сына оставят в покое"… Скажите сами: может ли что-нибудь быть на свете прекраснее пареха?

И теперь я обращаюсь к вам: все вы одновременно и евреи, и гои, и парехи. Может ли что-нибудь на свете быть прекраснее вас?!


В экспрессе Лион – Марсель в купе сидят три пассажира. Входит еврей-коммивояжер и сразу же предлагает:

– Господа, давайте разделим путь до Марселя на четыре части. Каждый из нас на четверть пути получит в свое распоряжение целую скамью, чтобы поспать. Вы не против, если я буду спать первым, до Дижона?

Господа не против, и коммивояжер ложится.

В Дижоне он просыпается, берет с полки свой чемодан и собирается выходить. Оставшиеся три пассажира возмущены:

– Почему вы нам не сказали, что едете до Дижона?

– А вы меня и не спрашивали!


В поезде Краков – Жешув беседуют молодой польский офицер, по всей видимости выходец из еврейской интеллигенции, и старый еврей в лапсердаке. Когда они подъезжают к какому-то захолустному городку, старый еврей со слезами в голосе говорит:

– Посмотрите, пан лейтенант: в этом местечке печальный рок настиг моего бедного отца – да покоится он в мире!

Офицер вскакивает и стоит, отдавая честь, пока поезд проезжает местечко.

– …А здесь, – продолжает старый еврей, когда за окном показывается соседняя деревня, – он снова открыл свое дело.


Поезд идет в Галицию. В купе сидят еврей и офицер. На полустанке в поезд садится еще один офицер, более высокого ранга. Первый офицер вскакивает и представляется:

– Фон Розенберг.

Вошедший отдает честь и говорит:

– Фон Хохенфельс.

Тогда и еврей встает, кланяется и сообщает:

– Фон Лемберг (из Лемберга, т. е. Львова).


В вагонном купе сидят напротив армейский капитан и еврей. Еврей достает из кармана футляр с сигарами, вынимает сигару, закрывает футляр, обрезает кончик сигары, сует ее в рот и вынимает коробок спичек. Когда спичка загорается, капитан вскакивает, выхватывает сигару у еврея изо рта и выбрасывает ее в окно.

– Что вы позволяете себе? – возмущается еврей.

– Здесь вы курить не будете! – отвечает капитан.

– Но я ведь и не курил!

– И не будете совершать никаких приготовлений к этому!

Вскоре после этого капитан достает газету и разворачивает ее. Только он собирается читать, как еврей выхватывает газету у него из рук и вышвыривает ее в окно.

– Что вы себе позволяете?! – кричит капитан.

– Здесь вы не будете ср…! – отвечает еврей.

– Но я ведь и не ср…!

– И не будете совершать никаких приготовлений к этому!


– Вы уже слышали, – спрашивает еврей, – об ужасном несчастном случае на железной дороге между Варшавой и Краковом? Это было в пятницу, во второй половине дня, пути занесло снегом, поезд то и дело останавливался, команда снова и снова расчищала путь. После этого поезд ехал очень быстро, чтобы наверстать опоздание, он несся, и несся… и несся уже среди шабеса!


Еврей сидит в купе – и вдруг разражается жалобными криками:

– Евреи, я потерял бумажник!

Пассажиры, проникнувшись к нему состраданием, спешат на помощь и принимаются искать бумажник. Бумажника нигде нет. Тогда один из пассажиров, утомившись от поисков, спрашивает:

– А вы в карманах пальто посмотрели?

Еврей, испуганно:

– Но если бумажника и в пальто не окажется – тогда я пропал!


Сидят в купе гой и еврей. Вдруг у еврея зеленеет в глазах, его начинает корчить от боли.

– Ой, живот болит! – стонет он. – Я первый раз еду в поезде. Мне плохо!

– Идите до конца вагона, – говорит его спутник, – там есть дверь, на ней написано WC. Входите туда и справляйте свои дела.

Еврей ушел, но через минуту вернулся; его опять корчит.

– Там на двери написано "Занято", – жалуется он.

– Ничего страшного. В другом конце вагона есть такая же дверь.

Еврей уходит – и в отчаянии возвращается: там тоже написано "Занято".

– Делать нечего, – говорит гой. – Давайте я отвернусь, а вы расстелите на полу газету… Потом все выкиньте в окно.

Сказано – сделано. В купе жуткая вонь. Гою становится плохо, он нервно закуривает сигару. И слышит за спиной укоризненный голос еврея:

– Послушайте! Мы же в вагоне для некурящих!


Поезд переполнен. Какая-то старая еврейка спит, занимая целую скамейку. Никому не хватает решимости ее побеспокоить.

Тут подходит Мендель и трясет ее за плечо:

– Мазлтов ( пожелание счастья),бабушка!

– Большое спасибо, – говорит старуха, – садитесь ко мне! Но с какой стати мазлтов?

– Я вижу вас в первый раз после вашей свадьбы!


В купе сидят друг против друга еврей и поляк. Над поляком в багажной сетке лежит тяжелый чемодан, который грозит вот-вот рухнуть вниз.

– Уберите чемодан, пока он не свалился мне на голову! – сердито говорит поляк еврею. – А не то я его в окно вышвырну!

Еврей не шевелится и безмятежно мурлычет себе под нос "тра-ля-ля-ля".

Поляк повторяет угрозу. "Тра-ля-ля!" – мурлычет еврей.

То же самое и после третьго предупреждения. Тогда поляк хватает чемодан и в ярости выбрасывает его в окно.

– Тра-ля-ля! – напевает еврей. – Это был вовсе не мой чемодан!


Кон и Грюн едут в поезде. В багажной сетке над головой Кона лежит огромный тюк. Входит проводник и говорит Грюну:

– Такой тюк нельзя считать ручной кладью. Вы должны сдать его в багажное отделение.

Кон наотрез отказывается. Спор, шум, но Кон стоит на своем. Приходит ревизор. Все бесполезно. Наконец, на очередной станции в вагон приглашают железнодорожную полицию.

– Немедленно сдать тюк! – рычит полицейский.

– Не сдам! – отвечает Кон.

Полицейский в ярости:

– Это почему же?

– Потому что это не мой тюк, – отвечает Кон.

– А чей же?

– Моего друга, Грюна.

Теперь полицейский, проводник и ревизор грозно поворачиваются к Грюну:

– Вы, вы… Почему вы не сдали тюк в багаж?

– А мне никто ни слова не сказал!


Разговор на вокзале:

– Куда вы едете?

– В Вену. У меня теща там умерла.

Второй, с уважением:

– Да-a, Вена – это город!


– Добро пожаловать в Лейпциг! Почему ты не взял с собой жену?

– Есть старое правило: не бери с собой ничего, что можно найти в дороге!


Начинающий коммивояжер, сидя в поезде, печально рассказывает:

– Тяжелое это ремесло! Я трачу столько сил, я так приветлив со всеми, и все-таки есть клиенты, которые меня обижают!

– Да-а, не везет тебе, – отвечает другой коммивояжер. – Со мной, слава Богу, такого не было. Меня вышвыривали вон, закрывали дверь перед самым носом, спускали с лестницы – но обижать? Такого ни разу не случалось!


В купе поезда граф Эстерхази разговаривает с попутчиком. Потом он представляется:

– Я граф Эстерхази.

– Очень приятно! Я – о Господи.

Граф Эстерхази, обиженно:

– Что за шутки!

– Никаких шуток! Я – коммивояжер. И куда бы я ни пришел, люди говорят: "О Господи, вы опять тут!"


В переполненной гостинице еврею достается комната, где уже спит офицер. Хозяин гостиницы просит еврея не шуметь и не зажигать свет: господин офицер очень устал на маневрах.

Еврей в темноте раздевается, утром, тоже в темноте, одевается, чтобы успеть на утренний поезд, и уходит из номера.

На улице все встречные солдаты отдают ему честь. Что бы это могло значить? На вокзале он проходит мимо зеркала – и видит: на нем мундир лейтенанта!

– Черт бы взял этого хозяина! – возмущенно восклицает он. – Вместо меня он разбудил лейтенанта…


Ночной пожар в гостинице. Хозяин спешит разбудить постояльцев, чтобы они успели выбежать из горящего здания.

Кон, которого бесцеремонно растолкали, бросает взгляд на часы и говорит строго:

– Хорошо, я выйду. Но сейчас только половина первого ночи. Поэтому за эту ночь я заплачу вам только половину стоимости!


Ицик, смертельно усталый, снимает номер в гостинице и сразу засыпает. В два часа ночи раздается стук в дверь. Ицик в испуге вскакивает.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю