Текст книги "Еврейское остроумие"

Автор книги: Зальция Ландман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

– Вы только подумайте, – жалуется она приятельнице, – этот болван-реставратор смыл вместе с портретом и подлинного Тициана!

– Какой страшный урон!

– Ну, к счастью, не такой уж страшный – из-под Тициана появился на свет портрет нашего покойного императора Франца-Иосифа…

В салоне фрау Поллак висит прекрасная гравюра. Один из гостей, большой знаток искусства, подсказал хозяйке дома, что в магазине художественных изделий на Грабене выставлена гравюра в пандан к этой. На следующий же день фрау фон Поллак едет в этот магазин и просит:

– Покажите, пожалуйста, этот ваш пандан!

– Пандан к чему, почтеннейшая баронесса? – спрашивает продавец.

– Простите, а какое вам до этого дело?

Фрау Поллак подводит гостей к недавно приобретенной картине, на которой изображена одиноко плавающая птица.

– Картина стоила нам десять тысяч шиллингов, – рассказывает она, – и называется она "Одинокая уточка" на идише, "Entlach allein" (путает с немецким "Endlich allein" – " наконец-то одна").

– Однако, фрау Поллак, – возражает одна из приятельниц, – это вовсе не уточка!

– Простите, вы совершенно правы, – покраснев, отвечает фрау Поллак. – Картина называется "Одинокий гусенок".

Межрелигиозное

У христиан из поколения в поколение передавалось поверье, будто евреи используют для приготовления мацы кровь христианских младенцев. В прежние времена погромы нередко начинались с того, что перед еврейской Пасхой тайком подбрасывали в какой-нибудь еврейский дом труп ребенка.

В венгерском городишке прошел слух, что найден убитый ребенок. Охваченные страхом евреи начинают готовиться к бегству. Тут появляется шамес и вне себя от радости вопит:

– Евреи! Хорошая новость! Убитый ребенок – еврейская девочка!

Протестантский священник говорит еврею:

– Хочу рассказать вам прелестную историю: одному еврею захотелось во что бы то ни стало попасть на Небо. Но святой Петр его не впустил. Тогда еврей спрятался за дверью. И, когда Петр отвернулся, еврей проскользнул внутрь… Итак, он оказался на Небе, и избавиться от него не было никакой возможности. Но Петру пришла в голову хитрая мысль: он велел бить за воротами рая в барабан, возвещающий о распродаже. Еврей быстро выбежал за ворота, и Петр запер их за ним.

Еврей:

– Но на этом история не кончается. Из-за присутствия еврея рай был осквернен, его нужно было заново освятить. По всему Небу стали искать священника – и ни одного не нашли!

В вагоне поезда сидят католический священник и раввин. Священник вдруг заявляет:

– Ночью, во сне, я заглянул в еврейский рай: кругом грязь, нечистоты и сплошной гвалт.

– Какое совпадение! – отвечает раввин. – Я тоже ночью во сне видел рай, только он был христианский. Прекрасный рай, все цветет и благоухает – но людей там совсем не видать!

Трое студентов подтрунивают над философом Мозесом Мендельсоном:

– Добрый день, отец Авраам!

– Добрый день, отец Исаак!

– Добрый день, отец Иаков!

– Я не тот, не другой и не третий, – отвечает им Мендельсон, – я Саул, который пошел искать отцовских ослов. И что же? Я их нашел!

В давние времена в Берлине был французский колониальный суд, где все протоколы заседаний следовало вести по-французски, даже если одна из сторон не знала этого языка. Одного еврея вынуждают подписать протокол, написанный по-французски. Он долго отказывается, но в конце концов берет перо и пишет целый текст ивритскими буквами. Судья возмущается:

– Вам же следовало только поставить свою подпись! А то, что вы тут начеркали, никто не сможет прочесть.

На это еврей отвечает:

– Я написал по-халдейски. Если не важно, что я подписываю то, чего не понимаю, то не важно, если я пишу то, чего не поймет судья.

– Рабби, – спрашивает иешиве-бохер (студент-талмудист), – одного я не могу понять: когда сыновья Иакова хотели отомстить жителям Сихема за поруганную честь их сестры Дины, то они сперва уговорили этих жителей принять иудейскую веру и, следовательно, подвергнуть себя обрезанию. А потом сами же напали на них, пока те еще не пришли в себя после операции… Почему они так поступили, рабби?

– Хамор (осел),ну чего тут непонятного? Если бы они напали на жителей Сихема, пока те еще были язычниками, то все окрестные жители пришли бы им на помощь. Но после обрезания те стали евреями, а когда убивают евреев, то до этого никому нет дела.

Среди множества титулов, которыми обладал австрийский кайзер, был и такой: король Иерусалимский. Однажды кайзер Франц-Иосиф, совершая инспекционную поездку, прибыл в населенный почти одними евреями городок Броды на русско-австрийской границе. На рыночной площади его встречала вся еврейская община города. Тогда Франц-Иосиф сказал своему адъютанту:

– Теперь я понял, что по праву ношу титул короля Иерусалимского!

Венгерский историк и настоятель собора Вильгельм Фракной, титулярный епископ Арбе, был крещеным евреем по имени Франкль. Рассказывают, что однажды во время поездки он остановился вместе со своим спутником, старым графом, в гостинице венгерского провинциального городка. Как принято в этой стране, хозяин гостиницы осведомился, не желают ли господа «дамского обслуживания».

– Нет-нет, – замотал головой Фракной, – видите ли, он не может, а мне не положено.

В гарнизонном городке новый бордель построили как раз напротив женского монастыря. Монахини зорко следят за теми, кто посещает это заведение. Однажды они увидели, что туда вошел протестантский священник.

– Чего еще можно ждать от еретика? Свинья этакая! – возмущаются монахини.

На следующий день туда же прокрадывается раввин.

– Они распяли нашего Христа! – строго говорит одна из монахинь. – И вообще все они нечестивцы, включая их духовного наставника.

На третий день в ту же дверь протискивается католический прелат.

– Наверняка одна из девушек лежит там на смертном одре, – благоговейно произносит одна из монахинь.

Шлойме Фейгеншток едет в поезде и ест селедку. Селедочные головы он откладывает в сторонку. Напротив него сидит поляк. Мало-помалу они разговорились, и поляк спрашивает:

– Почему это вы, евреи, такие умные?

– Это потому, что мы едим много рыбы, – отвечает Фейгеншток. – Особенно полезны для ума селедочные головы.

Поляк, поразмыслив, просит:

– Продай мне хоть часть твоих селедочных голов!

– Хорошо, – соглашается Фейгеншток, – но они стоят по злотому за штуку.

Поляк дает ему пять злотых, через силу проглатывает пять селедочных голов, долго сидит нахмурившись и наконец произносит:

– Ну и подлец же ты! За пять злотых я мог бы на следующей станции купить пять целых селедок.

– Совершенно верно, – подтверждает Шлойме. – Ты же сам видишь: селедочные головы уже начинают действовать!

Маленькому Морицу исполнилось десять лет. Мама у него женщина передовая и, прежде чем выбрать школу для своего отпрыска, хочет сначала проверить, есть ли у сына способности к какой-то определенной профессии. Школьный психолог выслушал ее и сказал

– Ваш случай простой, потому что типичный. Мы поставим на стол перед мальчиком три предмета: стакан вина, кошелек с деньгами и Тору (Пятикнижие) – и предложим выбрать что-то одно. В зависимости от его выбора мы узнаем, к чему у него есть склонность: к легкой жизни, к коммерции либо к религии.

Наступает день выбора. Мама и папа от волнения не находят себе места. Морицу объявляют, что он имеет право выбрать один предмет из трех. Мориц выслушивает молча, хватает стакан вина и выпивает его одним духом, затем сует кошелек в карман, Тору – под мышку и хочет удрать.

– Боже милостивый! – в ужасе восклицает мама. – Он станет католическим священником!

Это случилось еще в те времена, когда евреи должны были вести религиозные диспуты с католическим духовенством. Епископ Майнца потребовал, чтобы франкфуртские евреи прислали кого-нибудь на такой диспут. Все испугались – кроме маленького Морица. И он отправился в Майнц.

Епископ показал ему сжатый кулак с отставленным большим пальцем. Мориц в ответ показал ему тоже сжатый кулак, но с двумя отставленными пальцами. Епископ показал плоскую ладонь, Мориц – сжатый кулак. Епископ рассыпал из золотого бокала горошины по полу; Мориц собрал горошины в бокал и сунул его под пальто.

Епископ ласково похлопал Морица по плечу и отпустил его, а коллегии объяснил:

– Пожалуй, это правда, что евреи – избранный Богом народ, если у них и дети такие мудрые. Я ему показал: вы верите в одного Бога! А он мне показал: а вы верите в двух – в Отца и Сына. Я ему показал: вы на земле беззащитны! А он мне: объединившись, мы могучи! Я ему показал: Господь рассеял вас по всей земле! А он мне: но Он соберет нас воедино под покров Своей милости…

Когда Мориц возвращается домой, все его спрашивают:

– Ну, как там было?

– Проще простого, – отвечает Мориц. – Он мне показал один палец, я ему – два. Он мне показал: я тебе дам оплеуху! Тогда я ему показал: а я дам тебе в зубы! Потом он высыпал горошины из золотого бокала. Я горошины собрал, а бокал сунул под пальто. На улице-то я горошины высыпал, а золотой бокал – вот он!

Ицик лежит в инфекционной больнице. Состояние его все хуже, и его спрашивают, не хочет ли он встретиться с духовником.

– Да, пусть придет епископ.

– Но ведь вы еврей!

– А что, прикажете звать нашего ребе, когда тут эпидемия?

На Рош а-Шона, еврейский Новый год, и на Йом Кипур, день самого строгого поста, по древнему обычаю, в синагоге трубят в шофар, бараний рог.

В маленьком венгерском местечке кантор в течение двадцати пяти лет выполнял эту почетную обязанность – трубить в шофар. Потом он стал стар и слаб, а поскольку выдувать из шофара громкие звуки совсем не легко, община наняла для этого молодого парня. Старому кантору стало так обидно, что он пошел к судье и подал жалобу на общину. Судья (он был гой) вызвал главу общины и упрекнул его;

– Господин Шварц, как вы могли так обидеть бедного старого кантора? Вы должны как-то возместить ему эту обиду!

Собрался совет общины и принял компромиссное решение: на Рош а-Шона будет трубить сильный молодой парень, а на Йом Кипур – старый кантор.

Но тот опять побежал к судье:

– Ваша честь, так не пойдет. Ведь на Йом Кипур трубят один-единственный раз!

– До чего же вы все-таки глупы! – ответил судья. – Уж если шофар опять в ваших руках, трубите себе, сколько хотите!

Прекрасное летнее утро. Еврей гуляет в парке, собачка бежит за ним. Тут появляется полицейский и строго говорит:

– Возьмите собаку на поводок, иначе заплатите штраф!

Еврей молча идет дальше.

Полицейский начинает злиться:

– Немедленно возьмите собаку на поводок!

Еврей шагает дальше.

Полицейский догоняет его, вытаскивает блокнот, выписывает квитанцию и протягивает еврею:

– Три злотых!

– С чего это я буду платить? Это не моя собака!

– А почему же она бежит за вами?

– Ну и что с того? Вы тоже за мной бежите…

В Венгрии люди говорят так:

Одинвенгр – это аристократ.

Двавенгра – это три политических мнения.

А трехвенгров встретить невозможно, потому что один из них наверняка еврей.

Маленький Мориц играет на улице с пасторской дочкой Эрной. Мимо идет мама Морица и говорит:

– Ты испачкался, как свинья! Быстро пойди домой и встань под душ!

Маленькая Эрна идет с ним, а поскольку и она вся в грязи, ее тоже раздевают и ставят под душ.

Мориц смотрит на девочку и с удивлением говорит

– Никогда бы не подумал, что между христианами и евреями такая большая разница!

Огромная старая липа затеняет кабинет графа, не пропуская туда свет, однако фамильная гордость не позволяет срубить дерево, поскольку его своими руками посадил прадед графа. Фарбер, правая рука графа, нашел выход:

– Если господин граф прикажет вырезать из ствола дерева статую Христа и установить ее на том же месте, то это уже не будет грехом.

Совет выполняется. Толпа богомольцев, сняв шапки, присутствует при освящении распятия. Фарбер тоже здесь, но шляпу он не снял, а статуе дружески машет рукой.

– Вы в своем уме? – кричит ему граф.

– А в чем дело? – удивляется Фарбер. – Мы же с ним были знакомы еще тогда, когда он был липой!

Ярмарка в галицийском местечке. Украинский парень ни с того ни с сего наскакивает на еврея и начинает молотить его кулаками. Польский помещик отрывает парня от еврея и строго спрашивает:

– Ты что это делаешь?

– Это месть за то, что евреи распяли Христа!

– Но ведь с тех пор прошло две тысячи лет, – говорит помещик.

– Может, и так, – соглашается парень. – Но я-то об этом только сегодня узнал.

На докторском экзамене по юриспруденции Мойше Леви задают вопросы о католическом церковном праве.

– Назовите семь святынь католической церкви, – говорит ему профессор.

– Брак… – мямлит Леви после долгой паузы.

Доброжелательный экзаменатор хочет помочь скорбно

умолкшему соискателю и задает еще один вопрос:

– Ну а как вступают в католическую церковь?

– С непокрытой головой! – радостно отвечает Леви.

Париж. Леви жалуется на своего конкурента Дрейфуса:

– Это такой подлец! И притом добился все же, что его наградили крестом Почетного легиона. Мало того, к ордену он хочет получить еще и розетку!

– А чего вы хотите? – удивляется Дюпон. – Вы, евреи, все такие. Иисус был единственным, кто не хотел получить еще и розетку, хотя крест уже имел.

Польский еврей в лапсердаке, с длинной бородой и пейсами, жалуется своему другу:

– Антисемитизм набирает силу! Вчера я ехал в одном купе с двумя офицерами, так они непрерывно ругали евреев!

– Ну, так что же ты сделал?

– Я постарался ничем не выдать, что я еврей.

Благотворительный бал. Лейтенант говорит еврейской девушке:

– Пожалуйста, бокал шампанского, прекрасная Ревекка!

А девушка ему:

– Вы ошибаетесь. Ревекка поила верблюдов водой, а не шампанским.

Хотя святому Иосифу отведено на небесах почетное место, он, скромный плотник, среди множества высокообразованных святых чувствовал себя не слишком уютно и поэтому выговорил себе право время от времени спускаться в Вену, Париж или Будапешт. Однажды он возвратился с такой прогулки, едва держась на ногах. Святой Петр строго сказал ему:

– Если это повторится, я тебя вообще не впущу обратно!

– Это ты меня не впустишь? – разозлился святой Иосиф. – Еще одно слово, и я заберу своего приемного сына из этой конторы – и уж тогда вы все вылетите в трубу!

Визит Папы Римского в Иерусалим. Бургомистр протягивает Его Святейшеству древний пергамент. Ни Папа, ни его высокообразованные спутники никак не могут расшифровать текст и обращаются за помощью к бургомистру.

– Это до сих пор не оплаченный счет за Тайную вечерю. Будьте добры оплатить, Ваше Святейшество.

Всемирный конгресс в Ватикане. Одна за другой подъезжают дорогие элегантные машины. Грюн говорит Блау:

– Видишь, что значит эффективно работающее предприятие! Начинали-то ведь с одним осликом.

Кон побывал в Риме.

– Ты видел Папу?

– Видел ли я? Да я был к нему приглашен!

– Правда? Ну и что он за человек?

– Папа – человек очень милый. А уж она!

В чем разница между израильтянином и евреем?

Израильтянин – это хороший человек, который дает деньги в долг.

Еврей – это плохой человек, который требует, чтобы долг вернули.

Филосемит – это такой антисемит, который любит евреев.

Трое священнослужителей в одном и том же магазине покупают одновременно три машины. Католический священник приносит сосуд со святой водой и окропляет свою машину, прежде чем сесть за руль. Протестантский пастор, дождавшись воскресенья, подъезжает на машине к открытой двери церкви, и, когда он благословляет паству, машине тоже достается немного из его благословения. Раввин долго думает, потом берет в руки пилу и отрезает кусочек выхлопной трубы.

Раввин и епископ доверительно беседуют друг с другом.

– Скажите мне, положа руку на сердце, – говорит епископ, – вы когда-нибудь пробовали свинину?

– Да, однажды я это сделал, – признается раввин. – А вы, ваше преосвященство, ответьте мне так же честно – случалось ли вам иметь дело с женщиной?

Епископ краснеет и признается:

– Да, однажды я спал с женщиной.

Долгое молчание. Наконец раввин произносит с ухмылкой:

– Согласитесь – ваш грех послаще, чем мой!

Вариант.

После долгого молчания раввин поднимает взор к небу и говорит: "Благодарю Тебя, Господи, что Ты дал мне одержать эту победу! – и, обернувшись к пастору, продолжает: – Ну и что, скажите мне честно, лучше: свинина или это?"

Пастор:

– Три вещи я не выношу у вас, евреев: ваше беспорядочное хождение по синагоге, вашу громкую молитву и ваши неряшливые похороны.

Еврей:

– Что касается нашего поведения в синагоге, то мы чувствуем себя там, как дома. Что касается громкой молитвы, то наш Бог стар и уже не так хорошо слышит. А что касается похорон, то и мне приятнее смотреть на христианские похороны.

До прихода Гитлера к власти торговля готовым платьем в Германии находилась преимущественно в руках евреев.

Первая мировая война. Солдат с внешностью типичного северянина спрашивает у рядового из своей роты:

– Вы тоже бар Исроэл (сын Израиля)?

– Как! Разве вы еврей?

– Нет, но у меня есть лавка готового платья.

Антисемит:

– Все зло от евреев.

Еврей:

– Нет, от велосипедистов.

– Почему это – от велосипедистов?

– А почему это – от евреев?

Еврей-торговец недавно женился. Поехав на ярмарку, он взял с собой молодую жену. Какой-то крестьянин прошептал ему на ухо:

– Не мог найти себе никого покрасивее?

Жена это услышала и сказала мужу:

– Пошли скорее отсюда. Тут одни антисемиты!

В небольших еврейских общинах один и тот же человек мог быть одновременно меламедом (учителем Закона), кантором и резником.

Такого трехликого еврея вызвали в суд в качестве свидетеля. Чтобы его побольнее уколоть, судья постоянно называл его "господин резник". Наконец еврей заметил:

– С моей профессией дело обстоит так: для еврейской общины я кантор, для детей – учитель. А резник я только для скотов.

Маленькая Ильза:

– Мориц, мне не разрешают больше с тобой играть. Мама говорит, что вы, евреи, распяли Иисуса.

– Могу поклясться, что не мы! Наверняка это дело рук наших соседей Конов.

Здание протестантской церкви в небольшом американском городке обветшало, и на его месте собираются построить новое. Сборщики денег не подумавши заходят в лавку Гершельмана. Тот смущенно потирает лысину. С одной стороны, сборщики – его покупатели, как он может отказаться? С другой стороны, как может он, правоверный еврей, жертвовать деньги на христианскую церковь? И тут его вдруг осеняет:

_ – Вам же придется сначала снести старую церковь?

– Конечно.

– Это ведь стоит кучу денег?

– Да, целых триста долларов.

– Вот вам эти три сотни!

Антисемитизм.

В венском городском парке сидят два еврея и сетуют на антисемитизм. Мимо пролетает птичка и роняет что-то на шляпу Ицика.

– Вот видишь, – желчно говорит Ицик, – об этом я тебе и говорил: поют они только для гоев!

Железнодорожный служащий кричит Леви, который с друзьями хочет влезть в один из вагонов:

– Эй вы! Этот вагон зарезервирован для участников конференции епископов!

Леви возмущается:

– А откуда вы знаете, что мы не епископы?

В ночном поезде на Берлин лейтенант гвардейских гусаров похваляется:

– Мои предки жили в Бранденбурге еще до Гогенцоллернов.

– Увы, господин лейтенант, – отвечает ему еврей-сосед, – когда ваши предки еще лазили по деревьям, мои уже имели диабет (диабет считается поздней болезнью цивилизации).

Еврей сидит в варьете рядом с незнакомым господином. Выступает чтец-декламатор. Еврей поворачивается к соседу и шепчет:

– Явно один из наших!

Потом выходит певица.

– Тоже из наших, – говорит еврей.

На сцене появляется танцор.

– Тоже из наших, – заявляет еврей.

– О Господи Иисусе! – в ужасе стонет сосед.

– Тоже из наших, – подтверждает еврей.

Русский офицер открывает дверь купе, обнаруживает, что там одни евреи, и говорит с отвращением:

– Я бы дал тысячу рублей за такое местечко, где наверняка нет ни одного еврея.

– Могу вам подсказать такое местечко, – отвечает ему кто-то из купе. – Христианское кладбище.

Еврей спрашивает у христианского священника:

– Как вы, такой разумный человек, может верить в телесное воскресение после смерти?

– Почему тебя это удивляет? – спрашивает священник. – Ведь ты, хасид, тоже веришь, что твой ребе может, например, переплыть через реку на носовом платке.

– Ну, верю, – отвечает еврей. – Но ведь это правда!

На торговле селедками Люблинер потерял последние гроши. Он бредет домой весь в слезах и на пересечении дорог натыкается на распятие. При виде искаженного болью лица Христа Люблинер сочувственно восклицает:

– Ты тоже торговал селедками?

В маленьком польском городке к бургомистру-христианину приходит делегация евреев с просьбой:

– Дорога к еврейскому кладбищу находится в ужаснейшем состоянии. Ваше благородие, дайте указание ее починить!

– А зачем? Ведь здесь евреи так редко умирают.

– Как это редко? Каждую неделю тут хоронят самое малое двух евреев!

– Ну, хорошо. Если вы мне это письменно гарантируете, я подпишу бумагу на ремонт дороги!

На трамвайной остановке стоит офицер. Кон и Леви долго спорят о том, какой у него чин. Наконец Кон спрашивает:

– Простите, господин офицер, вы кто – капитан или майор?

Я антисемит.

Нееврея пригласили в еврейский дом. Маленький Мориц проводит гостя в комнату и видит, что неосталось ни одного свободного стула. Тогда Мориц кричит:

– Тате, встань! Дай гою сесть!

1910 год. В аристократическом клубе составляют список гостей. Председатель говорит:

– И еще мы пригласим князя Лёвенштайн-Вертхайм-Фройденберга.

– Боже сохрани! – возмущается один из членов клуба. – Сразу четырех евреев!

Вариант.

Еврей, советник коммерции, и князь Лёвенштайн-Вертхайм-Фройденберг добиваются права на покупку поместья. В конце концов получает его князь.

Советник коммерции – своей жене:

– Ну, поместье досталось все же нашим людям, притом в консорциуме!

В вагонном купе Кон втягивает своего соседа, нееврейского господина, в разговор:

– Я только что прочел, что китайцев насчитывается шестьсот миллионов!

– Колоссально! А сколько на свете евреев?

– Примерно двенадцать миллионов.

Господин смотрит на Кона и задумчиво произносит:

– Но китайцы почему-то попадаются довольно редко…

Польский еврей открыл в Нью-Йорке кафе-мороженое. У входа он прибил большую вывеску: «Евреям вход воспрещен».

В еврейской общине, конечно, взрыв возмущения. Целая делегация направляется к мороженщику и набрасывается на него с упреками. Он терпеливо выслушивает, а потом сухо спрашивает:

– А вы хоть раз попробовали мое мороженое?

И до Первой мировой войны в Германии бывали вспышки антисемитизма. В один из таких периодов на списке кандидатов в раввины, висевшем на стене берлинской синагоги, кто-то написал жирным карандашом: «Не выбирайте еврея!»

Румынский еврей:

– Здесь, в Германии, очень много антисемитов. В Австрии с этим чуть получше. Но лучше всего у нас в Румынии: там еврей может стать даже главным раввином!

Объявлен конкурс на строительство церкви. Свой проект представил архитектор-еврей. Правление церкви высказывает сомнения:

– Вы придерживаетесь другого вероисповедания.

– В большей или меньшей степени, – отвечает еврей. – Что Иисус проповедовал и излечивал больных, в это я верю. Что он воскрешал мертвых, в это… в это верит мой чертежник-христианин. Что Иисус страдал и умер на кресте, я опять-таки верю. Что он воскрес, верит мой чертежник. Что его мать звали Мария, я тоже верю. Что она его родила, оставаясь девственницей… верит ли в это мой чертежник, я не могу утверждать с полной уверенностью… (после короткой паузы, решительно), но фирма в это верит.

Еврей молит Бога:

– Всевышний, дай мне выиграть в лотерее, половину выигрыша я отдам бедным!

Он ничего не выиграл. Тогда он пошел в церковь, поставил свечку и пообещал пожертвовать церкви половину будущего выигрыша. Представьте – помогло!

Но еврей сказал:

– Признаю, что христианский Бог отнесся ко мне благосклоннее. Зато наш Бог умнее: он догадался, что я соврал и никому не дам ни копейки.

Христианин сообщает соседу-еврею:

– Мой сын выдержал приемный экзамен в гимназию!

– А зачем человеку гимназия?

– Он сможет потом стать священником и даже епископом или кардиналом.

– Подумаешь!

– Он может стать даже Папой Римским.

– Велика важность!

– Что-то я тебя не пойму. Ты чего хочешь, чтобы он Богом стал, что ли?

– Почему бы и нет? Один из наших стал когда-то…

Старая еврейка выходит из православной церкви. Другая спрашивает у нее с удивлением:

– Что ты там делала?

– Моя дочь тяжело больна, вот я и решила заказать им за нее молитву. Почем знать – может, их Бог тоже всемогущий?

Во время плавания по Черному морю от заразной болезни умирает один из пассажиров. Капитан опасается, что возникнет паника, если другие пассажиры об этом узнают, и велит двум матросам ночью потихоньку вытащить тело из каюты номер двадцать три и выбросить за борт.

Утром он заходит проверить и видит, что труп на месте. Он вызывает матросов. Оказывается, они перепутали двадцать три и тридцать два.

– Там лежал бородатый старик еврей, – оправдываются они, – он, правда, страшно кричал и утверждал, что жив. Да разве можно верить еврею? Они все врут! Мы крепко завернули его в простыни и выбросили за борт.

Таможенный досмотр на франко-германской границе. Таможенник вытаскивает из чемодана Лембергера пузатую бутыль и спрашивает:

– А это что такое?

– Вода из Лурда, просто вода из чудотворного источника (в Лурд совершают паломничество католики, верящие в чудесное исцеление).

Таможенник недоверчиво откупоривает бутыль: в ней явно коньяк!

Лембергер изумляется:

– Неужели еще одно чудо?

Лембергер осмотрел собор в Лурде, вышел наружу и завопил:

– Боже, теперь я снова стану ходить!

Сбежалась толпа, все кричат:

– Чудо, чудо! Он стал ходить! Как произошло это чудо?

– Какое еще чудо? – удивляется Лембергер. – У меня машину угнали!

Еврей выходит из здания радиокомпании.

– Что ты там делал? – спрашивает у него знакомый.

– Ус-с-т-т-ра-и-и-вал-ся н-на р-ра-ра-а-бо-ту ди-и-к-тт-то-ром.

– Ну и как, получил?

– Н-н-нет, к-ку-да там! Они в-в-в-все а-а-ан-ти-семиты!

На автомате для перронных билетов написано, что билет стоит десять пфеннигов. «С него и половины хватит», – говорит сам себе еврей и бросает в щель автомата пять пфеннигов. Билет не выскакивает. Еврей бросает еще пять – никакого результата.

К автомату подходит офицер, бросает в щель десять пфеннигов, и билет выскакивает. Тогда еврей опять подходит к автомату и говорит с упреком:

– Ему ты даешь, а мне нет, антисемит проклятый!

Ветер дует, снег метет. Бедный Шмуль промерз насквозь: он продает рождественские елки. Шмуль притоптывает ногами, и от этого ритма рождаются стихи:

Как мне худо, как мне худо!

Чтоб не сдохнуть, нужно чудо!

А родись Иисус на Троицу,

Я бы попивал сливовицу!

(Разумеется, он пел «родись Иешуа на Швуэс».)

Протестантский священник пытается убедить еврея, что Иисус и есть Мессия. Еврей не уступает. Наконец священник дружелюбно говорит:

– Ведь мы оба считаем, что Мессия придет на землю в день Страшного суда, когда все мертвые воскреснут. Только для тебя он будет незнакомый тебе прежде сын Давида, а для меня – Иисус.

Еврей соглашается. Но вскоре его одолевают сомнения.

– Знаешь что, – говорит он, – я предлагаю сделать так: мы с тобой вместе подойдем к нему и спросим, был ли он уже раньше на земле.

Два еврея приходят к Генисаретскому озеру и просят рыбака-христианина переправить их на другой берег. Тот соглашается, но просит за это пятьдесят пиастров. Евреев такая цена возмущает:

– Да вы в своем уме? Почему так дорого?

– А чего вы хотите, господа? – уговаривает их рыбак. – Ведь это то самое озеро, по воде которого наш Господь перешел как посуху!

Один из евреев:

– Ничего удивительного – при таких-то ценах!

Где-то в Австро-Венгрии перед судом стоит еврей: он присвоил драгоценности чудотворной статуи Мадонны.

– Я их не украл, – защищается еврей. – Когда я увидел, что все мои молитвы к нашему Богу бесполезны, я пошел в вашу церковь. Богоматерь склонилась ко мне и сказала, что ее разжалобила моя нужда и что я могу взять себе ее драгоценности.

Судья в растерянности. Простить еврею воровство никак нельзя. Но и отрицать возможность чуда тоже нельзя. Поэтому приговор звучал так:

"Шестьсот лет назад точно такое чудо уже случилось, так что нет причин сомневаться в его вероятности. Но теперь выяснилось, что Мадонна дарит свои драгоценности только один раз за шестьсот лет. Так что во второй раз еврею следовало бы поостеречься!"

Курортный городок Ишль пользовался большой популярностью у венских евреев.

Кайзер Франц-Иосиф – своему министру:

– После Йом Кипура мы должны рассмотреть три прошения.

– Вашему Величеству угодно было произнести "Йом Кипур"?

– Да. Посидите-ка три недели в Ишле!

Во времена ускоренной ассимиляции немецкие евреи охотно принимали имена германских героев – Зигфрид, Зигмунд и т. п.

– Все знают, что Рихард Вагнер был антисемитом. При этом его главные персонажи носят еврейские имена.

– Как это?

– Ну, судите сами: Зигфрид и Закс (Закс – распространенная еврейская фамилия).

Две немецкие девушки мечтают о любви.

– Ах, – говорит одна – когда же наконец явится мой Зигфрид?

Вторая, удивленно:

– Ильза, он что, обязательнодолжен быть евреем?

Шлойме купил попугая. Едва он внес клетку в дом, как попугай завопил:

– Долой евреев!

– И он туда же, – огорченно говорит Шлойме. – С таким-то носом!

На мирной конференции после Первой мировой войны тогдашний премьер-министр Польши Падеревский заявил:

– Если не будут выполнены все требования поляков, они разъярятся и перебьют всех евреев в стране.

На что Луис Маршал возразил:

– А если все требования поляков будут удовлетворены, то они от радости перепьются и тем паче перебьют всех евреев.

Леви идет по улице со своим другом Коном. Какой-то парень кричит им вслед:

– Вонючий жид!

Леви тотчас оборачивается и дает парню пять франков.

– Ты что, с ума сошел? – спрашивает Кон.

– Ничего ты не понял, – объясняет Леви. – Мы с тобой не Бог весть какие силачи. Но этот болван будет теперь думать, что за такие слова ему всегда дадут пять франков, и будет повторять их опять и опять, пока не нарвется на такого, кто ему руки-ноги переломает.

В американской армии было запрещено играть в покер. Католик, протестант и иудей нарушили этот запрет и теперь должны отвечать перед судом.

Католик:

– Клянусь пресвятой Девой Марией, я не играл в покер!

Протестант ссылается на Мартина Лютера и тоже клянется, что не играл.

Наконец судья вызывает иудея, и тот говорит:

– Ваша честь, судите сами: мог ли я один, сам с собой, играть в покер?

Среди восточноевропейских евреев принято было, когда их спрашивали о возрасте, добавлять к числу лет благочестивое пожелание 4до ста двадцати" – имея в виду дожить до такого преклонного возраста.

Начальник полиции в царской России (естественно, убежденный антисемит) спрашивает у еврея: