Текст книги "Операция "Берег" (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

– Думаете нас напугать? После всего, что вы сотворили с несчастной Германией? О да, вот теперь нам страшно, – иронически усмехнулся грузный «охотник», явно привыкший приказывать и видеть безоговорочное повиновение.

Знакомая же рожа… мелькал где-то в документах. Но эта дурацкая шляпа…

Ничего особо умного старший лейтенант Земляков больше выдумать не мог. Сейчас попросту пристрелят…

– Доктор Вельтце, – на броне во весь рост встала Катерина. – Та земля вас не примет.

Немецкий язык старшей лейтенанта Мезиной был так себе. Да что там, акцент просто ужасный. Но смысл слов вполне понятен.

– Вы меня знаете? – удивился немец. – Польщен. Сейчас вам выстрелят в затылок, прекрасная русская фройляйн, и вы навсегда перестанете и быть прекрасной, и издеваться над немецким языком.

К уху господина Вельтце (точно он, на фото выглядел более подтянутым) сунулся молодой немец, зашептал…

Евгения толкнули в грудь:

– Лицом к броне, предатель! – приказал гауптман, нетерпеливо взмахивая пистолетом.

– Да так стреляй, тупица, буду я еще крутиться, – огрызнулся Евгений. – Опомнитесь! Вас волокут прямиком в ад, глупцы. Потом вспомните, что вас предупреждали.

– Прекратить! – гаркнул доктор Вельтце отлично поставленным лекторско-ораторским голосом. – Это «товарищщ Месина», я правильно понял?

– Почти верно, – подтвердила Катерина, пиная сапогом руку, пытавшуюся ухватить ее за штанину.

– И вы тоже были тогда в Харькове? – немец наставил пухлый палец на Евгения.

– Не отрицаю. Вот господин Найок меня отлично помнил, сразу узнал, – несколько натянуто усмехнулся Евгений. – Вы знаете, что штурмбанфюрер вовремя взвесил шансы и предпочел остаться здесь, сотрудничать с нами.

– Плевать на этого гнусного многоликого хитреца, – процедил Вельтце. – Хватит разговоров. Заберите русских, позже к ним будет много вопросов. Расстрелять их успеем. Не медлим! Инженер, у вас две минуты.

У старшего лейтенанта Землякова вырвали из кобуры пистолет, едва не выдрали карман вместе с запасным «Вальтером», сдернули полевую сумку, мимоходом двинули по почкам…

…Удар Евгений почувствовал, но слегка размыто – тошнота и головная боль давили все сильнее. Наверное, от этого и не смог найти нужные слова, убедить-уболтать. Хотя некоторые немцы из группы эвакуации «второго класса» слова русского парламентера явно запомнят, подсунул им психологическую мину товарищ Земляков, этого уже не отменить.

Немцы мимоходом заглянули в броневик, никого не углядели, потащили пленников на баржу. Большая честь – отправят в первой партии, на зависть избранным эмигрантам. Черт, да что ж организму так нехорошо⁈

Оттолкнули к леерам ограждения, тут не победившего, но сделавшего довольно много товарища Землякова не на шутку согнуло, очутился коленями на палубе, рядом сел-упал Митрич…

Напряжение в пространстве у портала нарастало: наряду с гудением в трюме напрягся, завибрировал уже сам воздух, организму стало совсем хреново. Немец, стягивающий проволокой руки за спиной пленного, с проклятием отшатнулся – Евгения стошнило…

…– это великий день! Мы последние граждане Рейха, покидающие погибшую, но не сдавшуюся Германию! Но она возродится – новая, юная, прекрасная и бессмертная!.. – взмахивал кулаком стоящий на борту над сходнями доктор Вельтце.

Вот же сволочь, людям плохо, выворачивает, а толстому упырю митинг подавай, торжественную обстановку. И голос такой отвратительный, самоуверенный.

Вообще помнилось досье на этого Вельтце смутно. Да и было оно лаконичным: местный уроженец, родился в Кранце[1]. Хирург, профессор, руководил университетской клиникой в Берлине, с 1943-го отвечал за медицинские исследования в ведомстве генерального комиссара санитарной службы и здравоохранения.

…– Мы возродимся, мы вернемся…

Слова оратора заглушило шипение и клацанье – заработали электродвигатели, поднялись над палубами ограничительные сетчатые штанги, на платформе с подведенным отрезком рельс узкоколейки появилось смутное, похожее на киноэкран пятно, начало расширяться…. что там дальше – в нём и за ним – не было видно. Блеклость слегка подрагивала, пульсировала, стала напоминать фотобумагу – еще лежащую в ванночке с не подействовавшим проявителем. Выглядело это пятно не очень обнадеживающе – очередь беженцев-переселенцев дрогнула, истерично зарыдала дама, кутавшаяся в элегантное шерстяное пальто. Но к порталу по команде деловитого инженера уже устремились техники, покатили платформу заполненную ящиками и катушками с кабелем.

Евгений понял, что ему легче. Вот как на портал посмотрел, так и полегчало. Прямо даже значительно полегчало. Видимо, баржи со стартовой платформой оказались внутри генерируемого поля, так сказать, в «глазе урагана». Фух, даже думать голова способна. Правда, ничего хорошего в голову не идет: после допроса, видимо, жесткого, ликвидируют опергруппу. Возможно и не сразу, а где-то там, в непостижимой дали…

Несмотря на только что отступившую тошноту, на стянутые за спиной руки и неприятные перспективы, Евгению Землякову было интересно – а что, собственно, вот там – в двадцати шагах? Это же совсем иной мир, это вам не в «кальку», очень похожую, можно сказать, родственную, запрыгивать с нужным, но скучным грузом документов, служебных записок, рапортов и планов. Тут прямо как в кино, в шаге от иной планеты, сейчас оттуда монстры полезут. Хотя чего им лезть – вот они, здесь, наоборот – сдернуть туда собираются…

Техники выкатили из блеклости разгруженную платформу-вагонетку, торопливо начали загружать заново, юркая лебедка звенела цепью, поднимала тяжелые ящики и литые части непонятных механизмов. Профессор Вельтце отдавал последние распоряжения, ободряюще взмахивал рукой выстроившимся попарно беженцам. Дисциплина, прямо как в детском саду. Кстати, странно, что детей здесь нет в принципе. Не могла же вся эта партия переселенцев быть бездетной?

Глупости какие-то в голову лезут. Полное смятение мыслей и потеря концентрации. И что это за чудовищно длинные, нескончаемые двенадцать минут⁈ Где штурмовики?

А шансов не особо много. Откровенно говоря, мизер шансов. Отобранное оружие валяется у борта, были бы руки свободны, схватить секундное дело. Но за спиной торчит солдат, присматривает. Положит без долгих слов. До броневика с затаившимся старшиной три десятка метров, но опять же, что толку? Там еще и сквозь беженцев пробиваться придется. Не пустят русского пророка-толмача, насулил нехорошего. Ладно, хоть доложит Тимка, как дело было, пропадать без вести совсем уж не хочется.

Профессор Вельтце со свитой двинулся за укатывающей перегруженной платформой, сам налегке, багаж несут специально обученные секретари или кто они там. Чуть сбился с шага перед маревом, но решительно двинулся, исчез…

– Всё, эти удрали, – пробормотал Евгений.

Катерина качнула головой:

– Не совсем. Там тамбур. Жень. Слушай, а давай сблюй еще. И пожёстче, с падениями и конвульсиями.

Однако. Тоже – интересное зрелище нашли. Ну, раз надо.

Сжался, глухо кашлянул, дернулся, упал лицом в палубу, прямо рядом с неприглядной предыдущей лужей. Между прочим, падать, блевать, да и вообще лицедействовать со связанными за спиной руками крайне неудобно. Метод Станиславского, чтоб им обоим…

– Больной ублюдок, – сказал охранник, и наверняка брезгливо поморщился. Но тут же задрал голову – издалека вдоль берега приближался рев двигателей.

– Воздух! Русские! – закричали у сходней…

* * *

17 апреля 1945 года

Берег Кёнигсбергского канала

11:14

…Фрицы заорали, задрали головы. Митрич и сам отлично различал гул приближающихся штурмовиков, даром одно ухо еще плохо слышало после боя у дороги. Ну, теперь-то обоим ушам достанется. Вот судьба – там в танке почти не пострадал, так тут кончат. Причем свои и разбомбят. Охренеть себе, нагадала Фира, сама не думала…

Движение сбоку отвлекло от неприятных удивлений. Катерина щурила изумрудный глаз, куда-то вниз намекающе моргала. Нет, там у нее полный порядок, прямо таки образцовое телосложение, но ведь родственница, как тут все утверждают, что на фигуре внимание сосредотачивать…

Кусачки у нее. Показывает. А инструмент хороший – миниатюрный, но сразу видно, качественный. Не иначе, ювелирный, у тех мастеров денег много, любят щегольнуть инструментом. Но откуда⁈

…Думать было некогда. Воздух ревел, немцы орали, рухнувший на палубу Земляков еще дергал коленями, но тоже уже понимал, что ушел момент его актерской славы…

…Митрич боком качнулся к родственнице, подсунул руки. Нет, не справится она ощупью, тут навык к инструменту нужен, не глядя сложно перекусить…

Шум заглушал щелчки, резануло болью – кусачки заодно и солдатское мясо на запястьях прихватили. Но проволока разом ослабла, кисти свободу ощутили. Митрич машинально подхватил выпущенный Катериной инструмент – родственница даже не пыталась глянуть, была уверена…

…Беженцы толпой атаковали сходни – дисциплина и «ордунг» это, конечно, святое! но жизнь дороже. Бежали к баржам еще остававшиеся на берегу солдаты и техники, что-то орал, нахлобучивая каску, здоровенный фельдфебель. Надзиратель пленных замер, сжимая автомат, не знал, на сходни смотреть или на врата, совсем рядом спасительно мерцающие. А у сходен уже протарахтела выпущенная поверх голов очередь, но не напугала – рычание «Илов» пострашнее будет. Ворвались на баржу беженцы. Впереди тот гауптман-герой – глаза выпучены, «Парабеллум» вновь в руке…

…Рукоятки кусачек были теплые, нагретые. Митрич сходу кусанул проволоку на запястьях «родственницы». Катерина – казалось, еще и проволока не разошлась – взметнулась живой пружиной, двинула светлым теменем в подбородок охраннику… Ух, вот он, спорт, вот она, советская физкультура, чудеса творит…

…Лежащий мордой в палубу Земляков так ничего и не видел, даже дрогнул, когда его за стянутые запястья ухватили.

– Секунду, тарстарнат, – рявкнул Митрич, и себя не услышал…

…Палуба тряслась от топота бегущих ног, но все заглушал грохот с неба…

…Стрекот автомата казался далеким, хотя палила Катерина в шаге. Еще валился на палубу оглушенный охранник, а его «Шмайссер»[2] уже вибрировал – почти в упор косил набегавших немцев. Еще орал гауптман, тянул-вскидывал пистолет, а его куртку на груди рвали пули. Падали самые шустрые передовые немцы, бегущие сзади спотыкались, через упавших летели…

…Митрич, не вставая с колен, докатился до борта, цапнул винтовку. Ну, теперь-то легче пойдет. Метнул-катнул по палубе валявшийся «ТТэшник» – очухавшийся Женька поймал. Вот она – контрразведка! – блюет-блюет, но себя в руках держит…

…Ух как кричат, как бегут – сомнут сейчас. Не фрицы – зверье ошалевшее, руки, когти, стволы тянут – порвут русских, что внезапно между вратами в спасенье и небесной смертью оказались. Не сотни фрицев, пожиже, но и эти сомнут….

…немцев начало сносить со сходен. В буквальном смысле – слетали в воду, катились вперед, швыряемые на палубу – заработала пушка броневика. Ах Тимка, ах старшина, уловил момент, пацаненок…

…– Деру! – орала-командовала Катерина. Пихнула в плечо переводчика, оперативники метнулись назад…

…Да, ход к спасению был один – в портальную дыру. Странно, вот подозревал и раньше Иванов, чудилось, что чем-то этаким и кончится. А сейчас удивляться нечему – остается только туда и юркнуть. Уже над головой крылатые тени, уже капнули и несутся к баржам точки бомб…

…Оказавшийся впереди переводчик чуть замешкался, и получил пинка-ускорения от Катерины. Успевшая цапнуть с палубы ремень со штатным пистолем и прочим имуществом контрразведчица обернулась, ухватила за ворот Митрича…

– Да иду я, – заверил Иванов, но его с неженской силой швырнули в марево врат.

– Дальше! Дальше! – как резаная орала Катерина.

Ну и лапа у нее, даром, что ногти холеные…

(на фото, конечно, не тот эпизод и вообще танкер. Это ближе к Пиллау)

… Оказался вовсе не мир неизвестный, а ангар. Довольно просторный, темный, заваленный грузами и здоровенными стальными конструкциями, местами имущество до потолка громоздилось, прямо до тусклых желтоватых лампочек. Собственно, только от этих ламп, да из тусклого портала сзади и шел свет…

…Закричала по-немецки смутная фигура впереди. Земляков мгновенно стукнул из пистолета – свалил обернувшегося техника.

– Ложись! – это уже Катька надрывается.

Митрич вроде собрался упасть – когда так орут, лучше выполнять. Видно, плюхнуться до конца не успел – поскольку понаддало в спину, полетел кувырком. Сзади сверкнуло, грохнуло – это бомба, прямое попадание в баржу…

Темно. Разбомбило и завалило. Нет, это вряд ли. На барже завалить сложно, да и не баржа это. Запах, температура, воздух – все иное. Только вонь тротила та же, ну, это успело нанести снаружи – с канала и барж. Но тьмища-то какая.

…Стук, что-то упало в отдалении. Там зажегся свет, луч скользнул по пирамиде ящиков, по ферме перекрытия наверху… Фонарик у кого-то…

– Эй, есть кто живой? – рядом, чуть слышным шепотом, поинтересовалась Катерина.

– Я точно живой, – немедля ответил переводчик. – А тебя запах духов выдает.

– Не выдает, а вкрадчиво предупреждает о роковой близости. Тебя контузило? Дурь какую-то лепечешь.

– Еще бы меня не контузило. Ладно, Иванов-то где?

– Здесь я, – отозвался Митрич. – Цел. Нам фонарь нужен?

– Еще как. Ты его видишь? В смысле, немца с фонариком видишь?

– Метрах в тридцати. Там, где ящики рухнули. Бормочет что-то, лучом шарит.

– Это он к богу обращается, причем довольно богохульно, – пояснил переводчик. – Техник, видимо. Я его не вижу, и нашуметь боюсь. Мне на ноги что-то металлическое и звякающее высыпалось. Прямо хоть не шевелись.

– Вот и не шевелись, отдохни. Дима, винтовка при тебе? Снять техника можешь? Нам бы фонарь, да пошевеливаться вперед.

– Понял. Не вставайте, мало ли кто на выстрел ответит.

Побаливало все у товарища Иванова. И ноги, заново ушибленные, и горло, которое зацепило еще далеким утром, в «ноль-втором», и рука, которую родственница второпях куснула кусачками. Но сами кусачки лежали в кармане комбинезона, даже не вылетели, хотя карманы там паршивые… Впрочем, что нам карманы – винтовка рядом, полный магазин и еще обойма в кармане. Остальной боезапас, конечно, того… вместе с ремнем и подсумком уничтожен меткой бомбой наших штурмовых соколов. Ладно, о том позже погорюем…

Луч фонарика бродил между грузами, временами немец принимался звать какого-то Михеля и опять ругался. Не особо вредоносный фриц, в шоке, но возиться с ним некогда. Оптика была без надобности, ствол винтовки и так нашел луч между ущельями ящиков, Митрич выждал, когда яснее очертятся плечи, и мягко потянул спуск…

…Щелкнуло вхолостую. Вот тебе и на, такой момент и осечка. Что за день странный?

Митрич осторожно извлек патрон, дослал новый. Замерший было немец повертел головой, прислушиваясь, снова зашевелился. Ствол винтовки повел движения подсвеченной тени…

…Звук выстрела угас среди ящиков и бочек, эха не было. Там – у рухнувшего немца – слабо подсвечивал упавший фонарь, было тихо, теплый воздух стоял неподвижно. Видимо, нет тут никого живого. Может, таки замуровали? Энергетическую установку разбомбило, теперь оперативникам ни туда – ни сюда. Интересно, в ящиках провизия и вода есть?

– Дим, пошли за фонарем сходим, – прошептала Катерина. – Женька, ты лежи пока, не звени.

– Лежу. Но тут неудобно и одиноко. Вы не теряйтесь, – жалостливо попросил переводчик.

Шли разными проходами, почти на ощупь. Митрич держал наготове винтовку, думал – а не примкнуть ли для надежности штык? Хотя тесновато. Между штабелей пришлось сдавать назад – под подошвами мелодично захрустели осколки побитых взрывной волной склянок, запахло чем-то медицинским или химическим. Дал «задний», обошел, не хватало только травануться чем-нибудь.

Катерина уже была у фонаря – сам источник света не трогала, вытаскивала из кобуры убитого пистолет, шарила по карманам.

– Документы что ли нужны? – прошептал Митрич.

– Да все, что попадется. Вдруг он местный?

На таинственного «местного» покойник не походил – обычный технический фриц в рабочем костюме, вон – очень дисциплинированный был, на себе противогаз таскал и сумочку с инструментом, все как положено.

Служебное имущество немца Катерина тоже забрала, включая цилиндр с противогазом. Митрич вопросов не задавал – было понятно, что контрразведчица знает больше, чем говорит. Наверное, даже удивительно много знает, если учесть очень кстати оказавшиеся кусачки.

Пошли назад. Переводчика оказалось найти не так просто, шуметь не хотелось. Мало ли кто еще на этом здоровенном склад-ангаре затаился?

Земляков лежал на том же месте, смотрел укоризненно:

– Вы там инвентаризацию начали проводить, что ли?

– Так лабиринт там. А ты под чем это разлегся, а?

В свете фонаря груз, заваливший переводчика, понятнее не стал – какие-то связки шайб сложной многогранной формы, нанизанные на шнурки с бирками.

– Не успел попасть, а уже в кандалах, – ворчал Земляков, осторожно освобождаясь. – Что это вообще за детали, а? Митрич, это по твоей технической части.

– Дык, шайба специализированная, артикул неразборчив. Вот Катя должна знать.

– Нет, про шайбу не знаю, – отреклась контрразведчица. – Знаю, что нам нужно торопиться. Толстяк-профессор со своими лизоблюдами уже наверняка смылся, но это ладно, было предсказуемо. А ситуация такая: мы в шлюзе. Как устроен, тоже не знаю. Должен быть выход к месту назначения. Наверняка охраняемый. Нужно попытаться прорваться

– Альтернативы есть? – довольно спокойно спросил Земляков. – Кстати, ты не хочешь объясниться? Ты же знала, что примерно вот так всё и будет?

– Знала бы точно, сказала бы сразу. Имелись очень неточные, умозрительные предположения. Высказывать такие заранее – значит, программировать линию. А она очень даже может быть ошибочной. Подробнее позже объясню.

– Можно и позже, – согласился Митрич. – Оно терпит. Но вот по самому шлюзу есть сведения? Кто там на выходе, какие силы и преграды? Это я к тому, что у меня всего восемь патронов осталось.

– Про силы и средства сведений нет. Но вряд ли там многочисленная охрана – людей у немцев не густо, все дальше спешат уйти, к новому миру, а не в этом грузовом оазисе маяться. Но сюрпризы наверняка будут. Объект откровенно стратегический, – напомнила Катерина.

– Ясно, что ничего не ясно, – Земляков проверил пистолет. – Зато налегке гуляем.

– Угу. А местные, видишь, отягощали себя, – контрразведчица качнула увесистым цилиндром противогаза. – Мне это обстоятельство не очень нравится.

Двинулись по рельсам – грузовой путь проходил центральной осью через весь ангар, явно вел от входа до выхода. Катерина светила, держа прямоугольный фонарик в на всякий случай отстраненной руке. Но враг не обнаруживался, беспрепятственно дошли до ворот. Створки оказались солидные: литой и проклепанный металл, проводка в стальных «рукавах»-гофрах, но имелась пара очевидных кнопок на открытие-закрытие. Четкое объявление с «ахтунгом» висело над кнопками, и побольше форматом – над воротами.

– Ворота запитаны, наверное, от аккумуляторов, – сказал Митрич, оценивая желтоватую лампочку. – А что за предупреждение?

– «Внимание! Соблюдать правила! За вход без пропуска – расстрел на месте!» – перевел Земляков.

– Ну, правила мы никогда не соблюдали, а к расстрелу нас сегодня уже приговорили – заметила Катерина. – По сути, ничем не рискуем. Но хотелось бы не соваться на чистое «авось».

– Заминировано? – предположил переводчик. – Нажмешь, и все. Немцы мины очень любят.

– Ворота солидные. Чего такие устанавливать, если потом все равно взрывать? – усомнился Митрич. – Уж очень солидно. Или с той стороны какое-то подземелье? Грунтовые воды и давление? Так-то действительно на технический шлюз похоже.

– А с газами нас встретить могут? – спросила Катерина. – У местных колонистов есть такая нехорошая привычка – газовыми смесями на туземцев впечатление производить, есть об этом достоверные сведения.

– Вот знала ты, оттого и противогаз цапнула! – с довольно справедливым возмущением указал переводчик.

– «Знать» и «предполагать» – разные вещи. Вариантов множество, я употею все подряд озвучивать. А насчет вероятности газов предупреждаю заранее, в нужный и своевременный момент, – пояснила Катерина. – Вот он, этот момент. Осталось найти от него защиту. По идее, тут должен быть запас противогазов.

– Да щас найдем, дело пяти минут, – сыронизировал Земляков, озирая бесконечные штабеля ящиков и прочего.

Но дело оказалось проще – у немцев действительно был порядок, при начале осмотра нашлись металлические шкафы, установленные рядом с конторкой у ворот. Знающий переводчик заявил, что шкафы стандартные оружейно-имущественные, вполне может быть и для противогазов поставили. Митрич занялся навесным замком, контрразведчики возились за конторским столом, разбирались с журналами грузов и прочей документацией – в оперативной работе это важно.

Замок Митрич сбил, сходив за кувалдой – приметил по дороге, глаз опытного рабочего человека приличный инструмент сам примечает, чисто на всякий случай. На войне без кувалды вообще жить сложно, главное – этот ценный инструмент разумно использовать, а не махать куда попало или вообще бросать без присмотра – запросто можно ногу себе отбить, а то и недремлющий враг кувалду уведет.

Противогазы в шкафу стояли аккуратным рядком, с бирками и навернутыми вокруг футляров ремешками.

– Что тут у нас с размерами? Женя, подбирай.

* * *

Время и географическое место неизвестны.

Шлюзовой склад «Глухой кукушки»

Снаряженные и откровенно нервничающие, они встали перед кнопкой. Евгений отчетливо видел – Дмитрию Дмитриевичу Иванову, человеку, давно уже ничего не боящемуся, тоже было не по себе. Возможно, думал о своем пророчестве, а может, надетый через плечо противогаз раздражал. Евгений и сам противогазы недолюбливал – такое себе средство защиты… заранее намекающее на мучительные неприятности.

– Так… – Катерина машинально поправила волосы. – Какиеу нас предчувствия, опасения, пожелания и душевные порывы? Не стесняемся, озвучиваем, тут все товарищи с развитой интуицией, так что самое время поведать коллективу самое подкожное и тайное.

– Ну, сейчас будет хреново – сказал Евгений. – Это и вообще не секрет. Вспоминаю жену, родителей, Москву и всякое недоделанное. Это тоже понятно. Из волнений… патронов мало. Прямо вообще очень волнует. Как ты обычно говоришь – чувствую себя слегка голым. Даже ширинку проверял – нет, застегнута.

– Схоже, – признала Катерина. – Тоже вспоминаю своих, и недоделанное. Жаль, личного и любимого при себе оружия нет. Гм, я не про винтовку почему-то. Хотя ее тоже жаль. А с патронами просто – на вот еще магазин, у меня два полные, плюс трофей.

– Что мне магазин? Себе оставь, ты на порядок лучше стреляешь, – проворчал Евгений. – Это я так, просто на жалость давлю. Непонятно зачем. Митрич, у тебя как? Давай колись, тут все свои, все родственники – ты со мной в родне через Катерину.

– Я же не отказываюсь, – Иванов вздохнул. – Воевали мы с вами под конец хорошо, прям даже в удовольствие. А так… тоже вспоминаю. Что помню. Слушай, а может, ты кувалду возьмешь, ну, раз рука свободна? Вполне может пригодиться инструмент. Он и если врукопашную, очень действенный.

– Бери, Жень, – былая начальница потрогала рукоять штык-ножа у пояса. – Действительно, инструмент приличный.

– И возьму, не постесняюсь, – старший лейтенант Земляков подхватил инструмент. – В конце концов, я пролетарий умственного труда, мне этот классовый символ не чужд и даже дорог.

– И это правильно. Давай уж тогда, ткни древком в пупку, – Катерина кивнула на кнопку. – Вдруг там что замкнет? Ну и вообще… тебе должно быть приятно открыть новый уровень чужого мира.

– Угу, в первый уровень чужого мира ты меня пинком вогнала, чуть копчик не сломала, – усмехнулся Евгений. – Жму.

Рукоять германо-пролетарского инструмента надавила кнопку. Загудел электродвигатель, замигала весьма экономичная лампа над воротами. Старший лейтенант Земляков перехватил удобный инструмент повыше к ударной части, взял ТТ наизготовку. Ну – где тот новый мир?

Тяжелая створка ворот поехала в сторону…

…Мир оказался темен и мрачен. Катерина повела лучом фонарика. Собственно, это было очевидное продолжение шлюзового мира, только намного более тесное: комната примерно десять на шесть метров, грубый металлический стол, такие же брутальные металлические клепаные стены. Из интересного только снарядный ящик у стола, в котором валялось несколько книг, патефонных пластинок, еще что-то культурное, видимо, изъятое при досмотре.

– Наверное, это портальная таможня, – сказала главная контрразведчица.

– Наверное, и от вшивости обрабатывают, – отметил Митрич. – Запашок-то химии чувствуется.

– Угу, от вшивости в широком смысле слова, – пробурчала Катерина. – Щас вот и нас… Весьма на газовую камеру похоже. Осторожность соблюдаем…

Опергруппа вошла в проем ворот. Куда дальше, было понятно – на противоположной стене имелись очень похожие ворота, туда же вели рельсы.

Евгений вздрогнул – загремели, закрываясь, ворота за спиной. Неспешно и окончательно отсекали от сомнительной, но уже слегка обследованной и понятной, складской темноты. Едва ли тут стоит фотоэлемент, программное обеспечение и действуют иные искусственные интеллекты. Обычная ловушка, грубый, но надежный капкан.

– Жень, блокируй!

Ну да, чего в ворота целиться из пистолета? Они явно не испугаются.

Евгений сунул в проем кувалду, попытался поставить поперек, распоркой, но рукоять заскользила, створка неумолимо напирала…

– Газы! – кратко гаркнула Катерина. – Надеть!

Евгений почувствовал странный запах, отнюдь не миндальный, и точно не горчичный. Может какой «Циклон-Б»? Не удосужился почитать, все иные дела были, поважнее…

– Надевай, говорю! – зарычала начальница, натягивая свою маску.

Земляков, придерживая кувалду ногой, схватился за противогаз…

… твою! какой же он неудобный. Собственно, штабная работа переводчика не предполагала упора на тщательную отработку применения личных средств защиты от химического и радиационного поражения… Но помнится, штатный противогаз был куда удобнее…

…мир завонял резиной и сузился обзором. Поправляя ремни на затылке, Евгений все же установил кувалду – защемив литую ударную часть, створка ворот забуксовала и остановилась. Правда, протиснуться в оставшуюся щель едва бы смог и малогабаритный Тимка. Но сверху подсвечивали мигания лампы, да и вообще с щелочкой как-то успокоительнее, газ пусть уходит, а может, отжать створку удастся…

– Жень, скажи им, чтобы стояли, мы будем стрелять, – глухо и невнятно пробубнила сквозь резину начальница.

Присутствующих в помещении «таможни» прибавилось – появлялись из неочевидной двери рядом с дальними воротами. Пятеро – таких же мордато-резиновых, с короткими хоботами-пятаками цилиндров противогазов на харях. У двоих фонари – по типу керосиновых, неярких, но свет все же дающих.

– Стоять! Открываем огонь! – предупредил Евгений по-немецки, и не особо веря, что правильно понят сквозь резину, вскинул пистолет.

Самый широкоплечий из немцев неопределенно, но видимо, насмешливо хрюкнул. Собственно, немедленно нападать противник не пытался – расположились короткой цепью вдоль стены, отделенные от оперативников столом. Намечаются переговоры? Полномочия нужно предъявлять?

Вообще выглядели хозяева «таможни» странновато. Короткие сапоги, рабочие брюки – вполне вермахтовские, обычные. Вот выше непонятно. По-летнему обнаженные руки, на них перчатки. Еще плотные жилеты, вроде как обшитые металлическими пластинами на манер старинных киношных латных панцирей – не парадно-красивых для кинозвезд, а тех, что для статистов третьего плана, добротненько, но бюджетненько и уныленько. Похожи на мастеров-сварщиков некоего оригинального производственного направления. Главное иное…

Двое немцев держали сабли или шпаги – относительно узкие и длинные клинки, почти без изгиба. Идентифицировать данный вид холодного оружия Евгений не мог – далек от темы. Смешливый атлет-немец покачивал топором – вполне знакомым армейским, немецким-саперным, но насаженным на более удлиненное топорище. Ладно топор и сабли – несколько экстравагантно, но понятно. Копья! У двоих немцев имелись копья – такие очень натуральные, сразу видно, не декоративные: в рост человека, с удлиненными гранеными наконечниками.

Экая дикость. Особенно в сочетании с прогрессивной резиной противогазов.

Один из немцев показал клинком сабле-шпаги на пистолет, отрицательно покачал кончиком клинка и пояснил:

– Газ. Не смертелен. При попытке выстрела оружие детонирует. Вам оторвет руку. Рекомендую сдаться. Вас допросят и, возможно, оставят жизнь. Нам нужны рабочие руки. Бежать здесь некуда. В другом мире.

Немец говорил краткими рублеными фразами. Довольно внятно, видимо, привык вести переговоры в противогазе.

– Что за газ? Не знаем мы никакого такого газа, – с некоторым высокомерием заявил Земляков.

Мысли метались: делать-то что⁈ Возможно, фрицы блефуют. Но очень сложный и нелепый блеф. Да и зачем? Открыли бы огонь первыми, амбразуры подготовить несложно, а в небольшом помещении деваться гостям некуда. Вряд ли они тут вместе с верой в противогазы обрели повышенную гуманность и религиозное неприятие огнестрельного оружия. Или очень хотят живьем взять, или с огнестрелом действительно проблемы. На последнее Катерина ранее неоднократно намекала – у них там иные традиции и привычки – выходит из строя импортное огнестрельное оружие, и патроны сами собой «варятся». А насчет «непременно живьем», так не будем самообманываться – шпага тоже не игрушка.

Катерина медленно опустила пистолеты – сразу оба, плавно, этаким нежным изящным движением. Немцы молчали, оперативники тоже молчали. У Евгения мелькнула мысль – у начальницы в запасе еще сюрприз. Как там, на палубе…

В тишине коротко лязгнул металл – красноармеец Иванов примкнул штык к своей незаменимой «трехлинейке».

– Это глупо, – сказал сквозь резину старший немец.

– Еще как! – на своем жутком немецком подтвердила Катерина, кладя пистолеты на пол. – Лучше уходите. Оно умнее будет.

Мезина так и не разогнулась – медленно потянула из ножен штык СВТ…

Внезапное, страшное в своей угрозе движение – красивая женщина в офицерской форме, с жуткой резиновой харей, в низкой стойке – одновременно безобразной и притягательной своим почти сексуальным напряжением. Очень обдуманная поза, наверное. И блеск узкого клинка штык-ножа…

Старшему лейтенанту Землякову внезапно стало стыдно. Ну, безумие же очевидное – с двумя штыками на пятерых крепко вооруженных гадов. Придется сейчас умирать среди газа и блеска стали. Но вот Катька – она же и в последний миг чертовски красивая кошка. Митрич – мужик, настоящий боец, рослый, в комбинезоне, с винтовкой наперевес. И товарищ переводчик: распояской, из оружия только ненужный пистолет, сапоги загажены, а от ворота гимнастерки так и вообще блевотой несет. Кажется, даже противогаз сикось-накось нацепил. Нет, Иришка не поверит, что любимый муж в этаком непотребном виде смертушку принял…