Текст книги "Операция "Берег" (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

Тьфу, что за окончательное ассоциирование себя с объектом розыска? Вот действительно профессорско-ветеринарский подход…

Дамочка поднялась по ступенькам – действительно стройная, но с крепкими бедрами, фигуристая даже в теплой одежде. Затопталась, глядя на бронетранспортер с буквой «Л» и размашистыми звездами на броне.

– Второй – пошел! – приказал Евгений.

В дверь протиснулся рослый фриц – судя по телосложению, истинный потомок Зигфрида. По загривку видно, что кадровый вояка, даром, что в штатском, в костюме вроде охотничьего. Ага, приехал в поместье куропаток пострелять, слегка подзадержался. Вовсе не сезон.

«Зигфрид» решительно зашагал по ступеням вверх.

– Руки! – гаркнул Евгений.

Немец небрежно закинул руки на затылок. Да, страху в нем ни грамма. Откровенный гад.

– Внимание! – по-русски крикнул старший лейтенант Земляков.

Немцы выхватили оружие, едва «Зигфрид» поднялся по ступенькам. Довольно стремительно – блондинка ловко швырнула гранату в бронетранспортер, и тут же принялась палить из пистолета. Здоровяк сразу начал садить из Р-38. Одновременно бросились в разные стороны – явно было договорено.

– Стоять! – закричал, пряча голову, Земляков.

– Стой! – эхом скомандовал немецкоязычный Янис.

– По конечностям! – уже по-русски рявкнула Мезина.

Куда там, не для того деру давали, чтобы сразу тормозить. Рванула попавшая в борт «бэтэра» граната, взвизгнули по броне осколки, посыпалась кирпичная крошка со стены кузни.

Евгений вскинулся с автоматом – до немки было ближе, но та почему-то замедлила ход, шла с опущенным пистолетом, словно нарочно подставляясь под пули. Но старший лейтенант малодушно взял на прицел драпающего «Зигфрида» Все же стрелять по бабам, даже вооруженным, такое себе…

Застрекотали выстрелы – почти добежавший до угла немец с проклятием рухнул, кажется, сразу в обе ноги попали – бил и Земляков, и саперы с Янисом. Чуть позже стукнул одинокий винтовочный выстрел… это уже по немке – пистолет выбило из руки. Беглянка сделала еще шаг, с простреленной ладони капнула кровь, немка вяло опустилась на колени, согнулась, легла лицом в булыжник мостовой.

– Держи его! Не давай! – орала Катерина.

Это про немца – тот, раненый, приподнялся на локте, ковырялся. На немца мелким стремительным орлом-беркутом упал старшина Тимка, начал выкручивать руки, рядом уже был Ян и сама Мезина…. Поздно. Немец вздрогнул, выпустил из зубов воротник куртки. На губах появилась пена, голова безвольно упала.

– Тьфу, чтоб… – некорректно, но точно по ситуации высказалась главная контрразведчица. – А там что?

Евгений и Иванов, поглядывая на подвальную дверь, скрывающую непонятно ещё какие и какого уровня прыткости сюрпризы, подошли к неподвижной немке.

– Что-то крови многовато. Я точно в руку целился, – пробормотал зубастый боец.

– Да я видел. Хороший зачетный выстрел. А это ее осколками побило. Видишь – в затылок и шею. Собственная граната и угрохала. Ирония судьбы.

Иванов посмотрел на окровавленный воротник женской жакетки. Похоже, особой жалости к немецкой пистолетчице он не испытывал, но и мстительного победного восторга тем более не демонстрировал.

Евгений печально махнул остальным, державшим на прицеле вход в проклятое подземелье – и тут результат отрицательный.

– Ну а как иначе, – прокомментировала Мезина. – Ладно, давай дальше выводи, старлей. Может, найдется кто поспокойнее и поживучее.

Земляков вернулся к двери и воззвал к голосу разума:

– Господа! Ваши друзья были излишне резки и самонадеянны. Боюсь, их больше нет с нами. Если среди вас имеются желающие продолжить свое существование, даю две минуты. Фанатично настроенные нацисты могут не беспокоиться и оставаться на месте. У нас есть огнемет, он быстро всё устроит.

Речь неожиданно подействовала. А может, предыдущая краткая стрельба и крики, которые в подвале, несомненно, слышали. Изнутри в дверь начали выбрасывать оружие: брякнулся банальный МР-40, два пистолета, нарядный миниатюрный револьверчик, охотничья двустволка, почему-то в разобранном виде, кортик в черных ножнах. Когда следом выкинули чехол ружья и патронташ с патронами, Евгений счел, что процесс разоружения можно завершать.

– Выходим! Без спешки, руки за голову.

– Да-да, мы выходим. Не стреляйте!

Внизу завозились, кто-то полез, переступая через набросанное оружие, заранее закидывая руки на затылок.

– Волшебное заклинание «Flammenwerfer» чудеса творит, – прошептала пристроившаяся по другую сторону двери Катерина.

Принимали подземных жителей старшина с Янисом – быстрый Тимка обхлопывал немцев на предмет оружия, эстонец безжалостно портил одежду пленникам, срезая воротники с возможно зашитыми ампулами с ядом.

К счастью, подвал скрывал не так много сидельцев – пятеро немцев, все в гражданском, среди них миловидная бабенка лет двадцати пяти. С ней Тимофей несколько замешкался.

– Щупай-щупай, ты же с самыми честными намерениями, – ободрила Мезина, не опуская ствола самозарядки.

– Да я с честными. Но тут специфика, – слегка жалобно пояснил старшина. – Нас такому не учили.

– Ничего, ты сначала на общих основаниях проверь, я потом перещупаю, – пообещала ядовитая Катерина.

Перепуганную и лишившуюся воротника красавицу отправили к остальным пленным, уже сидящим на корточках в неудобной позе – в таком положении ноги и все остальное живо затекает, желание внезапно бегать и делать иные гадости сильно слабеет.

Замыкающим выбрался невысокий плотный, мятый, уже немолодой немчик.

– Всё? – уточнил Евгений.

– Там больше никого нет, господин обер-лейтенант. Из живых никого, – слегка дергающимся голосом заверил немец.

Этот вообще не в адеквате, впрочем, можно понять, гражданские, да еще сельские-бюргерские, в такие переделки нечасто попадают.

Евгений кивнул саперам и Тимке – специалисты первыми спустились в подвал, офицеры и Янис прикрывали…

Подвал как подвал. Скользили вокруг лучи фонариков: солидная толщина бетонных стен, кабели, протянутые под потолком, лавки-нары, заваленные одеялами, груда чемоданов и добротных саквояжей. Погасший керосиновый фонарь на столе, разбросанные электрические батареи – видимо, иссякли-сели. Чувствуется вентиляция, но ощутимо пахнет сыростью, сигаретным дымом и дерьмом. Лежит тело в углу, накрытое пальто.

– Тима, посвети.

В оперативной работе существует уйма всякого неприятного, вот и осмотр трупов в этом числе.

– Несвежий, сутки точно лежит, – прокомментировал, подсвечивая, Тимофей.

Оно так и выглядело – серое породистое лицо (в ориентировках вроде не значится), лет далеко за пятьдесят, в гражданском, хороший дорожный костюм. Признаков насильственной смерти не заметно, разве что на губах какой-то налет. Может, тоже отравился?

Евгений машинально обтер пальцы о галифе – прикосновения к мертвой плоти были, мягко говоря, неприятны, а если еще яд…

– Руки немедля помой, – приказала от двери Катерина. – Лучше спиртом, у Тимы наверняка найдется. Чего ты мертвяка вообще трогал? Патентованный патологоанатом, что ли?

– Лицо плохо было видно. Но он окоченелый. И видимо, не наш клиент.

– Товарищи, тут еще ход, но там стоит вода, – доложил сапер. – Может, они лишние тела утопили? Ну, чтоб не выдали?

Ход был узок, кабели уходили прямо в воду – стояла уровнем в полметра ниже основного помещения.

– Затоплено, – сказал Янис. – Мы там проезжали, бассейн какой-то странный, вентиля, трубы. Я еще подумал, что непонятно, для чего конструкция.

– Про бассейны свидетельства у нас имеются, видимо, к нашей основной теме те технические сооружения отношения не имеют, – вздохнул Земляков. – Но у нас есть теперь свидетели, наверняка что-то по местным делам расскажут.

– Нужно на месте допросить, пока нервные. Может, и по нашим делам что-то знают, – намекнула Катерина.

– Сейчас займемся с Яном. Только они немного того… – поморщился Евгений.

– Да, э-э, не очень солидные с виду чины, – согласился опытный эстонец.

– Этого бы допросить, – кивнул Евгений на покойника. – Чувствуется, что непрост был усопший герр. Ничего, обслуга тоже многое может знать, главное, вопросы правильно сформулировать.

Оперативники выбрались из неприятного подвала.

– Поднимаем задержанных! – скомандовал Земляков и перешел на немецкий: – Встаем шеренгой, представляемся. Кратко о себе: фамилии, должности.

Все оказались якобы прислугой, рыжая красотка назвалась дежурной телефонисткой. Самый молодой фриц признался, что служащий вермахта – но только простой гефрайтор[4], шофер, был откомандирован для хозяйственных работ в поместье. В подвале все укрывались во время обстрела, потом завалило.

Ну да, чисто случайно. Даже можно поверить, если бы не обстоятельства. Тут бы развести поодиночке двуличных лгунов, побеседовать без спешки. Но время поджимает.

– Господа, вы знакомы с крайсляйтером Эрнстом Вагнером?

Сочная телефонистка заметно вздрогнула, остальные тоже как-то отреагировали. Ну, разве что тот рыжеватый плотный коротышка туповато смотрел на допрашивающего обер-лейтенанта. Глаза чуть навыкате, во взгляде лишь легкий рыбий страх. Этот совсем дурак, видимо.

– Да, конечно, мы знаем крайсляйтера, он довольно часто приезжал к хозяину, – ответил за всех сухощавый немец, назвавшийся каким-то непонятным садовым техником-мастером.

– Когда вы видели крайсляйтера Вагнера в последний раз?

Мнутся, стараются не переглядываться. Явный сговор.

– Сложно сказать, господин обер-лейтенант. Последние дни были просто ужасными: обстрелы, бои, – пробубнил хитроумный «садовый техник».

Можно разговорить, но нужно время. Или в Москву отправить. Там специалисты высокого уровня, у них быстрее получится. Но не факт, что эти унылые физиономии имеют отношение к главной «теме», да и нельзя всех подряд в Москву спроваживать. Все же действительно не-резиновая. Нужно здесь «колоть», разводить по одному и нажимать. В Кёнигсберг их отконвоировать, что ли?

Евгений покосился на бывшую начальницу. Иногда мнение старших опытных товарищей очень даже к месту. Но Катерина молчала, смотрела сквозь ресницы на задержанных, с довольно отстраненным выражением лица. О своем задумалась, что ли?

Нет-нет, мастерства не пропьешь (у, гадостный коньяк!). Ожила товарищ Мезина, сняла каску, неспешно поправила волосы – все ж непростая у нее стрижка, даже после фронтовых дней остатки элегантности наличествуют.

– И что мы, товарищ, имеем? – вопросила Катерина. – Мы имеем кучу потерянного времени, кучку немцев, не проявляющих желания сотрудничать, и пару отморозков – лежащих вон там, и сэкономивших нам ценные минуты служебного времени. Гут! Те молодцы. А эти….

Мезина передала каску верному оруженосцу и телохранителю товарищу Лавренко, и неспешно прошлась перед строем задержанных. Движения плавные, мягкие, даже красивые, как и сама начальница. Но…

Что-то будет. Вот прямо сейчас…

Немцы тоже что-то учуяли, заново побледнели, съежились. Рыжая телефонистка всё оправляла карманы пальто, пальцы дрожали.

Жутковата была Екатерина Георгиевна – понятно, нет жалости в этих изумрудных глазах, прямо смерть светловолосая рядом и прогуливается, даром, что самозарядка за плечом, а пистолет в кобуре. Она и так убьет. Взглядом.

– В допросах что главное? Главное – порядок! Орднунг! Искренность. Ферштейн? Можете не отвечать, знаю, что понимаете, – почти ласково напевала Катерина. – Итак, наводим правильный орднунг.

Палец Мезиной, плотно обтянутый уже потертой кожаной перчаткой, ткнул в грудь «садового техника»:

– Эники-беники ели вареники…

Считалка звучала до жути убийственно, и когда на «ба!» кожаный палец ткнул в пальто телефонистку, та зарыдала, видимо, уверенная, что жребий пал на нее, и «ба!» это полный конец-капут. Но Мезина шагнула дальше:

– Финтер – квинтер – жаба!

Вовсе не палец ткнул рыжеватого дорожника-недоростка. Кулак двинул поддых – ожидавший чего-то страшного, но все-таки не столь неуловимого удара, задержанный согнулся. Катерина рывком за шиворот выпрямила, тряхнула как пятиклассника, и страшно процедила:

– Так, а? Думал, неузнаваем? Усишки сбрил⁈ И верная челядь покрывает надежно? Так, вша рыжая⁈

Евгений откровенно ничего не понял. С чего Катька вдруг с самого тупого и ненужного начала? Действительно пристрелит для острастки? Не наш же метод. Но смотрится чертовски убедительно.

…Сотрясаемый карлик попытался вырвать шиворот, Катерина его не удерживала. Взъерошенный немец отшатнулся, процедил:

– Вы не смеете!

На миг на простецком туповатом лице мелькнуло что-то совсем иное, тут же исчезло.

– Что⁈ – зарычала Катерина, замахиваясь.

Немец попытался закрыться руками, но замах был ложным, товарищ Мезина двинула его левой, весьма точно угадав по почке. Дорожник закономерно полу-обмер, едва держась на подгибающихся ногах.

– Вот всегда хотелось кого-то из этих мразей лично приложить, – прошипела Катерина.

– Э-э, я не совсем понимаю, – честно протянул Янис.

– Тут, товарищи, особое чутье нужно, – нехорошо улыбаясь, объявила Мезина. – Тимофей, карандаш сюда! Чернильный давай!

– Я понял. Неужто он⁈ – старшина выхватил карандаш, словно держал наготове.

Старший лейтенант Мезина с чувством послюнила карандаш, ухватила пленника за подбородок и принялась рисовать усы. Выходило не очень гламурно и ровно, хотя изображался фасон волосяных насаждений самого прямого, куцего и отвратительного покроя – гитлеровский.

Да нет, быть не может. Как говорится, форма черепа совершенно иная, и вообще невозможно представить…

Тут туповатого товарища Землякова осенило. Да, никакой это не Гитлер: рост не тот, сложение пухлое, морда лица другая. Но в сочетании с этими характерными небольшими глазками, фюрерскими усиками, рыжеватой мастью волос, местом действия и опять же ростом….

– Кох! – в восторге провозгласил Тимка. – Эрих Кох! Этот самый… Гау-ляйтер!

– Он! – подтвердила Катерина. – Учитесь у старшины – глаз-алмаз!

Побитый гаулейтер едва стоял на ногах, и, видимо, смутно понимал, что происходит – удар по почкам, он такой, оглупляющий. Остальные задержанные с ужасом смотрели на жертву контрразведческой работы – с экстравагантными синевато-чернильными усами они своего хозяина явно не видели.

«Телефонистка» зарыдала с новой силой, внезапно к ней присоединился слабоватый шофер-гефрайтер:

– Он нам грозил. Мы боялись… Госпожа обер-лейтенант, я всегда был против наци…

Центральный дом усадьбы Гросс-Фридрихсберг

* * *

Загрузились стремительно. Добыча оказалась вовсе не «профильная», но тоже ценная, оставаться в поместье было рискованно. Слегка пришедший в себя Евгений счел, что нужно взять с собой багаж задержанных – нужно будет тщательно проанализировать содержимое. Куда все грузить, было не очень понятно, даже с учетом трофейного «Опель-кадета» выходил изрядный перегруз.

– Двигай на «Додже» с задержанными, – посоветовала Катерина. – Мы с частью чемоданов и «самим» на «Опеле» прокатимся, – сейчас самая непримечательная машина. Только Тимофея я у вас заберу – он конвойный отличный.

– Хорошо. Что-то я туплю сегодня до невозможности, – печально признал Евгений. – До последнего момента не мог сообразить, чего ты трясешь паршивенького человечка, будто он.… Вот вообще я упыря не распознал.

– Ты утром совершенно не в форме был, зато сейчас почти не сипишь. Сосредоточься на здоровье, оно сейчас нужнее, – великодушно посоветовала Мезина.

– Но как, Кать, как⁈ Он же абсолютно непохож, экий туповатый, стопроцентно банальный. Особенно без усиков.

– Элементарно, старлей. У меня же опыт. Я, между прочим, с самим Холмсом чаи гоняла.

– Хорош заливать.

– Если серьезно, то два случайных фактора. Безусловно, я эти хари неважно знаю, я же совершенно в ином сейчас специализируюсь. Но ты помнишь, на ком именно мы с нашим начальником навыки стрельбы проверяли? В отдельском тире?

– Точно! Там же начальник Ляша и Коха на мишени вешал!

– Вот – интуитивно одаренный командир – половина общего успеха. Правда, мы опять совершенно не ту рыбу подсекли, но все же. И еще. Ты в бункере что интересного наблюдал?

– Ну… покойника и дурные запахи.

– Это конечно. Но там бритва валялась. Хорошая. Бойцы на нее косились, приватизировать при нас не решались. Но подумалось – кому и нахрена в бункере вдруг срочно бриться понадобилось? Потом на свету сложилось – губа-то посветлее и с порезом у нашего упыря-скромняги.

– Не усекаю я подобные мелочи, – признался Евгений. – Бритву-то бойцы забрали?

– Нет, теперь брезгуют. Все же гад известный, противно.

– Ладно, я там кортик Иванову отдал. Он все же не оперативник, будет презент на память. Да и вещь в солдатском хозяйстве полезная.

– Это верно. Неплохой клинок, старинный-антикварный. Дмитрий показал.

Двинулись увеличившейся колонной. Неприметный замызганный «Кадет» с важным грузом катил замыкающим – сам груз с мешком на голове (в хозяйстве старшины, разумеется, имелась упаковка и на такой случай) лежал под ногами главной оперативницы. Остальную часть заднего сидения забаррикадировали чемоданами – от пуль и взглядов слегка прикроют. Тимофей с автоматом сидел на «командирском» месте, Янис за рулем – за «Кадет» можно было быть спокойным.

Самому товарищу Землякову подремать на обратном пути не пришлось – в кузове «Доджа» на багаже сидели трое задержанных, первичный допрос велся на ходу. Эти трое – считая и «телефонистку – решили сразу сотрудничать. Вот со странным немцем-'садовником» дело обстояло сложнее – того везли в бронетранспортере, беседа предстояла отдельная.

Собственно, случившееся в Гросс-Фридрихберге в общих чертах было понятно. Хозяин поместья вернулся совершенно внезапно, хотя бои уже шли рядом. Гауляйтер собирался забрать некий особо ценный груз и доверенную часть прислуги, возможно, встретиться с крайсляйтером и отдать ценные указания. Краткая встреча состоялась, никто из «разговорившихся» свидетелей при ней не присутствовал. Крайсляйтер Вагнер вроде бы немедля уехал в город. Далее случилось непредвиденное – когда гауляйтер отпустил ненужных служащих, а сам с группой приближенных перешел подземным ходом из центрального бункера к кузне, где должны были ждать два уже загрузившихся грузовика, все услышали взрыв, и обнаружили выход заваленным. Одновременно начало затапливать подземный ход – группа Коха оказалась в ловушке.

Чуть не погибшая прислуга полагала, что произошедшее не было случайностью. Весьма справедливое подозрение.

Куда собирался направиться гауляйтер, что за груз он намеревался забрать, почему эвакуация была отложена на самый последний момент, и отчего прислуге не разрешили заранее уехать в относительно безопасный Пиллау, допрашиваемые не знали. Ну, насчет этого как раз у переводчика Землякова имелись версии. Нужно «колоть» Коха, но маячила догадка, что этим займутся более опытные люди. Справедливо – у них получится лучше, но все равно немного обидно. Вот так берешь осведомленных гадов одного за другим, а они дадут инфы по чайной ложке и отбывают «наверх».

В этом и суть – на допросе, при должном подходе, задержанный начинает говорить правду. Но далеко не всю правду, и вот выпотрошить его до дна – сложная профессиональная задача. Не полностью овладел этим искусством товарищ Земляков, да и вряд ли постигнет все тонкости – тут иной склад характера нужно иметь, да и другую профессию.

Собственно, уже вовсю работала радиосвязь, уже встречал колонну срочно поднятый резерв разведотдела армии и офицеры ОКР, встали машины у очередного немецкого пруда, передали задержанных. Был слегка опечален старшина Тима – гауляйтер отбывал с ценным штучным «на-головным» мешком, вот как пить дать уже не вернут.

Отбыли пленники под конвоем бравых разведчиков, наверное, уже вылетел за ними спецсамолет. К утру будут, счастливчики, в Москве. Там им, конечно, медом не покажется, придется поднапрячь память.

А остающейся опергруппе можно было расслабиться. Правда, только чуть-чуть, но и то хорошо. Раньше Евгений как-то не подозревал, что конвоирование реально важных – на высшем политическом уровне – пленников столь изнурительный процесс. Вот так не дай бог, попадется какой-нибудь Геббельс, а то и сам Адольф, вообще поседеешь и гастрит наживешь.

Возвращались в город налегке. Чай в термосах уже кончился, печенье с водой в горло не лезло – опять там першило. Евгений дремал, вполуха слушал, как главная контрразведчица рассказывает радистам и Иванову про деяния отъявленного гада-гауляйтера. И откуда она столько подробностей помнит, вроде бы отошла от дел?

Ровно работал двигатель «Доджа», спереди доносился лязг бронетранспортера, а еще дальше гудело и взрывалось, мерцало над силуэтами окраинных крыш дымное зарево – продолжался штурм.

Следовало думать о деле. Опергруппа вновь что-то нашарила, и опять не совсем то – к главному, к стартовой базе «Кукушки» – возможно и приблизились, но по какой-то крайне мудреной спирали или иной замысловатой геометрической фигуре. Имелось стойкое подозрение, что и сам Кох не знал точку отправки, иначе зачем ему такие сложные маневры совершать, и в поместье непонятно чего ждать. Нет, ждал-то он, скорее всего, проводников, но дождался иного. С одной стороны, логично – верхушка нацистов еще та банка с пауками, подгорает у них и вскипает на фронтах, но за власть борются до последнего. Собственно, там – в Новой Германии, или как там они собираются свою колонию назвать – лишние главари и авторитеты не нужны, там и так их в избытке окажется.

Видимо, малоприятные мысли товарища Землякова все же усыпили. Очнулся – двигатель машины заглушен, радисты исчезли. Катерина стояла у борта, негромко разговаривала с Ивановым.

…– я вообще не замполит и не психолог. Внушать веру в светлое будущее и непременное грядущее счастье не умею. Ты уж извини.

– Да что там… поговорили, чуть полегчало, – пробубнил Иванов.

– Это да. Только вот что, Дмитрий… Дело тонкое, может я и ошибаюсь. Но может, тогда твоя девушка совсем иное пророчила, а? Все же момент был такой… близкий, тесный, насколько я поняла, можно сказать, не только душевный. И мыслям девушек в такие мгновения свойственно на ином сосредотачиваться. Может, ты не совсем ее понял?

Кажется, Иванов порядком смутился.

У машины помолчали, потом Катерина сказала:

– Извини, не в свое дело влезла. Просто я и сама в честные пророчества очень даже верю. Но там проблема – их трудно истолковать. Ладно, бывай здоров. Опять помог, поддержал в деле. Забрала бы тебя в опергруппу, но ты ведь не пойдешь.

– Нет, не пойду. Но спасибо. Будь здорова, Катя.

– Буду. Мне очень надо. Поскольку ждут. Держи на память, подарок.

Иванов рассмеялся:

– Мне? Да куда корявому рядовому солдату такую красу? Я же не казак в кубанке щеголять.

– Да я вот тоже. Вещь удобная, но чувствую себя в сём головном уборе персонажем «Свадьбы в Малиновке»… вырезанным по цензурным соображениям.

– Малиновку знаю. Это же украинский городок? Книга есть про тамошнюю свадьбу?

– Фильм снимают. Доживи, посмотришь, понравится. Там с юмором.

– С юмором, это хорошо. Но кубанка мне как той корове седло.

– Да уж, «корова». Вовсе не тот ты зверь. Бери, на день Победы наденешь. Или подаришь хорошему человеку.

– Вот. Командиру подарю. Не обидишься? Он молодой, ему как раз.

– Можно подумать, ты сильно старый. Дари, мальчишка у вас хороший. Привет экипажу. Скажи, наградные листы ушли, я лично проследила. Дальше, конечно, не от нас зависит, может и завернут.

– Понятное дело. Порадую хлопцев, спасибо.

Ушел Иванов в сторону непрекращающейся и в темноте пальбы. Катерина еще постояла и спросила, не глядя в кузов:

– Проснулся? Пошли, на пару часов нормально вырубимся. Надо передохнуть, завтра продолжим.

– Угу. Слушай, а что у Митрича там на жизненном пути было? Он же точно не «прыгун»? Определенно здешний.

– Разное у него было, – неохотно сказала Катерина. – Плохое и хорошее. Но поворачивалось всё не той стороной. Хотя, тут как сказать. Может, и той. Но определенно не «Свадьба в Малиновке», иной жанр. Слушай, Жень, наверное, это тот случай, когда это вообще не наше оперативное дело.

– Я насчет того, что, может, помочь человеку нужно.

– Ну да. Только чем тут поможешь. Митрич – человек-одиночка, из тех, что сами судьбу выбирают. А иначе хоть СВГК[5], хоть весь ЦК привлекай… толку то. Нет, сам он, сам должен.

– Ладно, тут тебе виднее. Пошли спать.

– Это непременно. Но сначала бальзама выпьешь. Отлично от горла помогает, волшебный рецепт. Сейчас Тимка ингредиенты сыщет….

Фигасе волшебство. Пахло вроде неплохо, медом и непонятной ботаникой, а как глотнул… показалось, что горло уже вообще не понадобится – до позвонков прожгло. Истинно – Flammenwerfer.

Так и заснул товарищ Земляков, спаленный бальзамом и изумлением, опять как отключило.

8 апреля 1945 года. Кенигсберг

Итоги дня:

Утром капитулировал прикрывавший дорогу на Пиллау форт № 5 «Король Фридрих Вильгельм III». Чуть позже захвачен двухъярусный мост – при отходе немцами подорвана только верхняя ферма. Днем взят вагоностроительный завод «Штрайнфурт». После полудня советские группировки соединились в районе поселка Растхов, взяв одноименную станцию (в наших документах именовалась станцией Прегель), и в районе Амалиенау. К 18 часам наши дивизии прорвались в юго-восточную часть города, застроенную 5–6 этажными домами, вести штурмовые действия в подобной застройке было особенно непросто.

За день удалось полностью овладеть кварталами севернее Зюдпарка. Здесь немцы сдавались в плен или хаотично отходили на северный берег Прегеля.

К вечеру наши войска вели бой в зоопарке, танки 1-го танкового корпуса достаточно медленно, но неуклонно продвигались по Замиттер-аллее[6] к северному вокзалу. Был очищен район стадиона.

Атакующая центр города 1-я гвардейская стрелковая дивизия полностью выполнить задачу дня не смогла – сопротивление противника на этом направлении оказалось крайне упорным. Помогла 11-я гвардейская, нанесшая фланговый удар вдоль берега реки. К 20 часам удалось взять здание Товарной биржи.

Наша авиация совершила около 6 тысяч самолетовылетов.

К вечеру советскими войсками очищена вся южная часть города. Немцы еще удерживали центр и восточную часть Кёнигсберга…

[1] Влияние вектора «К». Этот район был взят только днем 8 апреля.

[2] Опергруппе очень повезло со столь редкой банной машиной. Возможно, это вообще очень-очень линия «К», поскольку о таких фронтовых машинах почти ничего не известно.

[3] Бергхоф – «горный двор» резиденция Гитлера в Альпах, в долине Берхтесгаден.

[4] По сути, это «младший ефрейтор», самое массовое звание вермахта.

[5] Ставка верховного главнокомандования.

[6] Улица Горького.

Глава 17

17. И лошадь устала

Степями скакать

Разрушенные дома на набережной р. Прегель (остров Ломзе)

9 апреля 1945 года. Кёнигсберг

4:32

Конь был невелик: светленький, наверное, суконный, но может и плюшевый. Вовсе не простенькая качалка, а по-немецки технически оснащенный – на колесиковой базе. Наверное, киндер-хозяин по комнате катался. Хотя нет, маловат скакун, чтоб на нем гарцевать, просто за веревочку возили. Сейчас коник висел в окне, зацепившись задними колесами за разбитую раму. То ли взрывной волной зашвырнуло, то ли сам в ужасе скакнул.

Митрич оторвался от оптического прицела. Светлое пятно в окне как-то беспокоило, хоть и явно же неживое. Но в предрассветной темноте светлое и непонятное порядком отвлекало на себя. Ладно бы нервничал, а то непонятно с чего…

Под танком заворочались и невнятно выругались. Опять Грац весь брезент на себя накрутил, с товарищей стянув. Вот же хитроумный инстинкт у человека…

В часовые Митрич сам вызвался. День вышел беспокойный, с дальними поездками, близкой стрельбой и внезапными рисованиями усов, но имелись догадки, что заснуть не удастся. На душе как-то странно теперь было, непривычно.

Да, нужно было с кем-то поговорить. Иной раз человек – даже неглупый – в какой-то умственный само-тупик упирается. Вроде всё ясно, и выбора у тебя нет, но и полной уверенности тоже нет. Сейчас-то есть – воюем, это понятно. А дальше? Если всё же не убьют? Начинают мысли буксовать, слетают с них гусеницы трезвомыслия, тогда и нужно с кем-то понимающим неспешно поговорить. Не ради совета – в подобных ситуациях советы разве что дурак дает – просто самому понятнее становится, когда вслух выговариваешься. Прошлый раз в госпитале получилось – Лев Михалыч, краснодеревщик по профессии, тоже в возрасте. Умнейший человек. Левую руку выше локтя отрезали, но такой не пропадет, не сопьется. Да, толковый мужик.

В целом жаловаться было грех – толковых людей вокруг товарища Иванова хватало, но все или слишком молодые, или чересчур суетливые. Хрен его знает… Странно, что умный разговор именно с Катериной-свет-Георгиевной случился, кто бы раньше сказал, только бы посмеялся Иванов.

Странно вышло. Чего скрывать, особистка Катька и свой интерес имела. Но как-то разговор не туда свернул. Где это видано, чтобы контрразведчики и про себя слегка рассказывали? Ладно, поговорили и поговорили. И все же, зараза зеленоглазая, подцепила на крючок напоследок. Теперь и насчет предсказания не осталось полной уверенности. Может, действительно не так понял? Господи, давно-то как было.

А помнилось как вчера. Глаза Фиры, губы, и как от горячей подушки духами, вином и папиросным дымом пахло. Заслоняли глаза и прочее слова сказанные, путали. Как же там дословно было?

Митрич осторожно прошелся вокруг танка. Рядом стояли машины ОМГП и «Линды», прохаживался у дальней стены дома другой часовой-автоматчик. Спит усталый, растрепанный и поредевший личный состав, рассвет близок, и новый боевой день грядет. Громыхает за Прегелем – эх, как бахнуло, наверное, рванули наши что-то оборонительное. Или наоборот – немцы, отходя, ценный объект подорвали. Вот что тут давние девичьи слова вспоминать, если завтра тебя самого рванут на мосту вместе с «тридцатьчетверкой» или подловит случайная пуля?

Отчего-то вспомнилось иное утро. Жаркое, летнее…

6 июля 1943 года. Центральный фронт.

3:12

Боевая задача штрафной роты проста и известна – на самый опасный участок, разведка боем, штурм высоты, захват плацдарма – пойти, выполнить приказ, смыть кровью или боевым успехом свою вину. Понятно, смывать успехом выйдет подольше – бывали случаи, когда штрафник все три месяца срока в «штрафной» отвоюет, и ни царапины. Бывало, что и раньше срока за героизм и безупречно выполненную задачу судимость снимали. Но то случаи редкие, куда чаще ранение или «убит, пал смертью храбрых». Последнее тоже немаловажные слова – дома не узнают, что опозорился, под суд попал.

Штрафнику Иванову позориться было не перед кем, да и вины он за собой не чувствовал. Так что, считай, просто новая рота – та же пехота, разве что многочисленная, до штата почти пополненная. То, что автоматов почти нет, на что хлопцы ворчат, так тоже без разницы – винтовка привычнее. Да и чего тут особо ворчать – ладно, автоматами не снабдили, так «дегтяревых» во взводе хватает, оно даже и лучше.