Текст книги "Операция "Берег" (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Annotation

1945 год, Восточная Пруссия. Советские войска готовятся к штурму города-крепости Кёнигсберг, идут ожесточенные бои.

Оперативники Отдела «К», вместе с контрразведчиками СМЕРШ и армейскими подразделениями начинают финальную операцию по поиску и уничтожению секретной немецкой базы. Уже созданы сводные штурмовые группы, проведена разведывательная подготовка, но задача остается чрезвычайно сложной…

В центре повествования судьбы рядовых бойцов и командиров Красной армии.

Операция «Берег»

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Эпилог

Операция «Берег»

Пролог

Автор благодарит:

Юрия Паневина – за помощь и советы;

Александра Борсука (Мobibos) – за технические документы и интересные бытовые детали.

И шторм смывает все следы

Кёнигсберг. Королевский замок.

26 августа 1944 года

17:44

Задрав головы, господа офицеры неспешно озирали масштабную достопримечательность: стены и башни замка были серыми, черепичные крыши и высоченная Часовая башня – красноватыми, в тон заходящего солнца.

– Впечатляет, – признал рыжий обер-лейтенант, его петлицы были черно-техническими, тыловыми, но на груди поблескивали вполне боевые награды.

– М-да, Вальтер, ты прав как никогда, – мрачновато согласился его спутник. Более высокий ростом, тоже обер-лейтенант, но чиновничье-административной службы. Очки в тонкой оправе, худощавое, едва тронутое загаром лицо любителя опер Вагнера и хорошего кофе намекало на типичного военного бюрократа, ловкую «тыловую крысу». Но знак «За общие штурмовые действия» и «За ближний бой» говорили об обратном – фронтовик.

Собственно, ситуация выглядела однозначной: двое друзей, оказавшихся в Кёнигсберге благодаря счастливому случаю – отпуску или командировке – урвали у судьбы несколько часов для прогулки по замечательному городу. Можно было не сомневаться, что документы, личные и проездные, у господ офицеров в полном порядке, порядок они ценят и соблюдают, посему глупо терять часы отдыха и не взглянуть на гордость Восточной Пруссии. Бесстрашные офицеры вермахта широко известны своим безупречным воспитанием, чистоплотностью и щепетильностью в выборе культурных объектов для посещения: памятник архитектуры, музей, кинотеатр и бордель обязаны иметь достойную репутацию и приличный вид. Офицеры германской армии куда попало ходить не будут.

Всё это было почти верно. Ну, за исключением актуальности оценки борделей – посещения столь сомнительных мест в планы конкретно этих господ офицеров не входили – оба обер-лейтенанта были счастливо женаты, да и не предусматривалась оценка местных объектов сексиндустрии планом операции.

– М-да, замок. Что ж, зайдем. Хотя музей уже закрыт, – пробурчал молодой штабист.

Господа офицеры оглянулись на мирно позванивающий трамвай – кёнигсбергский небольшой вагончик-трамвайчик шустро катил от Мюнцплац[1], видимо, тоже твердо придерживаясь графика движения – и прошли за ворота, внутрь замка. Полицейский, присматривающий за порядком, с достоинством козырнул припозднившимся посетителям.

– М-да, – в третий раз пробурчал очкастый обер-лейтенант, оценивая просторный замковый двор, многочисленные окна архивов и Прусского музея, Рыцарскую галерею, центральную круглую клумбу с древним колодцем.

– Пустое, дружище, не стоит переживать. Чему быть, того не миновать, – утешил друга жестокосердечный техник.

Господа офицеры переговорили с служителем: музей, как и следовало ожидать, был уже закрыт для посещений, но на башню-колокольню подняться разрешалось.

Вид с высоты птичьего полета открывался чудесный. Башня-колокольня имела вертикаль в 82 метра, естественно, любознательные обер-лейтенанты любовались с чуть меньшей высоты, но все равно панорама старого города впечатляла. Мнимая теснота черепичных крыш, глубокие провалы улиц, шпили Кафедрального собора и кирх, темная вода ближнего пруда, изгиб набережной Прегеля[2]… Чудный вечер исхода августа неспешно сгущал теплую дымку.

Офицеры молчали.

– Черт, теперь и мне тошно стало, – наконец признался суровый техник.

Штабист только вздохнул и принялся протирать линзы очков.

Оба офицера знали, что этот город больше не увидят. В смысле, на улицах Кёнигсберга придется побывать еще не раз, что там побывать – плотно и тяжело поработать – но это будет уже иной город.

– Грустно, – сказал техник, имевший безукоризненные документы на имя обер-лейтенанта Вальтера Робина.

– Именно. Имеет смысл сосредоточиться на деле, – пробурчал очкарик.

Офицеры действительно пребывали в официальной командировке и находились при исполнении служебных обязанностей. Теоретически агентурную разведку можно признать «командировкой», они и оформляются слегка похоже. Но к вермахту гости Кёнигсберга никакого отношения не имели, поскольку были офицерами Министерства обороны Российской Федерации. День для товарищей офицеров выдался планово длинный, утомительный, с утра было сделано много. Результат следовало расценивать как отрицательный, что тоже было вполне предсказуемо.

– Что же за головоломка такая? Ведь не иголка, серьезный объект.

От созерцания живописных крыш и островерхих кирх товарищи разведчики отвлеклись, сосредоточившись на мощных дымовых трубах и мачтах-опорах. В промышленном Кёнигсберге их насчитывалось изрядно, видны с высоты вполне отчетливо, но что толку? Наблюдатели и так прекрасно знали большинство серьезных объектов городской инфраструктуры.

Проблема была в энергетике. Разыскиваемый объект относительно компактен, но должен быть серьезно запитан от электрических мощностей города, поскольку потребляет энергии краткосрочно, можно сказать импульсно, но в жутких количествах. По сути, в момент включения объекта в его интересах должна работать полноценная электростанция. Пока было абсолютно непонятно, как немцы этот фокус проворачивают – все усилия Отдела «К» просчитать местонахождение объекта – теоретические, а теперь и агентурно-практические – не давали результата. Построение компьютерной модели, привлечение гражданских специалистов не очень-то помогли. Проблема была в том, что подробных сведений о сетях энергосистемы Кёнигсберга и области было не слишком много, по понятным, но все равно крайне огорчительным причинам.

Внешне ситуация выглядела относительно просто. Сам город питался от электростанции Косе постройки 1907 года – сооружения достаточно известного, сохранившегося[3] и доступного для подробного изучения по старой технической документации. Надежная электростанция, выдававшая четырьмя генераторами более 40 МВт. В январе 45-го ее турбины накроют защитными железобетонными колпаками, электричество будет исправно подаваться практически до последних дней нашего штурма.

Еще есть ГЭС на реке Лава в Фридланде[4] – введена в строй в 1926 году, но имеет скромную мощность в 11 МВт, использовалась как вспомогательная и резервная, к тому же будет повреждена во время военных действий.

Наиболее мощная ГРЭС располагалась в Пайзе[5], проектная мощность более 100 МВт, хотя достроить ее в годы Третьего рейха так не успеют, но и частичных мощностей с избытком хватит на кратковременное питание объекта. Проблемой оставалось все то же – невозможно незаметно и абсолютно тайно подключить столь затратный объект. Прокладка мощных кабелей, установка линейного оборудования, периодический отбор гигантской мощности – такие вещи крайне трудно скрыть. Нужно учитывать, что объект функционирует втайне от официальной верхушки Рейха – круг осведомленных лиц крайне узок, по сути, это заговор, и в случае утечки информации лица, организовавшие крайне опасную авантюру, будут гарантированно казнены. Понятно, что объект строился под прикрытием, как нечто совершенно иного назначения – много тут всего секретного и хитрого возвели гитлеровцы – но все равно, сохранить полную секретность почти невозможная задача. И все же как-то реализованная.

Не за что ухватиться. Объект где-то здесь – в пределах досягаемости, к нему ведут автомобильные дороги, наверняка существует специальная железнодорожная ветка, возможно, где-то рядом портовые сооружения. Эта гадость функционирует, дает результат – есть множество подтверждений. Но где он конкретно? Предположения имелись самые фантастические, вот доказательств – никаких.

Разведчики двинулись вниз по довольно-таки утомительной лестнице. Операция началась утром, километров по городу намеряли изрядно. Это бы ничего, товарищи офицеры были достаточно подготовлены физически, имели опыт агентурной работы. Но результат откровенно огорчал. Операция двигалась к своему завершению, оставался один запланированный визит в городе.

– В кабак заворачиваем или нет? – поинтересовался рыжеватый обер-лейтенант Робин.

– Нужно заглянуть. Иначе неестественно – «Блютгерихт»[6] – обязательная отметка посещения для всех приличных гостей города, – напомнил очкастый штабной напарник. – И иначе мы раньше времени в гости заявимся, придется у дома торчать.

В действительности, а не по нынешним документам, пунктуального любителя кабаков звали Евгений Земляков. Невзирая на дивное знание немецких диалектов, был он человеком по происхождению чисто русским, москвичом, выполнял обязанности основного переводчика и оперативного работника Отдела «К».

Вход в ресторан «Блютгерихт» – действительно одной из самых знаменитых достопримечательностей Кёнигсберга – располагался в замковом дворе, под Рыцарской галереей. Винный подвал – вернее, подвальный комплекс – занимал помещения воистину исторические, с мрачной славой. Здесь был залы «Тюрьма», «Испанская игла», «Камера стыда», «Перцовая заглушка», где в тесной дружеской обстановке предпочитали пить весьма состоятельные кёнигсбергцы и их гости. Сумрачные интерьеры, сводчатые потолки, старинные резные бочки, приглушенное освещение, макеты ганзейских судов, прохлада и отрешенная тишина… обстановка считалась бы модной и в будущие прогрессивные времена. Атмосфера подлинная, рыцарская, крайне мало новодельных предметов мебели и посуды. Судя по виду, скамьи и стулья могли быть знакомы с задницами вполне реальных орденских магистров и тружеников-палачей. Впрочем, разведчики оценивали стулья как полезный предмет, способный дать отдых ногам.

– Сидят, бухают, словно и нет никакой войны, – проворчал Робин, жуя поджаренную колбаску, запивая прохладным вином и поглядывая на немногочисленных посетителей.

– Ну, это им недолго осталось, – заметил Земляков. – В целом даже хорошо, что без суеты обходимся. Мешала бы.

– Это верно. Жаль, авто нет. «Кюбеля» бы нам, да надежного водителя. Куда больше можно было бы успеть.

– Да, с Янисом было бы и ногам спокойнее, да и вообще. А насчет «успеть» – так мы и так успеем. Поскольку уже практически иссякли. Как-то не предполагал я, что энергетика настолько неуловимая вещь.

– Это потому что ты гуманитарий. Для вас мощные электролинии найти – это к розетке подключиться – «щелк» и готово, – заворчал расстроенный Робин. – Впрочем, я тоже не особо энергетик. Не хватает нам профильных специалистов.

Земляков пожал плечами и сделал глоток вина. Оперативникам всегда многого не хватало. Специфика. По сути, одних документов и пропусков в избытке – навострились печатать, образцов хватает, хоть целый агентурный батальон обеспечивай. Но личного состава на батальон у Отдела нет, да с остальным тоже не гладко. Одежда при Прыжке надежность теряет, пуговицы того и гляди отскакивать начнут, сапоги вид держат, но готовы протереться. Снаряжения ноль – утром пришлось в магазинчик заходить, купить разные мелочи и наручные часы-штамповку. Продавец не скрыл некоторого удивления – приличные офицеры, и вдруг… Пришлось врать про обещание солдату-земляку. Но это бы ладно – импровизировать Земляков вполне умел. Кстати, и часы можно было бы взять дорогие, в хорошем магазине, рейхсмарками опергруппа обеспечена. Вот только в приличном магазине вероятность запомниться и «засветиться» гораздо выше, да и бессмысленно дорогие часы брать на один день. Впрочем, больше нервирует иное – в кобурах обер-лейтенантов пистолеты чисто условные – шматок незаряженного и ненадежного металла, поскольку стрелять из оружия после Прыжка крайне стремно. У Землякова от одной мысли о таком варианте начинало ломить лоб, где имелся неочевидный, но памятный шрам после неприятного случая. Нет, в огневые контакты разведгруппа категорически не собиралась вступать, но все же с надежными «стволами» гулять было бы намного проще. Мысли бы не отвлекались.

– Ладно, двигаемся дальше.

Господа обер-лейтенанты вышли из подвальчика, герр Земляков нес под мышкой сверток с бутылкой «Блютгерихта № 7» – торчало горлышко с фирменной фарфоровой пробкой – прикупил с собой в качестве сувенира, как поступает большинство посетителей ресторана. И для достоверности полезно, да и вообще хорошее вино никому не мешало.

– Так, у нас здесь еще маленькое дельце, – Земляков покосился на маячившего у дверей служителя-привратника музея и полез во внутренний карман.

– Самодеятельностью занимаешься, – с некоторым сомнением отметил Робин.

– Вряд ли повредит, – проворчал герр переводчик и двинулся к музейному аборигену.

Краткий разговор – в просьбе передать господину директору частное письмо «от дяди, старого поклонника нашего дорогого и знаменитого доктора Роде[7]» музейный работник ничего особенного не увидел. Доктор Роде – действительно достаточно известный и уважаемый человек, ему пишут со всех концов Германии.

Господа офицеры вышли из замка. После прохладного подвала и освежающего вина тепло нагретых за день городских камней чувствовалось намного острее. Разведгруппа миновала внушительный памятник Вильгельму I. Несмотря на приближающийся комендантский час, прохожих на улицах было еще изрядно – кёнигсбергцы наслаждались ясными теплыми вечерами уходящего лета. Можно было временно забыть о нарастающих бытовых трудностях, о неблестящем положении на фронтах. Лето есть лето, здесь глубокий тыл, прусская нерушимая цитадель империи – один из самых безопасных городов Третьего рейха.

Оперативники, естественно, поддаваться иллюзиям не имели привычки. Робин глянул на часы:

– Вот сейчас будем трамвай ждать, а времени уже в обрез.

– Черт возьми, Вальтер, что за пессимизм⁈ Мы в Пруссии, а не на нервной 16-й станции Фонтана. Тут трамваи четче твоих ужасных швейцарских часов ходят.

Постукивал по рельсам аккуратненький трамвай, любезничал с блондинистой кондукторшей куртуазный очкастый обер-лейтенант, сгущались первые сумерки на улице.

Офицеры вышли у Густавштрассе[8], любезно помогли выгрузить из вагона детскую коляску. Молодая фрау – мать рыжего улыбчивого младенца – очень мило поблагодарила. И тут герр Робин совершил очевидную ошибку:

– Чудесный малыш. Могу я посоветовать молодой и очаровательной фрау быть в ближайшие дни более осторожной? Если говорить строго между нами, возможны серьезные воздушные налеты врагов рейха.

Молодая фрау изумленно вскинула изящно выщипанные брови:

– Господин обер-лейтенант намерен поддерживать панические слухи⁈ Как неожиданно. Стыдитесь, вы же офицер, фронтовик, член партии. Мой муж никогда бы не сказал ничего подобного!

– Этого всего лишь дружеское предупреждение, – пробормотал Робин, вполне очевидно краснея.

– Это вопиющая глупость! – сурово отрезала молодая мать. – Мы – кёнигсбергцы – прекрасно знаем, как надежно защищены, мы не боимся большевиков. Наше ПВО собьет любой самолет, даже если врагу удастся прокрасться к городу.

– В надежности нашей ПВО нет никакого сомнения, – подтвердил очкастый обер-лейтенант. – Мой друг всего лишь хотел поболтать с симпатичной фрау. Несколько неуклюжая попытка, нужно признать.

– Неуклюжая⁈ Передайте своему другу, что он болван! – отрезала непоколебимая мамочка и резко развернула коляску. Рыжеголовый малый насупился и крайне неодобрительно смотрел на господ офицеров.

Разведчики смотрели вслед суровым горожанам.

– И кто меня за язык тянул? – пробормотал Робин.

– Дело понятное. Киндер мастью на твоего Игорька похож. Отдаленно. Хорошо, что его мамашка даже отдаленно на твою «половину» не похожа.

– Вот дура.

– Дура-то дура, а настучать запросто может. Вон как оглядывается. Ладно, пошли, незачем усугублять.

Маршрут опергруппа знала хорошо, до искомого адреса было рукой подать. Но проблемы возникли практически сразу.

– «Хвост» за нами, – без выражения констатировал Земляков, когда разведчики свернули за угол. – Прицепила таки твоя розовощекая красавица.

Напарник хотел прокомментировать ситуацию неподобающим образом и лексикой, но сдержался, лишь выразил надежду:

– Может, показалось?

– Вряд ли.

За угол свернули двое: полицейский в форме, с ним человек в штатском, но весьма характерного типа. Преследователи явно ускоряли шаг.

– Что делаем? – прошептал Робин. – Сворачиваем и Прыгаем?

– До места рандеву буквально три минуты прогулочным шагом. Обидно. Попытаемся сбросить хвост. Или отсечь грубым хирургическим путем.

– Мы «голые». Как?

– Да «каком кверху», – пояснил Земляков. – Вальтер, мы же не первый день замужем.

Остановился очкастый обер-лейтенант абсолютно внезапно – его напарник по инерции проскочил пару шагов, преследователи тоже сбились с быстрого шага, и теперь приближались гораздо осторожнее. Замерший Земляков, не глядя, предупреждающе вскинул руку – его взгляд был прикован к приоткрытой кованой калитке, за ней теснился уже темноватый вечерний, заставленный непонятными ящиками двор, видимо, нежилой. Впрочем, обер-лейтенант смотрел не туда, а на мостовую в проходе калитки. Что не помешало ему нетерпеливо помахать рукой, подзывая чересчур осторожных преследователей.

– Господа офицеры, попрошу предъявить документы, – не очень уверенно потребовал полицейский.

– Несомненно, роттен-вахмистр[9], – Земляков, не отрывая взгляда от земли, расстегнул карман мундира. – Вы вовремя. Вальтер, предъяви документы и давайте вместе подумаем, что разумнее предпринять. Насколько быстро мы сможем оцепить квартал?

– Э… квартал? – полицейский взял документы, но смотрел исключительно на предъявленный вслед за офицерским удостоверением жетон гестапо.

– Здесь номер не городского управления СД, – напряженно сказал тип в штатском. Оружие он не достал, но и приближаться не спешил, откровенно держа правую руку под пиджаком.

– Естественно. Управление Берлина, это легко проверить. На Литцманнштрассе[10] предупреждены о нашем прибытии. Но сейчас давайте сохраним улики. Есть у кого-то чистый лист бумаги? – Земляков требовательно протянул руку.

Больше всего полицейских сбивало, что наглый «берлинский» обер-лейтенант вообще не смотрел на собеседников, полностью поглощенный созерцанием довольно грязноватого пространства у калитки. Теперь этот клочок кенигсбергской мостовой невольно приковывал взгляды всех присутствующих.

– У меня бумаги нет. Я оставил портфель в номере, – виновато признался Робин.

– У меня тоже нет, – сообщил штатский, пытаясь разглядеть таинственную улику. Упоминание городского управления СД слегка поубавило его подозрительности.

– Плохо. Вальтер, дружище, ты таскаешься со своим обожаемым портфелем даже в сортир, а в нужный момент оставляешь его в гостинице. Я уже говорил, что ты напрочь лишен интуиции? Господин роттен-вахмистр, вся надежда на вас.

– У меня есть записная книжка, но я не уверен… – пробормотал полицейский.

– Давайте сюда немедленно. Мы возместим все канцелярские издержки, – едко пообещал Земляков. – И подержите эту проклятую бутылку, она мне руки занимает. Только не разбейте, это подарок начальству…

Штатский машинально шагнул ближе, взял сверток с ценной «Блютгерихт № 7». Освободившийся Земляков цепко прихватил типа за рукав, рванул мимо себя, одновременно подставив ногу. Соприкосновение тайно-полицейского лба и каменного столба ограды оказалось крайне жестким. Свидетель-полицейский с опозданием ахнул, но колено Робина, дважды врезавшееся в живот полицая, вбило все звуки обратно.

– Того втаскивай! – зарычал Земляков, прихватывая за шиворот обмякшего и пытающегося вдохнуть воздух полицейского и заталкивая его в калитку.

Робин подхватил под мышки бесчувственного гестаповца, озираясь, втянул во дворик – порядком стоптанные каблуки жертвы цепляли-скребли мостовую.

– Вроде никого.

– Тем лучше, – Земляков уже поднимался со спины полицейского – тот лежал абсолютно неподвижно, ноги в сапогах расслаблены.

Узкий клинок перочинного ножа, зажатого в кулаке очкастого обер-лейтенанта, был почти незаметен.

– Глянь на улицу, только не высовывайся, – буркнул Земляков.

Робин осторожно выглянул – Густавштрассе была пуста, только вдали угадывались уходящие фигуры. За спиной чуть слышно хрустнуло…

Земляков вытер короткий клинок о рубашку лежащего гестаповца, вернул-одернул на место пиджак покойника. Показал приобретенный пистолет:

– Хрень какая-то. Вообще не попадался подобный девайс.

– «Шварцлозе-98»[11], кажется, – пробормотал Робин. – Раритет, повезло безумно. Жека, ты абсолютно отмороженный переводчик.

– А куда деваться? Специфика, – поморщился интеллигентный обер-лейтенант.

– Нет, ну ты бы хоть предупредил, что «прямо сщас».

– Когда? Двор с калиткой сразу подвернулся, дальше-то вроде стена глухая, а потом дом жилой. Собственно, ты не сообразил, что ли? Нормально. Убираем.

Тела были спрятаны между ящиков, можно было надеяться, что если в ближайшие минуты не найдут, то и вообще не найдут. Господа офицеры вновь шли по улице. Действительно, тянулась кирпичная стена, далее приличный трехэтажный дом, патефонная музыка за приоткрытыми окнами.

– Удивляюсь, когда ты обстановку заметить-то мог, – вздохнул Робин.

– Что в стенах хитрого? Это же не энергетика.

– Ладно. А что в калитке валялось-то? Окурок, что ли? Я так и не разглядел.

– Что там могло валяться? Харкнул кто-то. Слухи о воспитанности кёнигсбергцев, на мой взгляд, сильно преувеличены.

– Выглядело очень достоверно. Блин, ну ты вообще…

– Опыт, сын ошибок трудных. Ну, хоть стволы у нас напоследок появились.

Пистолеты действительно теперь имелись: сомнительный «шварцлоз» Робин, как человек с изрядным техническим образованием, забрал себе, небольшой «маузер» полицейского теперь оттягивал карман господина переводчика.

Искомый дом в конце Густавштрассе был четырехэтажным, гордо вытянувшимся между более скромными соседними строениями. Разведчикам было известно фото – вполне сохранилось. Островерхая крыша, верхний этаж «полу-мансардный», но искомый жилец квартирует этажом ниже, и квартира должна быть неплохой – хозяин человек обеспеченный. Вот о самой личности инженера Баума известно было куда меньше. Отличный специалист по энергосетям – видимо, лучший в городе. Сгинул в конце войны, судьба неизвестна. Уцелело два фото: групповых, на них мелкая физиономия герра Баума различима довольно смутно. Носит очки, судя по адресной книге – холост. Известно изрядное количество его подписей на проектной документации, но даже год рождения инженера не совсем определен: то ли 1891, то ли 1901 – источники расходятся. Год рождения – это важно. Баум член НСДАП[12], но при каких обстоятельствах и из каких побуждений вступил в партию – сложно сказать. Возможно, идейный наци, а возможно, партийность – следствие карьерных соображений.

– Главное, чтоб герр Баум вообще оказался дома, – прошептал Робин, распахивая высокую дверь подъезда. – Вечер чудный, романтичный, застрял инженер с какой-нибудь симпатичной секретаршей… жди его.

Земляков покачал головой:

– Нет, ждать некогда. Меньше двух часов на общение осталось, только-только для обстоятельного разговора. Но я уверен – герр Баум – человек серьезный, трудоголик, после службы сразу домой, легкий ужин, чашечка эрзац-кофе, и в кабинет, размышлять над интересными техническими задачами. Не надо нам секретарш.

В подъезде действительно пахло кофе, правда, не эрзацем, а вполне натуральным. Ладно, главное, не секретаршами. Оперативники, оценивая дубовые перила и кованую ажурную листву опор лестничного ограждения, поднялись к искомой квартире.

– Что ж, надеюсь, инженер Баум действительно окажется интеллигентным и воспитанным человеком, приятным собеседником, возможно, даже антифашистом в глубине своей образованной души, – вздохнул Земляков, крутя «бабочку» звонка.

– Это уж непременно, – закивал Робин, уже извлекший тонкоствольный «шварцлозе».

Вести тонкую вербовочную игру особого времени не было. Оперативники собирались действовать откровенно, если не сказать, грубо.

За дверью послышались шаги.

– Господин инженер, прошу извинить за поздний визит, мы из военной комендатуры, – вежливо, но напористо известил фальшивый обер-лейтенант.

Лязгнул замок…

Собственно, легкий вход в квартиру объекта и оказался единственным успехом опергруппы. Далее дело пошло гораздо сложнее, можно сказать, вообще не пошло. Упоротым индивидом оказался инженер Баум…

…Беседовали в кабинете хозяина. Ветвистая оленья голова неодобрительно смотрела со стены на собирающего бумаги и чертежи Землякова. К моменту прихода гостей инженерский сейф оказался открыт, что чуть облегчило бумажную часть визита.

…– Слушайте, Баум, это же чисто технический вопрос. Силовые кабеля не являются строжайшей военной тайной. В конце концов, это всего лишь часть повседневного коммунального хозяйства города, – напирал Робин.

Инженер помалкивал, лишь трогал языком шатающиеся зубы. Разбитые рукояткой «шварцлозе» губы уже порядком распухли. Выглядел упрямый инженер так себе: треснувшие и покосившиеся очки интеллигентности ничуть не прибавляли. Во время короткой борьбы схлопотал и по почкам, оттого сидел в «вольтеровском» кресле кособоко, слегка провисая на связанных за спинкой кресла руках.

– Пустой разговор, – резюмировал Земляков, аккуратно сворачивая длинный чертеж. – Наш дорогой хозяин – человек догадливый, и всё уже понял. Но будет молчать по идейным соображениям. Верен рейху, партии и фюреру.

– Да, я верю в будущее моей страны. В немецкое будущее. И в нашего фюрера! – невнятно подтвердил инженера.

– Видимо, смена конкретной физиономии и личности фюрера мало что лично для вас меняет?

– Безусловно. Идея выше личности, – фыркнул розовой слюной инженер. – Вам этого не понять.

Оперативники переглянулись. Инженер был явно предупрежден о возможности визита людей, задающих конкретные и неприятные вопросы. Ничего толкового не скажет. Безусловно, существуют способы допроса, развязывающие языки даже самым молчаливым людям, но гости были специалистами по иной части. Да и не перепроверишь инженера, если припрет, начнет врать правдоподобно. Нет смысла возиться. Возможно, изучение документов даст некоторый результат.

– Нет, так нет, – пожал плечами Земляков, застегивая распухший портфель.

– Бутылку забыл, – напомнил напарник.

– Да, действительно, – фальшивый обер-лейтенант принялся загружать в портфель ценный напиток.

– За меня отомстят, – с ненавистью процедил наблюдавший за сборами инженер.

– Это вряд ли. Ваши заговорщики о собственных задницах будут думать. Вы же их знаете, господин инженер. Вы точно не хотите немного посотрудничать?

– Никогда! – инженер гордо откинул плешивую голову на спинку кресла.

– Что ж, это ваш выбор. Тогда позвольте откланяться…

Во тьме за приоткрытым окном кабинета завыла далекая сирена воздушной тревоги, ей тут же откликнулась другая, третья, ближе и ближе… Одновременно ударили-зазвонили гулкие настенные часы в кабинете…

– Ровно час ночи. В точности авиаторам не откажешь, – заметил Робин. – Пошли, господину инженеру скучно не будет.

Герр Баум вздрогнул.

– Прощайте, – сказал Земляков. – При случае передадим привет вашим коллегам. Возможно, они по достоинству оценят вашу стойкость. И глупость.

– Вы оставите меня в живых? – не поверил инженер.

– А что, вас непременно нужно полотенцем душить? Или стрелять в каменное сердце сквозь подушку? Погибнете на общих основаниях, вместе со своими земляками.

– Как⁈ Вы организовали авиационный налет? – прошептал потрясенный герр Баум. – Из-за меня⁈

– Ну-ну, не стоит себя переоценивать. И нас тоже. К налету мы отношения не имеем. Это, гм, роковое стечение обстоятельств. Невеселый, печальный час – начало конца Кёнигсберга.

– Ложь! Налет отразят!

– Как вам сказать… Он не станет роковым. Но сюда идет 180 «ланкастеров»[13], через считанные минуты от восточных районов города мало что останется. Вашему дому гарантировано прямое попадание. У вас еще есть минута-полторы для осознания этого факта и принятия правильного решения…

– Ложь!

Дальнейшее оказалось весьма неожиданным для оперативников.

Герр Баум с неожиданной прытью подскочил, рванулся, волоча увесистое кресло. Вовсе не к двери, а напрямую к окну, мощно отбросив плечом заслонившего путь Робина. Захрустела сшибаемая мебель. Чуть опаздывающий Земляков крепко схлопотал по ногам отцепившимся от инженера и отлетевшим «вольтеровским» креслом. В следующую секунду инженер перевалился через подоконник и исчез в неистово ревущей сотнями сирен тьме. Донесся глухой звук падения. Подскочившие к окну оперативники разглядели на мостовой неподвижно лежащее тело. Перед домом никого не было, лишь из соседнего двора доносились голоса спешащих в бомбоубежище немцев.

– Это высокий третий этаж, – пробормотал Робин. – Капут инженеру.

– Проверить нужно, – Земляков захромал к столу, схватил портфель. – Кажется, этот психованный инженер в сговоре с мебельным Вольтером мне ногу сломал….

Нога оказалась всего лишь крепко ушибленной. Фальшивый обер-лейтенант, шепотом ругаясь, заковылял вниз по ступенькам. Отобравший тяжелый портфель Робин выскочил из подъезда первым, склонился над телом:

– Я, конечно, не фельдшер-патологоанатом, но тут того… Череп расколот.

– Сдвинем в сторонку. Наткнется ещё кто-то…

Тело инженера отволокли под стену. Темнела лужица крови, за массивным забором испуганно кричали женщины, плакал ребенок. Зенитные батареи – от заводов, от набережной Гросс Крангассе, от зоопарка – уже открыли заградительную стрельбу, неистово надрывались сирены, нарастал высотный, но густой гул множества самолетов…

Оперативники поспешно освобождались от оружия и всего лишнего. Робин сорвал с руки ремешок с новенькими часами:

– Всё! Активируемся.

Вдали – казалось, очень далеко – громыхнула первая серия бомб. Мостовая дрогнула, зазвенели стекла. Панически надрывались зенитки…

Темнота у кёнигсбергской дворовой стены опустела – осталось лишь мертвое тело с повисшими на одном ухе разбитыми очками. И накатывалась стена грохота, в которой исчезнет Густавштрассе…

В эту ночь от восточных и части северных районов города мало что уцелеет[14]. Тяжелые «ланкастеры» с разных высот, эскадрилья за эскадрильей, выложат сотни тонн бомб – это девять минут бомбометания. Англичане потеряют сбитыми три машины.